Рай Сатаны Точинов Виктор
Шайтан! Он совсем позабыл про давешнюю зверюгу… А она ведь вполне могла пообедать сержантом, когда он увлеченно возился с аппаратурой.
Вой продолжался.
Приклад «абакана» влип в плечо, палец лег на предохранительную скобу… Но цель отсутствовала, автор воя упорно не желал появляться на сцене.
Вой не стихал, и направление, откуда он доносился, было не определить, – звук стелился над тундрой, звучал ниоткуда и отовсюду одновременно. Он то усиливался, то становился чуть тише, то поднимался до верхнего «си», то скатывался на чахоточный хрип.
Психическая атака… Послушаешь полчасика этакий концерт – и поневоле запсихуешь, начнешь делать ошибки и глупости. И лишь тогда последует атака реальная.
Где могла скрываться зверюшка солидных размеров, если Баг даже в электронный бинокль ее не разглядел? Да где угодно… Нашла ложбинку, прижалась ко мху и дерет себе глотку.
– А вот хрен тебе, а не психическая атака! – сообщил Багиров твари.
Опустил щиток шлема – вой ослабел до вполне терпимого уровня. Включил датчик биологических объектов, – при таких делах не до экономии – и установил нижний предел массы определяемых объектов на пятьдесят килограммов. Датчик молчал – никого живого и весящего более полуцентнера в радиусе ста метров не было.
Вот теперь пусть воет, пока не сорвет глотку. Пусть пытается подкрасться незаметно.
А он, сержант Багиров, пойдет своим курсом.
8. Тревога четвертой степени
Давно замечено, что есть особые точки – и в пространстве, и во времени – в них события, по видимости незначительные, вызывают последствия, несопоставимые по масштабу с самим воздействием. Крошечный камешек, стронутый с места на вершине горы, – лавина катится вниз и сметает селение в долине; крошечный дефект презерватива – и на свет появляется величайший гений или величайший злодей.
Сержант Багиров по прозвищу Баг, оказавшись возле брошенного в тундре вездехода «Старатель», угодил, сам того не подозревая, именно в такую точку. И в пространстве, и во времени. И его невинная возня с аппаратурой вызвала реакцию, схожую с лавиной…
Лавина, как ей и положено, катилась сверху вниз, со спутника «Алиф-Заль-117» на грешную землю.
Упомянутый космический аппарат был запущен на эллиптическую геосинхронную орбиту давненько, почти пятнадцать лет назад, и срок его жизни подходил к концу. Изначально спутник (как все остальные сателлиты серии «Алиф-Заль») не относился к военно-космическим силам Исламского Союза и предназначался для мирных, телекоммуникационных целей. Но…
Но когда господа генералы вежливо просят установить на мирном коммерческом спутнике пару-тройку военных приборов, – им, генералам, отказывать не принято. Не оружие установить, конечно же. Однако генералы тоже люди, со всеми присущими роду людскому слабостями, и любопытством страдают точно так же, как простые смертные. Любой спутник связи – узловой пункт всемирной Сети, и грех оставлять без внимания и анализа проходящие через него потоки информации. Могли господа генералы удовлетворять свое любопытство и более традиционным способом, – визуально, при помощи установленного на спутнике электронного телескопа.
Конечно, кружащие по низким орбитам разведывательные спутники куда более пригодны для визуального наблюдения: с высоты в пару сотен километров можно прочитать текст в документе, неосторожно развернутом под открытым небом, – если шрифт четкий, а день погожий. Телескоп «АЗ-117» на такие дотошные наблюдения способен не был (геосинхронные орбиты располагаются на два порядка выше от поверхности Земли), да и не предназначался для них, – его задачей считалось слежение за объектами крупными и хорошо заметными. За эскадрами вероятного противника, например.
Но День Станции нарушил многие расчеты и поломал многие планы. Космическая группировка Исламского Союза понесла огромные потери, и низко летающие спутники-шпионы первыми гибли в пертурбациях, сотрясающих верхние слои мезосферы… «Алиф-Заль-117», отделенный от эпицентра Катаклизма десятками тысяч километров, уцелел и сохранил работоспособность. И его телескоп остался единственным «глазом» Исламского Союза над огромной частью территории Северо-Восточной Евразии.
Но источником «лавины» стал не телескоп – приемопередающая аппаратура спутника. Все происходило без участия человека: антенны приняли сигнал, бортовой компьютер идентифицировал его, как представляющий интерес, запеленговал источник. Затем пакет кодированной информации отправился на другой космический аппарат, на спутник-ретранслятор, выписывающий огромные восьмерки над Западной Европой (на самом деле спутники, конечно же, не могут кружить над каким-либо районом земной поверхности, и восьмерки выписывать тоже не могут; но именно так выглядит их движение, с точки зрения земного наблюдателя – движение спутника по орбите накладывалось на собственное вращение планеты).
Ретранслятор отпасовал информацию на антенны наземного комплекса дальней связи в окрестностях Эль-Парижа. Дальнейший путь оказался ничтожным по космическим меркам – меньше трехсот километров по оптико-волоконному кабелю в Алла-Кале, в громадный подземный бункер Объединенного командования вооруженных сил Союза.
Все произошло очень быстро: сержант Багиров еще возился с навигатором, а в тысячах километров от него, глубоко под землей и под слоем железобетона, в углу виртуального экрана, сотканного из лучиков света, замигал квадрат – белые буквы на красном фоне. Оператору, чтобы заметить сообщение, прочитать его и понять, потребовалось больше времени, чем сигналу на весь его далекий путь.
До сих пор сообщение, хоть и шло с приоритетом «аль-бурак-аль-дехаб», то есть с наивысшим, никакой тревоги не вызывало. Техника не умеет тревожиться.
Но теперь в дело вступили эмоции… Пожалуй, даже не тревога, а безмерное удивление прозвучало в голосе дежурного офицера, когда он произнес:
– Русские войска в секторе «каф-хадашер»!
Дежурный офицер действовал строго по инструкции: немедленно объявил тревогу четвертой степени, она же синяя тревога.
Синяя тревога означала, что началась или вот-вот начнется морская или наземная операция войск вероятного противника, напрямую против Исламского Союза не направленная, но существует вероятность расширения конфликта. Боевому расчету командного центра предписывалось по сигналу синей тревоги усилить наблюдение за районом боевых действий, не покидать свои посты до ее отмены и находиться там в полной готовности к объявлению тревоги более высокой степени.
Тревога расползалась по бункеру, сопровождаемая звуковым и световым сигналами, затем выплеснулась за его пределы – сообщения ушли в командные пункты ПРО, ПВО и ВМС (командование сухопутных войск по совместительству квартировало здесь же, в бункере Алла-Кале). Там история повторилась: несущие дежурство командиры оповещали своих подчиненных, подчиненные бросали недопитый кофе и недожеванные бутерброды, устремлялись на боевые посты: не в окопы и не к амбразурам – к экранам контроля оперативной обстановки и к пультам дальней связи.
Синяя тревога двинулась дальше – в войска, к командирам баз и соединений (на данном этапе начались первые утечки информации на сторону). Одновременно усилили наблюдение за сектором «каф-хадашер». Усилить его можно было одним способом – перенацелить телескоп «АЗ-117» на район предполагаемого десантирования русских… Перенацелили. Скоплений боевой техники не обнаружили, прочих потенциальных целей – тоже. Вообще ничего, указывающего на вторжение.
Спустя десять минут состоялось виртуальное блиц-совещание заместителей командующих родов войск – сержант Абдулла Багиров мог бы гордиться, узнав, внимание каких высоких чинов привлекла его персона.
Версии совещавшимися были выдвинуты самые разные: от преднамеренной провокации до случайной активизации старой аппаратуры, находившейся в секторе «каф-хадашер» еще со времен, предшествующих Дню Станции. Но в одном мнения совещавшихся не разошлись: массированный десант не состоялся. А если в секторе объявилась одиночная боевая или разведывательная группа – это проблема русских и прокитайских сепаратистов из марионеточной Сибирской республики, непосредственной угрозы Исламскому Союзу не существует.
Отбой синей тревоги прокатился тем же путем: от Алла-Кале к штабам родов войск, оттуда в части и соединения.
Но два оператора на всякий случай продолжили плотное наблюдение за сектором «каф-хадашер». Вернее, наблюдали они за экранами, куда выводилась информация с телескопа спутника «Алиф-Заль-117». Как выяснилось несколько часов спустя, совсем уж напрасными их старания не были.
– Вижу группу целей, подводные, курс семь-двадцать три, скорость двенадцать!
– Идентификация?
– Заканчивается… Готово. Прогулочные подводные аппараты класса «Дельфин» с вероятностью семнадцать процентов, живые существа – восемьдесят три процента.
– Не Красное море, чтобы там «Дельфины» плавали… Да сейчас они и в Красном не плавают… Это моржи. Или белухи.
– Какие еще моржи в озере?!
– Мутировавшие. Пресноводные. Или крокодилы, тоже мутировавшие. Или еще какие-нибудь мутировавшие порождения шайтана… Мы здесь не зоологией занимаемся.
Последовала пауза, озеро вместе с мутировавшими порождениями шайтана уползло с экранов. Затем первый наблюдатель произнес задумчиво:
– А я, пожалуй, знаю человека, который заинтересуется мутировавшими крокодилами…
– Э-э-э?
– Та шишка из Евромеджлиса…
– Не понял…
– За Гисаром наблюдали по его приказу, помнишь?
– А-а-а… Ну да.
– Он просил, если увидим что-то этакое, сообщать. У меня даже его номер где-то записан…
– Сообщи. Может быть, расщедрится на премиальные. Говорят, денег у него, как песка в пустыне.
– Сообщу. Если номер не затерялся…
В то же время, когда в Алла-Кале происходил этот диалог, в Санкт-Петербурге шеф ОКР генерал-полковник Кравцов получил агентурное донесение о синей тревоге у исламистов и о причинах, ее вызвавших. Причины особенно заинтересовали его превосходительство…
9. Как браконьерствуют в тундре
Вой снова раздался, проклятый вой. Зверюга явно не желала вступать в честную драку: тащилась где-то рядом, не приближаясь, – и выла, выла, выла… Как по расписанию: десять минут антракт, затем вновь получасовое отделение бесконечного концерта.
Сержант машинально прибавил шагу. Машинально включил датчик биообъектов. Он все сейчас делал машинально – словно машина, работающая на последних каплях горючего или на издыхающей батарее.
НЗ закончился. Силы закончились тоже. С обеденного привала (обед состоял из последней четвертинки последнего брикетика) Багиров себя поднял при помощи стимулирующей инъекции из аптечки. Знал, что потом станет еще хуже, но иначе не мог подняться и пойти…
«Потом» наступило. И стало еще хуже.
К тому времени, когда вой неожиданно оборвался на самой высокой ноте, Баг почти бежал – этакий марш-бросок в никуда, в бесконечность. Или ему казалось, что бежал… В последние часы ему многое казалось. То мерещилось, что он почти добрался до гор, что бредет в их прохладной тени, то казалось, что цепочка заснеженных вершин по-прежнему остается на горизонте, далекая и недосягаемая…
Воздух с хрипом вырывался из глотки Багирова. Постепенно шаги становились все тяжелее и тяжелее, запредельная усталость брала свое… И настырная зверюга тоже получит свое, когда он упадет и не сможет больше сделать ни шагу.
Давно стемнело, пришла здешняя фальшивая, ненастоящая ночь, позволяющая кое-как разглядеть путь под ногами. Сержант не останавливался, знал, – с ночного привала ему не подняться. Или он сдохнет, или дошагает-таки до гор.
Горы превратились в какую-то абстрактную цель, поддерживавшую волю к движению. В пряник, маячивший на горизонте. А вой проклятой твари постегивал сзади, будто хлыст. Спроси кто-нибудь: чем тебе помогут и как тебя спасут эти самые горы? – Баг не сумел бы ответить. Но никто не спрашивал. И он шагал к горам.
Про дым и про людей он уже не вспоминал, вычеркнул их из мыслей. Хотя приблизился к тем местам, где стоило ожидать встречи с человеком, запалившим костер. Или с людьми. Но искать их уже не хотелось. Места тут суровые, и люди наверняка тоже, – когда не в силах постоять за себя, лучше бы с ними не встречаться…
Неожиданно ноги подкосились, и сержант с размаху упал на колени. Застыл, запрокинув голову к темному, неприветливому небо, больше напоминающему каменный потолок какого-то склепа. Он провел так целую вечность, жадно глотая ртом воздух.
С сержантом Абдуллой Багировым приключилось озарение. Пришла в голову блестящая и гениальная догадка, объяснявшая всё. Не все загадки мироздания, конечно же, но самые насущные: и туман, и лежащие за туманом гиблые места, и чудовищных зверей, по тем местам разгуливающих, и перемещения в пространстве, никакими законами физики не допускаемые…
Все очень просто. Он, сержант Багиров, ранен в бою за Печору. И лежит сейчас в госпитале, отходя после операционного наркоза. А после него, Баг знал не понаслышке, какая только бредятина ни мерещится…
Медленным движением он отстегнул флягу, хлебнул, но воду не выпил, – сполоснул пересохший рот и выплюнул. Ведь это только кажется, что хочется пить. Все вокруг – сплошная иллюзия, порождения бредящего мозга… Надо лечь на мягкий зеленый мох, закрыть глаза и ничего не делать. Откроешь – и увидишь белые стены госпиталя.
Вой раздался, казалось, над самым ухом. Словно тварь подошла вплотную и выла, нависнув над плечом. Багиров не обернулся, чтобы проверить. И не включил датчик. Иллюзия… Это тоже иллюзия.
А потом он, пошатываясь, встал на ноги. Вскинул неподъемный, словно ртутью налитый автомат, обернулся. Быть сожранным собственной иллюзией? Нет уж, в другой жизни.
Позади никого не оказалось. Ни над плечом, ни в отдалении. Багиров развернулся и неторопливо направился к горам. Первые шаги дались тяжело. Тело словно свинцом налилось, но постепенно движения становились все более плавными – сержант зашагал вперед, словно спортсмен, у которого неожиданно открылось второе дыхание. Или двадцать второе… В любом случае – последнее.
Сколько времени он шел? Сам не знал… На часы смотреть не хотелось. Как робот, Багиров делал шаг за шагом по иллюзорной равнине, медленно приближаясь к своей иллюзорной цели.
Потом он споткнулся, да так, что едва не упал. Посмотрел вниз – тупо, механически… Камень! Никак вышел из болот… Он активизировал ненадолго «ночной глаз», огляделся. Неподалеку виднелись несколько валунов, сбившихся вокруг высокого каменного обломка, как овцы вокруг пастуха. Хоть какая-то защита, потому что в минуту просветления Багиров понял: до гор в один переход ему не дойти. Особенно с тащившейся по пятам тварью.
Надо остановиться, изобразить полную отключку, подманить тем самым зверюгу – и принять бой. Иллюзорная она или нет, не важно. Надо убить ее. И съесть. Других вариантов нет.
Возможно, то была игра в поддавки с самим собой. Возможно, мозг так обосновывал нежелание и неспособность тела двигаться дальше… Но сержанту в тот миг показалось, что принятое решение единственно верное.
Он добрел до камней. Да уж, укрытие – курам на смех, но все-таки… Меньше возможных направлений атаки. Баг шагнул внутрь импровизированного укрепления. И остановился… Что-то не так… Он поднял щиток шлема и тут же опустил. Но успел вдохнуть порцию густой вони, до того значительно ослабленной фильтрами. Включил «ночной глаз», присмотрелся к странной растительности под ногами – нитевидной, не похожей ни на что, растущее здесь и виденное ранее.
Нагнулся, поднял – так и есть, какая к шайтану растительность, клок самой натуральной шерсти… Ненароком он влетел в логово твари, наверняка той самой, не шляются же они тут стаями, тут одной бы прокормиться. Или, если взглянуть с другой стороны, тварь пригнала его к своему логову…
Теперь встреча с невидимым преследователем неизбежна, сомнений нет. Вопрос лишь в одном: бить зверя в его логове? Или на подходах к нему? Валуны дают лишнюю защиту, но очень уж не хочется сидеть в этакой вони.
Предчувствие близкой схватки сработало не хуже инъекции стимулятора. Усталость не ушла совсем, не исчезла, – но отступила, затаилась где-то рядом.
Он вышел из камней, отошел на два десятка шагов в сторону, приглядывая подходящую для засады позицию… А потом неожиданно – и одновременно ожидаемо – у сержанта возникло странное чувство. Словами его выразить трудно, но те, кто ходил в бой и в разведку, с ним хорошо знакомы… Такое ощущение возникает, когда тебя выследили и взяли на прицел, когда снайпер положил палец на спуск… Некий не регистрируемый приборами импульс, передающийся от охотника к дичи.
Багиров вскинул автомат, готовый полоснуть очередью в любую сторону. А затем… затем ему захотелось с досадой хлопнуть себя по лбу, да мешал шлем. Датчик! Он совсем позабыл про датчик и не включал его во время трех последних «концертов»…
Короткое движение подбородка, датчик включился – и тут же зашелся тревожным сигналом. Тварь была рядом, гораздо ближе ста метров. И весила гораздо больше пятидесяти килограммов.
Пеленг поступил секундой позже. Хитрая зверюга не утратила осторожность и сейчас – приближалась под прикрытием, оставляя скопление валунов между собой и сержантом. Он немедленно двинулся назад и влево, увеличивая дистанцию и сектор обстрела. Ну наконец-то сейчас все закончится, так или иначе…
И тут случилось непредвиденное. Земля неожиданно ушла у Бага из-под ног. Он рухнул, успев в короткий миг падения подумать об очередном землетрясении…
Но нет, рухнул он просто-напросто в глубокую яму, хотя только что, разглядывая окрестности, никаких ям не заметил.
Удар был страшным. Шлем треснулся обо что-то, выдержал, но биодатчик вырубился. Багирову показалось, что и он сам вырубился тоже, но без сознания пробыл недолго, секунду или две… От падения ныло и болело все тело, но вроде жив пока, и то ладно…
Автомат? Рефлекс сработал безупречно – первым делом оружие, потом все остальное. «Абакан» лежал рядом, справа… Отлично. Тварь пока никак себя не проявляет – не воет, не пытается обрушиться сверху, но, если попытается, получит своё…
Теперь – понять, что произошло. Ям тут никаких не было, однако же в яму он сверзился… Значит, не простая это яма.
Он снял перчатку, провел вокруг левой рукой – земля, рыхлая и слегка влажная. Пальцы двинулись дальше и уперлись в стену, тоже земляную. Но земля была здесь твердой, холодившей пальцы. Мерзлота…
Звезды – лишь самые яркие – тускло мерцали над головой, стиснутые кругом почти правильной формы. Верхнюю часть склонов Багиров смог разглядеть, низ ямы – и самого сержанта – покрывал густой мрак. Но склоны – там, где было видно, – оказались вертикальными, словно по отвесу выровненными.
Одно из двух: или это колодец, не пойми зачем выкопанный в изобилующей влагой местности, а затем пересохший, или ловушка.
Вариант с колодцем Багиров отмел, как бредовый. Значит – западня, ловчая яма. Выкопанная, разумеется, не для поимки одиноко шатающихся по тундре сержантов… Ловушку насторожили на тварь, – очевидно, не так давно, иначе мерзлота успела бы оттаять, и во время вчерашнего землетрясения ничем не укрепленные земляные стены от толчков осыпались бы… Рисковые люди ее соорудили, между прочим, – у самого логова, с опасностью, что зверюга в любой момент может возвратиться…
Но, если это ловушка, должно быть тут кое-что еще… Падения с такой высоты недостаточно, чтобы прикончить тварь – едва ли она уступает живучестью Багирову. И удержать добычу надолго невозможно – высота метра три, не больше, стены в верхней части наверняка рыхлые… Выберется.
Он переложил автомат в левую руку, пошарил справа – так и есть, нечто твердое, длинное, тянущееся вверх… Кол! Вкопан не по центру – значит, не единственный здесь. Из чего их сладили, вот вопрос, если из здешних деревьев карандаш толковый и то не выстрогать.
Но из чего-то колья все же сделали, и если бы Багиров падал не вдоль стеночки, а чуть правее – как раз и угодил бы на эту хреновину. Броник спас бы от участи бабочки, наколотой на булавку, но заполучить перелом можно было легко и просто…
«Однако в результате все сложилось очень даже удачно, – подумал Багиров. – Тварь, если все-таки решится сигануть сверху, схлопочет разом по полной программе: сначала попадет под пули, затем напорется на колья».
Он ошибался. Сложилось все очень даже неудачно – и он понял это, когда попытался пошевелиться, сменить свое положение на дне ямы. Правая нога откликнулась таким взрывом боли, что Багиров чуть не взвыл на манер своего противника, но кое-как сдержался… Перелом? Если так, то все, отгулял свое сержант по неведомым местам. Отходил и отбегал. Даже поползать не получится, потому что со сломанной ногой из ямы не выбраться…
Осторожно, стараясь не тревожить ногу, он приподнялся на локте, дотянулся до аптечки, включил ее – экономить энергию теперь ни к чему.
Кибердиагност подтвердил мрачные подозрения: свой перелом сержант заполучил-таки. Закрытый, что немного радовало. Зато с обильным внутренним кровотечением. С кровотечением, впрочем, электронный доктор тут же справился, активизировав один из самозатягивающихся жгутов, загодя вшитых в рукава и штанины. Рекомендации были просты: сохранять полный покой и как можно быстрее приступать к лечению в условиях стационара.
Он бы послушно сохранял полный покой… Зачем суетиться: могилка уже готова, рано или поздно землетрясение обрушит оттаявшие стены – и лежи себе спокойно до самого Страшного суда…
Слово покой происходит от покойника? Или все же наоборот?
Не важно… Потому что покой нам только снится и бой еще не закончен. На то, что противник ушел, оставив его умирать в яме, сержант не рассчитывал. Никто не станет преследовать дичь вторые сутки подряд, чтобы в самом финале охоты отказаться за здорово живешь от своей законной добычи.
Раз так – надо драться, пока жив.
Он пробежался пальцами по сенсорным клавишам аптечки. Кибердоктор бурно запротестовал против самоубийственного, по его мнению, лечения – и был немедленно заблокирован. А теперь укольчик, совсем не больно, будто комарик укусит…
В кровь рванулся адский коктейль из стимулятора и ударной дозы анестетика. Стимулятор даже теоретически нельзя принимать в таком состоянии – надо отлежаться пару-тройку дней после первого приема. Иначе слабое сердце может не выдержать, а здоровое быстро подсядет… Но зачем покойникам здоровое сердце?
Подействовало почти мгновенно. Усталость ушла, боль не ощущалась даже в сломанной ноге. Можно драться.
В мозгу тоже здорово посвежело, и Багиров сообразил одну простую вещь, до того не приходившую в голову. Дернул подбородком – так и есть, ДБО спокойненько заработал, он сам нечаянно отключил датчик при падении, только и всего.
Тварь была здесь. Кто бы сомневался…
Пеленг постоянно менялся, и вскоре сержант понял: тварь кругами бродит вокруг ямы, не останавливаясь. Круги постепенно сжимались, но очень медленно, напасть сразу же тварь не решалась… Осторожничает, зараза.
Пришла неприятная мысль: может, это просто стервятник? Падальщик, не нападающий на живых и хорошо отличающий их по запаху от мертвых?
Тогда последнего боя не будет. Обидно. А могилкой станет желудок мерзкого не пойми кого. Еще обидней.
Он лежал и ждал. Ничего не происходило. Тварь приблизилась к яме на полтора десятка метров и перестала сжимать круги. Но двигалась по-прежнему безостановочно. Интересно, она когда-нибудь отдыхает?
Едва Багиров озадачился этой мыслью – все и произошло. Звуков бега или прыжка он не услышал, лишь коротко пискнул датчик – и сверху, с края ямы, на сержанта установились три громадных желтых глаза, каждый размером с доброе блюдце. Огромные светящиеся глаза, внутри каждого из которых плавало темное пятнышко, – крошечный зрачок… Два глаза на одном уровне, а третий выше. Фары какие-то, а не глаза.
Мозг еще недоумевал: не бывает таких глаз у топчущих землю тварей, – а тело само делало привычную работу. «Абакан» загрохотал длинной очередью. Звуки выстрелов отражались от стен ямы, накладывались друг на друга, резонировали, – и казались оттого оглушительными. Но все равно не смогли перекрыть крик твари. Не прежний вой, тварь именно закричала, – голосом, не похожим ни на что, ранее слышанное сержантом.
Казалось, что крик и стрельба длятся долго, очень долго… На деле все заняло около трех секунд. Крик смолк. Почти сразу же смолк автомат. Чудовищные глаза исчезли с края ямы.
Тишина, зловещая тишина… лишь гул от выстрелов стоял в ушах. Привычными движениями сержант сменил магазин, дослал патрон в ствол. Вскинул автомат, но на краю ямы никого и ничего видно не было.
Датчик засвидетельствовал – объект рядом, в семи или восьми метрах, не движется.
Издыхает? Или тварь отступила и готовится к новой попытке? Багиров был уверен, что большая часть пуль попала в цель. Но понятия не имел о живучести этой цели.
Долго ломать голову не пришлось. Снова раздался давешний вой, но звучавший несколько иначе, словно бы наполненный тоской и болью. Но в любом случае издыхающий зверь не смог бы драть глотку с такой силой…
Багиров лежал, готовый открыть огонь в любой момент. Лежал и вглядывался в края звездного круга, лишь изредка контролируя обстановку по датчику…
Вой смолк – как-то неожиданно, без непременной финальной рулады. Зато стал слышен другой странный звук. Негромкий, шуршащий. Сержант почувствовал его скорее телом, чем ушами. Словно кто-то большой и длинный полз, извиваясь всем туловищем, ломая и сминая карликовые деревца.
Багирову отчего-то представился здоровенный удав, хотя в тундре даже захудалого ужика днем с огнем не сыскать. Однако что гадать, если есть биодатчик…
Но оказалось, что биодатчик банальным образом сошел с ума. Сбрендил. Свихнулся. Съехал с катушек. Или с микросхем.
Трехглазую тварь он больше не видел. По крайней мере, никак ее присутствие не фиксировал. А то, что фиксировал, никакому истолкованию не поддавалось.
Живые объекты были повсюду, по крайней мере повсюду в окрестностях ямы. Двигались бессистемно и хаотично, исчезали, появлялись снова, меняли свои размеры… Хуже того, пара объектов копошилась в яме рядом с Багировым – если поверить сбрендившему прибору, разумеется. Сержант не поверил, решив полагаться исключительно на слух и зрение.
Шуршание приближалось, становилось все громче… А потом на краю ямы показался силуэт… Темнело что-то небольшое, непонятное… Багиров удержался от новой очереди. Кто бы там ни был, пусть высунется как следует. Треть оставшихся патронов он уже извел, стрелять надо наверняка.
Еще один небольшой силуэт образовался на краю, и еще, и еще… Сержант не понимал ничего. Но затем вроде бы разглядел, что силуэты растут, слегка увеличиваются в диаметре… Он врубил «ночной глаз», не раздумывая.
И увидел то, что никак не рассчитывал увидеть. Не наверху – здесь, в яме. С десяток непонятных длинных отростков – они перевесились через край ловушки и, неторопливо удлиняясь, опускались все ниже и ниже. Наверху, у оснований, отростки были толщиной с предплечье взрослого мужчины, а на концах истончались, сходили на нет.
Непонятные конечности упруго извивались, двигались во все стороны… Явно намеревались нащупать сержанта.
На краю ямы появлялись новые и новые отростки, тоже стремились вниз.
Щупальца, решил Багиров, хотя ничего общего с конечностями осьминогов или кальмаров извивающиеся пришельцы не имели. Скорее уж отдаленно напоминали земляных червей-переростков – тоже состояли из кольчатых сегментов.
Багиров замер, не зная, что предпринять. Перестрелять всю эту ораву – патронов не хватит… Но если наверху одно существо, если отростки тянутся от его тела…
Нет, рискованно… Тело может быть и в метре от ямы, и в десяти…
Тут кончик щупальца-отростка – тонкий, на вид не очень опасный – натолкнулся на один из кольев. Захлестнул, обвил тремя витками, – и сломал толстый кол, как спичку.
Багиров решился, понял, что точно так же может сломаться его шея, и бронежилет не спасет.
Сдернул с пояса ручную гранату – последнюю, осколочно-фугасную. Взрыватель был заранее ввинчен, всем уставам вопреки. Он выдернул чеку, но не спешил с броском, удерживая пальцем предохранительный рычаг.
Вспомнил ни к селу ни к городу, как несколько лет назад браконьерничал с ребятами на Кольском, на речке Печенге, – швыряли в воду такие же гранаты, иногда даже всплывало что-нибудь съедобное. Эх, сюда бы ящик тех гранат да взвод тех ребят…
Наконец он дождался момента, когда в движущейся мешанине отростков образовался подходящий просвет – и аккуратненько подкинул гранату по крутой параболической траектории, тщательно рассчитанной.
Граната упала, где и планировалось, – метрах в пяти от края ямы, с той стороны, откуда лезли щупальца. И рванула, как полагается.
Осколки Багирова не зацепили, да и не могли зацепить, но большие и малые комки земли в яму падали обильно. И не только земли… На щиток шлема плюхнулось что-то мерзкое, слизистое, полужидкое, – и тут же растеклось, закрыв обзор. Воняло так, что фильтры оказались бессильны, а запах, стоявший в логове трехглазой твари, мог теперь показаться изысканным ароматом.
Когда Багиров кое-как протер щиток, ни единого отростка в яме не осталось… Все закончилось? Похоже, да. Датчик, временно реабилитированный, никого живого в округе не отметил.
…Рассвет он встретил в той же позе. Не спал – организм шагнул за ту грань, когда потребность в сне исчезает. Случается такое, когда не за горами вечный сон.
Действие инъекции закончилось. Болела сломанная нога, болело все. Есть не хотелось. Ничего не хотелось. Он лежал и тупо следил за часами. Секундная стрелка отмотала тридцать кругов, Баг протянул руку к автомату, прислоненному к стене ямы, – сил поднять оружие не оставалось. Дернул спуск. Грохнул одиночный выстрел, пуля чиркнула по земляному откосу и улетела в небеса. А сержант снова начал старательно отсчитывать круги секундной стрелки – на минутную и часовую он специально не смотрел, чтобы осталось хоть какое-то занятие…
Все чаще появлялась мысль – не тратить патроны на бессмысленную пальбу, а засунуть дуло в рот и дотянуться до спуска. Потому что стреляй в воздух, не стреляй – никто не придет. Незачем здешним охотникам рисковать, проверяя такие ловушки, – ни шкурой, ни мясом съедобным не разживешься, только вонью надышишься…
В ушах звенело все сильнее, и шаги Багиров не расслышал. Услышал сразу голос – надтреснутый, дребезжащий, с нерусским странным акцентом.
– Эй, человек в земле… – прозвучало сверху. – Давно здесь сидишь?
Сержант попытался ответить, не получилось, и тут же услышал другой вопрос:
– Стрелять не будешь сейчас, да?
Он размял спекшиеся губы и со второй попытки хрипло выговорил:
– Не буду стрелять… Ни в коем случае…
Часть вторая
Тундра не любит слабых
1. Чудеса туземной медицины
На кол двухметровой высоты был насажен череп – старый, выбеленный временем и дождями. Не человеческий – вытянутые вперед челюсти, клыки изрядных размеров. Волк, решил Багиров. Матерый волчина…
Он недоумевал, зачем Иван привел его сюда. Может, это тотем такой местный? Либо, того хуже, олицетворение местного божка? И надо отблагодарить этого Мумбу-Юмбу или Отца-Волка за чудесное исцеление? Заниматься идолопоклонством сержант не был настроен категорически. Грех, и тяжкий, куда страшнее пропущенного намаза…
Но и выглядеть неблагодарной скотиной не хотелось. Поэтому Баг решил остановиться на компромиссном варианте: если получит назад свое снаряжение, то придумает, чем расплатиться с Иваном. А тот уж пусть со своей Мумбой-Юмбой поделится, как сам пожелает: или молитвой, или чем-то более существенным. Здорово придумал: и овцы целы, и волчий череп сыт.
Придумал-то хорошо, но совершенно зря, как выяснилось. Потому что Иван показал на череп и спросил:
– Разбить его можешь, да?
– Зачем? – изумился Багиров.
– Так надо, – сказал Иван свою стандартную фразу, произносимую им, когда абориген что-либо не желал объяснять.
Багиров знал: если долго изводить Ивана вопросами, иногда все-таки можно добиться более развернутых ответов, а иногда все той самой фразой и заканчивалось… Но сейчас не тот случай, чтобы упорствовать и выспрашивать: идола-мазохиста, которому поклоняются таким странным способом, сержант представить не мог.
Разбить? Да без проблем… Костяшка старая, органических веществ в ней почти не осталось, значит – хрупкая… Он подошел, примерился.
– Не так, – запротестовал Иван, – ногой разбить. Можешь, да?
– Ногой?
– Да.
– Не снимая с кола?
– Да.
Теперь понятно – проверка, тест… На ногу сержант наступал уже без опаски, но не более того. И уж всяко давненько не занимался тренировками по рукопашке…
– Правой ногой? – уточнил Багиров.
– Да, – кивнул Иван, не балуя разнообразием ответов.
Эх-х-х… Была не была… Сержант подпрыгнул и вмазал черепу от души – словно в бою, словно надо было не просто нокаутировать партнера по спаррингу, а проломить кость и сломать позвонки, не оставляя за спиной живого врага.
Черепушка улетела высоко-высоко, но упала неподалеку. И видно было, что теменная кость разошлась, раскрылась большой трещиной, но совсем череп на куски все же не распался.
Нога вела себя идеально, словно и не ломал никогда. Багиров посмотрел на Ивана: ну как, дескать? Недотянул чуток… Слишком слабо костяшка на колу держалась, вот и ушла на ее полет большая часть энергии удара.
По лицу Ивана не понять, удовлетворило его испытание или нет. Но по этой аборигенской физиономии никогда и ничего не понять, даже возраст ее владельца. Видно, конечно, что не молоденький, но пятьдесят лет мужику или восемьдесят – не определить. Багиров как-то раз напрямую спросил его о возрасте, но Иван пустился в отговорки: не привык, мол, года считать… А может, и в самом деле не считал. Но какая разница… Главное – Ивану хоть сейчас можно присваивать звание профессора медицинских наук. Или академика.
До сих пор сержант с большим недоверием относился к чудесам народной медицины. И считал, что авторы тех «чудес»: недипломированные целители, бабки-травницы, аборигенские знахари и прочие филиппинские хилеры – с гарантией лечат лишь от двух хворей: от чрезмерной доверчивости и от излишков наличности.
Но тут попробуй-ка, останься скептиком… Всем скептикам сержант предложил бы свалиться в ловчую яму или иным способом сломать ногу – а потом попробовать залечить ее за три недели в самых что ни на есть полевых условиях. Даже не за три, быстрее, – сегодня календарь навигатора отсчитал ровно двадцать дней с начала новой эры, с находки вездехода «Старатель» и его батареи… А встал и пошел сержант – прихрамывая, осторожно наступая на правую ногу – на четырнадцатый.
С точки зрения науки, кость не могла срастись за такой срок. Она вообще не могла срастись правильно в том кривоватом лубке, что наложил Иван.
Однако срослась… Срослась правильно.
А все лечение – ежедневная кружка непонятного варева, получал сержант его горячим, прямо с костра, и тут же выпивал. Запах у пойла был мерзкий, вкус – под стать запаху, но ведь подействовало! Факт налицо, вон и доказательство на мху валяется, – расколотый волчий череп.
Иван исследовал череп внимательно: подошел, осмотрел со всех сторон, но трогать не стал. Вернулся и сказал:
– Хорошо. Ты большой человек.
На вид Иван был типичным аборигеном Севера – смуглый, скуластый, с узенькими щелочками глаз – и тем не менее по-русски он болтал очень даже неплохо, не сбиваясь в падежах и глагольных формах, хоть и чувствовалось по акценту, что язык ему не родной. Но словарный запас оказался невелик, и порой Багиров не очень-то понимал, что имеет в виду житель тундры. «Большой» – в смысле «здоровенный»? А «здоровенный» – синоним «здорового»? Поди пойми… Хотя сержант и в самом прямом смысле большой в сравнении с Иваном, невысоким и сухоньким. В том веса хорошо если пятьдесят кило наберется, а если в баню сводить и помыть хорошенько, – останется и того меньше.
– И что теперь? – спросил Багиров.
– Обратно пойдем, – ответил Иван, хозяйственно выдернув кол из земли и положив на плечо.
Обратно – значит, на стоянку Ивана. Всего за пару сотен шагов от нее проходило испытание, так что обратный путь не затянулся.
Стоянка располагалась в небольшом распадке и выглядела причудливо – полное смешение эпох и стилей. Палатка бросалась в глаза сразу, приковывая внимание яркой расцветкой. Большая, двенадцатиместная как минимум. Не новенькая, годов семидесятых прошлого века, когда бродили еще по северным диким краям геологи, рассчитывая отыскать что-нибудь не найденное или пропущенное предшественниками. Даже туристы беспечно бродили – и никто их не трогал. Ядовито-синий цвет старая палатка сохранила в первозданном виде, такая уж ткань техперлон, неуничтожимая, почти вечная.
Как выяснилось позже, второй слой ткани, теплоизолирующий, тоже неплохо сохранил свои свойства. Десяток людей вполне мог не замерзнуть в палатке и зимой, без отопления, лишь за счет тепла, выделяемого телами. Одиночке в мороз пришлось бы хуже, но в прохладные летние ночи можно было спать, не рискуя окоченеть к рассвету.
Палатка прямо-таки била по зрению, наотмашь, – и оттого стоявший несколько в стороне чум бросался в глаза не сразу, выглядел спрятавшимся, притаившимся. А может, и не чум, раньше подобные жилища сержант видел только на картинках да по стерео. Но как еще назвать сооружение из жердей, прикрытых шкурами? Багиров других названий не знал и остановился на чуме.
Третья постройка была нежилой, хозяйственной: погреб, выкопанный в склоне распадка. Хотя погреб – громко сказано, не то нора, не то дыра в земле, вместо двери – овальный щит, сплетенный на манер корзинки из здешних «деревьев» и с наружной стороны тоже обтянутый шкурой. Сержант в погреб не совался, не ровен час – тряхнет как следует, да и похоронит заживо под слоем мерзлой земли. Подземные толчки за время, проведенное на стоянке Ивана, случались как минимум дважды – но несильные, едва заметные.
Как минимум – потому что первые три-четыре дня сержант помнил смутно, обрывками. Как нашел его Иван – помнил хорошо. Как добирались сюда – уже кусочками, отрывочками, порой открывал глаза и видел, что путешествует почти с комфортом, на волокуше, слаженной из веревки, брезента и тех самых кольев, из ямы вынутых… А тащит волокушу рогатая скотинка, на вид – типичный северный олень, но Иван звал его на свой манер – учагом.
А вот как сержант покинул яму – загадка природы. Не сам, понятное дело, он в тот момент ложку бы до рта не донес, так обессилел. Иван вытащил на веревке? Мужика, весящего в два с лишним раза больше? Хм… Ну разве что впрягся в ту веревку на пару с учагом…
Жил Иван в своем крохотном стойбище в одиночестве (до появления Бага, разумеется). Трудно, почти невозможно одиночке выжить в тундре, но Иван жил. Обитал в чуме, а палатка на время превратилась в госпиталь для сержанта Багирова. В чум хозяин Бага не приглашал. Не то чтобы так вот прямо запретил туда входить, но не приглашал. Без приглашения же соваться не хотелось. В результате в жилище из шкур сержант побывал один-единственный раз, причем как раз в те дни, о которых мало что помнил… А может быть, пригрезился тот визит, больно уж странным оказалось то, что увидел внутри Багиров…
И еще один момент не помнил сержант: точно ли хозяина зовут Иваном? Именно так он и представился? Или сам сержант его окрестил, не в силах выговорить заковыристое местное имечко? Момент знакомства абсолютно выпал из памяти. Называл ли он свое имя, сержант тоже не помнил. В любом случае Иван к нему по имени не обращался. И по фамилии не обращался. И по прозвищу Баг тоже. Никогда. Пару раз, не больше, употребил другое прозвище: «человек снизу». Ясное дело, такой вот тунгус что-нибудь незнакомое увидит – тут же обзовет по-своему. Багирова увидел, когда тот в яме лежал, внизу, – вот и получилось имя для нового знакомого.
Прояснить вопрос с настоящим именем Ивана сержант уже пытался. И получился такой примерно разговор:
– Как зовут, да? По-разному зовут, нганасаны так зовут, долганы иначе… Ты Иваном зовешь.
– Так кто ты на самом-то деле?
– Человек.
– Ясный хрен, что не лемминг.
– Настоящий человек, – немного подумав, внес Иван уточнение.
– А я, значит, резиновый… Скажи лучше, что у тебя… – начал было Багиров и осекся.
Спрашивать, что за имя у Ивана прошито в электронном удостоверении личности, показалось вдруг верхом глупости. Иван и всевозможные «балалайки» с «таблетками» существовали в разных эпохах и разных измерениях. Не пересекающихся.
Вот и поговорили…
Чем занимался Иван в то время, когда ему не попадались нуждающиеся в спасении и исцелении сержанты, тоже неясно. Багирову представлялось, что у аборигенов Севера только два главных занятия: охота да оленеводство.
Олени у Ивана имелись, но слишком их было мало, чтобы претендовать на статус оленевода. Пять голов или шесть паслись неподалеку в тундре совершенно диким образом, без загона, без привязи. При нужде – съездить к роднику за водой, например, – Иван подзывал животин. Даже не то чтобы подзывал – не свистел, не кричал призывно, а… В общем, как-то само получалось, что при нужде учаг оказывался неподалеку, возле чума.
Охотой Иван тоже не занимался. По крайней мере за все время, что провел с ним Багиров, не охотился ни разу. Если не считать охотой историю с ловчей ямой… Иван от ловушки всячески открещивался: не копал, дескать. И про трехглазую зверюгу якобы ничего не знал, не ведал. Ну а труп-то чудища со щупальцами у ямы видел? Не видел. Какой-то дрянью все было залито, забрызгано, но никакого трупа. Нехорошее место, нельзя туда ходить.
Читать бесплатно другие книги:
