Кровь и честь Грин Саймон

Глава 2

КРОВАВЫЕ МОЩИ

Полуночный Замок стоит уединенно, возвышаясь тяжелой мрачной громадой черного базальта над вершиной Бримстоунского холма. Трудно даже выразить словами, насколько стары его постройки, но гладкие, не увитые плющом стены столь же крепки и неприступны, как и прежде. Многие и многие прошедшие годы не оставили на них ни малейшего следа. Мрачные неприступные башни точно взирают на окрестные земли сквозь узкие амбразуры, светящиеся порой каким-то странным светом. Замок этот не всегда принадлежал королям Редгарта, они захватили его с помощью оружия и колдовских чар уже семь столетий назад. И теперь это их цитадель, которой они дали название, внушающее повсюду страх, - Полуночный Замок.

Внутри замка, за черными стенами, реальное и нереальное соседствуют друг с другом, разделенные четкой гранью. Ведь в конечном итоге полночь - это час, разделяющий день и ночь, свет и тьму, бодрствование и сон. Это ускользающий миг, когда сущее и то, что лишь могло бы существовать, уравновешивают чаши весов… и равновесие это порой очень зыбко. Правители Полуночного Замка строят свою власть на сопоставлении реального и нереального, но живущие в нем знают, что равновесие это хрупко и ненадежно. Им известно, что если тем или иным способом властителями будет утрачена способность управлять обеими составляющими их жизни, то нигде в мире не найдется силы, способной повернуть процесс разрушения вспять.

Полуночный Замок стоит уединенно, неповторимый и ужасный, зловещий и огромный. Тень его покрывает собой весь Редгарт. Бесчисленное множество чудес и злодеяний видела эта крепость, где короли сменяли королей. Король Малькольм уже месяц, как мертв, а его трон пустует. За черными стенами нереальное растет и набирает силу.

Монах замер перед принцем Луи, покрытая капюшоном голова его склонилась, словно в раздумье. Его длинная, ниспадающая до пят ряса была светло-серой от покрывавшей ее паутины, часть которой облетела на пол. Широкие рукава смыкались у него на животе. Принц Луи настороженно смотрел на склоненную голову Монаха. Ему казалось неестественным, что кто-то может простоять в такой позе так долго. Он подумал было, что надо что-то сказать, но решил не делать этого. Монах не любил, когда мешали его работе. Луи переступил с ноги на ногу и слегка нахмурил брови. Этот человек был самым могущественным из его сторонников, и только он один мог противостоять колдовским чарам Доминика, но Луи был не настолько глуп, чтобы рисковать, крепко связывая себя подобным союзом. По некоторым глубоко скрытым причинам Монах повиновался пожеланиям принца так, как если бы выполнял его приказы, но Луи ни на йоту не сомневался в том, что возжелай этот колдун выступить против него, ни власть, ни волшебство не смогут ему помочь. Монах, по всеобщему убеждению, был самым могущественным из колдунов Полуночного Замка.

Были даже люди, которые вполголоса утверждали, что Монах существует по ту сторону реального.

Луи уже не в первый раз твердо приказывал себе не думать об этом. Повернувшись к Монаху спиной, старший сын короля Малькольма отошел к своему дубу, тень которого всегда действовала на него успокаивающе. Блуждающим взглядом он окинул свои покои, но там не нашлось ничего достойного, что могло бы задержать его внимание. Все было как всегда. За многие годы принц обжил и приспособил к своим нуждам эту большую, спрятанную в глубинах замка комнату с каменными стенами. Власть над стихией земли, унаследованная им по праву Крови, позволяла Луи повелевать всем, что живет и растет на ее поверхности и в ее недрах. В каменном замке от этого было мало толку, поэтому принц, которому нравилось практиковаться в колдовстве, устроил в своем жилище некий оазис природы. Пол его покоев был устлан ковром из естественной почвы, поросшей зеленой травкой, за которой всегда тщательно ухаживали и которая наполняла воздух приятным запахом. Один угол комнаты занимал могучий дуб, протянувший свои ветви прямо к высокому потолку. Корней у дерева не было, но с помощью колдовства Луи удавалось поддерживать в нем жизнь. Случалось, что принц выращивал какие-нибудь цветы или овощи у себя в покоях просто затем, чтобы показать свое мастерство волшебника, но в последнее время у него не было настроения заниматься этим. Со дня смерти отца его занимали совсем другие мысли. Он понимал, что Доминика и Виктора будет не просто уничтожить.

Луи, опершись о широкий ствол дуба, взирал на застывшего в неподвижности Монаха. Принц терпеть не мог, когда его заставляли ждать. Никто, кроме Монаха, не осмелился бы поступать так. Луи оттолкнулся от ствола и направился к шкафу, чтобы посмотреться в большое, высотой в полный рост человека, зеркало. Мрачное выражение лица принца изменилось, и на его губах заиграла удовлетворенная улыбка. Луи доставляло удовольствие убеждаться вновь и вновь в том, что он весьма хорош собой. Не потому, что он сомневался в этом, просто ему было приятно. Он одобрительно кивнул своему отражению, и оно ответило вежливым кивком. Луи был высок и довольно изящен, с утонченным лицом, обрамленным редеющими каштановыми волосами. В свои неполные тридцать лет он мог вполне гордиться мускулами плеч и груди, а в особенности тем, что окружность его талии не выросла ни на дюйм за последние двенадцать лет. Принц носил сшитую по последней моде одежду от лучшего портного, единственной особенностью которой являлось то, что цвет материала был выбран в соответствии с пристрастиями заказчика - оттенков леса и земли. Даже плащ и тот был красновато-бурым. На бедре он носил обычный рыцарский меч, ножны которого украшал изящный орнамент, состоявший из золотых и серебряных фрагментов. Луи славился как превосходный фехтовальщик, готовый доказать это любому, был бы хоть малейший повод. В разговоре с принцем людям приходилось очень тщательно выбирать выражения.

Покрытая капюшоном голова Монаха внезапно пошевелилась, и по спине Луи пробежал знакомый холодок, когда он в который уже раз увидел, что под приподнявшимся капюшоном зияет бездонная пустота. Одеяние Монаха имело формы человеческого тела, но если тело все-таки существовало, то никто не видел его. Стараясь сохранить на своем лице выражение полного спокойствия, принц пересек комнату и подошел к Монаху с гордо поднятой головой. Кто, как не он, наследник престола в Редгарте, будущий король? Разве есть человек, способный вселить в него страх?

- Итак, - холодно произнес он, - ты знаешь, где они?.

- Да, ваше высочество, - ответил Монах, - они идут через торфяники, в пределах Бэрроумира. Наговоры графа Родрика на некоторое время сбили меня со следа, но сейчас я вижу их как на ладони.

Гулкий, словно эхо, голос Монаха шел будто бы не из-под капюшона, а откуда-то издалека. Слова звучали четко, а в манере говорить присутствовала должная вежливость и даже обходительность, но голос не нес в себе ни единого намека на то, что принадлежал человеку, столь бесстрастным он казался.

Луи сдержанно кивнул:

- Хорошо, хорошо, ты обнаружил Родрика и его людей, но Виктор, с ними ли он?

- Не изволите ли взглянуть, ваше высочество, - Монах развел рукава рясы, так что стало видно - рук там не было. Правый рукав описал величественную дугу, и воздух перед принцем Луи задрожал, а затем появилось видение. Старший сын покойного короля изо всех сил старался не выказать своих чувств. Все выглядело так, словно он смотрел в окно, только звука не было. Совсем близко он увидел четырех всадников, которые, натянув поводья, стояли и оглядывали поросшую вереском равнину. Внимание принца приковало к себе очень знакомое лицо, он, зловеще улыбнувшись, покачал головой.

- Виктор. Я так и думал, что он покинул замок. Монах сделал едва заметный жест, и лицо Виктора приблизилось.

- Уверены ли вы, ваше высочество, что это он? Использовав свои чары, я узнал о том, что он здесь, в Полуночном Замке.

- Кто же это, если не он?! Ты что думаешь, я собственного брата не могу узнать? - принц рассерженно сдвинул брови. - Мне следовало прикончить его, когда он был еще в изгнании.

- Тогда, ваше высочество, он не представлял угрозы. Единственным, на кого он мог рассчитывать, был мессир Гэвэйн, остальные ничего не стоили.

- Что ж, теперь у него прибавилось союзников, - огрызнулся Луи - Не знаю, что они там делают, но думаю, нечто чертовски важное. Иначе вряд ли им стоило покидать замок в такое время. Может быть, они знают, где искать спрятанную корону и государственную печать?.. Но если Виктору удастся добраться до символов власти раньше нас, тогда…

- Ни в коем случае, ваше высочество, - отозвался Монах, - если вы позволите мне позаботиться о них. Как вы уже убедились, от наемных убийц мало проку. Те люди, которых вы послали, не могли противостоять мечам Гэвэйна и Родрика. А вот если бы мне было позволено испробовать мое искусство…

- Приступай, - выговорил Луи, не мигая рассматривавший видение лица Виктора, - немедленно приступай.

Прошел уже час, как встало солнце, когда дождь наконец перестал лить. Он продолжался всю ночь, и Джордану уже казалось, что это никогда не кончится. Раннее утро давало ощущение прохлады и свежести, после грозы все запахи земли, травы и вереска особенно остро чувствовались в воздухе. Птички перекликались, сидя на ветках. Джордан всматривался вперед. Всю ночь Родрик без устали гнал своих спутников вперед, невзирая на грозу, и теперь актеру стало совершенно ясно: весь мир будет преспокойно веселиться несмотря на то, что он, Джордан, чувствует себя препаршиво. Вздохнув так, точно сбросил с себя тонну груза, он сполз с седла и спустился на землю. Конечно, Родрик не мог знать, что думал актер, но жить графу, видимо, хотелось. Потому что, если бы он не объявил наконец привал, Джордан несомненно убил бы его. Промерзший до костей актер прошелся туда-сюда около лошади, стараясь размять затекшие конечности и хоть немного согреться.

«Ничего, ничего, - успокаивал он себя, - могло быть и хуже. Вот дождь, например, мог ведь и не кончиться».

Родрик и Аргент стреноживали коней, пока Гэвэйн собирал хворост для костра. Больше всего раздражало то, что никого из них, по-видимому, не утомила длительная скачка. Джордан нахмурился, копнув грязный грунт дороги носком сапога. Он мог поклясться, что день обещает быть самым что ни на есть паршивым. Актер понимал, что нельзя просто так стоять, а следует помочь остальным, но никак не мог собраться с силами. Ему не нравилось, когда его лишали сна. Наконец он подошел к Родрику, решив помочь тому расседлать коней, чтобы создать видимость деятельности. А то, если он будет продолжать сидеть сложа руки, его еще заставят чистить сортиры. Родрик коротко кивнул актеру, но не было похоже, что его очень обрадовала подобная помощь.

- Утро хорошее, - сказал Джордан просто из вежливости.

- Хорошее, - ответил граф, не отпуская уздечки, которую держал в руках.

- Далеко ли еще до Полуночного Замка?

- Очень далеко.

- Вы бывали здесь раньше?

Родрик посмотрел на него очень недружелюбно:

- Будьте другом, Джордан, оставьте меня в покое. Мне, как видите, есть чем заняться. Прогуляйтесь, подышите воздухом, сделайте что-нибудь…

Сдержанное раздражение и снисходительность, звучавшие в голосе графа, жутко разозлили актера. Таким голосом обычно разговаривают не в меру занятые взрослые с чересчур надоедливым ребенком. Но справедливости ради следовало отметить, что Джордан никогда не навязывал своего общества тем, кто не жаждал его. Он отошел было в сторону, но тут увидел идущего навстречу Роберта Аргента. Ему просто хотелось по-приятельски поболтать с кем-нибудь. Раз уж он не умер этой ночью от скачки, холода и дождя, то вправе был рассчитывать на дружескую беседу.

- Доброе утро, Роберт, - приветливо сказал актер, - хороший, похоже, обещает быть денек.

- Заткнитесь и проваливайте, - огрызнулся Аргент.

- Прошу проще…

- Да заткнитесь же! Найдите себе полезное занятие, если, конечно, вы способны делать хоть что-нибудь полезное, актеришка.

Джордан развернулся на каблуках и пошел прочь, обиженный. Но Аргенту было наплевать на это. Никому не сходил с рук разговор с Великим Джорданом в подобном тоне. Не засунуть ли этому наглецу змею в постель… или в штаны?..

Увидев напряженную спину актера, Родрик сказал Аргенту:

- Полагаю, вы его обидели.

- Вот и хорошо, - отозвался Аргент, - он мне на нервы действует. Вечно болтается под ногами. Актеры должны знать свое место.

- Вы несправедливы, - не согласился Родрик, - он был очень знаменит в свое время.

- Комедианты, - фыркнул Аргент, - не встречал ни одного, кто стоил бы слюны, потраченной на то, чтобы плюнуть в него. Они - то же, что цыгане, ворье и прочие проходимцы. В жизни своей не трудились.

- Пускай даже так, - примирительно сказал Родрик, - дело в том, что он нужен нам, Роберт, причем больше всего нам необходимо его добровольное сотрудничество. Постарайтесь не обижать его, по крайней мере пока. У меня такое чувство, что он со зла может выкинуть любую пакость.

Аргент снова фыркнул, но промолчал. Родрик посмотрел на него, хотел было что-то сказать, потом словно передумал и наконец все-таки произнес:

- Роберт, сколько лет мы знаем друг друга?

- Двадцать с лишним или около того, - Аргент слегка улыбнулся, - многие из них были не плохи. Так ведь?

- Только тогда ты осознаешь проблему по-настоящему, когда что-то доставляет беспокойство именно тебе. Много дел было у нас за эти годы, какие-то удались, какие-то нет. Какой смысл заводиться? Это просто еще одно дело, и ничего больше.

- Я знаю, Род. Просто еще одно дело.

- Ну так зачем же тогда так нервничать?

- Я и не нервничаю!

- Может, хотите крикнуть еще раз, Роберт? Не думаю, что кто-нибудь в Полуночном Замке услышит вас.

- Все в порядке, - сказал Аргент уже намного тише, - все в порядке, я уже спокоен.

- Чушь, мне случалось видеть людей, которые выглядели более спокойными, поднимаясь на эшафот. Ведь не из-за актера же вы так взволновались, не так ли? Джордан делает свою работу и делает ее хорошо. Он уже так похож на Виктора, что это даже пугает меня.

- Как актер, он меня не волнует, - сказал Аргент. - Как человек - раздражает, хотя, по-видимому, и знает свое дело.

- Что же тогда? В чем дело?

- Ни в чем! Все замечательно. Знаете-ка что?! Оставьте меня в покое, Род. Я устал, промок, и, по всей видимости, у меня начинается простуда. Мне, право же, совсем не до разговоров.

С этими словами он отошел прочь от Родрика и принялся со всей энергией чистить своего коня. Родрику не оставалось ничего, кроме как, тяжело вздохнув, принять решение попытать счастья и объясниться с Аргентом попозже. Уж кто-кто, а граф прекрасно знал, что если толстяк уперся и решил играть в молчанку, то из него и клещами слова не вытянешь.

Джордан наконец нашел чем ему заняться. Утро было холодное, несмотря на яркое солнце, и актер решил помочь Гэвэйну развести костер. Дело это было нешуточное - как и все вокруг, собранный рыцарем вереск напитался влагой и упорно сопротивлялся всем попыткам поджечь его с помощью огнива. Полюбовавшись какое-то время на бесплодные старания рыцаря, Джордан присел рядом на корточки и извлек из зарядного карманчика у себя в рукаве огненный шарик. Надрезав оболочку ногтем он бросил снаряд в сваленный кучей вересковый хворост, и тот мгновенно запылал. Актер и рыцарь, поднявшись, протянули руки над огнем. Гэвэйн покосился на Джордана.

- Впечатляет, очень даже впечатляет. Может, расскажете, как это у вас получается?

Актер улыбнулся:

- Это профессиональная тайна. Ловкость рук, знаете ли, обман зрения… Все крайне просто, если умеешь.

Гэвэйн кивнул:

- Похоже, граф Родрик не ошибся, выбирая вас. Если мне кто-нибудь скажет, что это не настоящее волшебство, то, уверяю вас, ничего более похожего я не видел за пределами Полуночного Замка.

Джордан закусил губу и со всей серьезностью посмотрел на собеседника - у актера было несколько вопросов, которые ему очень хотелось задать рыцарю. У того сейчас было, пожалуй, наиболее благоприятное расположение духа.

- Расскажите мне о Полуночном Замке, Гэвэйн. То, что мне доводилось слышать о нем, звучало - как бы это выразиться? По меньшей мере странновато. Действительно ли привидения и чудовища разгуливают там по коридорам в любое время дня и ночи? Правда ли, что там существует башенка, которая поедает людей? Верно ли, что, пробыв в стенах замка всего ночь, любой становится волшебником?

- И да и нет, - ответил рыцарь, едва улыбнувшись, - О Полуночном Замке много говорят, да сильно путают, когда пересказывают. Волшебство, тем более когда дело касается какой-нибудь из четырех стихий, весьма распространено в замке, потому что большинство аристократов так или иначе связаны узами Крови. На деле уровень волшебного искусства любого из представителей высшего общества определяет и его положение в этом обществе, так как считается напрямую связанным с чистотой Крови. Что же касается духов и чудовищ… здесь все несколько сложнее. Вам придется уяснить себе, что реальное и нереальное слишком сильно переплетены в нашем замке. Так было всегда. Одни говорят, что все дело в древних стенах, в которых и таится волшебство. Другие утверждают, что оно - в недрах холма, на котором стоит крепость. Вся правда не известна никому. Но, на памяти живущих, духи обитали в Полуночном Замке всегда. Большинство из них безвредны, если их не задевать, со временем к ним привыкаешь. Это всего лишь люди, затерявшиеся в переплетениях времени. Они потеряли свой путь и не могут найти дорогу обратно.

- А чудовища? - осторожно спросил Джордан.

- Скажем так, их всего лишь несколько. Хранительница Замка держит их в узде. А мне, я думаю, лучше рассказать вам о ней, нашей хозяйке, ее имя Катриона Таггерт, она уже третья в своем роду служит Хранительницей. Красивая девушка и умная. Она не связана Кровными узами с царствующей династией, но, как и все в ее семье, весьма искусна в Высшей Магии. Катриона и Виктор не ладят между собой. Я полагаю, что ему просто не нравится, когда кто-то не принадлежащий к высшей аристократии, обладает столь серьезной властью. Тем не менее приглядывать за нереальным, чтобы оно не вышло из повиновения, - обязанность Хранительницы. В нормальные времена у нее не так уж много работы.

Видите ли, сочетание реального и нереального в одном месте вызывает к жизни огромное, просто устрашающее количество той таинственной силы, которая по воле короля проходит через древний Камень, расположенный под троном. Эта сила в значительной мере расширяет для короля границы возможного использования колдовских чар и позволяет ему сохранять равновесие между реальным и нереальным. Это, конечно же, обеспечивает приток той силы, что значит… и так далее, и так далее, и так далее. Как бы гам ни было, во времена, подобные нынешним, когда трон пуст, все обстоит гораздо сложнее. Когда нет короля - нарушается хрупкое равновесие, нереальное старается вырваться на свободу и поразвлечься. Все ипостаси безумия оживают и принимают реальные очертания и формы. И тут-то вот, разумеется, роль Хранительницы Замка несоразмеримо возрастает. Ее задача - употребить всю силу своих колдовских чар, чтобы, пока на троне не воцарится новый повелитель, сдерживать нереальное.

- Послушать вас, и получается, что нереальное… живет, - медленно произнес Джордан.

Гэвэйн пожал плечами:

- Никто не знает наверняка, что представляет собой нереальное. Спросите об этом десятерых, и получите десять совершенно разных ответов. Сами все увидите, когда окажетесь в замке.

- Одну минуточку, - возразил Джордан, - по-моему, я чего-то недопонимаю. Такая власть… такое могущество… Почему кто-нибудь - Луи или Доминик - просто-напросто не объявит себя королем или же не захватит трон силой? Насколько я могу судить о них из того, что узнал от вас, это должно сразу прийти им в голову.

- Позвольте в очередной раз обратить ваше внимание на особенности правил наследования престола в Полуночном Замке, - включился в разговор Родрик.

Джордан резко обернулся и увидел, что граф и купец подошли к костру и греют руки, вытянув их над пламенем. Актер подумал, не стоит ли ему сказать им что-нибудь обидное в ответ на пренебрежение, которое они выказали в его адрес несколько минут назад, но решил не делать этого. Нужно научиться ладить с этими людьми, чтобы выполнить работу, за которую они ему платят.

«Пятьдесят тысяч дукатов, - эта мысль согрела душу Джордана. - Клянусь, я стою каждого грошика».

Тут он осознал, что Родрик продолжает говорить, и прислушался.

- Чтобы наследовать трон - продолжал граф свое повествование, - претенденту необходимы королевская корона и государственная печать, которые он представит Камню в ходе специального обряда, тогда Камень передаст королю власть над нереальным. Не обладая этой властью, нельзя править в Редгарте.

- Только не говорите мне, - воскликнул Джордан, - что и корона и печать пропали. Я уже знаю, что это именно так.

- Вы действительно начинаете рассуждать, как настоящий принц, - произнес Гэвэйн. - Виктор и оба его брата уже не раз перевернули весь замок после смерти короля Малькольма, но не нашли даже и следа короны и печати.

- Постойте, постойте, - воскликнул Джордан, и, сдвинув брови, задумался. - Если Луи или Доминик убили отца, это значит, что необходимые атрибуты власти у одного из них. А так как ни у кого, совершенно очевидно, нет ни печати, ни короны, значит, они - не убийцы! Надеюсь, они не такие идиоты, чтобы убить короля прежде, чем выяснить, где же находится то, без чего никто из них все равно не сможет занять трон. Или я ошибаюсь?

- Даже в самый безупречный план может вкрасться ошибка, - ответил Родрик, - хотя, возможно, существует кто-то третий, неизвестный нам, кто стоит за этим убийством… Очень плохо, что смерть короля окутана таким туманом, но гораздо хуже то, что заболел принц Виктор. Когда об этом узнают при дворе, наш господин, став уязвимее, лишится последней надежды на успех. Вот почему вы нам и нужны, Джордан. Пока вы будете играть роль принца для окружающих, наши люди втайне продолжат поиски.

Все четверо долго в молчании стояли вокруг костра. Каждый из них был погружен в собственные размышления, касавшиеся его участия в деле в сложившейся ситуации. Первым в себя пришел Гэвэйн, принявшийся готовить для всех скудный походный завтрак. Аргент пошел задать корм лошадям. Родрик, достав из одном из седельных сумок карту, стал изучать ее, чтобы выбрать кратчайший путь в Полуночный Замок. Джордан, который опять оказался не у дел, решил немного прогуляться и осмотреться вокруг. Подобное занятие было хорошо уже тем, что помогало согреться. Он потирал руки и дышал на них, с горечью думая о своих перчатках, которые проиграл в кости в одном из городов, где выступал. Ему везло в игре только тогда, когда удавалось убедить партнеров использовать его собственный набор костей…

Повсюду, насколько он мог видеть, лежала болотистая, покрытая зарослями вереска равнина, раскрашенная скупыми пастельными красками, среди которых преобладали цвета серый и бордо. На фоне этого однообразного пейзажа выделялся продолговатый могильник высотою футов в десять. Холм располагался поблизости от дороги, и, несмотря на то, что весь порос кустарником, форма его говорила о том, что насыпан он был человеком. Скорее всего, это было место захоронения какого-нибудь древнего племенного вождя.

Когда Джордан был маленьким, мама запрещала ему приближаться к подобным курганам. Потому что в них очень часто селилась нечисть, а тот, кто проникал в подобные могильники, исчезал навсегда. Позже, когда Джордан стал старше, ему довелось, сидя с широко открытыми глазами, выслушать старинную балладу о горе Силбери. Речь в ней шла об одном рыцаре, спящем в золотых доспехах под толщей кургана. Рыцарь сжимал в руках огромный меч и ждал зова, чтобы сразиться в последней битве со злом. Став взрослым, актер пришел к убеждению, что все эти рассказы и песни не более чем выдумки и старинные предания, не имеющие ничего общего с настоящей жизнью, а курганы - просто могильные холмы. Однако некоторые из этих сказок очень нравились ему, и, даже зная, что в них нет ни слова правды, он включал их в свои пьесы. Так ему казалось. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Приближаться к большому могильнику было все равно, что стучать в дверь наводненного духами дома. Что-то особенно волнующее было в этом кургане, какое-то ощущение присутствия притаившегося, чтобы наблюдать за живыми, зла. Остановившись на полдороге к холму, Джордан замер, глядя на него. Пробирающий до костей холод заставил актера плотнее закутаться в плащ. Сильный порыв ветра растрепал волосы остановившегося в нерешительности человека. Температура резко упала, и Джордан с удивлением увидел парок, поднимающийся у него изо рта. Свет вокруг померк, актер поднял голову и увидел огромные свинцовые облака, вдруг скрывшие солнце. Ветер подул с такой силой, что казалось, готов был разорвать человека на куски. Не помогал и толстый теплый плащ. Джордан почел за благо повернуть назад, чтобы присоединиться к остальным, которые о чем-то взволнованно переговаривались.

- Что такое? - испуганно спросил Джордан - Что, черт возьми, происходит? Десять минут назад небо было чистым. Грозовые облака не собираются так быстро. Тут есть что-то неестественное!

- Это чертовски верно подмечено! - зарычал Гэвэйн и выхватил, точно игрушечную, свою тяжелую секиру. - Сюда, ваше высочество. Нас атакуют.

Джордан вновь посмотрел на небо, которое заполняла тьма. Грозные громовые раскаты ревели совсем рядом.

- Не это ли вы имели в виду, когда говорили про колдовскую власть над стихиями? - обратился он к Родрику.

Граф отрицательно покачал головой, внимательно вглядываясь в небо:

- Нет, Джордан, мало уметь управлять только водой и ветром нужно использовать Высшую Магию, чтобы вызвать такую грозу.

- Хорошо, пусть это будет Высшая Магия. Нам-то что с ней делать?

- Не знаю! - воскликнул Родрик. - Мне нужно время, чтобы все обдумать! Гэвэйн… держите вашу секиру наготове.

- Секиру? Вы сказали - секиру?! - закричал пораженный Джордан. - Да что тут можно сделать этой секирой? Хорошо, пусть он заберется мне на плечи и отрежет кусочек облака!

- Нет нужды так шуметь, ваше высочество, - спокойно произнес Гэвэйн, - это не простая секира. Когда-то, много лет назад, ее сделал и подарил мне Магистр Ордена колдунов.

Он потряс своим оружием, и Джордан, дав себе труд всмотреться в секиру, увидел, что ее лезвие покрывает тонкая паутина рунического письма. Казалось, что письмена эти светятся и мерцают в сгустившейся темноте. Актер снова посмотрел на небо. Черные облака кипели у него над головой. День умирал в наползающих на болото сумерках. Внезапный раскат грома точно потряс воздух. Сделав шаг назад, Джордан закрыл уши руками. Кустарник пригнулся к земле под мощными струями обрушившегося на него дождя. Несколько секунд - и Джордан промок до нитки. Он озирался вокруг, полный страха и растерянности, в поисках укрытия, но спрятаться было негде. Лошади ржали, вставали на дыбы, сильно напуганные грозой. Но Аргенту довольно быстро удалось успокоить их.

Вспыхнувший в небе огонь ударил в землю не более чем в дюжине ярдов от четверки путешественников. Почва заходила ходуном, и там, куда попала молния, полыхнул вереск, но дождь не позволил огню распространиться. Гром загремел снова, на сей раз громче и гораздо ближе. Снова вспыхнула молния, заставив всех четверых упасть на землю. Джордан с головой зарылся в вереск, прекрасно понимая, что прятаться бесполезно. Родрик что-то прокричал, вероятно, призывая своих спутников держаться вместе, но голос его потонул в реве грозы. Джордан поднял было голову, когда небеса вновь изрыгнули пламя, и ему не осталось ничего другого, как только, опять уткнувшись в грязь лицом, обхватить голову руками. Земля дрожала под актером, и он чувствовал жар горящего рядом вереска. Огонь падал с неба с каждым разом все ближе и ближе…

Гэвэйн вскочил на ноги после очередной вспышки молнии и высоко поднял свою секиру. Джордан со страхом посмотрел на рыцаря, почти уверенный в том, что тот решил пожертвовать собой, чтобы спасти остальных. Огонь вспыхнул снова, и пылающая дуга соединила на долю секунды черное облако и блистающий металл секиры. Казалось, топорище вот-вот расплавится, но Гэвэйн крепко держал свое оружие. Молния исчезла, а рыцарь остался на месте целый и невредимый. Утирая капли дождя с лица, Джордан смотрел, не веря своим глазам, как молнии одна за другой бьют в пылающее топорище секиры и гибнут, как мотыльки в пламени свечи. Гэвэйн стоял точно изваяние, держа оружие высоко над головой, отвернув лицо в сторону и плотно закрыв глаза. Медленно, постепенно молнии превратились в далекие отблески, рокот грома затих, ветер ослабел, а дождь умерил свою ярость.

Родрик встал и поднял руки над головой. Дождь падал на его обращенное к небу лицо. Граф стоял сдвинув брови, в состоянии глубокой самопогруженности. Ветерок устремился прочь с его ладоней, быстро превращаясь в стонущий вихрь. Гэвэйн пошатнулся, но в следующую секунду, сообразив, что происходит, бросился на землю. Джордан не замедлил последовать его примеру. Ветер прижал к земле кусты. Цепляясь за кусты и землю, актер кое-как сумел удержаться и не был унесен поднявшейся бурей. Один только Родрик гордо стоял, не склоняясь перед разыгравшейся по его воле стихией. Дождь начал сходить на нет, в грозовых облаках тут и там появлялись разрывы. Родрика озарил луч солнца, прорезавший тучу, как луч софита. Ветер разорвал темные облака на части и унес их обрывки прочь. Дождь прекратился, и его сменил яркий солнечный свет.

Родрик опустил руки, и ураган превратился в обычный ветер, а затем и вовсе утих. На какое-то время вокруг установилась звенящая тишина, а потом одна за другой, перекликаясь друг с другом, запели птицы. Буря прошла, не оставив о себе почти никаких воспоминаний, кроме нескольких догорающих кустов. Гэвэйн поднялся и, коротко кивнув Родрику, убрал свое оружие. Он отправился успокаивать перепуганных лошадей, а Джордан и Аргент встали и подошли к устало растиравшему виски графу.

- Вы в порядке, Род? - взволнованно спросил Аргент. - Я и представить себе не мог, что в вас так сильна Кровь.

Родрик ответил ему легкой ободряющей улыбкой:

- Все в порядке, спасибо. Просто сказывается отсутствие тренировки. Очень уж давно не приходилось мне использовать свое искусство владения стихией воздуха при людях.

- Я что-то не пойму, - произнес Джордан, - не вы ли мне говорили, что знание магии стихий является признаком принадлежности к Королевскому роду?

Родрик горько улыбнулся:

- А заодно и делает тебя удобной мишенью для козней негодяев и ножей наемных убийц. Чем меньше людей помнит, что я двоюродный брат Малькольма, тем в большей безопасности я нахожусь.

Он внезапно закачался, видимо почувствовав прилив усталости, и Аргент немедленно пришел графу на помощь, подхватив его за локоть и усадив на землю. По тому, как Аргент хлопотал над графом, было видно, что эти двое - старые и близкие друзья, и Джордан счел свое присутствие неуместным. Не найдя себе лучшего занятия, он решил помочь Гэвэйну с лошадьми, которые хоть и уцелели после страшной грозы, но были очень напуганы. Они вращали глазами, показывая белки. Понадобилось какое-то время, чтобы животные, чуть успокоившись, позволили людям приблизиться к ним. Гэвэйн и Джордан говорили негромко и мягко, точно уговаривая коней, и те понемногу успокоились. В другой ситуации у Джордана не хватило бы на все это терпения, но сейчас он был рад случаю обдумать все без суеты. Родрик сказал, что внезапно налетевшая буря была вызвана кем-то, кто умел повелевать природой, используя силы Высшей Магии. Это означало две вещи. Во-первых, среди людей Родрика совершенно определенно есть предатель. То, что их обнаружили наемники, еще могло бы считаться случайностью, но гроза была направлена конкретно на графа и его спутников. Ну, а во-вторых, абсолютно ясно, что у принца Виктора есть какие-то очень могущественные враги. Колдовство, может, и типично для Полуночного Замка, но Высшая Магия - это явление совершенно другого порядка. Владеть ее приемами может только колдун самого высокого класса, а таких не много осталось в наши дни.

- Как вы думаете, кто вызвал эту бурю? - спросил он наконец Гэвэйна.

Рыцарь сдвинул брови, немного подумал, а потом ответил:

- Высшая Магия сильнее, чем магия Крови. Поле применения ее, может, и уже, но все-таки в ней есть нечто такое, что мне очень нравится. Трудно даже сказать, сколько народу заинтересовано в том, чтобы мы не добрались до Полуночного Замка. Извините, что не могу выразиться конкретнее, но замок просто кишит колдунами и ворожеями того или иного типа. Давайте смотреть на все более оптимистично.

Джордан с подозрением уставился на собеседника:

- Что вы под этим подразумеваете?

- Раз кто-то так старательно пытается уничтожить нас, значит, он верит, что вы настоящий принц Виктор, а из этого следует, что наш план срабатывает.

- Замечательно, - подытожил Джордан, - просто прекрасно! Что-то я не слышал про всех этих могущественных врагов, когда Родрик предлагал мне роль.

Гэвэйн ухмыльнулся и, оставив в покое уже пришедших в себя лошадей, отправился прочь, что-то высматривая среди торфяников. Джордан пошел следом, понурив голову.

«Надо, надо мне дураку было попросить сотню тысяч дукатов, когда подвернулась возможность…»

Он остановился рядом с Гэвэйном, и двое мужчин какое-то время хранили молчание. Торфяник казался особенно спокойным и даже мирным после того, как прошла буря.

- А это правда, что Магистр Ордена колдунов подарил вам секиру? - спросил наконец актер.

- Много воды утекло с тех пор, - ответил рыцарь. Произнося эти слова, он смотрел куда-то вдаль и словно видел прошлое. - Я был капитаном гвардейцев и сражался за Лесное Королевство во время пограничной войны с Хиллсдауном. То была даже не война, а войнишка, которая не принесла никому ничего хорошего. Но я оказался в нужном месте в нужное время и сумел стать героем. Король Иоанн посвятил меня в рыцари, а колдун изготовил для меня эту секиру. Это доброе оружие. Лезвие никогда не тупится, и никакой металл не может устоять против него. Но, что еще важнее, благодаря ему меня не берет колдовство, хотя по виду это просто секира. Может, из-за нее мне и удалось так долго продержаться в Полуночном Замке.

Джордан задумчиво посмотрел на своего собеседника. Пограничная война закончилась ко всеобщему удовольствию приблизительно тридцать шесть лет назад. Если тогда Гэвэйн был капитаном, то теперь ему должно быть далеко за пятьдесят. В лучшем случае. Для человека такого возраста он был в превосходной форме. Кроме всего прочего, он был еще и чрезвычайно скромен. Короли не посвящают в рыцари обычных солдат только за то, что они проявили храбрость в бою. Чтобы там ни сделал Гэвэйн, это должно было быть чем-то особенно впечатляющим. И в то же время в голосе Гэвэйна слышалась какая-то скрытая горечь… Джордан не мог бы объяснить ничем, кроме разве что актерской интуицией, почему он вдруг почувствовал, что может доверять этому человеку.

- Скажите, только скажите мне правду, Гэвэйн, - произнес Джордан негромко, - во что я все-таки впутался? Могу ли я доверять людям, на которых работаю?

Рыцарь долгое время молча смотрел куда-то вдаль поверх торфяников.

- Вам заплатят огромную сумму, - сказал он наконец, - делайте хорошо вашу работу, не забывайте держать глаза и уши широко раскрытыми, тогда вы сумеете выбраться из этой истории богачом, что вам как раз и нужно.

Актер подождал еще немного, но собеседник молчал. Джордан закусил нижнюю губу. Он никак не мог понять, почему в его собеседнике чувствовалась такая напряженность. Нет, рыцарь не лгал, просто оставалось еще много такого, что он был просто не готов сказать открыто.

- Вы дали клятву защищать принца Виктора, - спросил Джордан, - вы даже последовали за ним в изгнание, а затем вернулись в Полуночный Замок в отличие от большинства его сторонников. А теперь вы рискуете жизнью, чтобы возвести его на трон. Каков он на самом деле? Каков он, Гэвэйн? Родрик рассказал мне историю его жизни, включая и многое из того, что он говорил и делал, начиная с колыбели. Я также знаю всех, кого знал он, но мне нужно больше. Что за человек Виктор?

Гэвэйн впервые за время их разговора посмотрел на своего собеседника. Взгляд его был твердым, но в нем чувствовалась усталость.

- Виктор лучший из худших. Луи - животное, Доминик - сумасшедший, а Виктору досталось в жизни. Братья плели против него интриги, женщина, которую он любил, предала его, а он всю свою жизнь потратил на то, чтобы стать кем-то, кем он не мог быть. Вы называете его разбойником, но это не так. Он совершил… много непростительных поступков, я не отрицаю, но только потому, что он слаб и легко поддается чужому влиянию. Доведись такому человеку родиться в семье не слишком родовитого барона, на плечах которого не лежит тяжкий груз ответственности и бремя власти, он мог бы вырасти очень неплохим парнем. Но ему никогда не хватало характера и дальновидности, чтобы стать счастливым наследником Редгартского престола. Для этого необходима расчетливость и безжалостность, которых ему как раз и недостает. Из всех троих принцев Виктор, несомненно, самый человечный. У него меньше всего врагов при дворе, но все равно он преуспел менее других. Он храбр, когда нужно, к тому же я научил его превосходно сражаться как мечом, так и секирой. Он убил семерых на дуэлях, и мне не известно ни одного случая, когда бы он робел в схватке.