Проклятие лорда Фаула Дональдсон Стивен
Он принялся рассматривать берега, подыскивая место, где они могли бы причалить лодку, намереваясь как-нибудь заставить великана подогнать лодку к берегу. Но вдруг в воздухе раздался низкий грохот, похожий на топот бегущих лошадей. Какого черта?.. В мозгу вспыхнуло видение юр-вайлов. Кавинант схватил посох, лежавший на дне лодки, и сжал его, пытаясь держать под контролем внезапный барабанный бой своей тревоги.
В следующий момент, подобно волне, поднимающейся над гребнем холма, впереди по течению и к востоку от лодки появилась дюжина бегущих легким галопом лошадей с наездниками. Наездники были людьми — мужчины и женщины. В то же мгновение, когда они увидели лодку, один из них что-то крикнул, и вся группа перешла на галоп, вихрем пронеслась вниз по склону и остановилась у берега реки.
Всадники были похожи на воинов. На них были высокие сапоги с мягкими подошвами и черные краги, а также черные безрукавки, нагрудники, выплавленные из какого-то желтого металла, и желтые налобные повязки. На поясе у каждого висел короткий меч, лук и колчан со стрелами за спиной. Бегло оглядев их, Кавинант заметил характерные черты как жителей настволий, так и жителей подкамений; некоторые из людей были высокими, светловолосыми, светлоглазыми и стройными, другие — приземистыми, темноволосыми и мускулистыми.
Как только лошади остановились, всадники одновременно стукнули себя правыми кулаками по левой стороне груди, затем вытянули руки ладонями вверх в приветственном жесте. Мужчина, отличавшийся от других черной диагональной полосой, пересекавшей его кирасу, прокричал:
— Эй, горбрат! Добро пожаловать, честь и наша верность тебе и твоему народу. Я — Кеан, вохафт третьего Дозора Боевой Стражи Твердыни Лордов. Он сделал паузу, надеясь услышать ответ, а когда Кавинант промолчал, продолжил более спокойным тоном:
— Нас послал Лорд Морэм. Он предвидел, что по реке сегодня прибудут важные посетители. Мы прибыли сюда в качестве эскорта. Кавинант посмотрел на Морестранственника, но то, что он увидел, лишь убедило его, что великан не воспринимает происходящего вокруг него. Он грузно сидел на корме, глухой и слепой ко всему, кроме все слабеющего усилия, поддерживающего движение лодки вперед. Кавинант повернулся вновь к Дозору и крикнул:
— Помогите нам! Он еле жив!
Кеан на мгновение застыл, затем молниеносно приступил к действиям.
После его приказа он и еще двое всадников направили своих коней в реку. Эти двое держали прямо на западный берег, но Кеан направил своего коня наперерез лодке. Мустанг плыл мощными рывками, словно эта работа была составной частью его обучения.
Вскоре Кеан добрался до лодки. В последний момент он взобрался на шею своему коню и легко перескочил через борт лодки. Повинуясь приказу хозяина, его конь поплыл назад, к восточному берегу.
Мгновение Кеан мерил Кавинанта взглядом, а тот в свою очередь, увидев его густые черные волосы, широкие плечи и ясное лицо, пришел к выводу, что перед ним уроженец подкаменья. Затем вохафт двинулся к Морестранственнику. Он схватил великана за плечи и встряхнул его, выкрикивая слова, понять которые Кавинант не мог. Сначала великан не отвечал. Он сидел, ничего вокруг не замечая, точно пригвожденный к месту, намертво зажав в руке руль. Но мало-помалу голос Кеана начал доходить до его сознания. Он медленно, с трудом поднял голову и с мучительным усилием сосредоточил взгляд на Кеане. Затем со стоном, исходившим, казалось, из самого мозга его костей, он выпустил из рук руль и буквально повалился набок.
Судно медленно начало тормозить, постепенно сдвигаясь назад, вниз по реке. Но к этому времени два других всадника уже достигли западного берега и были начеку. Кеан прошел мимо Кавинанта на нос лодки и поймал конец длинной веревки, брошенной ему с берега одним из всадников. Сделал он это с удивительной точностью, а затем затянул веревку вокруг носа лодки. Присмотревшись получше, Кавинант заметил, что это вовсе не веревка, а полоса клинго; она буквально прилипла к носу судна. Тем временем Кеан ловил уже другую «веревку», летевшую к нему с восточного берега, и тоже прикрепил ее к носу лодки. Веревки натянулись; лодка перестала двигаться назад. Кеан махнул рукой, и всадники поскакали вдоль берега, волоча лодку вверх по течению.
Как только все произошедшее дошло до сознания Кавинанта, он снова повернулся к Морестранственнику. Великан лежал там, куда упал, и дыхание его было очень слабым, неглубоким и неровным. Кавинант мгновение раздумывал, чем бы ему помочь, затем поднял кожаный бурдюк и полил из него прямо на лицо Морестранственника. Жидкость затекла в рот великану; он принялся, захлебываясь, тяжело глотать ее. Затем он глубоко и хрипло вздохнул, и глаза его слегка приоткрылись, образовав узкие щелки. Кавинант поднес бурдюк к его губам, и, напившись, великан вытянулся на дне лодки. Почти сразу же он погрузился в глубокий сон.
Кавинант облегченно пробормотал:
— Вот прекрасное окончание для песни: «…И он уснул». Что хорошего в том, если ты просыпаешься лишь тогда, когда тебя начинают поздравлять? Внезапно он ощутил слабость, словно измождение великана истощило и его собственные силы, и, зевая, он сел на одну из поперечин, чтобы наблюдать, как они движутся вверх по реке, в то время как Кеан перешел на корму и взялся за руль. Некоторое время Кавинант не обращал внимания на испытывающий взгляд Кеана. Но затем, собравшись с силами, он сказал:
— Это Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник, посланец от великанов Прибрежья. Он не отдыхал с тех самых пор, как подобрал меня в центре Анделейна три дня назад.
На лице Кеана отразилось, что он теперь понял причину плачевного состояния великана. Затем Кавинант перевел свое внимание на проплывающий мимо пейзаж.
Лошади, тянувшие лодку, двигались хорошим шагом, продвигая лодку вперед по все сужающемуся руслу Белой. Их наездники искусно предусматривали все изменения в рельефе берегов, то натягивая, то ослабляя буксировочные веревки в тех местах, где это было необходимо. По мере того как они двигались на север, почва становилась все более каменистой, а кустарниковая растительность уступила место папоротнику-орляку. Над вершинами холмов ветви золотней становились все более раскидистыми, а их листва — все более густой, сияя теплым светом в лучах солнца. Показавшееся впереди плато оказалось почти в лигу шириной, и горы, возвышающиеся на его западной окраине, были прямыми, словно гордо выстроились на параде. К полудню Кавинанту стал слышен грохот великих водопадов, и он догадался, что они приближаются к Ревлстону, хотя высокие предгорья загораживали сейчас большую часть перспективы. Рев неуклонно приближался. Вскоре лодка прошла под широким мостом. Еще через некоторое время всадники обогнули последний поворот, и лодка очутилась в озере у подножия водопадов Фэл.
Озеро имело неправильную круглую форму, довольно большую ширину и по всему своему берегу с запада было окружено золотнями и соснами. Оно находилось у подножия утеса, возвышавшегося более чем на две тысячи футов, и голубая вода, грохоча, низвергалась в озеро с плато, подобно бурлящей крови, струящейся из сердца гор. Вода в озере была чистой, холодной и прозрачной, как промытый дождем воздух, и Кавинант мог ясно видеть на огромной глубине его дно, покрытое галькой.
Разросшийся горец с нежными голубыми цветочками гнездился на мокрых камнях у подножия водопада, но большая часть восточного берега озера была лишена растительности. Там находились два больших мола и несколько меньших по размеру грузовых доков. Возле одного мола была причалена лодка, весьма напоминавшая ту, в которой находился Кавинант, а более мелкие суденышки — ялики и плоты — были привязаны у доков. Под руководством Кеана всадники подтащили лодку к одному из молов, где два воина крепко привязали ее, затем вохафт осторожно разбудил Морестранственника.
Великан с трудом очнулся от сна, но когда он наконец открыл глаза, в них было спокойствие и ни тени изнеможения, хотя он выглядел по-прежнему настолько слабым, словно кости его были из песчаника. С помощью Кеана и Кавинанта он принял сидячее положение. Так он отдыхал, изумленно глядя вокруг себя, словно удивляясь тому, куда же подевалась его сила.
Через некоторое время он произнес тонким голосом, обращаясь к Кеану:
— Прошу простить меня, вохафт, я… немного устал.
— Я понимаю, — пробормотал Кеан. — Не беспокойся. Ревлстон уже близко.
На мгновение Морестранственник нахмурился в замешательстве, словно пытаясь вспомнить, что с ним произошло. Затем мышцы его лица напряглись — он вспомнил.
— Пошли всадников, — произнес он с тревогой в голосе. — Соберите Лордов. Нужно созвать Совет.
Кеан улыбнулся.
— Времена меняются, горбрат. Самый новый Лорд, Морэм, сын Вариоля, провидец и оракул, десять дней назад послал всадников в лосраат и на север, к Высокому Лорду Протхоллу. Все будут в Твердыне сегодня же вечером.
— Хорошо. — Великан вздохнул. — Наступают смутные времена. Ужасные намерения замышляются извне.
— Мы это предвидели, — угрюмо ответил Кеан. — Но Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник не зря так спешил. Я отправил впереди нас гонцов в Твердыню с вестью о вашем отважном путешествии. Оттуда вышлют носилки, если они тебе понадобятся. Морестранственник покачал головой, и Кеан удалился обратно на нос лодки, чтобы отдать приказ одному из воинов Дозора. Великан посмотрел на Кавинанта и слабо улыбнулся.
— Камень и море, друг мой, — сказал он. — Разве я не говорил тебе, что быстро доставлю тебя сюда?
Эта улыбка тронула сердце Кавинанта подобно нежному рукопожатию. Внезапно севшим голосом он ответил:
— В следующий раз не надо так надрываться. Я не могу выносить… смотреть… Ты что, всегда так держишь слово — любой ценой?
— Твое послание не терпит отлагательств. Разве мог я поступить иначе?
Снова вспомнив о том, что он — прокаженный, Кавинант возразил:
— И все же, это не настолько срочно. Что за польза будет от того, если ты погибнешь в процессе выполнения какого-нибудь дела?
Морестранственник ответил не сразу. Оперевшись тяжелой рукой о плечо Кавинанта, он поднялся, шатаясь, и затем сказал, словно отвечая на вопрос Кавинанта:
— Идем. Нам надо скорее увидеть Ревлстон.
Дружеские руки помогли ему выбраться на мол, и вскоре он уже стоял на берегу озера. Несмотря на согнувшую его усталость, он выглядел великаном даже рядом с мужчинами и женщинами, сидящими на лошадях. Когда Кавинант присоединился к нему, тот представил своего пассажира жестом, похожим на жест соответствующего владения.
— Дозор Боевой Стражи, это мой друг, Томас Кавинант Неверящий, посланец в Совет Лордов. Он обладает многими странными знаниями, однако совершенно не знает Страны. Охраняйте его, как следует, во имя дружбы, и еще из-за сходства, которое он имеет с Береком Хатфью, другом земли и Лордом-Основателем.
В ответ Кеан приветствовал Кавинанта салютом.
— Прими привет от Твердыни Лордов — построенного великанами Ревлстона, — сказал он. — Добро пожаловать в сердце Страны — добро пожаловать и сохранить верность ей.
Кавинант ответил резким приветственным жестом, но не стал ничего говорить, и мгновением позже Морестранственник сказал Кеану:
— Идем. Моим глазам не терпится увидеть творение моих предков. Вохафт кивнул, затем отдал воинам какой-то приказ. Двое всадников сразу же поскакали на восток, а двое других заняли места по обе стороны от великана, так чтобы он мог опираться на спины их лошадей. Еще один воин, молодая светловолосая женщина, по виду — уроженка настволья, предложила Кавинанту сесть сзади нее на лошадь. Кавинант впервые заметил, что седла на лошадях Дозора были не чем иным, как клинго без какой бы то ни было мягкой прокладки — широкий лоскут, по бокам заостряющийся книзу и переходящий в стременные петли. Сидеть на таком «седле» было бы почти тем же, что ехать на одеяле, приклеенном к лошади и к седоку. Но хотя Джоан обучила его элементарным правилам верховой езды, ему так никогда и не удалось преодолеть свое глубокое недоверие к лошадям. Он отказался ехать верхом. Забрав из лодки свой посох, он занял место рядом с одной из лошадей, поддерживающих великана, и Дозор вместе с двумя путниками начал удаляться от озера.
Они обогнули подножие одной из гор с южной стороны и выехали на дорогу, ведущую от моста через реку, расположенного ниже озера. В восточном направлении дорога шла почти прямо вверх по склону пересекавшей ее горной гряды. Крутизна подъема вынудила великана несколько раз споткнуться, и у него едва хватило сил удержаться за лошадей. Но, с трудом преодолев подъем, он остановился, поднял голову, широко раскинул руки и стал смеяться.
— Смотри, друг мой! Разве это не является ответом на твой вопрос? голос его был слаб, но весел от вернувшейся радости.
Впереди, над несколькими чуть более низкими холмами, был виден Ревлстон.
Это зрелище, заставшее Кавинанта врасплох, едва не лишило его дыхания. Ревлстон был шедевром. Он стоял в своей гранитной нерушимости, словно закон вечности, неподвластное времени творение, созданное из одной сплошной скалы непревзойденными мастерами великанов. Кавинант мысленно согласился, что название «Ревлстон» было слишком скромным для него.
Восточная часть плато оканчивалась широкой скалой в форме колонны, высота которой достигала половины высоты плато и которая отделялась от него на уровне первых нескольких футов от основания. Колонна эта изнутри была полой и представляла из себя башню, охранявшую единственный вход в Твердыню, и круглые окна шли вверх мимо контрфорсов до самой укрепленной вершины. Но большая часть Твердыни была врезана в скалу под плато.
На поразительное расстояние от башни вся лицевая поверхность утеса была превращена древними великанами в отполированную и украшенную резьбой вертикальную внешнюю сторону города, который, как позже узнал Кавинант, занимал весь этот клиновидный мыс плато. Стена была затейливо разукрашена зубцами, правильными и неправильными группами окон, балконами, контрфорсами, эркерами и парапетами — словом, многочисленными разнообразными и на первый взгляд произвольными деталями, которые при более внимательном рассмотрении, казалось, сливались в некий рисунок. Но свет вспыхивал и плясал на гладкой поверхности утеса, и богатство разнообразных деталей ошеломило Кавинанта, так что он никак не мог увидеть этот рисунок.
Однако благодаря новым свойствам своего зрения он мог видеть кипучую жизнь города. Она сияла из-за стены, словно скала была почти прозрачной, почти освещаемой изнутри, подобно светотени, жизненной силой тысяч его обитателей. От этого зрелище ему показалось, что вся Твердыня закружилась перед ним. Хотя он смотрел на город с расстояния и мог весь его охватить взглядом — водопады Фэл, гремящие с одной стороны, и необъятные просторы равнин с другой, — он чувствовал, что творение древних великанов покорило его сердце. Это было творение, достойное того, чтобы ему ходили поклоняться пилигримы, преодолевая все испытания пути. Он не удивился, когда услышал шепот великана:
— Ах, Ревлстон! Твердыня Лордов! Здесь Бездомные находят облегчение в своей утрате.
Воины Дозора нараспев отвечали:
- Великанами воздвигнутый Ревлстон,
- Древний страж, и сердце,
- И дверь главного друга земли;
- Правду храни с помощью меча магии,
- Ты, Твердыня древних Лордов,
- Повелитель гор!
Затем всадники вновь двинулись вперед. Морестранственник и Кавинант, ошеломленные, приближались к громаде стен, и расстояние сокращалось быстро, не отмеряемое ничем, кроме стука их сердец. Дорога шла параллельно утесу и его восточному краю, затем поворачивала и вела к высоким дверям в юго-восточном основании башен. Ворота — могучие каменные плиты с двух сторон — были открыты в миролюбивом приветствии, однако на них были сделаны зазубрины, и они были сбалансированы так, чтобы при первой же необходимости захлопнуться, сомкнувшись подобно чудовищным челюстям. Сейчас они были открыты настолько, чтобы весь Дозор мог въехать в них, развернувшись строем, плечом к плечу.
По мере того как они приближались к воротам, Кавинант увидел голубой флаг, развевающийся высоко на вершине башни — словно лазурное пламя, лишь тончайшим оттенком голубее, чем ясное небо. Под ним был флаг поменьше — красный лоскут цвета кровавой луны и глаз Друла. Заметив направление взгляда Кавинанта, женщина возле него сказала:
— Вам известно, что это за цвета? Голубое — это знамя Высокого Лорда, орифламма Совета Лордов. Оно символизирует их клятву и преданность народам Страны. А красный флаг — это знак опасности, угрожающей нам в настоящее время. Он будет развеваться там до тех пор, пока сохраняется угроза.
Кавинант кивнул, не отводя взгляда от Твердыни. Но через мгновение он перенес внимание на вход в Ревлстон. Тот был похож на пещеру, уходящую прямо в гору, только внутри виднелся солнечный свет.
Над воротами стояли на страже трое часовых, расположившись равномерно по всей длине свода арки. Их внешность привлекла внимание Кавинанта: они были похожи на всадников Боевой Стражи. По росту и сложению они походили больше на жителей подкаменья, но лица у них были плоские и смуглые, кудрявые волосы коротко подстрижены. Их одежда состояла из коротких туник цвета охры, перетянутых голубыми поясами, а руки и ноги оставались неприкрытыми. Просто стоя на своде арки, безоружные, они держались с удивительным достоинством и в то же время были настороже; казалось, они готовы вступить в бой по первому же подозрению.
Когда до ворот оставалось не так уж далеко, Кеан крикнул часовому:
— Эй, первый знак Тьювор! Почему же только Стража Крови встречает наших гостей?
Главный среди часовых ответил на языке, казавшемся чужим, неуклюжим, словно говоривший привык говорить на наречии, абсолютно чуждом языку Страны.
— Твердыня приветствует великана-посланника.
— Ну что же, Стража Крови, — отозвался Кеан уже дружелюбным тоном, — исполняйте свои обязанности. Великан — это Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник, посланник из Прибрежья в Совет Лордов. А этот человек — тоже посланник, Томас Кавинант Неверящий и чужеземец в Стране. Готовы ли для них места?
— Распоряжения отданы. Баннор и Корик ждут.
Кеан сделал знак рукой, что он все понял, и вместе со своими воинами въехал в каменные ворота Твердыни Лордов.
Глава 13
Вечерняя служба
Оказавшись между каменными челюстями, Кавинант покрепче сжал в левой руке свой посох. Вход представлял собой туннель, проложенный под башней и выводящий на открытый двор между башней и главной частью Твердыни, и туннель освещался только тусклым отраженным солнечным светом с двух сторон. В камне не было ни окон, ни дверей. Единственными отверстиями служили бойницы прямо над головой, проделанные, видимо, для каких-то оборонительных целей. Стук лошадиных копыт эхом отдавался от гладких каменных стен, наполняя туннель словно отголоском войны, и даже легкое постукивание посоха Кавинанта звенело вокруг, словно его собственные тени следовали за ним по пятам вдоль горла Твердыни, отстав на шаг. Затем Дозор выехал на залитый солнцем двор. Здесь природный камень был выдолблен до уровня входа так, что между двумя высокими отвесными стенами образовалось пространство шириной почти с башню. Двор был плоским и вымощен плитами, но в центре его находился широкий участок земли, из которого рос старый золотень, а по бокам этого седого дерева сверкали два маленьких фонтана. С противоположной стороны были еще несколько каменных ворот, подобных тем, которые находились в основании башни, и они тоже были открытыми. Это был единственный вход в Твердыню на уровне земли, но над двором через равные интервалы деревянные мостки опоясывали открытое пространство от башни до зубчатых выступов на внутренней поверхности Твердыни. Вдобавок две двери с каждой стороны туннеля обеспечивали доступ к башне.
Кавинант взглянул вверх — туда, куда уходили стены главной части Твердыни. Тени лежали на южной и восточной стенах двора, но верхняя их часть сверкала в полном блеске полуденного солнца, и с того места, где стоял Кавинант, Ревлстон казался достаточно высоким, чтобы служить опорой для небес. На мгновение благоговение, охватившее Кавинанта, заставило его пожалеть, что он подобно Морестранственнику, наследнику создателей Твердыни Лордов, не может каким-то образом претендовать на причастность к великолепию этого сооружения. Ему хотелось быть принадлежностью этого места. Но как только первоначальный удар, нанесенный ему Ревлстоном, миновал, Кавинант начал сопротивляться возникшему желанию. Это был всего лишь еще один соблазн, а он уже и так утратил слишком большую долю своей хрупкой, столь необходимой независимости. Он подавил свое благоговение, нахмурившись еще сильнее, и прижал рукой свое кольцо. То, что оно теперь было спрятано, придавало ему уверенность.
Была всего лишь одна надежда, которую он мог себе представить, единственное решение его парадоксальной дилеммы. Пока он держал свое кольцо спрятанным, он мог доставить свое послание к Лордам, удовлетворить насущную потребность в беспрерывном движении и избежать опасных неожиданностей, требований силы, которой он обладал. Морестранственник — и Этиаран тоже, быть может, непроизвольно — дали ему определенную свободу выбора. Теперь он, возможно, сможет сохранить себя — если ему удастся избежать дальнейших соблазнов и если великан раскрыл его секреты.
— Морестранственник, — начал было он, но потом остановился. К нему и великану приближались двое мужчин из главной части Твердыни. Люди были похожи на часовых над воротами. По их плоским, непроницаемым лицам невозможно было определить их возраст, словно их отношения со временем были в некоторой степени двоякими, и от них исходило такое ощущение твердости — на взгляд Кавинанта, — что его внимание отвлеклось от великана. Они пересекли двор с таким спокойствием, словно были воплощениями скалы. Один из них приветствовал Морестранственника, а другой направился к Кавинанту.
Подойдя к нему, он сделал полупоклон и сказал:
— Я Баннор из Стражи Крови. Мне поручено опекать вас. Я провожу вас в приготовленные для вас покои. — Речь его тоже была неловкой, словно язык не мог приспособиться к диалекту Страны, но в его тоне Кавинант уловил некоторую резкость, прозвучавшую как недоверие.
Это обстоятельство, а также суровая внушительная внешность Стража Крови сразу заставили Кавинанта почувствовать себя не в своей тарелке. Он посмотрел в сторону великана и увидел, как тот отдает Стражу Крови салют, полный уважения и старой дружбы.
— Привет, Корик! — сказал Морестранственник. — Отдав честь Стражу Крови, я передаю ему заверения преданности от великанов Прибрежья. В эти трудные времена мы горды назвать Стражу Крови в числе своих друзей.
Корик бесстрастно ответил:
— Мы — всего лишь Стража Крови. Покои для вас уже готовы, чтобы вы могли отдохнуть. Идемте.
Морестранственник улыбнулся.
— Хорошо. Я очень устал, друг мой.
С этими словами он вместе с Кориком направился к воротам. Кавинант пошел было за ним, но Баннор преградил ему путь своей сильной рукой.
— Вы пойдете со мной, — сказал он прежним голосом.
— Морестранственник! — неуверенно позвал Кавинант. — Морестранственник, может, мне лучше пойти с тобой?
Великан ответил через плечо:
— Иди с Баннором. Не беспокойся.
Казалось, он не замечал испуга Кавинанта, голос его выражал только благодарное облегчение, словно мысли его были заняты лишь отдыхом и Ревлстоном.
— Мы снова встретимся завтра.
Двигаясь так, словно он безоговорочно доверял Стражу Крови, великан удалился вместе с Кориком в главную часть Твердыни. — Ваши покои в башне, — сказал Баннор.
— В башне? Почему?
Страж Крови пожал плечами.
— Если вы задаете такой вопрос, то придется дать вам ответ. Но сейчас вы должны следовать за мной.
На мгновение взгляд Кавинанта встретился со взглядом Баннора, и Кавинант прочел в нем компетентность Стража Крови, его желание и способность настоять на своем. Это еще более усилило беспокойство Кавинанта. Даже в глазах Саронала и Барадакаса, когда они сначала взяли его в плен, полагая, что он Опустошитель, не было столько спокойствия и способности выполнить обещаемое принуждение или насилие. Жители настволий были нарочито грубы в силу своей природной мягкости, но во взгляде Баннора не было ни малейшего намека ни на какую клятву Мира. Кавинант испуганно отвел взгляд. Когда Баннор направился к одной из дверей башни, он в неуверенности и смятении последовал за ним.
Как только они приблизились, дверь открылась и закрылась сразу же после того, как впустила их, хотя Кавинант не заметил, кто или что привело ее в движение. Теперь они оказались на спиральной лестнице в полой середине башни, по которой Баннор начал подниматься, пока наконец через сотню или более футов ступени не привели их к другой двери. Войдя в нее, Кавинант оказался в беспорядочном лабиринте коридоров, лестниц и дверей, так что вскоре абсолютно утратил всякое чувство направления. Баннор через неправильные интервалы вел его то одним путем, то другим вниз и вверх по бесчисленным ступенькам, по широким, а затем по узким коридорам, так что Кавинант начал бояться, что не сможет отыскать обратную дорогу без провожатого. Время от времени он мельком замечал других людей, в основном Стражей Крови и воинов, но никто из них не попался непосредственно ему навстречу. Наконец Баннор все же остановился в центре чего-то, напоминавшего пустой коридор. Резким жестом он распахнул потайную дверь. Кавинант следом за ним вошел в большую жилую комнату с балконом в дальней стене.
Баннор подождал, пока Кавинант бегло осмотрит помещение, а затем сказал:
— Если вам что-то понадобится, позовите. — И вышел, захлопнув за собой дверь.
Несколько мгновений Кавинант еще осматривался; он мысленно зафиксировал положение всех предметов, чтобы знать все опасные углы, выступы и края. В комнате находились кровать, ванна, стол, уставленный едой, стулья, на одном из которых висела разнообразная одежда, и ковер на одной из стен. Но ничего из этого не несло в себе очевидной угрозы, и вскоре взгляд Кавинанта вернулся к двери.
На ней не было ни ручки, ни щеколды, ни задвижки — ничего, за что он мог бы ее открыть.
Какого дьявола?..
Он толкнул ее плечом, попытался ухватиться за ее край и потянуть, однако тяжелый камень даже не шевельнулся.
— Баннор! — его нарастающий страх мгновенно превратился в гнев. — Проклятье! Баннор! Открой дверь!
Почти немедленно каменная плита качнулась внутрь. В проеме бесстрастно стоял Баннор. Взгляд его ничего не выражал.
— Я не могу открыть дверь, — резко сказал Кавинант. — В чем дело? Это что — разновидность тюрьмы?
Плечи Баннора слегка приподнялись.
— Называйте это, как хотите. Вы должны будете пробыть здесь до тех пор, пока Лорды не будут готовы послать за вами.
— «Пока Лорды не будут готовы»? А что я должен делать тем временем? Просто сидеть здесь и думать?
— Ешьте. Отдыхайте. Делайте, что хотите.
— Тогда я скажу, чего я хочу. Я не останусь здесь, чтобы сойти с ума, ожидая, пока ваши прекрасные Лорды соизволят меня принять. Я прошел сюда весь путь от Смотровой Кевина чтобы поговорить с ними. Я рисковал своей… Он заставил себя остановиться, поскольку понял, что эти его бурные излияния не производят на Стража Крови ни малейшего впечатления. Изо всех сил сдерживая гнев, он глухо произнес:
— Почему я нахожусь здесь на положении пленника?
— Посланники могут быть и друзьями, и врагами, — ответил Баннор. — Может быть, вы — слуга Порчи. Нам поручена забота о безопасности Лордов. Стража Крови не позволит вам подвергать их риску. Прежде чем разрешить вам свободу передвижения, мы должны быть уверены в вас.
«Проклятье! — подумал Кавинант. — А мне как раз самому именно этого и не хватает».
Комната позади него казалась наполненной темными хищными мыслями, от которых он так старался убежать. Как он сможет защититься от них, если его лишили возможности двигаться? Но и стоять так, выставив на обозрение Баннору все свои страхи, он тоже не мог. И он заставил себя отвернуться от двери.
— Передай им, что мне не хочется ждать.
Дрожа, он подошел к столу и взял с него керамическую бутыль с вином. Услышав, что дверь закрылась, он сделал большой глоток, как жест неповиновения. Затем, все еще ощущая во рту чудесный аромат вина, он вновь осмотрел комнату, словно ожидая, что темные призраки сейчас появятся из своего укрытия и нападут на него.
На этот раз его внимание привлек ковер. Он был соткан из толстой разноцветной пряжи, в которой преобладали ярко-красные и небесно-голубые тона, и через несколько мгновений Кавинант понял, что рисунок, вытканный на ковре, изображает легенду о Береке Полуруком.
Прямо в центре находилась фигура Берека в стилизованной позе, выражавшей одновременно и страдание, и блаженство. А вокруг, по всему остальному полотну, были изображены сцены, отражавшие историю Лорда-Основателя — его верность своей королеве, алчность короля и его жажду власти, отречение королевы от своего мужа, героическую борьбу самого Берека, рассечение его руки, его отчаяние на горе Грома, победу Огненных Львов. Все вместе производило впечатление спасения, возрождения, достигнутого на самом краю гибели с помощью честности, словно сама земля вмешалась, и можно было доверить ей это вмешательство, чтобы выправить нарушенное в войне глобальное равновесие сил.
— О, проклятье! — простонал Кавинант. — Неужели я должен буду смириться с этим?
Зажав в руке керамическую бутыль, словно она была единственной в комнате надежной вещью, он направился к балкону.
Остановившись в проеме, он оперся о камень. За перилами балкона была пропасть глубиной в три или четыре сотни футов, уходившая к подножью гор. Он не отважился подойти к перилам; при одной мысли об этом в желудке похолодело, а голова закружилась. Но он заставил себя как следует рассмотреть окрестность, чтобы определить свое местонахождение.
Балкон находился на восточной стороне башни, и с него открывался вид на широкие равнины. Лучи полуденного солнца отбрасывали тень от мыса на восток подобно какому-то защитному средству, и в мягком свете позади тени равнины выглядели красочными и разнообразными. Голубоватые водоемы, вспаханные коричневые поля и первая зелень посевов перемешались друг с другом на огромном пространстве, а между ними на юг и на восток бежали, серебрясь на солнце, нитки ручейков. На полях выделялись скученные пятна деревень, образуя тонкую паутинку жилья; пурпурный вереск и серый папоротник орляк широкими полосами уходили на север. Справа виднелась река Белая, извивающаяся в направлении Тротгарда.
Этот вид напомнил ему о том, как он попал сюда — о Морестранственнике, об Этиаран, о духах, о Барадакасе и об убитом вейнхиме… Головокружительные воспоминания, вращаясь спиралью, поднимались к нему от подножий гор. Этиаран обвинила его в причастности к убийству духов. И все же она отреклась от своего справедливого желания возмездия, от своей справедливой ярости. Он принес ей столько горя… Кавинант вернулся в комнату и, обессиленно, сел за стол. Руки его задрожали так сильно, что он не мог отпить из бутылки. Он опустил ее на стол, стиснул кулаки и прижал костяшками пальцев твердое кольцо, спрятанное над сердцем.
— Я не стану думать об этом.
Тяжелые морщины, словно от искривленного черепа, собрали его лоб в глубокие складки.
— Я не Берек!
Он сидел так до тех пор, пока биение в воздухе крыльев тревоги не стало затихать, а холод в желудке — постепенно таять. Тогда он развел онемевшие пальцы. Не обращая внимания на их невозможную чувствительность, он принялся есть.
На столе он нашел в изобилии холодное мясо, разнообразные сыры, фрукты и черный хлеб. Ел он неторопливо и осторожно, словно кукла, выполняющая команды помимо своей воли, пока не насытился. Затем он снял одежду и стал мыться, тщательно натираясь и внимательно рассматривая свое тело, чтобы убедиться, что на нем нет никаких повреждений. Разобрав приготовленную для него одежду, он наконец облачился в бледно-голубой халат, но перед тем, как запахнуть его, убедился, что кольцо спрятано надежно. Затем с помощью ножа Этиаран он осторожно побрился. После этого, все так же механически, выстирал в ванне свою одежду и развесил ее на спинках стульев, чтобы она просохла. Все это время его мысли двигались в одном и том же ритме:
Я не буду…
Я не являюсь…
Пока он занимался всем этим, над Ревлстоном к западу поплыл вечер, и, когда с делами было покончено, Кавинант поставил стул в проем балконной двери так, чтобы он мог сидеть и смотреть на сумерки, не видя высоты своего нахождения. Но тьма, казалось, изливалась из неосвещенной комнаты позади него в широкий мир, словно его покои были источником ночи. Вскоре пустое пространство за его спиной, казалось, заполнилось до отказа пожирателями падали.
Кавинант в глубине сердца чувствовал, что превращается в безумца, чтобы избежать своего сна.
Стук в дверь, словно пружина, подбросил его в воздух, и он рванулся к двери сквозь тьму, чтобы ответить на него.
— Войдите… Входите!
В мгновенном замешательстве он начал искать ручку, которой здесь не было. Затем дверь отворилась и яркий свет ворвался в комнату, ослепив Кавинанта.
Сначала все, что он видел, было три фигуры: одна у противоположной стены коридора, а две — прямо в дверном проеме. Один из пришельцев держал в обеих руках по горящей лучине, другой — чаши с гравием. Этот ослепительный свет превратил обычное освещение коридора в полутень, откуда и надвигались на Кавинанта эти две огромные фигуры. Он отступил назад, часто мигая.
Словно приняв его отступление за приглашение, двое вошли в комнату. Из-за них раздался голос, до странного одновременно грубый и мягкий:
— Можно войти? Я — Лорд Морэм…
— Конечно же можно, — перебил его более высокий из двоих мужчин голосом, ослабевшим и надтреснутым от старости. — Ему нужен свет, не так ли? Тьма иссушает сердце. А как он получит свет, если мы не войдем? Конечно, если бы он знал что-нибудь, он мог бы позаботиться о себе сам. Разумеется. А ему не слишком часто придется с нами встречаться. Чересчур много дел. Надо еще уделить внимание вечерней службе. У Высокого Лорда, возможно, будут еще указания. Мы и так опоздали. Потому что он ничего не знает. Разумеется. Но мы быстры. Тьма иссушает сердце. Обратите внимание, молодой человек.
Мы не можем позволить себе вернуться только для того, чтобы избавить вас от мрака.
Пока этот человек говорил, выталкивая слова, словно ленивых слуг, из своей груди, глаза Кавинанта привыкли к свету. Стоящий перед ним более высокий человек превратился в прямого, но древнего старца с узким лицом и бородой, висевшей наподобие изорванного в клочья флага почти до самого пояса. Одет он был в плащ жителя настволья, а его голову украшал венок из листьев. Его спутник был почти мальчиком. Юноша был одет в коричневый наряд жителей подкаменья, а на плечах у него красовалось вытканное голубыми нитками некое подобие эполет. Его чистое, веселое лицо, обращенное к старцу, улыбалось, и эта улыбка выражала и веселье, и любовь. Пока Кавинант разглядывал эту пару, человек сзади них тоном увещевания произнес:
— Он гость, Биринайр.
Старик замолчал, словно вспоминая правила хорошего тона, и Кавинант посмотрел на Лорда Морэма. Лорд был худощавым мужчиной ростом приблизительно с Кавинанта. Одет он был в длинный хитон глубокого голубого цвета, подвязанный черным как смоль поясом, и в правой руке он держал длинный посох.
Затем старик откашлялся:
— Ну, что же, хорошо, — засуетился он. — Но на все это нужно время, а мы опаздываем. Пора уже готовиться к вечерней службе. И приготовления для Совета. Разумеется. Вы — гость. Я — Биринайр, хайербренд учения лиллианрилл и хатфрол Твердыни Лордов. Этот ухмыляющийся щенок Торм, гравлингас радхамаэрля и тоже хатфрол Твердыни Лордов. Теперь слушайте.
Походкой, исполненной достоинства, он направился к кровати. Над нею к стене была прикреплена подставка для втыкания факела.
Биринайр сказал:
— Это сделано для таких же несведущих молодых людей, как вы, — и сунул в подставку горящий конец одной из лучин. Пламя потухло, но едва он вытащил лучину, оно тотчас вспыхнуло вновь. Он установил в подставке лучину незажженным концом и, пройдя через комнату, установил на противоположной стене вторую лучину.
Пока хайербренд занимался этим делом, Торм поставил одну из чаш с гравием на стол, а другую — на подставку возле раковины.
— Когда захотите спать, накройте их, — сказал он чистым голосом.
Покончив со своим занятием, Биринайр сказал:
— Тьма иссушает сердце. Берегись этого, гость.
— Но учтивость подобна глотку из горного потока, — пробормотал Торм, улыбаясь словно бы какой-то скрытой шутке.
— Это так, — Биринайр повернулся и вышел из комнаты. Торм задержался, подмигнул Кавинанту и прошептал:
— Он не так уж строг, как вам могло показаться.
Затем он тоже исчез, оставив Кавинанта наедине с Лордом Морэмом.
Морэм закрыл за ними дверь, и Кавинант мог теперь как следует разглядеть одного из Лордов. У Морэма были изогнутые чувственные губы, на которых сейчас играла улыбка симпатии к хатфролам. Но эффект, порождаемый улыбкой, уравнивался взглядом глаз. Это были опасные глаза — серо-голубые с золотистыми крапинками, которые, казалось, проникали сквозь любое лицо до самого мозга преднамеренности, — глаза, которые как бы сами скрывали нечто значительное и неведомое, будто Морэм был способен застать врасплох саму судьбу, если бы он оказался у последней черты. А его прямоугольный нос, расположенный между опасными глазами, был подобен рулю, направляющему его мысли.
Затем Кавинант заметил посох Морэма. Он был окован металлом, как Посох Закона, который Кавинант мельком видел в лопатообразных пальцах Друла, но резьбы на нем не было. Морэм держал его в левой руке, правой отдавая Кавинанту приветственный салют. Затем он скрестил руки на груди, зажав посох на сгибе локтя.
Губы его изогнулись, выражая сложную комбинацию из усмешки, робости и настороженности.
— Позвольте мне начать снова, — сказал он. — Я — Лорд Морэм, сын Вариоля. Добро пожаловать в Ревлстон, Томас Кавинант Неверящий и посланец. Биринайр — это хатфрол и глава учения лиллианрилл в Твердыне Лордов, но, тем не менее, до вечерней службы еще есть время. Итак, я пришел по нескольким причинам. Первое — чтобы поприветствовать вас, второе чтобы ответить на вопросы чужестранца, оказавшегося в Стране, и третье — чтобы осведомиться о причинах, которые привели вас в Совет. Простите, если я кажусь чересчур официальным. Вы — чужестранец, и я не знаю, как у вас принято приветствовать гостей.
Кавинант хотел ответить. Но он все еще чувствовал замешательство, в которое привела его темнота; ему требовалось время, чтобы голова его прояснилась. Некоторое время он, мигая, смотрел на Лорда, затем, чувствуя необходимость нарушить молчание, сказал:
— Этот ваш Страж Крови мне не доверяет.
Морэм криво усмехнулся:
— Баннор говорил мне о том, что вы считаете, будто вас держат в заключении. Это еще одна из причин, побудивших меня побеседовать с вами этим вечером. Не в наших обычаях проверять гостей прежде, чем они отдохнут. Однако я должен рассказать вам кое-что относительно Стражи Крови. Может быть, присядем?
Он взял стул и, поставив его напротив Кавинанта, сел, положив посох на колени таким естественным жестом, словно это была часть его самого. Кавинант сел возле стола, не отрывая взгляда от Морэма. Когда он сел, Лорд продолжал:
— Томас Кавинант, я говорю вам открыто: до тех пор, пока вы не проверены, я допускаю, что вы друг или, по крайней мере, не враг. Вы гость, по отношению к которому должна быть проявлена учтивость. Кроме того, мы давали клятву Мира. Но вы такой же чужак для нас, как мы — для вас. А Стража Крови приносила присягу, которая ни в малейшей степени не сравнима с нашей клятвой. Они присягали служить Лордам и Ревлстону — охранять нас от любой угрозы с помощью силы своей верности.
Он тихо вздохнул.
— Ах, это унизительно, когда тебе так служат — невзирая на время и на смерть. Но оставим это. Я должен сказать вам две вещи. Верные своей присяге, Стражи Крови уничтожили бы вас немедленно, стоило бы вам поднять руку на кого-нибудь из Лордов, да и на любого обитателя Ревлстона. Но Совет Лордов отдал приказ о взятии вас под свое покровительство. Так вот, Стражи Крови — Баннор или любой другой — скорее отдадут свои жизни, защищая вас, нежели позволят себе нарушить этот приказ или допустить, чтобы вам был нанесен какой-то вред.
Видимо, заметив на лице Кавинанта сомнение, Лорд добавил:
— Уверяю вас: это так. Быть может, для вас было бы нелишним расспросить Баннора обо всем, что касается Стражи Крови. Пусть его недоверие не огорчает вас — быть может, когда-нибудь вы поймете причину. По происхождению он — харучай. Это племя живет высоко в Западных Горах, за расщелиной, которую мы теперь называем Ущельем Стражей. Они пришли в Страну в первые годы правления Кевина, Высокого Лорда, сына Лорика, пришли и остались, принеся присягу, которая по своей нерушимости достойна даже богов. На мгновение он, казалось, погрузился в размышления о Страже Крови.
— Это были люди с горячей кровью, сильные и плодовитые, прирожденные воины и бойцы — а теперь, благодаря своей обещанной верности, они превратились в племя аскетов, старое и лишенное женщин. Говорю вам, Томас Кавинант, за их преданность была заплачена такая непредвиденная цена… Это нелегко им дается, и единственной наградой им служит их нерушимая, истая служба. И будущая горечь сомнений…
Морэм снова вздохнул, затем как-то застенчиво улыбнулся.
— Спросите у Баннора. Я слишком молод, чтобы рассказывать все так, как было.
«Слишком молод? — с удивлением подумал Кавинант. — Сколько же ему лет?» Но он не стал задавать этот вопрос, опасаясь, что ответ будет столь же опасным соблазном, каким был рассказ Морестранственника о Бездомных.
Затем, с усилием отогнав от себя эти мысли, он сказал:
— Мне надо поговорить с Советом.
Морэм в упор взглянул на него.
— Лорды соберутся завтра, чтобы выслушать и вас, и великана. Вы хотите говорить сейчас? — Глаза Лорда с золотыми крапинками, казалось, вспыхнули от сосредоточенности. Неожиданно он спросил: — Вы — враг, Неверящий?
Кавинант внутренне вздрогнул. Он чувствовал на себе испытующий взгляд Морэма, и ему казалось, что пламя этого взгляда прожигает его мозг. Но он был готов к сопротивлению и глухо огрызнулся:
— Вы же провидец и оракул. Вот и скажите мне.
— Это Кеан меня так назвал? — Улыбка Морэма обезоруживала. — Что ж, я выказал некоторую проницательность, когда позволил необычной красной луне меня побеспокоить. Может быть, мои способности провидца удивляют вас?
Затем, прервав свое отступление, он намеренно повторил:
— Вы — враг?
Кавинант вернул Лорду его взгляд, надеясь, что тот увидит в его глазах твердость и бескомпромиссность.
«Я не буду… — подумал он. — Я не являюсь… Я никоим образом не являюсь для него ни кем. Я просто должен…»
— Я просто должен, — сказал он, — передать вам… послание. Так или иначе, меня заставили доставить его сюда. Кроме того, по дороге произошло несколько вещей, которые могли бы вас заинтересовать.
— Рассказывайте, — мягко, но с настойчивостью в голосе сказал Морэм.
Но его взгляд напомнил Кавинанту о Барадакасе, об Этиаран, о временах, когда они говорили: «Ты закрыт…»
Он мог видеть здоровье Морэма, его опасную смелость, его живую любовь к Стране.
— Люди постоянно просят меня рассказать что-нибудь, — пробормотал он. — Не могли бы вы рассказать сами?
Через мгновение он ответил сам себе:
«Конечно, нет. Откуда им знать, что такое проказа?»
Затем до его сознания дошла причина, вызвавшая просьбу Морэма.
Лорд хотел, чтобы он говорил, хотел слышать его голос и распознать в нем правду или ложь. Слух Морэма мог уловить честность или фальшь ответа. Кавинант вспомнил послание Фаула и отвернулся в целях самозащиты.
— Нет… Я приберегу это для Совета. Одного раза для таких вещей достаточно. Мой язык рассыплется в песок, если ему придется повторять это дважды.
Морэм кивнул, словно бы подтверждая, что он понял. Но почти немедленно спросил:
— Так значит, обезображенная луна объясняется вашим посланием?
Кавинант инстинктивно посмотрел в проем балконной двери.
Там, плывя над горизонтом подобно чумному кораблю, светилась кровавым пятном луна. Ее отблеск делал равнины похожими на воплощение фантазии. Он не смог сдержать дрожи в голосе, отвечая:
— Он запугивает нас. Просто показывает, на что способен.
Однако в глубине души он кричал:
«Черт побери! Фаул! Духи были беззащитны! А что я мог сделать для этих уничтоженных созданий?»
— Ах! — вздохнул Морэм. — Плохие наступили времена. — Он шагнул в сторону от стула и закрыл выход на балкон деревянной шторой. — Боевая Стража насчитывает менее двух тысяч воинов. В Страже Крови их всего лишь пять сотен — ничтожное количество для выполнения какой-либо задачи, кроме защиты Ревлстона. А Лордов всего лишь пять. Из них двое — старики на исходе своих сил, и никто не овладел более чем ничтожной частью первого Завета Кевина. Мы сейчас слабее, чем любой из друзей земли во все времена существования Страны. Вместе мы едва способны лишь на то, чтобы заставить колючую траву расти в Кураш Пленетор.
— Нас было бы больше, — пояснил он, вновь сев на стул. — Но в последние поколения почти все лучшие в лосраате избрали ритуал Освобождения. Я был первым, кто прошел испытание, после перерыва в пятнадцать лет. Увы, сердцем я чувствую, что теперь нам понадобится куда большая сила.
Читать бесплатно другие книги:
