Мастодония Саймак Клиффорд

– Не беспокойся, – сказал я, всей душой надеясь, что я прав. – Это анкилозавр. Он не хищник.

Теперь животное выползло из рощицы целиком, длина его была около пятнадцати футов. На конце хвоста, волочившегося за ним, была массивная костяная шишка.

Камера продолжала работать, а древнее животное остановилось. Оно хрюкнуло, подняло эту огромную шишку на хвосте и стукнуло ею по земле.

– Черт меня побери, – сказал Бен, – оно нас предупреждает.

– Не пугайся, – отозвался я. – Представь себе, что к нему подобрался карнозавр и получил по зубам таким хвостом.

Анкилозавр, поразмыслив, повернулся и степенно покатился прочь. Райла опустила камеру.

– Давайте все же найдем место для лагеря, – сказал Бен.

Получасом позже мы нашли его – родничок, вытекающий из склона холма, упрятанный между дубов и кленов, мощных деревьев, которые заставили меня вспомнить древние английские леса на иллюстрациях Теннисона старого издания.

– Замечательно, – сказал Бен, – убежище есть. Здесь, среди деревьев, до нас никакая крупная тварь так легко не доберется.

– Может быть, мы переоцениваем свирепость карнозавров, – сказал я ему. – Может быть, они тебя просто не заметят. Ты им покажешься странным, непохожим на их обычную добычу. Они могут нас и испугаться. И, кроме того, их здесь не может быть много.

– Если и так, – настаивал Бен, – шансов уцелеть при встрече у нас немного. Мы все должны быть связаны. Никто никуда от лагеря не отходит. И мы не сделали еще очень важное дело: как только поставим палатки, сразу пристреляем оружие.

Мы быстро разбили лагерь из двух маленьких палаток под деревьями, вырыли яму для костра, наломали хвороста, принесли его и сложили. Потом занялись своими нераспакованными рюкзаками.

– Ночью мы с тобой будем сторожить по очереди, – сказал мне Бен. – Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь наткнулся на нас по ошибке.

Когда в лагере было все в порядке, мы опробовали ружья.

– Старайся, – поучал меня Бен, – чтобы ружье лежало легко. Не напрягайся, не окостеневай. Упри приклад в плечо, но прижимай не слишком плотно. Он должен быть слегка свободен, но тоже не чересчур, чтобы не ударил тебя в плечо и не врезал в подбородок. Наклонись к ружью. Не слишком сильно, но нагнись в ту сторону.

У Бена все было прекрасно. Прежде он стрелял из ружей большого калибра, хотя и не такого крупного, как это. А вот со мной вышло не так. Я никогда не стрелял из чего-либо крупнее 22-го, но помнил, что говорил мне Бен, и вышло не так уж плохо. Первый выстрел чуть не вышиб мне плечо, отбросил назад на шаг или два, но не сбил с ног. Второй выстрел был лучше. Третий показался совершенно естественным. В четвертый и последний раз я даже не заметил отдачи. Большая одинокая береза, которую мы использовали как мишень, была измочалена пулями.

– Хорошо, – сказал Бен одобрительно. – Если бы ты позволил ему избить себя, ты стал бы бояться оружия и стал бы уклоняться от стрельбы. Когда это происходит, остается только бросить ружье, когда кто-нибудь приближается к тебе. В таком случае ты не смог бы попасть с тридцати шагов в стену амбара.

– Эйса, – мягко позвала сбоку Райла.

Я обернулся и увидел, что она сидит на земле, скрестив ноги, уперев локти в колени, и держит бинокль.

– Взгляни-ка вон туда. Там много маленьких групп и одиночных животных, но они сливаются с фоном, их трудно разглядеть. А вот там, слева от маленькой группы деревьев на гребне, который спускается к воде…

Она протянула мне бинокль, но он был слишком тяжел, и я не смог удержать его. Пришлось сесть и воспользоваться коленями для упора, как это сделала она.

Сначала в поле моего зрения попала группа деревьев, на которую указала мне Райла как на ориентир. В конце концов я поймал в окуляры какую-то тварь и скрипнул колесиком, наводя на резкость. Животное было приземистым, в позе для отдыха: тело откинуто назад, колени изогнуты, огромный хвост давал опору телу. Гигантский корпус держался почти вертикально, а отвратительная голова покачивалась из стороны в сторону, словно животное наблюдало за местностью.

– Как ты думаешь? Тиранозавр?

– Не знаю. Не уверен.

Дело было в том, что никто не мог быть уверен. От любого из динозавров остались только кости и в немногих случаях – иссохшие мумии с клочками неповрежденной кожи. Наши представления о них созданы художниками, которые реконструировали их облик как можно более точно, но во многих деталях даже не претендовали на уверенность.

– Не рекс, – констатировал я. – Передние ноги слишком велики. Может быть, другой вид тиранозавра – мы не можем быть уверены, что обнаружили ископаемые остатки всех видов. Но какой бы ни был это вид, это крупное животное. Присел там, отдыхает, легко поглядывает по сторонам, выискивая кого-нибудь послабее, чтобы сожрать его.

Я продолжал наблюдать за животным. Оно покачивало головой, но не шевелилось.

– Передние лапы слишком хорошо развиты, – заметила Райла. – Вот что ставит меня в тупик. Если бы мы были на десяток миллионов лет глубже в прошлом, я бы решилась сказать, что это аллозавр. Но здесь не должно быть никаких аллозавров. Они давным-давно вымерли.

– А может быть, и не вымерли. Разве мы знаем всю историю динозавров? Если мы находим одного динозавра в каком-нибудь древнем слое и не находим его больше нигде, то склонны говорить, что он вымер. Но могло случиться, что мы больше не нашли его в более молодых отложениях. Аллозавры, возможно, существовали до самого конца века динозавров.

Я протянул бинокль Бену, указав на группу деревьев:

– Слева от них.

– Эйса, – начала Райла, – мне бы хотелось снять его. Это – первое крупное животное, которое я увидела.

– Воспользуйся телеобъективом.

– Я так и сделала. Но получается ужасно нерезко. По крайней мере в окуляре. Думаю, что и на пленке то же самое. Чтобы убедить людей из Сафари, зажечь их, я должна иметь что-нибудь поэффективнее, снятое поближе.

– Попробуем подойти, – сказал я, – хотя он очень далеко.

– Надо подкрадываться, – сказал Бен. – Пойдем вдоль гребня. Он тянется далеко. Может быть, за ним что-то обнаружится.

– Черт побери, – горько сказала Райла, – это все ваши ружья и ваша пристрелка. Вот почему он неспокоен.

– Да нет, он не выглядит неспокойным, – сказал я. – Он просто сидит. С такого расстояния стрельба не так уж слышна.

– Но я-то пришла за большим.

– Мы найдем его, – сказал я, стараясь утешить ее.

– Здесь вокруг масса мелочи. Птицезавровые ящеры, маленькие группы динозавров размером с индюка. Несколько анкилозавров. Мелкие рогатые разновидности. Все сорта ящериц. Сколько-то больших черепах ниже по реке, но кому интересны большие черепахи? Несколько летающих рептилий, как мне кажется, птерозавров. Немного птиц. Но ничего зрелищного.

Бен сказал:

– Гнаться за этим крупным малым может быть бессмысленно. Он передвигается быстро. Кроме того, мы не знаем, куда он направляется. Когда мы доберемся туда, он уже исчезнет, учитывая, с какой скоростью он движется. Мы можем совершить прогулку, раз вам этого хочется. Может быть, мы поднимем его или еще кого-нибудь. Но далеко уходить не следует. Уже далеко за полдень, а мы должны вернуться сюда до темноты.

– Вероятно, когда стемнеет, мы будем в большей безопасности, чем в любое другое время, – втолковывал я ему. – Едва ли после захода солнца рептилии будут очень подвижны. Они ведь холоднокровные и впадают в спячку, или предполагается, что впадают. В полдень они укрываются от жары, когда палит солнце, и почти не движутся ночью, когда падает температура.

– Ты наверное прав, – сказал Бен, – даже несомненно прав. В этом ты разбираешься. Что касается меня, то ночью я буду чувствовать себя удобнее в лагере и с хорошо разожженным костром.

– Кроме того, нет полной уверенности, что динозавры не движутся ночью, – сказала Райла, – по той причине, что мы не уверены даже в том, что с заходом солнца температура заметно снизится. С другой стороны, есть некоторые свидетельства, что динозавры, может быть, и не были холоднокровны. Среди некоторых палеонтологов бытует убеждение, что они на самом деле были теплокровны.

Она, конечно, была права – кое-какие доказательства теплокровности были. Я был знаком с некоторыми из этих доказательств, но они меня не убедили. Однако говорить этого я не стал. Видимо, Райла соглашалась с такой точкой зрения, а здесь было не место для академических дискуссий.

Откуда-то с севера донесся рев. Мы стояли и прислушивались. Рев не приближался ни чуточки, но и не удалялся, а все длился и длился. Все вокруг замолкло, и в перерывах между этими вскриками ничего не было слышно. Прежде мы не отдавали себе отчета, что слышим некоторый фоновый шум, но теперь заметили отсутствие других звуков – хрюканья, птичьих криков, различных писков.

– Интересно, как там наш приятель на гребне? – спросил Бен.

– Может быть, это и не он, – сказала Райла.

– Я и не знал, что динозавры издавали звуки.

– Никто этого не знал. Большинство почему-то считали их молчаливыми созданиями. Теперь-то мы знаем, что это не так.

– Если забраться на верхушку холма, – заметил Бен, – можно увидеть, кто там ревет.

Мы поднялись на холм, но ничего не увидели. Когда мы добрались до вершины, рев прекратился. Бинокль тоже ничем не помог; никого достаточно крупного, чтобы производить весь этот шум, там не было.

Мы не нашли ревевшего, но потревожили огромное количество других животных. От нас улепетывали птицезавровые динозавры. Хрюкающая семейка мелких рогатых монстров, двух футов в холке, вперевалочку уходила с клочка земли, изрытого их рогами, где они искали корни и клубни. Змеи выскальзывали у нас из-под ног. Мы потревожили пару гротескных неуклюжих птиц величиной с куропатку или немного крупнее, и они протестующе замахали крыльями. При этом они были очень смешны. Их очертания выглядели карикатурно, а летали они не очень хорошо. Неподалеку мы увидели несколько стоящих игуанодонов, высотой около шести футов. Я помнил, что они были гораздо крупнее, более того, согласно ископаемой летописи, их еще не должно было быть вообще. Они были вялыми, выглядели злобно, а когда разевали пасть, то показывали прекрасные ряды зубов. Можно было и не спрашивать, чем они питаются. Эти зубы никогда не имели дела с растениями. К ним мы подобрались поближе. Бен и я держали ружья наготове. Мне пришлось зарядить ружье. Но они ни на кого не обращали внимания. Они сонно взирали на нас, сначала с подозрением, потом повернулись и, грузно ступая, ушли.

После обеда камера Райлы почти не замолкала. Она извела массу пленки, останавливаясь только для перезарядки. Однако крупнее игуанодонов она ничего не нашла.

Когда мы повернули к лагерю, Бен показал на небо:

– Взгляните-ка туда!

Он указал на далекую стаю птиц. Их было не меньше сотни, но издалека они выглядели как комары. Я поглядел в бинокль и, хотя они были слишком далеко, ошибиться было невозможно.

– Птерозавры, – сказал я. – Где-то там должна быть вода, и много.

Когда мы вернулись в лагерь, до захода солнца оставалось около часа. На полпути мы наткнулись на небольшую группу птицезавровых ящеров. Они заволновались при виде нас и начали поворачивать в сторону. Бен кинул мне свое слоновое ружье:

– Подержи-ка минуточку.

Он вскинул на плечо ремень своей шестизарядной тридцатки и, так как эти страусы были уже далеко, драпая изо всех сил и раскачиваясь на ходу, повел им вслед стволом. Его ружье скучно, зло кашлянуло, и один из убегающих динозавров полетел вверх тормашками. Он упал на спину, и его тонкие ноги, подергиваясь, торчали в воздухе.

– Ужин, – усмехнулся Бен. Он зашвырнул ремень малой винтовки за плечо и потянулся за ружьем.

– Будешь его снимать? – спросил он Райлу.

– Уже, – угрюмо ответила она, – первый убитый динозавр. Он уже на пленке.

Бен широко ухмыльнулся.

– Что ты понимаешь в этом?

Мы подошли к убитому. Бен оперся возле него на большое ружье и достал нож из чехла на поясе.

– Хватайся за ногу, – сказал он мне, – и тяни.

Все еще держа ружье в руке, я другой рукой потянул за ногу. Нож Бена делал быстрые умелые надрезы, срезая ляжку.

– Вот и все, – сказал он, взялся за ногу и резко повернул. Нога оторвалась, но некоторые мускулы еще держали ее. Он дважды с плеча рубанул, и от тела отделилась четверть.

– Я понесу, – предложил он. – У тебя оружие.

Он хмыкнул:

– Можно взять и другую ногу, но хватит и этой. Не стоит запасать мясо впрок, оно только испортится.

– Откуда ты знаешь, что его можно есть?

– Вряд ли мы отравимся. Если мясо нам не понравится, мы его выбросим и зажарим бекон.

– Его не придется выбрасывать, – сказала Райла.

– Ты-то откуда знаешь?

– Мы едим цыплят, не так ли?

– Я, должно быть, глуп, – сказал Бен, – но что общего у цыплят вот с этим?

– Цыплята близки к динозаврам. Ближе, чем к кому-либо другому в наше время. Прямые потомки, если можно так сказать.

«Ну да, как же!», – подумал я, но промолчал. Она не так уж и заблуждалась. Я ничего не сказал при разговоре о теплокровности и ради спокойствия об этом тоже могу помалкивать.

Мы его не выбросили. Вкус был хорош. Мясо немного походило на телятину, но, с другой стороны, было и не похоже на нее. Оно имело сладкий, сочный, свой собственный вкус. И мы его съели много.

Когда еда была приготовлена, мы разложили большой костер и уселись возле него. Бен откупорил бутылку виски и плеснул нам в чашку с кофе.

– Совсем немножко, – сказал он. – Выпивка охотников. Как раз достаточно, чтобы согреться и почувствовать себя счастливым. Согреть душу.

Он протянул нам чашки и убрал бутылку.

Мы сидели, отхлебывая помаленьку, и мир был хорош. У огня было уютно, фильм у нас уже был, и все было прекрасно. Мы много не разговаривали. После всех дневных треволнений мы слишком устали, чтобы разговаривать. В подлеске вокруг нас слышался шелест и писк.

– Это млекопитающие, – сказала Райла. – Бедные маленькие зверушки. Они прячутся весь день.

– Не жалей их, – отозвался Бен. – С ними-то все в порядке. Они останутся здесь, когда динозавры и все остальное в этом мире исчезнет.

– Это как посмотреть, – ответила она.

– Следовало бы немного поспать. Я буду дежурить первым, – объявил мне Бен. – Я тебя разбужу… – он взглянул на запястье, – часа так в четыре. Время не совпадает с нашим. Так или иначе, я подниму тебя около четырех.

– Нас трое, – сказала Райла.

– Спите, спите, – ответил Бен. – Мы с Эйсой обо всем позаботимся.

Хоть мы и поставили палатки, но не воспользовались ими, потому что была хорошая погода. Мы развернули спальные мешки и легли. Мне долго не удавалось заснуть, как я ни старался. День был трудным. Бен какое-то время посидел у огня, затем поднял тяжелое ружье и пошел на опушку леса.

Вокруг нас в роще продолжалась возня и писк. Может быть, в этом мире, думал я, гораздо больше млекопитающих, чем это принято считать?

– Эйса, – сказала Райла, – ты спишь?

– Спи, – ответил я. – Завтра трудный день.

Она больше ничего не говорила, а я лежал, наслаждаясь бездействием, и в конце концов заснул, потому что в следующий момент понял, что Бен трясет меня за плечо. Я отбросил одеяло и поднялся.

– Ну и как? – спросил я.

– Ничего не случилось, – ответил он, – но это было чертовски долго.

– Ты дежурил больше, чем собирался.

– Я бы все равно не уснул. Слишком все это волнует. Но я не устал. Может быть, теперь усну. Не возражаешь, если я воспользуюсь твоей постелью? Нет смысла распаковывать мою.

Он сбросил ботинки и нырнул в спальник, набросив сверху одеяло. Я подошел к огню, который весело плясал. Видимо, Бен, прежде, чем разбудить меня, подбросил в него хвороста.

Шуршание смолкло, и все было тихо. Было еще темно, но в воздухе чувствовалась свежесть перед рассветом. Где-то в стороне за рощей началось попискивание. Я вообразил, что это птица или, скорее, птицы, так как казалось, что источник звуков был не один.

Подхватив винтовку, лежавшую под рукой, я побрел на край рощицы. Окружающая местность была неярко освещена бледным серпом луны.

Поначалу казалось, что ничто там не движется, но затем внизу, в узкой долине, что-то шевельнулось. Я не мог разобрать, что это. Движение замерло, затем началось снова. Тут я сказал себе, что когда мои глаза привыкнут к темноте, может быть, мне удастся разобрать, что там такое.

Спустя десять минут, я уже мог различить в долине какие-то темные туши. Их было множество, но, как я ни приглядывался, что это такое, я не понимал. Просто темные пятна, но теперь мне казалось, что на них то и дело отражается лунный свет, когда они начинают передвигаться. Все это время звуки не прекращались, казалось, они доносятся из долины и становятся все громче. Это были обманчивые звуки, и неясно было, откуда они идут, но я готов был поклясться, что именно эти темные пятна издавали их.

Я присел на корточки и наблюдал, но ничего другого не видел, только эти пятна, которые, казалось, перемещались, правда, непонятно было, куда.

Не знаю, сколько времени я просидел так на корточках, вроде бы долго. Восточный край неба начал светлеть, и позади меня в роще сонно защебетали птицы. Я обернулся и поглядел на рощу, а когда снова взглянул в долину, эти черные пятна стали еще более отчетливыми чем прежде. Они были крупнее, чем мне показалось сначала, а двигались они не все сразу. Один или два продвинутся и остановятся, потом другие и так далее. Они выглядели для меня ну точь-в-точь как стадо крупного рогатого скота на пастбище и, подумав об этом, я понял, что что бы там внизу ни находилось, оно именно это и делало – паслось. Стадо пасущихся динозавров.

То ли потому, что я все время думал об этом, то ли из-за того, что стало светлее, хотя солнце еще не взошло, внезапно я их узнал. Это были трицератопсы, стадо трицератопсов. Теперь, когда я знал, кто они, стали видны и расширяющиеся оборки, и белизна рогов, начинающихся над глазами и направленных вперед.

Я поднялся и медленно и осторожно – пожалуй, слишком осторожно, в этом не было необходимости, поскольку я вряд ли потревожил бы их с такого расстояния – вернулся в лагерь.

Я тряс Райлу за плечо, а она сонно бормотала:

– Ну, что там еще?

– Просыпайся, – сказал я. – Тихо. Не шуми. Стадо трицератопсов.

Она сбросила одеяло, все еще полусонная.

– Трицератопсы? Это такие рога, да?

– Целое стадо. Внизу, в долине. Похоже на стадо буйволов. Не знаю даже, сколько их.

Бен тоже поднялся и, сидя на спальнике, тер глаза кулаками.

– Что там за чертовщина?

– Трицератопсы, – пояснила Райла. – Их увидел Эйса.

– Это такие, у которых рога растут прямо из лица?

– Точно, – согласился я.

– Крупные бестии, – сказал Бен. – В музее в Сент-Поле есть их скелеты. Несколько лет назад я их видел.

Он вскочил на ноги и поднял ружье.

– Ну, пошли.

– Да еще слишком рано и темно, – сказал я. – Надо подождать до полного рассвета. Давайте сначала позавтракаем.

– Ну нет, – сказала Райла, – я не хочу их упустить. Стадо? Ты говорил, стадо, не так ли? Настоящие трицератопсы, а не та мелочь, что попадалась нам вчера?

– Большие, – ответил я. – Трудно сказать, насколько они велики, но весьма приличных размеров. Если вы хотите, то идите вдвоем и поглазейте на них, а я пока приготовлю бекон с яйцами. Я вам принесу, когда все будет готово.

– Будь осторожен, – предупредила Райла, – не шуми. И не звякай посудой.

Они отправились, а я достал яйца и бекон, открыл банку кофе и устроился готовить. Когда я взял для них тарелки и кофейные чашки, уже рассвело. Трицератопсы все еще были там, внизу, в долине реки.

– Разве вы когда-либо в своей жизни видели что-либо прекраснее? – спросила Райла.

Действительно, стадо уже можно было разглядеть. В паре миль от нас долина была просто усеяна ими. Они пощипывали траву и низкорослую зелень. Были там молодые звери, немного крупнее свиньи, были другие, намного большие, годовалые, как я думал, но больше всего было взрослых. С того места, где мы сидели, они казались пяти или больше футов в высоту и около двадцати футов в длину, с хвостом. Массивные отростки делали их головы неестественными. Довольно вздыхая, они мерно делали свое дело.

– Как добраться до них? – спросил я.

– Пойдем прямо к ним, – ответил Бен. – Пойдем медленно, без резких движений и шума. Если кто-нибудь обратит на нас внимание, остановимся. Когда они снова отвернутся, опять пойдем. Это требует бездну терпения. Райла пойдет в середине, мы по бокам. Если они двинутся на нас, Райла отступает, а мы с тобой прикрываем отход.

Мы поели и оставили тарелки и чашки тут же, не потрудившись отнести их в лагерь. Затем начали подкрадываться, если это можно так назвать.

– Какой смысл, – возмутился я, – стоять, как столб, на виду?

Бен не согласился со мной:

– Если бы мы легли на землю и попытались подобраться к ним ползком, мы бы их спугнули. А так – они ведь нас видят – мы не выглядим для них чересчур опасными.

Это было медленное дело. Мы делали за раз всего несколько шагов, замирая всякий раз, когда какая-нибудь скотина поднимала голову. Однако, казалось, Бен был прав – они не проявляли к нам заметного интереса.

Пару раз мы останавливались, чтобы дать Райле снять их на пленку, и она делала панораму долины. Мы подобрались к ним ярдов на пятьдесят, прежде чем они обратили на нас серьезное внимание. Вдруг пара крупных самцов перестала жевать, развернувшись к нам. Тяжелые злобные рога были нацелены прямо на нас. Их острые клювы щелкали. Мы остановились. Слева, как я слышал, работала камера, но я не поворачивал головы, глядя на быков, подняв ружье наизготовку. Одно движение – и я бросил бы его к плечу. И вот смешно, эта вещь, которую так тяжело и неудобно было нести, теперь, казалось, совсем не имела веса.

Хрюканье прекратилось. Все смолкло. Все стадо уставилось на нас. Они все были встревожены.

Бен тихо сказал:

– Отступаем. Медленно. По шагу. Не споткнитесь. Нащупывайте дорогу.

Мы начали отходить.

Один из крупных быков сделал несколько шагов вперед. Я поднял ружье. Но, сделав несколько быстрых шагов, он остановился. Он свирепо тряс головой, глядя на нас. Мы продолжали отступление. Другой тоже сделал бросок и остановился рядом с первым.

– Это блеф, – сказал Бен, – но давайте не будем их раздражать. Продолжаем отступать.

Камера мурлыкала по-прежнему.

Звери стояли рядом, наблюдая за нами. Когда мы отошли на сотню ярдов, быть может, чуточку больше, они повернулись и затрусили обратно к стаду, в котором возобновилось жевание.

Бен с облегчением перевел дух.

– Мы подошли к ним слишком близко, – сказал он.

Райла опустила камеру.

– Зато мы сделали хороший фильм, – сказала она, – как раз то, что нужно.

– Ты сняла достаточно? – спросил я.

– Думаю, что да.

– Тогда – назад, – сказал я.

– Продолжайте отступать еще немного, – сказал Бен, – и пока не поворачивайтесь к ним спиной.

Мы еще немного поосторожничали, затем развернулись и пошли к лагерю.

Хрюканье позади нас усилилось, словно стадо дружно принялось жевать. Все снова стало на свои места. Проклятых пришельцев изгнали, и трицератопсы могли вернуться к своему занятию.

Я спросил Бена:

– Откуда ты мог знать, что к ним можно подобраться таким способом? Как ты мог узнать, что сделают динозавры?

– Я не знал, просто предположил такую возможность. Я представил себе, что они не очень-то отличаются от животных нашего времени.

– Но в наше время, – возразил я, – ты бы не пошел так к лосю или горному барану.

– Нет, конечно же, нет. К тому же ты никогда не сможешь к ним подойти. Теперь животные знают человека и не подпускают нас близко. Но в старые времена, когда они встречали меньше людей, человек мог подойти к стаду животных. В Африке первые охотники за слоновой костью так подходили к слонам. На старом американском Западе до начала охоты за шкурами человек мог подойти к стаду бизонов. Есть некая невидимая линия, пересекать которую не следует. Большинство старых охотников могли определить, где она проходит.

– И мы перешли границу?

Бен покачал головой.

– Не думаю. Мы до нее дошли, и они нам дали это понять. Если бы мы переступили черту, они бы напали.

Райла издала предупреждающий звук. Мы прервали рассуждения.

– Хрюканье, – сказала Райла. – Оно прекратилось.

Мы обернулись и увидели, чем это вызвано.

Ниже нас по склону, примерно в четверти мили от нас, к стаду направлялось такое чудовище, что у меня перехватило дыхание: не кто иной, как старина рекс собственной персоной. Ошибки быть не могло. Он выглядел не точно так же, как рисуют его художники нашего двадцатого века, но был достаточно близок к этому образу, и ошибиться было невозможно.

Жалкие, сморщенные, смешные маленькие лапки свисали у него с груди. Огромные мускулистые задние ноги с широкими клешнями стоп двигались с отработанной точностью, пожирая пространство. Тяжеловесное, злобно скачущее создание двигалось вперед, создавая впечатление угрюмой, неукротимой мощи. Голова его внушала истинный ужас. Почти в двадцати футах над землей, она состояла преимущественно из челюстей, шестидюймовые клыки поблескивали в первых лучах солнца. Под нижней челюстью висела бахромой кожаная складка, о которой ни один художник знать не мог. Она была красива ужасающей радужной красотой, она сияла в лучах рассвета переливчатыми красками: пурпурный, желтый, голубой, красный и зеленый цвета постоянно менялись, играли на ее поверхности и на миг напомнили мне витражи, которые я однажды видел в древней церкви, и в этот момент меня раздражало, что я не могу припомнить, что же это была за церковь.

Камера Райлы издавала свой мурлыкающий звук, и я сделал два шага вперед, так что теперь я стоял между ней и этим воплощением ужаса. Краем глаза я увидел, что Бен тоже шагнул вперед.

– Тиранозавр, – игривым шепотом сказала про себя Райла. – Клянусь господом, настоящий тиранозавр.

Внизу, в долине, трицератопсы прекратили жевать. Крупные самцы стояли, окружив стадо плотным кольцом, бок о бок, головами к приближающемуся плотоядному, образовав забор из расширяющихся костных оборок и выставленных вперед рогов.

Тиранозавр свернул к ним. Теперь он был гораздо ближе, чем в четверти мили, как было, когда мы заметили его впервые. Он поднялся и, колеблясь, мгновение постоял. Очевидно, думал я, в стаде не ждет его легкая добыча. Хотя большие самцы не достигали и половины его роста, их рога метились ему в кишки. Стоит ему схватить кого-нибудь из них своими мощными челюстями – остальные выпотрошат его прежде, чем он доберется до них.

Он стоял, балансируя на мощных задних лапах, массивный хвост торчал сзади, дочиста обметывая землю. Тяжелая голова покачивалась из стороны в сторону, как бы выбирая самый благоприятный угол атаки.

Затем, должно быть, в поле его зрения попали мы, так как он внезапно повернулся на одной ноге и мощным ударом второй толчком направил себя к нам. Он двигался к нам, уже начиная поворот, и с каждым шагом становился на двенадцать футов ближе. Я поднял ружье к плечу и был поражен, обнаружив, что стволы не дрожат. Когда вам нужно что-то сделать, вы делаете это зачастую даже лучше, чем вы предполагали. Я взглянул как раз на то место, где крошечные передние лапки отходили от туловища, и опустил ружье, чтобы оно было нацелено на ту точку, где, как я думал, находилось его сердце. Ружье ударило меня в плечо, но я не почувствовал отдачи, и мой палец, который сам соскользнул на спусковой крючок, теперь сам нащупал и второй. Но не было нужды делать второй выстрел. Тиранозавр передо мной встал на дыбы, откинулся назад и грохнулся. Краем глаза я поймал Бена и увидел тонкую струйку дыма, истекающую из его ружья. Мы оба, понял я, выстрелили почти одновременно, и эти две пули гигантский динозавр не смог переварить.

– Глядите! – вскрикнула Райла, и тут же я услышал треск слева от себя.

Повернувшись в том направлении, я увидел, как на нас несется второй тиранозавр. Он был уже близко, и двигался быстро. Ружье Бена рявкнуло, и на момент зверь сбился с шага, но выпрямился и пошел снова. И что-то внутри меня сказало: «Теперь все». Ружье Бена было пусто, а у меня в левом стволе был единственный заряд. Голова тиранозавра пошла вниз, челюсти начали широко раскрываться и не осталось шанса удачно выстрелить в тушу. Вот уж не знаю, как я сделал это. Сделанное, я думаю, было простым рефлексом, естественным и инстинктивным защитным действием. Я направил ружье прямо в середину этой разинутой пасти и нажал на спуск. Вверху надо мной голова динозавра взорвалась, а тело его завалилось на бок. Я отчетливо услышал тяжелый стук падения и ощутил содрогание почвы, когда восемь тонн мяса шлепнулись на землю не дальше чем в тридцати футах от меня.

Бен, который отполз в сторону, чтобы избежать падения этой туши, поднялся на ноги, запихивая в ствол патроны. А позади безостановочно работала камера.

– Ну, – сказал Бен, – теперь мы кое-что узнали. Эти твари охотятся попарно.

Второй динозавр был мертв, голова его была оторвана напрочь. Тело все еще подергивалось и билось, судорожно ударяя одной из когтистых задних ног. Первый пытался встать, но каждый раз опрокидывался и падал. Бен спустился по склону, еще раз разрядил ружье ему в грудь, и тот превратился в гору мяса.

Райла медленно прошла вниз по склону, снимая убитых зверей с близкого расстояния под разными углами, затем остановила камеру и опустила ее. Я открыл ружье, перезарядил его и сунул под мышку.

Бен поднялся ко мне по склону.

– Мне не хотелось этого говорить, – сказал он, – но я здорово струсил. Этот проклятый зверь бежал прямо на меня. Ты попал ему в голову. Ты напрочь отстрелил ему его глупую башку.

– А что еще оставалось делать? – ответил я. Не стоило самодовольно распространяться об этом, но я не мог объяснить ему, что мной руководило какое-то примитивное чувство самосохранения. – Я тут ни при чем, это вышло инстинктивно. Как – не могу объяснить даже самому себе.

– Но у второго, однако, голова цела. Нужно отделить ее и притащить назад. В качестве доказательства.

– У нас уже есть доказательства. У Райлы.

– Так-то оно так, – сказал Бен, – но жалко. Эта голова, оправленная как надо, могла бы принести кучу денег.

– Она, вероятно, весит несколько сот фунтов, – ответил я.

– Но нас двое…

– Нет, – сказал я. – Нам надо пройти что-то около двух миль, прежде чем мы отыщем свои палки. Лучше нам немедленно убираться отсюда.

– Не понимаю, почему.

Я жестом показал на двух мертвых динозавров и пояснил:

– Пятнадцать тонн мяса. Все вонючие пожиратели падали начнут сейчас стекаться сюда. Все, кто находится в окружности нескольких миль. К ночи эти скелеты будут обглоданы добела. Я бы хотел убраться отсюда прежде, чем они начнут появляться.

– Мы могли бы сорвать хороший куш…

Но я обернулся к Райле:

– Ты сняла достаточно? Ты довольна?

Она кивнула: