Разделяющий нож: В пути Буджолд Лоис
Откинувшись на спинку стула, Камнерез оглядел молодых женщин и Вита и спросил:
— Так кто у вас на «Надежде» есть из мужчин, не считая этого паренька? — Вит в ответ выпрямился и расправил плечи.
— Двое крепких мужчин и мой дядя Бо, который, когда трезвый, кое на что годится. И пара мальчишек.
Берри не упомянула, как заметила Фаун, что эти двое крепких мужчин — беглые Стражи Озера. Уж не начала ли Берри вставать на защиту своих необычных гребцов?
Камнерез озабоченно закусил губу.
— На вашем месте, девушки, я нашел бы еще пару барж, чтобы плыть вместе: так вы смогли бы присматривать друг за другом. Если на реке шалят разбойники, они скорее нападут на одиночное судно, чем на несколько. Чем больше народу, тем безопаснее.
Берри кивнула, хотя и не высказала вслух согласия с планом, и они распрощались с речником из Трипойнта.
Фаун, хоть и кипела возмущением по поводу клеветы Камнереза на Стражей Озера, не собиралась пересказывать эту часть разговора Дагу, когда они вернулись на «Надежду», но, к сожалению, возбужденный Вит сразу же все выболтал. Даг прореагировал на это только своим странным бесстрастным выражением лица и движением век, которое Фаун поняла как «Спорить я не собираюсь» и которое могло скрывать что угодно — от усталого равнодушия до безмолвного гнева. Отмахнувшись от хулы, Даг, впрочем, очень заинтересовался новостью о пропавших судах. Он согласился с оптимистическим предположением Фаун о том, что существование у реки Злого маловероятно по причине тщательного прочесывания окрестностей дозорными, однако Фаун заметила, что его рука рассеянно коснулась того места, где так долго висели ножны с разделяющим ножом.
Перед ужином, оставшись ненадолго на палубе наедине с Витом, Фаун сказала:
— Знаешь, Берри все еще считает себя помолвленной со своим Элдером. Что ты будешь делать, если мы найдем его где-нибудь в низовьях?
Вит поскреб затылок.
— Тут вот что. Думаю, если мы узнаем, что он погиб, Берри понадобится плечо, на котором можно выплакаться. А если окажется, что он сбежал с какой-то другой девицей и больше Берри не любит — ей все равно будет нужно плечо, на котором выплакаться. У меня два плеча, так что я готов к любому повороту событий.
— А если мы найдем и спасем его от… от не знаю чего, и они по-прежнему не откажутся друг от друга?
Вит поднял брови.
— От чего спасем? Прошло слишком много времени. Если бы он любил ее по-настоящему, он вернулся бы к ней, даже если бы пришлось проползти вдоль всей реки на четвереньках. И на это у него было достаточно времени, на мой взгляд. Нет, я не боюсь Элдера.
— Даже если Элдер больше не будет фигурировать, это не значит, что начнешь фигурировать ты.
Вит оценивающе взглянул на сестру.
— Ты Берри нравишься. Тебя не убудет, если ты иногда замолвишь за меня словечко. — После запинки он добавил: — Или по крайней мере перестанешь меня шпынять.
Фаун покраснела, но ответила:
— Так, как ты переставал меня шпынять, когда я тебя об этом просила и плакала?
Вит тоже покраснел.
— Мы были моложе.
— Угу.
Они мрачно смотрели друг на друга.
Подумав еще минутку, Вит буркнул:
— Прости.
— Я должна забыть годы мучений за единственное «прости» — да и то, когда тебе что-то от меня потребовалось? — Фаун сжала губы. Она терпеть не могла проявлять слабость, прощая, но в данных обстоятельствах… — Ладно, я подумаю. Мне Берри тоже нравится. — Однако она не смогла удержаться от того, чтобы добавить: — Вот я и гадаю: стоит мне содействовать твоему ухаживанию или нет, знаешь ли.
— Что ж, — вздохнул Вит, — может быть, мы найдем ее Элдера, и тогда оба мы с тобой окажемся ни при чем. — Отвернувшись, он пробормотал себе под нос: — Интересно, он высокий?
В темноте Даг сидел на краю крыши каюты, свесив ноги, и осторожно пробовал оглядеться при помощи Дара. Знакомое тепло Копперхеда, козы Дейзи, кур, знакомые фигуры людей поблизости: Вит и Готорн на задней палубе мыли посуду после ужина и дружелюбно спорили, яркий огонек Фаун, вместе с Берри устраивающей для них новую постель после того, как шкуры, на которых они спали, были проданы, Ремо сидел в углу, старательно закрыв свой Дар, и был почти незаметен для Дага… Бо отправился по окрестным тавернам, заявив, что собирается еще поспрашивать про «Шиповник-4», — этот план заставил Берри поморщиться. Хог присоединился к нему.
Даг расширил сферу своего внимания, охватив соседние суда и десятки людей. Там, где начинались склады, было безлюдно, если не считать пары ночных сторожей и бродяги, который то ли высматривал незапертую дверь, то ли просто брел куда глаза глядят. Река с ее живой текучей водой, водорослями, обычным плавучим мусором, Дар которого казался подозрительно активным, несколько рыбин с их яркой аурой, моллюски, цепляющиеся за камни или зарывшиеся в ил… Еще дальше вдоль улицы тянулись дома, где кипела жизнь — люди бодрствовали, спали, спорили, мошенничали, любили, ненавидели… а вот теплый свет Дара матери, кормящей младенца…
«Это в трех сотнях шагов. Попробую-ка подальше».
На дальнем берегу реки в тростнике спали утки, спрятав головы под крыло. В сарае дремали усталые волы, целый день по утоптанной дорожке перетаскивавшие через перекаты суда. Вокруг переправы теснилось с дюжину домов, окруженных складами. Даг мог пересчитать всех, кто там находился.
«Это уже больше полумили, да!»
Даг принялся изучать Дар своей левой руки. Пять зернышек овса, Дар которых он тайком вырвал сегодня утром, позаимствовав их из пригоршни, предназначенной Копперхеду, все уже превратились в теплые пятнышки — часть его собственного Дара. Тот десяток, который он прихватил среди дня, уже почти усвоился тоже. Его Дар выглядел сильным и здоровым, прежние пораженные участки побледнели, как давние синяки. Даг осторожно вытянул свою призрачную руку, убрал ее обратно, снова вытянул. Пугающая проекция Дара, появление которой раньше было непредсказуемым, теперь подчинялась, и даже хорошо подчинялась Дагу.
«И почему я этого боялся?»
Может быть, завтра стоит попытаться вырвать Дар из чего-то более крупного… Не из дерева, конечно, — умница Фаун права, лучше пока ограничиваться съедобными вещами.
Тень закрытого Дара Ремо, как рябь на чистой воде, приблизилась, когда молодой дозорный вынырнул из переднего люка и остановился у колен Дага, глядя на него снизу вверх. Легкая вспышка его Дара показала, что он слегка приоткрылся. Ремо повернул голову и стал смотреть на огни Серебряных Перекатов. Город тянулся по склону холма и уходил дальше, за его вершину. Даже в этот час на улицах еще виднелись люди и повозки. За рядом складов открылась и закрылась дверь таверны, выпустив в ночь луч света и взрыв смеха. Шум был достаточно громким, чтобы достичь берега.
— Как ты это выносишь? — спросил Ремо, прижимая руки к вискам, словно у него разболелась голова. Он не имел, конечно, в виду долетавшие до них звуки мирной осенней ночи. Серебряные Перекаты были, должно быть, самым большим скоплением людей с их неприкрытыми чувствами, с которым он столкнулся в своей короткой жизни.
Даг посмотрел на него, потом дружелюбно похлопал по крыше рядом с собой. Ремо легко вскарабкался наверх. Он уже вполне оправился после полученных побоев — помогло лечение Верела, обилие хорошей пищи и простая работа на свежем воздухе, хотя по большей части, как мрачно подумал Даг, дело было в его молодости.
— Крестьянский Дар малость шумный, — сказал Даг, — но к нему можно привыкнуть. У фермеров славный Дар, только уж очень их много. Вот оскверненный Дар мучителен. Дар Злого причиняет страдания, как ничто больше на белом свете.
Это воспоминание Дага должным образом впечатлило молодого дозорного.
— И все равно привыкнуть трудно, — продолжал Даг, — даже к горожанам. Если ты присмотришься, то заметишь: встречаясь на улице, они гораздо меньше смотрят друг на Друга или разговаривают, чем деревенские. Они учатся так себя вести, потому что невозможно остановиться и поговорить с каждым, когда вокруг тысячи людей. Нельзя сказать, что они закрывают свой Дар, но тут что-то подобное, мне кажется. В определенной мере это делает большие города безопас… удобнее для Стражей Озера, чем маленькие селения. Горожанам привычнее не обращать внимание на странных людей.
— Только их и больше окажется, если ты попадешь в беду, — с сомнением протянул Ремо.
— Тоже верно, — согласился Даг. — Попробуй открыть свой Дар до пределов возможности — всего один раз — и посмотри, что получится. Уверяю: это тебя не убьет.
— Может, на месте и не убьет, — пробормотал Ремо, но послушался. Сведя брови, он стал открываться все шире и шире; то, что раньше было рябью на воде, постепенно густело и делалось видно Дагу во всей своей сложности.
«У парня Дар охватывает не меньше чем полмили», — с удовлетворением подумал Даг. Ремо явно очень подходил в дозорные, может быть, в будущем сгодился бы в командиры отряда, если бы удалось не дать ему разбиться на скалах собственных ошибок.
С тихим «уф» Ремо закрыл свой Дар, но, как заметил Даг, не полностью; он теперь охватывал «Надежду» и ее обитателей… и Дага. Ремо потер лоб.
— Ничего себе.
— Города вроде этого так и кипят Даром, — согласился Даг. — Только это жизнь, как на болоте или в лесу, — в отличие от пустоши. Если наша долгая война должна сдерживать наступление пустоши и питать Дар всего мира, если ты с правильной точки зрения посмотришь на места вроде этого, — Даг кивнул на склон холма, на котором, как светлячки летом, перемигивались огоньки, — то города — наш самый большой успех.
Ремо заморгал, усваивая эту новую для себя мысль. Даг надеялся, что она заставит молодого дозорного пошевелить мозгами.
Даг сделал глубокий вдох и наклонился вперед.
— Меня очень тревожит, что такой город окажется настоящим пиршеством для Злого, которому удастся завестись поблизости. Что вы в лагере Жемчужной Стремнины слышали о потерях во время нашей летней кампании в Рейнтри?
— Потери были ужасные, как я слышал, — серьезно ответил Ремо. — Местность вокруг лагеря Боунмарш была полностью опустошена, и при отступлении наши потеряли от семидесяти до ста человек.
— Название Гринспринга когда-нибудь упоминалось?
— Это разве не то поселение фермеров, рядом с которым Злой вывелся?
— Молодец Громовержец, хоть это стало известно. Да. А слышал ты об их потерях?
— Сам я не читал отчет, только слышал разговоры. Много погибло, наверное.
— Правильно. Они потеряли почти половину населения, всего около пятисот человек, в том числе почти всех детей. Ведь ты знаешь: Злой в первую очередь охотится на самых юных. Отсутствующие боги! Видел бы ты того Злого — после такого-то пиршества, — когда мы с ним разделались. Я и представить себе не мог, что Злой может быть таким ужасающе красивым. Сидячие твари, еще не созревшие — они грубые, отвратительные создания, и можно подумать, что уродство — это и есть их суть, да только это не так. — Даг умолк, но потом прогнал мучительные воспоминания и продолжал, пользуясь тем, что и Дар, и разум Ремо открыты ему. — Я повел свой отряд через Гринспринг на обратном пути, и мы повстречали некоторых горожан, которые вернулись хоронить своих мертвых. Дело было в летнюю жару, но у большинства жертв был вырван Дар, так что тела разлагались медленно. Я проехал вдоль ряда — до чего же они были бледные, эти дети, как слепленные из снега… Как ты думаешь, какой длины траншею пришлось бы выкопать, чтобы похоронить всех детей из Серебряных Перекатов?
Губы Ремо дрогнули, но он только покачал головой.
— По моей оценке, в милю длиной, — ровным голосом проговорил Даг. — И это еще самое малое. Если бы я мог, я бы протащил вдоль того ряда всех Стражей Озера, кого только знаю. Только это не в моих силах, так что приходится обходиться словами. — И может быть, его неуклюжие слова производили большее впечатление здесь, где перед глазами Ремо раскинулся город, чем в уютном уединении лагеря Жемчужная Стремнина.
— Да, я вижу, какая в этом проблема, — медленно сказал Ремо.
«Да будут благословенны отсутствующие боги!»
— Но я не вижу, что еще мы можем сделать, — продолжал молодой дозорный. — Мы и так уже изо всех сил выслеживаем Злых.
— Нужно изменить не наши объезды. Понимаешь… Дело в том, что если бы жители Гринспринга больше знали о Злых и о Стражах Озера, о том, что мы делаем, кто-то мог поднять тревогу раньше. Больше жизней — не все, я знаю, но больше — могли бы быть спасены в Гринспринге, а лагерь Боунмарш не подвергся бы опустошению, если бы нас предупредили и мы разделались со Злым, прежде чем тварь двинулась на юг. И единственный способ сделать так, чтобы крестьяне знали больше, — это начать их учить.
Глаза глядевшего на город Ремо широко раскрылись.
— Как мы могли бы научить их всех?
Что ж, по крайней мере Ремо уже не задавал обычного вопроса: «Как можно их чему-то научить? Крестьяне же не могут…» — за чем обычно следовал набор высокомерных насмешек Стража Озера над неспособностью фермеров управлять Даром. Даг чуть не улыбнулся.
— Ну, понимаешь, если бы нам пришлось поднимать и тащить каждого крестьянина, мы сломали бы себе спины; если же начать с того, чтобы научить кого-то из них в каком-то месте, может быть, после этого они начнут учить друг друга. Спасать друг друга. Если еще им удастся изготовить подходящие орудия… Эти парни здорово умеют изготавливать орудия, как я обнаружил. — Даг приподнял левую руку, и крюк и пряжки протеза блеснули в тусклом желтом свете фонаря.
Ремо молча глядел на берег.
Через некоторое время Даг сказал:
— Фаун и Вит с ума сходят по местному монетному двору, мечтают побывать там, прежде чем мы отправимся дальше вниз по реке. Не хочешь к ним присоединиться?
Ремо полностью закрыл свой Дар.
— Безопасно ли Стражу Озера в одиночку разгуливать по городу? — Ремо почти не покидал «Надежды»; если бы ему не пришлось помогать с разгрузкой, Даг сомневался, что он вообще сошел бы на берег.
— Вполне, — уверенно ответил Даг. Он подозревал, что Ремо последует за ним просто по привычке подчиняться командиру, если Даг проявит достаточно решительности; и нет никакой нужды сообщать парню, насколько неискренней такая решительность часто бывает. — Кроме того, мы же будем не одни.
— Я подумаю, — осторожно ответил Ремо и после паузы добавил: — Вит очень любит свои денежки. Но ведь их Дар ничтожен. Они просто металлические кружки.
— Если у денег и есть Дар, он существует только в людских головах, — согласился Даг. — Однако для торговли это очень удобно. Деньги как память о сделке, которую ты можешь держать в руке и взять с собой куда угодно. — Куда угодно, где они имеют хождение. Четыре больших крестьянских города — все, что интересно, расположенные у рек — теперь чеканили собственные деньги в дополнение к тем монетам, что сохранились с древности и время от времени появлялись в обращении. Клерки на складах имели богатую практику в их пересчете, решил Даг, производя справедливый обмен, — или не такой уж справедливый, как приходилось слышать. В таких случаях у людей появлялась богатая практика в спорах. Даже Стражи Озера пользовались крестьянскими монетами, и не только отправляясь в поход.
— Кредит лагеря Стражей Озера лучше, — сказал Ремо. — Грабители не могут огреть тебя по голове и все у тебя отобрать. Так у слабовольных или жестоких не возникает соблазна.
— Да, с помощью дубинки кредит не отберешь, — согласился Даг, настроение которого испортилось от воспоминания. — Однако тебя могут ограбить с помощью слов. Можешь мне поверить.
Ремо с удивлением посмотрел на Дага. Однако прежде чем он смог задать вопрос, у сходней появились Бо и Хог. Хог перекинул руку Бо себе через плечо и помогал старику идти посередине доски.
Даг удивился, увидев их. Одной из причин, по которым Берри не возражала против предполагаемого похода на монетный двор, была уверенность, что своего дядюшку она до утра не увидит. Она полагала, что они с Готорном, которого их отец уже водил однажды на монетный двор, займутся поисками Бо, пока Фаун и Вит будут удовлетворять свое любопытство.
Бо сварливо говорил Хогу:
— Я так и не понял, зачем было заставлять меня пить столько воды. Она просто заняла место, куда могли бы попасть лучшие напитки. Да еще и писать хочется ужасно.
— У тебя не так будет утром болеть голова, — заверил его Хог. — Это хороший трюк, я точно знаю.
— Ага, посмотрим, — проворчал Бо, но позволил Хогу провести себя по сходням. Когда он спрыгивал на палубу, колени его подогнулись, но Хог сумел удержать старика на ногах. Несмотря на то, что он несколько часов сопровождал Бо по всем прибрежным тавернам, парнишка был относительно трезвым, как заметил Даг. Хог оглянулся на Дага и Ремо, наблюдавших с крыши, и смущенно улыбнулся. Он направил шаги Бо к каюте, где их с еще большим удивлением встретила Берри.
— Интересно получается, — пробормотал Даг.
— Ты о чем? — спросил Ремо.
— Похоже, у Хога талант управляться с пьянчугами. Вот уж не ожидал. И где только в столь юном возрасте он мог такому научиться?
Ремо нахмурил брови и довольно долго молчал.
— В этом есть что-то тревожное — особенно учитывая, как он боится всего на свете.
— Ага, — сказал Даг, довольный тем, что Ремо поддерживает разговор. Из парня все-таки мог получиться командир отряда, — если он выживет, конечно. Дар Ремо был достаточно открыт, чтобы молодой дозорный ощутил одобрение Дага, и Ремо, сам того не замечая, расправил плечи.
Даг улыбнулся и спрыгнул с крыши: пора было пойти поинтересоваться, какую постель им приготовила Фаун.
14
К изумлению Фаун, на следующее утро Ремо присоединился к походу на монетный двор; это заставило ее гадать, что Даг сказал накануне вечером молодому дозорному. Она-то считала, что Ремо испытывает слишком большой страх перед городом, чтобы войти в него. Вначале на лице Ремо было такое напряженное выражение, что его легко можно было принять за неодобрение. Это в свою очередь навело Фаун на размышления о том, что скрывает мрачное выражение лица Дага; жена Стража Озера, его соплеменница, со вздохом подумала Фаун, не должна была бы гадать… В последний момент Даг надумал спросить Хога, не хочет ли тот присоединиться; мальчишка покраснел от удовольствия и молча закивал.
К общему разочарования, монетный двор в тот день не работал, но за несколько медяков сторож провел посетителей по зданиям и ответил на их вопросы; кроме того, как заподозрила Фаун, он при этом за ними еще и присматривал. Уж на пару Стражей Озера он точно кидал косые взгляды. Даже бездействующие, прессы выглядели потрясающе; они были почти такие же сложные, как прялка тетушки Нетти, только много тяжелее.
— Сидячие, — пробормотал Даг, глядя поверх плеча Фаун на агрегаты с обычным для Стража Озера недоверием к неподвижным мишеням. Ремо согласно кивнул.
Возвращаясь обратно по городской улице, Фаун и Вит очень заинтересовались, обнаружив лавку, где продавались инструменты и изделия из железа. Она скорее походила на склад, а не на кузницу, поскольку в ней производился только мелкий ремонт. Большинство товаров были, похоже, привезены из верховий — включая потрясающую печку из Трипойнта, целиком выкованную из железа, с трубой, отводящей дым. Она явно предназначалась для того, чтобы стоять в комнате.
— Смотри! — взволнованно обратилась Фаун к Дагу. — Она, должно быть, дает гораздо больше тепла — ведь очаг обращен в комнату всего одной стороной, а эта штука… сколько там… шестью. В шесть раз лучше! И не нужно наклоняться, чтобы на ней готовить, и она не будет дымить тебе в лицо, и меньше шанс, что твоя одежда или волосы загорятся!
«Ох, как же я хочу такую!»
Даг посмотрел на жену с беспокойством.
— Тебе понадобится фургон и упряжка, чтобы сдвинуть ее с места, Искорка!
— Естественно, возить с собой ее не будешь — ведь не возишь же ты очаг! Или камни для костра, — поправилась Фаун, вспомнив лагерь Стражей Озера. — Ей нужно постоянное место.
— Хм-м… — Даг посмотрел на Фаун с одной из своих странных улыбок. — Крестьянский инструмент.
— Ну конечно. — Фаун вскинула голову, представив себе постоянное жилище, где можно было бы установить такую печку, и окружающий его сад. И детей… Не лагерь Стражей Озера — в этом они убедились. И не крестьянская деревня, по крайней мере не такая, как Вест-Блю. Город вроде этого? Пожалуй, нет, поскольку такое скопление людей явно заставляло Стражей Озера чувствовать себя не в своей тарелке.
«Где же тогда?»
Фаун с сожалением позволила Дагу и Ремо увести их от этой потрясающей лавки.
Вернувшись на «Надежду», они обнаружили, что там назревает кризис: Берри и Бо были готовы отчаливать, но исчез енот Готорна. Бо требовал, чтобы они отплыли без этой надоедливой зверюшки, и уверял безутешного Готорна, что его питомец поплывет вниз по реке, чтобы найти себе место для норы в каком-нибудь уютном лесу. Готорн во все горло расписывал гораздо более печальную участь любимца. Но тут молча слушавший Ремо проявил героизм — по крайней мере в глазах Готорна: он прошел вдоль берега и нашел зверька на соседней барже, где его, забравшегося на кухню, ожидал печальный конец или от рук рассерженной поварихи, или в зубах возмущенной собаки. Фаун обнаружила, что улыбка, осветившая лицо Ремо, когда он вручал зверька не помнящему себя от радости Готорну, была столь же опасно привлекательна, как улыбка Дага. Берри заметила это тоже и улыбнулась в ответ; Вит сначала просиял, радуясь ее радости, но тут же нахмурился, ревниво глядя на Ремо.
Когда баржа достигла фарватера и все успокоилось, Фаун с веретеном в руках уселась на корме, чтобы, прядя шерсть, смотреть на проплывающие мимо берега и думать. Для такого молниеносного спасения маленького енота Ремо должен был открыть свой Дар, несмотря на все свое отвращение к окружающим крестьянам. Для Стражей Озера охота, должно быть, совсем не то, что для фермеров, раз они могут просто войти в лес и найти добычу с такой же легкостью, с какой хозяйка находит горшок на кухонной полке. Впрочем, продолжала размышлять Фаун, убедить, скажем, медведя расстаться со шкурой для Стража Озера не менее опасно, чем для любого крестьянина. А может, и нет… Не было ли в их арсенале и других средств убеждения, кроме тех, которыми они пользовались, общаясь с торговцами или девушками? «Или с лошадьми, москитами, светлячками…» Нужно будет спросить Дага.
Взбив комок шерсти, чтобы согреть руки, — так и нитка скорее прялась бы, — Фаун успела напрясть целый моток, прежде чем настало время идти готовить обед. Железная печка, со вздохом подумала она, могла бы быть установлена и на судне; тогда она была бы и не такой «сидячей». Однако подобный роман оказался бы коротким — печку пришлось бы продать вместе с баржей, добравшись до устья: иногда суда превращали в плавучие дома для бедняков, но чаще просто разбирали на доски. Большая часть домов в Греймауте была, как слышала Фаун, построена из таких досок. Ей ужасно не нравилось думать о том, что и «Надежду» ожидает такая участь, и Фаун принялась мечтать о том, что баржу кто-нибудь превратит в уютный плавучий дом.
Войдя в кухню, Фаун обнаружила Дага, в странной позе сидящего у откидного стола. Он пристально смотрел на пугающий серый комок на тарелке. Лицо Дага было измученным, почти зеленоватым.
— О боги, что это такое? — спросила Фаун, кивнув на тарелку. — Уж не собираешься ли ты это есть? — Мужчине, конечно, требовалось много пищи, но желательно чего-то более съедобного. То, что лежало на тарелке, выглядело как нечто давным-давно мертвое, выуженное со дна реки.
— Последний кусок яблочного пирога, испеченного вчера, — ответил Даг.
— Не может же это быть мой… — Фаун присмотрелась внимательнее. — Даг, что ты с ним сделал?
— Вырвал Дар. Точнее, попытался. Похоже, я как раз нашел свой верхний предел.
— Даг! Я же сказала — два зернышка!
— Я уже попробовал два. Получилось хорошо. И с пятью, и десятью… Пришло время попробовать что-то еще. Это же тоже была пища!
— Была, ага! — Фаун смотрела на мужа со смесью возмущения и ужаса. Даг неожиданно сорвал и отбросил протез, потом согнулся, прижав к груди левую руку, и судорожно сглотнул. Фаун кинулась за тазиком и сунула его под нос Дагу как раз вовремя. Вцепившись в тазик, Даг отвернулся от Фаун, стараясь, чтобы его рвало не слишком громко. Однако желудок его был практически пуст. Фаун молча протянула Дагу кружку с водой, чтобы прополоскать рот.
— Спасибо, — прошептал Даг.
— Все?
— Не уверен. — Даг поставил тазик на скамью рядом с собой, чтобы тот был под рукой. — Странное чувство… Как будто мой Дар пытается избавиться от лишнего и не может, а вместо него старается тело.
— Да у тебя же в желудке и не было ничего.
— И я очень этому рад.
— Тебя тошнило так же, как после лечения Хога?
— Нет, — медленно проговорил Даг. — Тогда в голове было пусто, как после потери крови, и головокружение быстро прошло. А это… давит, как после отравления — просто сидит и никуда не девается. Только в обоих случаях воздействие на Дар отзывается на теле.
— Так на что твой Дар похож — на лошадь или на собаку?
Даг непонимающе моргнул.
— Что ты сказала?
— У нас на ферме были собаки, которые жрали все, что только попадалось, а потом, если съеденное оказывалось не по ним, выташнивали… обычно там, где ходили люди. — Воспоминание заставило Фаун поморщиться. — А еще у Рида была собака, которая обожала валяться во всякой вонючей гадости — навозе, тухлятине, — а потом кидаться к тебе, чтобы поделиться радостью. Собаки, они такие.
Даг прижал руку ко рту.
— Да уж… Ты что, дразнишь меня, Искорка?
Фаун покачала головой, хотя ее яростный взгляд говорил: «Ты заслуживаешь, чтобы тебя дразнили!»
— А вот лошади другие. Лошади не могут избавляться от всякой дряни, как делают собаки. Если лошадь съест что-то неподходящее, беды не избежать. Папа однажды лишился славного пони из-за колик, когда тот наелся ядовитых листьев, так что с тех пор Флетч следил за тем, что растет в живых изгородях, а короб с овсом хорошо закрывал — пони-то был его. Так если в твой Дар попало что-то не то, можешь ты от этого избавиться или нет?
— Очевидно, нет. — Даг нахмурил лоб. — Я ведь не мог избавиться от тех ядовитых ошметков Дара Злого в Рейнтри. Они оскверняли меня, отравляли мой Дар. Они вышли наружу и исчезли вместе с оковами, которые Злой наложил на бедняг-дозорных, когда мы разрушили его сеть, только сейчас этот прием не сработает.
— Уж не убьет ли это тебя? — Фаун внезапно охватил ужас. — Всего лишь кусок пирога — моего пирога?
Даг покачал головой.
— Не думаю. Это же не яд. И я не вырвал… не смог вырвать весь Дар. Только лучше бы я вовсе этого не делал… — Он снова, морщась, согнулся над тазиком.
— Тогда, значит, ты будешь выздоравливать медленно, как после случая с москитом?
— Скоро выяснится, — вздохнул Даг.
— Колики Дара… — пробормотала Фаун. — Ну и ну…
Она унесла тарелку и тазик и выплеснула их содержимое с кормы, потом вернулась и решительно отправила Дага в постель. О степени его болезненного самочувствия говорило то, что он послушался ее без споров.
За обедом Фаун извинилась за мужа перед остальными — «Он, должно быть, что-то не то съел», — что было принято без вопросов, но со множеством догадок о том, в чем могло быть дело, поскольку все тоже ели стряпню Фаун. В отчаянии — а также чтобы защитить свою репутацию — Фаун наконец предположила, что Даг мог что-то купить утром в городе, и все согласились с ней, глубокомысленно кивая. Больше всех встревожился Ремо; подойдя к их с Фаун закутку, он спросил Дага, все ли с ним в порядке и не может ли он чем помочь. Даг невнятно буркнул что-то отрицательное. Фаун подумала, что Дагу следовало бы ввести в курс дела единственного другого Стража Озера и рассказать ему о своих экспериментах с Даром, но настаивать она не решилась. В этих делах она мало смыслила, и мысль о том, что и Даг ненамного от нее в этом отличается, не особенно обнадеживала.
Потеря Дага обернулась выигрышем Хога, который неожиданно оказался повышен в звании: сделан гребцом вместо Дага. Хог был неуклюж, медлителен и путал правую руку с левой, но постепенно усвоил терпеливые наставления Берри и похмельные окрики Бо. Ошибки, которые парнишка в панике совершал, становились реже; впрочем, он так изумился, когда ему сказали, что он справляется с веслом, что чуть не уронил его за борт.
К огромному облегчению Фаун, Даг достаточно ожил к вечеру, чтобы поесть настоящей пищи, хотя, как заметила Фаун, протез все-таки не надел. Даг оставался молчаливым и в ответ на большинство вопросов только качал головой, каждый раз прижимая руку ко лбу, словно жалел об этом движении. Однако на следующий день Даг уже сел на весла, правда, пообещав горячо просившему его Хогу, что будет с ним регулярно меняться.
В полдень они причалили в деревне, которая, похоже, была постоянной стоянкой Клиркриков; там Берри нашла парня, который ее знал и к тому же помнил, что «Шиповник» останавливался здесь прошлой осенью. Значит, по крайней мере досюда ее отец добрался. Хозяин местного склада не мог припомнить, чтобы капитан Клиркрик рассказывал что-то необычное про свое путешествие, очень огорчился, узнав, что старый речник пропал, и только покачал головой, услышав об исчезновении судов из Трипойнта. В деревне Вит продал первую партию оконного стекла, и «Надежда» снова двинулась вниз по течению. Холодное осеннее солнце заставляло воду сверкать, а берега гореть яркими красками; Фаун радовалась красивым видам, но Берри с огорчением смотрела на мелеющую реку.
Ближе к вечеру мрачные предчувствия Берри подтвердились. Хозяйка баржи сидела с Фаун, Дагом и Хогом у кухонного стола, жуя остатки обеда и расспрашивая о жизни в Вест-Блю, когда скрежет корпуса о камень заставил ее стиснуть зубы. По палубе торопливо затопали чьи-то ноги, и Берри крикнула:
— Бо, ты держишь слишком близко к берегу, нужно круто развернуться… — но только горестно охнула, когда «Надежда» ощутимо вздрогнула и остановилась.
— Что это? — испуганно спросила Фаун; Хог тоже явно струсил.
— Мель, — бросила через плечо Берри, выскакивая на заднюю палубу. Все последовали за ней и влезли на крышу каюты, откуда Берри, уперев руки в бедра, мрачно посмотрела за борт.
— И что тебе вздумалось так забрать к берегу? — рявкнула она на Бо. — Мы здорово застряли!
Бо виновато и одновременно ворчливо принялся оправдываться, виня остров, рядом с которым они сели на мель, в том, что мель переместилась, куда ей совсем не полагалось. Вит покраснел, а Ремо, встретившись с Дагом глазами, уныло опустил голову. Берри только раздраженно вздохнула, так что Фаун приободрилась, поняв, что это обычная неприятность; Берри и Бо принялись привычно распоряжаться действиями команды.
Первым делом нужно было попытаться, используя весла как шесты, снять баржу с мели. Даг и Ремо так с кряхтением налегали но весло, что в конце концов сломали его, а «Надежда» ничуть не сдвинулась; тогда Берри распорядилась прекратить попытки, чтобы не сломать и другое — запасных было не так-то много — или не выворотить массивную дубовую уключину. Следующий шаг заключался в том, чтобы отправить всю команду на берег, облегчив тем баржу, и попробовать стянуть ее с мели веревками. Копперхеда, которого Берри прозвала сухопутной лодкой Дага, тоже приставили к делу, привязав веревку к седлу. Мужчины разделись до штанов и попрыгали в холодную воду — кто с мрачной решимостью, кто с визгом: это было довольно забавно — Берри и Фаун даже обменялись улыбками, — но сдвинуть «Надежду» так и не удалось.
Третий способ заключался в том, чтобы просто подождать подъема воды, когда баржа могла бы всплыть сама. Такому выбору, который замерзшая команда отвергала еще два часа назад, теперь она аплодировала. Пока люди перекрикивались через узкое водное пространство между баржей и берегом, откуда-то сверху по течению до них донесся длинный низкий звук рога, закончившийся тремя резкими свистками.
— Это сигнал «Кусачей черепахи», — сказала Берри, поворачивая голову на звук.
Из-за поворота показался парусник, легко скользящий посередине русла. Человек на палубе в полосатых синих с красным — сухих — штанах весело помахал длинным жестяным рогом перемазанной в грязи команде «Надежды».
— У тебя ж баржа, а не плуг, хозяйка Берри, — прокричал человек. — Или ты решила проложить там новый канал?
Берри возмущенно фыркнула, но губы ее тронула улыбка.
Капитан Вейн прошел на нос и встал, заложив большие пальцы за зеленые кожаные подтяжки и ухмыляясь во весь рот. Берри сложила руки рупором и крикнула:
— Эй, Вейн, у тебя в команде такие силачи! Как насчет того, чтобы взять нас на буксир?
Вейн прокричал в ответ:
— Ну, не знаю, Берри, — как насчет поцелуя?
Стоявший на берегу Вит, хоть и посинел от холода, вспыхнул, услышав такое.
— Моя коза Дейзи готова упасть в твои объятия! — ответила Берри. — Можно подумать, ты принял «Надежду» за постельное судно!
— Так не пойдет, — покачал головой Вейн. — А что у тебя за груз?
— По большей части соленое масло, орудия из Трипойнта и оконное стекло.
«Кусачая черепаха» скользнула мимо «Надежды» с ухмыляющимся Вейном на борту.
— Похоже, мы продадим свои товары в низовьях раньше тебя! — Вейн красноречиво коснулся губ. — Может, передумаешь насчет поцелуя?
— Тупой охальник, — буркнула Берри себе под нос. — Он никогда не меняется. — Повысив голос, она крикнула вслед паруснику: — Как, все твои парни так измотались и ослабели, кидая кости? Им не под силу помочь маленькому суденышку? Ах, бедняжки, у «Черепахи» в команде одни девчонки! — Она насмешливо помахала руками.
Вейн согнул руку и похлопал себя по мощному бицепсу.
— Хорошо стараешься, Берри!
Фаун подумала, не предложить ли свой поцелуй, чтобы выручить Берри, но глянув на шумную компанию на палубе «Черепахи», подавила свой благородный порыв.
— Я сыграю вам, когда придет время перетаскивать судно через пороги! — Берри жестом изобразила игру на скрипке.
Это вызвало горячий спор среди дюжины крепких парней на борту «Черепахи»; прежде чем препирательства переросли в бунт, Вейн крикнул:
— Концерт плюс поцелуй!
Берри стиснула зубы.
— Я лучше дождусь дождя.
С парусника донеслись стоны разочарования, но река безжалостно несла судно дальше, и через несколько минут ничего не стало слышно, а потом «Кусачая черепаха» скрылась и из виду. Берри огорченно вздохнула. Все, что говорилось, было вполне добродушным, подумала Фаун, но… но они все еще сидели на мели.
Копперхеда выпустили пастись на острове, поскольку, хотя он послушно и спрыгнул в воду по привычному приказу Дага, поднять его обратно на борт было бы практически невозможно до того как они смогут развернуть «Надежду» носом к берегу и перебросить сходни. Мужчины смыли с себя грязь, вернулись на борт и сгрудились вокруг очага, где Фаун принялась готовить ранний ужин: больше в общем-то занять долгий вечер было и нечем. Замерзшая команда ежилась, топала ногами и растирала руки — кроме Дага, который сунул свою единственную правую руку под мышку левой. Постепенно все угомонились и расселись так, чтобы не мешать Фаун готовить пироги и похлебку. Даг спросил Фаун, не наловить ли рыбы, но почему-то это услужливое предложение оказалось единогласно отклонено.
Ночью Фаун, проснувшись, обнаружила, что Дага в постели нет. Сначала она подумала, что он отправился облегчиться, но когда он не вернулся через разумный промежуток времени, завернулась в одеяло и отправилась на поиски. В щель переднего люка сочился свет, слишком желтый, чтобы быть лунным. Фаун выскользнула на палубу и закрыла за собой люк. Ночной воздух был холодным, сырым и пах опавшими листьями и рекой; чувствовался теплый дух козы и спящих в курятнике кур; на небе горели яркие звезды.
Скамья оказалась отодвинута от стены, и на ней, оседлав ее, сидел Даг; на другом конце скамьи стоял фонарь. Одет Даг был кое-как, волосы стояли дыбом, протез отсутствовал. Даг хмуро смотрел на две маленькие кучки овса и кукурузных зерен, лежавших на скамье между его колен; когда Фаун подошла и встала рядом, Даг поднял глаза и улыбнулся жене.
— Что ты делаешь? — прошептала Фаун.
Даг провел рукой по волосам, не уменьшив этим беспорядок.
— Вот надумал вернуться к овсу. Решил, что ты это одобришь.
Фаун неуверенно кивнула.
— Ты что, собрался вырвать у зерен Дар? — Она не видела кучек серой пыли, так что, может быть, поймала Дага вовремя. Оставался, правда, вопрос: для чего вовремя? Что ж, возможно, само ее присутствие помешает ему предпринять новую неразумную попытку…
Даг сделал странную гримасу.
— Я тут подумал… Даже Злой обычно не лишает свои жертвы Дара до полного разрушения их физической структуры — серая пустошь образуется скорее вследствие долгого воздействия скверны. Злой пожирает только Дар жизни — так сказать, слизывает сливки.
Фаун сосредоточенно свела брови.
— Я помню, как Дор рассказывал мне о разделяющих ножах… Нож заряжается, впитывая Дар умирающего. Человек при этом не распадается. Так что подобное делают не только Злые.
Даг приоткрыл рот, потом снова сжал губы.
— Это… интересная мысль, хотя я представлял себе разделяющий нож не столько вырывающим Дар, сколько принимающим самый огромный подарок. Я… — Даг нахмурился, потом прогнал отвлекающую мысль, в чем бы она ни состояла, и продолжал: — Живой Дар сложнее, чем Дар неодушевленного предмета, — более легкий, более светлый и подвижный. Похоже на то, — он пальцем передвинул зернышко из одной кучки в другую, — что живой Дар лучше усваивается. Вот тебе и объяснение колики от Дара.
Фаун прикинула, сколько зернышек было в каждой кучке. Уж больше десятка-то точно…
— Даг, — обеспокоенно спросила она, — на скольких ты собираешься пробовать?
Даг пожевал губу.
— Ну… Помнишь, как в Рейнтри каждый дозорный, кто только умел это делать, подкреплял мой Дар, чтобы я скорее поправился и мог ехать со всеми домой?
— Да.
— Через некоторое время я начал видеть расплывчатое красное облако вокруг предметов, и Хохария велела всем прекратить — сказала, что мне нужно время на усвоение Дара.
— Ты не говорил мне о красном облаке!
Даг пожал плечами.
— Все прошло через день или два. Так или иначе, это навело меня на мысль. Мне думается, что я пойму, что достиг своей ежедневной нормы в поглощении живого Дара, когда вокруг предметов начнет появляться что-то вроде красной каемочки.
Фаун в сомнении надула губы. Однако как может она требовать, чтобы Даг не исследовал собственные возможности, когда сама она полна вопросов? У них рядом не было знатока, от которого можно было бы ждать объяснений. Даг мог только спрашивать свое тело и свой Дар и внимательно выслушивать ответы. Ведь кто-то должен был все пробовать в первый раз, иначе не появилось бы знатоков.
— Ты думаешь, что если получишь больше Дара в виде пищи, чтобы подкрепить себя, то сможешь лучше и быстрее лечить?
Читать бесплатно другие книги:
