Память о смерти Робертс Нора
Ева встала, чтобы налить себе кофе, и зашла в кабинет к Рорку.
– Успехи?
– Все еще в тупике. – Он отодвинулся от стола в явном раздражении. – А мы уверены, что она правильно запомнила цифры?
– Она была в шоке, могла и перепутать. Но она повторила их дважды в той же последовательности, без запинки.
– Результат – ноль. Я пропущу их через компьютер в разных последовательностях. Посмотрим, может, что и выплывет. А у тебя что?
– Один подтвержденный шантаж. Женщина-адвокат в Калифорнии. Она не убивала, но она утверждает, что выложила четверть миллиона за пару лет, прежде чем перекрыла Труди кислород. Это немало из одного источника, а я готова спорить, что это не единственная кормушка. И я готова спорить, что у Труди была пара тайных счетов, не внесенных в налоговую декларацию.
– Ну, вот это я найду запросто.
– Женщина-адвокат дала мне два номерных счета. Она переводила на них деньги для Труди. Но это было несколько лет назад, может, с тех пор Труди перевела их еще куда-то.
– Тасовать счета – лучший способ сбить со следа налоговую службу. Я начну с этих счетов и найду остальные.
– Если это были электронные переводы, мы смогли бы проследить их до самого начала.
– Детская игра. И она поможет мне отвлечься от этой головной боли.
– Кофе хочешь?
– Моя заботливая женушка! Да, спасибо.
– Я все равно собиралась налить себе.
Выходя из кабинета, Ева услыхала его смех у себя за спиной. Но она не сразу прошла в кухню. Она опять остановилась у доски. Если у Труди были доходы от шантажа, где-то спрятанные деньги, сколько же теперь унаследует Бобби?
Неплохое вливание в его бизнес.
Ева вспомнила мальчика, тайком приносившего бутерброд к ней в комнату, когда она бывала одинока и голодна. Он ничего не говорил, только застенчиво улыбался и прижимал палец к губам.
Потом она сделала кофе, размышляя, как бы ей узнать, не убил ли этот мальчик свою мать.
14
Ева стояла в ослепительно освещенной комнате и пила шампанское вместе с другими женщинами. Женщина-адвокат из Калифорнии пила прямо из бутылки и, вращая бедрами, танцевала в красных туфлях на высоких каблуках. Карли Твин сидела на стуле с высокой спинкой, осторожно потягивая вино из бокала и растирая свободной рукой свой огромный живот.
Другие – такие же, как она, – болтали без умолку, как всегда бывает на женских вечеринках. Сама она никогда не умела говорить о моде, готовке и мужчинах, поэтому она пила игристое вино и помалкивала, а болтовня обрушивалась на нее со всех сторон.
Все были разряжены в пух и прах. Она сама была в том же туалете, что надевала в последний раз на рождественскую вечеринку. Даже во сне, даже зная, что это сон, она чувствовала, как у нее болят ноги.
Часть комнаты была отгорожена, там сидели дети, которыми они были когда-то, и наблюдали за вечеринкой. Поношенные одежки с чужого плеча, осунувшиеся лица, потухшие, недетские глаза – от света, музыки, смеха они были отгорожены прозрачной стеклянной стеной.
Там, за стеной, был и Бобби. Он раздавал детям бутерброды, и они жадно ели.
Ей здесь было не место. Ведь на самом деле она не была одной из них. Все остальные бросали на нее быстрые взгляды украдкой и перешептывались, прикрываясь ладонью.
И все же именно она первой подошла к телу, лежавшему на полу посреди комнаты. Ночная рубашка Труди была в крови. Кровь запеклась на натертом до блеска полу.
– Она совершенно не так одета, – с улыбкой заметила Макси, запрокинула бутылку и выпила еще шампанского. – Подумать только, сколько денег она из нас выкачала! Уж могла бы разориться на приличный туалет. Это же вечеринка, черт возьми!
– Эта вечеринка не входила в ее планы.
– Ну, ты же знаешь, что говорят о планах. – Макси подтолкнула Еву локтем в бок. – Расслабься. В конце концов, мы же все одна семья.
– Моей семьи здесь нет. – Ева заглянула сквозь прозрачное стекло в глаза детей и усомнилась в собственных словах. – Мне надо делать свою работу.
– Ну, как хочешь. А я вот считаю, что этой вечеринке не хватает веселья. Надо ее взбодрить.
Макси перевернула пустую бутылку, ухватила ее обеими руками за горлышко и с диким хохотом обрушила ее на уже проломленную голову Труди.
Ева бросилась вперед, оттолкнула ее, но тут толпой налетели остальные. Ее сбили с ног, отбросили с дороги, на нее наступали ногами: все навалились на тело, как стая собак.
Она отползла в сторону, попыталась встать. И увидела детей за стеклом. Они аплодировали и подбадривали взрослых.
А позади них она увидела тень, силуэт, и узнала своего отца.
А ведь я тебя предупреждал, малышка, разве нет? Я тебе говорил, что они бросят тебя в яму с пауками.
– Нет.
Она дернулась и ударила вслепую, когда кто-то поднял ее.
– Спокойно, – послышался тихий голос Рорка. – Я тебя держу.
– Что? Что? – Сердце у нее заходилось в безумной скачке. Она встряхнулась и очнулась у него на руках. – Что это?
– Ты заснула за столом. И неудивительно: уже два часа ночи. Тебе приснился кошмар.
– Это не… – Ева на минутку умолкла, чтобы успокоиться. – Это был не кошмар. Не настоящий кошмар. Это был просто странный сон. Я могу идти сама.
– Мне так больше нравится. – Не выпуская ее из рук, он вошел в лифт. – Мы бы раньше отправились спать, но я увлекся.
– Ничего не соображаю. – Ева потерла лицо руками, но не смогла прогнать усталость. – Ты что-нибудь нашел?
– Что за вопрос! Нашел уже три счета, но, думаю, у нее есть еще. Пусть Фини займется этим с утра. У меня есть кой-какая своя работа.
– А какие…
– Потерпи до утра. Тем более что терпеть уже недолго.
Рорк вышел из лифта и отнес ее прямо в постель. Когда он начал стягивать с нее брюки, Ева шлепнула его по рукам.
– Я сама. А то у тебя появятся ненужные мысли.
– Даже мои возможности ограничены, хотя и довольно велики.
И все же, когда они легли в постель, он крепко прижал ее к себе. Она попросила его рассказать о своих находках. А когда проснулась, было уже утро.
Рорк пил кофе за столиком в уголке, примыкавшем к спальне. Экран компьютера был разделен между биржевыми сводками и утренними новостями. Ева почувствовала, что в этот момент ее не интересует ни то, ни другое. Поэтому она буркнула то, что могло сойти за утреннее приветствие, и поплелась под душ.
Выйдя из ванной, она уловила запах бекона.
На столе стояли две тарелки. Ева знала, что за игру он затеял. Он даст ей информацию, только когда она поест. Чтобы покончить с этим поскорее, она опустилась на стул напротив него и первым делом принялась за кофе.
– Ну?
– И тебе доброго утра, если его можно так назвать. Сводки предсказывают ледяной дождь с возможным переходом в снег к полудню.
– Веселье продолжается. Счета, Рорк.
Он погрозил пальцем коту, пытавшемуся подобраться на брюхе поближе к еде. Галахад остановился, сел и начал чистить ушки.
– Счета, которые назвала тебе женщина-адвокат, были закрыты. Время совпадает с отказом платить. Я нашел другие офшорные счета. Не просто номерные – закодированные, и довольно-таки хитро. Расшифровал сертифицированные имена. Роберта Тру и Робин Ломбарди.
– Убогая фантазия.
– Согласен, фантазией она не блистала. Ее сильнейшее качество – жадность. На каждом из счетов у нее примерно по миллиону. Прослеживая источники поступлений, я нашел переводы женщины-адвоката. И еще одно шестизначное число переведено со счета, открытого совместно Томом и Карли Твин.
– Да, я так и знала. Ее тоже скальпировали.
– И еще солидный кусок от некой Марли Пиплс.
– Пиплс… Это врач. Педиатр из Чикаго. Вчера я не сумела до нее дозвониться.
– Это еще не все. Я составил тебе список. Мне удалось найти вклады десятилетней давности.
– Это примерно то самое время, когда она потеряла статус матери на пособие. Когда у тебя сын в колледже, ты сохраняешь статус, пока он не кончит учебу или пока ему не исполнится двадцать четыре.
– Удобный способ восполнить утраченный доход.
– Но она не разорилась на приличный туалет.
– Не понял?
– Да это все дурацкий сон. – Ева покачала головой. – А может, и не дурацкий. На кой черт ей нужны все эти деньги? Что она с ними делала? Она приезжает в Нью-Йорк и останавливается в гостинице экономкласса.
Рорк отрезал кусочек бекона и протянул ей.
– Кое для кого важно иметь, накапливать, а не тратить. Ей не важно, что на это можно купить.
Раз уж кусок бекона оказался у нее в руке, Ева его съела.
– Ну, кое-что она все-таки купила. Моррис говорит, что у нее были пластические операции на лице и на теле. Хорошая работа. Значит, на это она потратилась. Невестка говорит, что Труди оставила свои лучшие драгоценности дома, значит, и на это она тратила деньги. Личные вещи, – задумалась Ева. – Внешний вид. Да, это в ее духе. А может, она во что-то вкладывала. Бобби работает с недвижимостью. Может, у нее есть недвижимость. Убежище, чтобы укрыться, когда она перестанет доить своих бывших подопечных.
– Это важно?
– Не знаю. Сколько у нее было, кто знал об этом, кто имел доступ. Это может иметь значение. – Ева ела и размышляла. – Я не могла найти ничего указывающего на Бобби или его жену. Я проверила финансы, медкарты, образование, уголовные досье. Но что, если кто-то из них или они оба знали, что у нее где-то припрятана пара миллионов? Вдруг они решили, что есть шанс эти деньги удвоить? – Она замолчала, обдумывая это. – Если бы мы могли заморозить счета, доказать, что деньги получены незаконно… Может, мы толкнули бы убийцу на попытку последовать за Труди по дорожке к шантажу. И еще это могло бы его разозлить. А в конечном счете, хотя придется преодолевать кучу бюрократических рогаток, мы могли бы вернуть деньги назад.
– …«И справедливость для всех»[8].
– В идеальном мире, совсем не похожем на наш. Но в этом что-то есть. Если мотивом были деньги, отъем денег может сдвинуть ситуацию с мертвой точки.
Ева с изумлением увидела, что незаметно для себя съела весь завтрак. Она встала.
– Сейчас я оденусь и начну работать. Пожалуй, мы понизим видимый уровень наблюдения за Бобби и Заной. Чтоб казалось, что охраны нет. Что нам нужно, так это приманка.
Она направилась в гардеробную, вспомнила, что Рорк говорил о ледяном дожде, и повернула к комоду, чтобы взять свитер.
– Сегодня двадцать третье, верно?
– Верно. Осталось всего два дня для покупки рождественских подарков.
– Вот и хорошо. Чем ближе к этому дню, тем меньше народа на дежурстве. Пара провинциалов заперта в гостиничном номере. Скоро они заноют, чтобы мы выпустили их погулять. Мы выпустим, а там посмотрим.
В управлении Ева назначила брифинг в одной из комнат для совещаний. Она пригласила детектива Бакстера и офицера Трухарта, а также Фини, Пибоди и Макнаба.
Ознакомив их со своими последними находками, Ева перешла к распределению обязанностей.
– Фини, ты продолжай отслеживать деньги. Я понимаю, для тебя это дело не первой важности. Выдели столько времени и людей, сколько сможешь.
– Особой запарки нет. Через день-два многие мои парни разбегутся. Включая этого. – Фини указал большим пальцем на Макнаба. – Так почему бы не погонять их, пока они еще здесь? Пусть покорячатся.
– Ну, спасибо. Мне понадобится пара «маячков», – сказала ему Ева. – Что-нибудь маленькое и незаметное. Я иду за ордером, хочу нацепить их на наших подопечных.
– Ордер? – Фини запустил пальцы в свою жесткую как проволока седовато-рыжую шевелюру. – Не проще ли получить их разрешение? Или ты думаешь, они откажут?
– Я не буду просить у них разрешения. Они вообще не должны знать, что я на них цепляю. И было бы здорово, если бы у тебя нашлось что-нибудь с «прослушкой».
– Дело непростое. – Он задумчиво потер подбородок. – Чтобы получить ордер на «прослушку», надо представить доказательства, что они подозреваемые, или получить их согласие на сотрудничество.
Ева уже проработала этот момент в уме и заговорила официальным тоном:
– По мнению ведущего следователя, объекты находятся под значительным внешним давлением. Они расстроены. Целью слежки при помощи механических устройств является их безопасность, так как женщина предположительно уже была однажды похищена.
– Предположительно? – переспросила Пибоди.
– Мы знаем об этом только со слов Заны Ломбард. Эти двое балансируют на тонкой грани. То ли они потерпевшие, то ли подозреваемые. «Маячки» – мой способ удержаться на этой грани. Мне придется сплясать, чтобы получить ордер. Я спляшу и ордер получу. Попрошу Миру меня поддержать, если понадобится. Мы их подключим и выпустим на волю. – Ева повернулась к Бакстеру: – Вот тут вступаешь в игру ты со своим напарником. Полевая работа, слежка в штатском. Я хочу знать, куда они идут, что делают.
– Ты бросаешь нас на улицу в канун Рождества? У тебя совесть есть? – Бакстер ухмыльнулся. – Рано или поздно кто-то должен был тебе это сказать.
– И этот «кто-то», конечно, ты. Ладно, слушай дальше. Они разделятся, вы разделитесь. Оставайтесь в контакте друг с другом и со мной. Риск невелик, но мы не можем допустить промаха. Возможно, к ним подойдут. Вряд ли им причинят вред, вероятность не больше двадцати процентов. Смотрите в оба и сведите ее к нулю.
– Лейтенант! – Трухарт по привычке поднял руку, как школьник, но он уже не был таким зеленым юнцом, как раньше, Бакстер его успешно закалял. Но его щеки все-таки покрылись румянцем, когда Ева повернулась к нему. – Наши действия, если к ним подойдут? Мы задерживаем подошедшего?
– Вы наблюдаете, действуете по обстановке. Я не хочу, чтобы вы гонялись за этим типом по улице и потеряли его. Берите его, если окажетесь так близко, чтобы взять его без риска. В противном случае следите, сообщайте мне его координаты. Все улики указывают на то, что жертва была выбрана целенаправленно. Риска для посторонних никакого. Постарайтесь, чтобы так было и дальше. – Ева указала на фотографию Труди на доске. – И все же он это сделал, значит, мы имеем дело с человеком, который на это способен. При наличии мотива он снова убьет. Я хочу, чтобы все вернулись домой на Рождество.
Ева задержала Пибоди, когда все остальные вышли.
– Я пойду к Мире, обговорю это с ней, заручусь ее поддержкой для ордера. У меня есть имена бывших подопечных Труди Ломбард. Тут помечены те, до кого я не смогла дозвониться. Попробуй, может, тебе повезет. Но сначала позвони Карли Твин из этого списка. Со мной она говорить не захочет. Она на восьмом месяце беременности, напугана и истерична. Попробуй мягкий подход. Было бы неплохо установить местонахождение ее мужа на момент убийства.
– А отец у нее есть? Братья?
– Черт. – Ева потерла затылок. – Не помню. Отец – вряд ли, раз ее отдали на попечение, но ты на всякий случай проверь.
– Приступаю. Удачи с ордером.
Ева глазам своим не поверила, но секретарша Миры не распласталась на дверях кабинета при ее появлении. Вместо этого она связалась с Мирой по интеркому, получила согласие и сделала Еве приглашающий жест.
– Счастливого Рождества, лейтенант.
– Э-э-э… спасибо. И вам того же.
В дверях она еще раз оглянулась, пораженная переменой, и услышала, как свирепый цербер напевает «Звените, колокольчики»[9].
– Вам бы проверить мозги вашей секретарши, – сказала Ева Мире, закрыв за собой дверь. – Она вдруг подобрела, и сейчас она там поет.
– С людьми такое бывает в праздники. Я предупредила ее, чтобы пропускала вас в любое время, если только я не занята с пациентом. Я хочу быть в курсе не только вашего расследования, но и вашего эмоционального состояния.
– Я в порядке. Все нормально. Мне просто нужно…
– Присядьте, Ева.
Мира повернулась к «автоповару», и Ева мученически закатила глаза у нее за спиной, но опустилась в кресло.
– Следствие то и дело заходит в тупик, поэтому я решила пойти в открытую. Я хочу…
– Выпейте чаю.
– Честное слово, я…
– Я знаю, но считайте, что это мой каприз. Сделайте это для меня. Я же вижу, вы плохо спали. Вам снятся кошмары?
– Нет. Я вчера заработалась допоздна. – Ева взяла чашку чая. А какой у нее был выбор? – Задремала за столом. Просто провалилась на несколько минут. И мне приснился странный сон. Ничего особенного.
– Все равно расскажите.
Черт, она пришла сюда не сны рассказывать! Но Ева знала: спорить с Мирой на ее собственной территории – это все равно что биться головой об стену.
Она описала сон и пожала плечами:
– В общем-то, это был просто чудной сон. Я не чувствовала опасности, не теряла контроль.
– Даже когда другие женщины топтали вас ногами?
– Нет, я просто разозлилась.
– За стеклом вы видели себя ребенком.
– Да. Я ела сандвич. С ветчиной и сыром, кажется.
– А потом вы увидели отца.
– Он всегда там. От этого не уйдешь. Слушайте, я все понимаю. С одной стороны он, с другой – она. А в середине я. Тогда и сейчас. Конечно, на меня это давит, но это не проблема. На этот раз, для разнообразия, никто не пытался меня убить.
– Вы действительно ощущали разницу… дистанцию между собой и другими женщинами?
– Я чувствую себя другой по сравнению с большинством женщин, которых знаю. Сама не понимаю, как мне удается поддерживать с ними нормальные отношения, когда по большей части они мне кажутся существами из другого мира. Нет, я понимаю, откуда, например, взялась Макси. Я знаю, что она чувствовала и почему. Женщина, которая отравляла ей жизнь, мертва. Изначально я это понимаю, хотя сама ее чувств не разделяю. Я бы не стала праздновать и пить шампанское. Если бы я хотела, чтобы все, кто мне не нравится, умерли, город превратился бы в кровавую баню. А Макси… Я ее не виню, но и согласиться с ней не могу. Смерть – это не решение проблемы, это конец. А убийство – это преступление. Поэтому Труди, нравилась она мне или нет, стала моей. И тот, кто ее убил, должен за это заплатить.
Ева помедлила, но решила высказать все до конца, в том числе и мысль, только что пришедшую ей в голову.
– Я так хотела все ей высказать, когда поехала в ту гостиницу. Встретиться с ней лицом к лицу. Скажу вам больше, я хотела бы, чтобы она была жива. Я хотела бы засадить ее в тюрьму за то, что она столько лет шантажировала этих женщин, терроризировала их, отнимала у них деньги и душевный покой.
– И вы не можете.
– Нет. Жизнь полна разочарований.
– Бодрящая мысль, – добавила Мира.
– Ничего, у меня есть мысль повеселее: она не может отнять то, что у меня есть. Не потому, что она умерла, она и при жизни не могла. Я это знаю, а она не знала. Она думала, что может ко мне подобраться, шантажировать меня. У нее ничего бы не вышло. Я это знаю, и мне от этого легче. То, что я есть, то, что я собой представляю, – это часть того, чего она не могла у меня отнять. Я коп, и я собираюсь закрыть это дело. Вот и все.
– Хорошо. Чем я могу вам помочь?
Ева рассказала ей, что хочет получить ордер.
Мира потягивала чай, и по выражению ее лица Ева поняла, что доводы не показались ей убедительными.
– Это шаткая линия, Ева.
– Я заморожу счета. Доступ к деньгам отрезан. В гостинице до Бобби и Заны никто не доберется, но рано или поздно мне придется их отпустить. Так, может быть, он только этого и ждет? Ждет, что я их отпущу и они вернутся в Техас? Может, убийца попытается достать кого-нибудь из них дома, где их не будут охранять? На данный момент у него нет мотива на них нападать, связаться с ними – да, но не нападать, если мотив в деньгах.
– А какой еще может быть мотив?
– Ну, может, месть. Правда, эта версия заводит меня в тупик. Бесспорно, Труди могла настроить против себя массу людей, которых мы не знаем. Наверняка так оно и было. Но похищение Заны указывает на деньги. Это наша первая зацепка.
– Я поддержу вас в этом вопросе, поскольку я согласна: физически им ничто не угрожает. Кроме того, я могу подтвердить, что их эмоциональное состояние ухудшается из-за того, что им приходится безвылазно сидеть в гостинице под охраной. Возвращение к нормальному жизненному режиму может пойти им на пользу и заодно способствовать продвижению вашего расследования.
– Годится. Я этим займусь. – Ева встала. – Пибоди и Макнаб завтра улетают в Шотландию.
– В Шотландию? Ах да, там живет его семья. Должно быть, они очень рады.
– Пибоди жутко нервничает – как ее примет семья Макнаба, и все такое. Если сегодня ничего не произойдет, боюсь, за праздники след простынет. Так что сейчас – мой единственный шанс чего-то добиться.
– В таком случае желаю вам удачи. И если мы с вами до праздников больше не увидимся, желаю вам с Рорком счастливого Рождества.
– Спасибо. В этом смысле мне еще предстоит кое-что сделать.
– Покупка подарков в последнюю минуту?
– Не совсем.
Ева направилась к двери, но повернула назад и еще раз оглядела Миру. В этот день Мира была в костюме цвета ржавчины, и туфли были подобраны в тон. На шее у нее было массивное золотое ожерелье, усеянное блестящими разноцветными камешками треугольной формы. И ее серьги представляли собой массивные золотые треугольники.
– Что-нибудь еще?
– Да так, праздная мысль, – начала Ева. – Сколько времени вам понадобилось, чтобы вот так нарядиться сегодня? Долго вы это обдумывали?
– Нарядиться? – Мира недоуменно оглядела себя.
– Ну, вы понимаете, выбрать костюм, подобрать все остальное, повозиться с волосами и с лицом. Все такое, чтобы выглядеть тип-топ.
– Я не вполне уверена, что это комплимент. Думаю, где-то около часа. А что?
– Просто спросила.
– Постойте, Ева! – Мира вскинула руку, прежде чем Ева успела выскользнуть за дверь. – А вам сколько времени понадобилось?
– Мне? Не знаю. Минут десять.
– Вон из моего кабинета! – со смехом воскликнула Мира.
Ева вложила все силы в борьбу за ордер. На это потребовалось больше часа, ей пришлось плясать чечетку, но в конце концов она добилась своего.
Ей было сказано, что это рождественский подарок.
Довольная, она вернулась в свой отдел.
– Собирайся, – скомандовала она Бакстеру. – Давай сюда своего парня. Чтобы оба заняли позицию у гостиницы через тридцать минут.
– Обещали снег. Ты слыхала про дождь, переходящий в снег?
– Ну так надень сапоги.
Не слушая его жалоб, Ева подошла к столу Пибоди, но та сделала ей знак подождать.
– Я слушаю вас, Карли.
Телефон у Пибоди был включен в режиме частного разговора.
– У вас сейчас осталась только одна забота, и это ваша семья. Вы должны родить еще одного здоровенького, крепенького мальчика. Вы нам очень помогли тем, что дали показания. А теперь я прошу вас выбросить все это из головы и наслаждаться праздниками. – Она выслушала ответ собеседницы и улыбнулась. – Спасибо. Я с вами свяжусь, когда у нас будет новая информация. Счастливого Рождества вам и вашим родным.
Пибоди стянула с головы наушник, а затем демонстративно отполировала ногти о свою рубашку.
– Я молодчина.
– А ты не забыла послать ей рождественский подарок? Господи боже! Ладно, что ты узнала?
– Муж не замешан. Он был с ней в субботу в больнице. У нее были ложные схватки, и они пробыли там несколько часов. Я провела вторичную проверку, пока держала ее на телефоне. Все подтверждается. Ни братьев, ни отца. Она была единственным ребенком. Черт, Даллас, ей здорово досталось.
– Говори на ходу. Нам дают ордер, и мне не терпится взглянуть, что за игрушки приготовил нам Фини.
– Ее мать была наркоманкой. Кололась во время беременности, поэтому Карли родилась с синдромом абстиненции. Ее сбагривали с рук на руки, от одних родственников к другим. Она казалась им лишним бременем. Слишком много расходов, слишком много хлопот.
Они вскочили на эскалатор, к счастью, неперегруженный, так как перед праздниками все, кто мог, постарались уйти с работы пораньше.
– Ее отдали под опеку государства, – продолжала Пибоди. – От наркомании вылечили, но она – проблемный ребенок, и подыскать ей приемных родителей было нелегко. Тощая, невзрачная, возможны осложнения со здоровьем. Мать прошла курс реабилитации – по ее собственным словам. Во всяком случае, она убедила суд вернуть ребенка под ее опеку. Потом она опять начала употреблять наркотики, откалывать номера. Девочке десять, для нее это не жизнь. Мамашу опять загребли, но она успела попользоваться родной дочкой для продажи детской порнухи в Интернете. И вот Карли опять оказалась в системе, и ее отдают на попечение Труди.
– А Труди еще больше усугубила положение.
– О да. Заставляла ее каждый вечер мыться в холодной воде и множество других мелких радостей. Девочка пожаловалась, но ей никто не поверил. На ней же ни синяка, ни царапины. Никаких внешних признаков жестокого обращения. Все ее жалобы списали на трудный характер. Пока Карли не попыталась покончить с собой. Перерезала вены кухонным ножом.
– О черт! – воскликнула Ева.
– Говорят, ее нашел Бобби. Вызвал «Скорую». Когда Карли очнулась в больнице, ей сказали, что она напала на свою приемную мать. Она клялась, что это ложь, но Труди продемонстрировала поверхностные порезы на предплечьях.
– Эта дрянь сама их себе нанесла.
– И я так думаю. Но Карли вернули в интернат, и на этот раз там она и осталась до самого выпуска. Она сама сумела изменить свою жизнь, Даллас, и она достойна восхищения. Наскребла денег на колледж, заработала пару стипендий, получила диплом преподавателя. Она обосновалась в Айове, сказала, что просто хочет оставить все в прошлом, закрыть эту дверь. Пять лет назад познакомилась со своим нынешним мужем и вышла замуж.
– И тут возвращается Труди.
– «Родителям может не понравиться, что женщина с таким прошлым учит их малышей», – вот как это сформулировала Труди. Если она хочет сохранить все в тайне, ей это дорого встанет. Люди они небогатые. Карли испугалась. Они заплатили. Когда я сказала ей, что мы попытаемся вернуть деньги, она разрыдалась.
– Сколько Труди из нее выдоила?
– Около пятидесяти тысяч за несколько лет.
У Евы был счет, открытый Рорком на ее имя, когда они поженились. Она его никогда не трогала и не собиралась трогать. Но теперь подумала: если система и на этот раз не защитит Карли Твин, она сделает это сама.
В электронном отделе Ева скептически изучила «маячки», которые предложил ей Фини. Они были крупнее, чем ей хотелось, величиной с большой палец.
– И как прикажешь мне вешать эти бакены на объекты, чтобы они не заметили?
Он наградил ее одним из своих фирменных мрачных взглядов.
– Слушай, это твое шоу. Это ты потребовала аудио. Будь это простой «маячок», я достал бы тебе штучки не больше пылинки.
– Мне нужно аудио. Ладно, сама соображу.
– Вот и соображай, – проворчал он.
– Ну извини, извини. Господи, все знают, что ты бог электроники. Спасибо за услугу. Я знаю, у тебя людей не хватает.
– Те, что есть, тоже не работают. – Фини кивнул в сторону двери своего кабинета. Из-за нее доносились звуки громкой музыки и громких голосов. – Вечеринка у них там. В скоростном режиме. Я дал им час, чтобы выпустить пар, поиграть в Санту. Кто не на дежурстве, завтра и послезавтра на работу не придет.
– Копы должны понимать, что преступники работают без выходных.