Автоликбез Гейко Юрий

Все об автомобильных стеклах

Сколько раз, запирая автомобиль на парковке, я испытывал странное чувств неловкости, словно делаю глупость: запирай — не запирай железные дверки, а стеклышки-то тонкие, стукнул чем угодно и делай с машиной что хочешь.

Сколько раз на больших скоростях и крутых поворотах, когда столбы, встречные и попутные машины пролетали совсем рядом, меня пронзало чувство незащищенности, стоило мне представить, каким взрывом брызнут при ударе или перевороте машины эти самые стекла.

Но эти мысли исчезли после того, как довелось мне самому увидеть производство автомобильных стекол и принять участие в их испытаниях.

Лобовое стекло впереди вас, водителя, называется триплексом. Впервые триплекс был в нашей стране применен полвека назад для остекления кабин военных самолетов. Это стекло фактически клееное, состоит из двух стекол толщиной 2,0 — 2,5 миллиметра со специальной пленкой между ними. Пленка эта — продукт высоких технологий, можно сказать, стратегический продукт, а потому приобретается по импорту. Сначала она матовая, а при сжатии стекол становится прозрачной. «Слоеный пирог» триплекса спекается в автоклаве при разряжении и высокой температуре.

Триплекс обязан выдерживать очень сильные удары камней и других предметов, не пропускать их внутрь салона, а также не давать при ударе осколков стекла в лица водителя и пассажиров.

Все остальные стекла — так называемый сталенит: закаленное, «напряженное» стекло, которое раз в двадцать прочнее обычного, но если уж разбивается, то должно разбиться на как можно более мелкие осколки, дабы не покалечить крупными окружающих. К примеру, в одном квадратном дециметре разбитого сталенита по нормам безопасности должно быть несколько сот (!) осколков. О прочности этого стекла говорит тот факт, что не каждым ударом молотка оно разбивается.

Борский стеклозавод, что под Нижним Новгородом, — главный его изготовитель. Оборудование и технология импортные, английские. В бункер засыпается сырье, нагреваясь по дороге, жидкое стекло растекается по расплавленному олову и, благодаря ему, уже не требует полировки, потом бежит по валкам, остывает и режется одним взмахом резцов-автоматов. Процесс непрерывный, и если сырье вовремя не подвезли, то иногда приходилось пускать в бой и засыпать в бункер готовую продукцию.

А вот как стекла испытываются. На зажатое в рамке стекло триплекс с 4 метров падает железный шар весом в 2 кг 260 г — так требует европейский стандарт. Шар не должен пробивать стекло насквозь.

Кроме шара бросают в стекло «головой» вниз еще как бы и манекен — сферу размером с человеческую голову. Она закреплена на брусе, имитирующем плечи, и все это насажено на длинную палку. Весит такая конструкция 10 кг и падает на стекло с высоты 1,5 метра. Ни «голова», ни «плечи» не должны его пробить насквозь.

А вот стальным шариком весом 227 г проверяются образцы стекла, предварительно нагретые до 40 градусов, — шарик летит с высоты 11 м. Такой же шарик бросают и на замороженные до 20 градусов стекла, но с высоты поменьше — 9,5 м.

Испытания неоднократно показывали, что стекла Борского завода по прочности значительно превосходят американские, европейские тоже превосходят, но в меньшей степени. А по качеству не уступают им. Есть множество и других испытаний на светопропускание, искажение, термостойкость.

Сейчас очень много расплодилось фирм, тоже производящих автомобильные стекла, в основном триплекс, так как для выпуска сталенита необходимы мощные воздуходувки, потребляющие большое количество электроэнергии. Эти фирмы продают стекла на 100-200 рублей дешевле заводских, но никаким параметрам качества эти стекла не соответствуют, конечно. А значит, гарантию защиты водителя, от случайного камня, например, дать не могут. И пленка у них хуже, и технология, естественно, слабее, и стекло, как правило, тоньше. Так что водители, желающие сегодня сэкономить, завтра могут ощутить на себе печальные последствия этой самой экономии.

Существует еще одна опасность — недобросовестные перекупщики вполне могут попытаться выдать сталенит за триплекс, который дороже. Внимание: сталенит на ветровое стекло ставить нельзя! А отличить одно от другого можно просто, достаточно поглядеть на кромку стекла. Там видно: одно стекло или два. И вторая примета: посмотрите на стекло немного со стороны. На сталините в отраженном свете просматриваются мелкие точки, остающиеся при закаливании. Это нежелательный эффект, но он присутствует.

А теперь — о бронировании автомобильных стекол. В общем-то никакое это не бронирование, как утверждают фирмы, а небольшое упрочнение стекол, когда на них наклеивают специальную пленку. Главное достоинство этой операции в том, что стекло при ударе не рассыпается в лицо или по салону. Есть смысл подвергнуть такому упрочнению стекла фар, которые вообще не закаливаются, тогда они будут прочнее при ударе камешками с дороги, но надо иметь в виду, что светопропускание таких стекол будет хуже.

Умные люди при покупке подержанного автомобиля обязательно посмотрят маркировку стекол. На ней, кроме клейма завода-изготовителя, знаков «Е» и «е», означающих соответствие стекла европейским стандартам безопасности (DOT — соответствие американским стандартам безопасности), есть год изготовления стекла. Это всего одна цифра после нескольких точек. «0»-2000 год, «9»-1999 год и т.п. Иногда недобросовестные продавцы идут на фальсификацию документов, чтобы «омолодить» свой автомобиль. Но практически никто из них не может заменить все стекла. И вовсе не потому, что это дорого.

А потому, что достать комплект стекол именно того года, который фальсификатору нужен, практически невозможно. Имейте это в виду при покупке подержанного автомобиля и вас невозможно будет обмануть.

Очень много неясностей по тонировке лобовых стекол.

ГОСТы и контрольные приборы инспекторов ДПС регламентируют и меряют процент СВЕТОПРОПУСКАНИЯ стекол, а когда вы приезжаете на тонировочный сервис, там спрашивают: «На сколько процентов вы хотите ЗАТОНИРОВАТЬ, то есть ЗАТЕМНИТЬ стекла?» Из-за этого вся неразбериха: инспектор говорит вам, что светопропускание ваших боковых стекол всего 60 процентов, что не соответствует норме, а вы доказываете ему, что затонировали стекла всего на 20 процентов, все должно быть в норме.

А дело все в том, что светопропускание совершенно прозрачных, бесцветных стекол никогда не бывает 100 процентов, в действительности оно составляет процентов 90-80, а то и меньше, если стекло некачественное или старое, потертое. И когда вы тонировкой убираете еще 20 процентов, то остается 60.

По нормам же, по ГОСТам, лобовое стекло должно пропускать 75 процентов света, то есть даже самая слабая его тонировка не допускается. Допускается лишь затенение верхней части лобового стекла на ширину полоски не более 2,5 сантиметра. Боковые же стекла — обратите внимание — стекла передних дверей должны иметь процент светопропускания не менее 70, а задние боковые и само заднее стекло можете по новому закону хоть черной краской закрасить, если есть наружные зеркала — оба, справа и слева.

И поэтому, когда вы приходите на тонировочную фирму, вы должны там заказывать не процент затемнения стекол, а процент их светопропускания.

Как ездить по грязи

Мы едем на дачу, с рассадой, которая дома поперла так, что все окна «обессветила». А там — грязь. Да такая, что перед хлябями сердце сжимается: проеду-не проеду? Ну, во первых, бояться не надо: проедем. А во-вторых, я бы ехать по грязям на любимой машине не стал — уж больно дорого. Даже учитывая будущий шикарный урожай, он — копейки по сравнению с тем, что вам придется ухайдакнуть на вашу машину после одной такой поездки. Подождите, пока подсохнет. А рассада подрастет.

Но если уж поехали, если встали перед хлябью, заглушите движок, найдите дрын и протыкайте им возможный ваш путь. Если хляби не более 10 метров, а далее сушь, то можно дрыном и не тыкать — разгоняйтесь до 60-ти, врубайте перед грязью вторую и с завыванием двигателя рубите бездорожье в любом направлении, кроме обочин, — выедете.

Если же хлябь идет за хлябью с «твердью» фрагментарной, метра по два-три-пять, то здесь уже нахрапом не возьмешь, здесь нужна тактика.

Она, в первую очередь, заключается в том, чтобы не терять скорость, а во-вторых, в том, чтобы не сесть «на брюхо». Первое достигается легко — газ в пол и везде вторая передача, в крайнем случае — первая, а второе — опять тот же дрын: перед штурмом промеряйте им самый мелкий путь по ближайшим хлябям. И при этом имейте в виду, что колея, даже если она глубже, чем целина, предпочтительнее. Однако здесь очень много «НО»: если дно песчаное, это одно — вы там однозначно выедете. Если обочины глинистые или черноземные — не дай вам Бог на них попасть хотя бы одним колесом — не только засосет, но при приличной скорости может и кинуть куда угодно.

Дрын при промере вашего пути даже своим острым концом должен упираться в грунт под грязью или водой намертво и дальше не утопать. Тогда только можно ехать.

Самое, конечно, лучшее, если вы настоящий российский автолюбитель, у которого в багажнике всегда лежат цепи для ведущих колес. Стоят они совсем недорого, надеваются за секунды, перед препятствием, но зато дают такой потрясающий эффект в снегу и грязи!.. Однажды, на заре своей молодости, я попробовал эти цепи и с тех пор с ними не расстаюсь, хотя, честно говоря, за двадцать пять лет с тех пор ни разу ими пользоваться не доводилось, но помню их эффект — на танке себя чувствовал!

Если уж вы сели, то здесь два вида неприятностей: буксуют ведущие колеса — как правило — одно; или, что самое неприятное, сели вы на брюхо.

Когда буксует ведущее колесо, вы берете из багажника лопату с короткой ручкой... ах, у вас ее нет? — напрасно, советую немедленно купить, да и в хозяйстве пригодится. Вы откапываете спереди и сзади то колесо, которое буксует. Причем смотрите — не легли ли его рычаги, привод на грязь, если легли, откапываете и под рычагами. Затем для обоих ведущих колес прокапываете колеи — вперед и назад, сантиметров на 50 в каждую сторону. Неплохо бы туда, в колеи, напихать камней, насыпать песка или хотя бы устелить их ветками. И затем враскачку, не газуя, внатяг, выбираетесь на твердое место, лучше вперед.

Если вы сели на брюхо, то откопать грязь под машиной вам не удастся. Единственный, проверенный предками способ — поддомкрачиваете по очереди ведущие колеса и вымащиваете под ними те же колеи. Для домкрата нужна опора. Если найдете широкую доску — счастье, но вряд ли вы ее найдете. Тогда берите запаску, подкопайте под нее место в грязи под домкратным гнездом, выстелите его ветками, на них бросьте резиновый коврик и уже на него — запаску. Ставьте на нее домкрат и аккуратно поднимайте колесо. А далее — смотрите выше.

Хорошо, доехали вы до дачи. Прокопав грядки и посадив то, что планировала жена, не забудьте про вашу машину. Она стоит, смирная, может быть, и чистая снаружи, но с забитыми грязью дисками, тормозами, покрытым коркой грязи днищем, но, что самое главное, с наверняка забитыми сапунами — они расположены на ведущих мостах, коробке для связи с атмосферой; и если вы все это не смоете из шланга, не проверите лично каждый сапун, то не исключено, что завтра, когда вы по шоссе рванете домой под 130 км/час, у вашей машины попрет масло изо всех этих мест.

Приехав в город, на мойку, не обольщайтесь, что там сделают все, если вы им заплатите, ничего не сделают. Хотя бы потому, что таких моек «снизу, да добросовестно, да из шланга хорошей струей горячей воды» у нас в России нет. Делайте все сами. А еще лучше, хороший совет: ездите по разбитым дорогам, ездите по грунтовкам, по пыли, но старайтесь избегать грязи — она убивает наши автомобили больше, чем что бы то ни было.

Друг мой Витька

Это был типично французский тип мужчины-мальчика: худощавый, с жесткими, чуть вьющимися, темными волосами с проседью, тонкими чертами лица, и я частенько даже ревновал его к Маше: приглядывался, прислушивался к их лицам и интонациям, нет ли в них того, чего мне следует опасаться?

И немудрено: на моих глазах он, Витька, увел у нашего общего знакомого девочку — классную деваху с карими глазами, ногами газели, а главное при всем при этом — с интеллектом в лице и в мозгах. Увел, не постеснявшись, как же мне не быть в опасении?

Нет, ничего такого я, как ни старался, заметить не смог. Витька мою жену обожал, судя по всему, платонически — не считайте меня за дурака. Частенько он заезжал к нам на Тверскую, в две крохотные смежные комнатенки, которые мы там снимали, сидел, пил чай, мог рвануть рюмочку чего-нибудь вкусного (но не водки), сопел в свойственной ему манере, а потом уезжал. А нам с Машкой как-то оставалось после него — хорошо!

Он никогда не был в тягость, каким бы неожиданным ни был его визит. Наоборот — мы с Машей радостно охали при виде его во входных дверях, метали все, что было, на стол и охотно усаживались за него сами — слушать Витьку и говорить с ним.

Сознаюсь, что кроме его потрясающей ауры, нас подогревало еще и то, что Витька никогда не заявлялся пустым — всегда с подарками. Мы знали, что он человек не бедный: тогда он работал заместителем начальника отдела сбыта Автомобильного завода имени Ленинского комсомола, того завода, который делал «Москвичи». Естественно, что ходоки со всего Союза обивали пороги его кабинета, естественно, что у Витьки водились деньги. Я помню, мы даже приезжали к нему на квартиру в подмосковную Щербинку с ночевкой для того, чтобы по редчайшему в те времена видику, который у него, естественно, был, посмотреть еще более редчайшую и вообще запрещенную в те времена порнуху.

Витьку другом я не считал. Точнее говоря, я об этом вообще не думал: встречаемся и встречаемся, тянет нас друг к другу и тянет. Его образ жизни, его доходы, его автомобиль казались мне тогда недосягаемыми: ездил Витька на «старом» — это тепер на старом! — «Москвиче-2140» цвета «металлик» — «Снежная королева». Двигатель у него был какой-то специальный, чумовой, форсированный, заводился в любой мороз, обивка салона — велюровая, что приравнивалось по тем временам к дессидентству, вместо ручек стеклоподъемников — кнопки электропуска, а под сиденьем — мы это знали — у него всегда лежал пистолет.

О пистолете позже, а сейчас о том, что позволяет мне назвать его сегодня моим лучшим другом — о его человечности и доброте. Я ощущал их всегда. Однажды вечером Витька заявился, когда Маша уже родила. Только-только из роддома. Он поставил на стол затертую и какую-то замызганную бутылку сумасшедшего французского коньяка и сказал:

— Пусть первый алкоголь, который впитает с твоим молоком твой сын, будет самым лучшим в мире. И пусть в его длинной и красивой жизни не будет напитков хуже.

Кормящая Маша, естественно, не пила. Но тогда — выпила. Две крошечные рюмки. Витькиного сумасшедшего коньяка.

Затертой и замызганной эта бутылка была потому, что Витька возил ее в багажнике своего автомобиля года полтора, не находя достойного повода для того, чтобы тот божественный напиток откупорить. Надо ли говорить, что такое был тот коньяк на нашем столе, когда в те времена мы по талонам брали обыкновенную «Московскую»?

Я тогда уже работал в «Комсомолке», и Витька читал мои статьи регулярно.

Очень редко он звонил и говорил какие-то слова о них. Но зато он был единственным, кто хоть иногда звонил, я его любил и за это. Но, к сожалению, своей любви тогда не осознавал.

Первый наш сын — Мишка родился 9-го октября, в день рождения моей мамы и Маши. Никто, естественно, ничего не подгадывал — за нас всех распорядился Господь.

В тот день, в тот час я играл с товарищами в футбол в Лужниках — хорошо было! Прохладно, азартно, по-моему, мы выигрывали, и мне было очень хорошо в день рождения двух самых близких мне людей — мамы и любимой. Мы ведь тогда не были расписаны, жили, что называется, в гражданском браке.

Отыграв и отпотев со сладкой истомой во всех без исключения членах, я сел в машину и рванул в роддом, к жене: понятно, что отвезя ее рожать, я посещал ее каждый день.

Каково же было мое удивление, когда из окна высунулись ее подружки и сообщили мне, что «муж уже приезжал и привез ей огромный букет роз. Его по местным правилам нельзя было передать через приемную, и потому мы спустили веревку и подняли его в окно».

Да, когда я сегодня смотрю на своего старшего сына (вообще-то — среднего, потому что в первом браке у меня тоже сын — Костя), то всегда вспоминаю Витьку — он был первым.

Мало того, недели через две после рождения Миши, он приехал к нам, привез классную ГДРовскую коляску на мягком ходу и заявил торжественно: «Я обещаю, что отныне все колеса вашего сына — мои проблемы». Не скрою, мне очень понравилось это заявление.

В третий раз Витька меня потряс тем, что когда я вернулся из какой-то редакционной командировки, Маша, живущая с сыном на даче, рассказала мне, что за эту неделю пару раз появился Витька на своем «серебристом чудовище». Он зашел в калитку, выгрузил из багажника какие-то продукты, принес два ведра воды, спросил о проблемах и уехал.

Два ведра воды! Те, кто знал Витьку, понимали, что эти два ведра для него — подвиг. Тут самая пора настала рассказать о том, что мой друг Витька был болен. Неизлечимо. Он был просто обречен. Диагноз — рассеянный склероз. Знал ли он сам об этом, я не знаю. Я тогда не знал. Нести что-то весом более пяти килограммов для него было невозможно. А тут — два ведра!.. Самое потрясающее, что я его об этом не просил, я просто сказал, что уезжаю в командировку. Это он уже сам вычислил, что Маша остается с детьми одна, на даче, и, может быть, ей потребуется помощь: у вас есть такие друзья?

Дальше — больше: мне предстояла командировка в самый бандитский регион Союза — в киевское предместье Боярку, по письму в редакцию об убийстве. Когда Витька узнал об этом, заявил безапелляционно: «Я поеду с тобой. У меня машина и пистолет».

Почему-то я не мог сказать тогда Маше, что в Боярку мы едем вдвоем. А, вспомнил — Витька взял с собой девочку, и мне казалось, что ее присутствие кладет тень и на меня. Я взял билет на поезд Москва — Киев, показал его Маше, она проводила меня на вокзал, к поезду, а потом я, когда она исчезла, из поезда этого вышел, нашел на стоянке «серебристое чудовище» Виктора, сел в него, и мы втроем рванули на колесах в Киев.

С тех пор прошло много лет, и никто и ничто не сможет заставить меня забыть те поздние морозные боярские вечера, когда я, один как перст, стоял на остановке автобуса, а кодла молодых ребят, по домам которых я только что прошел, расследуя убийство их товарища, пульсировала и клокотала буквально в двадцати метрах от меня, выслеживая, сопровождая от дома к дому, но не рискуя зацепить как следует — побить, убить, все-таки — корреспондент, все-таки — из Москвы, из «Комсомольской правды».

Они пока думали, а я стоял один на остановке, мерз, было что-то около минус двадцати, они потихоньку приближались, смелели при виде одинокой фигуры под фонарем...

И вдруг издалека слышался, нарастая, рев форсированного мотора, полыхали по горизонтам галогенные фары, и в начале улицы появлялось «серебристое чудовище» моего друга Витьки, а я знал, что под его сиденьем всегда лежит пистолет! Как же я торжествовал тогда!!

Видно было всем нам, как он идет по снегу и льду в спортивном режиме, с заносом, ясно было, что своими мощными, нездешними фарами он кого-то ищет, и когда он останавливался подле меня, когда его правая дверца шикарно распахивалась, — какое же торжествующее чувство меня охватывало, с каким же наслаждением садился я в его московское комфортабельное и расслабляющее тепло и смотрел в чуть усталое лицо своего друга Витьки. «Ну как? Все нормально?» — спрашивал он меня.

Потом по этой командировке у меня в «Комсомолке» вышла статья, и я молчаливо посвятил ее Витьке.

Женщин у него было много, и всех их он называл одним и тем же словом: человечек. «Понимаешь, — говорит, — такой человечек замечательный, сидим в машине, а она мою коленку гладит и шепчет: „Виктор Евгеньевич, я вас еще в школе полюбила — вы были в десятом, а я во втором!“.

«Ты знаешь, человечек мне попался потрясающий, я думаю: поцеловать — не поцеловать, не дай Бог спугну, все-таки первый раз встречаемся. А она в халатике ходит по всей квартире, и вдруг пола этого халата распахивается, и я вижу, что под ним — ничего! Тут уж я принял единственно верное решение...»

Он был женат, но жена, узнав его диагноз, его бросила. Да, может быть, она Витьку бы бросила и безо всякого диагноза — он был не прост. С ним было нелегко. А он ее продолжал любить больше всех тех «человечков» и часто потому нарывался на неприятности.

Однажды он застал у нее, то есть у себя, в своей бывшей квартире своего друга. Тот открыл дверь и предстал во всей своей расслабленной красе. Витька закипел, пытался что-то выяснить, пройти в квартиру, к жене, но не получилось: друг спустил его, немощного, с рассеянным склерозом, с лестницы. Я вообще удивлялся в то время, как он ходит, ноги он мог переставлять на лестнице или улице только руками, цепляя их за брючины. И вообще — не было для меня горше зрелища, чем идти за Витькой по лестнице вверх.

Витька с лестницы скатился, отлежался, оклемался и спустился к своему автомобилю, где под водительским сиденьем всегда лежал пистолет. Системы он был не русской, потому что служил Витька во Вьетнаме командиром автовзвода, попал однажды под ракетный обстрел своих же, и осколок ракеты засел в его позвонке, сломав всю его жизнь. Оттуда же и пистолет.

А взял тогда, в тот вечер, Витька из-под сиденья не пистолет, а газовый баллончик, который тоже был в нашей стране в те времена редкостью и свидетельством принадлежности к высшему, неконтролируемому обществу. Взял его и поднялся опять на свой этаж к своей квартире. Позвонил еще раз. И еще раз вышел его вальяжный мощный друг — без опаски вышел, как хозяин и женщины, и ситуации, а Витька — в морду ему из баллончика!

Вырубился тот, рухнул на пол. Тут уж Витька — Бог ему судья — ногами его обслужил и сковородкой, взятой из кухни, по голове добавил.

Жена, красивая, как для Витьки и положено, женщина, сжав лицо руками, не проронила ни звука, только стояла и смотрела на схватку самцов, как и подобает породистой самке.

Витька сделал свое дело и молча уехал. Приехал к нам и все рассказал. Мы его пожалели. Я знал, что он постоянно, но ненавязчиво для окружающих, болеет. Но никогда не говорил с ним об этом — Витька появлялся, исчезал, принося в наш дом только радость. Но однажды, когда я был на работе, он позвонил мне из больницы, и голос его был панический:

— Юра, Юра! Ты можешь вот сейчас, немедленно, приехать?

— А что случилось, Вить?

— Ничего не могу объяснить — приезжай как можно быстрее!

Мы в редакциях шизиков навидались достаточно, нас ничем не проймешь, и людская боль лишь тогда хватает нас за сердце, когда она пробьется через мертвую журналистскую циничную «чешую» — его голос сразу ко мне пробился. Мгновенно я прыгнул за руль и рванул в больницу, которая, к счастью, была неподалеку, на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе. Сейчас я знаю, что это за больница. А тогда — не знал... Влетел на его этаж, в его палату, и Витька, в таком дурацком для него, аристократа, больничном халате сунул мне в руки видак:

— Быстро уезжай, и чтобы тебя никто не видел!

Как потом выяснилось, весь этаж больных смотрел по витькиному видаку крутую порнуху. А весь персонал недоумевал: какая сила тянет больных в палату «номер шесть»? Когда туда кто-то из врачей заходил, на телеэкране шли новости и толпа мужиков их напряженно смотрела: просто у кого-то в руках был пульт, и он его вовремя переключал. На новости. А потом один идиот попросил этот пульт подержать, и когда при половом акте крупным планом в палату зашел дежурный врач, тот стал лихорадочно на кнопочки давить, но не на те, и врач обомлел, бросился вызывать подмогу — тут-то мне Витька и позвонил.

Я приехал вовремя. Еще пара минут, и Витьку могли бы привлечь по статье. Но я увез вещественное доказательство.

Последний раз он позвонил мне в редакцию перед Новым годом и попросил встретиться, я уже не помню для чего. Я назначил ему время, а сам забыл, забегался, не вышел на морозную улицу: ну просто напрочь память отшибло. Надо к тому же знать редакционную запарку, выныриваешь из нее иной раз и не можешь вспомнить: обедал ты сегодня или нет?

Две недели после того от Витьки не было ни слуху ни духу. А на двадцатый день, когда мы с женой были в гостях, меня разыскал по телефону наш общий друг и почти без подготовки сказал:

— Крепись, Юра, Витюшки больше нет.

Той истерики, которая приключилась со мной после этих слов, я не припомню во всей своей жизни: я рыдал, сползая на пол, на лестничной клетке той квартиры, где застала меня эта весть.

Часа полтора меня потом отпаивали и успокаивали, прежде чем я смог сесть за руль и поехать в Щербинку. К Витьке. Вернее, к тому, что от него осталось.

Были ралли — «Снежинка» или что-то вроде этого. Витька участвовал. На одном из скоростных участков его машина улетела в кювет. Он вышел и стал своим инвалидным шагом переходить гололедную трассу. В тот момент, когда он был на ее середине, из-за поворота показалась спортивная «Волга».

Говорят, что Витька мог бы притормозить или наоборот — рвануть и успеть перебежать. Но он выбрал третье — сел посередине трассы и покорно обхватил голову руками.

«Волга», идя в заносе фактически без управления, ударила бампером его в висок — он умер мгновенно.

Говорили, что он сел посреди трассы сознательно, зная свой диагноз. Но я в это не верю.

Как мы хоронили его, что говорили и как плакали — это знаем только мы. Машин понаехало — до горизонта. Витьку опустили в землю рядом с его братом Романом, который погиб двумя годами раньше oт русского идиотизма — какой-то хулиган на перроне ударил его по голове. Осталась одна их мать, Мария Николаевна, да жена Романа, да мы, двое друзей Витьки. Нас ведь было трое.

Каждый год не получается, но мы созваниваемся, мы божимся, что 20-го января обязательно встретимся, обнимем Марью Николаевну, положим цветы на Витькину могилу, но... Стыдно, конечно.

Вот он, Витька, смотрит на меня с фотографии — автомобильный Бог и мой самый лучший друг, — я только после его смерти понял, что он был моим лучшим другом.

Прости, Витька!

Что такое инжектор?

Одноточечный впрыск — это одна форсунка на четыре цилиндра. Распределенный — по форсунке на каждый цилиндр — вариант мощнее, экономичнее и сложнее.

Прежний ваш двигатель засасывал в себя воздух с большим усилием через узкое горло под названием карбюратор, тратя на это около 10 процентов своей мощности. В горле этом воздух насыщался бензином через крошечные жиклеры, на что тоже уходили силы двигателя. Горючего он получал в зависимости от нажатия вами педали «газа», но сколько горючего! То он захлебывался от него — и тогда «коптил», то задыхался от голода — и тогда «не тянул».

Инжекторный двигатель дышит легче и свободнее, потому что засасывает воздух уже не через горло карбюратора, а всего лишь через воздушный фильтр, а бензин ему впрыскивается под давлением в самую «глотку» — камеру сгорания. И впрыскивается ровно столько, сколько он сможет «съесть»: смесь готовит электроника. Содержание СО резко уменьшается. Мощность и экономичность увеличиваются.

Водителю на заметку:

— на двигателях инжекторных вазовских автомобилей стоит шесть датчиков: массового расхода воздуха, положения дроссельной заслонки, положения коленчатого вала, скорости автомобиля, температуры охлаждающей жидкости и детонации;

— выход из строя одного из датчиков (кроме датчика коленчатого вала) не повлияет не работу двигателя. Возможно незначительное ухудшение ездовых качеств;

— компоненты системы управления двигателем не требуют технического обслуживания и ремонта. Их работоспособность проверяется специальными диагностическими средствами;

— прогревать холодный двигатель перед началом движения нет необходимости. Допускается движение непосредственно после запуска двигателя при температуре минус 27°С;

— все разъемы компонентов системы защищены от попадания влаги, поэтому мыть такой двигатель можно смело;

— двигатели с впрыском в зависимости от комплектации имеют разные распределительные валы. Зазор в клапанах устанавливается в соответствии с руководством по эксплуатации соответствующего автомобиля.

Когда и как продать машину

Рано или поздно, но все же наступает день, когда вы понимаете, что со своим железным другом пора прощаться — продавать.

Друзей, вообще-то, не продают, а тут приходится. И потому у меня, например, всякий раз, когда я отдаю ключи от своей машины новому хозяину, в носу щиплет. И сколько бы мы ни мучили с ней друг друга, сколько бы денег она у меня за эти годы ни высосала, в последние секунды помнится только хорошее. Улучив момент, когда нас никто не видит, я целую ее в самое чувствительное место — кнопку сигнала: «Ну, прощай, моя ласточка. Спасибо тебе за все. Не сердись...»

И при продаже встает вопрос: как это сделать с наименьшими потерями и с наибольшей выгодой?

Вопрос первый: когда машину пора продавать?

Ох, как сложно на него ответить!.. Весной, конечно, продать немного проще, когда все покупают, но имейте ввиду, что к весне ваша машина постареет на год. Конечно, в первую очередь проблема «когда продавать машину» от доходов зависит.

Машину стоит продавать перед тем, как она начинает «сыпаться»: амортизаторы, стойки передней подвески, пружины, рулевая трапеция, глушитель, тормозные диски и барабаны, скобы и цилиндры — все это придется менять на отечественных машинах где-то в районе 80-90 тысяч километров пробега. Если же учесть, что среднегодичный пробег среднего частника 17-20 тысяч километров, то получается, что автомобили мы меняем каждые 4-5 лет.

Вопрос второй: какую цену назначать?

Разные марки машин с годами обесцениваются по-разному, но в среднем любая машина, отечественная или иномарка, теряет в год 10 процентов от своей первоначальной стоимости, если выглядит идеально и не имеет явных дефектов. И никого не волнует, что у вас литые диски или Си-Ди-магнитола, установлено противоугонок на энную сумму, машина имела «гаражное хранение» или маленький пробег — все эти «опции» могут прибавить вам 200-300 долларов к цене только у «лоха». Кстати, «тёплый гараж» для знающего покупателя только снизит цену автомобиля, так как он знает, что ежедневные перепады температур от минус 10 до плюс 20 зимой только усиливают коррозию.

Вопрос третий: кому и как продавать?

Очень не рекомендую продавать машину знакомым или родственникам. Во-первых, вы будете вынуждены продать им дешевле, чем чужим людям, а во-вторых, как бы ни была хороша машина, она все равно будет ломаться, и каждая такая поломка станет ложкой дегтя в бочке меда ваших отношений. А если ваша машина на грани «сыпания», то вы вообще рискуете потерять знакомых или родню.

Весьма результативно среди продвинутого (и не столь криминального) населения помещение объявления в Интернет. Наибольший эффект дает сайт: www.auto.ru Там не только огромное количество объявлений — около 20 тысяч! — но и есть возможность покупателю делать выборку по интересующим его параметрам. Например, по цене, году выпуска, типу кузова или двигателя, виду коробки передач. В Интернете надо заполнить специальную форму, которая содержит подробную информацию о машине. Цену лучше указать, чтобы избавить себя от лишних звонков. Если сбавлять не намерены, так и напишите: «Без торга».

Пока Интернет сработает — можете поехать на рынок. Но на это придется убить полдня. Суббота приносит самые лучшие результаты.

Очень не рекомендую продавать машину по генеральной доверенности. Лично я вляпался — недавно позвонили из милиции по поводу «универсальчика», проданного мною по доверенности аж семь лет назад: человека на нем сбили.

Вопрос последний: как готовить машину к продаже?

Естественно — помыть снаружи, салон и под капотом. Убирать ли пятна ржавчины, помятости или царапины кузова? Если уберете, то продадите вашу машину пусть за ту же цену, но быстрее. Если вам приходится рихтовать и затем красить крыло, дверцу, капот, сделайте до того снимки помятостей, поскольку покупатель, заметив покраску, вправе думать, что вы в крутой аварии заменили пол-автомобиля.

Неплохо бы придумать причину продажи машины. Мол, продаю не потому, что «уже пора, старенькая», а типа «тачка-то классная, но хочу иномарку» или, если продаете иномарку, — «хочу новую иномарку». Покупателю станет ясно, что вы человек состоятельный и из-за 100-200 «баксов» упираться «рогом» не будете. Ну скиньте, скиньте в самый решающий момент эту сумму — дороже встанет время, потраченное на рынки, и поездки к потенциальным покупателям.

Надоело жить на помойке

С тех пор, как начал обсуждаться в СМИ пакет поправок к Административному Кодексу, касающийся многомиллионной армии водителей, с тех самых пор в тех же СМИ поднялся «девятый вал» негодования: нас грабят, грядет произвол, беспредел, караул, демократии конец! Одни заголовки чего стоят: «ГИБДД против водителей: кто кого?», «На дорогах грядут репрессии», «Как бороться с произволом властей», «От закона до беспредела один шаг», «Очередной наезд на конституцию», «ГИБДД превратит водителей в штрафную роту» и т.п. и т.д.

Не пора ли спокойно и объективно разобраться в том, что происходит?

Честно говоря, надоело жить на помойке: всякий, приезжающий с запада, округляя глаза, рассказывает, как живут и ездят в цивилизованной стране, а потом садится за руль в своей собственной стране и нарушает правила налево и направо, чего там, в цивилизованной стране, он себе не позволял — почему?

Да так удобно: чем больше низвергаешь, тем громче имя и больше тираж, а порядок и жесткие санкции легко подвести под «ноль» постулатом, что в России нищее население, даже и то, что ездит на собственных машинах, и его все эти поправки ввергают в полную нищету — защитнички вы наши!!

Где же истина? А она в том, что общество тем цивилизованнее, чем более оно законопослушно. А оно тем более законопослушно, чем более неминуемо нарушаемые законы караются санкциями. Честно говоря, грешен и я сам — соблюдая все правила на западе, душой томился по скорости и думал: «Вот въеду в Брест — оттянусь по полной!» И вовсе не потому, что не бдят у нас инспектора на дорогах, а потому, что откупиться от них не проблема.

У нас же, в России, из века в век, народ только и думал, как власть обмануть. Иначе бы бессмертный Салтыков-Щедрин не написал: «Суровость российских законов искупается их повсеместным неисполнением».

Да, как ни горько это сознавать, без «твердой руки» мы — «бардачная нация» с хорошим замесом анархизма в крови, иначе бы к нам так не липли всякие бунты и революции. Мы без этой «руки» — стадо, понимающее демократию как свободу воровства и произвола, и мы истосковались по власти. Пусть «царь» решает, как нам жить, главное, чтобы он был и мы в него верили...

Так и уложилось в России: НЕ УМЕЕШЬ — НЕ НАРУШАЙ.

О чем шумит пресса: административный арест нарушителя. Раньше поводов к нему было три — невыполнение требования сотрудника милиции об остановке транспортного средства, невыполнение требования о прохождении медосвидетельствования и оставление места собственного ДТП. В нынешнем Кодексе осталось одно — последнее, самое тяжкое. Справедливо? Да. Послабление? Да.

Второе — лишение прав. Раньше существовало семь нарушений-поводов для этого, а сегодня больше: что прибавилось?

Превышение допустимой скорости более чем на 60 километров в час, выезд на встречную полосу, нарушение правил перевозки опасных и прочих грузов — вы помните, как из-за идиотского бензовоза сгорели в Москве пассажиры двух троллейбусов? Вы лично против такого ужесточения? Думаю, что нет.

Третье — о, караул, увеличились штрафы! Во-первых, они увеличились не так, как в 1997 году, а максимум в два раза, а в-третьих, даже эти штрафы не идут ни в какое сравнение с западными, даже если учитывать наши соотношения зарплат.

Например, проезд на красный дешевле всего в Швеции — 100 долларов (3,3% от средней зарплаты по стране), в Японии — 400$ (10%), во Франции — 30% от зарплаты, а в Англии и все 50%! А у нас всего — 1 МРОТ, то есть — 100 рублей — 3,3% от среднестатистической зарплаты по стране.

Не потому ли мы умиляемся западным цивилизованным миром и никогда там за рулем ПДД не нарушаем, а приехав домой, можем себе позволить нарушать, как вздумается, что наши штрафы смешны?

В Англии неправильная парковка и превышение допустимой скорости более чем на 40 км в час может сожрать половину месячного заработка.

У нас, если даже бросишь машину посередине Тверской, последует предупреждение или штраф до 300 рублей (до 10 % средней зарплаты по стране), а за превышение скорости на 60 км в час — штраф 500 рублей — 18% от зарплаты или лишение прав до 4 месяцев.

А уж о пьянке за рулем и говорить нечего — тюрьма, тюрьма в большинстве стран или три-пять месячных заработков, если не было «отягчающих последствий»!

У нас за пьянку штраф сегодня до 2000 рублей (80 % от средней зарплаты по стране) или на год лишение прав — разве не лафа на фоне всего остального цивилизованного мира?

Блокираторы и штрафные площадки Кодексом упраздняются, да, но рано или поздно мы все равно к ним вернемся, как во всем цивилизованном мире: поставил машину, мешающую движению, ее надо убрать. И от этого никуда не деться в больших городах, где чем больше анархии, тем труднее жить и ездить. Другое дело, что прежний печальный опыт нельзя повторять — чтобы не было космических цен, отдавать частным структурам это дело не следует.

Еще один вопль «демократической прессы» — целых 20 МРОТ за отказ от медицинского освидетельствования на алкоголь!! Простите, но если штраф за пьянку 20 МРОТ, то сделай за отказ меньше — какой дурак будет «освидетельствоваться»? Логика? Да.

Недавно получил письмо автолюбителя с криком души: «Меня тут остановили, открыли багажник и искали наркотики и оружие — это же произвол! А как же демократия?»

Друзья мои, не путайте яичницу с даром Божьим: демократия — это торжество закона, а не анархия личности. Ни в одной цивилизованной стране мира водителю даже в голову не придет спорить с полицейским — блюстителем закона. Каждое слово спора будет только увеличивать штраф. Если вы ответите, что «это там, где люди в форме взяток не берут», то вспомните — сколько раз у вас ВЫМОГАЛИ деньги и сколько раз вы их сами ДАВАЛИ, УМОЛЯЛИ взять, уйти за «полцены» и сэкономить свое время.

И закончу опять же менталитетом. Поехали наши ребята в Америку, взяли там напрокат машину и не успели свернуть с хайвэя на нужном им повороте. Проскочили всего метров сто — какие проблемы: сдают задом, как у нас принято повсюду. И тут им в зад впендюривается добропорядочный американец, не спеша ехавший в правом ряду. Подъезжает полиция. Наши, естественно, врут, что их, стоячих, этот идиот ударил. Коп, поговорив с «идиотом», подскакивает к нашим: «Вы можете ехать, потому что тот либо пьян, либо ненормальный — он говорит, что по трассе вы ехали задним ходом!»

Вот это называется менталитетом — образ жизни и мышления. Нам его надо менять, чем быстрее, тем лучше. Бардак и в стране, и на дорогах есть результат бардака в нас самих. Пора учиться и научиться исполнять законы и получать удовольствие от того, что живешь в «цивилизованной стране».

Вспомните 8-е мая 97-го, когда ввели «драконовские» штрафы? Уже 9-го вся Москва ездила, пристегнутая ремнями, и по встречным никто не шпарил — чем плохо? Плохо то, что под вопли «демократической» прессы через четыре месяца штрафы отменили.

Пусть штрафов боятся те, кто лихачит: ведь, выезжая за рулем на Запад, никто из нас даже в мыслях не держит что-нибудь там нарушить — слишком дорого обойдется. А у себя, извините, гадить можно по всем углам?

Надоело жить на помойке. Надоело умиляться западными порядками, пора в своем доме наводить порядок.

Мы расстаемся, счастливого пути!

Ну вот, похоже, что я высказался. Не все, конечно, сказал, автомобильный мир огромен, но самое главное сказано... Что же я оставил для вас напоследок?

Давным-давно, совсем еще молодым, мчался я с друзьями-испытателями в Прибалтику. Хорошо шли, как тогда говорили — «на все деньги».

И вот влетаем мы в какой-то городишко, видим издалека зебру — пешеходный переход, люди на ней, и мы, естественно, издалека им сигналим.

А они, будто все глухие, как шли, так и идут! Тут уж мы вдарили по тормозам, визгу баллонов было — до неба, машины рогом упираются, землю роют, и замерла передняя из них в каком-то метре от широких белых полос, а люди на них не дрогнули и не разбежались.

Можете ли вы себе представить, что НИКТО из них даже не посмотрел в нашу сторону, лица этих людей выражали к нам презрение!

И тут до меня дошло: мы уже в Прибалтике! Мы как-то незаметно пересекли ее границу, здесь уже люди не шарахаются от автомобилей, здесь машины не распихивают их нахально своими полированными мордами и клаксонами, здесь чтут пешехода — это уже Европа...

В Соединенных Штатах раза три я проводил такой эксперимент: нахально, по-московски, влезал на своем «Москвиче» в чужие ряды, буквально расталкивал их сверкающие «гардеробы», подрезал с торможением и т.п.

Сначала при этом я по привычке крутил головой по сторонам, ожидая у своей дверцы какого-нибудь таксиста с монтажкой. Ну а в лучшем случае — указательного пальца у виска или матерной артикуляции. Ничуть не бывало — понимающие спокойные лица: человек спешит, опаздывает на важное дело, человек — иностранец, малость обмишурился, чего не бывает. Полная терпимость, и это не только в Америке, практически везде. У нас же — сами знаете.

Я понимаю, конечно, что человек за рулем — член общества и не может быть свободен от его недостатков, но все же, все же, все же...

Подумайте: вы — за рулем, вы обладаете мощью под сотню лошадиных, массой — полторы тонны, скоростью — бешеной и при этом — комфортом: теплом, музыкой, сигаретой, вы мчитесь, едва двигая ногами и руками, а эти люди под названием пешеходы перемещаются едва быстрее божьей коровки, да еще с сумками, пыхтя, потея, уставая, да еще — с мозолями, одышкой и болезнями — пропустите их, уступите им.

Но имейте в виду, когда вы затормозите перед «зеброй», сначала они вас не поймут и будут дико рассматривать водителя через лобовое стекло: иностранец или блаженный? Чего это он остановился? Потом они опасливо начнут движение, пригласите их к этому отчаянному акту элегантным движением руки.

И пусть при этом вам даже сигналят сзади инвалиды тоталитарного общества, пусть даже некоторые, особо борзые водители, будут пересекать «зебру» слева и справа от вас — вы стойте и стойте и приглашайте, приглашайте жестом забитых россиян почувствовать себя людьми — увидите, что все-таки все машины остановятся, и люди пойдут по белым полоскам, и если в эту секунду вы всмотритесь в их лица внимательнее, то увидите в них и благодарность к вам, первому остановившемуся перед ними, увидите еще и зажигающийся в их глазах огонь чувства собственного достоинства: они — люди, их пропускают машины. Особенно благодарен вам будет парень с девушкой — он будет чем-то гордиться перед ней, мама с коляской, старушка с авоськой...

Но все это ничто по сравнению с тем же чувством, которое вспыхнет в вашей собственной груди: вы не им дали возможность почувствовать себя людьми — СЕБЕ! Раз пропустите, уступите, два, три.. — если вы не безнадежны, вам понравится это ощущение сильного человека. Потому что пропускает и уступает сильный.

Сверьтесь хотя бы по миру животному, естественному: крупная собака никогда не куснет маленькую или щенка.

А те «новые русские» на джипах и «мерсах», кто челночит со страшной скоростью в сереньком отечественном потоке, кто несется по встречной, наперерез, подрезает, сигналит, эти «слуги народа» или хлопцы со стриженными затылками, набитые долларами, со шпалерами в кобурах подмышками, они — быдло и хамье.

Не завидуйте их богатству, машинам, ночным казино и длинноногим подругам — у парней этих тяжелая жизнь. И она поставит, в конце концов, все на свои места, воздав каждому по его заслугам.

Руль срывает маски, которые все мы вольно или невольно носим в общении друг с другом, — на переговорах с «фирмачами» и в кабинетах начальства, в офисах и магазинах.

Как человек живет, так он и ездит.

Счастливого пути!..