Как правильно ошибаться. Большая книга мануалов Кетро Марта

Писатели

Поголовная грамммотность и всеобщее средние образованее привели к тому, что каждая вторая собака пишет и печатается. Если вы, по случайности, каждая первая, то наверняка среди ваших знакомых найдется хотя бы одна вторая, и тогда вам может пригодиться памятка «Как обращаться с Писателем, чтобы он работал долго и приносил радость», в двух частях.

Часть первая. Ваш близкий – Писатель.

Часть вторая. Вы сами – Писатель.

Однажды вы замечаете, что близкий вам человек начал вести себя странно. Если вы не живете вместе, то странность, скорее всего, выразится в том, что он начнет пропадать из вашей жизни – внезапно и на разные сроки. Время исчезновения может быть любым, от месяцев до трех минут, но сам процесс выглядит одинаково – прекрасно пообщались, договорились встретиться завтра, а он появляется через неделю. В кафе вы отвернулись на минуточку окликнуть официанта, поворачиваетесь – нету. Иногда его нет физически, а иногда напротив вас обнаруживается кукла со стеклянными глазами, а когда успела марочкой закинуться, неизвестно. Это на него вдохновение накатило, но вам об этом пока не известно. В таких случаях рекомендуется подождать, когда к человеку вернется способность двигаться, отвести его домой и сдать верным людям с рук на руки. Любая попытка продолжить общение бессмысленна – человек будет тосковать, смотреть на дверь, неумело царапать буковки на салфетках, прикрываясь рукой, и рваться к компьютеру. Пусть его.

Если вы живете с человеком, которого, условно говоря, укусил Писатель, то будущее ваше темно и неприятно. Любимое существо на глазах начнет превращаться в сумеречного демона, таиться и плакать, не понимая, что с ним происходит. Вам покажется, что он сошел с ума, завел любовника, пересел с травы на асфальт или на тяжелые наркотики или еще что, в зависимости от живости вашего воображения. Но проверять вены и мобильный телефон на предмет наличия следов бесполезно – у него все здесь, в голове. И в компьютере. За компьютером он теперь всегда – пасьянс раскладывает, и это называется «не мешай, я думаю». Если же он навострил средний палец и стучит по клавиатуре со скоростью 60 опечаток в минуту, подходить нельзя – дико заорет, кинется грудью на монитор, попытается свернуть документ, нечаянно закроет, не сохранив, а потом, скорее всего, забьется в судорогах. Не надо, не трогайте. Для вас настали черные дни, вы будете томиться неизвестностью, пока однажды не узнаете (сам проболтается или кто другой скажет), что ваш человек теперь Писатель.

Как это случилось? Как вы его упустили – просмотрели, связался с плохими парнями, был укушен другим Писателем или уже родился такой, но скрывал, – неизвестно. Очевиден только результат: был человек – нет человека. Решите для себя, хотите ли вы нести этот крест – стать ему Софьей Андреевной, вне зависимости от пола, кормить с ложечки, подтирать слюну с клавиатуры и сморкать нос, когда все плохо (а плохо теперь будет чаааасто). Если нет – валите, никто вас не осудит, тварь такую, а если да…

Для начала:

Писатель отличается от, например, журналиста тем, что пишет не просто, а Книгу. Писатель бывает Плохой и Хороший. Про заек и про все остальное. Печатаемый и интеллектуальный. И т. д.

Допустим, вам достался хороший экземпляр, не сильно психический, среднеписучий в смысле скорости и относительно успешный. У него есть Замысел, и он его сначала думает, потом полгода пишет, а издатели, у которых чуйка на больных животных, уже пометили ваш порог и ждут.

Забудьте всякие глупости – ночной сон и неподгоревшие котлеты больше не для вас. Девизы вашей жизни теперь: кто хочет, тот спит; приготовь сам; поел – накорми Писателя; не мешай работать; какой еще секс?!

Терпите. Единственный совет – если не хотите, чтобы от вашего Писателя воняло, наливайте иногда ванну с пеной, он увидит и вспомнит, что пора мыться. Ну или напишет очередную эротическую сцену – как повезет.

Радуйтесь, пока Писатель молчит и не плачет, потому что скоро он закончит, отправит рукопись в издательство, и тут начнется прекрасное. От трех дней до месяца он будет ждать отзыва, обгрызая ногти на ногах до самых коленок. Вырывая на себе волосы, глядя в стену, царапая себе/вам лицо, молча – возможны варианты, но все вместе это называется «волноваться». Он будет волноваться, а потом издатель пришлет ему письмо, что все нормально, надо подписывать договор. Вот что странно – Писатель полгода, год или два делал свою Книгу, а когда приходит время ее продавать, теряет голову и соглашается на любые условия. Не надо называть его лохом – он научится. Ко второй, четвертой или шестой он обязательно догадается, что можно торговаться, ставить условия, возражать, а пока, конечно, с покорностью дрессированной крысы подпишет все, что дадут. Если вдруг окажется, что он почти бесплатно отдал права на двадцать пять лет, не огорчайтесь. Вот и все, что я могу сказать.

Писатель пришел домой весь белый и плачет – верный знак, что прочитал первую редактуру своей Книги. Выслушайте его, хотя это не очень интересно, потому что квинтэссенция его речи – «редактор убийца!». Не важно, поменяли в тексте три слова или половину, сама идея, что кто-то по локоть влез в Творческий Процесс, невыносима.

Писатель пришел весь красный – значит, увидел корректуру и осознал количество ошибок.

Пришел тихий – увидел верстку и наконец-то понял, что все всерьез.

Ну вот, а потом он увидит обложку. Хорошо, если после этого придет сам.

Потом он перестает есть и спать, потому что Книгу отправили в типографию. Теперь до того момента, когда ваш Писатель возьмет Книгу в руки, его практически не существует, по крайней мере для вас. Он вроде живет, но как сильнобеременный все время прислушивается – как она там?

И вот, он вам ее приносит. С видом кошки, убившей свою первую крысу. Небрежно, гордо, трясущимися руками. А вы?

Вы берете ее и говорите что-то вроде:

«Какая маленькая. Ну и обложечка… Что у тебя с лицом тут? А ты у нас, значит, „молодой, талантливый и подающий надежды“? Ну-ну. Так, посмотрим-посмотрим. Это опечатка или ты так пишешь это слово? М-да, редактор точно дурак. Слушай, насчет обложки – ты не думаешь подать на них в суд?.. Видел ляп на 43-й странице?»

Я не знаю, когда он заорет и пошлет вас к черту, – тут все зависит от личной выдержки и степени усталости вашего Писателя. Просто не удивляйтесь, ладно?

Возьмите себя в руки и попробуйте ее почитать. Подождите хотя бы дня три, а потом скажите, что вам понравилось. Через месяц можете сказать всю правду. Когда у него перестанут трястись руки, попробуйте поговорить спокойно. Через полгода допустимы некоторые замечания насчет обложки.

Впрочем, через полгода ваш Писатель опять станет задумываться – скорее всего, у него опять появится Замысел и все начнется сначала. Держитесь.

Я не знаю, как это произойдет. Вас одолеет зуд в кончиках пальцев, или слова у вас в голове станут накапливаться слишком быстро, или еще что, но однажды вы начнете писать.

Забавно, но ваши близкие заметят перемены раньше, чем вы. Вроде бы ничего особенного не происходит, прогулки чуть дольше, чуть больше времени за монитором, а они уже поглядывают. Как это обычно бывает – молчат, поглядывают и улыбаются эдак кривенько. «Все сидишь, все пишешь, все думаешь?» Ну да, а что?

Но раньше или позже вам придется признать, что сидите-пишете-думаете вы несколько больше, чем остальные люди. Вы, так или иначе, обнародуете то, что высидели, и на запах ваших яиц придут сначала читатели, а потом издатели (потому что Интернет, а раньше наоборот было). И закажут Книгу.

Мне неизвестно, у кого как обставлен творческий процесс, поэтому напишу только о вещах материальных, которые сама видела, а всю эзотерическую часть таинства опущу. У меня пока силы слабые, чтобы об этом говорить, да и неприлично.

Короче, написал и отправил. Ответ о первой книге почти всем приходится ждать долго, дальше читают быстрее, но, в любом случае, это очень стыдно. Со всей очевидностью осознаешь, что: а) написал ерунду; б) подставился самым мягким местом. И весь месяц (или три дня) ты живешь задницей на улицу – как в окно выставил. И только когда поступает предложение подписать договор, понимаешь, что сверкал какой-то более благородной частью тела, но не менее уязвимой.

Потом приходит редактура. Хорошо, если редактор попадает в ритм текста, но плохо, если увлекается, потому что неизвестно, что хуже – его ляпы или твои, которые он не заметил.

К верстке почти убеждаешься, что написал неплохую книжку, но тут приходит время делать обложку. О, тебя, конечно, спросят, что бы ты хотел на ней видеть. И мягко объяснят, что на ней будет на самом деле, потому что Книга Должна Продаваться. А потом покажут первый вариант.

Плакать не надо. Это еще не окончательно, и дизайнер не идиот и дальтоник, просто не умеет читать мысли и вообще, художник, какой с него спрос. Если объяснять медленно и два раза, он поймет и сделает. Другое дело, маркетологи, в их представлении Идеальный Потребитель почему-то не совпадает с общепринятой психической нормой – у него сознание трехлетки, вкус папуаса и интеллект второклассника (читать умеет, но не любит). И вы именно для него написали свою книжку.

Но давайте на примерах. Допустим, вы создали эстетский роман… ну, хоть «Жизнь и смерть прекрасной Аретузы» – с эпиграфом из Шелли (Чтоб не дать Аретузе/ Убежать на манящий простор/ Но она убежала[14]), с кучей аллюзий и отсылок к мировой классике, ни разу не о любви, а «о попытке к бегству в широком смысле», например. Что будет на обложке? Полуголая тетка с копьем, потому что художник решил, что это фэнтези. Вы терпеливо поговорите с ним, обронив слово «постмодернизм», после чего он приносит вариант, где на картинке задранные ножки в красных колготках, а название выглядит так: «Жизнь и смерть преКРАСНОЙ А'Ретузы». Рейтузы, скорее всего, уберут, но, что бы вы ни сказали, КРАСНОЙ оставят, потому что маркетологам понравилось. Ну да, а что, взгляд цепляет.

Говорят, есть люди, у которых хватает силы воли переупрямить целое издательство. Не знаю. Скорее всего, ты просто закроешь глаза и поймешь, что еще один месяц тебе не выдержать. И что твое дело писать, а не думать о продажах. И у тебя на совести уже десятки тысяч слов этой книги, и пусть уж то, что на обложке, останется на совести других людей.

А на будущее следует запомнить несколько простых правил.

С художниками нужно дружить. В идеале хорошо бы отыскать среди своих знакомых того, кто способен нарисовать красивую и «продажную» обложку, обольстить, убедить его прочитать рукопись, привести в редакцию и попытаться уговорить руководство поручить работу именно ему.

Если вам это почему-либо не удалось, дружите хотя бы с тем, кто есть в издательской дизайн-студии. Художники, они как дети (только хуже). Будьте готовы пересказать вашу книжку в лицах, особо напирая на яркие эпизоды и символы. Нужно, для начала, самому понять, что хотелось бы увидеть на обложке, а потом еще и внятно сформулировать. Это касается и составления аннотации. «Ну, там про любовь…» не является достаточным ответом на вопрос о сюжете вашего бессмертного романа. В конце концов, никто, кроме вас, до конца не понимает глубины Замысла (а если и вы не понимаете, то, может, ну его вообще, это писательское дело?).

Подружиться с маркетологами тоже очень просто. Вполне достаточно, чтобы ваша предыдущая книга имела спрос. Тогда они в вас поверят и предоставят максимальную свободу действий. Если же вам пока нечем хвастать в смысле коммерческого успеха, попробуйте сделать над собой усилие и прислушаться к профессионалам. Вероятно, они знают, о чем говорят. И совершенно точно, они не хотят причинить родному издательству ущерб, поэтому вряд ли начнут все портить нарочно.

Про себя могу сказать, что обложку своей первой книги я не люблю.

Вторую немного побаиваюсь.

Третьей горжусь так, будто сама ее нарисовала.

А дальше уже все пошло, как по маслу. Сейчас, когда пишу эти слова, еще понятия не имею, как выглядит книжка, которую вы держите в руках, но абсолютно уверена, что она хорошо сделана. Эта уверенность – лучшее, что может пожелать себе любой автор.

И вот ее печатают, а ты делаешь вид, что ничего не происходит. Придет время, и ты научишься от нее отстраняться и не воспринимать как часть себя. А пока вдруг оказывается, что кусок твоей личности существует в десяти тысячах экземпляров. И вот ты видишь ее – на полке рядом с Барбарой Картленд или фэнтези (в зависимости от того, что понял менеджер из аннотации), с царапинами на лаке, с опечатками, с твоими и чужими ошибками. Глупую, плохую, безобразную. Твою.

И тут приходят те самые близкие из первого абзаца, о которых ты почти забыл.

«Какая маленькая. Ну и обложечка… Что у тебя с лицом тут? А ты у нас, значит, „молодой, талантливый и подающий надежды“? Ну-ну. Так, посмотрим-посмотрим. Это опечатка или ты так пишешь это слово? М-да, редактор точно дурак Слушай, насчет обложки, – ты не думаешь подать на них в суд?.. Видел ляп на 43-й странице?»

Ты не то что видел ляп на 43-й странице, он у тебя на спине вырезан ровно 10 тысяч раз. Что все эти люди хотят – чтобы ты взял ручку и все исправил? Выкупил тираж и пустил под нож? Почувствовал себя еще хуже?

Будет крайне неловко, когда ты заорешь и пошлешь всех к черту. Они же не по злобе, а от большого желания поучаствовать в твоем одиноком деле – да просто соскучились, в конце концов, пока ты жил со слепым лицом.

В любом случае, ничто не имеет особого значения, потому что сейчас ты отучаешь себя от книжки, боясь даже смотреть в ее сторону, молчишь о ней, как о мертвом, и слушаешь пустоту внутри себя.

И невозможно поверить, что будет еще одна.

Молодые Писатели

Для начала: МП бывает любого возраста. Молодость его в том, что он только начал писать и/или печататься. «И/или» – потому что не все такие чёртовы везунчики, которые едва взялись творить, как тут же их и публикуют. Иные по десять лет делают это в стол (под кровать, в тапок), прежде чем дорастут до книги.

Так что встречаются желчные, толстые и нетрезвые МП средних лет.

Бывают ложные МП, так называемые номенклатурные молодые писатели, которых призывают на официальные мероприятия, когда нужно предъявить президиуму творческую молодежь. На самом деле они уже давно зубры – но несколько иного жанра. Сейчас мы о подлинных образцах.

МП создан для текста, соответственно ничего не делает попусту: не общается, а собирает материал, не глазеет, а впитывает впечатления, не живёт, а накапливает опыт. И он не просто ездит, а путешествует по стране. Владимир Березин как-то нашел, что вообще русские писатели чрезвычайно любят путешествовать, но МП – чего-то особенно, у него в попе шило, а в голове – полная уверенность, что в Москве людей нет, а все они на натуре. Да, за МКАДом жизни не существует, но народ – весь там.

Вообще, любой МП равнодушно внимает профессору, но записывает каждое слово старушки, слесаря и гастарбайтера. А уж поймает аутентичную деревенскую бабку – всё, полный молескин словечек (многие давно описаны Далем, это не то).

МП уважает Мастеров – тех взрослых писателей, которые однажды похвалили его тексты: называет по имени-отчеству и всегда является на похороны, когда мэтру приходит пора дать дорогу молодым.

Других коллег МП вежливо презирает.

Чётко знает свою линейку в литературе: «Чехов-Булгаков-Я», «Бунин-Набоков-Я» или «Я и Достоевский». Почему так коротко? А больше нет никого, в литературе-то.

У МП полно мнений по всякому вопросу. Сам-то он считает, что у него полно мыслей, но на самом деле мысль у него одна – «написать об этом», а то, что слетает с языка, это Взвешенное Мнение. Разбудите его ночью и спросите, как обустроить Россию, сварить сталь 15ХСНД, принять роды и в чём смысл жизни, – он ответит. Не факт, что правильно, но идеи у него точно будут.

В быту? МП всегда сначала надевает брюки, а потом рубашку, носки в последнюю очередь. Это очень лёгкий способ его узнать – если писака бегает без штанов, но в носках, всё, не более чем жалкий журналист. Писатель до последнего останется босым (не знаю, почему, от Толстого разве, но замечено). Поэтому смотрите на пятки, коли грязные – оно.

Хотите увидеть человека, который действительно спрашивает после секса «О чём ты сейчас думаешь?» – возьмите в постель МП. Обязательно спросит – либо ему это нужно для текста, либо в самом деле искренне интересуется, о чём вообще можно думать, если не формулировать впечатления от произошедшего.

Как подружиться? Если вам зачем-то нужно обольстить МП, прочтите его книгу, похвалите и возьмите автограф. Думаете, слишком просто? А вы заметили пункт «прочтите»? Ой не сахарок.

Как разговаривать? Аккуратно. У вас есть три гайки с бинтом.

Кидаем первую: назовите его писателем. Он может равнодушно кивнуть, поскромничать в духе «я только учусь» или взвизгнуть, что писатель это Толстой, а он литератор, автор, графоман, букашка какая-то.

Вторая гайка: «ваше творчество». Потренируйтесь перед зеркалом произносить эти слова, не подкрепляя интонацией и мимикой. Не ваше Творчество, не ваше «творциство», а просто – ваше творчество. Приготовьте носовой платок, скажите и поглядите, что будет. Может быть много гневных слюней, может – часовая лекция о его Творчестве, но в любом случае равнодушным не останется, а вы многое поймёте.

Третья гайка – «вдохновение». Тут просто, либо МП пишет под диктовку Бога, либо отрицает как явление, а верит только в работу.

По результатам исследований стройте беседу. МП, кстати, сочтёт вас простецом, ничего не знающим о настоящих писателях, но это и есть верный способ ему понравиться.

Главное, что нужно знать: МП – куколка писателя. Прочитав вышеизложенное, вы, верно, думаете, что это какое-то пафосное ничтожество. Не исключено. Но ровно настолько же не исключено, что МП раскуклится и вылупится – сильным и крылатым. Вы, конечно, сумеете поверить в это только лет через двадцать, но сейчас просто держите в уме – оно растёт, растёт и вырастает. Это как дети, знаете ли. Если рожать полусидя, отчётливо видно, откуда оно вылезает, и потом немножко трудно относиться к этому человеку серьёзно. А придётся.

Ну так если вы видели первые почеркушки, потом, конечно, очень тяжело поверить, что вот это бывшее «оно» может стать – писатель. А оно может.

Так что не забывайте брать автографы, будете деткам хвастаться.

Как убить героя

Вслед за Шекспиром, я считаю, что самый лучший финал для любой истории – это когда все умерли. В его антигуманное время, когда убивать людей считалось естественным, избавиться от героя ничего не стоило: персонажей стравливали между собой, и они послушно друг друга уничтожали – топили, резали, закалывали, душили и сбрасывали в пропасть. Одну достойную девушку, я помню, автор привязал к четырем колышкам и изнасиловал бандой разбойников. Очень креативное решение, мне кажется. В условиях подобной творческой свободы гибель героя от чумы, на войне или в «неизвестных землях» выглядит писательской недоработкой.

Чуть позже, когда мораль обострилась, а медицина осталась примитивной, персонажи повадились загибаться «от удара» и «от сердца». В те времена хороший человек любого пола и возраста мог запросто побледнеть и упасть замертво (плохие обычно предварительно краснели). И только особо живучих убивали на дуэли.

В конце концов, прием себя исчерпал, ближе к XX веку падать замертво по любому поводу стало неприлично. Слава богу, Базаров удачно порезал палец – в ход пошли инфекции. Хорошие парни умирали от чахотки, плохие – от сифилиса, а женщины любого качества – от родильной горячки.

Лафа длилась чуть ли не до середины прошлого столетия, когда изобрели антибиотики. «Черт!» – сказали писатели. Если бы не рак и автомобильные катастрофы, понятия не имею, как бы они выкручивались.

К счастью, в восьмидесятые придумали СПИД. Его, как известно, можно наслать и на невинного младенца, и на старого гея – для каждого найдется способ заражения. Конечно, такой массовый падеж немного подозрителен, но на худой конец…

До пандемии дело не дошло потому, что в моду вошли универсальные убийцы – наркотики (тут должен быть торжественный звук та-да). Это просто чудо что такое: наркотиком можно убить героя быстро, с первой дозы, и медленно, тайно и явно, добровольно и насильно (т. н. «посад на иглу»). Приличным людям его можно подсыпать в кока-колу. Дошло до того, что авторы стали использовать теракты только против стариков и детей, а остальные персонажи устраняются героином.

Разумеется, я имею в виду, прежде всего, начинающих авторов, вроде меня. Нормальные взрослые люди знают способ убить кошку, не закармливая ее маслом. Но литературные дети чаще всего идут причудливыми путями, одновременно и примитивными и ужасающими. Вообще, в среде начинающих чувствуешь себя как в пансионе распаленных девственниц: кругом кипят какие-то неопределенные страсти, обсуждаются убийства, изнасилования и творится вялое невнятное зло. Кровь всегда сохраняет ярко-алый цвет, а пот никогда не пахнет, а только блестит на обнаженных телах.

Возвращаясь к наркотикам: я полагаю, что стоит законом запретить упоминание о них тем, кто сам ничего ужаснее алкоголя не пробовал. А тех, кто попробовал и все-таки хочет об этом написать, следует сначала долго и беспощадно пороть, потом долго показывать им слайды, на которых отчетливо видно, как мозг и печень наркомана стремятся сравняться размерами и консистенцией, а уж потом, если не попустило, разрешать. Потому что, пока у них кто-нибудь живой (а не придуманный) от этого дела не умрет, все равно не поймут. Но хотя бы меньше будет «разноцветного тумана», в котором герой бредет, пошатываясь, «нестерпимого кайфа» и адского наслаждения, от которого все заверте…

Фотограф

Нужно, чтобы всякую публичную персону мама в детстве била и приговаривала: «Не экономь на фотографах, не экономь на фотографах». А то ведь как? Допустим, вы только недавно начали свой творческий путь и устраиваете вечеринку с собою в главной роли – например, у вас сольный концерт или просто участвуете в программе, гвоздем которой будет ваше выступление. Чего вы хотите от фотографа – чтобы он отснял 20 внятных картинок: вы на табуретке с микрофоном поете про елочку, пара портретов, групповой снимок команды, вы с другой звездой, вы и спецэффекты, вы и спонсоры, панорама и др. Кажется, в наш век поголовной оцифровки что уж проще-то? Камеру имеют даже уборщики, для истории снимающие помещение «до» и «после» мытья полов. Поэтому естественным кажется попросить кого-то из друзей все происходящее «сфотать», прости, господи, за это слово.

Примерно после пятого мероприятия, потерянного для истории, вы начинаете понимать, что лучше бы ваши друзья из мыльниц водку пили, чем ими снимали. Что бы ни было в кадре, на картинке все равно окажется набоковское «объявленьице о расплыве синеватой собаки». Таких «объявленьиц» набирается до двухсот, в зависимости от емкости карты памяти.

И вот вы узнаете, что у вас есть знакомый, который буквально вчера отрастил себе огромный объектив, настоящий, как у больших пацанов, и просто жаждет его испробовать. Он приезжает, и весь концерт вы постоянно натыкаетесь взглядом на его деловитую фигуру, распихивающую прочую публику там и сям, – старается человек. Круто.

Диск с фотографиями вам завезут через неделю – проявлял он их, что ли? Картинок окажется десять, по поводу остальных почему-то «сглючила флэшка». Диапазон будет гораздо шире синеватой собаки – холодный режим, теплый режим, ночная съемка, сепия, ч/б, с эффектом синих глаз (вместо красных), без глаз вообще. Две почему-то в виде рисунка углем. И ни одной такой, которую можно показать своей матери, чтобы она не заплакала (не говоря уже о спонсорах).

Еще среди ваших друзей могут оказаться Настоящие Художники, которые снимают Для Искусства, на ч/б пленку принципиально. Но с ними просто – все засвечивается при проявке.

И тут у вас в голове что-то щелкает и проясняется, и вы идете на поклон к профессиональному фотографу, которого знаете сто лет, и все это время он делал отличные фотографии. За деньги. И вы, повесив нос, приходите, излагаете задачу и задушенно спрашиваете «скока?». «Вообще, – говорит он, – много я не беру, один мой репортажный кадр стоит от пятидесяти баксов (а постановочный – от двухсот). Но. Но для тебя я сделаю бесплатно».

Вау! Вау! Он может во вторую пятницу апреля, с семнадцати тридцати до без четверти семь! Отчетливо понимая, что на двадцати его снимках вы экономите 400 баксов – минимум! – вы устраиваете вечеринку практически под него. Бог с ним, с заказчиком, – заказчиков у вас в жизни уже много было, а настоящий фотограф первый. Даже пиротехников приглашаете, чего уж там.

Вполне вероятно, что на первое мероприятие он не приходит… Ну, ладно, усугублять не будем, приходит – допустим, полседьмого и, наплевав на свои дела, остается до восьми. Интересно, что перед сценой его практически не видно – профессионал работает! Штука у него здоровенная, и не одна. «Никон» или «Кэнон»? – робко спрашиваете вы. Он делает неприятное лицо и отвечает: «Мамия». И снова исчезает в толпе. На душе у вас хорошо и спокойно.

В мае вы получите ваши 20 фотографий. На лицензионной дивидишке, каждый кадр не менее сорока мегабайт, качество для печати, а как же. «На плакат не растянешь, но хорошую карточку А3 сделать можно», – говорит он, отдавая диск. Вы несете его домой, сберегая чуть ли не в трусах, все время помня, что четыреста баксов и рука Мастера.

Компьютер ваш давится, переваривая настоящее искусство, но где-то через час все картинки сохранены на жестком диске и открыты. Что мы имеем в итоге?

Макросъемка: след от бокала на барной стойке. В лужице отражается спецэффект, который обошелся в… ну, не будем.

Эротика: неизвестная девушка сорока с лишним лет, задравшая ногу на три ступеньки, чтобы завязать шнурки.

Настоящее искусство: мощный мужской размыв кадра, в котором угадываетесь вы, в движении. Очень круто, что вы немного похожи на Мика Джаггера, – особенно если вы девочка.

Портрет: вид вашей ноздри снизу. Мало того что виден каждый волосок в глубине, так еще и полукружье носа геометрически соотносится с потолочной аркой так, что сердце замирает.

Шок: снимок в мужском туалете, некто писает, камера сзади – ничего не показывает, но на все намекает.

Заказчики (или спонсоры): компания пьяных уродов в сбившихся галстуках, из кадра отчетливо вылезает свиное рыло капитализма.

Снимок со звездой: эта дрянь почему-то получилась хорошо. Но без вас.

Гримерка: вы стираете с морды пот и грим, стоя на одной ноге, на вас только дырявые колготки и телогрейка. Где?! Когда?! Почему?! Не важно – объектив от слова «объективный», так все и было. Отныне и навсегда, Жирное Угробище, это ваше второе имя, сценическое. Поздравляю.

Рука Мастера: над беснующимся залом, снятым откуда-то сверху, сбоку видна Рука Мастера. В фокусе уверенные волосатые пальцы, держащие нечто фотографическое. Это философский кадр, символизирующий одиночество художника в толпе.

Публика: крупный план коктейля «Петушиный хвост» и размытый бармен позади.

Это десять кадров. Другие десять – то же самое, но в ч/б.

Что я могу сказать? Не расстраивайтесь. И прекратите валять дурака – для концерта наймите хорошего репортажника, за деньги, а портреты сделайте в студии.

А с вашим профессионалом не вздумайте ссориться, он не хотел ничего дурного, просто работал Для Души, а не за деньги. Через четыре года на его персональной выставке вы увидите одну из этих фотографий в масштабе метр на полтора. Скорее всего, ч/б. А какую? Конечно же, «гримерку». Она же такая живая…

Памятка юному сценаристу

Началось все с того, что в Интернете я прочитала:

«В Бомбее существует специальная курьерская служба по доставке домашних обедов. То есть жена готовит обед, все складывает в контейнеры, потом приезжает специально обученный человек и через пару-тройку часов еще горячая еда на столе ее мужа на работе.

Доставка осуществляется по системе кодов на крышках контейнеров, никаких адресов, телефонов и фамилий».

А я только из спортзала пришла. У меня там мозг отдыхает очень, а потом начинает работать с усиленной скоростью, но немножко плохо. Поэтому я села и написала:

«Завязка. Жена надоела ему хуже горькой редьки – совершенно предсказуемая, вплоть до количества карри в курице. Но однажды он открывает контейнер с обедом, а там… Будто другой человек готовил, более утонченный, жизнерадостный и юный. И так несколько дней. Оказывается, перепутали коды эти самые. И он решает найти ту женщину, просто посмотреть. И находит такое…»

А потом еще:

«Сценарий для Болливуда. И вот он узнает адрес “незнакомки” – но что это?! – это все-таки адрес его жены. Путем мучительного умственного усилия он догадывается, что его жена готовит два обеда и отправляет второй кому-то. Любовнику? Он опять шантажирует курьера и получает адрес студенческого кампуса. Дверь открывает юноша лет 18-ти, весь в голом торсе и капельках воды после душа. Юный любовник! Муж: немедленно убивает его из ружья. И тут входит его жена – курьер рассказал ей все. С криком “сынок!” она бросается к телу юноши.

Да, это ее сын, плод добрачного изнасилования. Она оставила его в приюте и через 18 лет нашла, и готовила ему обеды, вкладывая в них всю материнскую любовь.

В глазах мужчины темнеет: он вспоминает ужасный эпизод своей юности, когда изнасиловал незнакомку. Этот груз лежал на его совести 19 лет, а теперь он убил собственного сына.

Все убивают себя из ружья».

«Сценарий для Голливуда. Наставив на юношу ружье, он спрашивает:

– Ты трахаешь ее? Ей нравится? Она кончает? Скажи, тебе она тоже говорит: “Сделай мне больно”? Покажи-ка мне, чем ты ее ублажаешь.

И он срывает с юноши полотенце, видит там всякое, их обоих охватывает страсть, и они совокупляются на полу.

Тут приходит жена и убивает всех из ружья».

«Сценарий для Латинской Америки. Итак, дверь открывает юноша. Муж уже собирается его пристрелить, но раздается голос: “Хулио, кто там?” – из комнаты в прихожую выходит прекрасная девушка. В голове у мужчины созревает коварный план, он извиняется за ошибку и уходит. Он решает соблазнить любовницу любовника. Жену выгоняет без объяснений, а девушку совращает, делает ей ребенка и бросает. И тут к нему приходит Хулио: “Ты опозорил мою сестру!” Жена тоже приходит, размыкает уста и сообщает ужасную тайну. Да, это сестра-близнец Хулио, плод той страшной ночи, дочь мужчины и его жены. Что же станет с проклятым ребенком, греховным плодом дочери от отца?

Смотрите 147-ю серию сериала “Проклятые дети”».

И еще:

«Детектив. Мужчина с огромным трудом выпытывает у курьера адрес женщины, обеды которой он ел всю последнюю неделю. Он приходит к ней и обнаруживает ее мертвой. В дом врывается полиция – перепуганный курьер сообщил о странном клиенте. Мужчину арестовывают по подозрению в убийстве. Его жена берется за расследование. В итоге выясняется, что женщину убил ее собственный муж, гурман и психопат, который был вынужден целую неделю есть отвратительные обеды жены героя».

Но мне больше всего нравится французская версия, «Домашняя кухня» называется:

«Он находит ее, женщину с чудесной едой. Звонит, дверь открывается, и он видит ту, с которой расстался десять лет назад, женившись на молоденькой. Ей сорок лет, но лишь усталые глаза и тонкие морщинки в уголках губ напоминают об этом. (Тут музыка такая – пам-па-па-па-пам, пам-па-паба-паба-пам…) Он говорит:

– Я…

Она говорит:

– Ты…

(И зтм)

Утром он встает в пять, целует ее, спящую, в разгладившуюся морщинку около рта и уходит. Приходит домой, жена не спит. В коротком, полном изящества и скорби диалоге выясняется, что он хочет уйти. Она плачет, но не препятствует. Он собирает чемодан и уходит. Она смотрит в окно, видит его фигуру на улице и берет телефонную трубку:

– Он ушел.

– Все прошло хорошо?

– Да, нам с Антуаном[15] больше не нужно прятаться. Спасибо тебе.

– И тебе.

– Но как же ты теперь? Ведь ты совсем не умеешь готовить.

– Не волнуйся, у меня все будет хорошо. Пока не сменится повар в соседнем ресторанчике».

Такой финал, если у нас комедия. А если трагедия:

«Пока его нет, та женщина (любовница бывшая) решает сбегать за завтраком в круглосуточное кафе через улицу. Мужчина тем временем думает: “странно, а ведь раньше она совершенно не умела готовить” (перед его внутренним взором проносится вереница подгоревших котлет и пересоленных супов). И тут он сталкивается с ней, выходящей из кафе с пакетиком тех самых “домашних” булочек, и ВСЕ ПОНИМАЕТ. Он бросается от нее через дорогу, его сбивает машина совсем насмерть. Крупным планом глаза женщины и булочки, раскатывающиеся по мостовой.

Заключительная сцена. Жена целует Антуана в потное плечо и говорит:

– Надеюсь, он не узнает правды. Это вполне возможно. Ведь идея пришла мне в голову, когда я увидела “фирменный” лимонный пирог его матери в супермаркете. А его отец так ни о чем и не догадался до самой ее смерти, пережил жену на месяц и умер от удара, когда ходил за покупками».

Художники

О них могу сказать коротко – пьют.

Нет, ну я могу вспомнить нескольких, которые в рот не берут, но таких единицы, а основной процент отличается лишь дозой – некоторые пьют как лошади, а некоторые – как пони. Я не знаю, в чем тут причина, то ли рисование линий замыкает в человеческом мозгу какие-то цепи, то ли цветовые пятна особым образом воздействует, но – пьют.

Художники бывают Настоящие и так. Настоящие обычно занимаются Творчеством, много пишут маслом и очень много пьют. С потенцией дело обстоит сложно. Вообще, замечено, что если у художника хорошее чувство цвета, это верный знак, что в постели он молодец. (Еще могу сказать, что очень хороший цвет у художников-армян. Значит ли это, что у них самая лучшая потенция, мне неизвестно, не имею данных.) С другой стороны, если художник совсем Настоящий, то и пьет он совсем много и к моменту расцвета своего дара бывает молодцом крайне редко.

С живописцами следует соблюдать осторожность. Конечно, как существа яркоокрашенные, они невыразимо привлекательны для женщин. Но, в силу Главной Особенности художников, хороши бывают недолго, примерно между двадцатью пятью и тридцатью годами. Для общения вам придется выбирать краткие и редкие периоды, когда художник трезв и не пишет. Потому что не дай вам бог увидеть живописца за работой. Не знаю, почему, но вовлеченный в процесс художник удивительно похож на дебила. У него отсутствующее лицо, приоткрытый рот, глаза в кучку и воняет скипидаром. Не подходите к нему, не надо. Закончит – одарит вас редкостной страстью (если не нажрется тут же, конечно).

Настоящие художники всегда спят с натурщицами. Уж извините, такова суровая правда. Анекдот к случаю вы знаете (– Ты спал когда-нибудь раньше со своими натурщицами? – Никогда! Клянусь! – А кого ты писал до меня? – Кувшин и яблоко.) Не спят, наверное, только женщины-художники, ну и ненастоящие.

У графиков часто бывает плохо с головой. Не знаю – почему. Не спрашивайте. Просто я часто встречала графиков, у которых плохо с головой. Сдвигаются обычно на Линии или на общей Картине Мира. То есть либо им не дают жить лавры Бердслея, либо уверенность, что существует некая Система и Все В Мире Не Просто Так… Короче, каждое слово они начинают с капс лока. Высчитывание пропорций и взаимосвязей всего сущего часто становится навязчивой идеей именно у графиков.

О творческих союзах: Настоящий художник с Настоящим художником не выживает, даже если они разного пола. Слишком быстро загаживают все вокруг и мгновенно спиваются. Настоящие, кстати, всегда очень много пачкают.

Гораздо приятнее иметь дело с художниками, которые «так». Среди них много женщин, занимающихся всякого рода прикладухой. Часто они считают свою деятельность обыкновенным ремеслом и легко образуют пары с Настоящими художниками. То есть у него Искусство и Творчество, а она так. Рисует-лепит-красит-плетет-вышивает, как положено скво. Иной раз проходят годы, прежде чем она замечает, что 80 % семейных доходов слагаются из ее «поделок», а «настоящее искусство» не продается (собственно, это его отличительный признак). Общаться с такими женщинами одно удовольствие, ремесло вообще здорово проясняет сознание, а если с ними иногда случается Искусство и Творчество, то это почти не оказывает на их личность губительного воздействия.

Из всего сказанного может показаться, что я не уважаю искусство. Ничего подобного – когда я пью водку, первый тост всегда за него. Но я твердо уверена, что всякий человек должен много работать, а искусство – это не цель и не процесс, а нечаянный и прекрасный результат, который получается только сверх ожидания. Если же заниматься им специально, то ничего, кроме заглавных букв, не выходит.

Извините, что пишу такие банальные вещи, но мои смешные «профессиональные» истории повадились читать серьезные люди, которые со страстью защищают упомянутых Творцов. Напрасно я с мучительным лицом объясняю, что это юмор, шутка, ирония – понимаете? веселье, стеб, ха-ха, смеяться тут, – они все равно приводят мне в пример какого-нибудь гениального аскета, который писал маслом, но никогда не пил. Ну приводите, чего уж там.

Но все-таки скажу, что, если придется выбирать между художниками, берите лучше скульптора. Тоже пьют, но ребята крепкие и какие-то по-животному бодрые.

Заключение: средства массовой информации – как показать себя миру и не слишком опозориться

Как правило, юные существа довольно тщеславны, и популярность интересует их даже больше, чем яркие одежды и мобильные телефоны. Предел мечтаний для среднестатистического подростка – это попасть в телевизор, причем не особенно важно, куда – на «Фабрику звезд» или в «Дорожный патруль». И лучше бы у них это получалось пореже, тогда эфир был бы чище, а психика у детей крепче, не говоря уже о физическом и моральном здоровье.

Когда человек взрослеет, он обычно утрачивает жажду славы и более интересуется качеством и оплатой своей деятельности, чем ее общественным резонансом. И тут зачастую происходит удивительное: просто делаешь то, что тебе нравится, и популярность сама начинает носиться за тобой с топором, как убийца с отвратительными желтыми цветами (или наоборот).

Клянусь, это работает. Нет ни малейшей нужды бродить по тусовкам, хватая за рукава значимых для вас людей и подпрыгивая до уровня их глаз: «Я тут, и я классная!» Более того, нет никакой гарантии, что, если вы так не делаете, вас оставят в покое. Любая методичная творческая деятельность, исполняемая истово и с любовью, неизбежно порождает круги, которые раньше или позже дойдут до СМИ, и вам позвонят. Точнее – ВАМ ПОЗВОНЯТ. И тут уж храни вас Бог, потому что пережить искушение гипотетической славой не то чтобы невозможно, но крайне затруднительно. Я, сразу скажу, не устояла. Мне было до ужаса интересно, как это, когда видишь себя в журнале или в телевизоре, и при этом отчаянно стыдно, что меня увидят другие, – такое вот двойственное чувство. То есть в идеале мне хотелось попасть в театр с одним актером и одним зрителем (и оба – я), чтобы посмотреть на себя со стороны. Это какая-то крайняя степень эгоцентризма, когда главная цель – узнать о себе все, и мир используешь исключительно как тестовую полоску. Не замечая, что мир использует тебя точно таким же образом – окуная в мочу или еще во что.

Собственно, внимание СМИ я привлекла очень просто: завела блог (страничку в Живом Журнале), в который часто и с удовольствием писала. Через год у меня было довольно много читателей, и одно издательство предложило собрать мои записи в книжку. Естественно, я согласилась. Блог тем временем становился все более читаемым и выбрался в топ популярности на Яндексе. Честное слово, никаких специальных приемов я не использовала, просто регулярно писала о том, что мне действительно интересно, – о жизни, о любви и о кошках. И мне начали звонить журналисты: всех волновал феномен сетевой литературы, а я оказалась ее типичным представителем. Ну и вот оно – интервью, съемки, – короче, широкая популярность в очень узких кругах. Блогер – сейчас модная профессия: если раньше, когда что-нибудь этакое в мире случалось, пресса кого просила прокомментировать событие? – какого-никакого политика, писателя, гея, футболиста и главного санитарного врача Онищенко. А теперь в этот список добавили блогеров.

Постепенно я приобрела некий полезный опыт, который может вам пригодиться, – кто знает, вдруг ваша слава уже притаилась за углом?

Обычно все начинается с журналов. Тут надо запомнить, что если команда профессионалов ставит перед собой задачу показать тебя полным дерьмом, то у них все получится. На самом деле дерьмом ты не станешь, но все родовые признаки продукта будут налицо. Когда над тобой работает толковый стилист, фотограф и журналист, в итоге будет то, что они захотят. Хорошо, если у них нет цели сделать скандальную статью, но чаще всего есть. Единственное спасение – это обговаривать все до съемки. ДО – напишите себе на лбу кровавым маркером.

Сразу скажите, что интервью вы дадите только по почте, тогда у вас будет возможность обдумывать свои ответы столько времени, сколько нужно.

Настаивайте на предварительном просмотре фотографий и статьи – в печать должно пойти только то, что вы одобрите.

В каждом конкретном случае могут быть детали, но запомните главное – все ваши условия обсуждаются, пока вы «нужны». То есть до того, как редакция получит ваши фотографии и тексты. Потом вы превращаетесь в отработанный материал, а предупредительная доброжелательность персонала – в снисходительное отвращение: «Ну что вам еще?! МЫ о вас, так и быть, напишем, радуйтесь».

Не то чтобы мне встречались только монстры, попадаются среди журналистов и милейшие люди, но принцип всегда один: их интересует статья, а не ваша репутация. О ней никто, кроме вас, заботиться не будет.

Если вам не хочется говорить о личной жизни – не надо, предупредите об этом сразу, а потом вежливо отклоняйте соответствующие вопросы. Меня однажды спросили, почему, собственно, я против? Ответ очень прост: потому что это, в сущности, никому не интересно. Если кто на самом деле беспокоится, ночей не спит, кушать не может, переживает: «Как там Марточка? Здорова ли? Муж не обижает?» – да разве ж я не расскажу?! Но читатель (зритель, слушатель) всего лишь хочет, чтобы его развлекли; я, выбрав публичную профессию, на это соглашаюсь, но выбор – как и чем развлекать – за мной. Главное, чтоб не скучно, а буду ли я анекдоты рассказывать, плясать или нижнее белье демонстрировать, дело пятое.

Но главнейшее из условий в общении с прессой все-таки – не волноваться. Во-первых, ничего особенного не происходит, рабочий момент и в вашей, и в их жизни, нагружать его дополнительным пафосом – себя не уважать.

Во-вторых, результат не имеет особого значения, вселенский позор в памяти людской живет три дня, локальный – десять минут после прочтения. Это только вы будете помнить вечно каждый прыщик на своих публичных фотографиях.

Затем приходит очередь телевидения.

Не обязательно быть сколько-нибудь известным персонажем, чтобы вас позвали на ток-шоу, – у них там вечная нехватка героев, поэтому берут всех и по любому поводу. Написали книжку – расскажите об этом; съездили в тайгу – ой, как интересно; да просто поссорились с мужем – тем более! – семейные темы всегда на пике зрительского интереса.

Тут ваша задача не впадать в экстаз и не соглашаться слишком быстро. Узнайте название и внимательнейшим образом посмотрите несколько выпусков. Существует довольно много передач, в которых гостя целенаправленно унижают, выбивают из колеи, раскручивают на скандальные заявления. Ничего личного, просто «народу нравится».

Для начала выберите себе мирное ток-шоу на местном канале, который не вещает на всю страну. Тогда, даже если вы не сможете связать двух слов, большого стыда не случится.

Ничего не бойтесь, наденьте удобную одежду и доверьтесь гримеру – они, как правило, профессионалы, сильно не изуродуют, а могут даже украсить. Но, на всякий случай, приходите заранее, чтобы, если грим вас не устроит, хватило времени его снять и наложить заново.

Естественно, попросите предварительно прислать вопросы, обдумайте их, но свои ответы не зазубривайте, потому что ведущие обожают менять сценарий на ходу, а вы, не получив ожидаемой реплики, можете впасть в панику.

Держитесь уверенно – специфика телевидения такова, что дураком выглядит не тот, кто говорит глупости, а тот, кто мямлит.

Чем больше вы скажете, тем лучше, лишнее все равно отрежут при монтаже.

Надо сказать, что мой «экранный» опыт свелся к одному-единственному разу. Мне предложили съемку, я сначала струсила и отказалась, но близкие настояли. Кто-то научил меня мантре: «Я – не я, а публичный персонаж, ему не стыдно», муж сказал: «Попробуй, полезный опыт», а редактор – «Это нужно для книги». Ну, я и пошла, ни капельки не волнуясь. Только, собираясь, почему-то порвала в клочки колготки, видимо, натягивала их несколько судорожно. Но вторая пара выдержала.

По дороге радовалась своей невозмутимости, пока не почувствовала некоторый дискомфорт в области декольте – оказалось, что надела майку задом наперед и ярлычок царапался. А в остальном я была совершенно спокойна.

Сам процесс действительно простой и нестрашный. Спокойное безопасное ток-шоу для домохозяек, никто не ставил перед собой задачи изничтожить отдельно взятую Марту К. Результат я не видела, уезжала из Москвы, но эфир обещали записать, и, когда у меня соберется чуть больше мужества, посмотрю обязательно.

Было интересно, но хватило одного опыта, от следующих предложений я отказалась. Мне достаточно своего поля – текстового, а чего не смогу добиться на нем, того и не надо. Я так решила, – должны же у меня быть хоть какие-то принципы и капризы? – вот пусть будет «не лезть в телевизор». Тем более пока вы начинающий, чаще всего приглашают не лично Вас, а «какого-нибудь гостя» – писателя, блогера, художника или в качестве кого вы там собрались прославляться. И вы для зрителя – не более чем говорящее цветное пятно, которое он забудет, выключив телевизор. Стоит ли произведенный эффект вашего времени и волнений? Только в том случае, если вы, по счастью, не боитесь камеры и согласны часто мелькать на экране, количество в конце концов перейдет в качество, и вас станут узнавать в метро.

А вот дебют на радио мне очень понравился, это была передача на канале «Культура», и запись выглядела как обычная беседа с интересными людьми.

Во время разговора я в основном улыбалась и кивала, что в условиях радио совершенно бессмысленно.

Самое интересное началось в день эфира. Я никому ничего не говорила, но собралась в нужный момент сесть за компьютер и прослушать программу по Интернету.

За час до времени Х мне позвонили по неотложному делу и сказали, что хотят меня видеть через тридцать минут на соседней станции метро – «обязательно!». Теоретически вернуться домой бегом я успевала, а практически – нет. Но я решила поступить элегантно, купить радиоприемник и послушать по дороге.

Первый, купленный в киоске, радио «Культура» категорически не ловил.

Встреча состоялась, а потом я зашла в магазин электроники и попросила продавщицу подобрать, «чтоб ловил». До эфира оставалось минут десять. Я сказала, что мне нужно успеть к определенной передаче, и девушка щедро предложила ничего не покупать и прослушать программу прямо в магазине.

Но! Меня обуяла гордыня смирения. Сделалось чудовищно стыдно признаться продавщице, что я – та идиотка, которая сейчас будет молчать и улыбаться в микрофон.

(По той же причине я не взяла машину и не попросила шофёра настроить радио на нужную волну.)