Пуаро ведет следствие (сборник) Кристи Агата
— В том-то и дело! — вскричал Риджвей. — О краже было сообщено таможенникам, и каждую живую душу, покидавшую корабль, буквально прочесали.
— А облигации, я полагаю, были в большом пакете?
— Конечно. Их вряд ли спрятали на пароходе — безусловно, их не спрятали, потому что буквально через полчаса после прибытия «Олимпии» их начали распродавать мелкими партиями.
Я еще не успел послать телеграмму в Лондон, чтобы мне сообщили номера облигаций, когда их уже продали. Один маклер даже уверял меня, что купил несколько облигаций до прибытия «Олимпии».
— А не проходил ли мимо парохода быстроходный катер?
— Только служебный и после тревоги, когда все уже были настороже. Я сам следил, чтобы их не могли передать таким образом. Боже мой, мсье Пуаро, это сводит меня с ума! Люди начинают говорить, что я украл их сам.
— Но ведь вас тоже осматривали, когда вы сходили на берег? — деликатно спросил Пуаро.
— Да, конечно. — Молодой человек смотрел на Пуаро озадаченно.
— Я вижу, что вы не уловили моей мысли, — сказал Пуаро, загадочно улыбаясь. — А теперь я хотел бы произвести некоторые расследования в банке.
Риджвей достал визитную карточку и написал на ней несколько слов.
— Покажите это, и мой дядя примет вас немедленно.
Пуаро поблагодарил его, попрощался с мисс Фаркуар, и мы отправились на Треднидл-стрит, где размещался Лондонский и Шотландский банк. Мы предъявили карточку Риджвея, и клерк провел нас через лабиринт конторок и столов в маленький кабинет на первом этаже, где нас приняли оба генеральных директора. Это были важные господа, поседевшие на службе в банке. Мистер Вавасур носил короткую седую бородку, а мистер Шоу был гладко выбрит.
— Насколько я понимаю, вы занимаетесь исключительно частным сыском, — сказал мистер Вавасур. — А мы полностью положились на Скотланд-Ярд. Этим делом занимается инспектор Мак Нейл, по-моему, очень способный следователь.
— Нисколько не сомневаюсь, — вежливо ответил Пуаро. — Разрешите мне задать несколько вопросов по делу вашего племянника. Во-первых, относительно замка. Кто его заказывал Хаббсам?
— Я заказал его лично, — сказал мистер Шоу. — Это дело я не доверил бы ни одному клерку. Что же касается ключа, то один ключ был у мистера Риджвея и по одному ключу у меня и мистера Вавасура.
— И ни один клерк не имел к ним доступа?
Мистер Шоу вопросительно взглянул на мистера Вавасура.
— Думаю, не ошибусь, сказав, что ключи все время оставались в сейфе, куда мы положили их двадцать третьего числа, — сказал мистер Вавасур. — К сожалению, мой коллега заболел две недели назад — как раз в день отъезда Филипа — и только недавно поправился.
— Тяжелый бронхит не шутка для человека моего возраста, — сказал мистер Шоу печально. — Боюсь, мистер Вавасур слишком устал от тяжелой работы в одиночку, да еще эта история с облигациями…
Пуаро задал еще несколько вопросов. Я понял, что он очень старался выяснить степень близости между дядей и племянником. Ответы мистера Вавасура были краткими и точными. Его племянник был доверенным служащим банка, он не имел долгов или денежных затруднений. Он и в прошлом исполнял подобные поручения. Наконец мы вежливо распрощались.
— Я разочарован, — сказал Пуаро, когда мы оказались на улице.
— Вы надеялись узнать больше? Они такие занудные старики.
— Меня разочаровало не их занудство, мой друг, поскольку я вовсе не ждал, что управляющий банком окажется «проницательным финансистом с орлиным взором», как пишут в твоих любимых романах. Нет, я разочарован тем, что дело оказалось слишком простым.
— Простым?
— Да. А разве ты другого мнения?
— Так, значит, ты знаешь, кто украл облигации?
— Знаю.
— Но тогда… мы должны…
— Не торопись, Гастингс. В настоящее время я не намерен ничего предпринимать.
— Но почему? Чего ты ждешь?
— Я жду «Олимпию». Она прибывает из Нью-Йорка во вторник.
— А вдруг похититель за это время скроется? Ну, скажем, где-нибудь на острове в южных морях, где его нельзя отдать в руки правосудия.
— Нет, мой друг, жизнь на острове не для него. А жду я потому, что для Эркюля Пуаро это дело совершенно ясное, но для пользы других, не столь одаренных Богом, например, для инспектора Мак Нейла, необходимо сделать еще кое-какие расследования для подтверждения фактов. Надо снисходительнее относиться к тем, кто не столь одарен, как ты.
— Черт побери, Пуаро! Я бы дорого заплатил, чтобы посмотреть, как ты окажешься в дураках хотя бы один раз! Ты дьявольски самоуверен!
— Не выходи из себя, Гастингс. По правде говоря, я замечаю, что временами ты начинаешь меня ненавидеть. Бот она, плата за величие!
Маленький человек выпятил грудь и вздохнул так комично, что я рассмеялся.
Во вторник мы мчались в Ливерпуль в вагоне первого класса. Пуаро упрямо отказывался просветить меня насчет своих предположений. Он лишь демонстрировал удивление, что я еще не додумался до разгадки сам. Спорить с ним было ниже моего достоинства, и мне пришлось скрывать свое любопытство за видимым безразличием.
Как только мы появились на причале, где стоял трансатлантический лайнер, Пуаро стал энергичным и подтянутым. Все наши действия свелись к тому, что мы по очереди расспросили четырех стюардов о друге Пуаро, который плыл на этом пароходе в Нью-Йорк прошлым рейсом.
— Пожилой джентльмен в очках, — услышали мы. — Полный инвалид, едва смог выйти из своей каюты.
Описание пожилого джентльмена полностью совпадало с внешностью мистера Вентнора, который занимал каюту 24, находившуюся рядом с каютой Филипа Риджвея. Хотя я и не мог понять, как Пуаро догадался о существовании мистера Вентнора и о его внешности, я сильно возбудился.
— Скажите мне, — обратился я к стюарду, — не сошел ли этот джентльмен первым по прибытии в Нью-Йорк?
Стюард покачал головой.
— Нет, сэр, напротив, он сошел одним из последних.
Я был разочарован, но увидел, что Пуаро посмеивается надо мной.
Он поблагодарил стюарда, вручил ему банкноту, и мы отправились назад.
— Все очень хорошо, — заметил я горячо, — но этот последний ответ начисто разрушил твою теорию! Улыбайся теперь сколько хочешь!
— Ты, Гастингс, опять ничего не понял. Наоборот, этот последний ответ будет краеугольным камнем моей теории.
Когда наш поезд уже набрал ход, Пуаро несколько минут сосредоточенно что-то писал, а потом запечатал написанное в конверт.
— Это для нашего славного инспектора Мак Нейла.
Прибыв в Лондон, мы отправили конверт в Скотланд-Ярд, а затем отправились в ресторан «Рандеву», куда я по телефону пригласил мисс Эсме отобедать с нами.
— А как же Риджвей? — спросил Пуаро, сверкнув глазами.
— Но разве теперь подозрение не падает только на него одного?
— Гастингс, ты привыкаешь мыслить нелогично. Конечно, если бы вором оказался Риджвей, это дело было бы эффектным, правда, не для мисс Фаркуар. Ну, а теперь давай рассмотрим все подробно. Я вижу, ты сгораешь от любопытства. Итак, запечатанный сверток исчез из закрытого саквояжа и растворился в воздухе. Мы отбросим гипотезу о растворении в воздухе, поскольку она не согласуется с данными современной науки. Нет сомнений, что сверток нельзя было пронести на берег…
— Да, но мы знаем…
— Ты, Гастингс, может быть, и знаешь, а я нет. Я придерживаюсь простого мнения: все, что невозможно, невозможно. Остаются два варианта: сверток был спрятан на корабле, что сделать довольно трудно, или же был выброшен за борт.
— А! С привязанным к нему поплавком!
— Без всякого поплавка.
Я взглянул на Пуаро с удивлением.
— Но, если облигации были выброшены за борт и утонули, каким образом их продавали потом в Нью-Йорке?
— Восхищаюсь твоей логикой, Гастингс. Облигации были проданы в Нью-Йорке, а значит, их не выбросили за борт. Ты понимаешь, куда это нас ведет?
— Туда, откуда мы начали.
— Отнюдь. Если сверток выброшен за борт, а облигации проданы в Нью-Йорке, значит, облигаций не было в пакете. Разве есть какие-то доказательства, что в запечатанном пакете были именно облигации? Напомню, что мистер Риджвей ни разу не вскрывал пакет с момента получения его в Лондоне.
— Да, это так, но тогда…
Пуаро нетерпеливо взмахнул рукой.
— Позволь мне продолжать. В последний раз облигации видели в кабинете Лондонского и Шотландского банка утром двадцать третьего. Затем они появились в поле зрения в Нью-Йорке, через полчаса после прибытия «Олимпии», а один маклер даже утверждает, что чуть раньше прибытия корабля. А если предположить, что их вообще не было на «Олимпии»? Есть ли еще способ, которым они могли попасть в Нью-Йорк? Да, есть. «Джайгентик» отплывает из Саутгемптона в тот же день, что и «Олимпия», но скорость у него больше. Если послать облигации с «Джайгентиком», то они прибудут за день до «Олимпии». Вот и вся разгадка. Запечатанный конверт был лишь подделкой, и сделана она была в самом банке. Сделать второй пакет и подменить первый могли трое — Риджвей или один из директоров. Затем облигации были посланы партнеру в Нью-Йорке с указанием продать их, как только «Олимпия» прибудет в порт. При этом кто-то должен был инсценировать ограбление на «Олимпии».
— Но зачем?
— Если Риджвей вскрывает пакет и не находит облигаций, подозрение автоматически падает на Лондон. Человек, который плыл в соседней с Риджвеем каюте, сделал вид, что взламывает замок, хотя на самом деле открыл его запасным ключом и выбросил пакет за борт. Он подождал, пока все сойдут с корабля, чтобы покинуть «Олимпию» последним, поскольку не хотел быть замеченным Риджвеем. Он сошел на берег в Нью-Йорке и вернулся назад первым же пароходом.
— Но кто это был?
— Человек, который имел запасной ключ, человек, который заказал замок, человек, который не был тяжело болен бронхитом в своем загородном доме, «занудный» старик мистер Шоу! Иногда, мой друг, преступники встречаются и в самых высоких сферах. А, вот мы и прибыли, Здравствуйте, мадемуазель Фаркуар! Вы позволите? — И сияющий Пуаро расцеловал потрясенную девушку в обе щеки.
Тайна египетской гробницы
Среди всех приключений, которые мне довелось испытать вместе с Пуаро, одним из наиболее захватывающих было расследование странной серии смертей, последовавших сразу за находкой и раскопками могилы фараона Мен-Хен-Ра.
Сэр Джон Уильярд и мистер Блайнбер из Нью-Йорка, которые производили раскопки недалеко от Каира, в окрестности пирамид Гизы, неожиданно наткнулись на ряд захоронений.
Открытие вызвало живейший интерес. Оказалось, что гробница принадлежала фараону Мен-Хен-Ра, одному из мрачных царей Восьмой Династии, при которой начался закат Древнего царства. Об этом периоде было мало известно, и поэтому находки широко освещались в прессе.
Вскоре произошло событие, полностью захватившее внимание публики: сэр Джон Уильярд неожиданно скончался от инфаркта.
Вечно гоняющиеся за сенсациями газеты немедленно воспользовались этим и вытащили на свет старые мистические истории о несчастиях, связанных с египетскими сокровищами.
Даже старая мумия из Британского музея, этот старый сморщенный каштан, благодаря журналистам, стала модным экспонатом сезона.
Две недели спустя от заражения крови умер мистер Блайнбер, а еще через несколько дней в Нью-Йорке застрелился его племянник. «Проклятье Мен-Хен-Ра» было у всех на устах.
Колдовская власть мистического Древнего Египта возвеличивались до предела.
Именно в эти дни Пуаро получил записку от леди Уильярд.
Вдова скончавшегося археолога просила Пуаро навестить ее в доме на Кенигстон-сквер. Я отправился туда вместе с ним.
Леди Уильярд оказалась высокой, худощавой женщиной, в глубоком трауре. Ее изможденное лицо красноречиво свидетельствовало о недавней потере.
«Как это мило с вашей стороны, месье Пуаро, что вы сразу же пришли».
«Я к вашим услугам, леди Уильярд. Вы хотели со мной посоветоваться?»
«Я знаю, что вы — известнейший детектив. Но я хотела поговорить с вами не только как с детективом. Вы человек оригинальных взглядов, у вас есть опыт и воображение. Скажите, месье Пуаро, что вы думаете о сверхъестественном?»
Пуаро задумался на минуту, а затем ответил: «Давайте не будем вводить друг друга в заблуждение, леди Уильярд. Вы задали мне совсем не абстрактный вопрос. Он имеет для вас вполне конкретный смысл. Речь ведь идет о смерти вашего мужа?»
«Да, это так,» — согласилась она.
«Вы хотите, чтобы я расследовал обстоятельства его смерти?»
«Я хочу, чтобы вы мне точно объяснили, много ли правды во всей этой газетной болтовне, что именно из информации в прессе действительно основано на фактах. Три смерти, месье Пуаро. Каждая сама по себе вполне объяснима, но все три вместе — поверьте, это совершенно невероятное совпадение. И все три — в течение месяца после вскрытия гробницы. Может быть, здесь действуют сверхъестественные силы. Возможно, это месть мертвых, которая проявляется неизвестным современной науке образом. Но факт остается фактом: три смерти. И я боюсь, очень боюсь, что и это, может быть, не конец.»
«За кого вы боитесь?»
«За моего сына. Когда пришло известие о смерти мужа, я была больна. И в Египет отправился мой сын, который только что вернулся из Оксфорда. Он доставил тело домой, а теперь уехал снова, несмотря на мои настоятельные просьбы. Ему очень хочется, чтобы дело отца не погибло, и раскопки продолжались. Вы можете считать меня глупой, темной женщиной, но, месье Пуаро, я боюсь. А что, если дух мертвого фараона до сих пор не удовлетворен? Возможно, вы думаете, что я говорю чепуху…»
«Ну, конечно же, нет, леди Уильярд, — быстро произнес Пуаро. — Я тоже верю во власть сверхъестественного, одну из самых могущественных сил, известных в мире».
Я посмотрел на него с удивлением — мне никогда не могло прийти в голову, что Пуаро верит в существование потустороннего. Однако маленький бельгиец выглядел вполне искренним.
«Вы действительно хотите, чтобы я защитил вашего сына? Я сделаю все возможное, чтобы оградить его от беды.»
«Да, конечно, если бы это был обычный случай. Но что можно сделать против оккультных сил?»
«В средневековых фолиантах, леди Уильярд, описано много способов борьбы с черной магией. Вероятно, они знали больше, чем мы — мы, так гордящиеся своей наукой. А теперь давайте перейдем к фактам, которые я должен расследовать. Ваш муж всегда был увлеченным египтологом, не так ли?»
«О да, с самой юности. Он был одним из крупнейших авторитетов в этой области.»
«А мистер Блайнбер, насколько я понимаю, был скорее любителем?»
«Вы совершенно правы. Он был очень богатым человеком и легко увлекался любой идеей, которая в данный момент владела его воображением. Мой муж умудрился заинтересовать его египтологией. И это на его средства была организована экспедиция.
«А племянник мистера Блайнбера? Что вы знаете о его увлечениях? Он тоже был в экспедиции, как и все остальные?»
«Не думаю. Я и не подозревала о существовании этого человека, пока не прочла о его смерти в газетах. Вряд ли они с мистером Блайнбером были очень близки. Он никогда не упоминал ни о каких родственниках.»
«А кто были остальные участники экспедиции?»
«Доктор Тоссвил, официальный представитель и эксперт Британского музея; мистер Шнайдер, его коллега из музея Метрополитен; молодой американский секретарь мистера Блайнбера; доктор Эймс, врач; и Хасан, любимый и преданный слуга моего мужа.»
«Не помните ли вы имя секретаря мистера Блайнбера?»
«Мне кажется, Харпер. Но я не уверена. Он недолго был с мистером Блайнбером. Очень приятный молодой человек.»
«Благодарю вас, леди Уильярд.»
«Могу ли я еще чем-нибудь быть полезна?»
«В настоящий момент ничем. Предоставьте расследование этого дела мне. Уверяю вас, я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы защитить вашего сына.»
Слова были не слишком-то успокаивающими, и я заметил, как вздрогнула леди Уильярд, когда Пуаро их произнес. Хотя, с другой стороны, то, что он не высмеял ее страхи и отнесся к этому делу серьезно, должно быть утешительным для леди Уильярд. Что касается меня, то я никогда раньше не замечал, чтобы Пуаро увлекался сверхъестественным. Я заговорил с ним об этом по дороге домой. Он был мрачен и полон желания действовать.
«Но, дорогой мой Хастингс, я верю во власть этих сил. Вам не следовало бы недооценивать могущества сверхъестественного.»
«Ну и что мы будем делать?»
«О, мой милый Хастингс, вы всегда такой практичный! Ну, eh bein,[39] мы начнем с того, что телеграфируем в Нью-Йорк. Запросим у них подробности смерти молодого Блайнбера.»
Он так и сделал. Ответ был скорым и исчерпывающе точным.
Молодой Рупер Блайнбер сидел на мели в течение нескольких лет, затем эмигрировал на острова Южного моря, перебиваясь там случайной работой. Однако два года назад вернулся в Нью-Йорк, где начал быстро опускаться. Наиболее важным было то, с моей точки зрения, что он недавно пытался занять определенную сумму на поездку в Египет. «У меня там есть добрый друг, у которого я могу одолжить», — говорил он всем.
Однако этим планам не было суждено сбыться. Он вернулся в Нью-Йорк, проклиная своего дядю, который больше заботился о костях сгинувших фараонов, чем о своих родственниках.
Смерть сэра Уильярда произошла во время его пребывания в Египте. По возвращении в Нью-Йорк молодой Блайнбер вел все тот же легкомысленный образ жизни — и вдруг, ни с того ни с сего, покончил с собой. В оставленной им записке было несколько странностей: он писал о себе, как о прокаженном и неприкасаемом. Письмо заканчивалось фразой, что таким, как он, лучше умереть.
В моем мозгу родилась мрачная теория. Я никогда раньше не верил в проклятие давно исчезнувших египетских фараонов и считал, что преступника нужно искать в нашем времени.
Предположим, что молодой человек решил избавиться от своего дяди с помощью яда. Сэр Джон Уильярд принял его по ошибке.
Молодой человек возвращается в Нью-Йорк, гонимый своим преступлением. До него доходит известие еще об одной смерти, о смерти дяди. Молодой Блайнбер осознает, насколько бессмысленным было его преступление и, мучимый раскаянием, кончает с собой.
Я изложил эту версию Пуаро. Он заинтересовался:
«Все, что вы придумали, мой друг, очень просто, очень просто. Вполне возможно, что все так и было. Но вы выкинули из своей версии роковое влияние гробницы.»
Я пожал плечами.
«И вы до сих пор считаете, что это надо принимать всерьез?»
«Настолько всерьез, что мы завтра же отплываем в Египет.»
«Как?» — вскричал я, совершенно потрясенный.
«Именно так». Лицо Пуаро выражало готовность к геройскому самопожертвованию. Он тяжело вздохнул и горько посетовал:
«Но море… Это проклятое море…»
Прошла неделя. Под нашими ногами хрустел золотой песок пустыни. Солнце изливало на нас свой жар. Пуаро, воплощавший собой само страдание, тихо угасал на моих глазах. Маленького бельгийца трудно было назвать хорошим путешественником — наше четырехдневное плавание из Марселя в Египет было для него сплошной мукой. То, что сошло на берег в Александрии, представляло собой лишь бледную тень Пуаро.
Он временно утратил даже свою хваленую аккуратность.
Прибыв в Каир, мы отправились прямо в отель «Мен Хауз», расположенный в тени пирамид. Очарование Египта полностью захватило меня. Но не Пуаро. Одетый точно так же, как и в Лондоне, он таскал в кармане маленькую щеточку для чистки одежды и вел бесконечную войну со скапливающимся на одежде песком.
«А мои ботинки, — причитал он. — Взгляните на них, Хастингс. Мои чистенькие кожаные ботинки, всегда такие блестящие и красивые. Вы видите, песок и в них, и на них. Это и больно, и некрасиво. И еще эта жара! От нее мои усы обвисли, — да, да, совершенно обвисли.»
«Взгляните на сфинкса, — настаивал я. — Даже мне кажется, что он источает какую-то тайну и очарование.»
Пуаро взглянул на сфинкса с досадой.
«Он отнюдь не излучает счастье, — объявил Пуаро. — Да и странно было бы этого ожидать от существа, наполовину засыпанного песком. О, этот песок!»
«Послушайте, но ведь в Бельгии тоже полно песка», напомнил я ему, имея в виду праздники, которые мы провели среди «les dunes impeccables,[40] как это было написано в путеводителе.
«Но, во всяком случае, не в Брюсселе,» — отрезал Пуаро.
Он задумчиво смотрел на пирамиды. «По крайней мере, верно то, что они огромные и правильной геометрической формы. Но их шероховатая поверхность отвратительна. И мне не нравятся эти пальмы, даже если их посадить рядами.»
Я прервал его стенания, предложив немедленно отправиться в лагерь археологов. Добираться туда нужно было на верблюдах. Животные стояли на коленях, терпеливо ожидая, пока мы на них усядемся. Они были отданы под присмотр живописной группке мальчишек, возглавляемой разговорчивым переводчиком. Я не буду рассказывать о том зрелище, которое являл собой Пуаро на верблюде. Он начал со вздохов и стонов, а кончил отчаянными жестами и жалобами Святой Деве Марии и каждому святому в отдельности. Под конец Пуаро позорно отступил, пересев с верблюда на миниатюрного ослика.
Я должен заметить, что идущий рысью верблюд — серьезная проблема для седока-новичка. Несколько дней у меня ныло все тело.
Наконец мы достигли места раскопок. Опаленный солнцем человек с седой бородой, в белой одежде и с колониальным шлемом на голове подошел, чтобы поприветствовать нас.
«Месье Пуаро и капитан Хастингс? Мы получили вашу телеграмму. Простите, что никто не приехал в Каир встретить вас. Произошло ужасное событие, которое совершенно расстроило все наши планы.»
Пуаро побледнел. Его рука, тайком потянувшаяся к щеточке, замерла на месте.
«Еще одна смерть?» — выдохнул он.
«Да».
«Сэр Гай Уильярд?» — воскликнул я.
«Нет, мой американский коллега — мистер Шнайдер.»
«А причина?» — спросил Пуаро.
«Столбняк».
Я побледнел. Воздух вокруг меня был наполнен злом, невидимым и опасным. А что, если следующим буду я?
«Mon Dieu,[41] — тихо произнес Пуаро. — Я не понимаю этого. Это ужасно. Скажите, месье, нет никаких сомнений, что это действительно был столбняк?»
«Я думаю, что нет. Но доктор Эймс объяснит вам все гораздо лучше.»
«Ну, конечно, ведь вы не врач.»
«Меня зовут Тоссвил.»
Значит, это и был упомянутый леди Уильярд официальный представитель Британского музея. Удивляло в его облике нечто печально-непоколебимое, что сразу же понравилось мне в нем.
«Если вы отправитесь со мной, — продолжал доктор Тоссвил, — я отведу вас к сэру Уильярду. Он очень беспокоился и просил сразу же сообщить о вашем прибытии.»
Нас провели через лагерь к большой палатке. Доктор Тоссвил поднял полог и мы вошли. Внутри находились три человека.
«Месье Пуаро и капитан Хастингс прибыли, сэр Гай», сказал Тоссвил.
Самый молодой из троих вскочил и подошел к нам. В манерах этого человека была импульсивность, напомнившая мне его матушку. Он не так сильно загорел, как остальные, а утомленное лицо делало его на вид старше двадцати двух лет.
Сэр Гай мужественно нес груз, который обрушился на его плечи. Он представил нам двух своих коллег: доктора Эймса и мистера Харпера. Доктору Эймсу было лет за тридцать, и он производил впечатление весьма умного человека. Мистер Харпер — приятный молодой человек, роговые очки которого ясно указывали на его национальную принадлежность. После нескольких минут неопределенного разговора мистер Харпер удалился, и доктор Тоссвил последовал за ним. Мы остались с сэром Гаем и доктором Эймсом.
«Пожалуйста, месье Пуаро, задавайте любые вопросы, какие сочтете нужным, — предложил Уильярд. — Мы совершенно ошеломлены этой странной серией несчастий. Ведь это не может быть ничем иным, кроме как простым совпадением?» Но его нервозность явно противоречила сказанному.
Я заметил, что Пуаро внимательно изучает молодого Уильярда.
«Вы действительно увлечены своей работой, сэр Гай?»
«Конечно. Что бы ни случилось и чем бы все это ни кончилось, работа будет продолжаться. И придется с этим смириться».
Пуаро обратился ко второму собеседнику: «Что вы можете к этому добавить, месье доктор?»
«Я тоже не сторонник того, чтобы бросать дело».
Пуаро изобразил одну из своих знаменитых гримас. «Тогда, очевидно, мы должны выяснить, что же случилось. Когда произошла смерть месье Шнайдера?»
«Три дня тому назад.»
«Вы уверены, что это столбняк?»
«Совершенно уверен.»
«А это не могло быть отравлением? Например, стрихнином.»
«Нет, месье Пуаро. Я понимаю направление вашей мысли, но это был вполне ясный случай столбняка.»
«Вы вводили противостолбнячную сыворотку?»
«Конечно, — сухо ответил доктор. — Было сделано все, что возможно.»
«У вас с собой была эта сыворотка?»
«Нет, мы получили ее из Каира.»
«Были ли другие случаи столбняка в лагере?»
«Нет. Ни одного.»
«А вы уверены, что смерть мистера Блайнбера не была вызвана столбняком?»
«Абсолютно уверен. Он поцарапал колено, туда попала инфекция и начался сепсис. Для юриста оба случая могут показаться сходными, хотя между ними нет ничего общего.»
«Ну, тогда перед нами четыре смерти, все совершенно несхожие. Один инфаркт, одно заражение крови, одно самоубийство и один столбняк.»
«Именно так, месье Пуаро.»
«И вы твердо уверены, что между ними нет ничего общего?»
«Я вас не понимаю.»
«Я вам разъясню. Не делали ли эти четверо что-нибудь такое, что могло бы потревожить дух Мен-Хен-Ра?»
Доктор в изумлении посмотрел на Пуаро: «Вы говорите странные вещи, месье Пуаро. Надеюсь, вы не воспринимаете всерьез всю эту болтовню?»
«Абсолютная чепуха», — сердито проговорил Уильярд.
Но Пуаро был совершенно невозмутим. Он исподволь поглядывал на собеседников своими зелеными кошачьими глазами.
«А разве вы не верите в это, месье доктор?»
«Нет, сэр, я не верю, — торжественно объявил доктор. — Я человек науки и верю только в то, чему нас учит наука.»
«Но разве в Древнем Египте не было науки?» — мягко спросил Пуаро. Он не стал ждать ответа и, действительно, доктор Эймс в этот момент несколько растерялся.
«Нет, нет, не отвечайте. Но скажите, что думают обо всем этом местные рабочие?»
«Я догадываюсь, — ответил доктор Эймс, — что раз уж европейцы потеряли голову, то местное население не ушло от них далеко. Мне кажется, что они охвачены паникой, хотя у них для этого нет никаких причин.»
«Возможно,» — сказал Пуаро не слишком уверенно.
Сэр Гай подался вперед. «Но действительно, — проговорил он весьма скептически, — нельзя же верить в… О, ну это же абсурдно! Если вы так на самом деле думаете, то ничего не знаете о Древнем Египте.»
Вместо ответа Пуаро вытащил из кармана маленькую книжку потрепанный старинный манускрипт. Пока он его вынимал, я успел прочитать заглавие: «Магия Египтян и Халдеев». И, повернувшись на месте, мой друг зашагал прочь от палатки.
Доктор уставился на меня: «Что у него на уме?» Я улыбнулся, услышав эту фразу, такую привычную в устах Пуаро, от другого. «Я не знаю ничего определенно. У него, как мне кажется, есть некий план умиротворения злых духов».
Я отправился искать Пуаро. Он разговаривал с бывшим секретарем мистера Блайнбера. «Нет, — говорил мистер Харпер, — я был в экспедиции всего шесть месяцев. Да, я хорошо знаю о состоянии дел мистера Блайнбера».
«Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о его племяннике?» — спросил Пуаро.
«Он однажды объявился здесь. Довольно приятный парень. Я лично никогда не встречал его раньше. Но кое-кто здесь его знал. Я думаю, доктор Эймс и доктор Шнайдер были с ним знакомы. Старик был с ним не слишком-то вежлив. Они тут же сцепились. „Ни цента!“ — кричал старик. — „Ни цента сейчас и ни одного после моей смерти! Я собираюсь завещать все свое состояние на завершение труда всей моей жизни и говорил сегодня об этом с мистером Шнайдером.“ И далее в том же духе. Молодой Блайнбер тут же отбыл в Каир.»
«Он был в то время здоров?»
«Старик?»
Читать бесплатно другие книги:
