33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине Анташкевич Евгений
3 декабря 1928 год
Москва
Начальнику ИНО ГПУ тов. Трилиссеру М.А.
В апреле 1928 года началось фактическое расформирование т. н. Русской группы. В основном это связано с тем, что маршалу Чжан Цзу-чану стало нечем платить более чем тысяче белогвардейских наёмников. Финансовая политика маршала, которая заключалась в том, чтобы взять налоги с населения за несколько лет вперед, не оправдала себя, потому что расходы на армию, её снабжение, постройку бронепоездов, приобретение летательных аппаратов и т. д., в значительной степени превышают возможности беднейшего китайского населения. Поэтому к концу июня 1928 года большая часть его войск китайского формирования изменила и перешла на сторону кантонского маршала Чан Кай-ши и генерала Фэн Юйсяна.
Другая причина, по которой было принято решение о роспуске русских наемников, заключается в усилении военной мощи других милитаристов, поддерживаемых Японией, Англией и США, а главное, в политических переменах, связанных с убийством 21 июня с. г. японскими офицерами штаба Квантунской армии (данные уточняются) губернатора и фактического хозяина Маньчжурии Чжан Цзо-линя, самороспуске уханьского правительства и возвращении к власти маршала Чан Кай-ши. Таким образом, дальнейшая борьба за овладение территориями без какой-либо другой, более определенной цели и внятных политических лозунгов потеряла для всех смысл и превратилась в бессмысленные бои на соприкосновении фронтов.
Помимо этого, как сообщают источники внутри группы, уже стала притчей во языцех борьба за власть и деньги, их распределение внутри руководства Русской группы. Воровство и мздоимство со стороны ближайшего друга и советника маршала Чжан Цзу-чана Меркулова и его приближенных стала основным раздражителем для офицеров и солдат наёмных войск. Вызывают недовольство не только нерегулярные выплаты денежного содержания, а их урезывание без видимых причин, уменьшение всех видов кормовых, наградных, отсутствие закупок нового оружия при полном износе старого и многое другое.
На сегодняшний день в строю, после ухода по ранению Нечаева, остается не более нескольких сотен штыков и сабель, при неоправданном росте количества тыловых офицерских должностей.
Моральный дух наёмных русских частей стал низок потому, что перестали выплачиваться деньги по инвалидности и ранению, а также семьям погибших офицеров и солдат, что делает бессмысленным пребывание наёмников на боевой службе.
Настроения в харбинском эмигрантском обществе в связи с роспуском Русской группы весьма негативные. Общий посыл при создании группы в 1924 году заключался в том, что эмигранты шли воевать «против большевиков в Китае», с перспективой перенести борьбу на территорию СССР, однако они погрязли в китайских противоречиях, а китайским милитаристам не было дела до т. н. русского вопроса. В связи с этим, по нашим данным, в настоящее время, когда уцелевшие наёмники возвращаются к местам своего постоянного проживания, из них начинают складываться группы антисоветски настроенной молодежи и старого офицерства. Возрастают агрессивные настроения в создающихся кружках и обществах, что соответственно требует активизации нашего агентурного проникновения.
По данным, полученным от доверенного лица «ИВН», бывший командир броневой группы полковник Мрачковский получил из военного окружения маршала Чан Кай-ши предложение возглавить аналогичную броневую группу войск партии Гоминьдана. Есть сведения, что Мрачковский уже формирует такую группу для выезда в Шанхай и далее в Кантон.
Информирую, что внедрение «Славянина» в ближнее окружение Чан Кай-ши может не принести ожидаемых результатов. После его двухлетнего изучения и проверки он не вышел из-под подозрений контрразведки маршала Чана – результат традиционного недоверия южан и северян друг к другу. Соответственно под подозрением было всё его ближайшее окружение, в том числе наши агенты «Томсон» и «Василиса». Мы были вынуждены вывезти «Василису» в Харбин, где она в настоящее время находится на нелегальном положении и проживает на территории совконсульства. Необходимо срочно вывезти её на территорию СССР для лечения и реабилитации, поскольку она находится в состоянии глубокой депрессии. Агент «Томсон» также находится на нелегальном положении и проживает на территории нашего генерального консульства в Кантоне. Нами разрабатывается вариант его переброски в Соединенные Штаты Америки с последующим возвращением в СССР.
Считаю необходимым косвенно, через третьих лиц, стимулировать «Славянина» вернуться в Маньчжурию для передачи под контроль нашей консульской резидентуры с последующей его вербовкой и внедрением в разведывательные органы Японии, нелегально работающие на территории Маньчжурии.
Резидент Романов.
Шанхай».«Совершенно секретно.
Экз. един.
АГЕНТУРНОЕ СООБЩЕНИЕИсточник сообщает, что на сегодняшний день уже достаточно четко обозначилась, как вполне самостоятельная, Русская фашистская партия, которую фактически возглавил бежавший из СССР в 1925 году Константин Владимирович Родзаевский, 1907 г.р., ур. гор Благовещенска, студент Юридического факультета гор. Харбин. В СССР у него остались мать и сестра.
С прошлого года у Родзаевского наметились идеологические разногласия с начинателем фашистского дела в русской эмигрантской среде с т. н. первым русским фашистом в Маньчжурии А.Н. Покровским (установочные данные сообщались ранее). По имеющимся неуточненным данным суть разногласий заключается в т. н. еврейском вопросе, в кот ором Покровский ближе к Муссолини, Родзаевский же – ближе к вождю германских фашистов – Гитлеру, т. е. отношение Родзаевского к евреям более жесткое. В наметившемся конфликте большая часть фашистов, похоже, принимает сторону Родзаевского, в частности, Матковский Михаил Александрович, 1903 г.р., ур. г. Санкт-Петербурга, сын генерала царской армии, бежал в Маньчжурию в годы гражданской войны, с высшим образованием, окончил Харбинский политехнический институт. В состав руководства, помимо Покровского, Родзаевского и Матковского также входят: Меди Николай Петрович, Василенко Владимир Иосифович, Долов Сергей Иванович, Голицин Василий Владимирович, Румянцев Борис Сергеевич, Грибановский Павел Иванович, Кибардин Владимир Владимирович, Левенцов Борис Алексеевич (установочные данные будут сообщены дополнительно).
В студенческой среде фашистское движение является довольно популярным, по крайней мере, потому об этом можно судить, что российское студенческое объединение в Харбине в основном находится под влиянием фашистов.
Расширяется сфера деятельности фашистов. Так, в 1927 году был создан «фашистский синдикат» – организация, привлекающая в свой состав широкие слои эмиграции. Можно сказать, что первой организационной формой существования фашистов и был «синдикат» (ранее их организация просто называлась группа Покровского).
Главная цель, которую ставят фашисты – свержение СССР, построение национального государства, основанного на рабочих и крестьянах, ликвидация колхозов и совхозов, восстановление в правах русской православной церкви.
Известно, что харбинские фашисты пытаются влиять на другие молодежные организации, как то: легитимистов, мушкетеров, русских разведчиков и скаутов, с целью привлечь их к своей работе, а лучше, перетащить на свою сторону или заключить союзнические отношения. Однако тут отрицательную роль играет то, что вышеназванные организации, каждая, имеют шефов и покровителей в лице членов бывшей царской фамилии Романовых, а именно: великого князя Кирилла, великого князя Николая Николаевича, великого князя Никиты Александровича и уговорить их поменять своих шефов и покровителей на итальянского люмпен-пролетария Муссолини или, тем более, немца, даже австрийца ефрейтора Адольфа Шикльгрубера (Гитлера), не представляется возможным, хотя по основным целям все вышеперечисленные организации практически идентичны и преследуют одно – свержение в СССР советской власти, по большей части вооруженным путем.
Источник, будучи весьма близким к руководству Союза мушкетеров, установил личные отношения с фашистом Михаилом Матковским, который производит впечатление серьезного, спокойного человека, лишенного истеричности и поверхносности во взглядах и мышлении. Иногда у источника складывается впечатление, что Матковский, идейно убежденный, как противник советской власти, по большей части находится под влиянием более сильных и идеологически более активных личностей, таких как Покровский, а в особенности Родзаевский, тем более, что последний не так давно перебежал из СССР и в его окружении говорят, что он лично «хлебнул» от большевиков, то есть – жертва! Все остальные – дети эмигрантов и по малолетству сами советской власти и большевиков почти не помнят, т. к. прибыли в Маньчжурию 10–12 лет отроду, хотя помнят тяготы отступления, а от родителей им передалась «горечь утраты и поражения».
В настоящий момент известно, что Родзаевский и Матковский пытаются установить связь с местной китайской политической полицией, для того чтобы в её лице приобрести покровителей и обезопасить свою деятельность, т. к. китайские власти в целом смотрят на политическую деятельность русских в Маньчжурии, как на опасную для себя, потому что они в этом ничего не понимают. Другой вопрос, что им готова оказать помощь японская подпольная жандармерия, нелегально работающая в Маньчжурии. Такие контакты уже источником отмечены, однако они первичны и далеко идущих последствий пока не имеют.
«Барс».20 февраля 1929 г.».
«Совершенно секретно. Экз. един.
Начальнику ИНО ГПУ тов. Трилиссеру М.А.
Вх. № 1/1856 от 16 ноября 1929 года
Планоперативного внедрения агента «Барс» в нелегальную резидентуру японской жандармерии в МаньчжурииНелегальные точки жандармерии, а также легальные органы разведки в лице японских военных миссий (ЯВМ), разбросанные по всей территории Маньчжурии, существуют с конца 19 века.
Попустительство местных китайских властей, удаленность Маньчжурии от центрального правительства и интересы ближних и дальних соседей к этому краю делает японское присутствие здесь вполне оправданным с точки зрения разведки и контрразведки.
Можно считать понятным интерес японских властей к китайской территории по следующим причинам:
– природные богатства Маньчжурии и других районов Китая, которые почти полностью отсутствуют на территории самой Японии;
– неограниченные людские рабочие ресурсы Китая, на которые весьма низкое влияние оказывает центральное правительство Китая;
– продажность китайских милитаристов и их готовность за поддержку политическую, финансовую и военную действовать против общекитайских интересов, что усиленно поддерживается такими мировыми державами, как США, Англия и Япония.
Особенно высокую активность японские специальные органы стали развивать после установления на Дальнем Востоке России советской власти, что подтвердилось в ходе оккупации японской армией во время Гражданской войны Дальнего Востока в период 1918–1922 г.г.
В настоящее время получены данные о действиях японских специальных органов, направленных на получение секретной информации о советском Дальнем Востоке. Отмечено, что белые организации через китайских подставных лиц поддерживают секретные отношения с японской разведкой и контрразведкой, а также напрямую. Эти отношения были выявлены при допросах захваченных при нелегальном переходе совграницы белоэмигрантов, которые от своих антисоветских организаций и шпионских центров получали разведывательные задания. Явно японские представители при их подготовке и заброске не присутствовали, однако разведывательные интересы противника по экономическим и военным вопросам в значительной степени превышают те, которые могут преследовать китайские власти или белоэмигрантские антисоветские организации: к примеру, экономический и производственный потенциал советского Дальнего Востока или партийная кадровая политика на Дальнем Востоке центрального советского руководства.
Все вышеперечисленное и прямо и косвенно свидетельствует о том, что японские специальные органы, пользуясь обстановкой, а именно, очень слабым административно-полицейским режимом в Маньчжурии, направляют свою работу против СССР. А после убийства северного китайского милитариста губернатора Маньчжурии Чжан Цзо-линя, совершенного офицерами штаба Квантунской армии, нет сомнения, что японские специальные органы прямо заинтересованы в получении разведывательной информации о Дальнем Востоке в широком смысле и, не исключено, имеют далеко идущие планы, в которые может входить и прямой захват Севе ро-Востока Китая, тем более что часть этой территории после Порт-Смутского договора о мире между царской Россией и Японией в лице Южно-маньчжурской железной дороги, порта Дальний и военно-морской базы Порт-Артур и без того принадлежит Японии. Прямым свидетельством этому является недавно перехваченный нами меморандум премьер-министра Японии Танака, в котором ясно и недвусмысленно декларируется вся завоевательная политика Японии на Тихом океане и Дальнем Востоке в целом.
С учетом вышеизложенного, считаю целесообразным приступить к отработке плана по внедрению нашей агентуры в специальные органы Японии, нелегально работающие в Маньчжурии, а именно, в жандармерию.
С 1922 года в Маньчжурии весьма продуктивно сотрудничает с органами ОГПУ агент «Барс». В прошлом белый офицер, участник Гражданской войны на Дальнем Востоке, завербованный нами непосредственно перед разгромом и вытеснением каппелевских войск из Приморья в Маньчжурию в сентябре 1922 года перед самым началом наступления на Спасский укрепленный район, «Барс» с нашей помощью весьма прочно обосновался в Харбине. Он, как представляющий себя окружению монархически настроенным белым офицером, практически с момента основания антисоветского белоэмигрантского молодежного «Союза мушкетеров» вошел в контакт с его руководством. «Барс» имеет авторитет, посещает собрания других антисоветских, в особенности военных организаций, и принимает активное участие в их деятельности, посещает собрания фашистов, приобретает там необходимые связи. «Барс» недавно женился на дочери белого офицера, что также добавило к его авторитету в данной среде.
Успешности его внедрения будет способствовать относительно недавнее возвращение из расформированной Русской группы бывшего сотрудника политического отдела городской полиции Сорокина М. К. (установочные данные и характеризующая информация на Сорокина М.К., в дальнейшем «Сибиряк», сообщалась ранее), с которым он поддерживает дружеские отношения.
В соответствии с предлагаемым планом на начальном этапе «Барс» распространит вокруг себя и через «Сибиряка» конфиденциальную информацию о разногласиях между лидером харбинских фашистов Меркуловым, оказывающим финансовую поддержку РФС и другим лидером фашистов Покровским. По своим убеждениям Меркулов ближе к Родзаевскому (информация достоверная, составлена на основании данных, полученных из надежных источников непосредственно внутри Русской группы). Меркулов намерен вкладывать деньги в Родзаевского. В наших интересах, в целях разложения антисоветской фашистской организации, чтобы Меркулов блокировался именно с Родзаевским, поскольку Покровский, как идеолог, намного сильнее Родзаевского и пользуется более высоким авторитетом, тогда, как Родзаевский часто ведет себя излишне эмоционально, по сути дела он является истеричкой, а такое поведения в данной среде не очень приветствуется. Меркулов же известен в русских эмигрантских кругах, как вор и стяжатель, обворовывавший офицеров и солдат Русской группы в войсках Чжан Цзу-чана. Таким образом, Родзаевский будет получать от Меркулова деньги, которые «пахнут», то есть они будет компрометировать и Меркулова и Родзаевского. Все мероприятия будут планироваться так, чтобы информация об этом достигала начальника городской полиции майора Ма Кэпина, тот в свою очередь, сообщит её руководителю нелегальной японской жандармерии в Харбине «Оми» (Константин Номура, контролируется нашим источником «Сапсаном»). Одной из главных задач «Оми», как руководителя нелегальной японской жандармерии в Харбине, кроме торговли опием и подкупа китайских должностных лиц, является контроль за ситуацией среди белоэмигрантов. Представляется, что поскольку речь в данной информации касается одновременно нескольких активных лидеров белой эмиграции в Маньчжурии, то «Оми» проявит интерес и к информации и к её источнику.
Надёжность агента «Барс» сомнений не вызывает. Он информирован о жестких методах проверки, которые применяются китайской политической полицией и готов к выполнению такого рода заданий.
В случае Вашего согласия, готовы приступить к подготовке агента «Барс» к внедрению в японскую нелегальную резидентуру.
Начальник ПП ОГПУ по ДВКДерибас Т.Д.».
«Совершенно секретно. Экз. един.
АГЕНТУРНОЕ СООБЩЕНИЕИсточник сообщает, что, находясь в ресторане парохода кампании «Pacific» на трансокеанской линии Кантон – Сан-Франциско, источник стал свидетелем конфиденциального разговора двух японских военных атташе. Среди пассажиров первого класса они представлялись как коммерсанты с Формозы.
В конфиденциальном разговоре один из них рассказал своему собеседнику о том, что он недавно приехал из Берлина. Там в Посольстве Японии, куда он прибыл из японского посольства в Турции, было проведено большое совещание, на котором японские военные дипломаты со всей Европы, работники военных атташатов, заслушали доклад японского военного атташе в Турции (начальник рассказчика). Поскольку оба собеседника хорошо знали, о ком они разговаривают, они никаких фамилий не упоминали.
Однако из подслушанной беседы, которую оба японца вели на окинавском диалекте почти незнакомом для представителей других национальностей, в особенности европейских и поэтому они особо не конспирировались, источнику стало известно о том, что в Японии разработан специальный план разведывательной работы в отношении СССР.
Суть этого плана заключается в том, что борьбу против СССР необходимо вести по всему миру, с целью обострения внутренней классовой, национальной и идеологической борьбы. Необходимо создавать подпольные антисоветские организации, опираясь на царские элементы и оппозиционеров, даже из числа троцкистов и других бывших в России партий. Другая серьезная задача: подстрекать к борьбе с СССР государства, лежащие на его западных и южных границах, угрожать Советскому Союзу таким образом, чтобы не дать возможности перебросить на Дальний Восток много войск. Начать экономическую блокаду с целью помешать ввозу в СССР материальных средств и, в частности, предметов военного снаряжения. Разрушать транспортные сооружения, мосты, телеграф, создавать помехи мобилизации и концентрации войск. Задача – осуществлять всё это главным образом на транссибирской железной дороге. Необходимо уделить особое внимание ослаблению советской власти на Кавказе, как главном месторождении в России нефти для того чтобы в случае войны с СССР, создать там обстановку хаоса и межнациональных конфликтов, чтобы союзники Японии, например Англия, могла быстро оккупировать этот нефтеносный район.
Необходимо усиливать подрывную работу в Восточной Сибири, вести антисоветскую агитацию и пропаганду, засылать на советскую территорию антисоветские группы, чтобы мешать в случае боевых действий частям Красной Армии. В связи с развитием общего военного положения создать на русской территории антисоветское правительство и побудить свергнуть советскую власть одновременно в Сибири и на Кавказе. Надо сделать Внешнюю Монголию вполне антисоветской, а для этого – свергнуть правительство Монгольской Народной Республики.
Кроме этого необходимо в Европе помогать организовываться белым эмигрантам и создавать из них боевые разведывательные организации; необходимо их финансировать для того, чтобы они в интересах Японии вели разведывательную работу против Советского Союза.
Собеседник рассказчика спросил его, что-то говорилось ли на этом совещании о большой колонии русских белых эмигрантов в Китае, ведь в одной Маньчжурии проживает несколько сотен тысяч противников советской власти. На это рассказчик ответил, что на этом совещании белым эмигрантам в Китае было отведено отдельное место. Было сказано, что с белыми в Китае уже проводится большая работа с перспективой их использования в будущей войне против СССР, поскольку СССР является главной угрозой планам Японии относительно Северного Китая и Монголии. Поэтому война с СССР неизбежна: «Надо длинноносым отомстить за 1922 год!» – к такому выводу пришли оба собеседника.
В дополнение источник сообщает, что во время беседы в ресторане было немного посетителей, среди которых не было ни одного восточной национальности, поэтому оба японца, говоривших к тому же на особенном диалекте, могли не опасаться, что кто-то их понимает. Поэтому они были довольно откровенны. Потом беседа перешла на другую тему: создание нового японского танка, предназначенного для войны на севере в холодном и очень холодном климате. В беседе на эту тему им, вероятно, трудно было использовать окинавский диалект из-за его архаичности, поэтому специальные технические термины они упоминали на обычном японском языке. Из их разговора источник понял, что: для войны в северных районах, скорее всего речь идет о России, Маньчжурии и Монголии, где высокие снега и сильные морозы, ниже 20°, создается танк с короткоствольной пушкой, калибром 47 мм, средней броней и высокой скоростью хода. Имеется проблема, которую сейчас решают японские инженеры и химики, это проблема негустеющего, не замерзающего при низких температурах масла для мотора. Для испытания разного рода масел мотор планируется вывезти на стендовые испытания на Сахалин, где погодные условия похожи на монгольские, маньчжурские и русские.
«Томсон».10 декабря 1929 г.».
«Совершенно секретно
Экз. един.
Обзорная справка по Делу групповой оперативной разработки (ДГОР) «Макаки»
С 1924 года Управлением ГПУ ДВК ведется Дело групповой оперативной разработки «Макаки» (в настоящее время перерегистрировано в ДГОР «Маки).
В результате проведенных агентурно-оперативных мероприятий, в которых были задействованы агенты «Карпов», «Татьяна», «Борис», «Пак-Си», «Хван» и другие, было установлено, что под видом японского консульства в г. Сахалян (напротив нашего Благовещенска, Маньчжурия) действует резидентура японской разведки (отделение Императорской японской военной миссии (ЯВМ) в Харбине), которым руководит офицер 2-го отдела штаба Квантунской армии Симамура.
Установлено, что в Сахаляне под различными прикрытиями действуют кадровые японские разведчики Кумадзава (владелец гостиницы «Сибирь), Миядзаки (владелец аптеки), Мимура (врач-протезист) Тамогучи (хозяин магазина) и Накано (владелец парикмахерской).
Целью работы нелегальной резидентуры в Сахаляне является организация разведывательной деятельности против советского Дальнего Востока, проведение диверсионных актов на объектах промышленности и транспорта, террора против советских государственных и партийных работников и активистов, организация выступлений крестьянства против советской власти, распространение антисоветской литературы, фальшивых денежных знаков и т. д.
В своей работе японская разведка опирается на перебежчиков из СССР в Маньчжурию из числа лиц русской, корейской, китайской национальностей и местных народностей. Активно японская резидентура использует контрабандистов, снабжая их в кредит товарами, имеющими широкий спрос по обе стороны границы.
Для установления первичных контактов с перебежчиками из СССР и контрабандистами японская резидентура произвела весьма рациональную расстановку сил, поскольку после перехода границы из СССР перебежчики и контрабандисты селятся в гостинице, пытаются приобрести нужные товары и т. п., где их встречают упомянутые японские разведчики, находящиеся под выгодным для ведения разведки прикрытием.
С целью внедрения в японскую разведсеть нами были произведены подставы нашей агентуры Кумадзаве и Миядзаки.
В результате удалось выявить их связи, как на территории Маньчжурии, так и на территории СССР. За время проведения ДГОР «Макаки» нами арестованы контрабандисты Кузьмин, Остапец, Темиркеев и его жена.
Однако в настоящее время разведывательные возможности упомянутой агентуры почти иссякли, что требует вывода части агентов из разработки и заведения оперативной игры с японской разведкой на более высоком информационно-оперативном уровне.
Для этих целей нами разработан план оперативной игры в рамках ДГОР «Маки-Мираж» (перерегистрировано из «Маки») с вводом в разработку других агентов и создания для них дополнительных и более широких оперативных возможностей.
План оперативной игры в рамках ДГОР «Маки-Мираж» будет доложен дополнительно.
Полномочный ПредставительОГПУ ДВКДерибас Т.Д.31 января 1930 года».
Войны Сорокина. Империя Генри
Михаил Капитонович сидел на лавочке рядом с могилой Ильи Михайловича Иванова. Он пил водку и закусывал варёными яйцами и листьями китайской капусты. Он давно здесь не был, и ему было за это стыдно. Могила была неухоженная, и за это ему тоже было стыдно, а всего-то в шестидесяти метрах за спиной находилась другая могила – Екатерины Григорьевой, и она была ухоженная.
«Ну как же! – думал Михаил Капитонович. – Конечно, ведь у неё есть и отец и мать… наверное, ещё живые, и, по-моему, младший брат…»
Когда Михаил Капитонович пришёл сюда, на могиле Ильи Михайловича горбом стоял ледяной сугроб. Михаил Капитонович пошёл к сторожу, взял лопату, старый вытертый веник, тряпку и ведро с водой. Вода сначала была горячая, добрый сторож не отказал и согрел воду у себя в сторожке, и из ведра сильно парило, но, пока Михаил Капитонович сбивал с надгробного камня и мраморного креста лёд, вода остыла. Сбивать ледяной горб было тяжело – нынешняя зима была сухая, снег выпал ещё в декабре прошлого года, слежался, конечно, и покрылся сверху толстой твёрдой коркой, а сейчас, в начале февраля, превратился в сплошной панцирь, как камень. Михаил Капитонович ободрал руки, а потом заморозил их в воде. Он совал руки в перчатки, но пальцы не отогревались, он снимал перчатки и дышал на пальцы, макал тряпку в воду, протирал ею крест, вода замерзала, пальцы снова леденели, а чёрный мрамор прямо на глазах становился седым.
Он сидел и смотрел на отмытый крест, теперь было всё как положено, по крайности можно было прочитать фамилию, имя, отчество и годы жизни – между датой рождения и датой смерти поместилась она вся, вся жизнь безвременно почившего Ильи Михайловича, в виде маленькой черточки-тире.
«Вот так! – думал Михаил Капитонович. – И это вместо детства-отрочества-юности, мамы, папы, студенческих бурь, друзей-революционеров, кокаина, каторжанской ссылки… чего ещё? – Сорокин налил ледяной водки, выпил, аж заломило зубы, и откусил от яйца. – Надо бы тут почаще бывать, а то ведь скучает, наверное, дорогой Илья Михайлович!»
Он налил в ладонь немного водки «Антипас» № 50 и стал растирать. В этот момент услышал шаги по гравийной дорожке и понял, что бутылка водки «Антипаса» № 50 мало чем отличается от медного кувшина, если её потереть, то явится Мироныч.
Мироныч подошёл и молча сел на лавку рядом с Сорокиным. Михаил Капитонович посмотрел на него, Мироныч сидел с потупленным взором и молчал. Михаил Капитонович налил водки и протянул Миронычу.
– Погоди, Михал Капитоныч! Не буду пока!
Сорокин удивился.
– Новость для тебя горькая…
– Что такое? – Сорокин даже не напрягся, он так привык, что всё время что-то происходит такое, отчего он должен напрягаться, что сейчас не напрягся.
– Помнишь, неделю назад взяли перебежчика из Советов?
Из Благовещенска?
– Помню!
– Он сразу всё рассказал, не молчал, но проверить надо было, и вроде всё сошлось!
– Ну и что? А почему эта новость для меня «горькая»? Разве он первый или последний?
– Не перьвый и не последний, а только он выдал несколько человек, к которым шёл на связь… в смысле главного человека… резидента Советов…
– Мироныч! – перебил его Михаил Капитонович. – Так это же хорошо, одним советским шпионским гнездом стало меньше! – Он сказал это и вдруг заволновался, как будто бы его душа что-то почувствовала. – Не тяни, Сергей Мироныч, при чём тут я?
– А при том, – произнёс Мироныч, – што только што мы арестовали советского резидента, твоего друга Суманидзе, Давидку…
– Суламанидзе, – поправил Сорокин, ещё ничего не осознав, о ком идёт речь, и в этот момент осознал: – Как? Суманидзе или Суламанидзе? Ты ничего не путаешь?
– А што мне путать, ежели я этого твоего Сумаманидзе сам лично знаю, забыл, што ли, кто он такой? Его полгорода знает, только вот с грузинскими фамилиями я не в ладах! Суламанидзе! Тока пока его жёнку, Юлию, не тронули, даром, што ли, дочь царского генерала…
Сорокин смотрел на Мироныча и молчал. Мироныч тоже смотрел и краем глаза видел, что стакан с водкой в руке Сорокина дрожит. Он тихо вынул из его негнущихся пальцев стакан и отпил.
– Ошибки быть не может! – сказал он, вытирая ладонью губы. – Уж прости, што принёс тебе такую дурную весть!
Сорокин молчал.
– И ещё одна новость! Китайцы отступают, вот-вот в город войдут! Пойдешь глядеть?.. Сейчас ты всё едино ничего для Давидки не сделаешь, сейчас к нему будет ходить только Номура, а переводчик Номуре не нужен!
Сорокин глядел в землю и молчал.
Мироныч сказал правду, это Сорокин знал точно – когда политический отдел харбинской полиции арестовывал кого-то по подозрению в причастности к советской разведке, первым начинал допросы Номура и переводчик ему действительно был не нужен. Был нужен только врач, но не Номуре. Сегодня было 7 февраля 1932 года.
Разбитая китайская армия втягивалась в город.
Священный японский ветер начал нагонять грозовые тучи над Маньчжурией задолго. Первый раскат грома ударил, когда японские офицеры взорвали вагон с маньчжурским губернатором Чжан Цзолинем, это было 21 июня 1928 года. Через три года, 18 сентября 1931 года, японские военные спровоцировали мукденский инцидент и начали завоевание Маньчжурии. После мукденского инцидента в китайском и русском Харбине появился ещё один город – японский: 19 сентября параллельная Китайской улице Участковая улица огородилась баррикадами, и бывшие парикмахеры, повара, портные и владельцы маленьких гостиниц и совсем даже не маленьких банков встали за баррикадами в военной форме и выставили оружие. Город счёл это за дурную шутку и полгода, пока японские войска продвигались по Маньчжурии с юга на север, жил, стараясь не обращать на японский город на Участковой улице внимания. Тогда исчез Номура, но не для Мироныча. Мироныч знал, что Номура прячется на Участковой. Через несколько недель город привык к такому японскому обособлению, через баррикады никто не собирался перепрыгивать, городская полиция и гарнизон вели себя так, будто это и не баррикады с вооружёнными людьми, а в город приехал цирк-шапито. И Номура явился в управление. Уже вся Маньчжурия была оккупирована японскими войсками, кроме Харбина. И город жил, как подводная лодка между поверхностью и дном, где не штормит. Объявленный комендантский час толком не начинался и не заканчивался, жители скупили продукты, мыло, керосин, соль и спички, но все прилавки ломились. И только когда начались бои в пригородах и у разъезда Юговича – это было уже начало февраля 1932 года, – китайские военные власти выложили на больших перекрёстках мешки с песком и закрылись гимназии.
Сорокин поднял глаза и увидел, что Мироныч что-то настороженно слушает. Новость об аресте Давида как советского резидента была бредовая, тут надо просто всё разъяснить, и он тоже стал слушать: от Большого проспекта, куда вплотную примыкало кладбище, его ушей достиг странный шум. Мироныч стоял тихо. Солнце было в зените, по земле позёмкой друг за дружкой гонялись сухой снег, пыль и песок, но по своей слабости и низком расположении они не могли шуметь. Сорокин и Мироныч подняли подбородки.
– Похоже, как тараканы в избе шуршат по деревянному полу, когда их много! – тихо произнёс Мироныч и тронулся к выходу с кладбища. Сорокин взял пустое ведро, бросил туда тряпку, сунул веник, подхватил лопату и пошёл за Миронычем.
В воротах оба остановились. По Большому проспекту шаркали тысячи ног бредущей мимо них китайской армии.
– Как французы в двенадцатом году! – тихо произнёс обомлевший Мироныч.
«Как мы в девятнадцатом!» – подумал Михаил Капитонович.
Китайские солдаты шли толпой, ни взводов, ни рот, ни батальонов; на них висели винтовки и косо сидели зимние шапки; они шли, шаркая по брусчатке обувью, их было так много, что шарканье одного человека, неслышное, слилось в единое движение тысяч и тысяч людей и стояло плотным шелестом на уровне человеческого роста.
Толпе не было видно начала, её голова уже миновала то место, где стояли Сорокин с Миронычем, и конца, потому что хвост ещё не втянулся в городскую черту.
– Вот и всё! Прости господи! – Мироныч крестился, бутылку водки и кулёк с недоеденными яйцами и капустой он сунул в просторный карман. – Всё, как я говорил, потому Номура и почувствовал себя хозяином. А завтра хозяином станет Генри Пу И, император китайский! Последний венценосный маньчжур! – Мироныч повернулся спиной к отступавшим, украдкой вытер глаза и приложился к горлышку бутылки. Отпив, он толкнул локтем Сорокина, но тот отрицательно помотал головой.
Сорокина к Давиду не пускали. Однако почти каждый день в течение прошедшего с момента ареста месяца вызывали к Номуре, или Ма Кэпину, или Хамасову и давали читать протоколы допросов. За этот месяц Сорокину пришлось написать десятки листов свидетельских показаний о том, где и как он познакомился с арестованным, о чём и когда они разговаривали, кто такие Штин и Вяземский. Номура давил на Сорокина, чтобы тот вспомнил что-то подозрительное про Суламанидзе, чего Михаил Капитонович не мог сделать.
Всё это время Давид сидел в подвале управления, в той самой камере, где 8 лет назад ждали своей судьбы Сорокин и Мироныч. Миронычу один раз удалось пробраться к Давиду, туда по большому блату – за бутылку водки и задушевную беседу после – его пустил главный тюремный надсмотрщик штабс-капитан из забайкальских сотников Иван Зыков. Мироныч вернулся успокоенный, потому что Давида не пытали. А почему, ни Сорокин, ни Мироныч не понимали. «Чего-то он от него хочет, что ли? – предположил Мироныч. – Да только чего?» Сорокин тоже об этом думал: «Если хочет, то чего?» Однако это была хорошая новость, что не пытали, была ещё одна хорошая новость, а может быть, и не очень хорошая – из города исчезли беременная Юля, её родители и два старших брата. По этому поводу Сорокин тоже писал свидетельские показания, но ему нечего было сказать, потому что он с ними толком не был знаком, не успел. А на Давида этот факт пал подозрением, и ему было предъявлено, что его семье помогли убежать в СССР.
Сегодня Михаил Капитонович поднимался в свою квартиру на третий этаж с одним желанием, в тишине, одному, чтобы никто не мешал, обдумать, что делать дальше, и, может быть, попытаться найти какой-то выход. Сведений для обдумывания было мало, всё, что касалось ареста советского шпиона и задержания Давида Суламанидзе, было секретом, и его держали Номура, Ма Кэпин и Хамасов. Роясь в кармане за ключом, он увидел, что из-под двери маленьким уголком торчит записка. Почему-то он заволновался и долго ковырял ключом замок. Замок поддался, он шагнул в комнату и поднял записку. Он не снял ни пальто, ни шляпы, в висках бухало: «От Элеоноры, от Элеоноры!» Для этого не было никаких причин, но последнее время он стал её вспоминать, как будто бы она вышла из квартиры минуту назад, или только что они расстались на углу, и она помахала ему рукой, а вечером они снова будут вместе. Пальцы дрожали, но, наконец, он развернул записку и прочитал: «Давно не виделись! Если не против – я загляну в 20.00. Ставранский». Разочарованный Михаил Капитонович бросил записку на стол и пошёл снимать пальто.
«Ну, Ставранский и Ставранский! И давно ли не виделись?
Ладно, чёрт с ним, пусть заглядывает!»
Элеонора стала посещать Михаила Капитоновича. Она снилась, он ощущал её рядом, он подходил к дому с предчувствием, что от неё лежит записка или пришло издалека письмо с вестью, что она скоро приедет в Харбин. Фляжка, которую Михаил Капитонович старательно закопал на самое дно комода, сама собой оказалась вытащенной и наполненной настоящим виски, и иногда он к ней прикладывался, а когда прикладывался основательно, то готов был выть от тоски и даже иногда выл. Иной раз, когда выть не было сил, он ночью выходил на улицу и бил первого, кто попадался под руку.
Довольно часто к нему приходил Ставранский, особенно в последние месяцы. Он объяснял это тем, что у его жены был выкидыш и она «ушла в себя», а кроме этого он был не в ладах с её отцом, старым генералом русской Императорской армии.
Тот не мог простить зятю участие в «китайских делах», то есть в Русской группе, хотя с того времени прошло почти четыре года, а в «китайских делах» Ставранский участвовал уже в самом конце и не слишком долго. Тесть был уверен, что молодой муж не должен был расставаться с молодой женой, а в китайскую войну против большевиков не верил с самого начала и считал, что надо беречь людей и силы для настоящей войны с большевиками, в которую верил свято. Он говорил: «Если начнётся война за нашу Россию, против большевиков, а вас, милчеловек, уже не будет в живых, кому воевать? Мне, старику?» Его дочь, жена Ставранского, от таких разговоров падала в обморок, Ставранский не любил обмороков и конфликтовал с тестем.
«Чёрт с ним, пусть заходит!» – повторил про себя Сорокин. Ставранский был русский компанейский пьющий человек, просто Михаил Капитонович не любил, когда кто-то появлялся рядом, когда в его мыслях поселялась Элеонора.
Он переоделся в домашнее и посмотрел на часы, было 19.45. «Ладно! Хотя бы не придётся долго ждать!» – подумал он, отрезал колбасу и начал откручивать с фляжки крышку.
В декабре 1928 года, после возвращения в Харбин остатков Русской группы, Сорокин, хотя судьба его самого висела на волоске, сумел помочь Ставранскому устроиться в городскую полицию и на время разрешил ему и его жене пожить в своей квартире, чтобы особо не досаждал старый генерал. Отношения с Советами тогда у китайских властей были как нельзя хуже, и они стали часто нарушать договорённости относительно приёма на работу русских беспаспортных эмигрантов. На зло! Когда осенью 1929 года эти отношения дошли до вооружённого конфликта, Ставранский даже сумел перейти с повышением в должности в железнодорожную полицию, а когда китайцы потерпели поражение, чтобы не терять работу, он оформил китайское гражданство. После этого тесть – старый русский генерал – перестал принимать его в своём доме, и Ставранский вздохнул с облегчением.
Ставранский пришёл ровно в 20.00 и сразу начал вытаскивать из портфеля бутылку и закуски.
– Есть новость! – сказал он и, не дождавшись встречного вопроса, глянул на Сорокина.
Тот сидел в халате и побалтывал пяткой турецкой туфли.
– Арестовали мстителя! – сказал Ставранский.
Михаил Капитонович смотрел на Ставранского, качал туфлей, курил папиросу и думал о том, что скоротает с гостем полчаса, час, а потом бы остаться одному. Элеонора не уходила, и надо было спокойно обдумать всё, что касалось Давида.
– Я вижу, вы не расположены?..
– Нет, что вы? Я немного устал и сейчас помолчал бы и послушал! – ответил Сорокин и взял рюмку.
– Ну что же, усталость – дело извинительное! А я предлагаю выпить за мстителя! – сказал Ставранский и выпил.
Тут Сорокин сообразил, что у Ставранского, видимо, действительно есть какая-то непростая новость, и даже мысленно перед ним извинился за свою отвлечённость и невнимание.
– Недалеко от вокзала нашли уже третий труп японского офицера…
– Я слышал об этих убийствах, проходили по городским сводкам!
– Нашли убийцу!
– И кто же?
– Некий Евгений Подзыря! Почти что местный уроженец, был привезён в Харбин во младенчестве.
– За что он так невзлюбил японских офицеров, что они ему сделали?
– Он узнал, что японские офицеры, или японский офицер, чтобы не платить китайским таксистам и рикшам, рубят им руки или убивают их, однако несколько китайцев, будучи только ранены, успели об этом рассказать нашим врачам, от тех сведения просочились в город и попали, как вы сами понимаете, в полицейские уши. Раненые китайцы быстро стали мёртвыми, и справедливость ушла на дно, а наш герой решил японским офицерам мстить! Несколько дней назад его арестовали, случайно, когда он тащил недоубитого им офицера к водосточной трубе под железнодорожным полотном! Здоровенный детина, надо сказать, когда арестовывали, сбрасывал наших шавок по десятку со своих плеч, но легавые, как вы понимаете, одолеют даже самого сильного волка.
Слушая это, Сорокин вспомнил согбенных Ставранского и Борина, в руках которых раскачивался труп убитого ими Сажина, но он смахнул это воспоминание. Весной 1929 года, когда Ставранский уже работал в полиции, встретившись, он шепнул Михаилу Капитоновичу: «Нашёлся!» – и стал внимательно смотреть ему в глаза. Сорокин тогда только хмыкнул. Про Борина Сорокин больше не услышал ничего, кроме того, что тот забрал семью, купил землю где-то недалеко от станции Яблоня и больше в Харбине не появился.
– И что? Какова его судьба? – спросил Сорокин, хотя знал, что судьба этого Евгения Подзырю ждёт самая страшная.
– Это неожиданно, но Вэнь Инсин настаивает на судопроизводстве с русскими адвокатами.
Сорокин хорошо знал начальника железнодорожного управления полиции Вэнь Инсина, ещё когда работал с Ильёй Михайловичем Ивановым. Вэнь Инсин был справедливый человек, и Михаил Капитонович подумал, что, может быть, этому Евгению повезёт.
– А вы что думаете по этому поводу? – спросил он Ставранского.
– Я думаю, что Подзыре надо устроить побег и помочь с документами! Япошки ему не судьи, они сами здесь враги всем, не хуже большевиков!
Сорокин в душе был согласен со Ставранским.
– И как? То есть – когда?
– Сегодня у нас что? Сегодня у нас 10 марта, вторник, всё правильно, а послезавтра, 12 марта – четверг. В четверг Подзырю повезут на следственный эксперимент, туда же к железной дороге. Он должен будет показать место, где его арестовали с трупом на руках!
– Так! – Сорокин кивнул.
– Место подходящее. Если снять с Подзыри браслеты – он на нашей баланде ещё не оголодал, сил много, – если он взбежит на полотно и сядет в быструю пролётку или в авто, никто его не догонит, потому что весь транспорт экспертов и полиции будет с этой стороны путей, да там ещё и две нитки железной дороги и насыпь высокая…
– А с той стороны дорога есть? Хотя бы просёлочная?
– Что вы, там отличное шоссе мимо южной оконечности Нахаловки, там давно всё построили. В Нахаловке спрятаться пока можно на несколько дней, а там сделали бы какую-нибудь Подзыре справку, и пусть идёт на все четыре стороны…
– Не совсем так, – сказал Сорокин, сам он в это время обдумывал мысль, неожиданно подсказанную ему Ставранским, о побеге для Давида Суламанидзе, но он ещё не знал всех деталей дела и можно ли как-то вытащить Давида из тюремного подвала.
– А что? – спросил Ставранский.
– Японцы намного организованнее и строже китайцев, и их не подкупишь, они развесят фотографии на всех городских стенах и даже с этой справкой быстро его поймают, и тогда русские адвокаты уже никогда не смогут помочь этому Евгению… А кто будет сопровождать группу?
– Пока не знаю, но Вэнь Инсин усиленно отбивается от услуг Ма Кэпина, который очень настаивает…
«Не Ма Кэпина, а Номуры, скорее всего… И скорее всего… – Сорокин ухватил внезапно возникшую мысль, – убить при попытке к бегству, они не любят, когда убивают их самих, даже если это справедливо!»
– А потом он пойдёт к своим, к рабочим, мостовикам, железнодорожникам, а те уж его как-нибудь устроят да спрячут понадёжнее, а может, и отправят куда-нибудь подальше!
Предложенная Ставранским идея помочь Подзыре понравилась Сорокину. Понравилась по причине того, что дело Суламанидзе затягивалось, Давид не сознавался в связях с советской разведкой, а в этих случаях Номура поступал просто, и человека не оставалось в живых. Сорокин не мог такого допустить. И если он поможет Ставранскому, хотя непонятно было, почему тот так заинтересован помочь этому бедному русскому парню, то, наверное, он не откажется помочь ему, Сорокину, если понадобится вытаскивать Суламанидзе таким вот, крайним способом. Пока Номура ещё не пытает Давида – врач к нему ещё не ходил – и он может передвигаться. А вот если?.. Михаил Капитонович помотал головой, отгоняя плохие мысли.
– Вы не поможете? – неправильно понял его движение Ставранский.
– Нет, нет! Это я о другом!
– А ну, слава богу!
– Но я ещё не сказал, что помогу, мне надо кое с кем поговорить!
– Тогда давайте выпьем, только разрешите напомнить, Михаил Капитонович, – эксперимент послезавтра в четверг!
– Это то, зачем вы ко мне пожаловали? – спросил Сорокин.
– Не совсем, – смущённо улыбнулся Ставранский, – и даже не главное. Тесть в гостях, старый хрен, явился, и перемывает кости мне и мозги моей жене, а ей, бедняжке, и так деваться некуда… а мне, как вы понимаете, совсем кисло… не на дуэль же его вызывать!.. А потом мы с моими мушкетёрами ещё подстроим какую-нибудь каверзу японцам, они нашу организацию не желают брать в расчёт…
Последняя ремарка Ставранского была неожиданной, Сорокин на это промолчал, хотя ему было о чём спросить, он ни разу не слышал о том, что Ставранский имеет отношение к мушкетёрам. И с чего он так быстро перескочил с тестя на мушкетёров?
Мироныч согласился не раздумывая.
– Я на ту сторону дороги поставлю Кузьму, зуб он имеет на Номуру, понятно, што здесь без него не обошлось… Сорокин удивлённо посмотрел на Мироныча.
– Номура – садист, он будет очень даже рад отыграться на нашем ком, русачке, это у них патриотизьм такой – высшей марки – отомстить за кого из своих! И Кузьма будет рад, после того как тот надавал ему по мордасам, тем более что Кузьма-то у нас из этой самой Нахаловки и знает её как свои пять пальцев…
12 марта в четверг Сорокину сообщили, что завтра его наконец вызовут на очную ставку с Давидом Суламанидзе подтвердить данные, которые тот о себе рассказал, а значит, снять подозрения. Поэтому он решил, что вторую половину дня он проведёт дома. Надо было сосредоточиться, собраться с мыслями и подготовиться к тому, что Давида завтра могут освободить.
Михаил Капитонович решил, что необходимо хорошо убрать квартиру и что это необходимо сделать под его непосредственным присмотром.
В три пополудни в квартиру постучалась уборщица и приступила. Сорокин пожалел. Женщина всё сделала очень тщательно, и на маленьких пятачках комнаты и кухни он ей только мешал. Она быстро справилась, получила расчёт и ушла, и Сорокин остался в одиночестве и без всяких занятий.
Было ещё только четыре часа, и он стал осматриваться: сначала комнату, потом заглянул в кухню, потом стал пересчитывать наличные деньги, потом сел и закурил. За месяц с лишним, пока Давид был в заключении, конкуренты успели разгромить его дело. Для начала они пустили слух, что Суламанидзе арестован за пропаганду красных идей и у себя в цеху держит китайских коммунистов. Конкуренты пустили и другой слух, что Суламанидзе коптит чем-то не тем, что вредно детям и беременным женщинам. Потом они во двор подкинули дохлую свинью, от которой воняло на весь квартал. В итоге приехала санитарная инспекция, рабочие разбежались без зарплаты, и двор и коптильню густо засыпали хлоркой, видимо, об этом тоже попросили конкуренты. Давид ничего этого, скорее всего, не знает, поэтому, если завтра, дал бы Бог, он выйдет на свободу, то будет, как десять лет назад, когда они, уставшие, голодные и вшивые: Штин, Одинцов и Суламанидзе, контуженый Вяземский и одинокий Сорокин – появились в Харбине на улице Садовая, 12, угол Пекинской.
В шесть вечера заявился Мироныч, он был уже слегка подшофе и, не останавливаясь, хихикал.
– Как прошло? – Сорокин стряхнул с себя одиночество и вспомнил, что сегодня за весь день он ни разу не подумал об Элеоноре.
– Ты бы, Капитоныч, видел их хари, когда этот силач, просто раздвинув руки, порвал наручники и пошёл махать вверх по насыпи, они даже выстрелить не успели, и не то чтобы выстрелить, а никто до кобуры не дотянулся! И бросились за ним, бросились, а ножонки маленькие, шажки коротенькие, гравий с насыпи вниз, а ещё какой-то маневровый чух-чух-чух! Тут они и вовсе потерялись! Тока крики да свистки!
Сорокин глядел на Мироныча с лёгкой укоризной – на этого уже почти старого, пятидесятилетнего человека – и завидовал его жизнелюбию!
– И где он сейчас?
– Вот тут, Капитоныч, и петля на манер капкана! Кузьма, как злой на Номуру, решил, как я тебя тогда, передержать в самом што ни на есть логове этой косоглазой сволочи… – У Доры?
– Так точно, у Доры, а её и нет сейчас в Харбине, она в Шанхае присматривает новых дурочек, будто здесь все перевелись. Им аннамок да индонезиек понадобилось, представляешь, Капитоныч! Вот фатера и пустая. Пару дней он там пересидит… потом я открою перед ним ворота!
– Не торопись открывать, сначала я для него бумаги передам и адрес…
– Ну, это ты как знаешь, Капитоныч, только умора мне с этим экспериментом… – Мироныч снова захихикал и стал наливать водку, однако долго он сидеть не стал и через полчаса ушёл.
Сорокин снова остался один и снова вспомнил, что сегодня за весь день он ни разу не подумал об Элеоноре. А когда он о ней начинал думать, ему сразу хотелось выпить. Он налил, но выпить не успел, в дверь постучали. Он открыл, на пороге стоял Ставранский, и он пригласил его войти. Ставранский стал вытаскивать из портфеля бутылку и закуски, но Сорокин остановил его:
– Сегодня я не составлю вам компанию, мой друг!
– Что так? Всё прошло как нельзя удачно, только куда он делся, этот Подзыря? – Ставранский стоял с удивлённым лицом.
– Он в надёжном месте. Давайте то, что вы хотели для него передать, а у меня завтра есть заботы, поэтому… – не договорил Сорокина и развёл руками. – Уж простите! В следующий раз!
Ставранский как стоял, так и остался стоять, он только недоумённо посмотрел на открытое горлышко фляжки.
«Не ваше дело! – подумал на это Сорокин и не переменил позы. – В следующий раз!»
Ставранский поклонился, оставил на столе бутылку и закуски и подал Сорокину запечатанный конверт.
– Это то, что ему надо передать…
– А что у вас с мушкетёрами? – неожиданно для себя спросил Сорокин.
– А… – Ставранский широко улыбнулся. – Давнее увлечение… Уже почти прошло, но дружба сохранилась, дело в том… мой дядюшка преподавал фортификацию в корпусе, где учился его высочество князь Никита Александрович Романов, сам-то я его, конечно, лично не знал, не имел чести быть знакомым, но, когда об этом узнал Виктор, извините, Виктор Барышников, вцепились в меня, как в талисман, мне даже странно стало… Я долго не мог от них отделаться, ведь ничего общего… а потом привык! Они хорошие, честные ребята! Вот только у них сейчас с японцами нелады, поэтому, назло японцам, и решили Евгения спасти, да и свежие люди нам нужны, тем более такие силачи, как Подзыря, пусть даже не нашего круга!
– Понятно! – сказал Михаил Капитонович и протянул Ставранскому руку.
Он остался один. Он всё же хотел выпить наедине с мыслями об Элеоноре, но рассказ Ставранского перебил это желание. Рассказ гостя был в точности похож на то, что в своё время рассказывал Давид, только дядюшка Давида не учил фортификации князя Никиту Александровича – далёкого заочного шефа харбинского «Союза мушкетёров». Весь рассказ от начала до конца показался Сорокину странным, эдаким дежавю.
«И всего-то, что прибавилось к тому, что про мушкетёров рассказывал Давидка, – это дядюшка!»
13 марта Сорокин, до того как идти в управление, решил, что надо отдать конверт, предназначавшийся Подзыре, и пошёл на «кукушку».
– Этому надо передать! – сказал он Миронычу и сунул ему конверт Ставранского.
Мироныч раскрыл и, удивлённый, протянул обратно. Сорокин посмотрел, в конверте была записка на французском, он с трудом разобрал, в записке не было адреса, а только:
«Поздравляю!» и «Жду!»
– Быстро к Доре! – проговорил он Миронычу.
Мироныч ничего не стал спрашивать, и через пятнадцать минут они уже открывали створки ворот.
Сорокин шёл по коридору впереди, в ушах у него гудел воздух, он сразу стал подниматься на второй этаж, распахнул дверь сервировочной и упёрся взглядом в лежавшую на столе открытую записку на французском: «Спасибо всем, особенно Кузьме! Ваш Евгений!»
Сорокин сел и передал записку Миронычу, тот помотал головой и смотрел на Сорокина непонимающим взглядом.
– Как думаешь, Номура может догадываться обо всём этом? – спросил он Мироныча.
– Откуда?
– Ты Ставранского…
– Из полиции на чугунке?.. Да!
– А его семью?
– Семью нет, только знаю, что жёнка его месяца два назад померла при родах, и она и ребёночек!
Читать бесплатно другие книги:
