Одна минута и вся жизнь Полянская Алла

— Я не позволяю тебе кричать. Мы же не хотим привлечь ненужное внимание, правда? Тогда мне придется тебя убить. Мне повторить вопрос или ты помнишь?

— Господи, это… слушай, я ничего не знаю.

Дана поднимает пистолет, и парень на полу сжимается в комок:

— Нет, не надо… ты права, я скажу. Тебя случайно заметил один из наших людей. Провел до этого дома, ты была неосторожна. А дальше — дело техники. Взяли хозяина, попытались расспросить. Но ты ничего не сказала ни ему, ни сестрице, умная девочка. Так что я просто понаблюдал, потом решил, что время пришло. Кто же мог знать, что сестрица вкатила тебе вовсе не снотворное?

— Где Родька?

— Был на нашей базе.

— Что значит — «был»?

— То и значит. Был там, когда я уходил. Может, и сейчас там, может, шлепнули его, я не знаю. Он уже не нужен.

— Кто прислал тебя?

— Думаю, ты знаешь. В этой бесценной информации заинтересован один человек. Ему я должен передать то, что найду здесь. Этот человек мне заплатит — и все. Такой договор.

— Кто он?

— Я не знаю. Оговорено место встречи и сумма. Деньги он привезет, как только я позвоню ему и назначу встречу. А сделать это я должен только тогда, когда работа будет выполнена: папка у меня, а ты — на небесах.

— Почему он уверен, что ты не прочитаешь содержимое папки?

— Это вопрос нашей этики, понимаешь? У нас есть репутация.

— У кого это — у вас?

— Мы оказываем разным людям определенные услуги. Долго бы мы протянули в таком бизнесе, если бы распространялись о наших клиентах?

— Понятно. Агентство по найму убийц.

— Не только. Это и другие конфиденциальные услуги. У нас широкая сеть агентуры. Агенты, кстати, даже не знают, кто мы такие и зачем нам та или иная информация. Мы хорошо платим за несложную, в принципе, работу. Например, поступил заказ — найти тебя. Мы рассылаем ориентировку агентам. И тебя находят и отслеживают. Эффективная система.

— Наверное, вы — бывшие менты?

— Ты права. Но наш бизнес приносит отличный доход, гораздо больший, чем доход даже самого продажного мента.

— Человек, которому ты должен отдать папку, знает тебя в лицо? Или ты его?

— Я же сказал: нет. Мне только известно, что там — компромат на него. Кто он и что именно в папке, я не знаю и не хочу знать. Это вредно для здоровья.

— Тебе теперь незачем беспокоиться о здоровье. Кстати, где гарантия, что тебя просто не шлепнут при передаче? Для подстраховки, так сказать?

— Нет, это исключено. Наша фирма очень известна в определенных кругах, как и наши методы. А насчет твоих угроз… Убьешь меня? Вот уж не думаю. Ты не убийца. — Красивое лицо парня исказила злая ухмылка. — К тому же я тебе еще нужен. Ты же хочешь знать, где находится наша база?

— Хочу. И ты мне скажешь.

— А если я солгу?

— Я это пойму и отстрелю тебе член. Я всегда определяю, когда лгут.

Парень смотрит в это бесстрастное бледное лицо и понимает, что будет именно так, как сказала эта странная женщина. Он содрогается от ужаса. Он тоже многое знает о боли. И достаточно знает людей.

— А когда я скажу, ты меня отпустишь?

— Нет.

— Но какой мне смысл…

— Я не сказала, что убью тебя. Но не отпущу. Тебя придержат для меня на потом — мало ли, может, ты шутник или виртуозный лжец, таких, говорят, детектор не берет. А может, просто пристрелю тебя. Я не знаю, честно. Мало ли чего мне захочется, но попробовать стоит.

— Ты сумасшедшая!

— Наконец догадался! Так ты мне скажешь?

— Хорошо. Это бывший детский лагерь недалеко от Стрельны, знаешь?

— Найду.

— Ты не попадешь туда. Там охрана.

— Где его держат?

— Не знаю.

— Исчерпывающий ответ. — Дана в задумчивости смотрит на своего пленника. Оставлять его в живых глупо, убивать не с руки — что потом делать с трупом?

Ее размышления прерываются звуком открывающейся входной двери. Дана прижимается к стене за дверью в комнату.

«Кто это может быть? Либо напарник этого олигофрена, либо любопытный сосед, либо… Кто угодно».

Дана целится в сидящего мужчину. Их глаза встречаются, и он понимает, что при первой же опасности она сначала пристрелит его, а потом примется за того, кто войдет.

Дана ждет. Шаги ближе, еще ближе. Вот открывается дверь, и человек входит. Дана бьет его по голове рукояткой пистолета, и он падает на пол. Дана подходит к нему, поворачивает его на спину и обреченно вздыхает. Перед ней на ковре вальяжно развалился Виталька. Дана злорадно усмехается. Поделом ему, не надо лезть не в свои дела.

— Кто это?

— Не твое собачье дело. — Она раздраженно хмыкает. — Тоже мне, рыцарь Круглого стола! Получил по черепу — и этого еще мало.

Виталька медленно приходит в себя. Вот дрогнули его густые ресницы, он открыл глаза, и Дана мысленно улыбнулась. Ей вдруг вспомнилась их безумная ночь в розовой комнате.

— С прибытием. — Она смотрит на него, не отрываясь. — Извини, но именно тебя я не ожидала.

— Моему долготерпению позавидовал бы любой буддийский монах. — Виталий сел, держась за голову. — А это еще кто?

— Киллер. — Дана устало опускается в кресло. — Пришел за документами и за моим скальпом. Заметь, я даже не спрашиваю, как ты здесь оказался. Мне это уже не интересно. У меня есть план.

— Вот как? — Виталий испытующе смотрит на нее. — У тебя имеется еще один план? Похоже, Данка, ты просто переполнена разнообразными проектами. Знаешь, у меня тоже есть один. И он состоит в том, что я увезу тебя домой, и это сумасшествие прекратится.

— Нет. Партию надо доиграть до конца. Я влезла в дерьмо, и оно так просто меня не отпустит. Ты ведь и сам это знаешь. Поэтому сделаем по-моему.

— Хорошо. — Виталий смотрит ей в глаза, и Дана краснеет. Она знает, что он тоже помнит о той их ночи. — Ты снова уперлась, спорить бесполезно. Так и быть, сделаем по-твоему.

— Тогда звони Косте. Он нам понадобится.

— Это он. — Человек, сидящий на переднем сиденье «Крайслера», заметно нервничает. — Он назвал номерные знаки и марку машины. Он пунктуален.

— Не надо волноваться, шеф.

— Я не волнуюсь. С чего ты взял? Держи оружие наготове. Эти парни способны на все.

— У них неплохая репутация. Они никогда не подводят своих клиентов.

— Так-то оно так…

— Вам придется выйти.

— Знаю. Смотри в оба. Стреляй только в самом крайнем случае. Если мы его ухлопаем, нас уже ничто не спасет. Они нас достанут, обязательно. Были прецеденты.

— Хорошо, шеф.

Мужчина в дорогом пальто и мягкой шляпе выходит из машины. Его туфли из крокодиловой кожи явно не предназначены для путешествий по снегу. Он морщится: снег попал в туфли, и ему холодно. Он уже забыл ощущение, когда в обувь попадает снег. Он и о снеге давно забыл.

Мощный внедорожник тормозит рядом. Мужчина в дорогом пальто напрягается. Из подъехавшего автомобиля выходит высокий стройный парень. Смуглое лицо, медальный профиль и черные глаза. Пассажир «Крайслера» пытается вспомнить: несомненно, он где-то видел этого парня, но где? Нет, не помнит. Впрочем, неважно. Самое главное, что все уже позади. И тот ужас, в котором он жил эти месяцы, тоже позади.

— Вот документы.

— Отлично. Женщина?

— Мертва. Труп увезли. Ее никогда не найдут.

— Я перевел деньги на счет вашей организации.

— Это меня не касается. Счастливо оставаться.

Парень садится в машину и уезжает. Мужчина из «Крайслера» открывает папку. Все на месте. Конечно, можно было сделать фотокопии или отксерить, но копии не имеют никакой силы. Мужчина вздыхает. Все кончено. Исчез страх разоблачения, публичного обвинения. Напряжение разом спало с него. Он ощутил, как возвращается вкус к жизни. Это надо отметить.

«Надо бы навестить кого-нибудь из девочек… Чертова кукла, сколько неприятностей мне доставила! И заплатил же ей, я совсем не хотел, чтобы так случилось, я нечаянно! Мне искренне жаль ее ребенка. И как ей удалось все это провернуть? Ведь самого Соколова достала! Ну, эти-то ребята знают свое дело. Вот уж дура, ничего не скажешь. А красивая была. Я бы с ней охотно познакомился поближе — при других обстоятельствах, конечно. Ну, теперь все кончено. Господи, хорошо-то как!»

Ноги совсем замерзли — туфли из крокодиловой кожи предназначены для других покрытий, снег — штука неприятная.

— Давай, Костя, домой.

Машина тронулась и покатила в сторону города. Пассажир улыбается своим мыслям. Что ж, теперь ему никто не мешает. Скоро выборы. Отчего не попробовать профинансировать своего кандидата, а самому уйти на покой? Надо только решить, кого именно. А папку с документами нужно немедленно уничтожить. Прямо сейчас. Вот приедет домой, сожжет и пепел в унитаз спустит. А Костя… Уж слишком много он знает. Похоже, пора с ним расстаться. Качественный несчастный случай или просто пуля наемного убийцы, какая разница… Надо подумать, что лучше. Наверное, несчастный случай. Так незаметней. Ни к чему привлекать лишнее внимание.

— Знаешь, Костя, ты — единственный человек, которому я полностью доверяю. Без твоей поддержки мне было бы трудно.

— Вы всегда можете на меня рассчитывать.

— Спасибо, друг мой.

«С ним надо кончать, и как можно скорее. Он знал эту девку и, кажется, был в нее влюблен. Может, и сейчас влюблен? Он ведь еще не в курсе, что ее уже нет. А когда узнает… Завтра же. Нет, завтра нельзя. Послезавтра у меня прием. Потом поездка в Польшу, он пока мне нужен. А по возвращении все и провернем. Конечно, мне будет его недоставать, но он становится опасен».

— К приему все готово?

— Я сам проверил. Все будет в порядке. Список приглашенных уже у меня, посмотрите?

— Это ни к чему. Я его видел.

«То, что ты видел, был черновой вариант. — Водитель смотрит на дорогу, глаза его смеются, но пассажир этого не замечает. — Держу пари, ты будешь приятно удивлен».

Машина сворачивает, проезжает мимо таблички: «Въезд запрещен! Частные владения!» Водитель и пассажир молчат, думая каждый о своем. Они бы здорово удивились, если бы смогли прочитать мысли друг друга.

— …Он не узнал тебя? — Дана понимает, насколько опасным был ее план. Градский мог узнать Витальку.

— Нет. Его дерьмовое величество выше подобных мелочей. А уж известию о твоей безвременной кончине обрадовался — так это просто до икоты. Кипятком от счастья писал. Ты где сейчас, малышка?

— Далеко. Виталька, не переживай за меня. Иди к Симе и помоги ей.

— Эта дама и сама отлично справляется.

— Я позвоню.

Дане совсем не хочется вспоминать, как отреагировала Сима на сообщение о том, что произошло с Родькой. Она вкатила пленнику снотворное и принялась штопать его, а Дана постаралась исчезнуть с ее глаз как можно скорее. Надо торопиться. Возможно, Родька еще жив.

Машина, которую Дана позаимствовала, оказалась желтой «Нивой» со свирепой мордой. Дана никогда не любила желтый цвет, а машины, собранные на заводах родной страны, всегда вызывали у нее сомнения относительно качества, но положение было безвыходным. «Нива» послушно катила в ночь, а Дана прислушивалась к реву мотора, ожидая, что вот сейчас, в эту самую минуту, проклятая жестянка проявит свой норов. Но мотор работал ровно, и Дана успокоилась. Возможно, именно эта машина — исключение из паскудной закономерности. Может, она будет ездить, чудеса иногда случаются.

Дорога хорошо укатанная и почти не скользкая. Дана помнит, как после третьего курса их направили на практику — именно в этот лагерь под Стрельной, и целый месяц ей пришлось работать воспитателем второго отряда. Народ подобрался буйный и очень изобретательный, поэтому Дане приходилось несладко, пока она не нашла способ управлять неуемной энергией подопечных. Она таскала их по окрестным лесам, обучая ориентированию. Набегавшись, детки валились спать без задних ног. Дана, впрочем, тоже.

«Ничего в жизни не происходит случайно. Уж как я не хотела ехать тогда на практику, а теперь это пригодилось. Эти места я с завязанными глазами обойду — не споткнусь. Правда, тогда было лето, а сейчас зима, но какая разница?»

Разница была. Оставив машину в кустах у шоссе, Дана направилась в сторону лагеря. Она шла через лес. Вот знакомая сломленная сосна, вот заросли колючего кустарника. А это… Это бечевка, натянутая над самой землей. Дана не увидела, а скорее почувствовала ее. Такую штуку они с ребятами устраивали, когда играли в «Зарницу». Тогда еще физрук попался, они смеялись до истерики. Дана переступает через бечевку. Видны корпуса лагеря. Из-за деревьев показывается человек, идет в сторону Даны. Она замирает за деревом. Темно, но у нее отличный прибор ночного видения. Цыба расстарался по дружбе. Человек приближается. Вот встал, расстегнул штаны, послышалось характерное журчание. Дана бросает на снег зеленый шарик. Человек падает ничком. Она обыскивает его, берет автомат и магазины. Жаль, не расспросила, где держат Родьку.

Вот длинный корпус. Он выкрашен в розовый цвет. Здесь когда-то был шестой отряд. Малыши все как один отчаянно тосковали по дому, плакали по ночам, но у родителей не было выбора: в лагере хоть присмотрят и вовремя накормят, а дома что? Мать-отец целый день на работе, куда девать семилетнего малыша? Одного дома на весь день оставлять опасно, на улице — еще опаснее. Дана помнит, как цеплялся за мать маленький белобрысый пацан. Не хотел ее отпустить, не хотел остаться один среди чужих людей — пусть вполне доброжелательных, но чужих. Горячая волна застилает глаза Даны. Лека. Маленький родной человечек. Единственное, ради чего стоит жить. Дана так соскучилась по нему, она все время старалась о нем не думать, но это у нее плохо получалось.

— Ладно, ребята, я тороплюсь. Имейте в виду.

Она тихо пробирается вдоль стены. Их здесь восемь человек. Так сказал задержанный. Теперь семь. Дана понимает, что все равно шансов у нее немного — она одна против банды профессиональных убийц. Как там сказал Родька? Новичка трудно предвидеть, где-то так. Дана замирает в тени. Кто-то идет, она слышит шаги. Снег поскрипывает знакомо и вполне мирно. Она вся вжимается в стену. Могла ли она знать тогда, давно, что вернется сюда так?

Вот из-за угла показалась фигура. Дана сдерживает смех. Этот тоже вышел отлить. Корпуса старые, в них не предусмотрены санузлы. Туалеты построены на улице, возле каждого корпуса свой, но сейчас они не работают.

«Пиво они там хлещут, что ли?»

Человек застегнул штаны и повернул назад. Дана сжала в руке дротик. Она не очень хорошо умеет его бросать, это рискованно. Между тем охранник повернул за угол. Дана решила обогнуть корпус с другой стороны, там должен быть вход в кладовую. В этих кладовых на стеллажах хранились сумки, с которыми приезжали дети, и прочие материальные ценности типа мячей, коробок с шашками и домино, хозяйственного мыла и уборочного инвентаря.

Дана проскальзывает к двери. Так и есть, замок держится на честном слове. Скорее всего, Родьку держат здесь. А может, и нет. Дана прислушивается. Слышны голоса, но разговор не слишком громкий. Парни, похоже, не напиваются вдрызг, ведут себя вполне профессионально. Только зря они уверены в своей безопасности. Дана подходит ближе. Окно освещено, завешено чем-то изнутри. Она пытается рассмотреть, что делается в корпусе, но безрезультатно. Она возвращается к двери кладовой. Там, внутри, должна быть еще одна дверца — на веранду корпуса. Дана поддевает ножом скобу замка, трухлявое дерево рассыпается. Дана входит в кладовую очень осторожно — и не зря. На дороге сразу же попадается погнутое ведро, выкрашенное коричневой масляной краской. Видна надпись: «6 отряд». Дана осторожно переставляет ведро в сторону. Уж ей-то хорошо известно, как может громыхать пустое ведро в сонной тишине лесного лагеря. Неожиданно. Громоподобно. Катастрофически. Разоблачающе. Предательски. Зловеще. Грохот пустого ведра как указующий перст. Дана задвигает злополучную емкость подальше в угол. Ну его, чем черт не шутит!

Дверь на веранду открыта. Замка здесь, наверное, и не было. Дана слышит голоса, но идти не торопится. Ей прекрасно известно, какие скрипучие здесь половицы. Впрочем, деваться все равно некуда.

— … деньги получены. Как только вернется, будем уходить. Сворачивайтесь.

Мужской голос, вполне приятный, слышен в другом конце веранды.

— А с тем что?

— Отпустить его сейчас было бы глупо. Никто его тут не найдет. Если повезет — выживет. Сворачивай аппаратуру, я нашел новую базу.

— Могли бы пожить где-нибудь по-людски.

— Да? Жиром обрастать? Потом, попозже, уже скоро. Разбежимся в разные стороны, и все. А пока будем прятаться, клиентура у нас такая, захотят перестраховаться и шлепнуть исполнителей, мертвые как-то надежней. Тебе этого хочется? А в таких местах мы практически невидимы.

— Новый заказ?

— Точно. И выгодный.

Дана слышит запах табака. Парни вышли покурить. Культурные, не курят в спальне! Значит, Родьки с ними нет. Дана выскальзывает наружу и бежит к соседнему корпусу. И дальше. Вот видна цепочка следов и кровь на снегу. Дана толкает дверь бывшей прачечной. Родька спеленат по рукам и ногам, но, безусловно, жив.

— Неважно выглядишь. — Она перерезает ленты скотча. — Прогресс, черт подери, скотч лучше веревок. Идти можешь?

Родион кивает. Он страшно замерз, ноги и руки болят, лицо представляет собой сплошной синяк, но он берет автомат из рук Даны.

— Ты очень вовремя. Еще немного — и я бы отморозил себе причиндалы.

— Невелика беда.

— Ты что?! Это святое.

— Хватит болтать. Идем.

— Думаешь, не станут гнаться?

— Им это ни к чему. Они сворачиваются.

— Смотри, что там происходит?

Дана видит, как возле корпуса начинается бе-готня.

— Похоже, нашли труп. Зря я взяла у него автомат, может, посчитали бы естественной смертью…

— Труп? — Родька с ужасом смотрит на нее. — Чей труп?

— Охранника. — Дана толкает его вперед, в сторону леса. — Пошли отсюда, иначе мало нам не покажется.

Как назло, начало светать. Дана тащит Родьку короткими перебежками. Парни у шестого корпуса грузят ящики в синий микроавтобус, Дана с ужасом видит, что они собрались у трупа соратника. Они что-то обсуждают, и она понимает, что ничем хорошим это не закончится.

— Знаешь, Родька, лучшая защита — это нападение. Ты умеешь стрелять?

— Умею. Но…

— Сейчас не время подставлять вторую щеку. Тем более что тебе по обеим досталось одинаково. Начинай стрелять, пока они вместе. Если разбегутся и будут прочесывать территорию, нам крышка.

— Но…

— Дай мне автомат!

Но их уже заметили. Парни двинулись в их сторону с автоматами наперевес.

— Стреляй, Родька!

Дана сняла пистолет с предохранителя и поставила его в режим стрельбы очередями. Парни начали стрелять прежде, чем Родька решился. Пули взрыли снег совсем рядом с ними. Родька всхлипнул, вскинул автомат и выпустил длинную очередь. Раздался оглушительный взрыв, Дана только и успела заметить, как взлетели вверх обломки микроавтобуса и люди исчезли в столбе огня. Парни стояли слишком близко к месту взрыва.

«Родька совсем не умеет стрелять. Похоже, в машине была взрывчатка».

Это последнее, что мелькнуло в сознании Даны. Взрывная волна оторвала ее от земли и шмякнула о стену корпуса. Небо погасло.

Мертвым небо ни к чему.

21

— Ты жива, Дана? Боже мой, скажи хоть что-нибудь!

Голос Родьки долетает, словно сквозь слой ваты. Она со стоном открывает глаза. Голова гудит, безбожно ломит затылок, боль в левом плече отдает в висок.

— Не кричи.

Дана пытается сесть, и ей это удается. От боли темно в глазах.

— Ты как, цел?

— Почти. — Родька помогает Дане подняться. — Что это было?

— Я думаю, ты случайно попал в ящик со взрывчаткой. Может, гранаты там у них были, тротил… Ты куда, собственно, целился?

— Да никуда. Просто в их сторону стрелял. Думал, пуль много, какая-нибудь достигнет цели.

— Достигла. — Дана морщится. Не везет ей с напарниками. Впрочем, все, что ни делается, — к лучшему. Ну, почти все. — Машина твоя где?

— Там, в лесу. Они сели ко мне как пассажиры, приставили к голове оружие и сказали, куда ехать.

— Видно профессионалов. Идем, нам пора сваливать, пока сюда не стали стягиваться любопытные — взрыв-то небось все слышали.

Родион, пошатываясь, идет искать свою машину, а Дана решает посмотреть на место взрыва. Она подходит ближе и видит распластанные тела, обломки какой-то аппаратуры. Розовый корпус тоже сильно пострадал. Стекол нет, половину веранды снесло. Дана подсчитывает трупы. Их восемь, трое совсем обгорели, невозможно узнать. Она входит в корпус и открывает дверь спальни, где ночью горел свет. Она выглядит совсем нежилой, никаких следов пребывания людей не видно.

«Профессионалы, Виталька был прав. — Дана выходит на улицу и минует место взрыва. — Никаких следов, никаких ошибок. А новичка просчитать невозможно. Просто случайность — и такой вот финал. Им, наверное, обидно сейчас до колик. Сидят себе в аду, жарятся и злятся. Ладно, ребята, такова жизнь. И смерть не лучше».

Родькина машина подъезжает совсем близко, Дана садится в салон.

— Что ты там искала?

— Ничего. Проверила, все ли в порядке. — Дана видит, что его сейчас стошнит. — Если будешь блевать, открой дверцу и выйди наружу.

— Ты просто чудовище!

— Дурак ты, Родька. Они бы тебя шлепнули — и не почесались. Куда ты едешь?

— Как это — куда? Домой. — Родион удивленно смотрит на нее. — А что?

— В зеркало на себя глянь. Остановят гаишники, что ты им скажешь?

Родион смотрит в зеркальце заднего вида. В нем отражается преотменно грязная, избитая физиономия, в волосах сажа и какой-то мусор. Дана выглядит столь же живописно. Одежда их превратилась в лохмотья.

— Что же делать?

— Ничего, Родька, все путем. Прорвемся. Скоро будет проселок, сворачивай на него.

— А что там?

— А там — дачи. В это время года они пустуют.

— И что мы там?..

— Трахаться будем. — Дана чувствует, что начинает терять терпение. — Ну, чего вытаращился? Там есть колодец, приведем себя в божеский вид и оставим верхнюю одежду. В машине не замерзнем, доедем, зато не будем привлекать ненужное внимание.

Родька кивает. Он почти не соображает, что происходит. Впервые в жизни он оказался в столь экстремальной ситуации и многое о себе понял. В нем родилась уверенность, что он пропустил что-то очень важное в жизни. Сидящая рядом с ним женщина умеет выживать в джунглях, а он, Родька, — нет. Он всегда считал, что ему это ни к чему, жизнь как-то шла по накатанной колее, спокойно и вполне приятно. А тут появляется странная женщина, в которую почему-то стреляют, которую ищут. Она живет в том же самом мире, что и Родька, но совсем в другом измерении. Там есть смерть, боль и страх. Или это то же самое измерение, просто Родька не замечал? Или не хотел замечать, стараясь думать, что подобные вещи случаются где-то далеко и не с ним?

— Чего скис? Что-то болит?

— Нет. Знаешь, я благодарен тебе, ты спасла меня.

— Если бы не я, ты бы нипочем не вляпался в такое дерьмо. Выйдем из машины — пнешь меня хорошенько.

— Нет. Только теперь я узнал, чего на самом деле стою. Похоже, немного.

— Глупости. Для благополучного мальчика ты держался отлично. Тормози, приехали.

Старые домики притаились под снегом. Дана и Родька вышли из машины. Они сразу поняли, что здесь их никто не потревожит.

— Вот, колодец. Давай достанем воды. — Дана отодвигает крышку сруба.

— Там есть ведро?

— Плохонькое, но есть. У тебя в бардачке должно быть мыло, неси сюда. И аптечку тоже неси. Если есть, то тряпку какую-нибудь…

Родька пошел назад к машине, а Дана принялась за дело. Заскрипел ворот, ведро ринулось вниз, туда, где масляно поблескивала вода. Дана крутит ворот — и ведро показывается из недр колодца. Она берется за дужку и с усилием вытягивает ведро. Действует только правая рука, левая висит плетью, каждое движение отдает болью.

— Вот, принес. Что с тобой?

— Ничего. — Дана делает над собой усилие и начинает расстегивать остатки дубленки. — Надо умыться и вымыть руки. А тебе еще и привести в порядок волосы. Мои под париком не пострадали, а ты похож на бомжа.

— Холодно.

— Зато полезно. Помоги мне, видишь, не расстегну никак!

— Что с рукой?

— Не знаю. Похоже, ключицу сломала.

Резкая боль валит Дану с ног — это Родион с силой дернул ее за левую руку.

— Ты спятил?!

— Нет. — Он смеется, и Дане хочется его ударить. — Ты плечевой сустав вывихнула, это бывает. Сима научила меня вправлять, ничего не поделаешь — иметь сестру-медика и ничему не научиться — просто преступно.

— Гаденыш ты, Родька. Рука-то могла быть сломана.

— Нет. При переломе другая клиническая картина. Не сердись. Ух, холодная водичка!

— Чтоб тебе захлебнуться!

Родион смеется и брызгает на нее ледяной водой. Дана пинает его в лодыжку, они валятся в снег.

— Рука не болит? Вставай, простынешь.

— Рука и не болела. Плечо болело, теперь порядок, болит уже терпимо. Ты прощен.

Они моют руки и тщательно умываются. У Родьки в аптечке каким-то чудом оказался тюбик детского крема, и Дана с наслаждением мажет им лицо и руки. Родька смотрит на нее не отрываясь.

— Ты красивая, знаешь?

— Проняло наконец.

— Нет, я не об этом. Я не влюблен, как ни странно. Я люблю земных женщин, понятных.

— Приземленных.

— Пусть так. Не в этом дело. Но есть в тебе нечто такое, и я понимаю, что до тебя так далеко, как до звезды. Кто ты, Дана?

— Никто. Я замерзла, поехали домой.

Они садятся в машину и едут в сторону города. Они молчат, потому что все уже сказано.

— Ты не пойдешь туда одна! — Виталий пытается собраться с мыслями, но у него ничего не выходит. Он никогда не умел сопротивляться ей. — Ну, пожалуйста, Данка!

— Забудь и думать. Тебе там нечего делать, ты и сам это понимаешь. Виталька, послушай, скоро конец. Последний аккорд, так сказать. И ты мне там совсем не помощник.

— Данка, это опасно.

Страницы: «« « ... 1112131415161718 » »»