Кому что достанется – и почему. Книга о рынках, которые работают без денег Рот Элвин

Апрельским днем 2010 года восемь хирургических команд в четырех разных городах готовятся к восьми одновременным операциям. На часах пять утра. Четыре здоровых человека согласились отдать одну из своих почек четырем совершенно незнакомым им людям; у всех реципиентов терминальная стадия почечной недостаточности, поэтому донорский орган в буквальном смысле слова станет для них пропуском в жизнь.

В то же самое время Джерри и Памела Грин, сидя за столом на своей кухне в Линкольне, внимательно изучают прогноз погоды. Они волонтеры и сейчас собираются лететь на своем личном маленьком самолете в Ливан в Нью-Гемпшире, чтобы забрать там одну из почек, отвезти ее в Филадельфию, затем получить у тамошних трансплантологов другой донорский орган и доставить его в Бостон. (Еще двое пилотов-волонтеров доставят в нужное место две другие почки.) Поскольку полет будет осуществляться с позывным «Спасатель», что говорит о его максимальной безотлагательности, авиадиспетчеры должны без малейших задержек пропустить Джерри и Памелу в Филадельфию через один из самых оживленных коридоров воздушного пространства в мире, вниз по реке Гудзон через аэропорт Ньюарка. В Филадельфии их приземления уже ждут; планируется даже немного задержать вылет из аэропорта нескольких рейсов с сотнями пассажиров.

В донорских органах всегда есть острая нужда. Как и в свободном воздушном пространстве: авиакомпании тратят на топливо несколько сотен долларов в минуту, а в определенный момент времени только один самолет может занимать конкретный воздушный коридор. Время задержавшихся в пути пассажиров тоже, как правило, стоит очень дорого. Очевидно, что для оптимального распределения этих дефицитных ресурсов – кто в этот апрельский день получит почку и в какой операционной, по какому маршруту полетит самолет, доставляющий донорские органы, – требуются немалые знания. Поэтому вас вряд ли удивит, что Джерри, когда не летает на своем самолетике, преподает экономику в Гарвардском университете.

Экономика – наука об эффективном распределении дефицитных ресурсов, она также изучает вопрос: как сделать их более доступными. Впрочем, донорские органы и воздушное пространство, конечно же, не единственные ресурсы, которых не хватает человечеству и которые нужно оптимально распределить в апрельский день для спасения четырех человеческих жизней. Много лет назад каждый участвующий в проекте хирург поступил в медицинский институт, выучился и прошел интернатуру. И на всех этих этапах наши хирурги конкурировали со своими амбициозными коллегами. Да и Джерри, чтобы получить работу, тоже приходилось вступать в конкурентную борьбу. Перед началом профессиональной деятельности и он, и наши врачи поступили в высшее учебное заведение, а Джерри еще и успешно прошел отбор в школу Стейвесанта, самую избирательную государственную среднюю школу в Нью-Йорке. Обратите внимание, что ничто из вышеперечисленного – ни донорскую почку, ни место в лучшей средней школе города, ни востребованную работу – невозможно получить, просто предложив наибольшую цену либо, напротив, согласившись работать за гроши. В каждом случае необходимо найти правильное сочетание определенных параметров и учесть все требования.

Как подбираются устойчивые паросочетания

{1}

В Талмуде рассказывается об одном раввине, которого спросили, чем занимался Творец после создания Вселенной. На что он ответил: «Подбирал подходящие пары». Далее раввин объясняет, почему это (речь идет о подборе супружеских пар) не только чрезвычайно важное, но и очень трудное дело – «не более простое, чем разделить воды Красного моря».

В ходе подбора устойчивых паросочетаний (экономисты называют его матчмейкингом) мы выбираем и получаем в жизни многое, чему в свою очередь должны соответствовать. Имеется в виду, что выбор должен быть сделан одновременно и взаимно. Нельзя просто сообщить Йельскому университету, что вы будете в нем учиться, или проинформировать компанию Google, что намерены в ней работать, – на это требуется согласие этих институтов. Но и Йельский университет, и Google тоже не могут заставить вас учиться или работать в них. Тут все происходит как при выборе брачного партнера: для создания надежного союза оба должны выбрать друг друга.

Зачастую для подбора пар существует структурированная среда – своего рода процесс рассмотрения заявок и отбора кандидатов, – в которой происходит «ухаживание» и выбор. От этого процесса и от того, насколько хорошо мы в нем ориентируемся, в значительной мере зависят некоторые важнейшие переломные моменты нашей жизни, да и многие менее важные тоже. В его ходе определяется не только то, кого из абитуриентов зачислят в престижный вуз, но и кого из студентов примут на самые популярные учебные курсы и кто из них будет жить в лучших общежитиях. То же самое происходит после окончания колледжа или университета при поступлении на работу – например, кто получит самую хорошую работу и у кого в дальнейшем будут наилучшие возможности для карьерного роста. А иногда в результате подбора сочетаний решается вопрос жизни и смерти, например, когда им определяется, кто из безнадежно больных людей получит орган для трансплантации.

Браки, как известно, заключаются на небесах, но подбор устойчивых паросочетаний активно ведется и на рынках. Все рынки, как и любовные истории, начинаются с желания. На рынках люди удовлетворяют свои потребности, покупатели знакомятся с продавцами, студенты с преподавателями, люди, ищущие работу, с работодателями, а иногда находят друг друга те, кто ищет свою вторую половину.

До недавнего времени экономисты преимущественно обходили процесс подбора соответствий молчанием, фокусируя внимание прежде всего на товарных рынках, где выбор определяется исключительно ценой. На таких рынках только вы решаете, что хотите получить, и если вы можете себе это позволить, то платите и получаете желаемое. При покупке сотни акций AT&T на Нью-Йоркской фондовой бирже вам не нужно беспокоиться о том, выберет ли вас их продавец. Вы не должны подавать заявку или обхаживать его, чтобы обратить на себя внимание и доказать свою привлекательность. Продавцу тоже не нужно бороться за вашу благосклонность. Всю работу в этом случае выполняет цена, соединяющая продавца и покупателя в точке, где цена предложения уравнивается с ценой спроса. На Нью-Йоркской фондовой бирже только от цены зависит, кому что достанется.

На рынках соответствия ситуация иная. Конечно, образование в высшем учебном заведении стоит довольно дорого, и не каждый может себе это позволить – но не потому, что колледж или университет поднимает плату за обучение до тех пор, пока за него не будет в состоянии заплатить ровно столько молодых людей, сколько он способен вместить и обучить, то есть пока спрос не сравняется с предложением. Напротив, самые разборчивые вузы, сколь бы дорого у них ни стоило обучение, стараются максимально снизить плату, чтобы в них захотели учиться и подали заявление как можно больше абитуриентов, а затем они предельно строго отбирают кандидатов. Однако колледжи и университеты не могут просто выбирать студентов, они тоже должны завлекать и добиваться лучших, проводя дни открытых дверей, предлагая хорошую материальную базу, финансовую помощь, льготы и стипендии, ибо, как известно, многие абитуриенты подают заявление не в один, а сразу в несколько вузов. Большинство работодателей тоже не снижают заработную плату до такого уровня, что работать у них согласятся только те, кто готов на любую работу. Им хочется иметь самых квалифицированных и преданных сотрудников, а не самых дешевых. На рынке труда «ухаживание» и «привлечение» используются обеими сторонами: работодатели предлагают хорошие зарплаты, льготы и перспективы карьерного роста, а кандидаты демонстрируют трудовой энтузиазм и высокую квалификацию.

Рынки труда и образования имеют много общего с поиском брачного партнера: здесь предполагается поиск и ухаживание с обеих сторон. Без этого не обойтись ни одному рынку, на котором цена не является единственным фактором, определяющим, кто что получает. А при подборе некоторых паросочетаний он вообще отсутствует. Например, пересадка почки стоит довольно дорого, но кто из больных получит донорский орган, решают отнюдь не деньги. Более того, торговля органами для трансплантации карается законом. Точно так же за время посадки в аэропорту нужно платить, но не платой определяется, какой самолет его получит. И получение общего образования не имеет цены: налогоплательщики обеспечивают средние школы ровно на столько, чтобы их мог бесплатно посещать каждый ребенок. Многие сочтут отвратительным то, что деньги решают, кто из больных получит почку или кого из детей примут в хороший, востребованный государственный детский сад. Если органов для трансплантации недостаточно (а их всегда недостаточно), а мест в лучших детских учебных заведениях на всех не хватает (а так и есть), дефицитные ресурсы непременно должны распределяться посредством подбора соответствий, одновременного и взаимного парного выбора.

Дизайн рынка

Иногда устойчивые паросочетания, как формальные, так и ситуативные, формируются сами собой. Но в последнее время процесс их подбора разрабатывают специально. Для этого новая экономика рыночных моделей, да и рынков в целом, использует науку. Это и есть предмет нашей книги. Вместе с группой коллег из разных стран мира я участвовал в создании новой дисциплины, изучающей устройство рынка. Дизайн рынка устраняет проблемы, которые мир коммерции не сумел решить естественным образом. Наша работа позволяет людям по-новому взглянуть на то, что на самом деле «освобождает» свободные рынки, позволяя им функционировать эффективно.

Большинство рынков работают в весьма широком пространстве разных принципов – от «невидимой руки рынка»{2} Адама Смита до пятилеток председателя Мао. От централизованного планирования рыночная система отличается тем, что в ней только сами участники определяют, кто и что получает. Однако у нее мало общего и со вседозволенностью неограниченной свободы предпринимательства, поскольку участники выходят на рынки, зная о том, что там действуют определенные правила.

Бокс превратился из драки в спорт, когда Джон Дуглас, девятый маркиз Куинсберри, придумал для него правила, названные впоследствии его именем. Правила Куинсберри сделали этот вид спорта достаточно безопасным, чтобы привлекать людей к спаррингу, но не предопределять исход боя. Торговые площадки, от самых крупных вроде Нью-Йоркской фондовой биржи до совсем маленьких, таких как сельскохозяйственная ярмарка местного значения, тоже работают по определенным правилам. И эти правила, которые время от времени корректируются с целью более эффективного функционирования, и есть дизайн рынка. Даже там, где эти установки эволюционировали очень медленно, есть дизайн, пусть и не разработанный осознанно и целенаправленно.

Особенно строгие правила действуют на торговых площадках в интернете, поскольку они непременно должны быть оформлены официально в соответствующем программном обеспечении. Сегодня, когда доступ в интернет можно получать с мобильных устройств, мы всегда находимся в непосредственной близости от рынка.

Рынки связаны между собой: интернет-рынки зависят от рынков диапазона радиочастот, благодаря которым смартфоны и другие мобильные устройства процветают там, где прежде безраздельно господствовали телевидение и радио.

Мне довелось лично участвовать в разработке дизайна некоторых рынков и процессов подбора соответствий, описанных в этой книге. Например, как известно, почти все американские врачи получают свои первые рабочие места через Национальную программу распределения по ординатурам (National Resident Matching Program – NRMP). В середине 1990-х годов я руководил изменением алгоритма подбора паросочетаний для NRMP, который теперь ежегодно подбирает более двадцати тысяч новоиспеченных врачей для почти четырех тысяч ординаторских программ. Мы с коллегами помогали разрабатывать подобные процедуры для врачей на более поздних этапах их карьеры, а также участвовали в разработке системы, весьма успешно используемой сегодня для распределения учащихся по старшим классам школ Нью-Йорка, Бостона и других крупных городов США. А вышеописанный обмен донорскими органами, который помогали осуществить Джерри и Пэм, был организован Программой по обмену почками Новой Англии (New England Program for Kidney Exchange – NEPKE), которая отчасти базируется на разработке, предложенной вашим покорным слугой вместе с двумя коллегами-экономистами, Утку Унвером и Тайфуном Сонмезом. В 2004 году мы помогали группе хирургов и других специалистов по трансплантации основать NEPKE, в которой используются написанные нами алгоритмы подбора сочетаний донор-реципиент, а впоследствии вместе с коллегами из области хирургии занимались тем, чтобы сделать обмен донорскими почками стандартной процедурой в трансплантологии.

Торговые площадки

Первоочередная задача любой торговой площадки состоит в объединении в одном месте многих участников, желающих заключить соглашение, чтобы в результате они заключили наилучшую сделку из возможных. Большое количество участников делает рынок плотным, причем на разных рынках плотность достигается разными способами. Например, чтобы создать информационно-координационные центры по обмену донорскими почками, нам сначала пришлось повысить плотность рынка путем формирования базы данных реципиентов и доноров.

Дальнейшие усилия по поддержанию плотности рынка часто связаны с таймингом сделок. Когда следует выйти с предложением? Как долго оно должно оставаться открытым? Кстати, те же вопросы интересуют и рынки товаров и услуг, от местной сельскохозяйственной ярмарки до фондовой биржи. Например, фермерский рынок неподалеку от моего прежнего дома открывается в строго определенный час. Если вы придете немного раньше, до открытия, торговцы, скорее всего, не продадут вам ни ягодки. Иначе они рискуют навлечь на себя гнев своих товарищей. Ведь если некоторые начнут торговать до официального открытия рынка, то покупатели станут приходить раньше и тогда торговля на рынке, обычно работающем до обеда, растянется на целый день. При этом фермерам придется дольше торговать на менее плотном рынке. По той же причине, для поддержания высокой плотности рынка, Нью-Йоркская фондовая биржа открывается и закрывается каждый день в одно и то же время.

Плотные рынки могут столкнуться с проблемой перенасыщенности, которая напоминает затор на дороге и препятствует успеху. Разнообразие на таком рынке может быть поистине огромным, поэтому на оценку потенциальной сделки или доведение ее до завершения требуется немало времени. Торговые площадки нередко помогают участникам в организации потенциальных транзакций путем ускорения их оценки. Это делается для того, чтобы, в случае если одна сделка не состоится, оставались доступными другие предложения. На товарных рынках эту задачу весьма эффективно решает цена, поскольку одно и то же предложение можно сделать сразу всем участникам (например, «Любой желающий может купить мою малину по цене 5,50 доллара за килограмм»), но на рынках соответствия очень часто каждую сделку приходится оценивать отдельно, как, например, на рынке труда, где к каждому кандидату нужен индивидуальный подход.

Конечно, рынок, предлагающий огромный выбор возможностей, очень привлекателен, но если вы неспособны их как следует оценить, все варианты могут оказаться иллюзорными и в результате рынок потеряет в ваших глазах большую часть своей полезности. Скажем, на сайте знакомств в интернете каждая женщина, разместив свою привлекательную фотографию, получает слишком много сообщений и не может ответить на все. В результате очень мало мужчин получают ответы на свои письма. Это приводит к тому, что мужчины рассылают новые, но более поверхностные сообщения, а женщины все реже и реже им отвечают. Подобно дамам, получающим чрезмерно много писем, работодатели тоже иногда располагают резюме такого количества кандидатов, что бывают не в состоянии провести собеседование со всеми. В обоих этих случаях мы имеем дело с перенасыщенностью рынка, которая не позволяет его участникам оценить перспективность предлагаемых альтернатив.

Хотя покупатели обычно стремятся покупать у как можно большего количества продавцов, а продавцы хотят иметь много покупателей, вторые не всегда готовы расталкивать всех локтями, а первые редко бывают рады активной конкуренции с другими покупателями. Поэтому кое-кто делает все возможное, чтобы заключить сделку до открытия рынка. На некоторых рынках труда, о которых рассказывается в книге, это привело к появлению ранних предложений и настойчивым требованиям немедленно дать окончательный ответ – раньше, чем получившая предложение сторона успевает рассмотреть другие, возможно, более выгодные варианты. Бывает довольно трудно определить, когда такие ранние предложения делаются ради получения преимущества перед потенциальными конкурентами, а когда это просто попытка бороться с перенасыщенностью рынка (то есть когда у участника не хватает времени на то, чтобы сделать достаточно предложений, рано начать и быстро двигаться вперед). В любом случае подобные предложения «разводняют» плотный рынок и иногда приводят к масштабным реорганизациям в отрасли, например к появлению на рынке труда координационно-информационных центров, распределяющих врачей для работы в больницах.

Абсолютно все рынки заставляют участников делать выбор – решать, что им нравится. Абитуриенты должны определить, какие вузы способны удовлетворить их потребность в образовании, а колледжи и университеты рассмотреть тысячи заявлений выпускников школ. На рынках соответствия решить эту задачу особенно сложно, потому что каждому участнику приходится ломать голову не только над своими собственными желаниями, но и над тем, чего хотят все остальные и как они могут себя повести ради достижения нужного результата. Приемная комиссия вуза старается не просто отобрать наилучших абитуриентов, а выбрать лучших из тех, кто в случае приема действительно будет учиться в этом учебном заведении. А для этого им надо учесть, в какие еще колледжи подали заявление интересующие их абитуриенты и кого из них конкурирующие вузы, скорее всего, примут. Будущим студентам нужно подать университету сигнал, что они не просто умны и старательны, но и заинтересованы в поступлении именно в это учебное заведение. Стоит ли подавать заявление только в один вуз, воспользовавшись ранним обязывающим приемом? Если да, то следует ли выбрать университет, который действительно привлекает выпускника больше других, но поступить куда у него мало шансов? Или лучше подать заявление в учебное заведение, которое с большей вероятностью оценит такое проявление преданности и зачислит его? Короче говоря, и будущим студентам, и вузам приходится принимать решения, во многом зависящие от решений огромного числа людей и колледжей. (Как говорится, в игре в футбол все усложняет наличие второй команды!)

Решения, зависящие от решений других участников, называются стратегическими; в экономике для их изучения применяется математический метод под названием теория игр. Принятие стратегических решений зачастую играет важную роль в определении тех, кто преуспевает и не преуспевает в отборочных процессах. Нам, специалистам в теории игр, в ходе изучения процесса подбора соответствий нередко приходится видеть, что его участники пытаются «обыграть систему». Процессы с хорошим дизайном всегда стараются учесть, что участники принимают стратегические решения. Иногда специалист по дизайну рынка снижает потребность в обмане системы, позволяя выбирающим сконцентрироваться на выявлении своих истинных предпочтений и желаний. В других случаях ему необходимо гарантировать, что рынок сможет работать свободно даже при условии, что некоторые подтасовки неизбежны.

Каждый хороший рынок делает участие в нем безопасным и простым. Если рынок не борется успешно с перенасыщенностью, из-за которой его участники не всегда заключают желательные сделки, для них становится небезопасно ждать открытия рынка, особенно если некоторые благоприятные возможности были доступны им и раньше. Но даже когда ранняя активность невозможна, участники нередко вовлекаются в весьма рискованные азартные игры.

Подобная проблема заставила один школьный округ Бостона пригласить нас для разработки новой процедуры распределения детей в школы. При прежней системе бостонским родителям приходилось стратегически подходить к решению, какую школу считать первой при выборе, поскольку, по правилам зачисления, ребенок мог не попасть в хорошую школу, если она не значилась в его списке первым номером. И это было очень непросто. Новая же система позволяет родителям перечислять свои истинные предпочтения, включая в перечень школы, которые они считают наиболее подходящими для своего чада, а не вырабатывать сложные стратегические схемы, делая ставку на одну школу.

Каждый рынок рассказывает собственную историю. Рассказы о дизайне рынка часто начинаются с историй провалов – с того, как рынок не добился высокой плотности, не справился с перенасыщенностью и не предложил участникам безопасность и простоту. Во многих историях из этой книги специалисты по дизайну рынка действуют как пожарные: они приходят на помощь, когда рынок терпит бедствие, и пытаются изменить его прежнее устройство либо создать новую торговую площадку и восстановить порядок. Однако иногда рынки вполне преуспевают со своей собственной практической точки зрения и при этом имеют огромные недостатки в глазах тех, кто не желает участвовать в их деятельности. Некоторые рынки считаются неприемлемыми, к таким относятся, например, работорговля, торговля наркотиками и проституция. Обмен донорскими почками зародился в контексте действующих во всем мире законов, предусматривавших уголовную ответственность за торговлю человеческими органами для трансплантации. Однако вопреки этому существуют черные рынки донорских органов, и некоторые из них работают из рук вон плохо. Предосудительные с точки зрения общественных норм сделки все равно заключаются, и необязательно с помощью денег – взять хоть дебаты о статусе однополых браков. Однако зачастую именно корыстные мотивы заставляют вполне приемлемую транзакцию выглядеть в глазах многих людей аморальной. По этой причине закон запрещает торговлю донорскими органами, но разрешает их обмен. И именно поэтому секс по обоюдному согласию в подавляющем большинстве стран приемлем, а проституция нет. (Следует отметить, что в некоторых уголках мира секс по обоюдному согласию между людьми, не состоящими в браке, считается безнравственным, а в других – проституция легальна.) Иными словами, отвержение очень ясно показывает то, что выявляют все рынки, а именно ценности, желания и убеждения разных обществ.

Взгляните на рынки по-новому

Мне всегда казалось, что в экономике есть что-то, присущее сплетне: она тоже выставляет напоказ интимные подробности жизни и выбора людей. Экономика указывает, к каким выборам мы должны быть готовы и с чем столкнулись бы, выбрав иной путь.

Надеюсь, эта книга поможет вам по-новому подойти к задаче подбора соответствий, которую приходится решать любому человеку. Может, вы пытаетесь устроить ребенка в хороший детский сад или хотите помочь ему решить, куда поступать после школы? Или сами ищете новую работу? Я хочу убедить вас начать относиться ко всем этим процессам по-новому. Я также надеюсь, что эта книга поможет вам лучше понять, почему одни формы организации работают хорошо, а другие плохо.

Я намерен пролить свет на нередко излишне упрощенные представления о свободных рынках, выражаемые нашими политиками. Что позволяет рынку свободно функционировать? Свободный рынок не имеет ничего общего со вседозволенностью – это рынок с продуманными правилами, благодаря которым он работает четко и эффективно. Такой рынок напоминает легко и свободно вращающееся колесо, а для этого ему нужна ось и хорошо смазанные подшипники. Правила обеспечивают тщательно продуманный, хороший дизайн рынка.

И наконец, эта книга – и это моя самая заветная мечта – призвана открыть для вас мир экономики так же, как мой друг, израильский ботаник Ави Шмида, открыл мне глаза на мир растений и животных. Однажды в пустыне Южной Иордании Ави указал на одинокое мясистое растение, окруженное сухим, пыльным кустарником. «Знаешь, что становится совершенно очевидным, когда видишь в пустыне зеленое растение?» – спросил он. Я отрицательно покачал головой, и Ави воскликнул: «Что оно ядовитое! Иначе его давно бы уже кто-нибудь съел».

В другой раз Ави приказал мне засунуть палец в середину цветка шалфея. После того как я вытащил палец, на его тыльной стороне остались полоски пыльцы. Ави рассказал мне, что этот цветок в процессе эволюции приспособился к тому, что пчела, чтобы добраться до спрятанного глубоко внутри нектара, должна проникнуть вглубь соцветия, а это могли сделать только крупные особи с длинными сильными хоботками. Когда насекомое забиралось в цветок, пыльца прилипала к его спинке, и пчела переносила ее на следующий цветок, таким образом опыляя его. Иными словами, чтобы пользоваться преимуществами друг друга, цветок и пчелы эволюционировали соответственно. Цветок имеет такую форму, что собирать его нектар способны только крупные пчелы. Следовательно, крупные пчелы садятся преимущественно на такой цветок и доставляют его пыльцу к цветку женского пола (опыление и является главной задачей растения). В этом случае эволюция сыграла роль свахи, подобрав правильную пару.

Мир экономики, как и мир природы, полон удивительных вещей, и рынки тоже часто возникают в результате эволюции, путем проб и ошибок, без тщательно продуманного дизайна. Иногда, правда, их устройство разрабатывается специалистами, даже с нуля, но после ряда неудачных попыток рынки все равно терпят крах. Многое из того, что мы сегодня знаем о дизайне рынка – и благодаря этому о рынках в целом, – базируется на наблюдениях за их неудачами и желании выяснить, как можно исправить ситуацию. Не все рынки растут подобно сорнякам; некоторые нужно холить и лелеять, словно оранжерейные орхидеи. Недаром же тщательно культивируемые интернет-рынки в настоящее время входят в число крупнейших и наиболее быстрорастущих бизнес-направлений в мире.

Так же как разные виды растений, рынки различных товаров и услуг часто существенно отличаются друг от друга. Тем не менее, как и у растений, даже у совершенно непохожих рынков есть нечто общее, потому что все они произрастают на одной почве – потребности в решении похожих проблем.

Анализируя рынки, потерпевшие крах, я не только имею возможность наблюдать, что происходит в жизни людей в некоторые из наиболее важных ее моментов, но и встречаюсь с поистине потрясающими личностями, с которыми хотел бы познакомить и вас. Поскольку экономика затрагивает практически все аспекты человеческого существования, экономисты имеют преимущество перед всеми остальными учеными: они могут научиться чему-то полезному у любого человека, а я встречался и работал с замечательными людьми на всех рынках, дизайн которых разрабатывал.

Дизайн рынка открывает принципиально новые горизонты для древней профессии свахи. Отнеситесь к этой книге как к своеобразной экскурсии по миру подбора паросочетаний и созданию рынка – процессов, которые непрерывно происходят повсюду. Я надеюсь, что это позволит вам по-новому взглянуть на окружающий мир и понять, кто в нем что получает и – почему[1].

Дизайн рынка присутствует во всем: он затрагивает практически все аспекты нашей жизни, начиная с того момента, когда мы просыпаемся утром в своей кровати. Одеяло, которым вы укрылись вечером, рингтон, установленный в ваших радиочасах, да и само радио – все это воплощение скрытой работы различных рынков. Даже если вы едите по утрам самый простой завтрак, вы наверняка пользуетесь преимуществами глобализации. И хотя участвовать в деятельности большинства рынков совсем нетрудно, за этой кажущейся простотой может таиться очень и очень сложное их устройство. Например, вы, скорее всего, не знаете, где выпекался хлеб, который едите на завтрак, но даже если бы знали, это вовсе не значит, что вашему пекарю известно, кто вырастил пшеницу для муки, из которой он испек этот хлеб. Пшеница – это товар. Ее продают и покупают, по сути, совершенно одинаковыми партиями. Такой подход все упрощает, хотя даже сырьевые рынки должны иметь дизайн, ведь благодаря этому рынок, скажем, пшеницы необязательно будет рынком соответствия, как было совсем недавно, в XIX веке.

Каждое поле пшеницы обычно хоть немного отличается от остальных. По этой причине пшеница обычно продается «по образцу» – иными словами, покупатель получает и оценивает образец зерна и только после этого делает предложение о покупке[2]. Такой процесс был чрезвычайно громоздким, и в нем участвовали покупатели и продавцы, в прошлом уже заключавшие успешные сделки и потому поддерживающие друг с другом деловые отношения. Сама по себе цена продукта не устанавливала равновесие между спросом и предложением, и участникам рынка было небезразлично, с кем они имеют дело; следовательно, рынок хотя бы отчасти был рынком соответствия.

Представьте себе Чикагскую товарную биржу, основанную в 1848 году. Череда полных зерна вагонов прибывает в Чикаго с ферм на Великих равнинах. На Чикагской товарной бирже пшеница превращалась в товар после определения ее качества (№ 1 – высшее качество) и типа (зимняя или весенняя, твердая или мягкая, краснозерная или белозерная). В то время на железных дорогах разрешили смешивать пшеницу одного сорта и типа, чтобы не транспортировать урожай каждого фермера отдельно. Предполагалось, что покупатели будут доверять принятой системе определения качества и станут приобретать пшеницу без предварительной оценки продукта и не только у продавца, с которым им уже доводилось иметь дело. Иначе говоря, если раньше торговля зерном имела вид рынка соответствия – то есть каждый покупатель должен быть знать фермера, с которым заключает сделку, и проверять образцы каждого урожая, – то сегодня рынки, торгующие зерновыми и другими сельскохозяйственными продуктами, функционируют анонимно, но не менее эффективно, чем финансовые рынки. Инвестора совершенно не беспокоит, у кого он покупает акции AT&T на фондовой бирже, и покупателю все равно, кто именно является поставщиком купленных им пяти тысяч бушелей твердой краснозерной озимой пшеницы № 2. Благодаря четкой классификации качества он может покупать пшеницу, даже не видя продукта. Превращение пшеницы в товар с помощью надежной системы классификации качества позволило сделать этот рынок удобным и безопасным.

Более того, зерном можно торговать еще до сбора урожая, продавая фьючерсы на пшеницу в качестве обещания поставить товар в будущем. Это позволяет крупным мукомольным и пекарским предприятиям заранее совершать покупки и фиксировать свои расходы. И они могут делать это без опаски, так как полностью стандартизированное описание приобретаемого продукта гарантирует им его своевременную поставку при условии внесения оплаты. Приобретение фьючерсов на пшеницу – финансовая сделка; торгуемое зерно дойдет до рынка только в довольно отдаленном будущем.

Если говорить о сделке как таковой, то на смену брокерам, проверявшим и покупавшим товар партиями, пришли трейдеры, торгующие потребительскими товарами в торговом зале Чикагской товарной биржи. Брокеры делали свои предложения и заявки жестами и криками. Торговля на бирже осуществлялась при непосредственном контакте продавца и покупателя, который начал безраздельно доминировать при заключении сделок данного типа. Но сегодня трейдеры все чаще покупают и продают огромные объемы зерна, сидя у экранов своих компьютеров.

Благодаря превращению рынка в товарную биржу можно существенно повысить его плотность, и теперь любой покупатель может купить продукт у любого продавца, а любой продавец может продать товар любому покупателю. Такая структура помогает рынку справляться с одним из основных источников перенасыщенности на рынках соответствия, поскольку на товарном рынке каждое предложение о продаже или покупке может быть сделано сразу всем покупателям или продавцам. Следовательно, в отличие от рынков труда или недвижимости, на товарном рынке никому не приходится ждать личного предложения, потому что любой, узнав о подходящей цене, может принять его. Мы еще поговорим о работе таких рынков подробнее в главе 5, когда будем обсуждать финансовые рынки; вы убедитесь, что товарные рынки иногда работают очень быстро.

Кофе и многое другое

Превращение продукта в товар влияет не только на способ его покупки или продажи, но и на то, что именно будет производиться. Не будем отводить взгляда от завтрака на столе, просто посмотрим на чашку кофе и расскажем замечательную историю о рынке этого продукта.

В Эфиопии кофейные зерна выращиваются на протяжении многих веков, но вплоть до XXI века этим продуктом торговали практически так же, как пшеницей в США в XIX веке. Если вы хотели купить крупную партию кофе у эфиопского производителя, вам нужно было иметь агента, который перед покупкой мог бы взять на месте образец из каждого мешка и оценить товар. Все изменилось в 2008 году после создания Эфиопской товарной биржи, на которой была внедрена система анонимной оценки качества кофе. Профессиональные дегустаторы отбирают образцы и оценивают каждую партию, выставленную на продажу. (Кстати, в идее сортировки кофе по качеству в определенной мере проявился продуманный дизайн рынка, повлиявший на процедуры. Например, дегустация должна проводиться слепым методом: специалисты не должны знать, чьи зерна они дегустируют. В противном случае продавец мог бы их подкупить и завысить качество своего продукта.)

Любопытно, что стандартизация кофе способствует повышению качества урожая этой культуры. Кофейные зерна растут внутри ягод, похожих на вишни, и наилучший кофе собирают, когда плод созрел и стал красным. Перед продажей зёрна извлекают из ягод и сушат. Таким образом, когда покупатели видят кофейные зерна, они не могут сказать, из каких ягод они были извлечены – из спелых красных или незрелых зеленых. До введения стандартизированной системы оценки качества фермеры нередко собирали урожай сразу со всего участка, не сортируя плоды на красные и зеленые, зрелые и незрелые. Но поскольку дегустаторы способны отличить созревший кофе от неспелого, сборщикам приходится срывать только красные плоды. Дегустаторов не обманешь! Рынок вознаграждает фермера за старания присвоением более высокой категории его продукту и, соответственно, назначением за него более высокой цены. Сегодня зарубежные покупатели имеют возможность приобретать эфиопский кофе оптом и на расстоянии, не пробуя его, и у многих продавцов сразу, не беспокоясь об их деловой репутации.

Итак, попивая ароматный утренний кофе, вы пользуетесь преимуществами сравнительно нового дизайна рынка древнейшего сельскохозяйственного продукта, качество которого не всегда было стандартизированным. Впрочем, утренний кофе на вашем столе вовсе не обязательно безыменный, даже если вы не знаете, кто его вырастил. Например, утром вы могли выскочить из дома, чтобы купить сваренный кофе в Starbucks или местной кофейне; в любом из этих случаев вам что-нибудь известно о продавце. Покупатель может предпочесть тот или иной кофе из-за удобства расположения кафе, из-за того, что к напитку предлагают выпечку, и даже из-за того, что тамошний бариста рисует на пенке латте красивый узор. А если вы постоянный клиент, продавец тоже кое-что знает о вас и, увидев, как вы входите в его заведение, вполне может начать готовить напиток «как обычно», не дожидаясь просьбы.

Кофейни изо всех сил стараются дифференцировать свои продукты, чтобы клиенты захотели вернуться к ним и стать постоянными покупателями. Оказавшись в чужом городе, вы, скорее всего, будете искать кафе из крупной глобальной сети вроде Starbucks, потому что в ней предлагаются стандартные напитки, вкус которых вам известен; а вы пока еще не успели найти местное кафе, в котором кофе, возможно, понравится вам больше.

Обратите внимание на определенное противоречие между коммодитизацией (то есть обезличиванием, или потерей продуктом значимых для покупателя различий) и дифференциацией продукта. Между желанием продавать свой продукт на широком рынке тем, кому совершенно безразлично, кто вы, и попыткой сделать свой продукт особенным, чтобы люди захотели купить его именно у вас. Обычно продавцам нравится торговать на плотном рынке, но не нравится то, что их без труда можно заменить другим поставщиком. Гигантские компании-лидеры, такие как Apple и Microsoft, продают продукты, похожие на ширпотреб – ведь нам с вами все равно, какой именно у нас iPhone или Microsoft Office, – однако их предложения достаточно дифференцированы, чтобы мы не могли купить такой же телефон или программное обеспечение у другого поставщика. Успех Apple частично объясняется тем, что компания предлагает уникальный бренд портативных компьютеров, в то время как ПК IBM стали товарами широкого потребления, которыми могут торговать и другие производители. Это привело к практически полной монополии Microsoft на операционную систему для персональных компьютеров любого типа, так как в результате повсеместного распространения таких машин был создан большой и очень плотный рынок программного обеспечения для платформы ПК.

Во многом такое же противоречие существует между товарными рынками и рынками соответствия. Вам не безразлично, кто варит кофе, но ваша любимая кофейня продает его всем желающим. На рынке готового кофе заведению нужно, чтобы клиент его выбрал, но и клиенту приходится выбирать – и этот выбор важен для него. Значит, грань между безыменными товарными рынками и рынками соответствия, зависящими от взаимоотношений между участниками, довольно размытая. Можно сказать, что все рынки находятся в разных точках диапазона, от чисто товарных до чистого соответствия. Покупая хлеб в соседнем супермаркете, я и правда не знаю, кто его выпек, но могу определить, что он выпечен в пекарне, привычной для этого магазина, поскольку багеты упакованы в пакеты с ее названием и на них имеется текст, информирующий меня о том, что эта пекарня выпекает хлеб с 1984 года.

Надо сказать, покупатели порой сталкиваются с той же неоднозначностью, что и продавцы: хотя нам по душе то, что некоторые продукты относятся к категории ширпотреба и их можно купить без предварительной проверки, разнообразие нам тоже очень нравится; мы обожаем искать и находить необычно высокое и плохо поддающееся стандартизации качество. Иногда воскресным утром мы с женой покупаем продукты на завтрак на местном сельскохозяйственном рынке старого доброго образца, который по-прежнему привлекает горожан, несмотря на их чрезвычайную занятость. Это весьма привлекательное место для совершения покупок хотя бы потому, что продукты на нем считаются более свежими, так как торговля здесь ведется всего один день в неделю. Вы точно знаете, что товар привезли на рынок сегодня и он не томился на складах супермаркета, прежде чем попасть на прилавок. Кроме того, фермеры, торгующие на рынке, как правило, местные жители. А поскольку за прилавками обычно стоят они сами (или члены их семей), вы без труда можете собрать о них нужную информацию. Такой рынок в большей степени относится к рынкам соответствия, нежели местный продуктовый магазин, хотя последний и открыт каждый день, что, несомненно, намного удобнее для покупателей.

Местный продуктовый магазин работает ежедневно, но не круглосуточно, потому что держать его открытым ради пары потенциальных ночных клиентов невыгодно. Но где бы вы ни покупали продукты, на фермерском рынке, в местном гастрономе или круглосуточном супермаркете, для этого вам в любом случае надо прийти в это место. Сегодня ситуацию в корне меняет интернет, который делает рынки вездесущими.

Рынки в воздухе и – повсюду

Современный человек, имеющий в своем распоряжении смартфон и кредитку, может купить билет на самолет, забронировать номер в гостинице, заказать доставку еды или приобрести пару туфель не выходя из дома. В сети товары приобретаются у миллионов разных продавцов, а если ввести в браузере на смартфоне или компьютере название крупного интернет-рынка, например такого как Amazon, вы заполните свою виртуальную корзину продуктами многих продавцов и купите все это, выполнив одну-единственную операцию. И это лишь малая часть того, что делает интернет-рынки простыми в использовании и успешными. Когда у меня перестают идти часы, я могу зайти на Amazon и купить новые, а заодно и зеркало для велосипедного шлема, и книгу, которую планировал прочесть. Оплатив покупку кредитной картой, я закажу доставку на дом. Для меня, покупателя, все действия выполняются в результате одной операции, несмотря на то что я заказал товары у разных продавцов, подписавшихся на услуги Amazon.

Благодаря привлечению огромного числа покупателей и продавцов компания Amazon создала плотный рынок, многочисленные участники которого готовы совершать самые разные операции. Более того, плотность рыночной площадки Amazon (огромное число покупателей и продавцов) повышается самопроизвольно. Потенциальные покупатели привлекают новых и новых продавцов, а постоянно растущее разнообразие предложений на рынке приводит все больше покупателей. Благодаря этому на Amazon можно купить бесчисленное количество различных товаров, не меняя местонахождения; а мобильное устройство связи позволяет сделать это там, где вы находитесь в данный момент.

Смартфон представляет собой торговую площадку не только для продуктов, продающихся на Amazon, но и для компьютерных программ, которые многократно расширяют возможности гаджета. Вот почему почти во всех смартфонах используется одна из двух самых популярных операционных систем – iOS от Apple или Android от Google. Люди хотят, чтобы в их мобильном устройстве был установлен длинный список приложений, из которого можно выбрать желаемое. Они знают, что им наверняка захочется иметь приложения, пока еще даже не изобретенные. В то же время разработчик программного обеспечения, создавая новое приложение, стремится продать его на рынке с более широким кругом потенциальных покупателей, чтобы оно имело шанс стать популярным.

Покупатели смартфонов и разработчики приложений жаждут встречи на плотном рынке – рынке с большими возможностями с противоположной стороны. По этой причине независимые разработчики сначала пишут приложения для устройств с большим количеством пользователей, а покупатели стараются купить гаджеты с максимально большим числом установленных приложений. Операционная система вашего смартфона – это пропуск на плотный рынок, так как каждое очередное новое приложение непременно будет совместимым с конкретной операционной системой.

И Apple, и Google изначально выводили свои фирменные операционные системы на рынок с множеством доступных приложений, чтобы сразу привлечь потребителей его плотностью. Однако при разработке дизайна своих рынков эти компании выбрали совершенно разные подходы. Apple предпочла закрытую операционную систему, что позволило ей строго контролировать, какие приложения будут продаваться пользователям iPhone. А Google, вступившая в игру несколько позже, выбрала открытую систему, свободно публикуя исходный код, которым может пользоваться любой разработчик программного обеспечения. Эти компании, по сути, в точности воспроизвели прямо противоположные стратегии Apple и Microsoft на заре эры персональных компьютеров. Любой желающий может разработать софт для платформы Microsoft, но только Apple (или сторонние разработчики, получившие официальное разрешение) имеет право писать программы для своего персонального компьютера Mac. Таким образом плотность рынка программ для ПК Microsoft повышается гораздо быстрее плотности рынка программного обеспечения для Mac. Зато благодаря решению патентовать как аппаратное, так и программное обеспечение Apple в итоге смогла получать поистине огромную прибыль.

Как в случае с другими рынками, часто используемые операционные системы быстро приобретали все более широкую популярность, привлекая и новых покупателей, и новых продавцов. Со временем они фактически превратились в отраслевые стандарты, то есть, по сути, сформировали торговую площадку, на которой могут продаваться их продукты – новые приложения. Поэтому эти операционные системы могут, по крайней мере какое-то время, безраздельно доминировать на своих рынках, ведь у конкурентов не остается ни единого шанса привлечь достаточное число пользователей и разработчиков, чтобы выйти из категории нишевых предложений.

То же самое произошло и на рынке смартфонов. Две самые популярные операционные системы iOS и Android захватили такую огромную долю рынка, что стали практически самоусиливающимися. По ходу дела они вытеснили все ранее популярные операционные системы для интернет-телефонии, прежде всего для BlackBerry, которые в свое время пришли на смену не подключаемым к интернету устройствам так же, как те когда-то заменили нетелефонные цифровые записные книжки вроде PalmPilot.

Обратите внимание на то, как рынки взаимодействуют друг с другом. Компания Amazon никогда не стала бы такой, как есть, без интернета, который не стал бы торговой площадкой сначала без компьютеров, а потом без смартфонов. И смартфоны не превратились бы в торговые площадки, если бы не функция оплаты покупок по телефону. На сельскохозяйственном рынке и в супермаркете покупатель при желании может заплатить наличными. В интернете удобно оплачивать покупки кредитными картами, которые, кстати, тоже представляют собой торговую площадку. Поэтому, собственно говоря, в вашем кошельке наверняка лежит либо Visa, либо MasterCard, либо American Express. И покупатели, которые расплачиваются кредитными карточками, и торговцы, принимающие их к оплате, стремятся к плотному рынку, то есть к рынку с большим количеством участников с противоположной стороны.

Я еще помню те времена, когда люди оплачивали большинство покупок наличными или чеком. Тогда, находившись вне дома, расплатиться чеком было довольно сложно, поскольку продавцы не хотели рисковать: вдруг ваш чек будет возвращен и они не получат своих денег. Конечно, если вы были постоянным клиентом местного ресторана, владелец с удовольствием принимал ваш чек, но в магазинах над кассой нередко висело такое объявление: «На Бога уповаем, но принимаем только наличные», что означает: доверяй, но проверяй.

Кредитные карты обеспечили продавцам безопасность, но взамен им тоже пришлось оплачивать комиссионные за банковские и чековые операции[3]. Большинство продавцов были готовы это делать, потому что, принимая к оплате кредитные карты, они привлекали потребителей, которых в противном случае могли упустить, а также потому, что кредитки обезопасили для них прием безналичных платежей от незнакомых клиентов, поскольку банки гарантировали оплату посредством соответствующей страховки.

На повышение плотности рынков, созданию и развитию которых способствовал вышеописанный метод платежей, ушло некоторое время. Для этого они остановились на нескольких наиболее часто используемых кредитках, но такому развитию событий вряд ли стоит удивляться. Только представьте, насколько менее удобным и полезным инструментом были бы кредитки, если бы рынки пошли иным путем и каждый магазин принимал только свои карты. Поначалу, кстати, некоторые люди носили при себе пачки кредитных и платежных карт, потому что различные торговые предприятия принимали только некоторые из них. Иногда это приводило к довольно неловким ситуациям, например, когда посетителю приходилось расплачиваться чеком в ресторане, который не принимал к оплате его карту. В результате люди остановились на наиболее популярных кредитных картах, которые обеспечивали доступ к самым плотным рынкам – к большинству ресторанов и магазинов, с одной стороны, и посетителей ресторанов и покупателей товаров и услуг, с другой. В конце 1960-х годов в отрасли произошла основательная встряска. Ряд известных кредитных карт, в первую очередь Diners Club – первая кредитка, которой пользовались массово, – отошли на задний план.

Эффективность этого платежного инструмента в значительной мере обусловлена тем, что он существенно упрощает операции как для покупателей, так и для продавцов; а сокращение количества кредитных карт было удобно для обеих сторон. Неудивительно, что с того времени ряды ведущих кредитных карт не пополнились ни одним новичком: барьер для выхода на этот рынок оказался слишком высоким. Тем не менее в последние годы интернет-революция открыла двери для конкуренции в принципиально новых направлениях. Тут стоит упомянуть и новые виды платежных услуг вроде PayPal, и международную сеть банкоматов, бросившую вызов старым платежным документам, таким как дорожные чеки, и даже так называемые электронные деньги – биткойны. На момент написания этих строк, в 2014 году, Apple анонсировала новую платежную систему для новейшего iPhone, и у нас есть все основания предполагать, что эта или другие новые платежные системы с использованием мобильных устройств скоро станут привычным явлением.

Банк, обрабатывающий транзакции Amazon или управляющий счетом в вашем любимом ресторане, отличается от банка, выпустившего вашу кредитную карту и принимающего платежи. Значит, за кулисами прячется межбанковский рынок, на котором все эти платежи осуществляются. Этот скрытый рынок снижает перенасыщенность рынка, к которой наверняка привело бы огромное количество небольших операций, точно так же, как Amazon регулирует вероятность перенасыщенности, которая неизменно возникла бы, если бы компания не объединяла в одну платежную операцию оплату нескольких мелких покупок у разных продавцов. Этот межбанковский рынок позволяет каждому продавцу иметь дело только с одним банком, подобно тому, как ежемесячная выписка по кредитной карте позволяет вам посредством одной транзакции рассчитаться с целым рядом продавцов.

Кроме того, кредитка также играет роль кредитора. (Именно этим кредитные карты отличаются от платежных, которые дают только право безналичного расчета.) Она обеспечивает доступ к рынку кредитов. Если вы решите что-то купить, то всегда можете взять деньги в долг, хоть и, как правило, под весьма высокий процент. Банк, выдавший вам кредитную карту, может позволить себе высокие процентные ставки, потому что конкурентов, желающих предложить вам кредит на льготных условиях, найдется не слишком много. По сути, вы, скорее всего, выбрали свою карту именно потому, что она предлагала кэшбэк (бонусная программа для привлечения клиентов и повышения их лояльности) по некоторым покупкам. Как показывает практика, большинство людей, поступающих так, не обращают на процентные ставки особого внимания, потому что планируют полностью оплачивать свои счета. Но впоследствии они редко меняют карты[4]. Следовательно, особых проблем, связанных с непомерно высокими процентными ставками, у банков нет. Я искренне надеюсь, что вы не слишком часто пользуетесь своей кредиткой для получения кредита, поскольку это плохая привычка. Такой вариант вам, скорее всего, предложат в тому случае, если вы заключаете сделку на неплотном рынке.

На более плотных, где у клиентов есть множество вариантов выбора, продавцы редко позволяют себе подобные сделки. В свое время торговцы пытались переложить затраты при оплате кредитной картой на покупателей и стали взимать с них дополнительную плату за использование карты вместо наличного платежа. Но из этого ничего не вышло, отчасти потому, что покупателям это не понравилось, к тому же они всегда могли обратиться к другому продавцу.

Случаи, когда клиенты отказываются от предложений, которые кажутся им несправедливыми, совсем не так редки, как вы, возможно, думаете. Даже маркетинговые гиганты иногда с удивлением обнаруживают, что некоторые их начинания с треском провалились. Так, например, в 1999 году Coca-Cola в тестовом режиме вывела на рынок торговые автоматы, которые повышали цены на напитки в жаркую погоду. Покупатели отреагировали немедленно – и компания очень скоро отказалась от этой идеи. Так что на плотном рынке у обычных покупателей есть возможность давить на продавца, если что-либо в его поведении нас не устраивает, – например, мы можем провести сделку в другом месте или просто воздержаться от нее. И эти меры тоже играют свою роль в формировании рынков.

Кстати, поскольку большинство покупок обходится одинаково, независимо от того, какой способ оплаты используется – кредитка или наличные, – между кредитными картами ведется конкурентная борьба, зачастую не такая привлекательная, как кажется на первый взгляд. Сегодня многие кредитные карты конкурируют на базе того, какой кэшбэк они предлагают клиентам. Программы возврата наличных средств реализуются за счет комиссионных, которые кредитные компании взимают с продавцов, и отражаются на ценах, взимаемых теми с покупателей. Таким образом, когда два покупателя стоят в очереди к кассе с одинаковым набором продуктов и один расплачивается кредиткой, а другой наличными, то второй оплачивает скидку первого. Выходит, по мере того как все больше потребителей используют программы кэшбэк с более крупными возвратами средств, а кредитные карты успешно конкурируют в борьбе за клиентов благодаря увеличению таких выплат, торговцы платят более крупные комиссионные по кредиткам и, соответственно, постоянно повышают цены на свои товары. Скидка на весьма дорогостоящий продукт не столь привлекательна, особенно для тех, кто платит наличными. Иными словами, мы с вами платим за услуги посредников, причем отчасти потому, что посредники (в данном случае кредитные компании) конкурируют за клиентов таким способом, который подавляет ценовую конкуренцию[5]. А конкуренция, как известно, приводит к снижению цен. Советую вам это запомнить: конкуренция принимает разные формы, и не всегда бывает просто понять, кто выигрывает, а кто проигрывает в борьбе.

Каждая из упомянутых отраслей экономики не только нашла свой способ преуспеть в создании плотных, не страдающих от перенасыщенности и безопасных рынков, но и сумела обеспечить простоту их использования. Однако сформировать простой в использовании рынок, как правило, очень непросто. Например, чтобы предложить своим клиентам функцию приобретения всех необходимых товаров за один раз, Amazon потребовалось создать сложную систему складского хранения и транспортировки товаров, закупить мощные серверы и обеспечить безопасность платежей, зашифровав номера кредиток в базах данных, чтобы постоянные клиенты не беспокоились о сохранности своих денежных средств.

Простота – это мощный инструмент конкуренции, который иногда позволяет новым рыночным платформам замещать старые. Когда-то кредитные карты пришли на смену бумажным чекам, и, надо полагать, со временем мобильные платежные системы вытеснят кредитки. Ведь покупателю проще чиркнуть пальцем по сенсорному экрану телефона, чем воспользоваться кредитной картой. К тому же этот способ безопаснее. А еще продавцу удобнее принимать оплату таким образом.

Конкуренция среди продавцов приводит к краху прежде вполне успешных рынков зачастую из-за того, что утрачивается способность создавать и поддерживать высокую плотность. Например, если торговцы сочтут платежи посредством мобильных устройств более удобными, чем оплату кредитными картами, то рынок мобильных платежей станет плотным и некоторые продавцы наверняка прекратят принимать к оплате кредитки, тем более, что по этим операциям с них взимают большие комиссионные. В свою очередь, это непременно уменьшит привлекательность кредитных карт для потребителей, что, соответственно, сделает их использование неприемлемым для еще большего числа продавцов, и рынок, который прежде был плотным, станет размытым.

В следующих главах мы рассмотрим рынки более подробно, уделим особое внимание нюансам их работы, или, иными словами, правилам игры.

Когда-то я помогал разрабатывать дизайн некоторых рынков, о которых рассказывается в этой книге, и занимался их всесторонним изучением. В деятельности некоторых рынков я, как и вы, просто участвую – например, на рынках телефонов, кредитных карт, кофе и многих других продуктов и услуг.

При слове «рынок» большинство из нас представляют себе фондовую биржу, или розничный магазин, предлагающий различные товары, или быстрорастущий спрос на новые смартфоны, или просто традиционный сельскохозяйственный рынок. Однако, как вы уже убедились, мы ежедневно сталкиваемся с множеством других рынков, без которых наш мир был бы совершенно иным (и далеко не таким приятным). Эти рынки включают в себя не только наш практический опыт посещения супермаркета или магазина электроники, но и чувства, которые мы испытываем при поступлении в колледж, поиске работы, поедании завтрака – и даже при получении донорской почки.

Нам с вами предстоит убедиться в том, что «магия» рынка вызвана вовсе не волшебством, что многие сферы бизнеса неспособны эффективно работать по причине плохого дизайна. Они просто не умеют сделать свои рынки плотными или безопасными либо не справляются с перенасыщенностью. А следовательно, им можно помочь, заставив их работать лучше. Иногда можно даже создать торговую площадку с нуля, чтобы она обслуживала принципиально новый рынок, и инициировать новый вид обмена. В этом мы убедимся в следующей главе, в которой речь пойдет об обмене донорскими почками.

Доктор Майкл Риз устал видеть, как его пациенты страдают и умирают. Очень часто ему приходилось сообщать больным с почечной недостаточностью, что им придется ждать подходящего донорского органа. Этот трудный разговор становился еще труднее из-за того, что многие пациенты приходили к Майклу исполненные надежд на выздоровление, потому что они уже нашли человека – родственника, друга, иногда просто знакомого, – готового пожертвовать им свою почку. (Известно, что любой здоровый человек способен нормально жить с одной почкой.) Своевременное донорство позволяет избавить больного заболеванием почек не только от долгого и томительного ожидания органа, взятого у умершего человека, но и от изнурительной процедуры диализа, эффективность которой со временем постоянно снижается.

Впрочем, только готовности донора пожертвовать свою почку недостаточно, должны быть совместимы группы крови донора и реципиента, и нужно, чтобы иммунная система не отторгла новую почку сразу после пересадки.

Майку не раз доводилось проводить соответствующие тесты и анализы в медицинском центре Университета Толедо, а потом приносить своим пациентам страшную весть: что ни один из их потенциальных доноров им не подходит. Он ненавидел подобные разговоры. Майк стал врачом, чтобы лечить людей, а не заставлять их стоять в очереди на пороге смерти, в глубине души изо всех сил желая смерти какому-нибудь бедолаге со здоровыми почками, который подойдет им в качестве донора.

И вот в начале 2000 года Майк услышал об обмене почками, состоявшемся в род-айлендской больнице. Команда трансплантологов во главе с Энтони Монако и Полом Моррисси обнаружила, что если поменять доноров у двух несовместимых пар, их почки подойдут обоим пациентам. Что и было сделано с разрешения обоих пациентов и доноров.

Решив узнать, не может ли он подобным образом помочь своим пациентам, однажды вечером Майк притащил домой две коробки с картами пациентов и доноров. Уложив детей спать, он уселся за кухонный стол и на протяжении четырех часов копался в картотеке, отмечая случаи несовместимости крови и тканей каждого пациента. Вскоре весь стол был завален историями болезни. Одну за другой врач сравнивал карты пациентов и доноров. «У меня не было никакой стратегии, – вспоминает он. – За всю ночь я нашел всего две пары возможных соответствий».

Следует отметить, что благодаря существенному прогрессу в разработке иммуносупрессивных препаратов, снижающих вероятность отвержения донорского органа, сегодня у больного может прижиться почка от донора, которой не является ни его близнецом, ни даже кровным родственником. Однако найти нужное сочетание в данном случае намного сложнее, чем просто подобрать донора с подходящей группой крови. Наличие общих детей у семейной пары резко повышает вероятность отторжения организмом супруги донорского органа, потому что во время родов организм жены мог подвергнуться воздействию некоторых белков мужа, унаследованных детьми, и ее иммунная система, возможно, выработала антитела против этих белков.

Такой случай произошел при одном из обменов, которые пытался осуществить Майкл Риз. На первый взгляд, он казался вполне перспективным, потому что по крови пациенты и доноры были совместимы, но у одного из пациентов обнаружили антитела, несопоставимые с некоторыми белками донорской почки. Отторжение непременно произошло бы. Следовательно, обмен был невозможен.

Первая попытка Майка не удалась, но он понял, что в принципе обмен почками возможен. Чтобы добиться успеха, ему была нужна достаточно большая база данных пар пациент-донор, что существенно повысило бы шансы подбора соответствий, а также программное обеспечение, позволяющее оценивать многочисленные комбинации. Майк был уверен, что при наличии обоих этих факторов он сможет подбирать нужные паросочетания.

Я вполне допускаю, что такие слова, как почки и трупы, в разговоре о рынках показались вам неуместными. Однако история создания системы обмена почками, в которой ваш покорный слуга сыграл значительную роль, касается практически каждой темы, обсуждающейся в следующих главах. В них мы поговорим о том, как дизайн рынка позволяет решать проблемы, связанные со стимулированием, недостаточной плотностью рынка, его перенасыщенностью и таймингом, а также обсудим, какие сделки большинство людей считают аморальными. Иными словами, рассказывая о том, как создавался рынок обмена донорскими почками, я познакомлю вас со всеми основными темами этой книги. Очень важно, что такую личную и, откровенно говоря, неприятную сторону нашей жизни, как потребность в донорских органах, можно не только превратить в рынок, но и сделать этот процесс более справедливым и результативным. Этот вопрос привлечет ваше внимание к главнейшей теме, которую, я надеюсь, вы начнете замечать во всем, что вас окружает, а именно: рынки и целые отрасли экономики принимают самые разные формы, и некоторые из них не соответствуют привычным для нас представлениям о рынках, а на некоторых деньги играют очень незначительную роль либо вовсе никакой.

А теперь давайте вернемся к доктору Майклу Ризу, который надеется организовать обмен донорскими почками, и используем его историю как введение к рассказу о дизайне рынков.

Увидев длинную очередь из людей, ждущих возможности приобрести определенные ограниченные блага, каждый из нас решит, что в данном случае спрос превышает предложение. Если вы хоть немного разбираетесь в экономике, то можете предположить, что дисбаланс возник из-за чрезмерного занижения цены ради повышения спроса.

На момент написания этих строк в США более ста тысяч человек ждут очереди на получение донорской почки. А между тем цена этого органа равна нулю, поскольку и в Америке, и в большинстве стран мира покупать или продавать органы для трансплантации запрещено законом. Конечно, на пребывание в больнице и лечение, которое больной будет принимать перед и после операции, потребуются немалые деньги. Но саму почку по закону человек должен получить бесплатно. Поэтому обмениваться донорскими органами можно только без использования денег; такая транзакция должна быть бартерной.

В конце XIX века английский экономист Уильям Джевонс писал, что изобретение денег позволило создать новые правила функционирования рынка, в то время ограниченного бартерными отношениями. Насколько высока была вероятность найти человека, у которого есть нужный вам товар и который при этом хочет получить то, что есть у вас? Деньги избавили нас от необходимости искать двойное совпадение. С ними вам достаточно лишь найти того, у кого есть то, что вам нужно. За деньги можно сразу купить желаемое, а не искать человека, с которым удастся поменяться на то, что нужно ему.

В первый раз попытавшись организовать обмен донорскими почками, Майкл Риз столкнулся с проблемой того разряда, о котором говорил Джевонс: без двойного совпадения обмен невозможен. В связи с этим перед Майком встал закономерный вопрос: как организовать информационно-координационный центр по обмену донорскими почками, чтобы он функционировал как эффективный рынок, но без использования денег?

Циклы обмена

Приехав в Иллинойсский университет в 1974 году, я был начинающим специалистом по теории игр. Я только что окончил Стэнфордский университет со степенью доктора философии по специальности «научная организация управления производством». С самого начала своей исследовательской деятельности я понял, что большинство математических инструментов, используемых для организации хозяйственной деятельности, сфокусированы не на людях, а на вещах. В методах математической оптимизации, разработанных для организации работы предприятий и складов и планирования расписаний грузовых поездов и пассажирских самолетов, совершенно не учитывалось, что разные люди имеют разные цели, которые следовало бы принять во внимание, поскольку участники процесса будут стремиться к их достижению. Единственным исключением из этого правила была только зарождавшаяся в те времена теория игр – исследование стратегических взаимодействий. Эта сфера притягивала меня, потому что мне всегда было очень интересно, как люди делают выбор и организуют себя. Специалисты по теории игр пытались влезть в шкуру участников рынка и понять, как можно использовать доступные им стратегии. В 1974 году двое ветеранов этой науки, Ллойд Шепли и Герб Скарф[6], опубликовали в первом номере Journal of Mathematical Economics статью, в которой описали исследование, проведенное для того, чтобы получить ответ на вопрос: как происходит распределение и обмен благами на рынках, где не используются деньги? Хотя Шепли и Скарф говорили не о каком-то конкретном рынке, для наглядности они рассмотрели обмен домами. Вы скоро поймете, как со временем понял я, что, применив алгоритм поиска устойчивого распределения из этого исследования, люди могли бы составлять совместимые пары пациент-донор, в каждую из которых входил бы человек, нуждающийся в донорской почке, и человек, готовый предложить ему этот орган.

В то время я был еще очень далек от идеи обмена почками. В будущем научные эксперименты, подобные упомянутому выше, могут стать практическими инструментами, но начинались они как игра. Так же, как дети готовятся к взрослой жизни, играя в разные игры, абстрактная математическая модель позволяет экономистам конструировать разные возможности упрощенным способом. Стало быть, Шепли и Скарф предложили новый способ поиска вариантов в трудной ситуации, в которой нельзя использовать деньги, а обмен обязательно должен состояться только между двумя участниками, поскольку у каждой стороны имеется один объект обмена.

Такие обмены можно осуществлять циклами. Простейший способ обмена – двусторонний цикл, или обмен между двумя парами пациент-донор, в каждой из которых донор совместим с пациентом из другой пары. При обмене с участием трех пар в игру вступает дополнительный трансплантат: донор из первой пары отдает почку пациенту из второй пары, донор из второй пары – третьей паре, а донор из третьей пары жертвует орган первой паре, тем самым завершая цикл.

Шепли и Скарф наглядно показали, что при любых потребностях пациентов и хирургов в донорских почках всегда можно подобрать серию циклических обменов (ученые назвали ее «алгоритмом главных циклов») со свойствами, которые ни одна группа пациентов и доноров не могла бы раскритиковать самостоятельно, и выбрать такой вариант, который понравился бы им больше. Подобная организация обмена позволяет хирургам без опасений регистрировать своих пациентов на таком рынке, поскольку, осуществляя обмен по отдельности, последние никогда не добились бы такого хорошего результата.

Начав применять модель Шепли и Скарфа, я задумался о ней как о потенциальной архитектуре для централизованного информационно-координационного центра, который помогал бы обменивающимся сторонам преодолевать препятствия, делающие бартер невозможным. Но чтобы такой центр мог подбирать оптимальные варианты обмена, требовалось полное знание потребностей и предпочтений пациентов, а значит, участие в обмене необходимо было обезопасить с еще одной стороны.

Обычно потребности и пожелания больных относятся преимущественно к категории конфиденциальной информации, а чтобы такой координационный центр мог эффективно работать, люди должны были поделиться этими сведениями, позволив включить их в базу данных. Но пациентов и врачей не может не беспокоить то, что при открытии слишком большого количества информации они рискуют получить менее желательную донорскую почку, поскольку они выразили готовность принять ее, даже если имеется орган, который они предпочли бы получить. Их также может беспокоить то, что, пытаясь достичь наиболее желательного результата и в итоге не достигая его, они теряют шанс получить другую почку, почти такую же подходящую, но не указанную ими в качестве первого выбора. В 1982 году мне удалось продемонстрировать, что благодаря алгоритму главных циклов координационный центр можно организовать таким образом, чтобы гарантировать пациентам и хирургам полную безопасность[7], несмотря на раскрытие ими всей необходимой конфиденциальной информации.

В том же 1982 году я начал преподавать в Питсбургском университете, где находился самый активный центр трансплантологии в США. Его директор Томас Старзл, хирург, осуществил первую успешную пересадку печени и считался местным героем. Я часто видел Старзла в окружении молодых хирургов в кофейне возле университетского городка. Возможно, поэтому в моей голове начали постоянно крутиться мысли о трансплантации. Вскоре, рассказывая своим студентам о рынках без денег, я стал приводить в пример обмен почками, а не домами из исследования Шепли и Скарфа. Этот пример действительно был более удачным, потому что в реальном мире домами обмениваются с использованием денег, а делать то же самое при обмене донорскими органами противозаконно. Студенты готовы терпеть то, что им приходится изучать «игрушечные» модели, но им нравится видеть, как эти простые модели получают вполне практическое применение. И мне, хоть я и убежден в несомненной пользе абстрактных моделей, тоже гораздо больше по душе видеть четкое направление своей работы.

В 1998 году я переехал в Гарвард, а вскоре после этого, в 2000 году, состоялся первый обмен донорскими почками в США. Тем временем значительный прогресс в изучении другой проблемы дал пищу для моих дальнейших размышлений на эту тему. Два турецких экономиста, Атила Абдулкадироглы и Тайфун Сонмез, изучали проблему распределения комнат в общежитии – еще одна задача, в которой деньги не играют главной роли. Надо сказать, что эта проблема имеет с обменом донорскими органами гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Некоторые студенты, первокурсники, не получают места в общежитии, хотя нуждаются в этом, притом что комнаты, из которых выехали старшекурсники, пустуют. Кроме того, некоторые жильцы заинтересованы в переезде в другие комнаты, более для них предпочтительные. А теперь применим эту ситуацию к обмену почками. Пациенты с несовместимыми донорами – это жильцы общежития, желающие произвести обмен. Пациенты, не имеющие живого донора, – первокурсники, оставшиеся без жилья. А почки умерших доноров – комнаты, освобожденные старшекурсниками.

В 2002 году мой бывший аспирант из Питсбургского университета Утку Унвер перевелся в Гарвард из Университета Коча в Стамбуле на должность научного сотрудника. Я предложил ему прочесть совместную лекцию об обмене почками в рамках моего курса по дизайну рынков. Впоследствии мы разместили свои записи в интернете; там их прочел Тайфун, коллега Утку по Университету Коча, который пожелал присоединиться к нам, чтобы вместе разработать практическую систему для обмена донорскими почками.

Наше сотрудничество было на редкость напряженным и утомительным, но при этом и невероятно интересным. Из-за семичасовой разницы во времени между Стамбулом и Бостоном иногда казалось, что мы работаем круглосуточно; но результат, несомненно, того стоил. Мы разработали алгоритм как для обмена органами между парами пациент-донор, так и для включения в эти обмены «нецелевых доноров», то есть умерших людей (да и живых, число которых постоянно растет), добровольно согласившихся отдать свою почку тому, кто в этом нуждается, а не конкретному реципиенту.

Следует отметить, что обмен, который начинается с нецелевого донора, представляет собой скорее цепочку, чем цикл, потому что в итоге он необязательно должен вернуться к своему началу. Нецелевой донор – это альтруист, который приходит в клинику не ради конкретного пациента, а для того чтобы отдать свою почку, не получив взамен другую. В прошлом органы умерших и других нецелевых доноров всегда отдавали пациенту, который стоял первым в списке ожидания. Но сегодня благодаря системе обмена нецелевое донорство позволяет инициировать намного больше пересадок, поскольку цепочка может начинаться с такого альтруиста, включать несколько пар пациент-донор и заканчиваться передачей органа больному из листа ожидания.

Наш алгоритм искал как главные циклы обмена среди пар пациент-донор, так и цепочки, начинающиеся с нецелевых доноров, причем совершенно безопасным для пациентов и врачей способом. Теперь нам оставалось только внедрить свою теорию в практику и убедить хирургов в том, что мы действительно способны им помочь. Надо сказать, это оказалось непростой задачей, потому что врачи не привыкли относиться к экономистам как к своим коллегам и представителям профессии, способной облегчить им жизнь.

Мы опубликовали результаты своей работы в интернете[8] и разослали отчеты трансплантологам всей страны. Сначала нам ответил всего один врач, Фрэнк Дельмонико, хирург из Гарварда и главный врач Банка органов Новой Англии. Между мной и Фрэнком завязался продолжительный диалог, посвященный логистике организации обмена между множественными парами пациент-донор.

Первым делом Фрэнк указал на то, что предложенные нами длинные циклы и цепочки слишком сложны; он считал, что на практике одновременный обмен донорскими почками возможен только между двумя парами, по крайней мере в настоящий момент. Поскольку трансплантацию и нефрэктомию (забор почки у донора) необходимо делать синхронно (позже мы поговорим об этом подробнее), даже для обмена всего между двумя парами потребуется четыре операционные и четыре хирургические бригады. Фрэнк считал, что при большем числе участников обмена процесс неосуществим с точки зрения логистики.

В результате мы с коллегами вернулись к работе и разработали еще один алгоритм. Теперь мы уделили особое внимание тому, что пациентов и доноров нельзя просто включить в расписание, словно грузовые поезда, и указать им, куда и когда идти. Кроме того, новый алгоритм должен был обезопасить пациентов и врачей от разглашения конфиденциальной информации. Нашу задачу осложняло то, что значительная часть этих сведений недоступна, так как они предоставляются людьми добровольно.

Например, правильно разработанный алгоритм должен позволять получить информацию о том, сколько доноров согласны отдать конкретному пациенту почку. Предположим, у больного есть два потенциальных донора: жена и брат. Алгоритм, скорее всего, найдет больше потенциальных соответствий, если пациент зарегистрировался в программе обмена вместе со своими потенциальными донорами, даже если пожертвовать органом придется только одному из них. Два донора увеличивают шанс нахождения соответствия с другой парой пациент-донор, так как каждый из двух доноров может быть совместим с другим пациентом. (А вот алгоритм подбора паросочетания, предоставляющий приоритет пациенту с одним донором, является плохим дизайном рынка, поскольку пациенты, имеющие двух доноров, желая обеспечить себе первоочередность, могут подать в базу данных информацию только об одном.) Таким образом, наш алгоритм обмена почками был призван гарантировать надежность и защиту всей необходимой информации, предоставленной пациентами и врачами, поскольку она играет при подборе оптимальных вариантов поистине решающую роль.

Благодаря активной поддержке Фрэнка о нашем новом алгоритме вскоре узнали во всей стране. Именно на этой базе в 2004 году была построена система по обмену почками в Новой Англии NEPKE (New England Program for Kidney Exchange), которая началась с организации четырнадцати центров трансплантации почек в этом регионе, где подбирали соответствия для несовместимых пар донор-пациент. Однако первые обмены NEPKE осуществила лишь год спустя, ведь для создания баз данных необходимо было получить согласие от всех участвовавших в программе пациентов и доноров. Кроме того, NEPKE требовалось нанять персонал, в том числе руководителя клинической программы, которой стала Рутэнн Лейшман, медсестра со степенью магистра в области общественного здравоохранения. Именно Рутэнн отвечает за скрупулезную координацию всех деталей обмена почками – сложнейшая, честно говоря, задача.

Мы с Тайфуном и Утку были счастливы видеть, что использование нашего программного обеспечения дает очень неплохие результаты в NEPKE, а идеи, лежащие в его основе, принимаются и работают и в других местах. Но нас сильно разочаровывало то, что никто из участников системы не выходил за рамки двустороннего обмена. Мы знали, что если больницы решатся на более масштабный обмен, больше пациентов получат необходимые им для жизни донорские органы, ведь некоторые больные, которые не подошли ни для одного двустороннего обмена, вполне могли бы найти себе донора при участии в обмене нескольких пар. И с точки зрения логистики, с нашей точки зрения, это было вполне возможно, потому что несколько трехсторонних и даже четырехсторонних обменов уже состоялось, и весьма успешно.

В 2005 году мы написали работу[9], в которой показали, какого огромного прогресса можно достичь, если центры трансплантологии станут регулярно проводить обмены не только между двумя, но и между тремя парами пациент-донор. (Сколько именно дополнительных пересадок можно провести благодаря двух– и трехсторонним обменам вместо обычных двусторонних, зависит от размера банка данных пациентов и количества сопоставимых пар в нем.) И снова нам на руку работала разница во временных поясах, хотя на этот раз Утку вернулся в Турцию, а Тайфун, наоборот, приехал Гарвард в качестве научного сотрудника. Результатом нашей работы стал способ организации обмена, ограничивавший число участников тремя-четырьмя парами, который получил широкое распространение, потому что на этот раз нам удалось убедить коллег из NEPKE. В течение следующего года NEPKE и другие сети включили в свои рабочие процедуры более масштабные обмены.

Должно быть, пока мой рассказ звучит абстрактно, поэтому расскажу об одном реальном трехстороннем обмене[10], чтобы дать вам более четкое представление о его практическом смысле и реальной значимости. В этом обмене участвовали три пары пациент-донор; все это были супружеские пары из Новой Англии. Один из доноров сам был нефрологом – специалистом по заболеваниям почек. Звали его Энди Леви, он работал в Медицинском центре Тафтса и был женат на Роберте Фальке, которая работала онкологом.

В семье Фальке несколько членов страдали от того же недуга, что и Роберта, – поликистоза почек. Эта болезнь убила отца Роберты в возрасте пятидесяти четырех лет; ею страдали двое из ее четырех двоюродных братьев и сестер, а также взрослый сын Фальке и Леви. Еще один двоюродный брат Роберты уже пожертвовал одну из своих почек одной из ее сестер. Несколько друзей вызвались отдать орган Роберте, но все они оказались несовместимыми. Сам Леви тоже был вполне здоров, чтобы пожертвовать почку жене, но и его орган ей не подходил.

Безуспешными были поиски трансплантата у еще двух семейных пар, Питера и Сьюзен Шайбе из Мерримака, и Хай Нгуена и Ву Йенг из Ревира. Диабет, который часто становится причиной почечной недостаточности, разрушал почки Питера Шрайбе и Хай Нгуена. Их жены готовы были стать донорами мужей, но их органы не подходили. Специалисты NEPKE осуществили подбор паросочетаний и выявили, что почка Энди Леви подходит Питеру Шайбе, почка Сьюзен Шайбе – Хай Нгуену, а почка Ву Йенг – Роберте Фальке. Тройная трансплантация состоялась 15 декабря 2009 года.

Роберте и Энди операцию делали в Медицинском центре Тафтса. На Леви оказал огромное впечатление опыт пребывания пациентом в больнице, в которой он проработал более тридцати лет. «Я знал большинство людей, которые за мной ухаживали, – вспоминает он. – С ними я бок о бок трудился большую часть своей профессиональной жизни. Это потрясающе!» Еще один приятный сюрприз ждал его через четыре недели, когда он вернулся к работе. «Мои пациенты были в восторге, – рассказывает Энди. – Они в один голос твердили, что гордятся тем, что я сделал».

К этому времени наши идеи начали привлекать внимание все большего числа хирургов. Майкл Риз в то время тесно сотрудничал со Стивом Вудлом, ветераном трансплантологии из Университета Цинциннати, который в 2003 году, после того как его печень разрушил рак, сам пережил пересадку. Эти двое использовали для подбора совместимых пар специальное программное обеспечение, первую версию которого написал в свое время отец Майка. Они попросили нас с Тайфуном и Утку адаптировать наши алгоритмы поиска паросочетаний для их системы, чтобы они могли находить максимальное количество соответствий для обмена органами с учетом всех используемых ими критериев.

В январе следующего года Стив попросил меня выступить с докладом на конференции трансплантологов в Медицинском колледже Университета Цинциннати и рассказать об обмене почками. На утро того же дня был запланирован двусторонний обмен почками, который стал возможным благодаря нашей компьютерной программе, и Стив пригласил меня до выступления присутствовать на операции. Один ряд операций проводился в его больнице, другой – в больнице Майка в Толедо.

В то утро Стив усадил меня в свой внедорожник, и мы поехали в Университет Цинциннати. По прибытии в медицинский центр мы переоделись в одежду для хирургических операций. В двух смежных операционных уже вовсю шла подготовка. То же самое происходило и в Толедо. Время от времени Стив брал мобильный телефон и проверял, как там идут дела. Последний звонок подтвердил, что все четыре донора и реципиента находятся под наркозом, начальные разрезы сделаны. Все было готово; проблем с анестезией не возникло. Начался забор донорских органов.

Операция, за которой довелось наблюдать мне, называется лапароскопическая нефрэктомия с ручной ассистенцией. После такого вмешательства донор восстанавливается намного быстрее, чем после обычной операции, во время которой почка удаляется через разрез большего размера. В нашем случае хирург работал с двумя совсем небольшими разрезами. В один он вставил камеру и лампу, проецирующую изображение на экран, благодаря чему мог видеть все, что делает, а мы могли наблюдать за происходящим. Во второй разрез хирург вставил режущий инструмент, напоминавший с виду крошечные ножницы, приделанные к концу вязальной спицы. На экране были видны не только инструменты и внутренние органы пациента, но и рука в медицинской перчатке ассистента хирурга, вставленная в брюшину через второй, больший разрез. Двое врачей работали как единая команда с помощью, казалось бы, бестелесной руки, чутко реагировавшей на все команды и в нужные моменты натягивавшей ткани, чтобы их было легче резать и прижигать. В какой-то миг почка появилась в руке второго хирурга, словно кролик, вытащенный из шляпы фокусника, и была немедленно отправлена в стальной резервуар со льдом.

Резервуар тут же отнесли в соседнюю операционную, где орган уже ждал реципиент. Перед пересадкой почку требуется подготовить. На изображении этого органа в учебнике анатомии хорошо видно, что кровь поступает в почку через почечную артерию, а выходит через почечную вену. Но в действительности от большой центральной вены отходит множество мелких, которые тоже нужно найти и пресечь. Стив и его коллега – ветеран в хирургии Рино Мунда – работали на редкость слаженно: они быстро находили и перерезали мелкие кровеносные сосуды. Ловкость, с которой они действовали, заставила меня вспомнить об опытном рыбаке, готовящем приманку для форели.

Признаться, в тот день я не стал завтракать, опасаясь, что из-за вида и запаха крови и разрезанной плоти меня может стошнить. Но эта предосторожность оказалась лишней. Я был слишком потрясен увиденным и не чувствовал тошноты. А вот Стив и Рино ощущали себя настолько спокойными и свободными, что успевали по ходу дела еще и пояснять мне свои действия. Почечная вена напоминает влажную папиросную бумагу; мне было трудно представить себе, что такую ткань вообще можно сшивать. Но Стив и Рино делали это с привычной легкостью. Они держали свои иглы с помощью инструментов, похожих на гигантские пинцеты, которыми орудовали так, словно это было продолжение их рук. Опытные врачи позволили молодому хирургу сделать всего один стежок на артерии (которая, к слову сказать, намного крепче и, следовательно, шить ее проще, чем вену), и его неловкие движения ясно показали мне, что для достижения такого уровня мастерства требуется многолетняя практика.

Обмен опытом

С течением времени хирурги и больницы приобретали все больше уверенности в себе и накапливали опыт в области обмена почками, применяя более сложные и смелые варианты обмена. Теперь идея использования целой комбинации циклов и цепочек при обмене донорскими органами казалась специалистам более практичной, чем когда мы предложили ее впервые. Самый интересный тип обменной цепочки возник благодаря небольшому, но быстро растущему количеству потенциальных доноров, готовых отдать почку любому нуждающемуся. Ранее такой нецелевой или, как их еще называют, альтруистический донор просто жертвовал свою почку больному, стоящему первым в списке ожидания органа. Теперь же самопожертвование этих людей давало шанс на спасение более одной жизни, запуская целый ряд трансплантаций. Первым звеном в такой цепочке была передача почки нецелевого донора не больному из листа ожидания, а пациенту из банка данных пар пациент-донор.

Джон Робертсон из Портсмута стал таким донором-альтруистом в 2010 году, после того как посмотрел растрогавший его до глубины души репортаж на канале CBS. «В нем рассказывалось о женщине из Феникса, которая трижды в неделю вызывала такси и ездила на диализ, – говорит Робертсон. – Однажды бедняжка сказала таксисту, что если в ближайшее время для нее не найдется донорской почки, она умрет. И тот предложил ей один из своих органов».

Эта история произвела на Джона Робертсона огромное впечатление. Он работал неполный день – несколько лет назад он продал свой книжный магазин – и мог выкроить время для операции и восстановления. Джона волновало только то, не слишком ли он стар, чтобы стать донором в свои шестьдесят два года. В больнице родного города Робертсону дали контакты координатора по трансплантации из Бригемской женской больницы в Бостоне. «Я спросил, принимают ли они органы стариков. И она мне ответила: “Принимаем, но это должен быть очень здоровый старикан”. И чем больше я узнавал об этом деле, тем больше хотел стать донором».

Потом Джон на протяжении нескольких недель сдавал всевозможные анализы, а NEPKE тем временем искала реципиента. «Труднее всего мне было справиться с нетерпением», – признается он.

Джона Робертсона терзало нетерпение, а в душе Джека Бернса изо дня в день росло отчаяние. Джек страдал диабетом с тридцати лет. Теперь, три десятилетия спустя, его почки отказывали. Без пересадки ему грозил диализ и, соответственно, перспектива потерять работу помощника менеджера в Фенвэй-Парке. Как известно, диализ – процедура изнуряющая, на нее уходит много времени. Многие пациенты из-за этого становятся безработными. Жена Джека Адель готова была отдать ему одну из своих почек, но у них оказались разные группы крови. Координатор по трансплантации зарегистрировал Бернсов в NEPKE. В мае они узнали, что станут частью трехстороннего обмена. Донор из Нью-Хэмпшира (его имя супругам не сообщили) отдаст почку Джеку, а почка Адель достанется пациенту из списка ожидания. Операцию запланировали на июнь.

Джона Робертсона и Адель Бернс оперировали одновременно. Хирурги из Бригемской больницы извлекли почку Робертсона и тут же отправили ее в расположенный неподалеку Медицинский центр имени диаконицы Бэт Израэл, где уже был готов к операции Джек. Почку Адель пересадили молодому человеку из Кембриджа. Раньше в такой ситуации была бы сделана всего одна пересадка донорского органа – от Робертсона пациенту из листа ожидания. Теперь же врачи спасли две жизни. А некоторые цепочки NEPKE в те времена включали в себя даже три забора донорских почек и три трансплантации, что в сумме составляет шесть операций.

Почему только шесть? Потому что цепочки обмена NEPKE по-прежнему предполагали синхронное проведение хирургических операций с привлечением нескольких хирургических бригад и использованием нескольких операционных. Все действия нужно было четко скоординировать, что не позволяло применять более длинные цепочки. Учитывая значительный прогресс, достигнутый трансплантологией к этому времени, это было весьма досадное ограничение.

В статье, написанной в 2006 году[11], мы с Tайфуном и Утку, совместно с Фрэнком Дельмонико и Сьюзен Сайдмен, иммунологом из NEPKE, высказали предположение, что если отменить жесткое условие синхронного хирургического вмешательства, можно будет делать намного больше пересадок. Эта идея тоже вызвала бурные дебаты. Чтобы понять, почему она, тем не менее, показалась многим весьма привлекательной, предлагаю провести простой анализ затрат и выгод и выяснить, почему обмен донорскими органами традиционно проводится синхронно.

Если оперировать участников обычного обмена между двумя парами не одновременно, то существует риск того, что второй донор в какой-то момент откажется и реципиент окажется в весьма сложной ситуации. Можете себе представить, каково отдать сегодня свою почку чьему-то брату в надежде на то, что ваша жена получит орган завтра? Но наступает завтра, и потенциальный донор моей жены дает задний ход. Вы уже пожертвовали одной из своих почек, значит, больше не сможете участвовать в обмене органами, а ваша жена по-прежнему нуждается в пересадке. Слабое звено цепочки наносит нам непоправимый вред. Вот для предотвращения таких печальных ситуаций обмены в замкнутых циклах всегда проводятся одновременно.

Наличие нецелевого донора позволяет устранить риск непоправимого ущерба для людей, отдающих почку, но сразу не получающих орган взамен. В этом случае каждую пару можно зарегистрировать на получение донорского органа еще до того, как она отдаст свой. И если эта цепочка неожиданно разорвется, то есть кто-то окажется или просто не сможет стать донором, непоправимого вреда ни для кого не будет.

Чтобы лучше понять, что я имею в виду, давайте включим в цепочку Робертсон – Бернсы мою жену и меня. Предположим, что мы стоим в этой цепочке за Джеком и Адель Бернс: я должен буду отдать свою почку после того, как моя жена получит почку Адель. Процесс начинается так же, как и раньше: Джон Робертсон безвозмездно жертвует орган Джеку. Но поскольку хирургические операции проводятся не одновременно, Адель паникует и отказывается от донорства. (Уверяю вас, настоящая Адель никогда бы так не поступила, но давайте предположим, что это случилось.) Что происходит дальше? Мы с женой, конечно, разочарованы, но у меня все еще есть обе почки, и, значит, мы можем принять участие в другом обмене. Это снижает затраты, связанные с разрывом цепочки обмена и повышает привлекательность разновременных операций.

Как я уже говорил, когда мы Тайфуном и Утку выдвинули идею несинхронного обмена, она была встречена сильным сопротивлением. Рутэнн Лейшман из NEPKE сразу заявила, что хирурги на это никогда не согласятся. А Фрэнка Дельмонико, убежденного сторонника обмена почками и пионера этого движения, беспокоила проблема судебных исков, которые могли бы быть поданы реципиентом в случае, если донор откажется выполнить обещанное, а также то, что в результате такой негативной рекламы может пострадать вся программа в целом.

А вот Майкл Риз из Огайо был готов рискнуть. Ему уже приходилось организовывать обмен между разными штатами через основанную им же некоммерческую организацию Alliance for Paired Donation (APD). Первая разновременная цепочка, организованная Майком, начиналась с Мэтта Джонса – донора-альтруиста из Мичигана. Джонс работал менеджером в компании по аренде автомобилей National Car Rental. Однажды он решил пожертвовать больному человеку свою почку. Мэтту было всего двадцать восемь лет, но он хотел сделать что-то по-настоящему стоящее, чтобы его будущие дети могли им гордиться. Добровольное донорство Джонса в июле 2007 года запустило цепочку из десяти трансплантаций; в целом весь процесс занял восемь месяцев.

Все началось с того, что Джонс полетел в Феникс и отдал свою почку совершенно незнакомой ему женщине, а ее муж пожертвовал орган пациентке из Толедо. К марту 2008 года цепочка связывала шесть центров трансплантации и пять штатов. Дважды между получением пациентом в паре донорского органа и отдачей донором из той же пары своей почки проходили месяцы. Но несмотря на долгое ожидание никто из участников обмена не пошел на попятную. В ноябре 2009 года журнал People назвал Майка и доноров, участвовавших в этой цепочке, «героями среди нас». Однако к тому моменту цепочка еще не замкнулась: на развороте того же номера People, где были размещены фото двадцати одного пациента и донора этого грандиозного обмена, последней стояла фотография двадцатидевятилетней Хелины Мак-Кинни, дочери последнего реципиента. Надпись под фото гласила: «Донор ждет». Как нередко бывает, для почки Хелины довольно долго не получалось подобрать соответствие, но почти три года спустя подходящий ей реципиент был найден, и девушка продолжила цепочку, которая в итоге включала шестнадцать трансплантаций. Завершилось все тогда, когда последний донор отдал почку пациенту из листа ожидания, не имевшему донора.

Благодаря цепочке Майкла Риза и гласности, сопровождавшей его проект, в области трансплантологии началась настоящая революция. Потенциальные доноры поняли, что их дар может спасти целых десять жизней, и стали намного активнее обращаться к Майку и в другие больницы, предлагая свои услуги. Наш доклад, посвященный той первой цепочке неодновременного обмена и опубликованный в престижном New England Journal of Medicine, послужил своего рода сигналом одобрения для других центров трансплантации и обмена почками – сигналом к более уверенному и смелому изучению действия и использованию подобных цепочек[12]. В последующие годы метод несинхронного обмена продолжал распространяться; в это движение включились новые клиники и сети.

Любопытно, что одним из самых верных учеников и энергичных последователей Майкла Риза в этом деле стал не хирург, а бизнесмен по имени Гарет Хил, который узнал об обмене почками в 2007 году, когда у его дочери обнаружилась почечная недостаточность. Ни сам Гарет, ни несколько его братьев, дядей дочери, на роль доноров не подходили. В итоге Гарет зарегистрировался во всех американских программах обмена донорскими органами, в каких только смог, и с огромной благодарностью вспоминает теплый прием, с каким его встретили в NEPKE и APD. Однако опыт общения с некоторыми медицинскими учреждениями, реализующими собственные подобные программы, в том числе с Больницей имени Джона Хопкинса и Медицинским центром Питсбургского университета, его очень разочаровал. «Оказалось, что некоторые из них включают в свою программу только тех, кто может прилететь к ним через всю страну, чтобы пройти весь процесс подготовки на месте, – вспоминает Хил. – Причем это касалось не только меня, донора, но и моей дочери, которой тогда делали диализ. Когда мне сказали, что я должен привезти дочь в центр трансплантации, я ответил: “Но ей же все могут сделать у нас, в больнице Корнелла [в Нью-Йорке]”. Но они твердо стояли на своем». В итоге Гарет пришел к выводу, что эти больницы ставят свои финансовые интересы выше интересов пациентов. Он и сейчас убежден, что эти медицинские учреждения «используют парный обмен в качестве инструмента для увеличения доли рынка».

Впрочем, через несколько месяцев споры о том, нужно ли дочери Гарета ехать куда-нибудь для трансплантации, стали неактуальными. Один из двоюродных братьев девочки оказался совместимым и согласился отдать свою почку сестре; операция состоялась в июле. А всего через неделю после операции одно событие подтвердило правоту Гарета, убежденного в том, что трансплантацию следует проводить как можно ближе к месту жительства пациента. У его дочери стали опухать ноги, и Гарет с женой решили, что организм девочки отвергает новую почку. Они спешно отвезли ее в отделение скорой помощи Нью-Йоркской пресвитерианской больницы Корнелла. «На наше счастье, это было не отторжение. Но если бы пересадка проводилась в городе за тысячи миль, это превратилось бы в настоящий кошмар. Поэтому, я считаю, центр трансплантации должен находиться как можно ближе к дому пациента», – говорит Гарет Хил.

Этот не слишком позитивный опыт привел к тому, что в конце 2007 года Гарет Хил основал сеть обмена донорскими почками, которую назвал National Kidney Registry (NKR). Штаб-квартира находится недалеко от дома Хила на Лонг-Айленде; цель этой организации – содействие потенциально относительно длинным цепочкам неодновременного обмена донорскими органами путем вовлечения в процесс больниц и нецелевых доноров. Если больница присылает нецелевого донора, NKR обещает завершить одну из своих цепочек именно в ней, давая таким образом гарантию, что, поделившись донором, больница не лишится трансплантата совсем. Обратите внимание, что медицинские учреждения не только обеспечивают уход за пациентами, но и получают прибыль от трансплантации, так как являются коммерческими предприятиями.

Кстати, о получении прибыли. Когда я рассказываю людям о дизайне рынка, программировании и политике в сфере здравоохранения, без которых нельзя организовать обмен почками, нередко находится человек – порой даже мой коллега-экономист, – который заявляет, что обычная торговля органами существенно все упростила бы. По его словам, если просто позволить рынку делать свою работу, цена на донорские почки очень скоро установится в той точке, в которой достаточно людей будут готовы продать один из своих парных органов и лист ожидания перестанет существовать. В конце концов, недостатка в высокомотивированных покупателях на этом рынке явно не наблюдается.

Как экономист я понимаю эту точку зрения. Рынки часто дают людям то, что они хотят получить, и без усилий специалистов по разработке дизайна. Но на пути торговли человеческими органами стоит одно весьма существенное препятствие, о котором я уже упоминал: во всем мире, за исключением Ирана, это считается незаконным. И объясняется это тем, что многие люди считают торговлю донорскими органами аморальной. Мы подробно обсудим этот момент как константу при совершении вполне благовидных сделок в главе 11. Сейчас же только скажу, что в настоящий момент представляется маловероятным, чтобы запрет на торговлю человеческими органами был снят в ближайшее время.

Соответствия простые и сложные

Впрочем, нужно отметить, что хорошо и правильно организованные координационные центры способны очень серьезно помочь людям, нуждающимся в донорских почках. Конечно, это не значит, что обмен позволит нам когда-либо полностью избавиться от постоянно удлиняющихся листов ожидания, но если мы сумеем убедить достаточно пациентов, хирургов и больниц принять участие в таких программах и начать безбоязненно обмениваться необходимой информацией, то сможем существенно увеличить число трансплантаций.

Несмотря на то что донорский обмен сегодня широко распространяется, это движение наталкивается на все новые препятствия, что, впрочем, характерно для всех рынков на этапе становления. В самом начале деятельности нашей задачей было разработать механизм обмена почками таким образом, чтобы пары пациент-донор и их хирурги без опаски регистрировались в базах данных таких программ. Сегодня руководители центров трансплантации стали игроками стратегическими, и теперь наша самая сложная и главная проблема – это создание дизайна информационно-координационных центров, который сделает безопасным для больниц регистрацию всех имеющихся у них пар пациент-донор, а не только тех, для которых особенно трудно подобрать паросочетание. Сегодня некоторые больницы упрямо не выпускают из своих цепких рук пары, для которых легко найти соответствия, рассчитывая произвести обмен самостоятельно, не выходя за собственные стены. Эти клиники и больницы обращаются в координационные центры только тогда, когда убеждаются, что не могут сделать это сами.

Следует отметить, что желание придержать возможность простого подбора соответствий характерно для всех рынков, работающих при участии посредников. Взять хоть рынок недвижимости. Дома, которые легко продать, на «горячем» рынке зачастую вообще не появляются. Риелторы просто знакомят зарегистрированных у них продавцов, запрашивающих умеренную цену, с покупателями, у которых нет необходимости продать дом, где они живут, прежде чем купить новый. Такая сделка может быть выгодной для обеих сторон, но не всегда. Конечно же, данный подход способствует быстрой продаже дома, избавляя участников сделки от потери времени и нервов и прочих неприятностей излишне долгого поиска вариантов, но, вполне возможно, продавцы получили бы больше, если бы их дома были выставлены на продажу на более плотном рынке. Для отдельных риелторских фирм этот подход, несомненно, хорош, так как они удовлетворяют потребности обеих сторон сделки быстро и с незначительными затратами. Тем не менее рынку в целом при этом приходится намного труднее, потому что «легкие» сделки на свободный рынок не допускаются и остается непропорционально большая доля слишком дорогих домов и не слишком состоятельных покупателей. Это часто приводит к снижению объема продаж, поскольку некоторые дома, выставленные на продажу по относительно приемлемым ценам, возможно, были бы приобретены покупателями, которые были вытеснены с рынка непомерно высокими ценами.

С аналогичными искушениями сталкиваются и фондовые брокеры; вот почему в большинстве стран сегодня установлены законы и отраслевые нормы и правила, запрещающие брокерским фирмам держать в тайне «легкие» сделки. Чрезвычайно заманчиво сократить расходы и заработать дополнительную прибыль, приобретая ценные бумаги непосредственно у продавцов, установивших низкие цены, и сразу же продавая их покупателям, предлагающим высокие цены. Эта практика, как правило, выгодна для брокерских компаний, но вовсе не для их клиентов и, уж конечно, не для рынка в целом, который в результате, скорее всего, обслуживает намного меньше участников, чем мог бы, если бы на фондовой бирже были зарегистрированы все сделки, благодаря чему рынок был бы достаточно плотным.

Таким образом, когда центры трансплантации придерживают для себя доноров и реципиентов, для которых легко подобрать пары, и проводят такие пересадки у себя, резко сокращается количество человек, которых можно было бы сопоставить в масштабах всей страны, ведь намного проще найти подходящего донора для сложно сопоставимых пар, если выбор проводится не исключительно среди таких же пар. Я изучал эту проблему вместе с Итаи Ашлаги, профессором Массачусетского технологического института, и мы пришли к выводу, что ее можно устранить, если внести относительно незначительные изменения в существующую практику: в частности, следует расширить подход к отчетности таким образом, чтобы можно было находить и отслеживать больницы, инициирующие цепочки обмена с привлечением нецелевых доноров. Подумайте об этом как о своего рода программе, подобной тем, которые устраивают авиакомпании для часто летающих пассажиров[13]: можно следить за тем, сколько пар, для которых легко подобрать соответствия, зарегистрировала каждая больница в координационном центре. Затем, когда обнаруживается связь между двумя сложносовместимыми парами, которые должны быть включены в обмен, цепочка разрывается в пользу той пары, в которую входит пациент из больницы, зарегистрировавшей и легкосовместимые пары. В таком случае мы открыто признаем, что больницы ведут стратегические игры и конкурируют друг с другом, что, собственно говоря, известно каждому, но многие врачи и администраторы больниц упрямо отказываются признавать.

Между тем проблема придерживания «удобных» пар пациент-донор, скорее всего, только усугубится, а значит, важность длинных цепочек неодновременного обмена только повышается[14]. Ведь если больницы скрывают от всех легкосовместимые пары, то остальные зарегистрированные в программе вряд ли получат шанс принять участие в простых обменах с одной-двумя другими парами, потому что, когда в обмене участвуют только те, для кого трудно подобрать соответствие, замкнуть такой цикл, то есть подобрать двойное или тройное совпадение потребностей, будет очень сложно[15].

Как нам сыграться

Проблемы, которые пока не дают системе обмена донорскими почками заработать в полную силу, не следует считать такими уж неожиданными. В конце концов, дизайн касается не только понимания рынка и его оптимальной организации. Весьма существенную роль тут играет политика. Поверьте, я вовсе не считаю слово «политика» ругательным, но в такой многомиллиардной индустрии, как лечение болезней почек, задействованы мощные институциональные и профессиональные интересы, а политики обычно реагируют на новые технологические и организационные возможности слишком медленно и осторожно. И наиболее заметно это проявляется в пока не слишком удачных попытках организовать обмен донорскими органами на общенациональном уровне.

Программы NEPKE Фрэнка Дельмонико и Alliance for Paired Donation Майкла Риза повысили плотность рынка благодаря объединению в единый банк данных пар пациент-донор из десятков больниц и клиник страны. Позже к этой группе избранных присоединилась National Kidney Registry Гарета Хила. Однако названным трем программам редко удается обмениваться данными о своих пациентах, чтобы организовать цепочку трансплантаций с участием других сетей. А многие больницы отказываются от участия в таких проектах. Так что пока этот рынок далеко не такой плотный, каким мог бы быть. Следовательно, используются не все доступные донорские органы.

С самого начала было ясно, что наилучший способ повысить плотность рынка можно посредством организации обмена почками на уровне всей страны. Однако на пути к этой цели сразу же встали две проблемы: техническая и политико-организационная.

Решить политические и организационные проблемы оказалось значительно труднее, чем компьютерные, а между тем для хорошего дизайна рынка это очень важно. Медицинским учреждениям сегодня крайне сложно координировать свои действия из-за конкуренции. Вот почему и APD, и NKR так трудно расширить свой охват до общенационального масштаба, хотя, надо признать, обе программы добились в этом направлении немалых успехов.

Фактически общенациональная организация, с помощью которой разные центры трансплантации обмениваются информацией о наличии органов умерших доноров, уже существует – это Объединенная сеть по распределению донорских органов (United Network for Organ Sharing – UNOS). Фрэнк Дельмонико, избранный в 2004 году президентом этой организации, обнаружил, что персонал сети не желает брать на себя дополнительную ответственность и заниматься обменом донорскими почками.

В 2010 году UNOS инициировала общенациональную экспериментальную программу с участием своего информационно-координационного центра. И сегодня эти усилия привели всего к нескольким трансплантациям, хотя уже есть признаки того, что ситуация меняется к лучшему. Например, UNOS весьма успешно борется со многими заинтересованными группами, мешающими ей оперативно работать и быстро внедрять передовые методики, разработанные другими сетями обмена донорскими почками. При отсутствии эффективного организованного обмена в общенациональном масштабе координационные центры вроде APD и NKR могут и впредь расширяться и объединять свои усилия. Но одной только UNOS уже очень повезло: в конце 2011 года NEPKE была закрыта в результате слияния с общенациональной программой, и ее менеджер Рутэнн Лейшман пришла работать в UNOS. До прихода Рутэнн летом 2011 года организация провела всего две трансплантации. После прихода этого замечательного менеджера за довольно короткое время было проведено еще пятнадцать пересадок. Хотя UNOS предстоит пройти еще очень долгий путь, она вполне успешно движется вперед, уверенно расширяясь по территории США[16].

Независимо от того, создадим ли мы общенациональную систему обмена донорскими почками или на этом рынке будет работать нескольких крупных сетей, придется немало потрудиться, чтобы система приобретала все более широкий охват. И в первую очередь необходимо сделать так, чтобы федеральное правительство и страховщики нашли способ возмещения расходов, связанных с обменом донорскими органами[17]. Надо сказать, в США сегодня сложилась странная ситуация: Medicare{3} и частные страховые компании готовы оплачивать дорогостоящий и менее эффективный, чем пересадка почки, диализ, но не финансируют в полном объеме усилия по организации обмена донорскими органами. И больницам порой приходится полагаться на частных пилотов, которые добровольно и бесплатно перевозят донорский материал в нужное место, вроде моего коллеги Джерри Грина, с которым я познакомил вас в главе 1.

Я с огромным нетерпением жду того светлого дня, когда заболевания почек останутся в прошлом и необходимость пересадки этих органов полностью исчезнет. Но пока этого не произошло, мне бы очень хотелось, чтобы как можно больше пациентов получили нужные им трансплантаты. Меня нередко разочаровывал наш довольно медленный прогресс в этом направлении, но я никогда не предполагал, что мы сможем добиться столь мощного прорыва за короткое время.

В 2014 году, на момент написания этих строк, обмен почками стал обычным делом в области трансплантологии в США, и эта практика уверенно внедряется во всем мире. По мере накопления опыта мы получаем новые подтверждения того, что потенциально длинные разновременные цепочки обмена чрезвычайно нужны людям, страдающим неизлечимыми заболеваниями почек, особенно тем, кому трудно подобрать донорский орган. Уже сегодня благодаря этому подходу были проведены тысячи трансплантаций[18], которые в противном случае никогда бы не состоялись. В последние годы большинство пересадок осуществляется именно через цепочки обмена.

Конечно, рынок обмена донорскими органами весьма существенно отличается от рынков, которые мы обсуждали в главе 2. Но я постарался донести до вас идею, что его дизайн нацелен на то, чтобы сделать рынок более плотным, не страдающим перенасыщенностью, безопасным для участников, простым и эффективным. В нашем примере для повышения плотности рынка необходимо создать как можно более масштабные и всеобъемлющие базы данных пар пациент-донор. Чтобы справиться с перенасыщенностью, первым делом следует обеспечить возможность резервировать на одно и то же время достаточное количество операционных; и сегодня все зависит от того, научимся ли мы эффективно и правильно составлять цепочки обмена. А для безопасности и простоты нужно создать такие условия, чтобы больницы без опасения регистрировали в общем банке данных все свои пары пациент-донор, в результате чего органы для пересадки будет получать максимальное количество больных.

Решение этих проблем – обязательное требование эффективной работы любого рынка, но каждый подходит к этому делу по-своему.

Один весьма важный аспект в дизайне рынка имеет отношение к поведению человека. В последние годы экономисты-бихевиористы перевернули традиционную экономическую теорию с ног на голову, заявив, что человек вовсе не всегда руководствуется собственной выгодой и чистой корыстью и что специалисты по дизайну рынка упустят отличный шанс, отказавшись принимать данный факт во внимание. И действительно, возьмем, например, нецелевых доноров почек. Если бы каждый из них действовал исключительно из личных интересов (как зачастую полагают приверженцы старой школы экономики), доноров-альтруистов вообще бы не существовало. А как насчет доноров из цепочки неодновременного обмена? Если бы большинство людей заботились только о себе и своих родных и близких, многие из них, получив желаемую почку для дорогих им людей, отказывались бы отдавать свои органы; в действительности таких отказов совсем немного.

Каждый этап разработки дизайна рынка обмена донорскими почками включал и включает в себя корректировку – это своеобразный танец, в котором задействованы математические модели, хирургическая логистика, пациент и врач, а также стимулы, риски и выгоды больниц и клиник. Предлагая идею комбинации циклов и цепочек при обмене почками, мы никак не ожидали, что начинать придется с простых двусторонних обменов. Не могли мы предвидеть и то, что после того, как крупные циклы и цепочки станут возможными, более важную роль начнут играть длинные цепочки несинхронного обмена. Каждое из этих событий произошло в результате модификации дизайна рынка, стало реакцией на изменение его условий и поведения его участников.

Из всего сказанного нам следует извлечь урок: мы не только должны решить проблемы создания плотного рынка, устранения его перенасыщенности и обеспечения безопасности и простоты для всех участников, но и продолжать делать это вновь и вновь по мере эволюции рынков.

Как и инженеры, узнающие много нового и полезного о строительстве, скажем, мостов, при изучении разрушившихся конструкций, специалисты по дизайну рынков могут многому научиться, анализируя рынки, потерпевшие крах. Мост разрушается, когда нагрузки не выдерживает самая слабая часть его конструкции; и дизайн рынка никогда не будет эффективным, если он не позволяет избавиться от всех элементов, которые могут дать сбой. Следует помнить, что нередко, руководствуясь одной и той же конкурентной мотивацией, правильно устроенные рынки преуспевают, а рынки со слабым дизайном терпят неудачу за неудачей.

В следующих четырех главах мы с вами обсудим основные типы неудач рынков: при повышении плотности, в борьбе с перенасыщенностью и обеспечении безопасности и простоты. Так вы поймете, что некоторым рынкам, ставшим несостоятельными, удалось впоследствии изменить свой дизайн и восстановиться.