Мой возлюбленный vampire... (сборник) Неволина Екатерина
Невысокую фигурку, застывшую между кладбищенских оградок, она заметила не сразу. Он чуть поклонился Кате, а значит, увидел ее первым. И вдруг оказался возле нее.
— Здравствуй, Катя!
Она успела испугаться. Страх крылом бабочки мазнул по ее душе, заставил сильнее забиться сердце. Но голос, такой осторожный, такой вкрадчивый, прогнал малейшие сомнения.
— Я думала, ты меня обманываешь. — После долгого сидения Катя никак не могла подняться. — Где твоя лошадь? Я не услышала, как ты подошел.
Виктор стоял, потупив глаза. И ей показалось, что она видит, как вместе с глазами опускаются уголки губ, как сникают плечи, хотя разглядеть все это впотьмах она, конечно, не могла.
Виктор чувствовал, что проигрывает эту игру, что в каждом его слове, в каждом поступке Катя пытается найти подвох.
— Я рад тебя видеть, — заговорил он осторожно. — Извини, я не успел подготовиться к твоему приходу.
Катя быстро вскинула на него глаза. Уверенность в том, что она поймала его на обмане, испарялась.
Сомнения все глубже пробирались ей в душу. Но решимости доказать обратное в ней не убавилось.
Виктор переступил с ноги на ногу. Глазами он невольно зацепился за начавшие уже желтеть стебельки у края тропинки.
— Пшеница.
— Что?
— Здесь выросла пшеница. — Против своей воли он снова нашел глазами отяжелевшие спелым зерном стебельки. Обойти бы их, но непреодолимая сила заставляла его пересчитывать тонкие былинки.
— Пшеница? — Удивление подняло Катю на ноги.
— Я сейчас… только обойду, — пробормотал Виктор, хотя глазами все еще цеплялся за подсохшие травинки. Одна, две, три, четыре… Сбился и снова — одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, одна заслонила другую, восемь, девять…
— Что ты делаешь? — Катя стояла неподалёку, вглядываясь в его прячущуюся в темноте фигуру.
— Считаю.
Двадцать семь, двадцать восемь… Вопросы сбивали его, хотелось отмахнуться от них, как от назойливых летучих мышей.
— Пшеницу?
Виктор силой заставил себя оторвать взгляд от тонкого частокола травы.
— Дай мне руку, — прошептал он, чувствуя, что еще мгновение, и его снова затянет водоворот счета. Это было проклятье всех вампиров, стоило перед ними оказаться любым злакам, как они начинали их считать.
— Ты считаешь колоски? — Это было настолько неожиданно, что Катя пропустила его просьбу.
— Руку! — процедил он сквозь зубы.
Она услышала его. Потянулась навстречу чуть вздрагивающим пальцам, поразилась их холоду и окаменелости.
— Спасибо.
Виктор стоял рядом.
— В чем обман? — Катя вглядывалась в его спокойное красивое лицо.
— Обмана нет, — качнул он головой. — Ты пришла убедиться в обратном?
— Я тебе не верю! — Кате захотелось оттолкнуть его, убежать, но вместо этого она шагнула вперед, впилась глазами в его идеально ровную кожу, в алые губы, в разлет соболиных бровей, в бархатные ресницы.
— Верить надо только в одно — мою любовь. — Виктор протянул вперед руку, ладонью вверх, словно та самая любовь, о которой он сейчас говорил, лежала у него, запутавшись в пальцах.
— Пойдем, я познакомлю тебя с моими родителями, — Катя поманила Виктора за собой. — Они уже наверняка ищут меня, волнуются.
— Давай сделаем это в другой раз.
— Ну почему же? — Катя с волнением снова взяла его за холодные пальцы. — Пойдем. Ты совсем замерз. У нас дома тепло.
Виктор мягко отобрал у нее свою руку, улыбнулся. Он понимал, что Катя специально не хочет принимать очевидную правду. Ей удобней думать, что он простой человек.
— Останемся, ночь такая короткая.
— Да, да, скоро глубокая ночь, поэтому надо торопиться, — закивала Катя. Она повернулась, чтобы уйти, но Виктор шагнул ей наперерез, потянулся к ее щеке.
— Катя, я люблю тебя! У меня есть только мое чувство, все остальное принадлежит ночи. Я вампир!
— Нет, — Катя попятилась. — Ты простой человек. И я… я тоже тебя люблю.
— Я готов ради тебя сделать что угодно, но ты должна принять мою сущность.
— Нет! — Она отходила, но при этом продолжала крепко держать его за холодную руку. — Ты замерз. Пойдем, я тебя отогрею.
— Меня невозможно согреть. Мой холод идет изнутри.
— Неправда! — Она тянула его как упрямый ребенок, у которого пытаются отнять игрушку, а он не дает. Но перетягивание было односторонним. Виктор стоял не шевелясь, хотя Катя изо всех сил пыталась сдвинуть его с места.
— Посмотри, какая луна!
Виктор поднял голову наверх, и Катя тут же забыла о том, что хотела увести его в дом. Луна и правда была великолепна. Тяжелым оранжевым мячом она висела над горизонтом, словно предлагала сыграть в дьявольскую игру.
— Луна? Где? — Катя обернулась, но сквозь легкую дымку ничего особенного не увидела. Размытый диск луны прятался от ее глаз, не обладающих способностью видеть так, как видят его глаза.
— Пойдем! — Виктор взял девушку за руку и повлек к реке. — Ты сейчас сама все посмотришь!
Ей показалось, что от скорости в ушах засвистел ветер. Они уже стояли на берегу, и Катя мгновенно забыла, как очутилась тут, словно для нее было нормально совершать такие головокружительные прыжки.
— Река переливается! — Он коснулся водной глади, капли, как крупные жемчужины, ударились о воду, рассыпались искрами, заблистали в свете луны.
— Тут темно, пойдем, — попросила Катя, для которой игра с водой значила не больше, чем обыкновенный плеск. С таким ведро падает в колодец, постиранное белье полощется в чистой проточной воде.
— Посмотри на этот мир!
Виктор развел руками, и уже через секунду они стояли около леса. Катя крепко держала его за плечи, запрещая себе думать о чем-либо другом, кроме как о Викторе. О том, что они так быстро перемещаются, она тут же забывала, словно этого и не было. Она улыбалась. Она ему не верила.
— Ночь — это ночь, здесь ничего не может быть видно, — Катя старалась говорить уверенно.
— Мне видно! — Он склонился к ней. — А если захочешь, будет видно и тебе!
— Ночь для сна, не для прогулок, — упрямо тянула свое Катя, категорически отказываясь принимать уже несколько раз доказанную ей истину.
— Ночь для таких, как я.
— Нет, — не соглашалась Катя, хотя продолжала идти за Виктором.
Они углубились в лес. Совы встречали их уханьем, ночные цветы склоняли головки, зазевавшиеся светляки поскорее уступали дорогу.
— Ты меня обманываешь! — как заклинание твердила Катя.
Они уже который час кружили по лесам и полям, и Катя все еще не верила вампиру. Она видела его горящие чернотой глаза, его губы, с которых падали сладкие слова любви, уверенное выражение лица, скупую улыбку, чувствовала сильные руки, твердую походку, невероятную выносливость. И все это ей казалось таким человеческим, таким настоящим.
Виктор все шел и шел вперед, сам уже не понимая, куда и зачем он направляется. Он доказал, что может все, показал еще не виданные никем сокровища земли, но в ее глазах так и не появилось доверия. Там навсегда поселилась настороженность.
Короткая летняя ночь заканчивалась. Горизонт на востоке набухал чернотой, готовой вот-вот прорваться первыми лучами солнца, окраситься кровью рождения нового дня.
— Мне пора уходить.
Виктор гладил ее лицо, трогал пальцами мягкую теплую кожу, вдыхал ее запах, после прогулки в лесу очищенный от посторонних примесей, пряно-сладкий, тягучий, похожий на аромат летней прогретой воды.
— Останься! — Катя была убеждена, что Виктор сам не догадывается, насколько он человек. — Ты зря боишься.
— Я приду вечером. — Незаметно для Кати Виктор вел ее обратно к селу. — Дождись меня.
— Не уходи. — Кате казалось, что она в крепко сжимает его руку, хотя для Виктора это было всего лишь незначительным касанием.
Они уже стояли около ее дома.
— Прощай!
— Подожди чуть-чуть, — умоляла она.
— Я должен переждать день. Солнце меня убьет.
— Твои дела подождут. — Катя его не слышала.
— Мое дело — вечная жизнь, — горько усмехнулся Виктор. — Вампирам вреден дневной свет.
— Ты не вампир! — Катя произнесла это слово, и в душе у нее что-то оборвалось, словно сочетание звуков рождало невыносимую для нее вибрацию. — Ты не можешь быть вампиром.
— Пускай я для тебя останусь человеком, только отпусти меня!
Солнечные лучи уже пробили черноту, осветили деревья слабым блеском, горизонт залился алым.
— Подожди.
Катя не отпускала его рук, безотрывно смотрела в его лицо. Нет, это не могло быть правдой. В ее представлении мира отсутствовало само такое слово. И Виктор, который говорил ей о любви, обещал невероятные вещи, Виктор, которого она уже полюбила и поэтому пыталась вписать в свою жизнь, просто не мог быть не человеком.
— Ожидание подобно смерти, — простонал вампир.
Виктор чувствовал, что каждое его слово вплетается в бесконечную вереницу секунд, они подхватывают песню голоса и несут к солнцу, где каждый звук становится полешком для небесного костра.
— Ты же говорил, что любишь. Как ты можешь уходить?
Катя старалась увлечь Виктора в сторону дома, но сам Виктор раз за разом разворачивал ее в противоположную сторону.
— Моя любовь останется с тобой! — молил Виктор. — Один день, и я снова буду рядом. Не убивай меня.
Солнце набухало у него за спиной. Виктор чувствовал, как всегдашнее спокойствие изменяет ему. Он разрывался между необходимостью уйти и желанием остаться. Он и сам понимал, что теперь все изменилось. Что никакая земля и гробовая доска, никакие церковные стены не спасут его от сжигающего солнца любви. Оно было запретным, оно не могло родиться в его душе. А раз оно все-таки появилось там, то обратного пути к прежней жизни нет. Только вперед, к свету, к солнцу.
— Будь со мной всегда! — требовала Катя, в каком-то сумасшествии настойчиво переманивая Виктора к знакомому забору.
Первое, что он почувствовал, это убийственный запах роз. Они словно оттолкнули его прочь, напомнили, что надо бежать, надо еще преодолеть внезапно возникшие откуда-то колоски пшеницы, добраться до могилы. Не самим осознанием, а слабым его эхом Виктор хотел жить, а поэтому должен был сейчас же оставить Катю и бежать отсюда. Вечером он все объяснит, заново докажет свою любовь.
Но он не уходил. Смотрел в огромные, прекрасные глаза. В них была сосредоточена вся его жизнь. Жизнь, которую он не мог оставить, не разбив. И в то же время сам он этой жизни уже давно не принадлежал. А потому не мог оставаться.
Выхода не было.
— Я люблю тебя! — Виктор коснулся ее руки, последний раз заглянул в ее глубокие карие глаза. — Помни о моей любви!
Восход пробежал по крышам, ударил в стены домов.
Катя успела заметить, как побледнели, словно стерлись, черты лица любимого, как выцвели его волосы, как уголки губ вздёрнулись вверх в прощальной улыбке.
Солнце обняло Виктора со спины, полыхнуло, словно встретилось с зеркальным отражением, и спряталось, забрав с собой невысокую тонкую фигуру.
— Виктор?
Яркий свет привел Катю в чувство. Всю ночь она как будто пребывала в странном оцепенении и только сейчас смогла разобраться, кто она и где.
— Виктор!
Она сделала несколько бессмысленных шагов вперед. Сердце толкнулось в груди, вбивая ей в голову страшную правду. Ту правду, что всю ночь ей пытался донести Виктор, а она, Катя, не готовая принять его слова, только сейчас услышала их, осознала.
Вместе с ужасом открывшейся правды она вдруг с ясностью поняла, что только что рядом с ней стояла та самая, единственная и неповторимая любовь, о которой так мечтала Лизонька, о которой пишут в книгах, но встретить которую удается немногим. И вот она обладала этим счастьем, но своим же собственным неверием все испортила.
Катя сделала несколько шагов вперед, будто пытаясь убедиться, правильно ли видят ее глаза. Перед ней была пустота. Желтела набухающая солнечным светом дорога, начинали шуметь в сараях куры, потявкивали собаки. Все это было. Был весь тот мир, к которому она привыкла и в который пыталась вписать Виктора. Но его самого уже не было. И все, что Катя видела вокруг, теряло смысл, обесцвечивалось, умирало.
Она не помнила, как дошла до дома, как упала на кровать. На душе было пусто. И так же, как она настойчиво твердила Виктору, что он человек, она начала убеждать себя, что всего этого не было.
Любовь, та самая любовь, о которой она бредила ночами, о которой вычитывала в потрёпанных Лизонькиных книгах, была рядом. Настоящая, искренняя… И конечно же, она не могла уйти. Лизонька говорила, что писатели ничего не выдумывают, что они пишут о том, что было. И еще ни в одном романе она не видела смерти любви, а значит, смерти не существует, значит, все еще можно исправить.
Зачем нам нужны потери? Чтобы осознать, как дорого то, что теряем? Нет, она не согласна платить такую цену. В книжках все заканчивается хорошо. Значит, ей просто надо дождаться своего счастливого завершения.
Катя поднялась с кровати, лихорадочным взглядом окинула комнату. Что-то было такое, что она хотела взять. Ах да, бусы, платье. Она наденет его подарки, и он увидит, что она его тоже любит и ждет. Любит так, как не любила никого на свете.
Ей что-то говорили, но она не слышала. Пробежала длинный коридор, вышла на крыльцо. Солнце падало за горизонт. В воздухе стояла удушающая летняя жара. Катя постояла на месте, раскачиваясь от внезапно навалившейся слабости. Первый шаг вернул ей силу. Она прошла затихающее село, оставила за спиной ворчание собак, мычание коров, вечерние разборки петухов. Катя шла, в глухом отчаянии повторяя: «Не верю. Не верю».
Темнеющее кладбище недовольно глянуло на нее плюсиками крестов. В душе ничего не осталось — ни страха, ни боли. По знакомой тропинке она добралась до покосившегося креста, с замиранием сердца глянула на надгробие, на одинокий холмик. Села прямо на землю. И только тогда смогла заплакать. Заплакала от отчаяния, оттого, что так поздно смогла осознать, кто находился рядом с ней и какое сокровище Виктор хранил в своей душе.
Катя касалась колючих веток розы, чувствовала, как с шуршанием осыпаются помятые лепестки. Исцарапанные пальцы болели и кровоточили, но она не обращала на это внимания. Ей так хотелось, чтобы их с Виктором история закончилась хорошо, как обещают сотни и сотни книг, замерших на книжных полках. Почему он с таким счастьем принял свою судьбу! Почему не противился ей?
Легкий вечерний ветерок налетел на Катю и, уважая ее страдание, тихо занялся листьями розы, зашебуршал, зашевелил их, заставил пахнуть острее.
Из груди Кати вырвался неожиданный вздох, словно сама любовь вышла из нее. И отправляясь вслед за исчезнувшим Виктором, озаряла девушку своим светом.
Катя тяжело оперлась о холмик, прислушалось к надвигающейся со всех сторон тишине. Слезы высохли. Они стали лишними. Виктор ушел, но оставил ей свою любовь, свое счастье, а значит, он навсегда пребудет с нею. Ветерок налетел с новой силой, словно неведомый голос прошептал: «Я с тобой! Не печалься!»
Катя глубоко, с всхлипом, вздохнула и затихла.
Он вернется, непременно вернется. Надо только подождать. Любовь не умирает, она вечно возрождается. Так и Виктор возродится. В этом ли образе, в другом — неважно. В один прекрасный момент он придет, и она узнает его по взгляду, по улыбке, по сильному пожатию руки. И уже ничто не помешает их счастью. Ничто и никогда. Потому что их любовь будет самой вечностью.
Ярослава Лазарева
Вампир-дождь
Марин любил разбивать девичьи сердца. Он был настолько хорош собой, что давно уверовал в свою исключительность и считал, что ему дозволено намного больше, чем другим.
Родился и вырос он в небольшом городке Бойнешти, который находится на севере Румынии. Благополучно сдав экзамены и поступив в Бухарестский университет на экономический факультет, Марин переехал в столицу. Его родители были вполне обеспеченные люди и могли себе позволить оплачивать съемную квартиру для сына. Марин выбрал северную часть города и поселился в районе озер. А так как там была зона отдыха, то квартиры стоили даже дороже, чем в центре. Но Марина это не смутило. Он привык жить с комфортом. Квартира была большой, обставлена современно, в ней имелась вся необходимая бытовая техника, причем самых последних моделей. Особой гордостью хозяина жилья являлся огромный плазменный телевизор, висящий на стене в гостиной, владелец сразу предупредил Марина, что за поломку этого чуда японской техники возьмет с него полную стоимость. Но Марин со всем согласился, пообещав, что будет вести себя примерно.
— Я приехал в столицу не развлекаться, а учиться, — с апломбом говорил он. — Я серьезный молодой человек, а не какой-нибудь тусовщик и прожигатель жизни. Я будущий экономист!
Но как только за хозяином закрылась дверь. Марин тут же достал мобильный, развалился на диване и начал обзванивать всех своих подружек по списку, хвастаясь и новой роскошной квартирой, и видом с балкона на живописное озеро Флоряска, и своим поступлением в старейший и престижный университет. Две его подружки, как выяснилось, тоже поступили в учебные заведения Бухареста, и Марин, не раздумывая долго, пригласил их по очереди в гости.
…Учебный год пролетел незаметно. Марин занимался хоть и с ленцой, но вполне успешно и летнюю сессию благополучно сдал. Он успел перезнакомиться чуть не со всеми симпатичными девушками и своего курса, и параллельных. Со многими у него завязывались весьма близкие и вроде бы серьезные отношения. Но так думали девушки, а вот Марин всегда чувствовал себя абсолютно свободным. И легко расставался с подружкой, как только понимал, что та становится ему неинтересной. Его яркая внешность (а в жилах молодого человека текла смесь трех кровей: румынской, цыганской и польской), легкий веселый характер и щедрость, переходящая в расточительность, позволяли мгновенно находить очередную обожательницу. Высокий, стройный, с кудрявыми черными волосами, смуглой кожей, зелеными глазами и обворожительной белозубой улыбкой, выявляющей две очаровательные ямочки на его румяных щеках, Марин никого не мог оставить равнодушным. И он отлично знал о своей привлекательности и умело этим пользовался. К тому же он любил модную одежду и стильными нарядами умел придать своему облику еще большую эффектность.
На восемнадцатилетие — это было в апреле — отец подарил ему машину, выбрав для единственного сына дорогущую спортивную модель Porsche. Увидев вытянутый изящный корпус автомобиля цвета голубиного крыла с красными полосками аэрографии, Марин на миг потерял дар речи от восхищения. До этого он ездил на представительском черном Мегcedese, который раньше принадлежал отцу, но всегда считал, что молодому парню такая модель не очень-то подходит.
«Ну, девчонки, держитесь!» — с восторгом подумал Марин, садясь за руль новой машины.
Он полдня гонял по улицам Бухареста, пару раз заплатил штраф за превышение скорости и счастливый вернулся домой. С появлением новой модной и дорогой машины его рейтинг среди девушек поднялся на недостижимую для других парней высоту. Все признанные красотки университета мечтали прокатиться с Марином, и к концу первого семестра у него развилась своего рода звездная болезнь. Но, как ни странно, это не испортило его отношений с парнями-сокурсниками. Наверное, из-за того что Марин по-прежнему оставался щедрым и охотно выручал друзей деньгами. Ну а девушки вообще сходили по нему с ума.
После сдачи летней сессии Марин решил расстаться с очередной поднадоевшей ему подружкой. Ее звали Сантана. Она приехала в Бухарест из Бразилии, была черноокой, с шоколадно-коричневой кожей, аппетитно пухленькой и необычайно смешливой. Сантана, которая была на два года старше Марина, училась на факультете иностранных языков и отлично говорила на румынском. Он, собственно говоря, соблазнился лишь ее яркой, неординарной внешностью и веселым, озорным характером. Но иногда он ловил себя на мысли, что совершенно не понимает, что творится в ее голове. Но он вообще плохо понимал девушек и никогда не стремился постичь тайны их души. Ему это было не нужно. Марина привлекали сугубо плотские утехи. Видимо, поэтому к восемнадцати годам он ни разу по-настоящему не любил. Он скользил по поверхности жизни, словно лихой серфингист по бурным волнам, получая от преодоления неизвестных опасностей выброс адреналина, чего ему вполне хватало. Как ни странно, он даже не мечтал, как многие его сверстники, о настоящей и единственной любви. Одним словом, Марин был вполне доволен и собой, и своей нынешней жизнью.
Когда он сдал последний экзамен сессии и вышел из университета в прекрасном расположении духа, то сразу заметил Сантану, ожидавшую его возле Porsche. Она стояла, облокотившись на капот автомобиля, и задорно улыбалась проходящим мимо парням. Марин рассмеялся, но тут же нахмурился, так как твердо решил быть серьезным и сообщить ей о своем решении.
— Хай! — крикнула Сантана и помахала ему рукой.
Он загляделся на ее белоснежную широкую улыбку, сияющую на блестящем шоколадном лице. Однако вновь одернул себя. Приблизившись, пожал ей руку, хотя та подставила губы.
— Сдал? — не смутилась Сантана.
— Да, на «отлично», — сообщил Марин и открыл переднюю дверцу.
Сантана решительно двинулась вперед, но он загородил ей путь.
— А мы разве не к тебе? — изумилась она, но улыбаться не перестала.
— Нет, Санта… Понимаешь… дело в том… — замялся он. Но взял себя в руки, постарался не смотреть на ее пухлые красные губы и сообщил: — Я прямо сейчас уезжаю к родителям.
— Что-то случилось? — испугалась она. — С ними все в порядке? Все здоровы?
— Конечно! — явно удивился Марин. — Просто отец хочет отправить меня на отдых в Трансильванию. Он и путевку взял на курорт. Я должен туда заселиться уже послезавтра. Так что времени совсем не осталось! Но вначале домой, меня ждут, вечером вся родня соберется на праздничный ужин по поводу успешного окончания мной первого курса.
— А как же я? — погрустнела Сантана.
— А ты разве домой не едешь?
— У меня еще один экзамен и пересдача, — тихо сообщила она и потупилась.
Марин, хоть и слыл разбивателем женских сердец, на самом деле был мягким и даже жалостливым. Да, ему нравились девушки, он любил их общество, но старался, по мере возможности, причинять им как можно меньше огорчений.
— Да ладно тебе, Санта, — ласково проговорил он и обнял ее. — Чего так расстраиваться? Все сдашь, вот увидишь!
И он чмокнул ее в щеку. Сантана сразу заулыбалась и глянула на него засиявшими глазами.
— Ты меня по-прежнему любишь? — прошептала она.
Подобные вопросы всегда ставили Марина в тупик. Он вообще был убежден, что признания в любви, сказанные во время секса, ничего не значат. Однако девушки считали иначе, и Марин давно старался себя контролировать. Сейчас он совершенно не помнил, чтобы хоть раз, даже во время близости, признавался Сантане в любви. И он решил расставить все точки над «i»…
Отстранившись от девушки, Марин твердо посмотрел в ее повлажневшие глаза и произнес:
— Я не люблю тебя, Санта, ты уж прости. Поэтому, чтобы не давать ложных надежд, решил с тобой расстаться. Что скажешь?
Она всхлипнула и уткнулась лицом ему в плечо. Марин погладил ее по курчавой голове. Он не любил такие моменты, но считал, что лучше разрывать надоевшие отношения сразу. Ему казалось, что так девушкам легче принимать неизбежное. Обычно они плакали, просили его подумать. Но он стоял на своем. И некоторые из бывших подружек скоро успокаивались, даже через какое-то время начинали с ним просто дружить.
Марин дал возможность Сантане осознать новость. Та выплакалась, потом оторвалась от него и отошла на пару шагов. Ее лицо опухло, глаза покраснели.
— Ну погоди же! — вдруг со злобой произнесла она и вздернула подбородок, глядя на него гневно. — Отольются тебе мои слезки! Не век тебе, Марин, мучить девушек своей холодностью. Предупреждали меня девчонки с курса, что ты известный всем бабник, да я, дурочка, не верила. Но сейчас сама убедилась, какой ты бессердечный. Вот увидишь, скоро встретится на твоем пути такая любовь, которая сведет тебя с ума, такая девушка, которая не даст тебе спокойной жизни и из-за которой ты будешь мучиться и страдать как никогда и плакать кровавыми слезами. Заклинаю тебя! — вдруг громко выкрикнула она и достала из-за пазухи какой-то круглый, заблестевший на солнце амулет.
Сантана вытянула его по направлению к опешившему Марину и что-то зашептала. Ее черные большие глаза засверкали.
— Тьфу на тебя! — сплюнул перепугавшийся Марин и юркнул в машину.
Он резко рванул с места и помчался прочь. Как потомок цыган, он верил во всевозможные заклятия, порчу и сглазы, поэтому решил немедленно доехать до ближайшей церкви и окропить себя святой водой.
Вечером, когда за столом в их большом доме собралась практически вся семья, Марин уже и думать забыл о заклятии Сантаны. Все его дружно поздравляли с благополучной сдачей экзаменов, хвалили родителей за такого умного и успешного сына, желали дальнейших успехов. Марин быстро захмелел от крепкого и сладкого домашнего вина из черной смородины и решил выйти на улицу.
Родительский дом находился на окраине города, его окружал огромный сад. Марин прихватил с собой начатую бутылку вина и медленно пошел между деревьями. В саду сладко пахло цветами, под ногами пружинила зеленая трава, закатное небо бросало красноватый отблеск на все окружающее. Марин беспричинно улыбался и периодически прикладывался к бутылке. Его уже слегка пошатывало, что вызывало лишь приступы смеха. Так Марин добрался до ограды. Она была каменной и не очень высокой. Он вдруг решил забраться на нее и полюбоваться на закат. Но с первого раза не получилось — Марин упал в траву и расхохотался, глядя в краснеющее небо. Но потом пробормотал, что так просто он не сдастся, и снова попытался взобраться на ограду. Наконец, хоть и с трудом, это ему удалось. Он уселся наверху стенки, свесив ноги.
Особняк соседей тоже окружал довольно большой сад. Между каменными стенами имелась протоптанная в траве дорожка, окаймленная по бокам вьющимися стеблями резного плюща, который цеплялся за любую опору. Марин смотрел в даль этого прохода. В детстве он любил бегать по нему, играть с соседскими ребятами в прятки, скрываясь в густых зарослях плюща. И сейчас он вдруг засмеялся, сам не зная чему. Однако смех внезапно замер на его губах, и Марин вытянул шею, не понимая, как такое может быть, — на него двигалась стена дождя. Она и правда выглядела очень странно — наверху вроде бы была совсем маленькая тучка, но из нее лились потоки воды.
— Черт! — вскрикнул Марин, когда дождь зашумел совсем близко. — Еще вымокнуть не хватало.
Он хотел слезть со стены, но остановился — его удивило, что дождевая влага кажется красной. Он потряс головой и зажмурился. А когда открыл глаза, обильный, но короткий дождик уже промчался мимо, даже не замочив ограду рядом с ним.
— Не нужно было пить столько вина, — пробормотал Марин, вновь начиная улыбаться. — А то уже черт-те что мерещится — будто бы дождь красный. Хотя… Вот я дурак! Это же просто в закатном свете вода так покраснела! Вон и облака на небе кажутся кровавыми!
Марин расплылся в довольной улыбке, радуясь, что нашел объяснение удивившему его явлению.
Но тут же улыбка сбежала с лица, так как в проходе появилась девушка. Ему показалось, что она возникла из-за завесы стремительно уносящегося дождя — словно влажная красноватая штора улетела прочь и открыла его взору медленно идущую по мокрой траве девушку. Она была стройной и на вид очень юной, от силы лет пятнадцати-шестнадцати. Влажные волосы разметались по ее плечам и показались Марину красноватыми, словно от потеков странного дождя. Но когда девушка приблизилась, он понял, что волосы белые. Закат потух, его красные отсветы перестали искажать цвета окружающего мира, и волосам девушки вернулась естественная окраска. Так подумал Марин, с любопытством вглядываясь в бледное лицо незнакомки. Черты казались расплывчатыми, словно девушка была нарисована акварелью и от только что прошедшего дождя нежные светлые краски чуть размылись. Зато большие черные глаза ярко выделялись на общем эфемерном фоне, взгляд был пронзительно-печальным. И у Марина вдруг защемило сердце.
— Что с тобой? — торопливо спросил он, когда девушка поравнялась с ним. — Тебя кто-то обидел?
Она остановилась и медленно повернулась, приподняв узкий подбородок и заглядывая ему в лицо. Марин даже протрезвел, таким жалобным был ее взгляд. Казалось, слезы сейчас хлынут из этих неподвижных распахнутых глаз.
— Что с тобой? — тише повторил он.
— Он обманул меня, — прозвенел в ответ печальный голосок.
Марин вздрогнул и отчего-то вспомнил слезы Сантаны после того, как он сообщил о том, что решил с нею расстаться.
«Черт побери! — мелькнуло в его голове. — Как все-таки девушки остро реагируют на проблемы в отношениях!»
— Он обманул меня, — повторила незнакомка медленно, не сводя глаз с замершего Марина.
— Не нужно так огорчаться! — наконец вышел тот из столбняка. И весело предложил: — Забирайся сюда, на ограду! Или… Сегодня в моей семье праздник. Пойдем к нам в дом?
— Приглашаешь? — уточнила она, и ее глаза приняли более живое выражение.
— Конечно! — рассмеялся он. — Почему бы и нет? Выпьем вина, потанцуем… Слышишь, уже играет музыка. Меня наверняка потеряли, а ведь я виновник торжества. Пошли? Не нужно больше грустить!
Девушка задумалась. Она опустила голову и носком белой туфельки водила по влажной траве. Ее белые волосы упали на лицо. Голубое платье все еще казалось мокрым, его тонкая ткань облепляла изящную фигуру, и Марин невольно отметил узкую талию, стройные бедра, небольшую, но упругую грудь.
— Тебя как зовут? — после паузы спросил он. И назвал свое имя.
— Мона, — ответила она.
— Ты просто прелесть, Мона! — заметил Марин.
Она вздрогнула и подняла голову. Ее черные глаза вновь наполнились печалью.
— Я ухожу, — сказала она и стремительно пошла по влажной траве, приподняв тонкие руки.
Ее пальцы цепляли тянущиеся в проход побеги плюща, и с листьев летели капли, которые вновь показались Марину красноватыми. Он тряхнул головой, зажмурился. Затем поглядел вслед девушке, но та словно растворилась в поднимающемся розоватом тумане.
— Черт-те что! — выругался Марин и быстро перекрестился. — Но девчонка прехорошенькая. Ничего, скоро утешится с очередным кавалером. И хватит о ней думать! Однако надо порасспрашивать у соседей, кто она такая. Может, гостит здесь у кого…
Марин спрыгнул с ограды, пошатнулся, но удержал равновесие, вцепившись в тонкий ствол молоденького дуба. Расхохотался от распиравших его эмоций, затем поднял упавшую бутылку и отправился домой.
Проснулся он довольно поздно, чего и следовало ожидать, так как Марин выпил много вина, да еще и танцевал до полуночи. А родители решили не будить его, решив, что лучше ему как следует выспаться, прежде чем садиться за руль. Потянувшись, Марин сладко зевнул, перевернулся на другой бок и обнял подушку. И отчего-то сразу вспомнил Мону. Ее печальный взгляд так и стоял у него перед глазами и словно молил о чем-то.
— Вот же привязалась! — пробормотал он. — Иди-ка ты, хорошенькая грустная Мона, откуда пришла, и оставь меня в покое!
Поворочавшись какое-то время с боку на бок, он вскочил на ноги и отправился умываться.
День был пасмурным, но теплым. Перекусив, Марин сказал родителям, что хочет тотчас отправиться в путь. Отец начал возражать, мол, можно не спешить, поскольку он позвонил в отель и предупредил, что сын заселится скорее всего вечером.
— Так ведь уже почти три часа дня, — беззаботно рассмеялся Марин. — Пока соберусь, пока доеду… Дай бог, к ночи там окажусь.
— Пить вчера нужно было меньше! — проворчал отец.
— Зато хорошо посидели, — улыбнулся Марин. — Я вещей много брать не буду. Так, кое-что покидаю в спортивную сумку.
Но мать засуетилась и решила сама проконтролировать процесс сборов. Марин лишь смеялся, наблюдая, как она складывает в большую дорожную сумку несколько свитеров, рубашек, комплекты белья, но спорить не стал, решив, что места в машине много, а мать по пустякам огорчать не стоит. Когда багаж загрузили, он расцеловался с родителями, взял у бабушки корзинку с провизией, уложил ее на заднее сиденье и тронулся в путь.
Марин ехал на курорт Совата, расположенный в самом центре Трансильвании, и все-таки надеялся, что доберется затемно. Правда, дорога к курорту шла в гору, поэтому гнать он не рассчитывал. Отец вообще-то предлагал Марину лететь из Бухареста до Тыргу-Муреш, а там уже добираться на такси — от этого города до Соваты всего около шестидесяти километров. Но Марин решил, что поедет на машине.
Погода явно испортилась. Низкие тучи, несвойственные для обычно ясного в Румынии июня, затянули небо. Было похоже, что вот-вот пойдет дождь. Но Марина это не особо напрягало. Он довольно быстро выехал из города на национальную трассу и направился в сторону Трансильвании. Мысли текли плавно. Вначале он не очень-то приветствовал идею отца отправить его на курорт, считая, что лучше провести еще какое-то время в Бухаресте и как следует повеселиться с друзьями по случаю окончания первого года обучения. Но узнав, что почти все его сокурсники сразу после сессии разъезжаются, Марин даже обрадовался решению отца. И то, что он ехал без подружки, отчего-то тоже нравилось.
«Пора мне побыть одному», — думал он, поглядывая на едущую рядом, в соседнем ряду, красную спортивную Toyota Corolla с открытыми окнами. Миловидная брюнетка, сидящая за рулем, явно строила ему глазки. Он привычно улыбнулся, она тут же оживилась. Но Марин решил, что новые знакомства заводить не стоит, пора ему действительно отдохнуть от общества девушек. И прибавил скорость, легко вырвавшись вперед. Услышав раздавшийся вслед свист и весьма нелестное замечание, он лишь усмехнулся.
Когда Марин въехал на дорогу к ущелью Борго, уже начало темнеть. Серпантин поднимался все выше и выше, как будто прямо к небу, окрашенному в темно-лиловые и ярко-розовые тона. Солнце спускалось к горизонту, и цвет неба непрерывно менялся. Облака принимали все более фантастические очертания. Поднимался туман, который окрашивался уходящим солнцем в самые неожиданные тона от сиренево-розовых до серебристо-красных. Местность при таком освещении выглядела таинственно.
«Черт побери! — подумал Марин, наблюдая, как быстро закатывается солнце за горизонт. — В горах темнеет мгновенно, дорога хоть и отремонтирована, судя по всему, совсем недавно, но ночью может таить опасность. Ехать по ней в темноте неразумно — тут такие крутые виражи! Надо бы заночевать в каком-нибудь мотеле».
Он свернул на обочину, остановился и вынул из бардачка карту и, заглянув в нее, обрадовался:
— Да я в двух шагах от отеля «Замок Дракулы»! Главное, чтобы там свободные номера были…
— Ой, а вы нас не подвезете? — раздались звонкие голоса, и к его машине подбежали две девушки.
— Смотря куда! — расплылся в улыбке Марин, изучая их хорошенькие раскрасневшиеся лица.
Одна была шатенкой с яркими голубыми глазами, вторая — жгучей брюнеткой цыганского типа.
— Мы тут живем неподалеку, в отеле Дракулы, — затараторили они одновременно. — Вышли прогуляться, да не рассчитали, ушли далеко, а солнце так быстро село. Страшно! Туман вон какой, а тут вампиров полно.
— Глупости! — рассмеялся Марин и распахнул дверцу. — Чего вы всякие сказки слушаете? Ведь это местный бизнес, надо понимать. А вы откуда, девушки?
— Из Хыршова, — хором ответили те и расхохотались. — А вы?
— Из Бойнешти, — сообщил Марин. — Еду на курорт.
— А мы уже третий день тут отдыхаем. У нас тур «Дракула — князь и вампир». Завтра отправимся в Сигишоару, там, кстати, будет шоу «Суд над ведьмой», — сообщила брюнетка.
— Ну и старинную крепость осмотрим, — добавила шатенка. — А вы сейчас куда? Темнеет.
— Как раз хочу попытаться переночевать в вашем отеле, — задумчиво сказал Марин. — Вообще-то я направляюсь в Совату, но до нее довольно далеко, да еще по горной дороге…
— Не уверена, есть ли в отеле свободные номера, — заметила брюнетка.
— Можно ведь переночевать в «дракульской комнате», — засмеялась шатенка. — Нас в первый день туда на экскурсию водили. Там настоящий гроб стоит! — шепотом добавила она и быстро перекрестилась.
Читать бесплатно другие книги:
