Леди полночь Клэр Кассандра

При виде этого Джулиану хотелось убивать, хотелось разрушать все вокруг, только бы она была в безопасности. Даже несмотря на то, что Эмма и сама могла постоять за себя. Даже несмотря на то, что он не знал человека смелее.

Джулиан вернулся к действительности.

– Перешли мне фотографии, – сказал Малкольм. – Я внимательнее изучу их и сообщу тебе свои выводы.

– Эй! – На верхней площадке лестницы появилась Ливви, уже сменившая тренировочные доспехи на обычную одежду. – Тай кое-что нашел насчет убийств.

Малкольм озадаченно посмотрел на нее.

– На компьютере, – объяснила Ливви. – Том самом, которым нам даже нельзя пользоваться. Ой, привет, Малкольм! – Она замахала руками. – Скорее поднимайтесь к нам!

– Останешься, Малкольм? – спросила Эмма. – Твоя помощь нам не помешает.

– Зависит от того, показывает ли компьютер кино, – загадочно ответил Малкольм.

– Он может, – осторожно сказал Джулиан.

Малкольм обрадовался.

– Посмотрим «Ноттинг Хилл»?

– Мы что угодно посмотрим, если ты согласишься нам помочь, – заверила его Эмма и взглянула на Джулса. – Но прежде выясним, что раскопал Тай. Ты с нами?

Джулиан молча проклял любовь Малкольма к романтическим комедиям. Ему хотелось закрыться у себя в студии и порисовать. Но нельзя было ни бросить Тая, ни оставить Малкольма без присмотра.

– Принесу с кухни чего-нибудь пожевать, – радостно сказала Эмма.

Как-никак это было традицией – они много лет все вместе смотрели старые фильмы на телевизоре, питающемся от колдовского огня, и все вместе хрустели попкорном.

Джулиан покачал головой.

– Я не голоден.

Ему показалось, что Эмма вздохнула. Спустя мгновение она уже взлетела вверх по лестнице следом за Ливви и исчезла за поворотом. Джулиан хотел было пойти за ними, но Малкольм остановил его, положив руку ему на плечо.

– Становится хуже? – спросил он.

– Дядюшке Артуру? – От неожиданного прикосновения Джулиан вздрогнул. – Вряд ли. Плохо, конечно, что меня так долго не было рядом, но, если бы мы и дальше отказывались от поездки в Англию, возникли бы подозрения.

– Не дядюшке Артуру, а тебе. Она о тебе знает?

– Кто и о чем?

– Не притворяйся, что не понимаешь, – ответил Малкольм. – Эмма. Она знает?

Сердце сжалось в груди у Джулиана. У него не было слов, чтобы описать то чувство, которое пробудил вопрос Малкольма. Казалось, его сбила с ног и поволокла по песку гигантская волна.

– Перестань.

– Ни за что, – отмахнулся Малкольм. – Я люблю счастливые концы.

– Малкольм, это тебе не история любви, – сквозь зубы процедил Джулиан.

– Нет такой истории, которая не была бы историей любви.

Джулиан отвернулся и пошел по лестнице. Он редко сердился на Малкольма, но в этот момент его сердце просто выпрыгивало из груди. Он успел дойти до площадки второго этажа, прежде чем Малкольм снова окликнул его. Джулиан против воли повернулся и увидел, что чародей с него глаз не сводит.

– Законы бессмысленны, парень, – тихо проговорил Малкольм полным тревоги голосом. – Нет ничего важнее любви. И нет закона выше.

Строго говоря, в Институте не должно было быть компьютера.

Конклав отрицал наступление цифровой эры и всячески старался оградить Сумеречных охотников от взаимодействия с культурой простецов. Но это не могло остановить Тиберия. Он с десяти лет начал выпрашивать компьютер, чтобы следить за расследованием жестоких преступлений в мире простецов, и, когда после Темной войны они вернулись из Идриса, Джулиан исполнил его желание.

Тай потерял мать и отца, брата и старшую сестру, сказал тогда Джулиан, сидя на полу среди спутанных проводов и пытаясь понять, как подключить компьютер к одной из немногих электрических розеток, которые были у них в распоряжении: практически все в Институте функционировало на колдовском огне. Раз уж он мог таким образом порадовать Тая, он не собирался отказывать ему.

И Тай влюбился в компьютер. Он назвал его Ватсоном и часами учился работать на нем, ведь помочь ему с этим никто не мог. Джулиан велел ему не делать ничего противоправного, понимая, что дядюшка Артур, который вечно сидит в своем кабинете, все равно ничего не заметит.

Преданная брату Ливви тоже научилась пользоваться компьютером, и Тай, который к тому времени уже разобрался с его устройством, охотно помог сестре. Они были прекрасной командой.

Похоже, Тай, Дрю, Ливви и даже Тавви не теряли времени даром. Дрю разложила на полу несколько карт. Тавви стоял возле белой доски с маркером в руках и делал важные заметки, хотя расшифровать его детский почерк было бы нелегко.

Тай сидел за компьютером на крутящемся стуле, его пальцы быстро бегали по клавиатуре. Ливви, по своему обыкновению, устроилась на столе, но вовсе не мешала Таю, который прекрасно видел сестру, но при этом оставался полностью сосредоточен на своей задаче.

– Нашли что-то? – спросил Джулиан, заходя в комнату.

– Да. Секунду. – Тай властно поднял руку. – Можете разговаривать, если хотите.

– Спасибо за позволение, – ухмыльнулся Джулиан.

Кристина влетела внутрь, на ходу заплетая влажные темные волосы. Похоже, она сходила в душ и переоделась, и теперь на ней были джинсы и блузка в цветочек.

– Ливви сказала…

– Тс-с. – Эмма приложила палец к губам и показала на Тая, который напряженно смотрел в монитор. Тонкие черты его лица подсвечивались голубоватым сиянием экрана. Эмме очень нравились моменты, когда Тай играл в детектива: эта роль подходила ему как нельзя лучше и вписывалась в его мечту стать Шерлоком Холмсом, у которого всегда и на все готовы ответы.

Кивнув, Кристина присела на пухлый диванчик рядом с Друзиллой. Дрю было всего тринадцать, но по росту она ей практически не уступала. Она была из тех девчонок, у которых тело развивается очень быстро: она уже могла похвастаться округлой грудью и бедрами очень мягкой, женственной формы. Это порой приводило к неловким ситуациям с парнями, которые считали, что ей никак не меньше семнадцати, и Эмме не раз приходилось в последний момент удерживать Джулиана от убийства очередного подростка-простеца.

Малкольм уселся в старое заплатанное кресло.

– Ну, раз уж мы все равно ждем… – пробормотал он и принялся печатать что-то у себя на телефоне.

– Что ты делаешь? – спросила Эмма.

– Заказываю пиццу у Найтшейда, – объяснил Малкольм. – У них есть специальное приложение.

– Что-что? – не поняла его Дрю.

– У Найтшейда? – переспросила Ливви. – У вампира?

– Он открыл пиццерию. Соус просто божественный, – причмокнув, кивнул Малкольм.

– И ты не боишься? – спросила Ливви. – Мало ли что там в составе.

– Вы, нефилимы, такие опасливые, – бросил Малкольм и снова углубился в телефон.

Тут Тай прочистил горло и повернулся на стуле лицом к остальным. Все расселись на диванах и стульях, и только Тавви сидел на полу возле белой доски.

– Я кое-что обнаружил, – сказал Тай. – В последнее время действительно находили тела, соответствующие описанию Эммы. Срезанная кожа на пальцах, ожоги, морская вода. – Он вывел на экран первую полосу какой-то газеты. – Из-за меловых меток вокруг тел простецы считают, что это связано с каким-то сатанинским культом.

– Простецы считают, что с каким-то сатанинским культом связано все на свете, – проворчал Малкольм. – Забавно, кстати, что на самом деле в сатанинских культах чаще служат вовсе не Люциферу, а другим демонам. Люцифера, конечно, знают все, но достучаться до него не так-то просто. Он редко оказывает услуги. Почитаешь ты его, почитаешь – а ему хоть бы хны.

Эмма и Джулиан весело переглянулись. Тай щелкнул мышкой, и на экране появились фотографии. Лица – люди разных возрастов, полов и рас. И все мертвые.

– Профилю соответствует лишь несколько убийств, – объяснил Тай, явно обрадовавшись, что удалось так ловко ввернуть словечко «профиль». – В прошлом году они происходили по одному в месяц. Всего найдено двенадцать тел, включая то, что обнаружила Эмма.

– Но раньше ничего? – уточнила Эмма.

Тай покачал головой.

– Значит, после убийства моих родителей был перерыв в четыре года. Преступник – если, конечно, это один человек – остановился, а затем снова начал убивать.

– Погибших что-то связывает? – спросил Джулиан. – Диана сказала, что несколько тел принадлежало фэйри.

– Мы же читаем новости простецов, – напомнила Ливви. – Откуда им знать? Даже если тела принадлежали эльфам, их, скорее всего, сочли человеческими. А что до связи между погибшими – трудно сказать. Ведь ни одно из тел так и не опознали.

– Странно, – заметила Дрю. – А как же кровь? В кино людей идентифицируют по крови и ДСК.

– ДНК, – поправил сестру Тай. – Судя по газетным сообщениям, ни одно из тел опознать не удалось. Возможно, примененные к погибшим чары изменили состав их крови. Или тела слишком быстро разложились, как тела родителей Эммы.

– Но есть и кое-что еще, – сказала Ливви. – В статьях сообщается, где именно находили тела, и мы отметили все эти места на карте. И у этих мест кое-что общее есть.

Тай вытащил из кармана одну из своих игрушек – моток гибкой проволоки – и принялся распутывать ее. У Тая был очень быстрый ум, и порой ему приходилось вертеть что-нибудь в руках, чтобы успокоиться.

– Все тела обнаружены возле лей-линий. Все до единого, – объявил Тай, и Эмма услышала в его голосе неподдельное возбуждение.

– Лей-линий? – наморщив лоб, переспросила Дрю.

– Существует опоясывающая землю сеть древних магических путей, – объяснил Малкольм. – Они усиливают любую магию, поэтому обитатели Нижнего мира веками использовали их для открытия порталов в мир фэйри и всего такого. Аликанте стоит на пересечении нескольких лей-линий. Эти линии невидимы, но можно научиться их чувствовать. – Он нахмурился, присмотревшись к одному из снимков, сделанных Кристиной в баре «Саркофаг», который как раз появился на экране компьютера. – А ты можешь сделать так, чтобы картинка увеличилась?

– Приблизить фрагмент? – уточнил Тай.

Не успел Малкольм ответить, как в дверь Института позвонили. Звонок был необычным: вместо пронзительного дребезжания в Институте раздался оглушительный удар гонга, от звука которого содрогнулось все здание, задрожали стены и стекла, а кое-где даже посыпалась штукатурка.

Эмма в ту же секунду вскочила на ноги.

– Я открою, – сказала она и поспешила вниз, не обращая внимания на Джулиана, который тоже поднялся, чтобы сопроводить ее.

Ей хотелось хотя бы на секунду остаться одной. Ей хотелось осознать, что эти убийства начались в том году, когда погибли родители. Что ее мама и папа стали первыми жертвами маньяка.

Все убийства были связаны. Эмма видела, как ниточки сходятся вместе и начинают складываться в узор, который она еще не могла толком разглядеть, но в реальности которого сомневаться не приходилось. Кто-то сделал это. Кто-то пытал ее родителей и убил их, нанес те жуткие письмена им на кожу и бросил их гнить в океане. Кто-то лишил Эмму детства, разрушил дом ее жизни и оставил ее одну, беззащитную и беспомощную.

И этот кто-то поплатится за свои грехи. «Месть не согреет сердце», – сказала Диана, но Эмма ей не поверила. Месть снова даст ей вздохнуть свободно. Месть снова даст ей возможность думать о родителях, не холодея от ужаса. Эмма снова сможет спать, не видя во сне их мертвые лица и не слыша, как их голоса взывают к ней о помощи.

Эмма подошла к двери Института и распахнула ее. Солнце только что село. На пороге стоял угрюмый вампир со стопкой коробок в руках. Короткие каштановые волосы, веснушки на носу – на вид он был не старше подростка, но это ни о чем не говорило.

– Доставка пиццы, – сказал он таким удрученным тоном, словно ему только что сообщили о смерти всех близких родственников.

– Да ладно? – удивилась Эмма. – Малкольм не пошутил? Вы и правда пиццу доставляете?

Курьер безучастно посмотрел на нее.

– А что, нельзя?

Эмма подскочила к стоявшему возле двери столику, на котором обычно лежали наличные деньги.

– Не знаю. Вы же вампир. Я решила, что вы могли бы и чем-то получше в жизни заняться. Или в смерти. Неважно.

– Да ты хоть знаешь, как сложно найти работу, когда в паспорте написано, что тебе сто пятьдесят лет, а на улице ты можешь появляться только ночью? – уязвленно воскликнул вампир.

– Нет, – призналась Эмма и взяла коробки у него из рук. – Об этом я не подумала.

– Вечно вы, нефилимы, ни о чем не думаете. – Он сунул пятьдесят долларов в карман джинсов, и Эмма обратила внимание, что на его серой футболке написано: ОС.

– Отряд сопровождения? – предположила она.

Вампир просиял.

– «Орудия смерти». Группа такая. Из Бруклина. Слышала о них?

Само собой, Эмма о них слышала. Саймон, лучший друг и парабатай Клэри, входил в эту группу, пока был простецом. Именно он и назвал свой музыкальный коллектив в честь трех священных предметов из мира Сумеречных охотников. Теперь Саймон тоже стал Сумеречным охотником. Интересно, не скучает ли он по группе? А по всему остальному?

Эмма снова поднялась на второй этаж, думая о Клэри и остальных обитателях Нью-Йоркского Института. Клэри узнала, что она – Сумеречный охотник, когда ей было пятнадцать. Одно время она думала, что ее удел – жизнь простецов. Она как-то рассказывала Эмме об этом, словно вспоминая о том пути, по которому ей пройти так и не удалось. С головой окунувшись в жизнь Сумеречных охотников, она забрала с собой многое из мира простецов, включая и лучшего друга – Саймона. Но она могла выбрать другую дорогу. Могла остаться обычным человеком навсегда.

Эмме вдруг жутко захотелось поговорить с ней, спросить, как бы тогда все сложилось. Саймон и Клэри дружили всю жизнь, как и Джулиан с Эммой. Затем, как только Саймон стал Сумеречным охотником, они принесли клятву парабатаев. Что изменилось? Эмма не знала ответа. Каково это – превратиться из лучшего друга в парабатая, заранее не зная о том, что так однажды произойдет? Была ли какая-нибудь разница?

И почему она сама не могла ответить на этот вопрос?

Когда она вернулась в компьютерную комнату, Малкольм стоял у стола, изучая фотографию своими фиолетовыми глазами.

– Видите ли, это вовсе не защитный круг, – сказал он и тут же воскликнул, увидев Эмму: – Это пицца!

– Это явно не пицца, – заметил Тай, сосредоточенно смотря на экран. Он уже практически распутал клубок проволоки своими длинными пальцами, а как только закончил с ним, спутал опять и начал заново.

– Так, хватит, – скомандовал Джулс. – Сделаем перерыв и отвлечемся от убийств и профилей на ужин. – Он взял у Эммы коробки, благодарно взглянул на нее и поставил пиццу на журнальный столик. – Говорите о чем угодно, под запретом только кровь и убийства. Уточняю: любая кровь.

– Но это вампирская пицца, – заметила Ливви.

– Неважно, – отмахнулся Джулиан. – Марш на диван!

– Может, кино посмотрим? – предложил Малкольм, сказав это совсем как Тавви.

– Посмотрим, – согласился Джулиан. – Но сейчас, Малкольм, хоть ты и верховный чародей Лос-Анджелеса, сиди на попе ровно.

Вампирская пицца оказалась потрясающе вкусной. Эмма довольно быстро решила, что ей все равно, из чего готовят соус. Мышиные головы, тушеная человечина – неважно. Вкус пиццы был выше всех похвал. Хрустящая корочка, много свежей моцареллы – Эмма слизывала тягучий сыр прямо с пальцев и хитро поглядывала на Джулса, которого отличали прекрасные манеры.

Фильм был довольно странным. В нем рассказывалось о мужчине, который владел книжным магазином и был влюблен в знаменитую женщину, вот только Эмма не узнала ни одного из них и сомневалась, были ли они вообще ей знакомы. Кристина смотрела на экран с недоумением, Тай надел наушники и закрыл глаза, а Дрю и Ливви, сидя по обе стороны от Малкольма, тихонько гладили его по голове, когда он начинал плакать.

– Любовь так прекрасна, – вздохнул он, когда мужчина на экране бросился прямо в поток машин.

– Это не любовь, – возразил Джулиан, откинувшись на спинку дивана. В неровном свете экрана он казался совсем другим, незнакомым: на его гладкой светлой коже плясали темные пятна, под скулами и возле подбородка залегли глубокие тени. – Это кино.

– Я приехал в Лос-Анджелес, чтобы вернуть любовь, – признался Малкольм, блеснув печальными фиолетовыми глазами. – Все великие фильмы – о любви. О любви потерянной, обретенной, разрушенной, возвращенной, купленной, проданной, умирающей и рождающейся. Я люблю кино, но теперь таких фильмов уже не снимают. Взрывы, спецэффекты – ничего этого не было, когда я только появился здесь. Тогда в кино лишь подсвечивали сигаретный дым, чтобы он походил на небесный огонь. И женщин тоже подсвечивали – чтобы они напоминали ангелов. – Малкольм вздохнул. – Я приехал сюда, чтобы вернуть истинную любовь из мертвых.

– О Малкольм! – воскликнула Друзилла и разразилась слезами. Ливви протянула ей салфетку с логотипом пиццерии. – И почему только у тебя нет парня?

– Я не гей, – удивленно ответил Малкольм.

– Тогда девушки. Найди себе хорошую девушку из Нижнего мира, например вампиршу, чтобы она жила вечно.

– Дрю, не вмешивайся в любовные дела Малкольма, – упрекнула сестру Ливви.

– Истинную любовь найти нелегко, – сказал Малкольм, показав на целующихся на экране людей.

– Такую любовь, как в кино, действительно нелегко отыскать, – кивнул Джулиан. – Потому что она ненастоящая.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Кристина. – Ты что, говоришь, что истинной любви не существует? Не верю!

– Любовь заключается не в том, чтобы гоняться за кем-то по аэропорту, – объяснил Джулиан и слегка подался вперед. Эмма заметила выглядывающий из ворота его футболки кусочек руны парабатая. – Любовь заключается в том, чтобы просто видеть человека. И все.

– Просто видеть? – с сомнением в голосе повторил Тай. Он выключил плеер, но не снял наушники. Его черные волосы слегка взъерошились вокруг них.

Джулиан взял в руки пульт. Фильм закончился, на экране шли титры.

– Когда любишь кого-то, этот человек становится частью тебя. Он во всем, что ты делаешь. Он в воздухе, которым ты дышишь, в воде, которую ты пьешь, в крови, что течет по твоим венам. Его прикосновение навсегда остается на твоей коже, его голос всегда звучит в твоих ушах, его мысли не выходят у тебя из головы. Ты знаешь его сны, потому что от его кошмаров твое сердце обливается кровью, а его приятные сновидения ты видишь и сам. И ты не считаешь его идеальным, а знаешь его пороки, знаешь его настоящего, знаешь все его тайны, но эти тайны не отпугивают тебя, ведь из-за них ты любишь его лишь сильнее, понимая, что не хочешь идеала. Ты хочешь его. Ты хочешь…

Он осекся, как будто внезапно поняв, что все на него смотрят.

– Хочешь чего? – спросила Дрю, сверкнув огромными глазами.

– Ничего, – ответил Джулиан. – Все это просто слова.

Он выключил телевизор и собрал коробки из-под пиццы.

– Пойду выкину мусор, – сказал он и вышел из комнаты.

– Когда он влюбится, – пробормотала Дрю, смотря ему вслед, – это будет просто… невероятно.

– И после этого мы его, наверное, уже никогда не увидим, – добавила Ливви. – Какой же счастливицей будет его девушка!

Тай нахмурил брови.

– Ты ведь шутишь, да? – уточнил он. – Ты ведь на самом деле не думаешь, что мы его больше не увидим?

– Конечно, нет, – заверила его Эмма.

Когда Тай был помладше, его всегда озадачивало, как люди намеренно преувеличивают в разговоре, чтобы донести свою мысль. Выражения вроде «в такую погоду собаку из дома не выгонишь» вызывали у него недоумение и даже раздражение, ведь собаки ему очень нравились и он никак не мог понять, зачем вообще их выгонять из дома в какую бы то ни было погоду.

В конце концов Джулиан стал рисовать для него веселые картинки, которые иллюстрировали буквальное значение подобных выражений и их метафорическое значение. Тая забавляли собаки, радостно сидевшие в тепле, пока за окном из огромного ведра лил дождь, а остроумные подписи к этим картинкам, в которых разъяснялся истинный смысл речевых оборотов, значительно облегчали ему понимание окружающего мира. Поняв, что все порой не так просто, как кажется, Тай стал частенько засиживаться в библиотеке и выписывать из словарей необычные выражения, стараясь запомнить их наизусть. Он не возражал, когда ему наглядно объясняли что-то, и никогда не забывал уроков, но все же предпочитал заниматься самостоятельно.

Он до сих пор иногда переспрашивал, была ли какая-то конкретная фраза преувеличением, даже если сам был уверен в этом на 90 процентов. Ливви, которая лучше других знала, как раздражают ее брата неточные выражения, вскочила на ноги и тотчас подошла к Таю, обняла его и положила подбородок ему на плечо. Тай прижался к сестре, полузакрыв глаза. Когда он был в настроении, ему нравились физические проявления привязанности, лишь бы они были не чрезмерны, – он любил, когда ему взъерошивали волосы или когда его гладили по спине. Бывало, он напоминал Эмме их кота Черча, который время от времени требовал ласки.

Свет вдруг потух. Кристина снова зажгла колдовской огонь, и он озарил комнату. Вернулся Джулиан, который успел полностью взять себя в руки.

– Уже поздно, – сказал он. – Пора спать. Особенно тебе, Тавви.

– Не хочу спать, – отмахнулся Тавви, который сидел на коленях у Малкольма и вертел в руках какую-то безделушку, которую дал ему маг: небольшой лиловый кубик, искрящийся в ярком свете.

– Вижу будущего революционера, – ухмыльнулся Джулс. – Малкольм, спасибо. Уверен, нам еще понадобится твоя помощь.

Малкольм осторожно пересадил Тавви на диван, встал на ноги и стряхнул крошки от пиццы с мятой одежды. Подхватив пиджак, он вышел в коридор. Эмма и Джулиан последовали за ним.

– Что ж, вы знаете, где меня искать, – сказал Малкольм, застегивая пиджак. – Я завтра поговорю с Дианой о…

– Диане рассказывать нельзя, – перебила его Эмма.

Малкольм недоуменно взглянул на нее.

– О чем именно?

– О том, что мы этим занимаемся, – объяснил Джулиан, не дав Эмме ответить. – Она не хочет, чтобы мы вмешивались. Говорит, что это опасно.

– Могли бы и раньше об этом упомянуть! – возмутился Малкольм. – Не нравится мне от нее скрываться.

– Прости, – сказал Джулиан, немного виновато посмотрев на мага. Эмма, как всегда, поразилась и немного испугалась его способности лгать. При необходимости Джулиан становился непревзойденным лжецом, умело скрывая свои истинные чувства. – Все равно мы не сможем продвинуться дальше без помощи Конклава и Безмолвных Братьев.

– Ладно. – Малкольм внимательно посмотрел по очереди на каждого из ребят. Эмма постаралась сделать лицо столь же непроницаемым, как лицо Джулиана. – Только завтра же поговорите с Дианой. – Он сунул руки в карманы. Его бесцветные волосы блестели в свете колдовского огня. – Я не успел вам кое-что сказать. Знаки вокруг найденного Эммой тела – это не защитный крут.

– Но ты же говорил… – начала Эмма.

– Я присмотрелся внимательнее и изменил свое мнение, – объяснил Малкольм. – Это не защитные руны. Это призывные руны. Кто-то использовал энергию мертвых тел для призыва.

– Призыва кого? – уточнил Джулс.

Малкольм покачал головой.

– Для призыва кого-то в этот мир. Демона или ангела – не знаю. Я изучу фотографии получше и осторожно наведу справки в Спиральном Лабиринте.

– А если это действительно призывные чары, – сказала Эмма, – увенчалось ли их применение успехом?

– Поверь мне, увенчайся такое заклинание успехом, мы бы уже об этом узнали, – ответил Малкольм.

Эмма проснулась от жалобного мяуканья.

Открыв глаза, она увидела у себя на груди персидского кота. А точнее, персидского голубого кота, очень толстого, с огромными желтыми глазами. Его уши были прижаты к голове.

Взвизгнув, Эмма вскочила на ноги. Кот отлетел в сторону. На несколько мгновений в комнате воцарился хаос: Эмма споткнулась о тумбочку, кот взвыл. Наконец она сумела включить свет. Кот важно сидел у двери, явно чувствуя собственное превосходство.

– Черч! – воскликнула Эмма. – Ты что, с ума сошел? Тебе посидеть негде?

На морде у Черча было написано, что сидеть ему и правда было негде. Черч время от времени принадлежал Институту. Четыре года назад Эмма открыла парадную дверь и увидела на пороге коробку, в которой сидел этот кот и лежала адресованная ей записка: «Присмотри, пожалуйста, за моим котом. Брат Захария».

В тот момент Эмма не поняла, почему Безмолвный Брат, пусть он и не был больше Безмолвным Братом, просит ее присмотреть за его котом. Она позвонила Клэри, и та объяснила, что кот когда-то жил в Нью-Йоркском Институте, но на самом деле принадлежит Брату Захарии, и сказала, что если им с Джулианом хочется завести кота, то они могут оставить его себе.

Его зовут Черч, добавила она.

Черч был из тех котов, которые не сидят на одном месте. Он постоянно выпрыгивал из окон и исчезал на несколько дней или даже недель. Сперва Эмма места себе не находила всякий раз, когда он пропадал, но в конце концов он всегда возвращался и был при этом преисполнен гордости. Когда Эмме исполнилось четырнадцать, он стал приносить ей подарки, привязанные к ошейнику: ракушки и морские стеклышки. Эмма разложила эти ракушки на подоконнике, а из морских стеклышек сделала Джулиану счастливый браслет.

К тому времени Эмма уже знала, что подарки присылает Джем, но не могла даже связаться с ним, чтобы сказать спасибо. Поэтому она старалась как можно лучше заботиться о Черче. Стоявшая в холле миска Черча никогда не пустовала, а рядом всегда была небольшая баночка с чистой водой. Все радовались коту, когда он появлялся в Институте, и не переживали, когда он на время пропадал.

Черч мяукнул и принялся царапать дверь. Эмма уже знала этот сигнал: он означал, что Черч хочет, чтобы она пошла за ним. Вздохнув, она натянула свитер поверх майки и леггинсов и всунула ноги в тапки.

– Надеюсь, ты не зря меня позвал, – сказала она Черчу, прихватив стило. – Иначе я превращу тебя в теннисную ракетку.

Черч, похоже, совсем не испугался. Он провел Эмму по коридору, вниз по лестнице, во двор. Яркая луна висела высоко в небе и отражалась в водах блестящего вдалеке океана. Не отводя глаз от чарующей лунной дорожки, Эмма шла вслед за Черчем. У шоссе она взяла его на руки и опустила на землю на другой стороне, когда они оказались на пляже.

– Ну вот мы и пришли, – сказала она. – Самая большая помойка в мире.

Черч укоризненно посмотрел на нее, явно не оценив шутки, и побежал к воде. Они бок о бок пошли вдоль берега. Ночь была тихой, прибой шуршал не громче ветра. Черч время от времени подбегал к песчаному крабу, но всегда возвращался и шагал чуть впереди Эммы, направляясь к северным созвездиям. Эмма уже начала сомневаться, что кот действительно ведет ее куда-то, как вдруг поняла, что они обогнули гряду скал, отделявшую их с Джулианом секретный пляж, и этот пляж не был пуст.

Эмма замедлила шаг. Песок был залит лунным светом, и прямо в центре пляжа, далеко от линии прибоя, сидел Джулиан. Эмма подошла к нему, неслышно ступая по песку. Он не поднял головы.

Ей редко удавалось посмотреть на Джулиана без его ведома. Было странно, даже немного страшно. В ярком свете луны она могла различить его старые голубые джинсы, босые ноги и даже цвет футболки – красный. Браслет из морских стеклышек светился тусклым светом. Эмма редко жалела, что не умеет рисовать, но в этот момент ей вдруг очень захотелось запечатлеть своего друга всего несколькими точными штрихами – согнутая в колене нога, идеальная дуга спины.

Она остановилась в паре шагов от него.

– Джулс?

Он поднял глаза. Его как будто совсем не удивило ее появление.

– Тебя Черч привел?

Эмма оглянулась, но не сразу отыскала кота, который лизал лапу, сидя на одной из скал.

– Он вернулся, – сказала она, садясь на песок рядом с Джулсом. – Как всегда, погостить.

– Я видел, как ты вышла из-за скал. – Джулиан улыбнулся ей. – Я решил, что мне это снится.

– Тебе не спалось?

Он потер рукой глаза. Костяшки его пальцев были заляпаны краской.

– Можно и так сказать. – Он покачал головой. – Кошмары. Демоны, фэйри…

– Обычное дело для Сумеречных охотников, – заметила Эмма. – Ничего из ряда вон выходящего.

– Да, Эмма, толку от тебя никакого.

Джулиан лег на песок, и его волосы рассыпались темным ореолом вокруг головы.

– Да я сама толковость!

Эмма плюхнулась рядом с ним и посмотрела в небо. Сияние Лос-Анджелеса добиралось и до этого уединенного пляжа, звезды были словно в тумане. Луна то скрывалась в облаках, то снова появлялась на небосклоне. Эмма почувствовала удивительное спокойствие, как будто вдруг оказалась на своем месте. Ей еще не было так хорошо с того момента, как Джулиан и остальные Блэкторны отправились в Англию.

– Я думал о том, что ты сказала, – признался Джулиан. – Обо всех тупиках. Каждый раз мы находили что-нибудь, намекавшее на скорое разрешение загадки с убийством твоих родителей, но на деле все оказывалось пустышкой.

Эмма посмотрела на него. Лунный свет очерчивал его изящный профиль.

– Я подумал, может, это не случайно? – продолжил Джулс. – Может, поиски убийцы нужно было отложить до этого момента? Чтобы ты была готова. Я видел, как ты тренируешься, как оттачиваешь свое мастерство. Ты сражалась все лучше и лучше. С каждым днем. И теперь, кто бы ни был виновен, с чем бы нам ни пришлось столкнуться, ты готова. Ты сможешь одолеть кого угодно. Ты сможешь победить.

В груди у Эммы что-то шевельнулось. В этом был весь Джулс, тот Джулс, которого она знала, который верил в нее сильнее, чем она сама.

– Мне нравится думать, что все происходит не случайно, – тихо сказала она.

– Так и есть. – Он немного помолчал, смотря в небо. – Я считал звезды. По-моему, порой нужно ставить перед собой бессмысленные задачи.

– Помнишь, как детьми мы планировали побег? Собирались ориентироваться по Полярной звезде? – спросила Эмма. – Еще до войны.

Джулиан закинул руку за голову. Его ресницы поблескивали в лунном свете.

– Ага. Я хотел сбежать из дома и вступить во Французский иностранный легион. Взять себе имя Жюльен.

– Да, конечно, ведь так тебя бы ни за что не разыскали, – хмыкнула Эмма и повернулась к другу. – Джулс, что тебя тревожит? Я чувствую, что-то не так.

Он не отвечал. Эмма видела, как медленно поднимается и опускается его грудь, но звук его дыхания тонул в шуме прибоя.

Протянув руку, она написала у него на предплечье: «Ч-Т-О Н-Е Т-А-К?»

Джулиан отвернулся от нее и поежился, как будто ему внезапно стало холодно.

– Дело в Марке.

Эмма все еще не видела его лица – только ухо да линию подбородка.

– В Марке?

– Я думал о нем, – сказал Джулиан. – Больше обычного. Понимаешь, Хелен всегда можно позвонить и услышать ее голос, даже если она на острове Врангеля. Но Марк вполне мог погибнуть.

Эмма села.