Терроризм от Кавказа до Сирии Прокопенко Игорь

В песнях Малики все чаще звучала тоска по родине. И однажды она сочинила стихи про Сталина – виновника всех бед ее народа. В этой песне были такие строки:

«Сталин – ты безбожник, а не бог, кто дал тебе право выгонять целый народ».

Девочка спела эту песню в своем кругу всего лишь один раз. На следующий день за ней приехали. Донес кто-то из своих. Малике было всего 14 лет, но чтобы соблюсти внешние приличия и рамки закона, ей приписали еще 3 года и отправили по этапу. Караганда, Петропавловск, Владивосток.

Рассказывает Малика Чикуева:

«Я одна чеченка там была, все русские. Женщины заключенные. Ни один человек меня не обижал. Они были бухгалтеры, повара… Они меня, знаешь, прямо на руках носили».

Из лагеря под Владивостоком Малика вернулась в Чечню через 9 лет. Вышла замуж, родила троих детей. Ей казалось, что все беды позади. Тогда она и представить себе не могла, что почти через 40 лет опять будет расплачиваться за чужие грехи.

В годы войны Малика снова выжила, но потеряла родных, друзей. Сын Адам попал под обстрел и стал инвалидом. Все, что у нее сегодня осталось, – квартира площадью 26 кв. м на 6 человек. И жизнь, полная горьких воспоминаний…

…После ранения Зула Муртазалиева долго лечилась. Желание иметь детей стало главной целью ее жизни. Шли годы, женщина уже почти отчаялась, как вдруг получила письмо от подруги, уехавшей на Урал. Та писала: «Есть возможность усыновить ребенка, приезжай». Уже через несколько дней Зула оказалась в Перми и прямо с вокзала отправилась в детский дом.

Зула Муртазалиева вспоминает:

«Когда мы подходили к этому зданию, дети как раз на улице на прогулке были. И Руслан меня заметил, подбежал к штакетнику, держится, кричит: «Мама, мама!» Няньки его тащат, а он все кричит: «Мама, мама!» Я подруге говорю: «Вот он, мой». Зашли, нас там уже ждали. Привели меня к директору. Я говорю: «Вот этого мальчика». Она мне отвечает: «Извините, там большая семья, вы не возьмете их, их четверо». Ну, четверо и четверо, ничего страшного. Так и выбрала эту семью. Трое мальчиков и девочка, привезла домой».

Вскоре пришло время ставить детей на учет у детского врача. Зула пришла с документами в поликлинику, дала бумаги педиатру. Та подняла на нее наполненные ужасом глаза. «Вам ничего не говорили?» «А что?» – поинтересовалась Зула. – «У вас больные дети. У всех четверых порок сердца».

Рассказывает Зула Муртазалиева:

«Всех проверила, говорит: «Боже мой! Что ты наделала? Они же у тебя все инвалиды!» Мне, правда сказать, не буду говорить по именам кто, мне предлагали отвезти, отдать их, на здоровых поменять, даже из русской национальности разговоры такие были. Поменять… Это что, вещь, что ли, – поменять? Детей поменять! Мне это не надо, мне вот это надо. Пусть даже калеками будут, но они мои».

На второй день после приезда русские дети Зулы уже вовсю общались со своими чеченскими сверстниками. Без языка они как-то запросто понимали друг друга. Пока не случилось то, что рано или поздно должно было случиться.

Рассказывает Зула Муртазалиева:

«Первый год, когда мы приехали, тут они зимой на санках катались. И уже было обеденное время, а они домой не идут. Пришлось пойти за ними. И я это слышала, как Ринат свои санки у друга просит: «Отдай санки, я домой пойду, нас мама домой зовет». Мальчик ему говорит: «Это не мама тебе, это твоя тетя». Я не поняла, что он говорит. Пришел домой все нормально, а старший замкнулся в себе. Сели кушать, все едят, а он сидит у меня. «Ринат, ты чего не ешь?» – «Не хочу». – «Что-то болит?» – «Ничего не болит». – «Ну, покушай». Он заплакал. «Что ты плачешь?» – спрашиваю. «Мама, а правда, что ты мне не мама?» А потом в школе им говорили: все равно это не мама, это тетя. Вы же русские приемные, вас из детдома привезли. А старший говорит, что мама ранена была, она нас потеряла».

Кто-то из односельчан упрекнул: почему не чеченцев взяла? Но ведь бездомных детей в Чечне не бывает. Всех сирот сразу забирают к себе близкие и дальние родственники. Зула всегда знала – у нее будут дети. И они должны быть счастливы…

1953 год. Советское государство понесло тяжелую утрату. Умер Сталин. На его похоронах одни искренне переживают это горе, другие пребывают в растерянности – с уходом Сталина закончилась целая эпоха. Что дальше?

Только через четыре года, в 1957-м, депортированным народам разрешено вернуться в родные края. Однако на родине их ожидали очередные испытания. Дома заняты новыми жильцами – в основном беженцами из разрушенных войной областей России.

Рассказывает Юсуп Каимов:

«В моем доме русские жили, в другом доме, моего прадеда, тоже русские жили. Я туда пошел, меня туда не пустили: «Уходи отсюда». И потом так… ну, как вам сказать… очень грубо так, как на зверя, что ли: «Уходи!» Я говорю: «Слушай, я здесь родился, зайду посмотрю, и больше я ничего не хочу». – «Уходи, а то сейчас милицию вызову! Бандиты тут понаехали».

В те годы в Грозном работали крупные производства. На них трудились в основном квалифицированные кадры – русские, украинцы, представители других национальностей. Выпускники вузов Москвы, Ленинграда, Киева с большим энтузиазмом приезжали сюда еще в начале 50-х, чтобы строить новую жизнь. А вот о возвращающихся чеченцах власти не подумали. Ни об их жилье, ни о работе.

Чеченские семьи, как правило, многодетные. Чтобы прокормиться, заработка мужчин не хватало. Республика была одной из беднейших в составе РСФСР. Получала дотации из Центра. Но это не решало проблему.

Рассказывает Харон Шамаев, житель села Бамут Ачхой-Мартановского района:

«В совхозе Бамутском зарплата составляла от силы 150 рублей. Ну, вот прикинь: у нас в семье 9 детей было. Отец, мать, 9 детей. Как мог отец 9 детей прокормить на 150 рублей в то время?»

Когда нет работы, не на что жить. После возвращения депортированных на родину в Чечне начался рост преступности. Главным образом воровство, кражи и разбой. Но далеко не все были не в ладах с законом. Многие пошли по другому пути. Десятки тысяч молодых чеченцев ежегодно выезжали за пределы Чечни на сезонные заработки в Сибирь, Нечерноземье, на Север.

Харон Шамаев продолжает свой рассказ:

«Русские были в Грозном. Русским здесь была работа. Русские жили в станице Асиновской полностью, можно сказать 99 % русских там жили. И оттуда на шабашку никто не ездил. Отсюда все, вся молодежь вот как весной уедет, летом тут одни пацаны и женский пол. Больше никого. Или старики».

Протестные настроения среди чеченцев набирали силу. Когда пришедший к власти Дудаев стал вести дело к войне, в Чечню для восстановления конституционной законности вошли федеральные войска. 22 декабря 1994 года в 5 часов утра произошел первый обстрел Грозного.

Так началось десятилетнее противостояние в Чечне, которое обернулось огромными потерями для обеих противоборствующих сторон. И сопровождалось невероятными жертвами среди мирного населения.

Рассказывает глава Наурского районаВладимир Кашлюнов:

«Я еще раз говорю: мне было стыдно за свое государство, за свое руководство. Не за народ – народ русский также был заложником этой ситуации. Те парни, которые пришли сюда восстанавливать конституционный порядок, они тоже были заложниками этой ситуации».

Люди прятались где могли: в ямах, подземных коммуникациях, но главным образом – в подвалах. Они гибли от пуль, бомб и снарядов, предназначенных для тех, у кого было оружие. А когда поднимались на поверхность, рисковали оказаться на мушке у снайпера боевиков.

Рассказывает Валентина Тишевская:

«Потому что люди уже шли и падали, умирали от голода. А воды набрать – надо было идти через этих наших солдат, которые лежали голые, раздетые, они их раздевали, животы распороты, глаза выколотые, уши отрезанные – и надо через них идти. А отодвигать их нельзя было, потому что снайпер убьет».

Боевики били из жилых домов, чем часто вызывали ответный огонь на мирных граждан. Это была их тактика. А страдали невиновные люди.

Рассказывает житель села:

«Вот в этом доме братья жили. Их сожгли живыми. И оставили здесь и ушли. Они прятались вот в подвале. И племянника их, тоже старика, убили. У него с головой не в порядке было. И тоже он здесь оставался. Ну, его положили на землю… разрезали танками все… даже вспоминать страшно…»

Война еще долго будет отзываться болью потерь и ужасом в сердцах этих людей. Она эхом прокатится по всей стране.

В России быстро наберут силу античеченские настроения. Бандиты сами бросят тень на собственный народ терактами в Буденновске, театральном центре на Дубровке, Беслане. Это только некоторые из самых вопиющих преступлений боевиков, жертвами которых стали мирные россияне. Раны заживут, а вот память о злом русском или кровожадном чеченце останется в поколениях.

Что такое быть родом из Чечни, острее других почувствовали на себе русские беженцы.

Рассказывает Наталья Каракашева, жительница Грозного:

«Мне было очень обидно, когда мы беженцами скитались, и нам постоянно говорили, нас за русских не считали, нам говорили: «Понаехали, езжали б себе дальше».

Наталья Каракашева уехала из Чечни еще до начала боев. Сначала в Махачкалу, потом в Ставрополь. В Грозный вернулась три года назад, когда поняла, что ей и сыну здесь уже ничто не угрожает. Во время войны муж Натальи оставался в Грозном, и семье удалось сохранить жилье. Вопроса возвращаться на родину или нет у нее не было.

Наталья Каракашева продолжает свой рассказ:

«Мы же очень трудно приживаемся где-то. До сих пор русские, которые уехали отсюда, до сих пор они живут своими кучками, своими улицами. Когда мы приезжаем в Россию, там, что греха скрывать, женщины курят в открытую, мужчины выпивают в открытую. Детей воспитывают не так».

За годы скитаний по России помощи Наталья так и не получила. Но и вернувшись сюда, в Чечню, особой поддержки не почувствовала.

Наталья Каракашева рассказывает:

«Я, например, три года назад пришла в администрацию. Ну, меня записали, пообещали, сказали: «Обращайтесь, если будет какая-то помощь, мы вам позвоним». А я такой человек, я второй раз не пойду просить. Когда мне было трудно, мне никто не помог. Сейчас с божьей помощью уже все устроилось. Уже я помогаю многим».

Они такие разные, три сына и дочь Муртазалиевых. Зула, конечно, примечает в их лицах внешние черты той, которая отказалась от них в Перми. Но старается об этом не думать. С женщиной, которая называется биологической матерью, они виделись только раз, когда Зула получала необходимые бумаги на усыновление. Правду в народе говорят: не та мать, что родила, а та, что воспитала.

Говорит Зула Муртазалиева:

«Она не спросила меня: что, какая национальность, куда едете. Единственное, что она у меня попросила: на выпивку дашь? Единственные ее слова. Мне просто надо было документы получить: на девочку у нее отказное было, а на мальчиков она была лишена родительских прав. Все равно отказное чтобы на руках было, я ее встретила, и она говорит: на выпивку дашь? Ну, я 1000 рублей ей дала. Она сразу, больше ни о чем не спросила, написала. «Это все мне? – говорит. – Вот эти 1000 рублей?» Дала и ушла, и все. Весь разговор. Молоденькая, очень симпатичная, но, видать, жизнь не сложилось. Тоже не виню, не осуждаю».

Ей еще долго придется бороться за здоровье своих детей. Те сто тысяч рублей, которые подарил им президент республики, быстро закончились. Все ушло на лечение. Врачи обещают: дети подрастут, болезнь сама уйдет.

Зула Муртазалиева рассказывает:

«Старший у меня пробивной. Для него, я думаю, никакой преграды не будет, он у меня очень пробивной. А Рустам, второй, он какой-то замкнутый, очень замкнутый. Вот третий сын, он у меня до того девочек любит. Просто не передать. Я говорю: у меня много внуков от третьего будет. А девочка – это все для меня. Это божий дар мне».

Валентину Тишевскую уже не раз выгоняли из дома. В 96-м бандиты вынудили бежать из Грозного. В 98-м ее не принял родной сын. Одиннадцать лет назад она приехала к нему в Московскую область, в город Железнодорожный. Со своими деньгами за грозненскую квартиру. Тогда местные власти пообещали ей отдельную жилплощадь. Но пожилой женщине до сих пор приходится ютиться в ветхом деревянном доме, где, кроме нее, уже никто не живет. Где-то там, в прошлой жизни остался довоенный Грозный, где она была счастлива…

В дом номер 32 по улице Моздокской в Грозном, где Валентина Ивановна прожила 44 года, в ее квартиру въехали новые хозяева. Они заявляют: «Нет, не знаем такую».

Вот подвал, в котором Валентина пряталась от бандитов и бомбежек. Казалось бы, здесь не должно остаться тех, кто вспомнил бы бывшую хозяйку квартиры номер 1. Но такие люди есть.

…Эту дорогу в городе Железнодорожном Валентина Ивановна знает хорошо. В который раз она идет к своему единственному сыну. Он живет неподалеку, в большой четырехкомнатной квартире. Но и сегодня эта дверь закрыта. Сюда бабу Валю просто не пускают.

Рассказывает Валентина Тишевская:

«Из Чечни меня выгнали, не дали жить, и сын родной тоже дверь не открывает. Не пускает жить».

На Кавказе много обычаев, которые достойны уважения. Своих стариков те, кто помоложе, не бросают, а окружают заботой и вниманием. Наверное, потому что понимают: когда-нибудь они тоже станут стариками. Эти люди видели и пережили многое, их мудрость впитала опыт десятилетий трудной жизни. Они знают, о чем говорят…

«Лучше, если мы вместе будем жить, но чеченцы всегда задирали русских, – говорят старики. – Поэтому и воевали».

…2009 год, июль. Подмосковье, город Орехово-Зуево. За выпускницами областного педагогического института приехали представители администрации Ачхой-Мартановского района. В Чечне некому учить детей. Там нужны учителя русского языка и литературы, преподаватели биологии, химии, иностранных языков. Ведь войны не длятся вечно.

…И вот молодые учителя едут в Чечню. Для начала просто осмотреться. А если понравится, то и остаться. Кто-то из них скажет: для нас это пока будто полет на Марс.

Елена Никольская при встрече со мной так описала свои тогдашние размышления:

«Конечно же, эта перспектива была бы интересной. И если все будет хорошо, если мои ожидания оправдаются, то почему бы и нет?»

Девушкам интересно: какая она, Чечня? Какие там люди? И почему это сегодня там вдруг понадобились русские учителя?

Рассказывает Анна Никифорова:

«Ну, я думаю, что сейчас там должна быть очень интересная ситуация. То, что люди уже, наверное, надеются на лучшее и видят, что что-то у них удается в жизни… То, что плохое осталось позади…»

Позади 36 часов пути. Новые впечатления, новые встречи и ожидания. И боязно, и интересно. А хозяева понимают: будущим учителям нужны условия, от которых им трудно было бы отказаться. Бесплатное питание и проживание, гарантия безопасности, зарплата с премиями – 25 тысяч рублей, бесплатный проезд из Москвы и обратно.

С таким вниманием и заботой этих девушек, наверное, никогда не встречали. Вокруг все мирно и красиво, они должны почувствовать себя как дома. Но для обычного чеченского мальчишки они пока что чужие.

Глава Ачхой-Мартановского района Муса Дадаев хочет сделать так, чтобы все было по-другому. Он самый молодой из всех руководителей районных администраций Чечни. У него в семье 10 детей, и он говорит, что это еще не предел. Он хочет, чтобы у них была иная жизнь.

Русские учительницы быстро обаяли детей. Игра не требует перевода. О том, что их подопечные не все понимают, девушки узнали только сейчас. И в этом главная трудность. Но на выручку приходят коллеги – местные учителя. Они быстро переходят с одного языка на другой, как бы этого и не замечая. Но что будет, когда начинающие преподаватели окажутся в классе один на один с детьми?

Всем очевидно: пройдет время – и этим детям придется поступать в российские вузы. Пока что русскую речь вне стен школы они слышат только по телевизору. И практиковаться в русском им просто не с кем.

Анна Албагачееваучитель начальных классов. По-чеченски не знает ни слова. Но и дети, и Анна прекрасно понимают друг друга. Потому что она – своя. Она родом из Грозного. В 90-м вместе с семьей уехала на Украину, где мужу предложили работу. Каждое лето Анна приезжала на родину, здесь у нее оставались родные и друзья. Уговаривала маму уехать с ней, но все безрезультатно – старики не любят менять насиженных мест. И только в 93-м Анна почти силой увезла свою мать на Украину.

Рассказывает Анна Албагачеева:

«Просто мы берегли свои семьи и спасали свои семьи. Люди уезжали от войны, но не от того народа, который здесь живет».

Судьбы русских, вернувшихся в Чечню, очень похожи. Как и многие ее земляки, Анна долго скиталась по России и Украине. Одно упоминание «место рождения – город Грозный» и ингушская – по мужу – фамилия закрывали перед ней все двери.

Анна Албагачеева вспоминает:

«Я пыталась устроиться, допустим, частным образом в семью. И узнавали, что я из Грозного, ну, были такие ситуации, что мне была закрыта туда дорога. Я чувствовала себя некомфортно. Поэтому у меня постоянно была мысль вернуться сюда».

Полгода назад случай представился – Анну пригласили на работу в местную школу. Недолго думая, согласилась. Сейчас она временно живет в чеченской семье. Ждет собственное жилье – власти обещали помочь. А еще в душе, возможно, надеется, – настанет день, когда она уже не будет единственной русской учительницей начальных классов в своей школе номер 2.

Говорит Муса Дадаев, глава Ачхой-Мартановского района:

«Если вопрос ставить: «Нужны ли русские Чечне?» Да, русских в Чечне много. Правда, они все в камуфляжной форме. А мне хочется, чтобы здесь были преподаватели, профессора, учителя».

Профессор Ибрагимов много лет живет между Москвой и Грозным. Преподает историю России в Чеченском университете и в МГУ. Он помнит, как когда-то со всей страны сюда приезжали молодые педагоги. Пускали корни, оставались здесь навсегда.

Рассказывает Мовсур Ибрагимов, профессор кафедры истории ЧГУ:

«Если бы вот эти учителя русские не научили меня культуре русской и русскому языку, то смог бы я, например, сельский парень, который родился и жил в Веденском районе, это горный район, получить высшее образование?»

В советское время Чечено-Ингушский государственный университет считался одним из самых престижных вузов на Кавказе. Преподавательско-студенческий состав был интернациональным – русские, чеченцы, ингуши, евреи, дагестанцы. И все ладили между собой.

Сегодня русских в университете почти нет. Редкий случай – дети от смешанных браков. Как этот студент – второкурсник филологического факультета. У Руслана Умарова отец – чеченец, мать – украинка. Два года назад Руслан приехал с Украины в гости к отцу. И остался.

Рассказывает Руслан Умаров:

«Я когда сюда ехал, мне почему-то представлялось, что здесь шариат до сих пор, что здесь все разрушено. А когда приехал, увидел отреставрированный город полностью. Даже слабо верится, что здесь когда-то были боевые действия».

Война в прошлом. Грозный опять стал одним из самых красивых городов Северного Кавказа. Но это уже другой Грозный. Здесь почти не слышно русской речи. Здесь даже «своим» трудно.

Руслан Умаров продолжает свой рассказ:

«До сих пор очень тяжело перестраиваться. И… ну, не знаю, честно говоря, я уеду. Скорее всего. Вот как закончу учебу, скорее всего уеду. Я сейчас являюсь гражданином Украины. И гражданства я не менял. Здесь такой вот небольшой недостаток свободы. Внутренней, душевной».

Руслан Умаров может уехать к матери на Украину, а у Виталия Новокрестова родина одна – Чечня, город Грозный.

Рассказывает Виталий Новокрестов, учащийся ПТУ № 5:

«Но я хочу уехать в Россию. Потому что там, думаю, перспектив больше для русских. А здесь друзья, все есть. Но все равно уеду я, наверное».

Грозненское профессионально-техническое училище № 5. Здесь учатся автослесарному делу. В ПТУ Виталий – единственный русский. Все его друзья – чеченцы и ингуши. Неплохо ладят. Чеченцы – учащиеся ПТУ – говорят:

«Ну, я думаю, что русские тут ничем не мешают. Нам нужны хорошие специалисты, чтобы мы могли нормально восстановить свою республику. Мы же тоже в России. Чечня, ну, российская земля же, да? Я люблю русских».

Друзья хотят, чтобы Виталий остался, и дают ему практичные советы.

Рассказывает Виталий Новокрестов:

«Ну, просто они говорят: «Прими ислам, легче здесь будет. Здесь будешь жить, легче тебе будет». А я говорю: «Я не хочу».

В сентябре 99-го, когда на Грозный опять стали падать бомбы, Виталий пошел в первый класс. Потом он часто укрывался от бомбежки в подвале своего дома. Теперь он об этом рассказывает как о чем-то далеком, но обыденном, к чему быстро привыкаешь.

Виталий Новокрестов вспоминает:

«Ну, когда мы в подвале сидели, подвал, думал, обвалится. За это переживал. А так не боялся ничего. Не помню, может быть».

К сожалению, дети войны никогда этого не забудут. Но Виталий хочет именно здесь строить свою будущую жизнь. Он размышляет:

«Если я закончу здесь училище, останусь, устроюсь работать. Здесь, может, и женюсь. Если найду, конечно, здесь русскую. А там видно будет еще».

«А если чеченку?» – спрашиваю я.

«Чеченку? Чеченку я не обещаю, но не знаю. Может быть».

«Нужно же будет ислам тогда принять?»

«Да, приму, если нужно будет».

…День главы семьи Муртазалиевых расписан по минутам. Утром он работает по хозяйству, в остальное время – плотничает. Его мебель пользуется спросом по всему району. Ну и, конечно, дети. Они тоже требуют внимания.

…Зула говорит, что теперь она почти счастлива. Война закончилась, у нее растут малыши. Но беспокойство все равно гложет – им дали чеченские имена, но они так и не стали в селе своими. Теперь женщина мечтает переехать в Грозный. Там ее дети растворились бы в многотысячном населении столицы Чечни, и никто никогда не вспомнил бы, что три брата и сестра Муртазалиевы – русские.

В этой семье уже давно ответили на вопрос, как жить с русскими в Чечне. Если вообще такой вопрос уместен в наши дни.

А вот молодым учителям еще предстоит сделать свой выбор. Они вернутся домой. И обязательно расскажут родным и друзьям о том, что видели. О людях, о городе Грозном. О том, что званому гостю здесь всегда рады. О том, что чеченские дети ничем не отличаются от русских. И о том, что понимать друг друга можно, даже говоря на разных языках.

Вот и закончилась их поездка на Кавказ. За четыре дня, которые они провели здесь, всего не узнаешь и многое не поймешь. В Чечне еще стреляют. За несколько дней до приезда девушек в республике были совершены два теракта. Неспокойно.

Анна Никифорова размышляет:

«Насторожило, что все-таки еще там очень много людей, которые ходят с оружием. Ну, мне, например, это как-то странно. Не то что странно или страшно, ну, это что-то такое новое. Возможно, к этому можно привыкнуть. Ну, все равно настораживает. Значит, есть какая-то проблема все равно еще, еще она есть. Тем более что это мир, по религии отличный от нашего. То есть нужно вживаться в этот мир, в их правила. Уважать их мнение. Уживаться вместе, да».

С начала 90-х из Чечни уехало около полумиллиона русских. Сегодня во всей республике их осталось лишь несколько тысяч.

Говорит Владимир Кашлюнов, глава Наурского района:

«Здесь не только бандиты чеченские виноваты в этом. Но и большие чиновники не могли принять умных решений, правильных решений. Всегда должны были помнить, что это наш народ, что это россияне, какой бы национальности они ни были. Да, конечно, внешне вроде бы нормально. Но внутренние переживания есть, и они будут всегда. Это целое поколение должно уйти, чтобы это все забылось».

Михайло-Архангельский православный храм в Грозном. За свою вековую историю он был разрушен и восстановлен дважды. Но каждый год, в праздник Святой Троицы здесь особенно торжественно. Где-то там, в мирской суете, остались жизненные неурядицы и проблемы. Люди пришли сюда за успокоением и надеждой. В храме собрались, наверное, все русские жители Грозного. От мала до велика. Станет ли их больше – покажет время.

Часть вторая

Война после войны

Глава 23

Слова политиков и кровь солдат

6 августа 1990 года на митинге в Уфе, столице Башкирии, выступал недавно избранный председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин. В ту пору он был невероятно популярной фигурой, россияне связывали с ним свои надежды на новую, лучшую жизнь, на социальную справедливость, на расцвет своей страны и еще на многое. Но никто из собравшихся на митинг не мог предположить, что в своей речи Борис Николаевич произнесет слова, которые в корне перевернут все представления тогдашних советских людей о государственном устройстве.

Обрисовывая перспективы развития страны в ближайшем будущем, Ельцин заявил:

– Мы говорим башкирскому народу и всем народам Башкирии, мы говорим Верховному Совету и правительству Башкирской Республики – возьмите ту долю власти, какую вы сами сможете проглотить!

Еще два-три года назад было просто невозможно представить, что такое может сказать человек из высшего эшелона власти. Теперь это стало реальностью. И история страны пошла совершенно неожиданным путем.

Именно с этой речи Ельцина в Уфе начался разрушительный для РСФСР процесс, который вскоре назовут «парадом суверенитетов». О своем желании выйти из состава России одна за другой заявляют автономные республики – Татарская, Удмуртская, Коми, Бурятская, Чувашская, Якутская, Карельская, автономные округа – Ямало-Ненецкий, Горно-Алтайский, Адыгейский, Чукотский. Их эстафету подхватывает Иркутская область и другие субъекты Советской федерации.

Относительно упорядочить эти центробежные процессы удалось лишь в 1992 году, уже после развала Советского Союза. Тогда между всеми республиками и областями России был подписан федеративный договор, хоть как-то регламентирующий отношения центра и регионов страны. И тут в полный рост встает проблема Чечни.

Руководство этой северокавказской республики отказывается подписывать документ о федеративном устройстве. Более того – поступает информация, что на чеченскую землю со всех сторон света начинают стекаться боевики-моджахеды, представляющие самые радикальные политические и религиозные течения мусульманского мира. За последние несколько лет у них была возможность получить военный опыт и отточить искусство убивать в самых горячих точках планеты, таких как Персидский залив, Афганистан и Пакистан. Своей целью они объявляют ведение джихада – священной войны с врагами ислама.

Так проходят еще два года. В 1994-м город Грозный представлял собой странное зрелище – каждый день с железнодорожного вокзала пассажирские поезда увозили тысячи испуганных, наскоро собравшихся людей. Это – русские жители чеченской столицы, которые бегут из Грозного и уже никогда не смогут в него вернуться. В России они рассказывали, что их провожали с плакатами: «Русские, не уезжайте! Нам нужны рабы!»

Лагеря для беженцев из Чечни в южных регионах России выглядели мрачно. Тесные и почти неотапливаемые помещения в бараках, жуткая антисанитария, откровенная нищета и главное – полная безнадежность. Чиновники всех уровней и всех мастей только разводили руками – ничем помочь не можем, денег нет ни на что.

Люди, спасшиеся из ада, с ужасом вспоминают, как они бежали, бросая дома и квартиры, где они прожили всю свою жизнь. О том, чтобы продать имущество, не могло быть и речи. Все местное население оказалось вооружено, русских убивали и грабили на каждом шагу. Беженцы взывают о помощи, и тревога расползается по всей огромной стране.

Наконец, после долгих колебаний и бесплодных призывов, в декабре 1994 года на заседании Совета безопасности России принято судьбоносное решение – «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики». Так был дан старт кровавой бойне, унесшей жизни сотен тысяч солдат и мирных жителей.

4 декабря, выполняя приказ верховного главнокомандующего, российские войска пересекли границу так называемой Чеченской Республики Ичкерия и двинулись к ее столице – городу Грозному. Они наступали по трем направлениям – с Моздокского через Северную Осетию, с Владикавказского через Ингушетию и с Кизлярского через Дагестан. Все это называлось операцией по восстановлению конституционного порядка – страшного слова «война» старались избегать, обманывая самих себя.

Тогдашний министр обороны Российской Федерации Павел Грачев так комментировал ситуацию на Северном Кавказе:

«Мы не форсируем ход событий, так как надеемся на благоразумие, на то, что руководители Чечни все-таки поднимут белый флаг. Ведь даже нам, военным, совсем не хочется лишней крови. Вот так. Хотя мы могли бы свою задачу уже выполнить».

Эти слова Грачев произнес 30 декабря 1994 года – ровно за сутки до начала штурма Грозного. Дудаев, как выяснится совсем скоро, вовсе не собирался выбрасывать белый флаг. Наоборот, хорошо вооруженные и обученные боевики готовились встретить российские войска под зелеными знаменами ислама. В те дни тележурналистам иногда удавалось записать слова кого-нибудь из защитников чеченской столицы. Они выражали готовность сражаться до победы:

– Если меня убьют, мой брат сюда придет. Его убьют – другой брат придет. Нас много, нам нужна свобода. Боеприпасов у нас столько, что девать некуда – мешками считаем.

Павел Грачев, министр обороны РФ с 1992 по 1996 г.

Пока российские военные с большими звездами на погонах рассуждали о возможности мирного разрешения конфликта, в Грозном вовсю готовились к боям. Оборона состояла из трех основных рубежей. Внутренний, радиусом от одного до полутора километров, тянулся вокруг президентского дворца. Средний располагался на удалении до одного километра от границы внутреннего рубежа в северо-восточной части города и до пяти километров в его юго-западной и юго-восточной частях. Внешний рубеж проходил большей частью по окраинам и был вытянут в сторону селения Долинское.

По данным разведки, группировка дудаевских войск (в Чечне их называли «ичкерийской армией»), стянутая в город, насчитывала до 10 тысяч бойцов. А еще многочисленные ополченцы и «дикие» отряды, которые никому не подчинялись, – это еще не менее тысячи вооруженных людей, а может быть, и больше. У них была артиллерия, были минометы и тяжелая бронетехника. Российских солдат и офицеров ожидала огненная буря.

Согласно разработанному плану федеральные войска должны были войти в Грозный по четырем направлениям. Группировкой «Север» командовал генерал-майор Пуликовский, группировкой «Северо-Запад» – генерал-лейтенант Рохлин, группировками «Запад» и «Восток» – генерал-майоры Петрук и Стаськов.

Общая численность наступающих составляла чуть более 15 тысяч человек. При них было около двухсот танков, свыше пятисот БМП и БТР, примерно двести орудий и минометов. Генералы сочли, что этого достаточно для того, чтобы завершить операцию по взятию города в течение нескольких суток. Позже прошел слух, что самые ретивые военачальники хотели преподнести Грозный в подарок Грачеву к дню его рождения – 1 января, то есть покончить с противником одним ударом.

Между тем, согласно боевым уставам, при ведении боевых действий в городе перевес сил наступающих должен быть не меньше, чем семь к одному. Это азы военного искусства. У наших войск такого перевеса не было – для успешного штурма Грозного требовалось как минимум 50–60 тысяч человек.

Не было и многого другого. В первую очередь, обещанной авиационной поддержки. У солдат не было среднемасштабных карт местности. Танкистам не выдали патронов для пулеметов, чтобы вести огонь по целям на верхних этажах и крышах домов, куда пушки не достают. Более того, танкистам не дали внятных указаний, что нужно делать и кому они подчиняются. Были и трагические курьезы – в ожидании авиаподдержки на крышах машин намалевали белые полосы, чтобы летчики узнавали своих. Это превратило танки и БТР в удобные мишени для боевиков.

Все это привело к тому, что штурм Грозного превратился в настоящее кровавое побоище. Колонны федеральных войск попадали в умело расставленные ловушки, их расстреливали в упор, солдаты и офицеры погибали десятками.

Через несколько суток боев, в первых числах января 1995 года город напоминал картину из фильма об Апокалипсисе – горы трупов среди развалин домов. А самое главное – позиции боевиков вокруг дворца Дудаева остались практически нетронутыми.

Не раз после этого министру обороны Павлу Грачеву припоминали его хвастливую фразу о том, что он запросто возьмет Грозный за два часа с одним воздушно-десантным полком. Он говорил об этом всего за несколько дней до начала операции в Чечне. Его слова слышали все – и те, кому довелось погибать при штурме Грозного, тоже.

Много лет спустя Павел Сергеевич будет извиняться за эту фразу, доказывать, что журналисты просто вырвали ее из общего контекста. А он только хотел подчеркнуть боевой дух российских десантников и их готовность решать любые боевые задачи… Может быть, и так. Но павшим воинам от этого не станет лучше или легче. Так же, как и их матерям, не дождавшимся сыновей из командировки на Кавказ.

Бои в Грозном длились еще два долгих месяца. Специалисты по военной истории считают, что после Второй мировой войны в Европе не было таких кровопролитных сражений. 6 марта 1995 года невероятными усилиями и непомерной ценой город все же будет полностью очищен от дудаевцев. Но у экспертов к тому времени появились основания утверждать, что российская армия к войне оказалась просто не готова.

Генерал-майор Константин Пуликовский, командовавший группировкой «Север» при штурме чеченской столицы и занимавший пост заместителя командующего войсками Северо-Кавказского военного округа в 19951997 годах, вспоминал:

«Были такие случаи, что артиллерия открывала огонь по незапланированной заранее цели только через сорок минут после команды. То есть первые выстрелы производились, когда цель уже уходила. А ведь по всем нормативам в таких случаях надо укладываться в одну минуту, ну максимум в две».

Оставив Грозный, бандиты нашли себе новое убежище – большое предгорное селение Бамут. Именно здесь они собирали силы для нападений на близлежащие населенные пункты и разрабатывали сценарии новых терактов в российских городах.

Бамут был выбран для этих целей неслучайно. В окрестностях селения располагались шахты бывшей ракетной части, теперь превращенные боевиками в укрытия, которым был не страшен огонь артиллерии. Сюда везли оружие со всей республики. Здесь же проходила лесная дорога в соседнюю Ингушетию, где бандитов было уже нельзя достать. Все пути моджахедов сходились в Бамуте – сюда отступил из Грозного абхазский батальон Шамиля Басаева, здесь укрывались части шалинской, гудермесской, аргунской группировок, сотни иностранных наемников. Поэтому федеральным силам было просто необходимо разрушить это осиное гнездо, лишить террористов их главной базы.

Битва за Бамут началась в марте 1995 года. Тогда его защищали опытнейшие боевики под командованием Хизира Хачукаева. Они были не только хорошо подготовлены к отражению штурма, но и прекрасно вооружены. В их распоряжении находилось до двадцати единиц бронетехники, около двух десятков артиллерийских систем и минометов и даже две знаменитые реактивные установки «Град» – системы залпового огня. Полтора года боевики укрепляли Бамут, превращая его в неприступную твердыню. Все главные улицы селения и все подходы к нему были заминированы, огневые точки надежно укрыты железобетонными колпаками. Местность перед опорными пунктами пристреляна с использованием ориентиров.

И вот 10 марта федеральные войска пошли на приступ. В первых рядах в Бамут должны были войти бойцы 21-й Софринской отдельной бригады оперативного назначения. Среди них был и старшина Андрей Савенков. В его памяти навсегда остались картины тяжелейших боев за предгорное селение. Им сказали, что там укрепрайон, шахты еще с советских времен. Но они все это увидели чуть позже, когда поднялись на Лысую гору.

После месяца ожесточенных схваток в окрестностях Бамута российские войска так и не смогли закрепиться даже на окраине селения. Боевики прицельно расстреливали их с окрестных гор, не оставляя ничего живого. Разведка доложила, что самая крупная огневая точка находится на Лысой горе. Ее обозначали как высоту 444,4. Командование решило – надо взять эту высоту любой ценой. На гору отправляются 34 бойца Софринской бригады. Им удается незамеченными добраться до позиций противника и занять огневые точки. Теперь их задачей становится прикрытие основной колонны тяжелой техники, которая утром должна в очередной раз начать штурм Бамута.

Когда основные силы подошли к селению, разведгруппа открыла огонь по лагерю боевиков. И тут случилось неожиданное – бандиты бросились в атаку, на штурм Лысой горы. Их было около двух тысяч человек. А на горе – 34 наших бойца. Они находились внизу, в ущелье, где ракетные шахты, через них из земли вылезали, рвались на гору любыми путями, как уже потом говорили, у них приказ был обязательно выбить наших с высоты.

Там был шквальный огонь из всех видов оружия. А столько «духов» бойцы никогда в своей жизни не видели. Они были как муравьи, если представить большой муравейник, на который посадили шмеля. Их было так много, что впору было поверить в психическую атаку.

По мнению некоторых экспертов первой чеченской войны, именно этот приказ главарей отвлек большие силы боевиков от основных сил федералов – колонны бронетехники Софринской бригады, которая шла к Бамуту. 34 бойца разведгруппы буквально вызвали на себя массированный огонь, весь огонь. Начались первые потери. Старшина Андрей Савенков получил первое ранение, пуля попала в ногу. Но, даже истекая кровью, он продолжал бой.

Спецназовцы мужественно держались, ни на секунду не прекращая перестрелку. Они еще не знали, что подмогу за ними никто не выслал и что под шквальным огнем боевиков им придется продержаться больше 8 часов… И только когда у софринцев почти закончились боеприпасы, ротный командир Олег Козак получил из штаба разрешение – покинуть позиции.

Вспоминает старшина Андрей Савенков:

«Если бы мы не ушли с высоты, мы бы все погибли. У нас стали заканчиваться боеприпасы, мы вышли на последнем издыхании. Если у кого оставались боеприпасы, то по 5–6 рожков – и все, плюс гранаты. Мы вышли пустые. Автомат был такого цвета… он даже плевался. «Калашников» имеет свойство после интенсивного боя подклинивать, тогда он перегревается и плюется. Потом чуть остывает и снова работает как машина».

Софринцы понимают: любая попытка прорваться из окружения и спуститься с Лысой горы под градом вражеских пуль означает для них верную гибель. Тогда разведчики по рации связываются с артиллеристами, и вызывают на себя минометный огонь. Они передают точные координаты укреплений на Лысой горе, а затем – покидают окопы и спускаются вниз на несколько метров. Через минуту в этих окопах уже сидели боевики. А еще через пять минут высоту накрыл минометный огонь российской артиллерии. От окопов на Лысой горе не остается камня на камне, бойцы Софринской бригады начинают отступление. Но – снова попадают под шквальный обстрел. Новая группа боевиков поднялась на огневой рубеж и накрыла наших пулеметным огнем. Отходить всем вместе невозможно. При этом бойцам приходится нести раненых и убитых. Тогда поступает новый приказ – остаться на Лысой горе и прикрывать товарищей. Его получает старшина разведгруппы Андрей Савенков. Вместе с тремя подчиненными он продолжает сдерживать натиск озверевших боевиков, уцелевших после артобстрела. Покидая высоту последним, Савенков получает тяжелое ранение в голову, но даже несмотря на это продолжает, спускаясь вниз, отстреливаться, не дает врагам приблизиться к отряду.

Потом он сам с трудом мог объяснить, как ему удавалось вести бой с такими ранениями. Основная группа спустилась метров на сто вниз, была суматоха, все свистело, летело. Савенков поднял голову, увидел пушистое дерево – и вспышка. Как потом оказалось, он получил тяжелое ранение в голову.

Савенков тогда думал, что потерял зрение. Кровь потекла, автомат зашипел. Но когда он снял маску и шапку с головы, протер глаза – то понял, что видит, встал и пошел. Невероятными усилиями разведгруппе удается прорваться в свой лагерь. В той операции отряд потерял троих бойцов, еще четверо были ранены. У самого Андрея Савенкова появилось прозвище Красная Шапочка из-за того, что его голова постоянно была в кровавых бинтах. Он получил в голову четыре ранения.

Сохранились уникальные кадры, снятые на видеокамеру 14 апреля 1995 года на окраине Бамута. На них – бойцы разведгруппы Софринской бригады спецназа внутренних войск, только что вернувшиеся с задания, вырвавшиеся из огненного капкана. 34 солдата смогли выдержать восьмичасовой бой с несколькими тысячами боевиков и спасли сотни жизней своих товарищей. Правда, вернуться живыми с Лысой горы удалось не всем. Есть на этих кадрах и Андрей Савенков. Он грустно улыбается и произносит, вздыхая, что выжившие, наверное, родились под счастливой звездой – но не все, многие ребята погибли. Дальше говорить ему мешает комок в горле.

Прошло всего 4 дня, и 18 апреля на высоту 444,4 отправились несколько групп отряда спецназа внутренних войск МВД России «Росич». В числе поставленных бойцам задач была и такая – забрать тела убитых спецназовцев из группы Софринской бригады, те, что не удалось вынести во время боя. Командиры боевиков были уверены, что рано или поздно – но в ближайшие дни – за погибшими придут. «Росичей» ждали в засаде 600 вооруженных до зубов головорезов. Они были так хорошо замаскированы, что обнаружить их не удалось до самого последнего момента.

Вспоминает Алексей Урсул, в 1995 году прапорщик, старшина группы отряда спецназа «Росич» ВВ МВД России:

«У них везде были вставлены длинные ветки, наверное, сантиметров по 40–50. Такими шлемы маскируют, а они все, от пояса, были как сплошная зеленая шапка. То есть заходит дух в кустарник и даже если он совсем рядом будет стоять, на него не обратишь внимание. Это я потом их маскировку разглядел».

Боевики из своих укрытий открыли огонь в упор. Сразу же был убит командир первой группы, несколько человек ранены. Продвигаться к вершине стало невозможно, бойцов «Росича» буквально расстреливали. Был отдан приказ – всем отходить вниз, к подножию Лысой горы, к своим.

Но вырваться из ловушки оказалось непросто. Боевики уже обложили отряд со всех сторон. На каждого, кто пытался двигаться с места, обрушивался огненный ураган. Спецназовцы видели безвыходность своего положения, но не падали духом – надеялись, что к ним уже идут на выручку. Но, как оказалось, помогать «росичам» командование не собиралось.

Свидетельствует Владимир Шпингис, в 1995 году был снайпером отряда «Росич». Бой на Лысой горе он запомнил на всю жизнь. «Мы были в полном окружении, кольцо вокруг сомкнулось. Потом, после всего этого, я так понимаю, нас просто списали как боевую единицу».

Через 6 часов непрерывного боя у «росичей» осталось боеприпасов всего лишь на двадцать минут. Спецназовцы решили стоять до конца, до последнего патрона. Помощь пришла неожиданно. Еще до начала операции «росичи» и действовавшие в Бамуте бойцы отряда специального назначения «Витязь» договорились, на каких радиочастотах они будут работать в бою. Это, конечно, было нарушением всех существующих правил. Но тогда именно это обстоятельство и спасло многие жизни.

Рассказывает Александр Щербина, в 1995 году старший лейтенант, заместитель командира группы отряда спецназа «Росич» ВВ МВД России.

«Без команды генералов и штабных офицеров, которые, так сказать, рулили этой операцией, командованием и офицерским составом отряда «Витязь» было принято самостоятельное решение прийти к нам на помощь. И, учитывая сложившуюся ситуацию, отряд «Витязь» поднялся в составе двух боевых групп. По-моему, из офицеров там были Артур Козлов и Чекулаев». Группа «Витязя» оставила свои БТР у подножия горы, пешим порядком быстро переправилась через реку и начала карабкаться на высоту. И тут же попала под обстрел боевиков. Настоящей удачей стало то, что им удалось прорваться к «росичам» и вместе с ними вступить в решающий бой. Объединенными теперь силами решили – оставаться на высоте нельзя. Боевиков слишком много, рано или поздно они уничтожат всех, кто еще может им сопротивляться. Необходимо было уходить. Самый короткий путь лежал через само селение Бамут. Бойцы так и сделали. Уже когда они все-таки добрались до основного лагеря, выяснилось, что потери были просто немыслимыми: 10 человек убиты, еще 17 ранены. 18 апреля 1995 года военнослужащие отряда спецназа «Росич» совершили настоящий подвиг. Своими действиями они отвлекли на себя тысячную группировку боевиков, тем самым спасли от уничтожения бригаду оперативного назначения, проводившую спецоперацию в Бамуте. Пятеро спецназовцев – беспрецедентный на тот период случай – посмертно были удостоены звания Героя России.

Так закончился второй штурм Бамута. Предгорное селение по-прежнему оставалось в руках террористов. Бои вокруг него преподносились как победа над российскими войсками, обрастали настоящими легендами.

  • И снова взрывы, и снова грохот,
  • И штурм опять ведут,
  • Но все напрасно, он неприступен,
  • Селение Бамут.
  • Здесь все разбито, и кровь пролита,
  • Но в бой полки ведут,
  • Но как скала несокрушима
  • Еще стоит Бамут.
  • И на весь мир, в программе «Вести»
  • Они передадут:
  • Войска отходят, все бесполезно.
  • Не сдался наш Бамут.
  • Как в бурю в море, бушуя, волны
  • О скалы где-то бьют, так неприступно
  • Стоит, овеян легендою Бамут!

Эта песня чеченского барда Тимура Муцураева – он назвал ее «Неприступный Бамут» – стала подлинным хитом среди боевиков во время первой войны в горах Чечни. Кассеты с песней записывались на подпольных студиях и распространялись среди бойцов бандформирований. Многие переписывали ее просто на обычном магнитофоне. Каждый боевик знал слова наизусть. А все потому, что автор этих стихов и музыки прочувствованно пел о романтике их полевой жизни и о главном форпосте – селении Бамут.

«Бамут – русские никогда не возьмут!» – это выражение, словно заклинание, твердили на грозненских рынках, писали на стенах домов, скандировали из толпы. «Бамут – это твердыня! Бамут – это символ! Бамут – это вера!»

«Чехи» за год зарылись здесь в землю, как говорится, «по самые брови». Настроили дотов, дзотов, нарыли траншей, ловушек и блиндажей. Командовал обороной один из любимцев Дудаева, правая рука Масхадова Ахмед Закаев, под ружьем у него было около тысячи боевиков из отборных дудаевских частей.

Полк так называемого ичкерийского «спецназа» «Борз» («Волк»), личная гвардия Дудаева, отряды наемников из Украины, Афгана, Саудовской Аравии и Турции. Артиллеристы, инженеры и корректировщики-дезертиры, перевербованные пленные из России, безнадежные предатели – и потому озверевшие, отчаянные. Под сотню гранатометов, ПТУРы, несколько танков, орудия и даже система залпового огня. Плюс выгодный рельеф – село почти на три километра утягивается в ущелье, извиваясь среди лесистых вершин, господствующих над равниной, где стояли русские части. Плюс подземелья бывшей ракетной базы, способные выдержать ядерные удары. Плюс «братская» Ингушетия с тыла, которая, как верная собака, облаивает и не пропускает через себя русских «гяуров». В общем, все для того, чтобы сделать Бамут неприступной твердыней…

В мае 1996 года федеральные войска под командованием генерала Владимира Шаманова начали третий штурм Бамута. На этот раз, чтобы обмануть боевиков, специальные ударно-штурмовые подразделения мотострелковых бригад вместе со спецназом и с ротами разведки пошли через горы, в обход селения.

Одной из разведрот командовал майор Алексей Ефентьев.

Его группа быстро и незаметно обошла село с тыла по горам. Но на подходе к Бамуту столкнулась с большим отрядом боевиков. 40 бандитов пытались перевезти в осажденное село боеприпасы, медикаменты и продовольствие. Алексей Ефентьев понимал, что нельзя допустить прорыв этого каравана в основное логово бандитов. И, несмотря на численное преимущество врага, отдал приказ начать бой.

Говорит Алексей Ефентьев: Да, реально и мы в мае несколько раз сталкивались с тем, что у них было численное превосходство, ну, к тому же удачно задуманные засады. Но вот внезапный огонь вгонял, как говорится, их в панику и приводил к уничтожению личного состава бандформирования, вот такая ситуация.

Боевики привыкли считать, что леса – это их вотчина, и чувствовали себя там в полной безопасности. Поэтому они были просто ошеломлены, когда на лесных тропах и дорогах, по которым шли караваны с необходимыми для войны грузами, внезапно появились отряды спецназовцев. В результате среди моджахедов началась паника. И форпост, который казался неприступным, рухнул… К полному позору боевиков сам Бамут был взят в мае 1996 года фактически без боя.

Вспоминает ветеран спецназа ГРУ Алексей Ефентьев:

«Самое главное, что их руководителями была проведена большая подготовка, выстроена хорошая огневая программа, которая осуществлялась при подходе наших сил и средств. Поэтому с ходу взять Бамут нашим в марте и в апреле не удалось.

В период вхождения в село, когда там еще шел бой, конечно, неожиданность сыграла большую роль. В таких случаях человек бывает в замешательстве, принимает какие-то опрометчивые решения, например на отход. Но суть состоит в том, что мы сначала перекрыли им подвоз всего необходимого, а потом уже все остальное, то есть как бы довели дело до логического конца».

Отряд майора Алексея Ефентьева называли «бешеной ротой». Именно так этих ребят прозвали боевики за их отвагу и бесстрашие. Они всегда шли первыми в бой, на их счету – сотни спасенных жизней и десятки спецопераций в самых опасных районах Чечни.

Позывной самого Ефентьева был Гюрза, в Чечне его знали все: и федеральные силы, и боевики. Один из главных террористов Шамиль Басаев даже назначил за его голову награду в несколько тысяч долларов!

После первой чеченской войны Гюрза вытянул к себе в роту более половины армейцев, с которыми воевал в отдельной 166-й мотострелковой бригаде. Некоторых вытянул из глубокой пьянки, некоторых буквально подобрал на улице, некоторых спас от увольнения. Спецназовцы во главе со своим командиром сами установили монумент своим погибшим в Чечне боевым товарищам. На собственные деньги заказали гранитный монумент, своими силами построили основание под него.

Такой была Бешеная Рота. Чтобы их не путали с обычной пехотой, спецназовцы повязывали на головы черные повязки, снятые с убитых чехов, это было нечто вроде посвящения: каждый новоприбывший должен был снять черную повязку с убитого им чеха. Они неизменно шли первыми и вступали в бой, даже когда численное преимущество было далеко не на их стороне. В апреле 1996-го под захваченным боевиками Белгатоем пулеметчик Ромка, не прекращая вести огонь, в упор, в полный рост, не скрываясь, пошел на огневую точку, словно Александр Матросов. Герой погиб, и его тело из-под огня чеченцев вытянул боевой товарищ Константин Мосалев, которого позже Александр Невзоров покажет в фильме «Чистилище» под псевдонимом Питерский.

Бамут был взят разведротой 166-й бригады, которая обошла Бамут по горам с тыла. На подходе к Бамуту передовой дозор разведчиков столкнулся с отрядом боевиков, который тоже шел к Бамуту. В ходе боя было убито 12 боевиков (тела остались брошены). Погиб рядовой Павел Нарышкин, и младший сержант Прибыловский был ранен. Нарышкин, погиб, спасая раненого Прибыловского. Отступившие чеченцы ушли кружным путем в Бамут, и там началась паника по поводу «бригады русского спецназа в тылу» (радиоперехват). После чего боевики приняли решение прорываться в горы по правому склону ущелья, где попали на выдвигающийся батальон 136-й МСБр. Во встречном бою было убито около 20 боевиков, потери 136-й бригады – 5 человек убитыми и человек 15 было ранено. Остатки боевиков были частично рассеяны, частично прорвались и ушли в горы. Еще около 30 было набито в течение суток при преследовании авиацией и артиллерией. Именно отряд разведчиков 166-й бригады и вошел первым в Бамут. Именно эти контрактники и были сняты в репортаже Невзорова.

Сразу после штурма Бамута один из бойцов Бешеной Роты рассказал журналистам об ужасах войны, о том, как для устрашения боевики казнили русских солдат.

– Перед штурмом я и командир вышли в разведку. Заметили духов – в бой вступать не стали, потому что нас было очень мало. Ну и увидели – стоят две наших бээмпэшки и рядом два креста. А на крестах были распяты наши русские солдаты. Я сам лично видел все это своими глазами.

Страницы: «« ... 1314151617181920 »»

Читать бесплатно другие книги:

Продолжение приключений Шамана…Еще недавно Дмитрию Махану, по кличке Шаман, казалось, что он соверши...
«Метро 2033» Дмитрия Глуховского – культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книг...
Что есть главный дефицит XXI века? Время. Время Твиттера и коротких сообщений.Николай Стариков – авт...
Магия – это не так уж сложно. Тем более если вы обладаете системным мышлением и умеете программирова...
НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет Русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь...
Задавшись вопросом: «Почему некоторые люди удачливее других?», – автор обнаружил 12 универсальных фа...