Японская пытка Шахов Максим
– Смысл? – коротко поинтересовался коммерсант.
– Оправдать свое существование. Квантунской армии в последние годы японское правительство уделяет очень мало внимания, основной упор сделан на флот и авиацию.
– Вы интересуетесь политикой, а вот я стараюсь держаться от нее подальше, – вздохнул Бекасов.
– Вы не будете интересоваться политикой, тогда она заинтересуется вами, – пошутил поручик.
– Послушайте, – после некоторого молчания произнес Бекасов. – Насколько я понимаю, мы все здоровы. Подцепить заразу я мог только от одной из девиц легкого поведения, а они вон как наворачивают наши харчи.
– Я тоже так думаю и улавливаю ход вашей мысли, господин Бекасов. Сам хотел предложить, но не знал, как вы отнесетесь к предложению. Япошки никаких списков не составляли, документы у нас не проверяли. Поэтому, чем сидеть здесь неизвестно сколько, стоит попробовать убежать.
– Вы считаете? – потер переносицу Бекасов.
– А что мы теряем?
– А что находим?
– У меня нехорошее предчувствие, – признался Галицкий, – а оно меня никогда не подводило. Вспомните, как они хладнокровно заставили наших соседей-китайцев занести больную женщину обратно в дом. Русских японцы любят еще меньше.
– Вы правы, – согласился Бекасов. – При малейшем подозрении на болезнь они с нами церемониться не станут.
Посовещавшись, мужчины предложили бежать и проституткам. Однако те отказались почти сразу же. У них и так были нелады с местной полицией и жандармерией Квантунской армии. К тому же они жили в этом квартале, отыскать их не составило бы труда. Поэтому рисковать они и не хотели.
– Куда бежать? Наш дом здесь, – прозвучало в ответ.
Собирать что-либо в дорогу было бессмысленно. Они в Харбине. У Бекасова и у Николая свои квартиры в городе, до которых и пешком меньше чем за час можно добраться.
Далеко за полночь присели на дорожку, попрощались с проститутками и выскользнули на улицу. Густая ночь висела над неприглядной окраиной, редкие звезды просматривались сквозь облака в темном небе. Оцепленный квартал полнился тихими звуками. Кто-то в соседней хибаре с тонкими стенами не то бредил, не то молился. В кустах мяукали и шипели коты. Пробежала бродячая собака.
– Пошли, – прошептал Галицкий.
Они прошмыгнули мимо туалета, в изгороди отыскалась калитка, ведущая на подворье соседнего дома. Побег казался легким и безопасным. Улица просматривалась в обоих направлениях. На дальнем перекрестке виднелся солдат с ружьем. Он стоял, прислонившись спиной к столбу, свесил голову на грудь.
– Дремлет, – усмехнулся Бекасов.
– Ни черта у них дисциплины в армии нет, – не удержался от комментария Николай. – Двинем аккуратно.
Бекасов первым приоткрыл калитку, выбрался на улицу, хотя пространство было открытым, он пригибался. Николай подался следом за ним. И тут от темной стены дома отделился силуэт, послышался гортанный окрик. Бекасов, даже не оборачиваясь, рванул бегом по улице.
«Куда?!» – хотелось крикнуть Галицкому.
Бежать вдоль улицы было безумием. Солдат вскинул карабин, хлопнул выстрел. Бекасов на бегу раскинул руки, упал лицом в лужу и больше уже не поднялся.
Николай бросился на солдата, сбил его с ног, кричал, что надо было стрелять в воздух. Опомнился он, когда с двух сторон улицы к нему уже бежали военнослужащие из оцепления. Галицкий метнулся к стене дома напротив, рванул дверь, та оказалась заперта. Он не успел добежать до угла, над головой просвистела пуля, за ней вторая. Если бы не пригнулся, разнесла бы голову. Николай в два прыжка преодолел улицу, успел-таки броситься в спасительную темноту. По памяти, почти на ощупь, отыскал ту самую калитку, через которую парой минут раньше пробирался вместе с Бекасовым.
Через пять секунд он уже был в доме, цыкнул на всполошившихся проституток, сбросил китайскую хламиду, сунул ее под простыню и тут же в одних штанах вышел на улицу, изображая на лице сонную озабоченность. Солдаты светили фонариком в соседнем дворе. Луч света ударил в его сторону, облил по пояс. Николай замер, дал себя рассмотреть. Ему махнули рукой, чтобы возвращался в дом. Галицкий вздохнул. Возможно, его спасло то, что для представителей желтой расы почти все европейцы на одно лицо. Возможно, никто и не собирался искать неудачливого беглеца. К тому же сбитый им солдат видел его всего лишь несколько секунд. Так или иначе, Николая больше никто не потревожил до самого утра.
Еще два дня провел он в оцепленном квартале. На третий вечером на улицах вновь появились военные в марлевых повязках, они выгоняли из домов тех, кто остался здоров. Таких набралось немного, пятнадцать человек. Каждого из них придирчиво осмотрел тот самый капитан медицинской службы. На этот раз он даже позволял себе кое о чем спрашивать.
– Как самочувствие? – интересовался он на скверном китайском. – Жара не чувствуете? Голова не болит?
Наконец, убедившись, что все отобранные им люди здоровы, он приказал построиться им в общую шеренгу. Пару раз прошелся перед строем молча, затем стал говорить, глядя себе под ноги, словно бы обращался к кому-то невидимому.
– Нам пришлось продержать вас в изоляции из-за вспышки тифа, которую устроили в Харбине подлые шпионы. Вам удалось не заразиться благодаря свойствам вашего организма. Поэтому ради процветания Маньчжоу-Го и Великой Японии вы должны пройти обследование в отделении военного госпиталя. Там наши медики выявят причину вашей устойчивости к заболеванию, чтобы потом использовать полученные знания для выздоровления других больных. Это займет немного времени. Впоследствии всех вас распустят по домам и даже заплатят.
Капитан вскинул руку, предупреждая, что на вопросы отвечать не намерен, он и так слишком много своего драгоценного времени уделил счастливчикам. На улицу въехала крытая брезентом военная машина. С пассажирского сиденья выбрался коротышка в форме вольнонаемного японской армии. Но по той почтительности, с которой обращался к нему капитан, было понятно, что тот занимает должность повыше, хоть и не носит погоны.
Водитель откинул задний борт, поднял тент. Солдаты выстроились коридором и стали подгонять людей, чтобы забирались в кузов. Пока Николай подсаживал проституток, ему удалось услышать обрывок разговора капитана с вольнонаемным коротышкой. Говорили они о каких-то «бревнах», которые теперь можно будет «пустить в дело». Но он не придал этому значения…
Кузов машины оказался странным. Если снаружи он выглядел, как обычный брезентовый тент на дугах, то под ним оказался спрятан металлический кунг без окон. По полу проходили трубы для обогрева выхлопными газами. Ни лавок для сидения, ни матрасов, ни даже соломы. Дверца кунга с грохотом захлопнулась, внутри наступила полная темнота, такая густая, что ее, казалось, можно резать пластами. Люди тут же испуганно притихли, машина тронулась с места.
Николай пытался представить, куда их везут. Пока ехали по городу – скорость небольшая, часто сворачивали. Галицкий считал повороты.
– Влево, вправо, потом снова вправо… – поначалу еще удавалось угадать, на какую улицу сворачивают.
Минут через пять он все же сбился, потерял ориентацию. Одно знал точно, что они где-то в центре. Машину почти не трясло, дорожное покрытие твердое, хорошее. Звук автомобильного двигателя изменился, стал натужным, машина шла на подъем, затем вокруг кунга засвистел ветер, захлопал брезент. Галицкий различил характерное гудение стальных ферм моста.
– Реку переезжаем, – догадался он.
В Харбине имелся только один большой автомобильный мост. Мысль работала быстро.
«Реку до этого мы не переезжали, значит…»
Автомобиль остановился, было слышно, как открывают ворота. Машина поползла медленно-медленно и стала осторожно разворачиваться, сдала задом.
«Значит, территория ограниченная. Внутренний двор…»
Грузовик несильно ткнулся во что-то и замер. Дверца кунга открылась. Машина стояла, плотно прижавшись к стене, так что разглядеть, куда приехали, было невозможно. Впереди виднелся бетонный пандус, слабо освещенный электричеством, он уходил вниз.
– Всем выходить. По одному, – распорядился жандарм с шестигранной деревянной дубинкой в руках. – Пошевеливайтесь.
Люди поднимались. Николай первым спрыгнул, стал помогать спускаться женщинам, за что тут же получил несильный удар дубинкой между лопаток.
– Пошел, пошел… Сами справятся.
За бетонным пандусом и коридором оказался большой бетонный бункер без окон. Под потолком имелись лишь вентиляционные отверстия, прикрытые стальными решетками. Вдоль стен шли узкие скамейки. Из другой мебели имелся и письменный стол, за которым восседал еще один жандарм. Вряд ли он собирался составлять какие-то бумаги. Столешница была бы девственно чиста, если бы на ней не лежала деревянная дубинка с толстым кожаным ремешком на рукояти.
Было понятно, что долго здесь их не задержат. Это помещение являлось чем-то вроде накопителя, тут, кроме тех, кому удалось пережить вспышку тифа, уже находилось человек пять в штатском. Их скорее всего взяли прямо в городе. Об этом говорила одежда и недоумение на лицах. Жандарм сидел с каменным лицом, никто не рисковал обращаться к нему за разъяснениями.
Николай присел на лавку возле знакомых проституток. По его прикидкам, они могли оказаться лишь в одном месте – в подвалах японского консульства в Харбине. Так что мысль о попытке давить на то, что он подданный Маньчжоу-Го, а потому японские военные удерживают его незаконно, можно было забыть окончательно. Вся площадь консульства считалась японской территорией. Да и с марионеточной Маньчжурской империей японцы практически не считались. Квантунские вояки вели себя здесь куда развязнее, чем у себя на островах.
Некстати вспомнилось невыключенное дома радио. Дубликат ключей от квартиры имелся и у соседки Маши, но вряд ли она решилась бы ими воспользоваться.
«А сейчас, наверное, как раз сводку Совинформбюро передают», – подумалось Галицкому.
Глава 4
Стоящие в чистом поле за двадцать километров от Харбина корпуса «Отряда 731» продувал вечерний ветер. Но здания были сработаны на совесть, строили их в расчете на долгие годы эксплуатации, а потому внутри было тепло. Правда, не сказать, что уютно.
Коротышка Ихара держал в руках высокий стеклянный цилиндр, внутри которого металась упитанная серая крыса. Зверек позванивал коготками по дну, то и дело становился на задние лапки и тянул вверх мордочку, скалил острые зубы, но никак не мог дотянуться до пухлых пальцев вольнонаемного медика. Длинный голый крысиный хвост розового цвета, казалось, был покрыт рыбьей чешуей. Крыса словно чуяла недоброе.
– А еще говорят, что крысы тупые, – обращался Ихара к мужчине в белом халате, который ковырялся паяльником в пульте странного агрегата, напоминающего барокамеру для водолазов.
Огромный стальной цилиндр с несколько выпуклыми торцами высился на мощном бетонном постаменте.
– Кто так говорит, ничего в этом не понимает, господин Ихара, – поддержал начальника оператор барокамеры. – У нас как-то раз крыса сбежала. Уйти отсюда она не могла. Ну, сами же конструкцию наших порогов знаете.
– Да, конструкция хитрая, – согласился медик.
– Так она целый месяц умудрялась прятаться в четырех стенах. Где сидела, я до сих пор понять не могу. Только в ловушку и попалась. Я бамбуковую трубку положил и вареными бобами ее внутри намазал. Попалась.
– Не прогрызла бамбук? – удивился Ихара.
– Я с другой стороны гвоздики вбил. Пробовала грызть, всю морду себе исколола, тварь. Они, крысы, лучше людей беду чувствуют, вон, как мечется, господин Ихара.
– Мечется, – иронично вздохнул медик, разглядывая через толстое стекло крысу. – А вот ты никак не можешь поломку исправить. Барокамера должна к завтрашнему дню работать как часы. Иначе наш отдел опозорится. Что его превосходительство генерал Сиро Иссии скажет, когда узнает, что дорогостоящее оборудование, которого и на флоте не хватает, сломалось?
– Сейчас все исправлю. Это же техника. Человек, и тот иногда ломается, – из-под паяльника полетели искры, работник испуганно отпрянул, а затем улыбнулся. – Теперь понятно, в чем дело. Фазу на ноль пробило. Вот и сгорел предохранитель. Сейчас заменю. Работы на минуту.
Перегоревший предохранитель полетел в урну для бумаг, новый лег в гнездо. Ловко перебирая пальцами, оператор закрутил барашки с резьбой на распределительном щитке. На пульте загорелась красная индикаторная лампочка. Повернулся переключатель. Коротко загудел и был отключен воздушный насос.
– Готово, господин Ихара.
– Лучше будет, если ты завтра сам пару фраз нашему гостю скажешь.
– Он же японского все равно не понимает.
– Переводчик будет. Итак, чем лаборатория занимается?
– Исследует воздействие разреженной атмосферы на организм летчика, – бодро доложил работник в белом халате.
– Для каких нужд?
– Для нужд морской авиации.
– Правильно. Говори уверенно и четко, чтобы гость не подумал, будто ты какая-то деревенщина.
Оператор обиженно поджал губы, а потом все же решился произнести:
– Господин Ихара, я, конечно, не в большом городе родился, как вы, но я не только земляк, но и дальний родственник его превосходительства Сиро Иссии. Это ко многому обязывает.
Тут оператор барокамеры говорил чистую правду. Генерал Сиро Иссии старался набирать охрану и сотрудников из своих земляков. Ну, а поскольку сам он родился в провинции в поселке Сибаяма, уезда Самбу, префектуры Тиба, то и выбор был не слишком велик, и образование земляков оставляло желать лучшего. Большинство охранников тюремных помещений являлись дальними родственниками и породненными с тремя братьями Сиро Иссии – Торао, Такэо и Мицуо, последние занимали ответственные должности в «Отряде 731». Генерал-лейтенант поступал так, чтобы поменьше информации из его секретного учреждения просачивалось наружу. В основном к нему на службу попадали вторые и третьи сыновья из крестьянских семей. По японской традиции, после смерти отца весь земельный участок переходил в собственность старшему сыну, младшим же приходилось искать счастья на стороне. Но хорошее образование и талант родственными связями не заменишь, вот и приходилось приглашать специалистов с университетским образованием, таких, как коротышку Ихара, окончившего медицинский факультет Императорского университета в Киото, а потом и преподававшего в Харбинском медицинском институте.
Ихара постарался на время забыть социальную пропасть, отделявшую его от оператора. Все эти условности имели место быть за стенами «Отряда 731», на службе они если и действовали, то не так, как хотелось бы Ихара. Он забрался внутрь барокамеры через люк, поставил цилиндр с упитанной крысой на табурет. Зверек уже подпрыгивал, чуть не выскакивал наружу, даже шипел.
– Хорошо видно? – поинтересовался Ихара у оператора.
– Отлично. Можете выходить.
Вот это «можете выходить» прозвучало двусмысленно. Ихара содрогнулся, ему показалось, будто оператор намекает на то, что он может остаться внутри, люк будет закрыт, а отсасывающий воздушный насос включен. Коротышка выбрался наружу, сам закрыл за собой люк, повернул массивные рукоятки.
– Включай отсос!
Вновь загудел компрессор. Ихара наблюдал за происходящим внутри барокамеры через толстое стекло иллюминатора. Оператор, сверяясь с показаниями манометра, докладывал о падении давления внутри камеры. Процесс имитации подъема самолета в верхние слои атмосферы шел по графику. Крыса сначала металась по цилиндру. Затем стала терять силы. Ее и без того упитанное тело стало раздуваться, вскоре лапки уже не могли коснуться стеклянного дна. Ихара удовлетворенно кивал. Вскоре крыса раздулась настолько, что уже не могла пошевелиться в цилиндре, она касалась боками всей стенки по периметру. Было видно, как шерстка прижимается к стеклу.
Грызун взорвался неожиданно даже для самого исследователя жутковатого процесса. Кровавые брызги ударили вверх, кусочки плоти прилипли к иллюминатору.
– Зафиксируй в журнале критический уровень давления в камере, – распорядился Ихару и приберись там. – Сравним с завтрашним. И чтобы все прошло гладко, гость у нас будет. Важный гость.
Сказав это, Ихару заспешил в виварий. В «Отряде 731» перейти в другие помещения можно было только подземными переходами. Их планировка позволяла лишний раз не пересекаться сотрудникам разных лабораторий. Чем меньше контактов на службе, не связанных с работой, тем лучше – меньше возможность утечки информации. Ихару возглавлял лабораторию, работающую в настоящее время над проблемами выживания в экстремальных обстоятельствах. Точного определения экстремальным обстоятельствам при этом не существовало. К ним можно было отнести высокие и низкие температуры, отсутствие еды или воды, сна, болезни, отравления, недостаток кислорода. Короче говоря, все, что в конечном результате способно привести к смерти живого организма.
Коротышка протопал по узкому бетонному коридору, поднялся по пандусу в виварий. Ступеньки в «отряде» архитекторы предусмотрели лишь в нескольких местах, где от них нельзя было отказаться, все остальные спуски и подъемы были сделаны в виде наклонных плоскостей, чтобы их могли преодолеть каталки, тележки и рельсовые вагонетки.
Посередине светлого помещения высился огромный куб из листового толстого стекла, за ним копошилась уйма крыс. Грызунов было так много, что они не умещались в один слой, постоянно карабкались друг другу на спины, чтобы оказаться поближе к согревающим лампам. Заведующий виварием любовно смотрел на своих зубастых питомцев, постукивал ногтем по стеклу, привлекая их внимание, разговаривал с ними. Он даже не сразу заметил появление Ихара. Спохватился, когда увидел его отражение в хорошо помытом стекле.
– Господин Ихара, извините, я увлекся.
– Не переживай, ты просто делаешь свою работу.
К заведующему виварием Ихара испытывал определенную симпатию, тот все-таки не был «деревенщиной» и не являлся дальним родственником генерала. До того как оказаться в «Отряде 731» он, дипломированный ветеринар, закончивший университет в Вене, заведовал виварием в Харбинском медицинском институте. Но медицинский институт во время войны не лучшее место, чтобы мирно пересидеть лихие годы. Медиков пачками призывали в императорскую армию. И военных не интересовало, что человек специализируется на лабораторных крысах и мышах, при желании сможет лечить и лошадей. Вот ветеринар и перебрался в полувоенизированный секретный «отряд», где и платили, кстати, значительно больше, и паек был несравним с гражданским. Главным же превосходством над другими сотрудниками у заведующего было следующее – он, отучившийся в Вене, отлично знал немецкий язык. В его обязанности входило встречать и сопровождать гостей из Германии. А такие не были редкостью в «Отряде 731». Вот и завтра ему предстояло встретить такого гостя.
Ихара тоже принялся разглядывать крыс.
– Упитанные, – похвалил он.
– Стараюсь. Вы же видели одну из них. Я вам ее передал для опытов.
– Один экземпляр ничего не значит. Его можно откормить отдельно от других. Некоторые так и поступают, чтобы обмануть начальство. А ты честный работник. Зверьки у тебя в лучшем виде. Вот только тесно им стало. Но это ничего, скоро мы используем их по назначению. Сколько черных блох сможем вырастить на этой партии?
– Думаю, килограммов пятьдесят точно соберем. Сами видите, сколько в них жизненной силы.
– Министерство ставит перед нами задачу производства блох до ста килограммов в месяц, – напомнил Ихара. – А наш виварий – один из трех в «отряде». Думаю, можешь рассчитывать на премию.
– Благодарю вас, господин Ихара. – Время кормежки пришло, – заведующий виварием взглянул на часы. – Регулярное кормление и его разнообразие – залог здоровья любого живого существа.
Он поставил высокую стремянку и полез по ней, чтобы добраться до задвижки в стальной крышке куба с грызунами. Над задвижкой располагался бункер с кормом.
– Они прожорливые, господин Ихара. Могут съесть куда больше, чем требуется по рациональной норме. Потому и кормим их через небольшие промежутки времени. Так они лучше вес набирают. Если вовремя не покормить, начинают жрать друг друга. А тогда уже «материал» испорчен. Крыса, которая попробовала живую плоть, ничего другого есть не хочет, только своих сородичей, в крайнем случае сырое мясо употребляет. Даже если две крысы в клетке окажутся, одна другую непременно загрызет и съест. Вот такие вот дела. Растить крыс – это целая наука. Не зря же у меня университетский диплом ветеринара. Ну, а потом блох на них разводить килограммами – это вообще высокое искусство, сравнимое разве что с поэзией и каллиграфией.
Заведующий виварием поднялся на последнюю ступеньку стремянки. Стоял на ней устойчиво – неудивительно, будешь лазить по пять раз в день на такую верхотуру, научишься держать равновесие не хуже циркового канатоходца. Крысы в предчувствии кормежки пришли в движение, они волной хлынули к тому месту, куда должен был посыпаться корм, лезли друг на друга, более сильные подминали под себя слабейших.
Ихара отошел в сторонку, залюбовался расторопным сотрудником, так пекущемся о вверенных ему крысах. Заведующий виварием потянул задвижку, отделявшую террариум от бункера с кормом, та не поддалась, заклинило.
– Да что же это такое? Крысы же голодные останутся.
Те и в самом деле уже бесновались внизу, превратившись из отдельных особей в сильную серую волну. Заведующий виварием сильно дернул задвижку, та осталась на месте, а вот стремянка от такого резкого движения качнулась. Человек, стоявший на ней, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, но было уже поздно. Пару раз стремянка неторопливо меняла сторону наклона, а затем стала заваливаться – прямо на толстое стекло огромного террариума. Хрустнуло, зазвенели рассыпающиеся осколки. Изрезанные руки и лицо заведующего обагрились кровью. Он вместе с лестницей рухнул прямо в кишащую массу крыс. Тут же вскочил, облепленный с ног до головы голодными прожорливыми зверьками, закрутился волчком по виварию, отчаянно закричал, стал сбрасывать с себя крыс, но на место сброшенных тут же находились новые желающие лизнуть кровь, выгрызть кусок плоти.
Несколько секунд коротышка Ихара смотрел на происходящее и не мог пошевелиться. Но, когда увидел стремительно двинувшуюся на него серую массу, сорвался с места и побежал. Орущий, почти ничего не видевший перед собой заведующий виварием бросился следом. Пару раз он падал, поскользнувшись на раздавленных крысах.
Ихара бежал так быстро, как никогда до этого в жизни. Мелькали над головой яркие электрические лампы, иероглифы, нанесенные на бетонные стены узкого коридора под трафарет черной краской. А следом за ним разливалась пищащая, жаждущая крови крысиная масса. Она была подобна волне. В спину били отчаянные вопли заведующего виварием.
Ихара добежал до высокого порога лаборатории. Тот был спроектирован таким образом, чтобы крысы не могли преодолеть его. Он представлял собой бетонный выступ около полуметра высотой, нависавший над полом в виде буквы «Г». Коротышка перевел дыхание, подумал, что спасся, только теперь он позволил себе обернуться. Заведующий виварием находился где-то в середине коридора, блестела на медицинском халате свежая кровь. Волна крыс достигла защитного порога, ударила в него. Но рассчитан-то он был на единичных сбежавших крыс, а тут их шла целая лавина. Задние напирали на передних, а тем было некуда деваться. Зверьки карабкались на спины своим собратьям. Ихара сообразил, что еще немного – и серая волна хлынет через порог. Как назло, никого рядом с ним не было. Оператор куда-то отошел. Сперва мелькнула шальная мысль спрятаться от крыс в барокамере, но та закрывалась только снаружи. Коротышка наконец-то сумел действовать логично. Он рванулся к пожарному гидранту, раскатал брезентовый рукав и повернул вентиль. Брандспойт бился в его руках, тугая струя воды никак не хотела слушаться, била то в потолок, то в стены. Ихара уперся спиной в стальную колонну и сумел наконец-то направить воду, куда нужно – на крыс, которые уже преодолели защитный порог. Тугая струя моментально смела их назад в коридор, закрутила в водовороте, заставила отступать. Зверьков подбрасывало, швыряло на стены, тянуло по бетонному полу коридора.
– Получилось! – выкрикнул Ихара.
Ему даже хотелось крикнуть «банзай!», но коротышка не стал осквернять боевой клич в войне с лабораторными крысами. Теперь он уже перешел в наступление. Шел, сметая на своем пути крыс. Струя достала до заведующего виварием, тот уже лежал на полу и лишь слабо шевелился. Крыс смыло с него. Наконец-то подоспел и оператор с охранниками. Ихара передал брандспойт им, а сам склонился над заведующим. Тот был совсем плох, стучал зубами, лицо его оказалось сильно погрызено, не хватало половины одного уха и левой ноздри.
– Сделайте что-нибудь… – молил он, свертываясь в позу эмбриона.
Глава 5
Пострадавшего погрузили на каталку и повезли в больничный блок. Охранникам удалось загнать крыс назад в виварий и наглухо закрыть ведущую в коридор стальную дверь. Обессиленный, Ихара опустился на винтовой табурет возле барокамеры. Он тупо следил за тем, как работники вычерпывают ведрами воду из коридора вместе с дохлыми крысами и носят ее в туалет.
– Господин Ихара, – подошел к нему оператор. – Вас требует к себе его превосходительство генерал Иссии.
– Сейчас, только переоденусь.
Ихара сбросил мокрый халат, надел свежий. Вскоре он уже входил в просторный кабинет генерала.
– Простите, ваше превосходительство, – вздохнул Ихара. – Все предусмотреть невозможно. Последствия случившегося мои сотрудники ликвидируют в ближайшее время. Потери среди лабораторных животных невелики. Но они уже попробовали кровь, и их придется использовать для других опытов. Я предоставлю отчет…
Генерал, не мигая, смотрел на руководителя отдела, тот осекся, поняв, что говорит не то, что хочет от него услышать Иссии. В изящно обставленном кабинете повисла гнетущая тишина. Генерал поднялся из-за письменного стола, прошелся по мягкому ковру, заглянул в глаза Ихара.
– В императорской армии сейчас большой недобор медиков, – тихо произнес он. – Забирают даже преподавателей медицинских институтов. Работа в «Отряде 731» до поры до времени давала вам право избегать фронта. Но вы не представляете, с каким давлением мне приходится сталкиваться, чтобы отстоять своих сотрудников.
– Я очень благодарен вам за это, господин генерал.
– Поголовье крыс можно восстановить, хоть это и затормозит на какое-то время процесс производства черных блох.
– Мы выполним задание в срок.
– Не сомневаюсь. Но сейчас меня волнует другое. Как вы помните, к нам прибывает гость из Германии. И мы должны его встретить. Немцам есть чему у нас поучиться, но и их исследования представляют для империи большой интерес. Эта встреча помогла бы сократить время на дублирующие исследования. На вас была возложена обязанность найти переводчика.
– Заведующий виварием сильно пострадал от крыс. Он не сможет…
– Я не спрашиваю, сможет именно он или кто-то другой, – в голосе генерала появились железные нотки. – Я говорю о вашей обязанности.
– Думаю, в Токио можно быстро найти подходящего человека, знающего немецкий язык, имеющего медицинское образование.
– Я не стану лично искать его в Токио, переправлять в Харбин самолетом. Хватит того, что по вашей просьбе я обеспечил вашу лабораторию внеочередным, нигде не учтенным «бревном». В ваших же интересах, Ихара, найти подходящую кандидатуру.
Бетонный подвал, хоть и был просторным, но отсутствие окон угнетало. Было даже не понять, ночь на дворе или уже утро. Захваченные в тифозном квартале люди понемногу смирились со своим положением, больше они не пытались выяснить свою дальнейшую судьбу. Жандарм за столом зорко следил за пленниками. Николай Галицкий дремал на лавке рядом с проститутками. Когда заскрежетала железная дверь, он вскинул голову.
– Всем встать! – громко скомандовал по-китайски жандарм.
Люди просыпались, поднимались с насиженных мест, щурились. В подвале появился жандарм-офицер. Он прошелся перед шеренгой пленников, вглядывался в лица, словно искал кого-то знакомого, затем удовлетворенно хмыкнул и устроился за письменным столом, открыл папку, положил перед собой чистый лист бумаги и авторучку. Жандарм стал подводить к столу людей по одному. Офицер практически безразличным голосом интересовался именем, фамилией, родом занятий, адресом, все ответы аккуратно записывал, затем спрашивал о здоровье.
Вскоре очередь дошла и до Галицкого. На лице у жандармского офицера наконец-то появилась хоть какая-то заинтересованность. Перед ним стоял не очередной житель бедного квартала в пригороде, а бывший офицер, медик, свободно общавшийся с ним по-японски. Записав ответы, офицер указал Николаю встать рядом с теми, кто уже прошел собеседование.
Через какое-то время вновь заскрежетала железная дверь, весь проем закрывал кузов все того же, на котором их привезли сюда, грузовика. Раздалась команда грузиться. Ехали по городу, потом вырвались на шоссе, это ощущалось по скорости, свисту ветра и хлопкам брезента. Дорога заняла около получаса. Людей высадили во внутреннем дворе большого здания, встречали их люди в белых халатах. Как знал Галицкий, вблизи от Харбина не было стационарных медучреждений. И городская больница, и военный госпиталь располагались в самом городе. В воздухе навязчиво пахло то ли сильно прокисшим бульоном, то ли протухшими костями. Двое японцев в белых халатах, ничего не объясняя, повели прибывших в здание. Внутри ярко горело электричество, стены укрывала белая плитка. В трубах, идущих под потолком, булькало, гудело. Здание отапливалось хорошо. Было даже жарко.
Прибывших мужчин и женщин построили в шеренгу, приказали раздеться догола. Одежду сразу же унесли. Один из медиков прошелся вдоль строя, придирчиво разглядывая тела, просил поднимать руки, смотрел под мышками. Спрашивал о перенесенных болезнях. Затем на короткое время словно забыл о стоявших нагишом, стал негромко переговариваться со своим коллегой. До слуха Галицкого пару раз долетело странное слово «бревна», причем оно явно относилось к прибывшим, и эти «бревна» следовало «правильно распределить», вот только «заявок было больше, чем бревен». Так и не решив, как точно распределить «бревна», люди в белых халатах загнали привезенных в душ. Горячая вода с хорошим напором лилась из раструбов.
Галицкому казалось, что он попал в какой-то заколдованный круг, из которого невозможно вырваться. Николай понимал, что находится на секретном объекте Квантунской армии, а это не сулило ничего хорошего.
Воду в душе перекрыли, людей вновь выгнали в просторное помещение, построили в шеренгу, сначала мужчин, потом женщин. Вольнонаемный шел вдоль строя, макал кисточку в тушь и выводил на груди у каждого порядковый номер. Счет начинался с «775». Галицкий машинально прикинул, что ему достанется номер «781», но тут в помещении появился коротышка в белом халате. Было видно, что он спешил оказаться здесь. К нему относились уважительно. Тихо перебросившись парой слов с «каллиграфом», Ихара сразу направился к Галицкому.
– Вы медик? – спросил он.
– Да, в прошлом я военный медик, меня уже спрашивали об этом.
– Хорошо, очень хорошо, – заулыбался Ихара. – Немецким языком владеете?
– Немного хуже, чем родным – русским.
– Переводчиком сможете побыть?
– Думаю, что – да.
– Тогда одевайтесь.
Ихара вывел Николая из шеренги.
– Во что одеваться? – Галицкий пожал плечами.
– Ах, да, вашу одежду уже унесли, – спохватился японец.
Вскоре Галицкий уже сидел в небольшом кабинете Ихара. Белый халат, который ему подыскали, был мал. Коротышка поил Галицкого чаем, торопливо рассказывал, зачем ему понадобился переводчик с немецкого на японский.
– Завтра к нам прибывает представитель медицинской службы вермахта. А мой штатный переводчик заболел… – Вы же служили на фронте, видели тяжелые ранения, трупы, так что вид ран, обморожений вас не должен смутить?
– Нет.
– И в «анатомическом театре» вам приходилось бывать. Так что при виде вскрытого тела в обморок не грохнетесь?
– Уверен, что нет.
Ихара еще подлил чаю.
– Переночуете сегодня в нашем «отряде», а завтра с утра мы поедем встречать немца на наш аэродром.
Прозвучало многообещающе. Оказывается, в этом странном заведении имелся еще и свой аэродром. Галицкий не стал рисковать, отнекиваться от предложения поработать какое-то время на японцев. С ними в Маньчжурии лучше было не ссориться.
Ихара лично отвел его в жилой поселок, находившийся на территории «отряда». Тут имелось что-то вроде ведомственной гостиницы с крошечными номерами. С Николая сняли мерку, принесли ему ужин и оставили в покое. Давно уже Галицкий не видел некоторых продуктов. Креветки, устрицы, колобки чистейшего риса, свежие овощи. В небольшом керамическом графинчике плескалось подогретое саке. Конечно же, Николай предпочел бы классическую, а не японскую водку, холодную, а не теплую, но выбора ему никто не предлагал. Выставив грязную посуду на тележку в коридоре, Галицкий погасил свет и устроился спать на узкой кровати, стараясь не думать о том, что поджидало его завтра.
Николая разбудил утром деликатный стук в дверь. В номер вошли двое японцев в форме вольнонаемных, принесли плащ, костюм, рубашку, галстук, белье и туфли. Все новое, уже идеально подогнанное на Галицкого. В бумажном пакетике оказались бритва, брусок душистого мыла, помазок и бритва.
– Господин Ихара заедет за вами через час, – сообщив это, вольнонаемные удалились.
Побритый, облачившийся в дорогой костюм, Галицкий выглядел так, словно собирался на дипломатический прием. Он ожидал Ихара, стоя на крыльце. Легковая машина камуфляжной раскраски показалась из-за поворота. Николай устроился на заднем сиденье. После приветствия коротышка, сидевший впереди, спросил:
– Курите? – и протянул еще не распечатанную пачку сигарет и коробок спичек.
– Не откажусь.
Когда Николай хотел вернуть пачку, Ихара тут же замахал на него руками.
– Берите себе.
Машина миновала тщательно охраняемый КПП и покатила степным проселком. Ехали недолго, километров пятнадцать. Впереди показались стоящие посреди степи ангары, выложенная металлическими перфорированными полосами взлетная полоса. Николай и не подозревал раньше о наличии здесь аэродрома. Вообще-то, он раньше не так часто выбирался из Харбина. Ну, что делать в пустынной степи? Весело трепетал полосатый матерчатый конус, указывая направление ветра. Солдат-сигнальщик с флажками неторопливо расхаживал у приземистого здания с маленькими окнами. Господин Ихара выбрался из машины. Утренний воздух был чист, морозен. Местами лежал снег. Новые кожаные туфли Галицкого приятно поскрипывали. Японец смотрел в небо.
– У вас большая практика в городе? – спросил он.
– Как когда, – уклончиво ответил Николай. – Раньше дела шли лучше. Когда война началась, у людей стало меньше денег.
Ихара хмыкнул, ведь сказанное Галицким как бы подразумевало, что война вскоре закончится и все вернется на свои места.
– Нам требуются образованные медики с большой практикой. Есть уникальная возможность проводить научные исследования. И деньги платят хорошие.
– Я бы предпочел практиковать самостоятельно. Помогу вам сегодня-завтра. Я человек консервативный.
– Я тоже так когда-то думал, – проговорил Ихара.
В небе раздался еле уловимый звук двигателей. Вскоре на горизонте показался двухмоторный гражданский самолет. Он шел невысоко, пронесся над головами, заложил вираж и, выровнявшись, опустился, замер после короткой пробежки. С откинутого трапа легко сбежал высокий мужчина в кожаном плаще. Вскинул руку в нацистском приветствии. Ихара сложил ладони у груди и слегка склонился.
– Доктор Ихара, – произнес немец, и Галицкий перевел его. – Я наслышан о ваших опытах в области выживания в экстремальных условиях. Достойная работа.
– Рад слышать это от вас, доктор Гросс. Знакомьтесь, наш переводчик Николай Галицкий.
– Русский? – удивленно вскинул брови немец, пожимая Николаю руку. – Вот уж не ожидал.
– Я и сам не ожидал, – признался поручик. Ко мне обратились только вчера вечером.
– Все, что ни происходит в этом мире, – к лучшему, – ухмыльнулся Гросс.
– Даже война? – не удержался и спросил Николай.
– Война в особенности. Она позволяет решить многие проблемы, на которые у политиков в мирное время не хватает решимости. Да и в медицине, особенно в хирургии, многие открытия совершаются в военное время. Появляется государственное финансирование, обилие человеческого материала.
В машине Гросс с Николаем устроились на заднем сиденье, Ихара рядом с водителем. Немец с некоей тоской во взгляде смотрел на ровную степь, простирающуюся по обе стороны от дороги.
– Пейзаж формирует психику нации, – проговорил немец. – Для кочевника невыносимо видеть вспаханную землю. Ведь она непригодна для выпаса скота. Для него это святотатство. Потому кочевники-монголы и сжигали во время набегов европейские города.
– Так продолжалось не очень долго, – возразил Николай. – Со временем в плен к монголам стали попадать образованные китайцы. Они-то и объяснили правителям кочевников, что куда выгоднее не разорять города и убивать их жителей, а просто обкладывать данью. Если сам не умеешь заниматься каким-то делом, то пусть его делает другой.
– Странная у вас мысль, но, кажется, верная, – похвалил Гросс. – Вы, как понимаю, воевали в прошлую войну?
– Довелось.
– Интересно было бы с вами поговорить об этом. Но в первую очередь работа.
– В первую очередь завтрак, – обернулся Ихара. – Я не знал, какую кухню вы предпочитаете. Поэтому приготовили и блюда европейской кухни, и традиционные японские.
– Давайте обойдемся без завтрака, господин Ихара. Я неголоден и уже пил кофе. Освободим лишний час для работы.
– Не боитесь испортить себе аппетит?
– У меня крепкие нервы, и я не очень впечатлительный.
Впереди уже отливали в лучах утреннего солнца корпуса «Отряда 731». Гросс с уважением покачал головой.
– Построено с размахом.
– И оборудование самое лучшее, современное.
– Не сомневаюсь.
– Предлагаю начать знакомство с нашим «отрядом» с так называемой выставочной комнаты, – предложил Ихара.
– Вы хозяин, вам и решать, – согласился немец.
У Галицкого никто согласия и не спрашивал.
В кабинете господина Ихара все надели белые халаты, Гросс оставил свой багаж. Поскольку Галицкий не представлял себе, что и где находится, то дорогу показывал японец. Встречавшиеся в коридорах сотрудники «отряда» чуть заметно косились на Николая и немца, чувствовалось, что европейцев здесь видят нечасто.
– А вот и наша выставочная комната, – Ихара распахнул дверь и почему-то не пропустил впереди себя гостей, первым шагнул сам.
Лишь когда Галицкий переступил порог, он понял причину этого. Даже у него – фронтового медика, навидавшегося всяких видов, перехватило дыхание. Вдоль всех стен располагались крепкие стеллажи, заставленные стеклянными цилиндрами сантиметров сорок в диаметре и высотой сантиметров шестьдесят. В них в спирте, в формалине плавали отрезанные человеческие головы: китайцы, русские, монголы. Среди них были абсолютно целые, распиленные с обнажившимся мозгом, простреленные навылет. Казалось, все они смотрят на вошедших и беззвучно спрашивают: «Почему, зачем мы оказались здесь?» Имелись и головы с разложившимися лицами, так что даже понять, к какой расе они относятся, было невозможно. Гросс подошел к одному из цилиндров – череп был распилен вдоль канала огнестрельной раны, было отчетливо видно, как пуля изувечила мозг.
– Как вы сделали такой изумительный образец? – спросил Гросс.
– Распиловка замороженного трупа мелкозубчатой пилой позволяет получить идеальную картину. Вот, посмотрите на это, – Ихара повел рукой, указывая на еще один цилиндр.
В формалине плавал обрубок женского тела. В распиленной матке отчетливо прочитывался эмбрион. Срок беременности большой, было видно, что нерожденный ребенок – мальчик. В других цилиндрах плавали внутренности, отрезанные руки, ноги, в более мелких хранились отдельные органы: сердца, печень, почки.
– Эта комната у нас служит не только как выставочная, – продолжил Ихара. – Здесь наши медики готовят отчеты о своей работе.
Он указал за большой стол посреди комнаты, за которым что-то писали несколько мужчин в белых халатах. Среди них выделялся художник. Он, установив перед собой фотографию, что-то рисовал на большом листе бумаги кисточкой.
– Не будем ему мешать, – шепотом предупредил Ихара. – Но подойдем поближе и понаблюдаем. Уникальный специалист. Мы всегда стараемся фиксировать на фото и кинопленку состояние повреждений. Но снимки, во-первых, черно-белые, во-вторых, нечеткие. И вот я предложил привлечь художника. Он присутствует при вскрытиях, опытах, а потом по памяти с помощью фотографий восстанавливает клиническую картину в красках.
– Обморожение? – поинтересовался Гросс, глядя из-за спины художника.
Тот как раз выводил кисточкой гангренозные пятна на руке. Из-под клочьев плоти выглядывали обнажившиеся кости.
– Вы сразу поняли. А вот фотография, даже сделанная при хорошем освещении, могла бы ввести в заблуждение, и вы решили бы, что это ожог.
– Отличное решение проблемы. Надо будет подумать о чем-то подобном и в нашей лаборатории. Думаю, доктор Менделе одобрит подобное нововведение.