Наследница Касс Кира

— Вах, варныты! Сычас схожу папрашу у жены. Гадэ взять?

— Пусть ваше агентство возмещает убытки. — Коля понимал, что никто ничего возмещать и не подумает. Просто сейчас, чтобы не свихнуться, надо было что-нибудь говорить. А что потом? — Давайте подъедем к какому-нибудь магазину. Куплю водяры! Напьюсь!

— Вот эт-та правылн. Нэкита.

Водитель, который только что жаловался на то, что не в состоянии рулить, охотно повернул ключ зажигания, тронул «Шевроле» с места. Андрей вышвырнул оранжевую гильзу в разбитое окно.

— А ведь мерзавцы работали по наводке, — задумчиво пробормотал он. — А наводка эта, скорее всего, из банка. Вы давно с «Северо-Западом» ведете дела? — вопросительно посмотрел он на Николая.

Тот отрицательно мотнул головой.

— Нет. Это первая сделка. Но банк здесь ни при чем. О том, что я буду сегодня забирать деньги, знал только начальник оперативного отдела. А он мой бывший одноклассник.

— Ха, аднакласснык! Такый аднакласснык… — Гадир безнадежно махнул рукой.

— Нет, — набычился Николай. — Это не он. Я знаю, кто. Вы правы, здесь действовали по наводке.

— Кто? — насторожился Андрей.

Николай не ответил. Он ушел в себя и сидел, обхватив руками голову, раскачиваясь из стороны в сторону, как китайский болванчик, и тупо бормоча: «Я знаю… я знаю… я знаю…»

Андрей и Гадир обменялись встревоженными взглядами.

Чего он знает?

— Я знаю… я знаю… я знаю…

— Эй! Алло! — Андрей потряс Николая за плечо. — Придите в себя. Кого вы знаете?

— Того, кто навел. Того, кто стоит за всем этим. Вот ведь сволочь!

— Кто?

И снова Николай пропустил этот вопрос мимо ушей.

— Вот что, — вместо ответа решительно сказал он. Как минуту назад он моментально потерял себя, так же сейчас резко вышел из транса. — Не надо никаких магазинов. Поехали в Вырицу…

«А что там, в Вырице? В Простоквашино путь закрыт. В коттедже уже хозяйничают новые владельцы».

— …Нет, не в Вырицу. Едем туда, куда ехали. В «Банковский Дом».

«Теперь валить на Сейшелы, конечно, уже нет смысла. С полусотней штук баксов там не продержаться и года. Остается отозвать деньги обратно. И постараться вернуть билemна самолет. А потом… а потом… а потом расквитаться с паршивой скотиной, которая организовала сегодня налет. И подохнуть!»

— Так кыто стаыт за всем этым?

— Сволочь… Магистр, — прошептал Николай и опять обхватил руками голову.

Через три недели у клуба «Консервы» остановилось такси. Из него вылез полный представительный мужчина в длинном черном пальто и с миниатюрным кейсом в руке. Он, не вызвав никаких подозрений у секьюрити, прошел внутрь, миновал просторный холл, потом стрип-бар и поднялся по небольшой металлической лесенке. У массивной двери, ведущей в служебное помещение, топтались двое мордоворотов. Увидев мужчину, оба слегка удивились.

— Здорово. Куда провалился? Миша ищет тебя уже больше недели. Сотовый отключен. В «Простоквашине» не появляешься. В коттедже живут какие-то хачики.

— Всё нормалек, — спокойно улыбнулся Николай. — Я привез Мише деньги.

— Где они? Здесь? — Один из охранников забрал кейс. Другой в это время умело охлопал Колю, хотя не сомневался в том, что у этого толстожопого не может быть никакого оружия. Но работа есть работа. — Я гляну?

— Смотри. Не жалко.

Мордоворот щелкнул замками, откинул крышку кейса и поднял на Николая удивленный взгляд.

— Хм, а где же голье? Вижу лишь ноутбук.

— А ты ожидал увидеть пачки «зеленых»? Братишка, живешь по старинке. Фишки здесь, в компьютере. Пятнадцать минут, и я переведу по этому ноутбуку хоть доллары, хоть йены куда нужно и сколько нужно. Так я пошел?

— Лады, проходи. Знаешь, куда. — Охранник нажал на кнопочку на пульте, и замок на двери щелкнул.

Николай толкнул ногой дверь и уверенно зашагал по длинному узкому коридору. Мордоворот проводил его взглядом, захлопнул дверь и повернулся к своему напарнику:

— Ха, распальцовка! Ты погляди на этого делового. Голье, видишь ли, у него в ноутбуке. Не-е-е, не принимаю я современных приблуд. Жил без кредиток и Интернетов, не жаловался. Как-нибудь проживу и дальше.

В этот момент Николай, пнув ногой еще одну дверь в конце коридора, уверенно шагнул в полутемную комнату, мрачно посмотрел на троих мужчин, развалившихся в креслах возле электрического камина, и спокойно произнес.

— Ну здравствуй, Магистр.

Потом его большой палец нажал на чуть заметную выпуклость на ручке кейса, и тот упал на пол. В руке остался только компактный пистолет-пулемет, замаскированный под ноутбук умельцами из австрийской фирмы «Хеклер и Кох».

Двадцать дней, разделившие налет на минивэн и поездку в «Консервы», Николай прожил в небольшом уютном мотеле около Сестрорецка. Деньги обратно со счета в Виктории отозвать удалось. Правда, уже не пятьдесят пять тысяч «зеленых», которые месяц назад перевел на Сейшелы, а, за вычетом всевозможных платежей и неустоек, всего лишь чуть больше тридцати. Но Коля не спорил. И этого было более чем достаточно, чтобы оплатить проживание в мотеле и приобрести на заказ за двенадцать штук баксов ноутбук «Хеклер и Кох». Одно неудобство: заказ, несмотря на срочность, пришлось ждать почти двадцать дней. Но Николай был терпелив. К тому же, от выбора, перед которым его поставила жизнь, никуда было не уйти. Оставалось или выбить из бендеровского пахана свои деньги, или отомстить и умереть.

Когда ему позвонили и сообщили, что можно приезжать за заказом, Николай принял душ, достал из чемодана новую рубашку, специально купленную для этого случая. Потом спустился к портье и уточнил, не остался ли он чего должен мотелю. Оставил хорошие чаевые и предупредил, что съезжает.

И еще: он хотел бы отдать на хранение свой чемодан; если не вернется за ним в течение суток, значит, не вернется никогда, и все вещи можно отдать бомжам.

Через пятнадцать минут Николай вышел из мотеля, уселся в вызванное такси и отправился на эшафот.

Вернее, сперва за оружием, а потом сразу в «Консервы», к Магистру.

— Ты чего, охренел? — Миша смерил непонимающим взглядом застывшего с автоматом в руке Николая, но совершенно не испугался. — Тебе вредно ездить в заграничные поездки. Интересная штучка, — заметил он, имея в виду «Хеклер и Кох», и протянул руку. — Дай посмотреть.

— Сейчас посмотришь его в деле, ублюдок, — процедил Николай. И несколько театрально сформулировал свое требование: — У тебя десять минут. В течение этого времени ты должен хорошенько обдумать и рассказать, как будешь мне отдавать мои деньги. Если мне не понравится то, что ты предложишь, я прострелю тебе брюхо так, что его уже не заштопают никакие врачи. Время пошло.

Вот теперь Магистр, действительно, испугался, осознав, что у толстяка, похоже, и правда, поехала крыша.

— Какие деньги? Коля, ты что? У меня нет никаких твоих денег.

— Время идет.

Магистр растерянно переглянулся с друзьями и решил, что если всё обойдется и он выберется из этой передряги живым, то, во-первых, сразу же установит здесь что-нибудь типа кнопки тревожной сигнализации. Как в банках. А во-вторых, всегда будет носить с собой пистолет.

— И сколько тебе надо денег?

— Ты знаешь, — выдавил Коля. Несмотря на камин, в комнате было не жарко, но его круглое лицо блестело от пота. Даже не надо было быть проницательным Мишей Магистром, чтобы понять, насколько сейчас напряжена каждая клеточка большого Колиного тела, как гудят его натянутые как струны, готовые лопнуть в любой момент нервы. Одно неосторожное слово, одно резкое движение, и этот придурок надавит на спусковой крючок.

— Я не знаю, Коля. Честное слово, не знаю. И ничего не понимаю, — постаравшись придать голосу максимум искренности, воскликнул Магистр и подумал, что лучше оказаться одному на большой дороге против шайки разбойников, чем в маленькой комнатке лицом к лицу с вооруженным психом. — Объясни.

— Ладно, напоминаю: три недели назад налет на минивэн, на котором я вез из банка два лимона баксов. Вез, между прочим, тебе.

— Какой банк, Коля? Я только вчера звонил управляющему. Никакие деньги из Испании так и не поступили.

— Не прикидывайся. Ты отлично понимаешь, что я говорю не о твоем идиотском «Трастовом Банке». В последний момент мне подвернулся более надежный вариант, и я воспользовался счетом в «Северо-Западе». Перечислил туда два лимона, без проблем обналичил и собирался по-честному разделить их с тобой пополам, как и договаривались. Ехал к тебе. Но ведь тебе мало половины, Миша. Тебе нужно всё. Но этим куском ты подавишься. Гони мою долю! Пять минут, — потряс автоматом Николай

— Погоди-погоди. Я так понимаю, тебя кто-то обнес на это бабло, когда ты получил его в банке. Но с чего ты решил, что это я? Да я ни сном ни духом… Сам не ведал, куда ты запропастился, ждал твоего звонка, был уверен, что ты меня прокатил. Спроси кого хочешь, любой подтвердит. Да вот хоть он. — Магистр указал на совершенно незнакомого Николаю типа с квадратной челюстью и синими от наколок руками. — Или он. — Второй чел, невысокий поджарый мужчина в строгом черном костюме, был знаком не более первого. — Вот что, Коля, кончай городить косяки. Откладывай в сторону дуру и присаживайся. Спокойно поговорим, расскажешь подробнее, что произошло. Вместе подумаем, где искать гадов, которые кинули тебя на голье. И поверь, мы их найдем без проблем. Я не меньше твоего заинтересован в том, чтобы вернуть эти фишки. А мои возможности тебе известны отлично. Такой хабар, как два лимона бачков, в Питере скрыть невозможно. И я…

— Две минуты, — перебил Николай.

— Да послушай же ты…

Договорить Магистр не успел. Тип в черном костюме вдрут стремительно, словно подброшенный мощной пружиной, вылетел из своего кресла, выхватывая из-под полы пиджака пистолет. В кошачьем прыжке, которому мог бы позавидовать любой футбольный вратарь, он метнулся к массивному письменному столу, который, хоть и с огромной натяжкой, но всё-таки можно было использовать, как укрытие. Еще находясь в полете, он открыл огонь, но успел выстрелить лишь два раза. В молоко. Из такого положения попасть в цель можно было только случайно. На третий выстрел времени уже не хватило. Николай чуть развернул автомат и хладнокровно надавил на спусковой крючок. Короткая очередь, и несколько пуль буквально разворотили грудину, заодно испортив дорогой черный пиджак. А Коля, как ни в чем не бывало, опять повернулся к Магистру.

Тяжело шагнул вперед.

Теперь голову бендеровского пахана от ствола скорострельного автомата отделяю не более метра.

— Коля, одумайся! Что ты творишь! Приди в себя! Еще ничего не потеряно! Сейчас…

— Я пришел убить тебя и умереть. И сделаю так, как решил. — Николай напоминал робота. Терминатора. Ни капли эмоций, ни малейшего признака нервяка. Он уже переступил черту, за которой все действия совершаются автоматически. Такого человека уже нельзя убедить. Разговаривать с ним бесполезно. Магистр понял, что ни единого шанса ему не осталось. Но пока жив, надо бороться. И он попробовал выскочить из глубокого кресла, но сделать это так же ловко, как его покойный приятель, не сумел. Николай бесстрастно приставил ему к затылку ствол автомата и дернул указательным пальцем.

Короткая очередь снесла Михаилу Катуницэ половину башки.

Следующая — изрешетила типа с квадратной челюстью и синими от наколок руками.

Оставалось надеяться, что в магазине есть еще хотя бы один патрон для себя. В том, что его теперь просто так не убьют, а заставят конкретно помучиться, Николай не сомневался.

Но еще было время, чтобы избежать этих мучений. Мало времени — из коридора уже донесся топот охранников, — но его вполне хватало.

— Вот так-то, Магистр. Сейчас снова встретимся, — спокойно сказал Николай, вставил в рот горячий ствол автомата и в тот момент, когда в комнату ворвалась охрана, надавил на спусковой крючок.

Глава четвертая

УДАРИМ КОМПРОМАТОМ ПО БЮРОКРАТАМ!

ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР

30 ноября 1999 г. 15-30 — 20-00.

Валерий Сергеевич. — Я останавливаюсь на пороге гигантского кабинета, оформленного в стиле незабвенных времен строительства коммунизма. Отделанные дубовыми панелями стены, массивная мебель, тяжелые плюшевые портьеры. Компьютера на рабочем месте нет, зато центральное место занимает бронзово-малахитовое изваяние, совмещающее в себе чернильницу, пепельницу и нечто вроде стакана для карандашей. — Здравствуйте. — Я слегка наклоняю голову.

На мне деловой синий костюм. Волосы на затылке туго стянуты в хвост. На лице никаких следов макияжа. Какая косметика? Я не на дискотеке, а с визитом у одного из вершителей судеб российской экономики. Притом, с весьма щепетильным визитом. Либо сегодня я выйду отсюда с победой, либо меня уведут под конвоем.

— Проходите, Виктория Карловна. — Мне навстречу спешит подвижный лысенький мужичок с небрежно повязанным галстуком. Сверкают не только его лакированные ботинки. Сверкает он весь. Вернее, лучится… лучится гостеприимством и доброжелательностью. Но это маска. Под которой — шакал, хитрый и подленький, который ошибочно решил, что на мне можно безболезненно нагреть свои лапки, и, набравшись смелости, высунул мордочку из норки. Сейчас по ней и схлопочет. — Располагайтесь. Не поверите, как мне приятно принимать столь прекрасных посетителей.

«Естественно, не поверю», — разлюбезнейше улыбаюсь я и устраиваюсь в жестком кожаном кресле «а-ля Молотов». На плотно сдвинутых коленках у меня толстая папка. А в папке бомба. Мощностью сто десять листов писчей бумаги. Сейчас я ее буду взрывать.

— Итак, Виктория Карловна.

«Итак, Валерий Сергеевич», — продолжаю улыбаться я.

Пока продолжаю…

«Три недели сумасшедшего дома», — иначе это никак не назовешь. И если первая неделя мне, исстрадавшейся от безделья, была по приколу, и я наслаждалась, то на вторую начала потихоньку поскуливать и проситься обратно к себе в конуру; а на третью у меня на губах выступила пена, я взбесилась и начала бросаться на людей.

Сначала был Белозерск, где я, как выразился Бос, «выполняла представительские функции». И первое, что сделала — это, пересилив себя, объехала семьи погибших и пострадавших при аварии. Ничего официального, никакого разговора о компенсациях. Просто несколько человеческих слов, соболезнование, которое идет не от головы, а от сердца. И везде (в каждом доме!) меня принимали на удивление тепло. С комом в горле, со слезами на глазах, но пытались попотчевать чаем, рассказывали, какие чудные были у них ребятишки, расспрашивали о моей сиротской жизни. Чудные люди! Все, как один!

В этот день я окончательно утвердилась во мнении, что Шикульский уже не жилец.

А на следующий день о моем обходе знал уже весь небольшой городок. Наплевав на Шикульского, я одна, без охраны вышла на улицу. И меня узнавали! Со мной здоровались! Со мной заговаривали, выражали свою поддержку. Я была просто шокирована такой популярностью. И откровенно ревела!

Пляцидевский и Бос были в восторге!

— За общественное мнение теперь можно не беспокоиться, — довольно потирал руки Даниил Александрович.

— Вика, ловко ты это придумала с выходом в город, — нахваливал меня Федор Евгеньевич. Он окончательно перешел на «ты», и я не возражала. Дистанция, конечно, дистанцией, но терпеть не могу ненужного официоза.

— Если вы еще скажете, что я ловко придумала со вчерашним обходом, я перестану вас уважать.

— Что ты, Вика! — смутился Бос. — Неужели я не понимаю, что сегодняшняя прогулка по городу была практичным и очень разумным ходом, а визиты в семьи рили от самого сердца. На твоем месте я бы поступил точно так же.

Хрен бы он так поступил! У этого деятеля были заботы куда поважнее. И он уже давно забыл, что такое эмоции. Потому-то Федор Евгеньевич и был председателем, а не рядовым инженером.

Межведомственная комиссия в составе пяти человек третий день торчала в затрапезной местной гостинице. Цех, где произошла трагедия, был опечатан до 10 ноября, никто из руководства с незваными столичными гостями общаться не собирался. Я было надумала их навестить, но Пляцидевский, как только услышал об этом намерении, испуганно вытаращил глаза.

— Ничего лучше придумать ты не смогла?!! Да они только того и ждут, чтобы перед ними здесь начат гнуться в поклонах. Перебьются. К тому же, тебе лучше всего держаться от этих разборок подальше. Ты еще не уполномочена официально решать даже самые ничтожные вопросы. Так что наблюдай, учись и помни о том, что ты еще дилетантка.

— Тогда какого хрена я здесь торчу? — в который раз с момента наступления кризиса задала я вопрос. И в который раз получила стандартный ответ.

— Для представительства. Ты даже не представляешь, как много ты сделала, неофициально проболтавшись здесь пару дней. А между прочим, сама того не сознавая, сумела привлечь на нашу сторону весь город. Кстати, не желаешь слетать в Подпорожье? Там сейчас Крупцов.

Я желала. Мне понравилось кататься на вертолетах. И вечером 9 ноября я уже прогуливалась по небольшой, в двадцать домов, деревушке с весьма подходящим названием Морока. Действительно, сплошная морока мне с этим концерном.

Крупцов, уже было собравшийся возвращаться в Питер, задержался из-за меня на день. И теперь месил сельскую грязь в ногу со мной.

— Мои парни провели блиц-расследование, — рассказывал он. — Выводы следующие: несомненный поджог. Работали профессионалы. На пепелище мы обнаружили следы фосфора, а дилетанты обычно пользуются бензином или соляркой. Поджог был произведен одновременно в трех местах — на крыльце, с фасада и с северной стороны, возле окна. Цель ясна: не просто спалить дешевую избу, а еще и не дать выбраться из пожара людям. Были нужны жертвы.

— Зачем?

— Для большей шумихи.

— Но зачем нужна эта шумиха? Какой смысл?

— Не торопись, Вика, — положил руку мне на плечо Крупцов. — Я обещал тебе изложить свои соображения после того, как всё проверю. И я свое слово сдержу. Наберись терпения, дочка. А сейчас загляни вот сюда. Это дом той девочки, табельщицы.

— Одной из двоих?

— Да. Она была твоей ровесницей. И жила с бабушкой. Теперь бабушка осталась одна.

Я заглянула. Да так и осталась в этом доме до следующего утра. Баба Валя, замечательная старушка, несмотря на тяжелейшую потерю единственного близкого человека, держалась просто геройски. Хлопотала на кухне, готовила к завтрашним поминкам, и я, не долго думая, нацепила передник и принялась ей помогать. В полночь зашел обеспокоенный Крупцов, посмотрел на меня, взмыленную, волчком вертящуюся возле плиты, и одобрительно кивнул. Ничего не сказал, просто кивнул, но это было красноречивее любых слов. С каждой очередной нашей встречей я всё отчетливее видела в нем настоящего друга. И похоже, что это чувство было взаимно. Я не сомневалась, что произвожу на бывшего комитетчика и теневого главу «Пинкертона» всё более и более благоприятное впечатление. И была уверена в том, что мы найдем общий язык. Впрочем, мы его уже нашли.

На следующее утро Крупцов уехал в Петербург. А я не могла не присутствовать на похоронах и поминках. Потом расцеловала заплаканную бабу Валю. Пообещала на прощание: «Как только выдастся свободный денек, сразу приеду. Вы не волнуйтесь, я вас не оставлю. Ведь у меня тоже никого нет». И улетела в Белозерск. На следующий день мне предстояли еще одни похороны.

Сволочуга Шикульский!

В Белозерске меня ждали интересные новости. Во-первых, Бакланов с полной уверенностью определил, что в компьютер было совершено проникновение извне, и линия с ЧПУ, включающая в себя пильный комплекс, на котором произошла авария, перепрограммирована.

— Отследить, откуда был взлом, конечно же, невозможно? — скорее, не спросила, а констатировала я.

— Думаю, это не смогли бы сделать даже спецслужбы. С их-то возможностями.

— А доказать, что это диверсия, можно?

— Вполне, — кивнул Бакланов. — Другое дело, захотят ли внимать этим доказательствам там, где мы решим их предъявить.

— Ну, это уже другая забота. — Я беспечно махнула рукой. И принялась фантазировать: — А пока возьмите на себя юридическое оформление факта взлома. Сделайте так, чтобы игнорировать эти доказательства было как можно труднее. Привлеките независимых экспертов. Если потребуется, концерн профинансирует приезд хоть целой комиссии из Москвы. Если считаете необходимым, можете опечатать сервер. Отрубить компьютер…

— Тогда встанет целое предприятие, — перебил меня программист. — К тому же, в этом нет никакой необходимости. Взлом не сокрыть. А тем, что вы мне сейчас перечислили, я уже занимаюсь. Всё будет оформлено в лучшем виде.

— Спаси-и-ибо. — Черт, как же мне нравилось иметь дела с этими «пинкертоновцами»! Все, как один (за исключением Андрюши), они были не просто специалистами высочайшего уровня. Они были Работниками — именно так, с большой буквы.

…То, что мне рассказал Бакланов, оказалось сущей ерундой по сравнению с тем, что я через час услышала от Пляцидевского.

— Вика, ты очень хотела знать, что я насчет всего этого думаю, — приступил он к разговору, и я взмолилась:

— Даниил Александрович, прошу вас, без предисловий!

— Ладно, без предисловий. Я не хотел озвучивать то, что тебе сейчас скажу, пока всё не проанализирую и не перепроверю. — Он был неисправим!

— Даниил Александрович!

— Потерпишь. Так вот, многое из того, что услышишь, ты не поймешь. Впрочем, я не буду вдаваться в детали. Опишу в общих чертах. Вика, я, кажется, знаю, что нам должны предъявить.

— Что?!! — взорвалась я.

— Мошенничество со страховкой. Но это мелочь, это лишь первое. Второе — организация диверсий на своих собственных предприятиях.

— Но это же бред!

— Не совсем. На данный момент в этом есть рациональное зерно. Не забывай, что менее чем через месяц ты должна официально вступить в права наследования. И, — Пляцидевский выставил перед собой указательный палец, — уплатить огромный налог. Что-то около полутора миллиардов долларов. Таких денег у тебя, естественно, нет. Изъять их из оборота ты не в состоянии. Получить в банке кредит под концерн ты не сможешь даже со своим контрольным пакетом — не позволят акционеры. Остается искать обходные пути. Вот эти диверсии и есть один из таких путей.

— Не понимаю, — промямлила я.

— М-да, конечно, — пробормотал Пляцидевский с таким видом, словно постеснялся продолжить: «Я забыл, что ты круглая дура». — Объясняю на пальцах. В счет погашения убытков из-за этих аварий концерн получает страховку. Это могут быть довольно крупные деньги.

Я чуть не расхохоталась.

— Тысяч пятьдесят за пильный комплекс. Еще тысяч тридцать за крушение поезда.

— Страхуются не только основные средства, но и коммерческий риск, и контракты, и прибыль, недополученная в результате форс-мажорных ситуаций. С миру по нитке, и набирается круглая сумма. Которая выпадает из бюджета концерна, и которую поэтому можно пустить на оплату налога.

— Но не полтора миллиарда же!

— Естественно, нет. Но страховки вполне может быть достаточно для того, чтобы уплатить первый взнос и добиться рассрочки у государства.

— А при чем здесь изба в Подпорожье? — Та глухая деревня Морока, та чудесная бабушка Валя, та девочка Таня, которую я хоронила сегодня, не шли из головы. — И при чем лесовоз, опрокинувший поленницу дров?

— Ни при чем. Представь: выведя из строя половину завода здесь, в Белозерске, мы хотим представить это, как нападение со стороны. И параллельно с этим устраиваем еще три незначительные диверсии.

— Спецом в одно время.

— Да, Вика. Ты меня поняла. Представляешь, какую спираль они хотят раскрутить? — блеснул очками Даниил Александрович.

— Крупцов в курсе?

— Он думает так же, как я.

— А что он думает… и что думаете вы насчет того, как нам отмазаться от этих обвинений, когда их нам предъявят?

— Мы в затруднении, — бесстрастно признался Пляцидевский. — Но пока обвинения не предъявлены, у нас еще есть время.

— Потом будет поздно, — вздохнула я. — Что там комиссия?

— Делают вид, что проверяют соблюдение правил эксплуатации пильного комплекса. Потом они переключатся на компьютер. И найдут то, что им было заказано — то, что аварийная линия была перепрограммирована.

— Извне.

— Это не суть. Им хватит самого факта. Они сольют его в министерство, а дальше жди неприятностей.

— Ждать неприятностей — мое предназначение, — грустно призналась я. — Этим видом спорта я занимаюсь с раннего детства. И достигла здесь неплохих результатов. Так что этим меня не испугать. И не удивить.

…Ждать неприятностей мне пришлось еще пять дней. За это время, пока неповоротливая комиссия копалась в технической документации, не спеша «находить» криминал, мы подкинули ей большую свинью. В новостях недели, на одном из центральных каналов, дали большой репортаж об эпидемии аварий на объектах «Богатырской Силы». И о независимом расследовании, которое проводит агентство «Богданов и Пинкертон». Сначала Бакланов на всю страну объявил о результатах проверки компьютера: взлом, диверсия. После него Крупцов долго распространялся о результатах спектрального анализа на пожарище в Подпорожье: обнаружен фосфор, поджог. Плюс разобранные пути на узкоколейке в Лужскам районе. Плюс мелкая диверсия под Медвежьегорском. Вывод: Семен Леонидович складно повторил то, что мне рассказал Пляцпдевский, — под концерн копают, его пытаются подставить. Результат: то, что хотели инкриминировать нам, мы хладнокровно озвучили сами. Да еще и цинично добавили, что завтра результаты внутреннего расследования будут переданы в правоохранительные органы. Кое-кто в Москве и в Сибири, смотря эту передачу, наверное, поперхнулся.

Но как же бочка меда без примеси дегтя? Конечно, телевизионщики хотели как лучше, а получилось дерьмо. Я чуть не грохнулась в обморок, когда в конце репортажа дали коротенький видеоклип обо мне. Я гуляю по улицам Белозерска, я разговариваю с горожанами, от переизбытка чувств я пускаю скупую слезу. А ведь даже не заметила, как меня снимают! Убила бы этого вонючего папарацци! Уж чего-чего, а светиться мне совсем ни к чему.

Комиссия, за которую всю «работу» выполнил Бакланов, убралась из Белозерска несолоно хлебавши. Но насчет того, что концерн оставят в покое, иллюзий никто не испытывал.

Крупцов рыл копытами землю, пытаясь найти хоть одного непосредственного исполнителя диверсий. Но скорее всего, все они уже были мертвы.

Гепатит затаился в Москве и то, чем сейчас занимается, держал в строгом секрете. В телефонных разговорах со мной он об этом не обмолвился ни словечком. Оно и понятно: телефон — штука весьма ненадежная.

Бос с Пляцидевским готовили очередное заявление для СМИ. А я за полнейшей своей непригодностью, дабы не путалась под ногами, была посажена в вертолет и отправлена в ссыпку, в деревню Морока. К бабушке Вале. К парному молочку. И к непроходимой сельской грязюке, через которую можно пробраться разве что на вездеходе.

Но Артур Георгиевич Иванов обошелся без вездехода. Он приперся пешком, и его неожиданный визит прервал 16 ноября, во вторник, мое двухдневное беззаботное пребывание в деревне. Это был невысокий плотный мужчина лет сорока с коротким ежиком седых волос, близко посаженными глазами и пухлыми губами сластолюбца. Он с первого взгляда вызвал у меня неприязнь. А стоило ему извлечь из кармана комитетскую корку, как неприязнь сразу удесятерилась. Я выстроила в уме замысловатую многоэтажную матерщину и кивнула на дверь своей комнаты.

— Что ж, проходите.

Эти ушлые дети Дзержинского сумели подловить меня в таком месте и в такое время, когда рядом не было ни Крупцова, ни Пляцидевского, ни Гепатита. Не было никого, кто бы мог подсказать, поддержать… просто понять меня. Мне предстояло выпутываться из хитроумной комитетской паутины самостоятельно.

Я сильно сомневалась в том, что мне это удастся.

— Ознакомьтесь. — Я открываю папку, извлекаю оттуда объемистую распечатку и аккуратно кладу ее на маленький шахматный столик. — Вам это будет интересно.

— Что это? — недовольно морщится Валерий Сергеевич и брезгливо, двумя пальчиками, берет верхний листок. Он собирался со мной побеседовать. Он собирался развести меня на базаре. Он собирался меня растоптать. И принять от меня капитуляцию. Но в его планы никак не входило ознакомление с какими-то документами.

— Здесь собрано кое-что интересное про ваших друзей и соратников, — спокойно говорю я. — Есть тут и про вас. Двенадцать последних страниц. Выделено жирным шрифтом.

На физиономии большого чиновника появляется выражение беспокойства. Вернее, не так — не беспокойства. Для беспокойства еще рановато. А пока — выражение озабоченности.

— Вообще-то, у меня нет времени для изучения ваших бумажек, — капризно поджимает он бесцветные губы, но всё-таки отделяет от пачки двенадцать листов с жирным шрифтом. — Я так понял, что вы собирались со мной побеседовать. А вместо этого подсовываете мне какую-то писанину.

— Интересную писанину, — уточняю я. — Впрочем, я не настаиваю. Для этих бумажек я без труда найду других читателей. Менее привередливых. Они будут просто в восторге, что им подарили такие сенсационные факты.

Валерий Сергеевич на секунду отрывается от просмотра жирного текста, обжигает меня презрительным взглядом, и вновь утыкает взор в бумажку.

Я терпеливо жду.

— Ну это, предположим, безосновательно, — минут через пять произносит он, но в его голосе отчетливо слышатся нотки сомнения.

— Доказательства дальше, — небрежно бросаю я и закидываю ногу на ногу.

— А вы хоть отдаете себе отчет, с чем вы играете?

— Да, отдаю.

— Ну-ну. — На более пространное заключение у Валерия Сергеевича сейчас просто нет времени. То, что он обозвал писаниной и брезгливо брал двумя пальчиками, сейчас поглотило его с головой. И с каждой прочитанной строчкой у него всё сильнее меняется лицо.

— Это что, понимать, как шантаж? — наконец отрывается он от «писанины».

— Понимайте, как вам будет угодно. Мне это до фонаря. — Я хамлю. Я, возможно, перегибаю палку. Но обуздать себя не могу. Слишком уж много головняков мне доставил в последнее время этот продажный мерзавец.

— Но ведь я сейчас услышу от вас какое-то предложение?

— Нет-нет, что вы, Валерий Сергеевич! — испуганно трясу я головой. — Я пришла сюда не торговать этими документами. Просто прихватила их с собой по случаю, думала, вдруг это будет вам интересно. А вообще-то, я просто хотела попросить вас оставить «Богатырскую Силу» в покое.

— Причем здесь я? — бурчит он, и я буквально слышу, как скрипят его мозговые извилины, он пытается сообразить, как, если придется оставить «Богатырскую Силу» в покое, будет оправдываться перед Шикульским за неотработанный гонорар.

Его Валерий Сергеевич — я в этом не сомневаюсь — уже получил. А возвращать фишки назад ой как не хочется!

— Если не вы, то кто же тогда? — задаю я двусмысленный вопрос. Понимай, как знаешь:

«Кто же тогда еще сможет помочь?»

«Кто же, если не вы, продались ублюдку Шикульскому и организовали наезд на приличное законопослушное предприятие?»

— М-м-мда-а-а… — вздыхает он. Я понимаю, насколько ему сейчас трудно. И мне его ничуть не жаль. Я злорадствую. Я упиваюсь той возвраткой, которую смогла подогнать этому негодяю. — Всё не так просто. Ничего не могу обещать.

— Я тоже, — тут же отвечаю я, и Валерий Сергеевич окончательно меняется в лице. Вернее, окончательно теряет лицо.

Каким он был deadifamb минут назад! И каков он сейчас!

— Виктория Карловна, у меня есть время на то, чтобы проанализировать ситуацию?

— Сколько угодно. — Я беспечно качаю ногой. У меня наивно-детское выражение глаз. Я не говорю, я мурлыкаю. Я абсолютно не страшная. Вот только мой собеседник почему-то вспотел. — Времени у вас сколько угодно, — повторяю я. И картинно вздыхаю. — Вот у меня его, к сожалению, не осталось совсем. Меня загнали в угол. Теперь остается единственное — пробиваться из него силой. Только силой, дипломатия себя уже исчерпала. Одним словом, та ситуация, про которую говорят: «Или пан, или пропал». Пропаду, так хотя бы утащу с собой на дно нескольких вонючих высокопоставленных педофилов.

Один из них, сейчас сидящий напротив меня, при этом заявлении вздрагивает и, по-моему, с трудом сдерживается, чтобы не двинуть меня кулаком. Как же он меня ненавидит! Какого врага я себе нажила! Но враг этот — ручной. Я знаю, на какие кнопочки нажимать, чтобы он двигался, как я пожелаю. И опасаться его мне нечего.

— Вы задумывались над тем, Виктория Карловна, что на всякое действие существует противодействие? — зло цедит он. Это остатки понтов. Я хороший психолог и знаю, что не пройдет и пары минут, как бепек остынет и станет белым и пушистым.

— Вот и я о том же, — печально вздыхаю я. — На всякий наезд нужен достойный ответ. Вот, например, у меня всё было так хорошо. Жила, не ведала печали, пока полгода назад не убили моего отца. Теперь вот подставили меня, собираются упечь в тюрьму. Так что же, мне смириться? Или защищать себя, дать сдачи? Как бы вы поступили в такой ситуации, Валерий Сергеевич?

Валерий Сергеевич понуро молчит. Он никак не может определить, как же воспринимать меня. Как наивную девочку, которая старательно пытается выполнить чью-то установку? Как вселенскую стерву, которая ловит приход от того, что доводит до инсультов московских чиновников?

— Видите, вы бы боролись, — так и не дождавшись ответа, продолжаю петь я. — Вот и я… пытаюсь. Ну, так что, Валерий Сергеевич?

— Всё зашло чересчур далеко… — принимается мямлить он, но я его обрезаю.

— Не мои заботы. Не я инициировала этот блудняк. Не мне его ликвидировать. И не я стегала ремнем десятилетних мальчишек… Кстати, их трое. Они сейчас у меня и хорошо охраняются. Все с огромной охотой дадут против вас показания, но прежде они с удовольствием покрасуются перед телекамерами. Не только российскими. Европа будет в восторге. Вы подставите всю страну, Валерий Сергеевич.

— Это инсинуация, — из последних сил сипит он, и я радостно хмыкаю. Клиент созрел. Теперь только бы не случилось сердечного приступа, а то некому будет разгребать те кучи дерьма, которые он наложил по всем углам.

— Про то, что это инсинуация, будете говорить не мне.

— Неужели вы не понимаете, что такого скандала никто не допустит. Не пройдет и суток, как все ваши доказательства будут уничтожены, а вы сами вместе со своей кампанией отправитесь, в лучшем случае, в СИЗО. Мне достаточно набрать номер…

— Набирай, извращенец! — резко перебиваю я. — Но сначала представь себе, как уже завтра будет показываться на людях твоя жена, как будут издеваться в школе над твоими детьми. Кроме троих малолетних бродяжек из сходненского притона, у нас еще четверо сутенеров. Поют про тебя, как соловьи. Всё снимается на видеокамеру. Репортеры уже в стартовых колодках, ждут сигнала, чтобы выехать к нам. Так что ничего предпринять ты не успеешь. Звони!

— Куда? — с трудом выдавливает он. Последний очаг сопротивления благополучно подавлен.

— Куда собирался!

Он отрицательно качает головой.

— Тогда звони и останавливай то, что ты запустил три недели назад.

— Это нереально.

— Мне начхать! Вообрази, с чего завтра для тебя начнется утро. И начинай действовать. А я посижу, подожду результатов. — Я прикрываю рот ладошкой и сладко зеваю. Не выспалась. — И скажи, чтобы мне принесли чашечку кофе… Покрепче, Валерий Сергеевич.

Иванов не стал ходить вокруг да около, а чуть ли не с порога объяснил мне, в каком я глубоком дерьме. Выложил всё, что на Лубянке известно про меня и Тамару. Вернее, про Ларису Богданову и Диану Ерошенко, подкрутивших ланцы с женской зоны из-под Новомосковска и по пути замочивших полтора десятка невинных налогоплательщиков.

Кажется, комитетчик хотел шокировать меня своей осведомленностью. Но в эту сказку он не попал.

— Браво! Неплохо вы покопались в моем грязном белье, — совершенно спокойно отреагировала я. — Итак, вы знаете про меня много плохого. Я и не сомневалась, что знаете. Ну и что с того, что знаете?

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

Иногда неприятное происшествие может обернуться самой крупной удачей в жизни. По крайней мере, именн...
Перед вами жемчужины творческого наследия Уильяма Голдинга.«Повелитель мух». Гротескная антиутопия, ...
Когда появились одаренные, мир стал другим. В 1980-х меньше одного процента родившихся детей обладал...
Впервые на русском – эталонный роман мастера британского магического реализма, автора, который, по с...
Однажды ночью Люси Бреннан, тренер по фитнесу, совершила благородный поступок: рискуя жизнью, остано...
Можно прочитать много книг об Успехе, а можно – только эту одну. Эффект будет одинаковый! Потому что...