Память о смерти Робертс Нора

4

Ева решила сосредоточиться на бумажной работе и на повторных проверках. Разборка бумажных завалов имела еще и то преимущество, что позволяла ей расчистить стол до начала праздников.

Ей удалось значительно продвинуться к тому времени, как в кабинет заглянула Пибоди.

– Пришли результаты анализа Тюфяка на токсикологию. Найдены следы «зевса». Второй убитый чист. Тела, вернее, то, что от них осталось, будут выданы родственникам завтра. Даллас!

– М-м-м… Погоди. Я отсылаю отчет о расходах отдела с приложением счетов, – пояснила Ева с ухмылкой. – Тут кое-чего не хватает. Мне предстоит небольшой разговор с глазу на глаз с Бакстером.

– Даллас!

Ева подняла голову и увидела лицо Пибоди.

– Что?

– Мне надо в суд. Селина Санчес.

Ева поднялась на ноги.

– Мы ведь уже давали показания.

– Обвинение вызвало меня отдельно, помнишь? Как одну из потерпевших.

– Да, но… Я думала, это еще не скоро… Я думала, еще недели через две. Плюс праздники…

– Дело движется довольно быстро. Мне придется пойти.

– Когда?

– Да вроде как прямо сейчас. Это много времени не займет, но… Ты пойдешь со мной? – спросила Пибоди, увидев, что Ева берет свое пальто.

– А ты как думаешь?

Пибоди закрыла глаза и испустила долгий вздох.

– Спасибо. Спасибо. Макнаб будет ждать меня прямо там. У него выездная работа, но он постарается… Спасибо.

По пути Ева остановилась у одного из торговых автоматов.

– Купи себе воды, – посоветовала она своей напарнице. – А мне холодного пепси.

– Хорошая мысль. У меня уже в горле пересох-ло. Я готова к даче показаний, – продолжала Пибоди, вводя в автомат свой код и выбор напитков. – Команда прокурора здорово меня поднатаскала. И потом, я же не первый раз выступаю в суде.

– Но ты впервые выступаешь в качестве потерпевшей. Это совсем другое дело. Сама знаешь: это не то, что просто свидетельствовать.

Пибоди передала Еве банку пепси, а сама прямо на ходу отпила большой глоток воды.

– А ведь это даже не Селина меня избивала. Не понимаю, почему мне так страшно.

– Она была в этом замешана. Она все знала заранее, но ничего не предприняла. Ее недаром обвинили в пособничестве, Пибоди. Пойди в суд и выложи им все как есть. Не давай защите себя сбить. И тогда все будет кончено.

Можно считать, что все уже кончено, подумала Ева, но это никогда не отпускает. Пибоди навсегда запомнит каждый миг, каждую мелкую деталь нападения, будет помнить свою боль и свой страх. Может, правосудие и свершится, но правосудие не может избавить ее от воспоминаний.

Ева вышла из здания через главный вход, рассудив, что короткая прогулка успокоит Пибоди.

– Ты коп, – начала она, – и ты была тяжело ранена при исполнении. Для присяжных это важно. Ты женщина. – Ева спрятала руки в карманы от холодного дождя. – Относится это к делу или нет, для присяжных это тоже важно. Тот факт, что тебя бил и топтал ногами этот здоровенный свихнувшийся сукин сын, который убил и изуродовал пятнадцать женщин, очень много значит.

– Он в смирительной рубашке. – Напоминание об этом приносило Пибоди ни с чем не сравнимое облегчение. – Он до того ненормальный, что его нельзя вытащить на процесс. Его запрут в психушке, в отделении для буйных, и он просидит там, пока не сдохнет.

– Твоя задача – довести до сведения присяжных, насколько важно то, чего не сделала Селина. Ты должна помочь обвинению доказать ее вину.

– По убийству Аннализы Саммерс ей не отвертеться. Это она совершила своими руками. За это ее и посадят. Может, этого довольно.

– Тебе этого довольно?

Глядя прямо перед собой, Пибоди отпила еще воды.

– Работаю над тем, чтобы мне этого хватило.

– Ну, значит, у тебя лучше получается, чем у меня. Но тебе повезло: ты осталась жива. Остальным повезло меньше. А она смотрела. Каждая смерть после телепатического контакта с Джоном Блу на ее совести. Каждая минута, проведенная тобой в больнице, каждая минута твоих страданий тоже на ней. Надо, чтобы она за это заплатила.

Пока они поднимались по ступеням здания суда, Пибоди с трудом сглотнула ком в горле.

– У меня руки трясутся.

– Не раскисай, – вот и все, что сказала ей Ева.

Они прошли проверку охраны. Ева, пользуясь своим жетоном, могла бы проложить себе дорогу прямо в зал слушаний. Но она осталась вместе с Пибоди в комнате свидетелей. К ним подошла заместитель окружного прокурора Шер Рио.

– У нас небольшой перерыв, – объявила она. – Тебя вызовут следующей.

– Как там обстановка? – спросила Ева.

– У нее хорошие адвокаты. – Рио оглянулась на двойные двери. Она была хорошенькой блондинкой с дерзкими голубыми глазами и легким, тягучим южным акцентом. И еще она была крепкой как титановый сплав. – И они, и мы использовали телепатическую карту, но, конечно, по-разному. Они настаивают, что видения Селины – убийства, насилие – спровоцировали травму, поэтому можно поставить вопрос об ограниченной ответственности. У них есть эксперты, готовые в этом присягнуть. В результате они хотят повесить всю ответственность на Блу. Он безумен, он вторгся в ее мысли, и что ей было делать?

– Бред!

– Ну… да. – Рио взбила свои светлые кудри. – Обвинение утверждает, что она лежала в постели у себя дома и наблюдала, как Блу мучает, уродует и убивает женщин. И ее осенила гениальная идея: сымитировать его modus operandi[4], чтобы проделать то же самое с невестой ее бывшего жениха. Под маской сотрудничества с полицией она утаивала информацию, а женщины тем временем погибали одна за другой. При этом серьезно пострадала женщина-офицер нью-йоркской полиции, детектив, непосредственно занятый раскрытием данного дела, оказавший достойное сопротивление. – Рио сочувственно погладила Пибоди по плечу. Ева узнала этот жест, характерный для женщин, когда они хотят оказать поддержку другой женщине. – Хочешь, пройдем все еще разок? У нас есть несколько минут.

– Может быть. Да, лучше повторить все еще раз. – Пибоди повернулась к Еве. Глаза у нее блестели, улыбка была напряженной. – Иди в зал. Рио проведет со мной еще один раунд, а потом, боюсь, меня стошнит. У меня лучше получится, если я буду одна.

Ева выждала, пока Рио не увела Пибоди в совещательную комнату, затем вытащила из кармана мини-коммуникатор и вызвала Макнаба:

– Ты где?

– На подходе. – Его симпатичная мордашка в обрамлении длинных светлых волос, стянутых на затылке в хвост, появилась на экране. – В трех кварталах к югу. Пришлось топать на своих двоих. Какого черта кто-то выпустил столько народу на улицу?

– Тут перерыв, но скоро уже начнут. У тебя есть еще пара минут. Я буду в задних рядах. Займу тебе местечко.

Ева отключила связь, вошла в зал и села. Сколько раз ей приходилось здесь сидеть за годы ее работы? Она счет потеряла. «Дворец правосудия», – подумала она, оглядывая скамью присяжных, галерею, репортеров и тех, кто пришел сюда из любопытства. Иногда – ей хотелось думать, что в большинстве случаев, – здесь вершилось правосудие.

Ей хотелось, чтобы правосудие свершилось и на этот раз.

Они забросили мяч в корзину: обеспечили арест и обвинительное заключение по делу. Теперь мяч перепасовали адвокатам, судье и двенадцати гражданам, сидевшим на скамье присяжных.

Ева принялась внимательно изучать лица присяжных, когда они вошли в зал и стали занимать свои места.

Через минуту в зал ввели Селину Санчес. Ее сопровождала целая команда адвокатов.

Их взгляды встретились, скрестились и замерли на мгновение. Между ними словно пробежала электрическая искра, как между охотником и дичью. Память добросовестно воскресила все: мертвые тела, кровь, бессмысленную жестокость.

«Ради любви», – сказала Селина, когда все кончилось. Она сделала все это ради любви.

И это, думала Ева, самая большая ложь из всего, что ей приходилось слышать.

Селина заняла свое место, глядя прямо перед собой. Ее великолепные волосы были гладко зчесаны назад и собраны в пучок на затылке – строго, почти чопорно. Вместо своих любимых ярких нарядов она надела скромный серый костюм.

«Это всего лишь упаковка», – отметила про себя Ева. Она-то знала, что там, внутри. И если присяжные не полные идиоты, они тоже это поймут.

Вошла Рио и на минутку наклонилась к Еве:

– С ней все будет в порядке. Хорошо, что ты здесь.

Потом она прошла вперед и заняла свое место в прокурорской группе, представляющей интересы штата.

Когда судебный пристав попросил всех встать, в двойные двери ворвался Макнаб. Его лицо раскраснелось от холода и спешки, но тем не менее было несколько светлее малиновой рубашки, виднеющейся из-под куртки, исполосованной ярко-голубыми и ядовито-розовыми «молниями», прямо-таки выжигающими глаза. На ногах у Макнаба были малиновые, в тон рубашке, башмаки на воздушной подошве. Он скользнул на свободное место рядом с Евой и заговорил задыхающимся шепотом:

– Не хотела, чтоб я сел с ней. Сказала, что ей нужна минутка. Мы думали, у нас есть время до понедельника. Черт!

– Она справится.

Не стоило Еве говорить ему, что ее собственный желудок стянуло тугим узлом. Не стоило напоминать ему о том, что он и сам знал. Они уселись поудобнее, и прокурор вызвал Пибоди.

Ева прекрасно понимала, что творилось в этот момент в голове у Макнаба. Он видел, как бежит сломя голову, чувствовал, как сердце выскакивает из горла, слышал свой голос, выкрикивающий «Офицеру полиции нужна помощь!» в микрофон рации, пока сам он мчался вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

Евы там не было, но она тоже все это видела. Ее там не было, она не видела, как Пибоди лежит на мостовой, будто сломанная, окровавленная кукла. Но мысленным взором она видела все.

Она хотела, чтобы члены жюри присяжных тоже это увидели.

По требованию секретаря суда Пибоди назвала свое имя, звание, номер полицейского жетона. Прокурор задал ей несколько кратких вопросов по существу. По мнению Евы, это была правильная стратегия. С ней надо обращаться как с копом. Прокурор обговорил вместе с ней некоторые из уже прозвучавших свидетельских показаний, после чего ему пришлось сплясать обычный юридический контрданс с главным представителем защиты.

Пибоди попросили еще раз рассказать о нападении. Она давала четкие ответы. Указала время, ход событий, рассказала, как позвонила своему партнеру по совместному проживанию детективу Йену Макнабу, пока шла домой от метро. И когда ее голос дрогнул, присяжные это услышали и увидели. Они увидели женщину, подвергшуюся жестокому нападению, увидели копа, до конца выполнившего свой долг.

– Я сумела применить оружие.

– Вы получили несколько тяжелейших ранений в борьбе не на жизнь, а на смерть с мужчиной, который был значительно крупнее и сильнее вас, и тем не менее сумели обнажить оружие?

– Да, сэр. Я выпустила один заряд. Он бросил меня на землю. И пока я падала… Я помню, как летела по воздуху и стреляла. Потом я ударилась о землю, и больше я ничего не помню. Я очнулась только в больнице.

– Передо мной лежит список полученных вами увечий, детектив. С разрешения суда я оглашу их для подтверждения сказанного вами.

Пока прокурор читал, Макнаб нащупал руку Евы.

Он держал ее за руку, пока шло зачитывание и подтверждение, пока защита выдвигала возражения, пока прокурор задавал вопросы. Ева молча терпела, когда начался перекрестный допрос и пальцы Макнаба больно впились ей в руку.

Теперь Пибоди стала сбиваться и нервничать. Защита тут же сыграла на этом. Промах, решила Ева, опасный промах. Не стоило издеваться над потерпевшей, единственной уцелевшей в целой серии жестоких убийств.

– Согласно вашим собственным показаниям, детектив, а также показаниям и заявлениям других свидетелей нападения, Джон Джозеф Блу был один, когда напал на вас.

– Это правда.

– Мисс Санчес не было на месте преступления в момент нанесения вам телесных повреждений.

– Нет, сэр. Физически ее там не было.

– Согласно предыдущим показаниям, мисс Санчес никогда не встречалась, не разговаривала, не вступала в контакт с человеком, который напал на вас, – с Джоном Джозефом Блу.

– Это неточная формулировка. У нее был контакт с Джоном Блу. Телепатический.

– Я хотел бы оспорить слово «контакт». Мисс Санчес наблюдала – благодаря своему дару – жестокие убийства, совершаемые Джоном Джозефом Блу. Убийства, в которых он сознался. Мисс Санчес добровольно пришла к вам, чтобы предложить свою помощь в вашем расследовании, не правда ли?

– Нет, сэр, это неправда.

– Детектив, у меня имеются отчеты, бесспорно подтверждающие, что мисс Санчес добровольно, не требуя никакого вознаграждения, предложила свою помощь офицерам, ведущим следствие, и ее помощь была принята. Более того, она оказала неоценимое содействие в идентификации Блу, а следовательно, и в его задержании.

Пока он говорил, Пибоди взяла стакан воды и отпила сразу половину. Ее голос вновь обрел уверенность и твердость, вновь зазвучал, как голос копа:

– Нет, сэр, она не оказывала ни команде следователей, ни департаменту, ни потерпевшим, ни городу никакой помощи. Напротив, она мешала следствию тем, что утаивала известную ей ключевую информацию с целью убийства Аннализы Саммерс, что и являлось ее основной целью.

– Ваша честь, я требую, чтобы спекулятивное и подстрекательское заявление свидетельницы было вычеркнуто из протокола.

– Протестую. – Прокурор встал. – Эта свидетельница является опытным, хорошо обученным полицейским офицером, одним из ключевых членов следственной бригады.

Контрданс продолжался, но Ева уже видела, что Пибоди освоилась с обстановкой. Она поймала ритм.

– У тебя есть ровно две секунды, чтобы отпустить мою руку, пока я не двинула тебе той, что у меня свободна, – прошипела Ева.

– Ой! Извини. – Макнаб выпустил ее руку и издал короткий нервный смешок. – Она в порядке, как ты думаешь?

– Она в полном шоколаде.

Прокурор задал еще несколько вопросов, адвокат получил право на новый раунд перекрестного допроса. Сойдя со свидетельского места, Пибоди выглядела немного бледной, но Ева с удовольствием заметила, как она повернула голову и посмотрела прямо в глаза Селине.

Это она тоже запомнит, подумала Ева. Запомнит, как встала и как посмотрела.

– Вот это моя девочка, – сказал Макнаб, как только они вышли из зала. Он бросился к Пибоди и обнял ее: – Пибоди, ты сорвала банк!

– Скажи уж лучше, я чуть было не продулась. Но в конце все-таки справилась. Боже, до чего же я рада, что все уже позади! – Пибоди потерла живот и наконец улыбнулась. – Спасибо, что была со мной, – повернулась она к Еве.

– Без проблем. – Ева посмотрела на часы. – Так и так смене конец через пару часов. Возьми личное время и гуляй себе.

– Да я в порядке. Я…

– Все равно ничего на горизонте нет. – Тут Ева заметила спешающую к ним Надин Ферст, звезду телеэфира с «Канала-75». Высоченные каблуки ее сапожек звонко цокали по плиткам пола. По пятам за ней следовал оператор с камерой. – По крайней мере, официально.

– Вот и она. Как все прошло, Пибоди?

– По-моему все прошло хорошо.

– Выдержишь небольшое интервью?

Ева из принципа начала было протестовать, но остановила себя. Пожалуй, Пибоди будет даже полезно высказаться вне зала судебного заседания. А Надин можно доверять.

– Да вроде бы да. Без проблем. Все нормально.

– На улице паршиво, но на экране будет лучше смотреться, если мы устроим это на ступенях суда. Отдай мне свою девчонку, Макнаб.

– Нет. Могу разве что одолжить.

– Даллас, я с нетерпением жду завтрашнего вечера. – Они все вместе направились к выходу. – Тебе бы я тоже задала пару вопросов. Трезвый, беспристрастный взгляд. «Мы служим закону. Мы восстанавливаем справедливость». Что-то в этом роде.

– Нет, пусть говорит Пибоди. Это ее шоу. Возьми личное время, – повторила Ева, повернувшись к Пибоди.

Бросив взгляд на небо, Ева начала спускаться по ступенькам здания суда. Внизу она обернулась и взглянула наверх. Надин была права: Пибоди под дождем на ступенях суда смотрелась очень эффекно. А на экране будет еще эффектнее. Это было нечто такое, что Пибоди, наверное, хотела бы показать своей семье. И ее семье, наверное, будет приятно увидеть, как она стоит у здания суда и говорит о служебном долге и торжестве закона.

Одобрительно глядя на свою напарницу, Ева задержалась на несколько минут. Она снова повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть уличное ограбление.

– Моя сумка! Моя сумка!

– Черт! – пробормотала Ева и пустилась в погоню.

Надин бросилась вниз по ступеням, рискуя сломать себе шею.

– Беги за ней! – крикнула она оператору. – Не теряй ее! Держи в кадре. Нет, ты посмотри, как она бежит! – Когда Пибоди и Макнаб вихрем пронеслись мимо, Надин запрыгала от нетерпения на ступенях суда. – Не теряй их, ради всего святого.

В грабителе было добрых сто девяносто фунтов веса и шесть футов роста, прикинула Ева. Большую часть этого роста составляли ноги, и он пользовался ими вовсю. Он сшибал прохожих на своем пути, а ей приходилось перепрыгивать через поверженные тела.

Ее пальто развевалось на ветру и щелкало по ногам как бич.

Она не стала тратить силы, приказывая ему остановиться, не стала кричать, что она офицер полиции. На секунду она встретилась с ним взглядом – и он все понял.

Он схватил на углу лоток на колесах – вместе с лоточником – и толкнул что было сил. Сосиски разлетелись по тротуару, банки с напитками раскатились, начали взрываться.

Ева успела уклониться от прохожего, которого вор буквально швырнул на нее. Измерив на глаз расстояние, она поддала ходу и сшибла его подсечкой. Они оба заскользили по мокрому тротуару и остановились в дюйме от завизжавших шин двухэтажного автобуса.

Бедро Евы тоже завопило от боли.

Он сумел врезать ей разок, пока она уворачивалась от скрежещущих колес. Она ощутила вкус крови во рту, когда его локоть заехал ей в подбородок.

– А вот это было глупо, – отдышавшись, проговорила Ева, заломив ему руки за спину и надевая наручники. – Это было крайне глупо. Теперь ты навесил себе нападение на офицера при исполнении. И это помимо остального.

– А ты не говорила, что коп. Откуда мне было знать? И потом, ты за мной гналась. Чуть под автобус не спихнула. Полицейская жестокость! – Он выкрикнул это, вскидываясь всем телом и пытаясь найти взглядом хоть одного сочувствующего прохожего. – Я иду по своим делам, а ты убить меня хочешь.

– Идешь по своим делам? – Ева повернула голову и сплюнула кровь. Что ж, по крайней мере, пульсирующая болью челюсть отвлекла ее от горевшего пламенем бедра. Она вырвала у него из рук сумки – их было три – и еще несколько бумажников. – Неплохой улов.

Он спустился на тротуар и пожал плечами:

– Праздники. Народ на улицу так и прет, будто там медом намазано. Слушай, не вешай на меня нападение, а? Ну давай не вредничай. Я же не со зла. Это рефлекс.

Ева осторожно подвигала челюстью.

– Хорошие у тебя рефлексы.

– А ты чертовски здорово бегаешь. Признаю.

Ева откинула со лба намокшие волосы. Тут подбежали Пибоди и Макнаб.

– Разгоните толпу и вызовите сюда патрульную машину, пусть заберут этого парня. Уличный грабеж, множество эпизодов. Ради грядущего Рождества я не буду выдвигать обвинение в нападении.

– Вот спасибо!

– А ну уберите от меня камеру! – рявкнула Ева.

Макнаб занялся сбором сумок и бумажников.

– У вас губа рассечена, лейтенант. Кровь идет.

– Чепуха. – Ева стерла кровь. – Черт, я себе язык прикусила.

– Машина едет, – доложила Пибоди. – Это был классный бег с препятствиями. Барьерами служили тела прохожих.

Ева присела на корточки, чтобы перекинуться еще парой слов с грабителем.

– Вот побежал бы ты в другую сторону, и были бы мы уже в управлении и не мокли бы тут под дождем.

– Ну да, не такой я дурак.

– Такой ты дурак, что грабил прямо перед зданием суда.

Он бросил на нее скорбный взгляд.

– Не мог остановиться. Бабы, ну что ты будешь делать! Размахивает сумкой, болтает с другой бабой… Она практически подарила мне эту сумку.

– Ага, расскажи это прокурору.

– Лейтенант Даллас? – Слегка запыхавшись, к ним подбежала Надин. Она держала под руку женщину с огромными от испуга карими глазами. – Это Ли-Энн Петри, чью собственность вы только что спасли.

– Мисс, я просто не знаю, как вас благодарить.

– Для начала не зовите меня «мисс». Вам придется проехать с нами в Центральное управление полиции, миссис Петри, сделать заявление и расписаться за возврат вашей собственности.

– Никогда в жизни я так не волновалась! Боже, этот человек толкнул меня прямо на землю! Я родом из маленького местечка, называется Уайт-Спрингз. Это недалеко от Уичиты, штат Канзас.

Ева не смогла удержаться от искушения.

– Ну, сейчас вы, слава богу, не в Канзасе.

Ева своей лейтенантской властью настояла, чтобы Пибоди отправилась домой, поэтому оформление дела с ограблением задержало ее в управлении после конца смены. С наступлением темноты похолодало еще больше, и непрерывная изморось, сеявшаяся с неба целый день, перешла в ледяной дождь. Улицы Нью-Йорка и без того коварны, а тут возвращение домой превратилось в бесконечный марафон.

Застряв в пробке, Ева потягивала ледяную воду, чтобы успокоить травмированный язык. Ее мысли блуждали. Она была уже в нескольких кварталах от дома, когда эти свободно блуждающие мысли добрались до Труди Ломбард, и тут у нее потемнело в глазах.

– Господи, только не это! Все, что угодно, только не это. Ну почему это должно было случиться со мной? С какой стати? Черт, черт, черт!

Ева врубила сирену и начала пробиваться сквозь густой поток уличного движения в аварийном режиме. Проклиная себя и уличные пробки, делавшие этот маневр почти самоубийственным, она включила телефон на приборном щитке.

– Рорк, – рявкнула она, когда ответил Соммерсет. – Он там? Передай ему трубку.

– Он только что проехал в ворота, но еще не вошел. Если это экстренный случай…

– Скажи ему, я буду через десять минут. Мне надо с ним поговорить. Если в дом позвонит женщина по фамилии Ломбард, не соединяй ее с ним. Понял? Не соединяй ее.

Отключив связь, Ева вцепилась в руль. Ей едва удалось увернуться от крыла ближайшей машины.

Вот дрянь! Что же еще ей нужно, если не деньги? Груды денег. А у кого во всей Вселенной больше денег, чем у Рорка?

Ну нет, ей это с рук не сойдет! И пусть он посмеет допустить хотя бы мысль, что можно откупиться от Труди и тем вынудить ее уехать! Пусть он только попробует! Ева лично спустит с него шкуру.

Она с ревом въехала в ворота дома. Рорк успел спуститься по ступенькам и открыть дверцу ее машины.

– Я арестован? – спросил он и нарисовал пальцем кружок в воздухе. – Сирена, лейтенант.

Ева выключила сирену и яростно хлопнула дверцей.

– Какая же я дура! Я полная кретинка!

– Будешь так отзываться о женщине, которую я люблю, не угощу тебя выпивкой.