Такой же предатель, как мы Ле Карре Джон

— Точно, — энергично закивал лысой головой Дима. — Точно. Красивая. Как мать.

Потом вдруг резко дернул подбородком и опустил глаза, погружаясь в черный омут то ли тревоги, то ли воспоминаний, куда Перри доступа нет. Неужели Дима знает? Может быть, Тамара в приступе злобы, или нежности, или забывчивости рассказала ему? Может быть, Дима, вопреки ожиданиям Наташи, предпочел сберечь ее мучительную тайну, вместо того чтобы ринуться на поиски Макса? Перри ясно видел лишь одно: ярость и упрямство, которых он опасался, постепенно уступали место смирению заключенного перед лицом тюремного начальства, и это беспокоило Перри сильнее, чем самый бурный взрыв.

— Через пару дней, да? — повторил Дима, как будто речь шла о пожизненном сроке.

— Так они говорят.

— Так говорит Том? Пару дней?

— Да.

— Хороший мужик этот Том, а?

— Думаю, да.

— Дик тоже хороший. Чуть не убил того говнюка.

Они дружно помолчали, переваривая эту лестную характеристику.

— Гейл присмотрит за моей Тамарой?

— Обязательно. И мальчики ей помогут. И я тоже буду здесь. Мы позаботимся о твоей семье до переезда. А потом поможем вам устроиться в Англии.

Дима задумался — похоже, эта идея пришлась ему по душе.

— Наташа будет учиться в Роудин-Скул?

— Не знаю, этого они обещать не могут. Может быть, есть места и получше. Мы найдем отличные школы для всех. Все будет хорошо.

Они вместе строили замок на песке, Перри понимал это, и Дима, видимо, тоже понимал, но не возражал — он развернул плечи, выпятил грудь, и на его лице заиграла дельфинья улыбка, которую Перри запомнил с их первой встречи на теннисном корте на Антигуа.

— Женись поскорее, Профессор, слышишь?

— Мы пригласим тебя на свадьбу.

— Эта девушка дорогого стоит, — пробормотал Дима и улыбнулся — отнюдь не как побежденный. Улыбкой Дима провожал минувшее, как будто они знали друг друга всю жизнь, — иногда Перри казалось, что так оно и есть.

— Как-нибудь сыграешь со мной на Уимблдоне?

— Конечно. Или в «Куинсе». Я по-прежнему член этого теннисного клуба.

— И поддаваться не будешь, да?

— Ни в коем случае.

— Хочешь пари? Для интереса?

— Нет, боюсь проиграть.

— Струсил, а?

— Ну да.

Как и боялся Перри, последовало мощное объятие, надолго приковавшее его к огромной влажной Диминой груди. Когда его выпустили, Перри увидел перед собой безжизненное лицо, потухшие карие глаза. Словно по команде, Дима развернулся и пошел в гостиную, где ждала Тамара и прочие члены семьи.

Никто даже не заикался о том, что Перри полетит в Англию с Димой. Люк знал это с самого начала и обсудил вопрос с Гектором лишь для очистки совести, чтобы категорическое «нет» прозвучало вслух. Если бы он по какой-то необъяснимой причине услышал в ответ «да», то первым запротестовал бы — необученные и не в меру ретивые дилетанты, сопровождающие ценного осведомителя, никак не вписывались в его профессиональное представление о порядке вещей.

Не столько из сочувствия к Перри, сколько руководствуясь здравым смыслом, Люк позволил Профессору сопровождать их до аэропорта Берн-Бельп. Когда отрываешь ценного осведомителя от семьи и передаешь безо всяких гарантий под опеку родимой Организации, мрачно рассуждал Люк, пожалуй, лучше предоставить ему утешение в лице любимого наставника.

Но если Люк ожидал душераздирающей сцены прощания, он ошибся. Стемнело. В доме было тихо. Дима позвал Наташу и сыновей в оранжерею и поговорил с ними, пока Перри и Люк ждали в коридоре. Гейл вновь смотрела с малышками «Мэри Поппинс». Для предстоящей встречи с джентльменами из лондонской разведки Дима надел синий полосатый костюм. Наташа выгладила для отца лучшую рубашку, Виктор начистил ему итальянские ботинки. Дима опасался, что заляпает их по пути к тому месту, где Олли припарковал джип. Плохо же он знал Олли! Помимо одеял, перчаток и теплых шерстяных шапок, тот приготовил и пару резиновых галош подходящего размера — они уже ждали в прихожей. Дима, должно быть, велел семье не провожать его. Он вышел из дому один, такой же энергичный и невозмутимый, как и в ту минуту, когда показался в дверях отеля «Бельвю» рядом с Обри Лонгригом.

При виде Димы у Люка, впервые со времен Боготы, радостно затрепетало сердце. Он станет парией, как и Гектор. Он поможет пригвоздить Обри и его шайку к позорному столбу, и к черту пятилетний контракт с разведшколой, и удобный дом на взморье, и хорошую школу для Бена, и увеличенную пенсию до конца жизни… Он перестанет путать сексуальную неразборчивость со свободой, будет осаждать Элоизу, пока не завоюет ее снова, закончит все недоигранные шахматные партии с сыном, найдет работу, которая позволит ему возвращаться домой в разумное время. А еще у него будут настоящие выходные — в конце концов, ему всего сорок три, а Элоизе еще даже нет сорока…

Поэтому, стоя рядом с Димой, Люк переживал ощущение начала и конца. Потом все трое зашагали вслед за Олли, к сараю, где стоял джип.

Перри, заядлый альпинист, поначалу почти не ощущал движения — машина тихонько поднималась через лес к Кляйне-Шайдегг. Олли сидел за рулем, Люк — рядом с ним; массивная туша Димы тяжело приваливалась к плечу Перри всякий раз, когда Олли вписывался в узкий поворот при свете габаритов. Дима пристегивался лишь в случае крайней необходимости, предпочитая болтаться в салоне. Конечно, призрачная черная тень северной стены Эйгера, нависавшая над ними все ниже, для Перри была исполнена особого значения — когда они миновали железнодорожный полустанок Альпиглен, он благоговейно взглянул на Белого Паука, прикинул маршрут и пообещал себе непременно взять эту вершину, прежде чем женится на Гейл и утратит независимость.

Приблизившись к перевалу, Олли выключил фары, и они бесшумно проскользнули мимо громады отеля. Внизу показались огни Гриндельвальда. Они начали спуск, въехали в лес и увидели огни Брандегга, мерцающие среди деревьев.

— Сейчас дорога будет скверная, — предупредил Люк, оглянувшись через плечо.

Но либо Дима не слышал, либо ему было все равно. Он сидел, откинув голову назад и прижав одну руку к груди, а вторую вытянув вдоль спинки сиденья, за плечами Перри.

Посреди дороги стояли двое с фонариком.

Человек без фонарика повелительным жестом вытягивает руку в перчатке. Длинное городское пальто, шарф, лысина на полголовы, не прикрытая шапкой. Мужчина с фонариком — в полицейской форме и фуражке. Олли, подъехав ближе, издает приветственный вопль.

— Эй, ребята, что у вас стряслось? — спрашивает он на певучем швейцарско-французском диалекте (Перри и не знал, что он так умеет). — Кто-то свалился с Эйгера? Мы даже кролика не видели.

Они заранее условились, что Дима — богатый турок. Он остановился в «Парк-Отеле», но его жена в Стамбуле тяжело заболела. Машину он оставил в Гриндельвальде. А мы — англичане, решившие сыграть роль добрых самаритян. Проверки легенда не выдержит, но для однократного использования сгодится.

— А почему богатый турок не сел на поезд Венген — Лаутербруннен и не поехал в Гриндельвальд на такси? — спросил Перри.

— Он глух к доводам рассудка, — ответил Люк. — Вбил себе в голову, что дорога на джипе через горы сэкономит час и он успеет в Клотен на ночной рейс до Анкары.

— А есть такой рейс?

Полицейский освещает фонарем фиолетовый треугольник, приклеенный на ветровом стекле. На нем буква G. Человек в городском пальто маячит у полицейского за спиной — он кажется черным силуэтом в ярком свете фонаря. У Перри неприятное ощущение, что он внимательно рассматривает добродушного водителя и троих пассажиров.

— Чей джип? — спрашивает полицейский, закончив изучать наклейку.

— Арни Штойри, водопроводчика. Он мой друг. Только не говорите, что не знаете Арни Штойри из Гриндельвальда! Живет на главной улице, по соседству с электриком.

— Вы спустились с Шайдегга? — уточняет полицейский.

— Из Венгена.

— Вы поднялись на машине от Венгена до перевала?!

— Ну а что мы, по-вашему, летели?

— Если вы ехали из Венгена, то должны были получить вторую наклейку в Лаутербруннене. Ваш пропуск действителен только на участке Шайдегг — Гриндельвальд.

— А вы сами-то откуда будете? — спрашивает добродушный весельчак Олли.

— Я из Мюррена, — не поддается полицейский.

Воцаряется тишина. Олли начинает напевать себе под нос какой-то мотивчик. Он напевает и при свете полицейского фонарика роется в документах, засунутых в карман на дверце. По спине Перри катится пот, но он неподвижно сидит рядом с Димой. Ни один трудный подъем, ни одна вершина ни разу не заставляли его так попотеть. Олли продолжает рыться в бумагах, и мотивчик звучит уже не так бодро. Я — постоялец «Парк-Отеля», напоминает себе Перри. Люк — тоже. Мы решили помочь бедолаге-турку, который не говорит по-английски и у которого в Стамбуле умирает жена. Сгодится для одноразового использования.

Человек в штатском делает шаг вперед и заглядывает в салон. Олли напевает все менее жизнерадостно. Наконец он в картинном изнеможении откидывается на спинку сиденья… сжимая в руке измятую бумажку.

— Может, вот это вас устроит? — Он показывает полицейскому вторую наклейку, на сей раз с желтым треугольником и без буквы G.

— В следующий раз наклейте обе на ветровое стекло, — советует полицейский.

Фонарь гаснет. Они едут дальше.

Припаркованная «БМВ», как кажется неопытному Перри, мирно стоит на том самом месте, где Люк ее оставил. Ни «башмака» на колесе, ни грубых записок, подсунутых под «дворники», — просто машина, и, что бы там ни искали Люк и Олли, осторожно обходя ее вокруг, в то время как Перри и Дима послушно ждали на заднем сиденье джипа, они ничего не нашли. Олли открыл дверцу, и Люк жестом велел пассажирам поторопиться; в салоне они расселись прежним порядком — Перри и Дима сзади, Олли за рулем, Люк рядом с ним. Перри вспомнил, что во время встречи с полицейским Дима ни разу не шелохнулся. Он ведет себя как заключенный. Мы перевозим его из одной тюрьмы в другую, так что подробности — не его дело.

Перри поглядывал в зеркало заднего вида, ожидая увидеть подозрительный свет фар, но ничего не было. Иногда позади появлялась машина, но она проносилась мимо, как только Олли притормаживал. Перри покосился на Диму. Тот дремал. На нем по-прежнему была вязаная шапочка, скрывающая лысину. На этом настоял Люк — плевать, как она смотрится с деловым костюмом. То и дело Дима приваливался к соседу, и маслянистая шерсть щекотала Перри нос.

Они достигли автострады. В свете фонарей лицо Димы стало похоже на посмертную маску. Перри посмотрел на часы, сам не зная зачем, — в этом было нечто приятное. Синий указатель на аэропорт. Три полосы, две полосы, вот и поворот на подъездную дорогу.

Первое, что поразило Перри, — не подобающая аэропорту темнота. Хотя уже перевалило за полночь, он все-таки ожидал больше света, пусть даже в маленьком аэропорту вроде Бельпа, чей международный статус так и не получил подтверждения.

Никаких формальностей, не считая пары слов, которыми Люк тихонько перекинулся с усталым серолицым мужчиной в синем комбинезоне — судя по всему, единственным сотрудником аэропорта в этот час. Люк показал ему какой-то документ — слишком маленький для паспорта. Возможно, это была визитка, или водительские права, или, например, крошечный, но туго набитый конвертик.

Так или иначе, серолицый мужчина в комбинезоне отвернулся и поднес это к свету фонаря, чтобы рассмотреть получше; когда он вновь обратился к Люку, вещь исчезла — то ли он оставил ее у себя, то ли незаметно для Перри вернул.

После серолицего — который скрылся, не произнеся ни слова ни на одном языке — они миновали череду металлоискателей, но никто не контролировал процесс. Потом — неподвижная лента транспортера и тяжелые двери, которые открылись, прежде чем к ним подошли. Мы уже в зоне вылета? Невозможно! Затем пустой зал ожидания с четырьмя стеклянными дверями, выходящими прямо на взлетное поле. И по-прежнему — ни души, чтобы проверить багаж и самих пассажиров, заставить снять обувь и пиджаки, хмуро уставиться через пуленепробиваемое стекло, сличить с паспортной фотографией и задать несколько зубодробительных вопросов о продолжительности и причинах пребывания в стране.

Если столь подчеркнутое невнимание было результатом действий Гектора — Люк намекнул на это, а сам Гектор охотно подтвердил, — то Перри мог лишь снять шляпу в знак восхищения.

Двери, ведущие на летное поле, показались ему накрепко запертыми, но Люк, надежный партнер по связке, знал, что делать. Он подошел к крайней справа двери, слегка потянул, и — надо же! — она послушно отъехала, впустив в помещение освежающую струю прохладного воздуха. Порыв ветра коснулся лица Перри, что оказалось более чем кстати, потому что он без видимой причины запарился и вспотел.

Открыв дверь в манящую темноту ночи, Люк положил руку — дружески, отнюдь не начальственно — на плечо Димы, разлучил его с Перри и, не встречая ни малейшего сопротивления, повел на взлетную полосу, а там резко свернул влево, увлекая Диму за собой. Перри неловко плелся следом, как гость, который не вполне уверен, пригласили ли его. Что-то в облике Димы изменилось. Перри не сразу понял, что именно. Шагнув за порог, Дима снял лыжную шапочку и бросил ее в удачно подвернувшуюся урну.

Повернув за ними налево, Перри увидел то, что несколькими секундами раньше увидели они, — двухмоторный самолет с выключенными огнями и медленно вращающимися пропеллерами, в пятидесяти метрах от них. В салоне виднелись призрачные силуэты двух пилотов.

Никто ни с кем не прощался.

Перри не знал, радоваться ему или сожалеть. Было столько объятий и приветствий, искренних или наигранных, столько прощаний и объяснений в любви, что в целом они явно превысили лимит, и места для эмоций уже не осталось.

Или, может быть — вечное «может быть», — Дима был слишком взволнован, чтобы говорить, оборачиваться или смотреть на Перри. Может быть, по его лицу текли слезы, когда он шел к маленькому самолету, аккуратно переставляя на удивление изящные ступни, как будто шагал по доске.

Люк, который отставал от Димы на пару шагов, словно уступая ему центральное место в лучах прожекторов и под объективами камер, тоже не сказал Перри ни слова — под его опекой находилась сформировавшаяся личность, а отнюдь не Перри, в одиночестве стоящий на заднем плане. Его внимание было сосредоточено на Диме, который сейчас являл собой воплощенное достоинство — лысина, выпяченная грудь, величественная хромота.

Конечно, позицию Люк выбрал исходя из тактических соображений. Куда же Люк без тактики. Он держался как умная и проворная овчарка в холмах Камбрии, где гулял Перри в юности; предельно сосредоточившись, он проводил по трапу, в черные недра кабины, свою призовую овцу, готовую в любой момент прянуть в сторону, запаниковать или просто застыть столбом.

Но Дима не убегал, не паниковал и не застывал столбом. Он поднялся по ступенькам в темноту — и, как только она его поглотила, маленький Люк торопливо полез следом. Закрыл ли кто-то за ними дверь или Люк сделал это сам, Перри не видел. Короткий скрежет, двойной щелчок, когда дверь захлопнулась изнутри, и черная дыра в боку самолета исчезла.

Перри не запомнил взлета; в ту минуту он думал позвонить Гейл, сказать ей, что «орел улетел» или что-то в этом духе, затем найти машину или такси — а может быть, пешком вернуться в город. Он очень смутно представлял себе, где находится центр Бельпа — если у этого города вообще имелся центр. Лишь заметив стоящего рядом Олли, Перри очнулся и вспомнил, что к Гейл и осиротевшей семье в Венгене его отвезут.

Когда самолет взлетел, Перри не стал махать. Он наблюдал, как машина быстро набирает высоту — вокруг Бельпа множество холмов и невысоких гор, поэтому пилотам приходится проявлять изрядную ловкость. Эти летчики были опытны. Чартер, судя по всему.

И взрыва не было. По крайней мере, Перри его не слышал. Впоследствии он даже об этом жалел. Только глухой удар, продолжительная белая вспышка, озарившая черные холмы, потом — совсем ничего. Мертвая тишина. Потом завыли сирены патрульных машин, «Скорой помощи», пожарных и, точно искры от угасшего костра, засверкали проблесковые маячки.

В настоящее время одна полуофициальная версия гласит — отказ оборудования, другая — неисправность двигателя. Активно обсуждается халатность обслуживающего персонажа. Бедный маленький аэропорт Бельпа давно служил козлом отпущения для экспертов, и теперь критики бичуют его не покладая рук. Охотно обвиняют и диспетчеров. Две комиссии не смогли прийти к единому мнению. Страховщики наверняка отсрочат платеж до выяснения причин катастрофы. Обгоревшие трупы до сих пор озадачивают следствие. Летчики вне подозрений — самолет действительно принадлежал частной компании, но оба пилота были опытные, непьющие, семейные, в крови у них не найдено никаких следов запрещенных веществ или алкоголя, а в личных досье — ничего компрометирующего. Оба жили в Харроу, жены в добрососедских отношениях. Две трагедии — однако, по мнению прессы, ничего особенно интересного.

Но почему же бывший сотрудник британского посольства в Боготе летел одним рейсом с «одиозным русским нуворишем»? Даже желтая пресса не смогла ответить на этот вопрос. Секс? Наркотики? Оружие? Похоже, ни то, ни другое, ни третье — журналисты тщетно искали улик. Зашла речь и о терроризме, коим в наши дни объясняют буквально все подряд, но эту версию решительно отвергли.

Ни одна группировка не взяла на себя ответственность за случившееся.