Тайная война воздушного штрафбата Кротков Антон
Борис решительно поднялся и протянул старику на прощание руку. У тщедушного на вид «пенсионера» оказалось очень сильное рукопожатие. Задержав руку Нефёдова в своей ладони, словно в тисках, колдун что-то гортанно воскликнул и вдруг повесил Борису на шею ожерелье из крупных длинных клыков.
Водитель джипа удивлённо перевёл. Оказалось, колдун назвал чужестранца великим воином и объявил, что для его народа великая честь, что такой человек был здесь.
Через десяток километров тряски по ухабистому бездорожью пережитое приключение окончательно приняло вид забавного эпизода с сильным привкусом местного экзотического колорита. Конечно же знахарь пытался загипнотизировать его, чтобы вытащить оставшиеся доллары. А вообще этот Хунгу был симпатичным стариканом, и Борис с удовольствием бы задержался у него в гостях на пару дней, если бы не необходимость спешить на выручку сына.
Между тем водитель вдруг, что-то вспомнив, залез в бардачок и вынул оттуда какое-то костяное блюдечко. Он вручил его Борису. Оказалось, старик через одного из своих помощников зачем-то передал его для белого путешественника — в качестве сувенира на память. В качестве комментария к подарку шофёр пояснил, что после того, как лев ломает своей жертве шею, он оттаскивает труп в кусты и спокойно пожирает его. Своим шершавым языком хищник (а чаще целый прайд) буквально слизывает мясо с костей. От съеденного человека остаётся только верхняя часть черепа, вылизанная языками изнутри до блеска. Зачем старик подарил этот страшный сувенир Нефёдову, пока оставалось загадкой. Уж не предупреждение ли это?
Впрочем, воспоминание о встрече с колдуном постепенно выветрилось из головы странника. Теперь им приходилось делать частые остановки возле блокпостов. И чем ближе они подъезжали к владениям президента Моргана Арройи, тем чаще их останавливали для проверки военные или полицейские кордоны. Борис выдавал себя за голландца. В столице сопредельного с самопровозглашённой «Демократической всеафриканской республикой» государства Нефёдов приобрёл за 25 долларов десятидневную туристическую визу.
Очередной контрольный пункт внезапно вырастал из-за поворота. Каждый раз Борису приходилось долго растолковывать удивлённым полицейским, кто он такой и зачем забрался в эту глушь. Служаки не могли понять, как европеец рискнул практически в одиночку, даже не наняв вооружённую охрану, путешествовать по этим разбойничьим дорогам, где достаточным основанием для убийства человека могли стать его поношенные сандалии.
Обычно офицер долго с потерянным видом крутил в руках голландский паспорт Нефёдова, не зная, что делать с его владельцем. Потом в грубо сколоченном сарае при свете керосиновой или масляной лампы полицейские или военные также долго совещались о чём-то. Пропустить иностранца было нельзя, но и отправить его обратно тоже вроде как законного повода не было. В конце концов Борис получал свой паспорт от хмурого начальника очередного КПП вместе с не слишком приветливым «велкам». Его просто спихивали коллегам следующего блокпоста, чтобы они тоже поломали голову над проблемой, что делать с полоумным туристом. На последнем кордоне офицер, возвращая Нефёдову паспорт, посмотрел на путешественника, как на сходящего в ад — до границы с вотчиной президента Арройи оставалось около 20 километров.
Между тем издыхающий двигатель джипа теперь надсадно стучал, звонко дребезжали в такт этому звуку тонированные стёкла.
От последнего блокпоста джип успел отъехать всего километра полтора. И тут у него отвалился глушитель.
Ругаясь, водитель обречённо полез под машину. Его светлая рубашка в один момент стала грязно-коричневой. Через некоторое время, выбравшись к пассажиру, он зло пнул ногой колесо. В стороне валялся ржавый глушитель, как сбитая машиной собака. Стало ясно, что это надолго. Солнце постепенно катилось к горизонту. Борис спросил, в каком направлении ему следует идти. Водитель обречённо махнул рукой в нужную сторону.
Желая хоть немного утешить парня, Нефёдов положил на капот сломанной машины дополнительные десять «баксов», виновато буркнул слова прощания и быстро зашагал в указанном направлении, словно боясь передумать.
Конечно, он понимал, что подвергает себя колоссальному риску. Но выбора не было. Метров через триста Борис в последний раз оглянулся на большой старый «Митцубиси». Словно внезапно подбитая из засады боевая машина тот замер посреди огромного безлюдного пространства. Его водитель с потерянным видом ходил вокруг своей железной колымаги. Он явно заметил, что попутчик остановился и глядит в его сторону, но даже не махнул ему рукой на прощание. Несмотря на собственное туманное будущее, в душе Нефёдова нашлось место для сочувствия парню, который мог лишиться своей четырёхколёсной кормилицы. Наверное, с его стороны было нехорошо бросать шофёра. Вряд ли в этих местах знали, что такое вызвать на подмогу «техничку» или эвакуатор, чтобы дотащить безнадёжно сломавшийся автомобиль до ближайшего гаража.
Мужчина заколебался, решая, как ему поступить. Однако стоило ему вспомнить о пропавшем сыне, и сразу всё встало на свои места. Игорю он сейчас нужнее. Таксист наверняка на своей ржавой колеснице не раз попадал в подобные передряги и как-нибудь выпутается. А каково сейчас приходится сбитому над дикими джунглями молодому лётчику! Да и чем он мог помочь африканскому извозчику?
Борис шёл быстрым солдатским шагом по открытому пространству саванны и неприязненно следил за уходящим за горизонт солнцем. Надо было спешить. Всё лишнее из сумки уже было выброшено. Так, налегке идут в бой или на казнь.
Пространство вокруг приобрело зловещий красный оттенок. Один, без оружия и даже без карты сюда мог сунуться лишь пресыщенный жизнью игрок, мало дорожащий собственной шкурой, или же привыкший нагло полагаться на свою исключительную везучесть бывалый авантюрист.
Поначалу не привычный к местному пейзажу глаз принимал огромные термитники за силуэты людей. В такие секунды путник колебался, не зная, радоваться ему или опасаться выросшего словно из-под земли человека. Впрочем, очень быстро выяснилось, кто самый опасный хищник этих мест.
Вскоре Борис вошёл в полосу высокого кустарника, отчасти напоминающего заброшенный сад. Из окружающего Нефёдова буша доносились резкие крики тропических птиц, стрекот цикад. Это было идеальное место для охоты на человека. В высокой траве большая кошка могла вплотную подобраться к двуногому, который до последнего мгновения оставался бы в полном неведении… Нефёдов старался гнать от себя эти мысли. Хотя рассказ деревенского колдуна вновь всплыл в его сознании.
Недалеко от опушки джунглей находилось полуразрушенное строение католической миссии. Борис прошёл мимо сильно покосившегося деревянного креста. Видимо, это была могила миссионера. Далее тропинка поднималась на небольшой, поросший кустарником пригорок. Борис легко взбежал по пологому склону и тут же резко упал на землю, подхватил сумку, заполз под куст.
С вершины холма группа людей внизу, у самой границы джунглей, была видна как на ладони. Двое почти обнажённых мужчин копали глубокую яму под присмотром расположившихся неподалёку вооружённых автоматами охранников. Все они, очевидно, являлись местными жителями. В ожидании окончания работы надсмотрщики присели на траву. Они пили, ели, громко разговаривали между собой, постоянно хохотали. Те же, что копали, работали молча, с застывшими скорбными лицами. Вскоре один из охранников встал и направился к землекопам. Было видно, что автоматчик сильно перебрал с алкоголем. Подойдя к людям, стоящим по пояс в яме, он стал что-то насмешливо говорить им, а потом расстегнул ширинку и помочился на их лица.
Не было сомнения, что на глазах случайного свидетеля происходит приготовление к казни: смертники сами должны были выкопать себе могилу. Борис не мог знать причины предстоящей дикой расправы, но сразу почувствовал: если палачи заметят его, то наверняка тоже поставят возле уже почти готовой ямы.
Нефёдов снова взглянул на солнце. Каждая минута светового времени была сейчас на вес золота. Поэтому ждать окончания кровавой разборки было нельзя. Оставалось только одно — обойти опасный участок пути слева, по небольшой протоке, берега которой густо заросли тиной и острой осокой. Справа начинались какие-то заболоченные поля. Там, низко склонившись, по колено в воде что-то пропалывали или собирали две женщины в огромных разноцветных чурбанах на головах. У одной негритянки горбом на спине был привязан куском ткани младенец. Видимо, где-то недалеко находилось селение, откуда пришли работницы. Правда, водитель джипа о нём не говорил.
Женщины лишь изредка поглядывали в сторону палачей и их жертв — видимо, привыкли к подобным сценам. Но если бы они заметили чужого человека, то наверняка дали бы знать вооружённым соплеменникам.
Борис вошёл в тёплую воду протоки. Сразу вспомнились советы преподавателя ускоренных курсов, на которые его перед этой командировкой пристроил генерал Скулов. Рассказывая о правилах поведения в дикой природе Африки, лектор настоятельно рекомендовал слушателям не выходить из машины без разрешения сопровождающего рейнджера. А выйдя, не отлучаться от неё далеко даже по сильной нужде. «Ни в коем случае не приближайтесь ни к каким зарослям, чтобы не стать чьим-нибудь обедом, — делая круглые глаза, предупреждал эксперт. — Помните, убежать от большой кошки невозможно. Лев одним прыжком покрывает расстояние, на которое вам потребуется десять».
Особенно настоятельно инструктор рекомендовал будущим военным советникам быть осторожным у воды. По его словам, даже бассейны с наступлением темноты становятся опасными, ибо никто не скажет наверняка, пробралась ли сегодня в них какая-нибудь тварь или нет.
— Пересекая же реку в лодке, — словно в издёвку над собой шёпотом пародировал гундосого московского лектора Анархист, — ни в коем случае не опускайте в воду руки или ноги. Помните о змеях и крокодилах, разных опасных насекомых. И упаси вас господь купаться на закате, ибо у многих водных тварей это время ужина.
В сумерках у берегов мерещились «брёвна крокодилов». А в руках у него не было даже хорошей палки, чтобы защититься от атаки клыкастой рептилии. Впрочем, имей он сейчас даже винтовку, всё равно вряд ли почувствовал бы себя в полной безопасности.
Здесь было неглубоко. Вода едва достигала пупка мужчины. Слабое встречное течение не затрудняло движений. Но Борис нарочито плавно переставлял ноги, прежде продумывая каждый свой следующий шаг, стараясь не производить даже малейшего всплеска.
Иногда медленно бредущий по протоке путник останавливался и прислушивался: в вечернем воздухе голоса людей, находившихся в паре сотне метров, звучали очень отчётливо. Из-за особенностей атмосферы создавалось неприятное впечатление, что они чуть ли не в полсотне шагов отсюда, хотя на самом деле драма разворачивалась на вдвое большем расстоянии от случайного свидетеля.
Там, возле свежевырытой могилы по-прежнему разговаривали лишь боевики с автоматами. Их непонятная русскому уху речь звучала резко, отрывисто, зло. По-видимому, палачам было не достаточно просто убить врагов. Им хотелось насладиться своей властью, возможностью унизить безропотно ждущих смерти людей. Вот уж поистине страшнее человека зверя нет, ибо лев или волк убивают, лишь когда голодны, и не станут глумиться над своей жертвой!
Впрочем, опасности другого рода занимали Нефёдова больше по той простой причине, что они были гораздо ближе и потому намного опаснее автоматных стволов. Несколько раз подозрительные всплески в воде заставляли Бориса останавливаться и цепенеть от ужаса. Временами он вдруг кожей чувствовал на своей спине немигающий взгляд крокодильих глаз. Или ему начинало казаться, что какое-то насекомое проникло под штанину и вгрызается в кожу ноги. В такие моменты далеко не слабонервный мужик едва удерживался оттого, чтобы стремглав не рвануть к берегу…
Постепенно кустарник по берегам ручья перешёл в дикие непролазные заросли, в которых ветви разных стволов вплелись так плотно друг в друга, что начинало казаться, будто ты попал в лабиринт и вынужден брести по коридору меж неприступных стен. Вся эта растительная масса по бокам шевелилась без ветра, зловеще шуршала, тая в себе неизвестность, от которой вряд ли стоило ожидать чего-то хорошего. Над головой почти бесшумно проносились диковинные птицы, словно души мертвецов.
Приходилось двигаться по извилистой водной магистрали в призрачной надежде, что авось за этим или следующим поворотом появится возможность выбраться из неё. Стемнело.
Внезапно за спиной загремели длинные автоматные очереди. И тут же кто-то за примыкающими к ручью деревьями рванул прочь. По тому, какой сильный треск производил бегущий напролом сквозь чащу некто, это был крупный зверь. Что он делал возле ручья? Не выслеживал ли бредущего по ручью человека? От этих мыслей возникло мерзкое ощущение собственной беспомощности. Хуже нет, когда не знаешь, откуда ждать нападения. Если ты не способен почувствовать чьего-то присутствия всего в пяти-семи метрах от себя, то твоё законное место в самом низу местной пищевой пирамиды. Иными словами, для большинства здешних обитателей ты потенциальная жратва. И вопрос лишь в том, кто первым из них учует твой запах и сумеет подкрасться для решающего броска.
Брешь в стене сплошной растительности появилась внезапно. Но теперь долгожданный шанс выбраться из протоки не выглядел подарком судьбы. Человек в нерешительности остановился. Открывшийся проход напоминал лаз. Похоже, это было окончание тропы, которую натоптали звери, когда шли на водопой. Ручей, по которому Борис сумел пройти несколько сотен метров и выжить, теперь казался не самым плохим местечком, тогда как в глубине чащи притаилась неизвестность. Борис чертыхнулся и машинально полез за сигаретами. Но тут же передумал. Вглядываясь в темную нору, он пытался угадать, что его ждёт в глубине леса. Вспомнилось гдето вычитанное: «Парадокс, но приговорённые к самой лютой казни смертники обычно очень болезненно воспринимают перемену своей участи в пользу более гуманного умерщвления. Беднягам кажется, что продажные судьи снова их надули. А всё потому, что за время ожидания колесования человек успевает так свыкнуться с перспективой, что его будут заживо расчленять, словно говяжью тушу, что воспринимает новость о предстоящем повешении как жестокую несправедливость…»
И всё-таки выбора у него не было. Борис с опаской выбрался на берег. Он старался гнать от себя страх, хотя и понимал, что именно возле таких троп обычно и устраивают засады те, для кого лес является законными охотничьими угодьями. Во всяком случае, он бы так и поступил, будь в шкуре хозяина этих мест. Зачем рыскать по джунглям в поисках мяса, если достаточно занять хорошую позицию и жажда сама пригонит к тебе добычу. Самое неприятное, что в данных обстоятельствах «повелитель природы» мало чем отличался от косули или кабанчика, продолжающего перебирать ножками лишь по счастливому стечению обстоятельств. Впрочем, возможно, ему действительно повезло, и грозный владелец данной территории накануне удачно поохотился и теперь дрыхнет, сытый и довольный, в своей лёжке.
В джунглях темно и сыро. Сейчас здесь царило почти полное безмолвие. Это был мир, абсолютно враждебный белому человеку. Со всех сторон Нефёдова окружала серо-зелёная масса из кустов, лиан, разных колючек. Всё это шевелилось, шуршало, норовило зацепить, уколоть или порезать. Как и в воде, надо было быть постоянно готовым к встрече с ядовитой змеёй или опасным насекомым, притаившимся в окружающей растительности или толстой подстилке из опавших листьев под ногами. Борис слышал от водителя джипа, что в этих мрачных первобытных джунглях все ещё практикуется колдовство, каннибализм и ритуальные убийства.
Хорошо ещё, что в сумке имелся фонарик. Если бы не он, Нефёдов бы точно потерял тропу и сгинул в какой-нибудь яме или болоте. А так ему удавалось держаться тропы, которой, правда, казалось, нет конца. Постепенно наваливалась усталость, росло напряжение. Борис стал подозревать, что заблудился в этом чёртовом лесу.
Внезапно за спиной послышалось грозное рычание голодного зверя. Борис стремительно обернулся. Но в луче фонарика никого видно не было. В голове мелькнула мысль: «Лишь бы не лев!» Борис постарался успокоить себя, что скорей всего это голос павиана. Серьёзный охотник напал бы беззвучно, не обнаруживая себя. Значит, нечего бояться. Но обострённый слух уже уловил шорох мягких шагов идеального убийцы. Нет, похоже, это всё-таки лев, живущий на границе саванны и джунглей. А ведь колдун предупреждал, что львы-людоеды здесь, в приграничных районах, совсем не редкость. В сказки про оборотней Борис не верил. Но и обычный лев представлял собой более чем серьёзную угрозу. Особенно опасны для человека старые львы, изгнанные молодыми самцами из прайда. Из-за неспособности к охоте на традиционную копытную дичь они вынуждены питаться падалью и… людьми. А так как человеческие трупы на беспокойной границе не редкость, то львы быстро входят во вкус человечины. Затем начинающие людоеды делают для себя приятное открытие, обнаруживая, как беспомощны двуногие, от которых не пахнет оружием, как легко их догнать и вырвать горло одним укусом или сломать шею ударом лапы. Поэтому-то, наверное, лев и зарычал — от презрения к жертве и уверенности в благоприятном исходе охоты.
Человек нырнул в заросли и рванул подальше от опасной тропы. По лицу захлестали ветки. В этом частоколе Нефёдов быстро потерял и фонарик и сумку. Обернувшись, он разглядел силуэт своего преследователя. Борис видел: лев будто в нерешительности застыл на тропе. Нефёдову даже показалось, что он различил большое белое пигментное пятно вокруг его носа. Мурашки ужаса побежали у него по спине. Рука сразу нащупала амулет, который ему вручил Хунгу.
Лев недовольно рыкнул, ещё немного постоял и поплёлся прочь. Только тут Борис почувствовал резкий запах керосина. Он-то и спугнул зверя. Впрочем, теперь Нефёдов был готов поверить даже в силу колдовского амулета, во что угодно! В этих местах привычные представления легко переворачивались с ног на голову…
Глава 7
Израненный острыми колючками, в изорванной одежде, беглец тем не менее чувствовал себя совершенно счастливым. Он чудом остался жив! По сравнению с этим все ещё предстоящие ему трудности и лишения выглядели сущими пустяками.
Вначале Борис наткнулся на какой-то огромный валун, который при ближайшем рассмотрении оказался вырванным «с мясом», то есть с куском крыла, авиационным мотором. Лопасти его воздушного винта были сильно загнуты, словно лепестки тюльпана. Чуть поодаль темнел силуэт самолёта, которому этот двигатель принадлежал. Словно рухнувший с неба дракон, он лежал в конце пробитой в джунглях площадки, распластав сломанные крылья.
События последних часов так вымотали Нефёдова, что у него просто не было сил анализировать, что за самолёт перед ним и как он здесь оказался. Уставший путник был чрезвычайно рад, что и для него в этом жутком лесу нашлась подходящая нора. Забравшись через выбитую дверь в фюзеляж, Борис обнаружил здесь груды каких-то деревянных ящиков и картонных коробок. Судя по всему, во время жёсткой посадки крепления, удерживающие груз, лопнули… Не хотел бы он в тот момент оказаться в грузовой кабине!
Ночной постоялец импровизированного отеля завалил первой попавшейся под руку тарой вход в своё временное пристанище. Ложем ему также послужили коробки. Время от времени где-то поблизости раздавался угрюмый рык льва, который кругами ходил вокруг. Однако теперь Борис чувствовал себя в безопасности и комфорте. Отсыревший картон в качестве постели выглядел роскошной периной по сравнению с кишащей насекомыми подстилки леса. Так что Борис снова чувствовал себя почти что пассажиром бизнес-класса. Едва приклонив голову, мужчина практически мгновенно провалился в глубокий сон.
Проснулся Борис от страшного смрада. Открыв глаза и оглядевшись, Нефёдов понял, что оказался волею случая на корабле мертвецов. Странно, почему вчера он ничего не почувствовал! Четыре полуистлевших человеческих трупа в скрюченных позах привалились к бортам кабины. Кого-то из них пришибло сорвавшимися с креплений тяжёлыми ящиками. Но эта была не единственная причина разыгравшейся здесь драмы. Судя по многочисленным пробоинам в фюзеляже, перед падением на землю самолёт попал под ураганный зенитный огонь, возможно, был сбит ракетой.
Какой-то пушистый зверёк, похожий на сурка, с буроватой шёрсткой деловито копошился в брюхе одного из покойников, на костях которого уже почти не осталось плоти. Стоило Борису пошевелиться, и зверёк тут же повернул к нему свою остренькую мордочку. Продолжая что-то жевать, он с интересом принялся рассматривать странного «мертвеца». В умных чёрненьких глазках-бусинках зверька читался немой вопрос: «А ты чего заворочался? В моей продуктовой кладовой это запрещено».
— Нет, брат, уж извини, но я не из этого экипажа.
Человеческий голос спугнул сурка, и он шустро бросился наутёк в сторону пилотской кабины. А Борис продолжал осматривать.
Некоторые коробки и ящики были разбиты и порваны, а их содержимое рассыпано по полу. Самолёт перевозил медикаменты «поля боя», продукты длительного хранения и боеприпасы. Судя по характеру груза, это был обычный транспорт снабжения, без которых любое подразделение, воюющее вдали от своих тылов или же вообще не имеющее таковых, быстро утратит боеспособность.
Вначале Нефёдов решил было, что катастрофа произошла несколько месяцев назад. Свой вывод он сделал на там наблюдении, что через многочисленные дыры в фюзеляже успела прорасти бурная растительность. Да и трупы уже почти превратились в скелеты, на что тоже требовалось время. Однако оказалось, что незнакомый с местными условиями «аналитик» недооценил скорость, с которой местная природа абсорбирует всё, что попадает в неё извне. Подняв валявшуюся на полу отсыревшую пачку сигарет, Борис с удивлением прочитал на маркировке, что она изготовлена всего три недели назад в Германии…
В небольшом тамбуре позади кабины, который выполнял функцию камбуза и гардероба, висела добротная куртка одного из пилотов с яркой нашивкой на рукаве с изображением оскаленного человеческого черепа в старомодном лётном шлеме. По злой иронии судьбы обладатель куртки в точности повторил судьбу изображённого на эмблеме лётчика.
Оба пилота находились на своих местах. При появлении Бориса из пустой глазницы оскаленного черепа одного из них выползло крупное насекомое, похожее на чёрного таракана. Пошевелив на пришельца длинными усами, тараканище юркнул обратно.
Судя по разбитым лобовым стёклам, изувеченным приборным панелям и многочисленным бурым следам крови на стенах, за несколько секунд до падения самолёта по кабине пронёсся настоящий стальной шквал. Положение же штурвалов, педалей, рычагов управления двигателями и показания приборов указывали на то, что, скорее всего, самолёт уже шёл на посадку, когда внезапно напоролся на засаду. Притаившийся под густой кроной леса снайпер свой шанс не упустил…
По сделанным наблюдениям можно было также предположить, что где-то неподалёку находится аэродром, на котором, возможно, до сих пор ничего не знают о судьбе пропавшего крылатого транспортника. Как теперь уже Борис знал, джунгли умеют надёжно скрывать следы преступлений и разыгравшихся над ними трагедий…
Ещё в Москве от преподавателей курсов ГРУ Борис слышал, что место, куда он попал, работающие здесь пилоты прозвали «Бермудским треугольником». Только за последний год, по некоторым оценкам, здесь исчезло не менее полусотни самолётов и вертолётов, не считая тех контрабандистских «бортов», что взлетали с тайных площадок и нигде не регистрировались.
В небе над этим районом проходила пресловутая воздушная «линия смерти», которую президент самопровозглашённой «Демократической всеафриканской республики» Морган-Зубери Арройя символически «прочертил» для пилотов ООН и наёмных экипажей, снабжающих всем необходимым его многочисленных противников внутри страны. Вопреки резолюции Совета Безопасности Организации Объединённых Наций о введении международного эмбарго на поставку вооружений в охваченную гражданской войной страну, в последние годы было организовано множество нелегальных «воздушных мостов». По ним заинтересованные в получении своего куска жирного пирога соседние африканские государства регулярно перебрасывали боевикам из дружеских группировок всё необходимое в обмен на алмазы и обещания будущих преференций алжирским, нигерийским, суданским и египетским компаниям после захвата повстанцами власти в стране.
Всё дело в том, что, несмотря на ужасающую нищету, в которой жила большая часть населения страны, территория «Демократической всеафриканской республики» была чрезвычайно богата на всевозможные полезные ископаемые. В некоторых провинциях алмазы залегали на глубине полуметра. Вдобавок к этому в стране имелись многочисленные плантации коки, урожаи с которых можно было выгодно продать только за границей.
Ожесточённая межклановая борьба за контроль над алмазными, урановыми и нефтегазовыми месторождениями велась уже тридцать лет. Так что лидеры некоторых противостоящих Арройе повстанческих армий были достаточно богаты, чтобы закупать за границей всё необходимое. Вопрос часто упирался лишь в отсутствие в стране собственных авиационных кадров и техники.
Свои тайные воздушные тропы для вывоза добываемых ценностей на мировые рынки и доставку обратно всего необходимого для продолжения борьбы за территории, естественно, имелись и у самого главы государства. После того как Арройя наладил отношения с американцами, подставные авиакомпании ЦРУ, такие как «Air America», «Southern Air Transport», «Air Africa», начали тайную переброску грузов в Морганбург, ибо в распоряжении президента разорённой войной страны не осталось ни одного нефтеперегонного завода (если не считать контролируемых местными князьками и полевыми командирами «самоварных» нефтеперерабатывающих заводиков, производящих низкокачественный самопальный бензин), ни одной патронной фабрики. Но за самолётами центральной власти в свою очередь охотились повстанцы. Так что цэрэушные пилоты не слишком часто совершали опасные рейсы, требуя от своих боссов тройной надбавки за риск.
Неудивительно, что профессиональные лётчики были в этой стране на вес золота, точнее, на вес алмазов. Что и привлекало в этот регион наёмников со всего мира.
Пилоты, техники и самолёты были нужны всем — и центральному режиму страны, и лидерам крупных антиправительственных формирований, которые часто затевали между собой ожесточенную грызню.
Авантюристы из Европы и Штатов представляли собой самую боеспособную часть армии Арройи. Фактически только на их штыках держался его режим. Местная же армия, за исключением небольших элитарных подразделений спецназа, так называемых «охотничьих команд» и гвардейских частей из личной охраны президента, представляла собой неграмотный, плохо вооружённый сброд. Чтобы заставить местных солдат идти в бой, их командиры часто были вынуждены приглашать колдунов, которые проводили обряды заговора от пуль. Впрочем, и этой магии в лучшем случае хватало на один-два боя, после чего вновь начиналось повальное дезертирство.
Так что Борис с его легендой профессионального «пса войны» вполне должен был прийтись ко двору. Главное теперь было добраться до точки назначения.
Своё ночное убежище Нефёдов покинул в совсем другом настроении, нежели в котором попал сюда накануне. С наступлением дня джунгли уже не казались такими враждебными. Давшие ему приют технологические руины при свете солнца выглядели вполне живописно. Опутанные лианами, привлекающие для гнездования разноцветных райских птиц останки самолёта выглядели даже вполне романтично. Если бы не резкий запах ещё не абсорбированного до конца почвой керосина можно было сказать, что искорёженное железо гармонично вписалось в окружающий пейзаж, сделавшись полноценной частью леса.
Висящая теперь на ремне кобура с двенадцатизарядным кольтом придавала путнику уверенности. Путь себе Борис расчищал мачете, а ориентировался по карте и компасу. Правда, карта была авиационная, не слишком подходящая для наземной ориентировки. Но за неимением лучшей и такая подмога оказалась весьма кстати. Благодаря приобретённой экипировке и вновь вспомнившей о нём Фортуне всего через два часа Борис вышел к пограничному знаку.
А дальше снова начались проблемы: из кустов на него неожиданно набросились какие-то плохо одетые люди. По определённым признакам Нефёдов догадался, что наткнулся на группу беженцев. Похоже, они были сельскими жителями. Возможно, даже крохотный отряд состоял из близких родственников.
Каждый год владения Моргана Арройи пытались покинуть несколько десятков тысяч отчаявшихся крестьян, — их деревни были сожжены карателями, на чьи скудные урожаи зарились и партизаны, и правительственные чиновники. Уже не первое поколение здешних сельских жителей страдало от затяжной междоусобной войны, которая велась с первобытной жестокостью. Зверства давно стали обыденностью для палачей и их жертв. Цена человеческой жизни в этой проклятой Богом стране была ничтожна мала, как и предупреждал Нефёдова знакомый дипломат.
Удивительным было то, что набросившиеся на незнакомца из засады беженцы сразу не размозжили ему голову. Скорее всего они не сделали этого лишь потому, что вовремя сообразили: попавшийся им в руки человек совсем не похож на пограничника. Странный субъект заинтересовал предводителя группы — хромого мужчину со злыми вытаращенными глазами. На вид ему было лет тридцать — по местным меркам возраст преклонный. В государстве, которое его лидер объявил «народным» и «социальным», средняя продолжительность жизни мужчин равнялась 23 годам, женщин — на шесть лет больше…
Хромой явно не намеревался долго возиться со странным белым, тем более тащить с собой такую обузу. По случаю пленения Нефёдова был устроен короткий привал, во время которого предводитель беженцев решил допросить взятого «языка» перед тем, как прикончить его.
Отчего-то Борис сразу хорошо почувствовал настроение собеседника и его спутников. Страх согнал этих несчастных с земли, на которой, возможно, жили сотни поколений их предков. Но убегая от своих мучителей, беженцы не менее сильно боялись неизвестного будущего, ожидающего их по ту сторону границы.
Нефёдов попытался языком жестов и мимики убедить туземцев, что в их интересах не убивать его, а в целости сдать властям сопредельного государства как заблудившегося иностранного туриста.
Лихорадочно соображая, как донести до аборигенов свою главную мысль, Борис алчно потирал пальцы рук, с широкой улыбкой раскрывал объятия, давая понять, что за спасение его ценной жизни по ту сторону границы им отвалят кучу денег и примут как дорогих гостей.
В итоге его пантомима возымела действие. Когда маленький отряд поднялся, чтобы продолжить свой путь, хромой ткнул Бориса пальцем в грудь и призывно махнул рукой в ту сторону, откуда Нефёдов пришёл. Конечно, с одной стороны, Бориса не могла обрадовать новость, что вся его ночная эпопея оказалась сизифовым трудом. Но с другой, ему сохранили жизнь, а значит, рано или поздно он всё-таки достигнет своей цели.
Но как вскоре выяснилось, в этой стране ни в чём нельзя быть уверенным даже с прицелом на самую ближайшую перспективу. Буквально через полчаса движения они вышли к странному ограждению. Череда столбов с натянутыми между ними проводами тянулась вдоль ручья. Примерно в полукилометре на вершине холма виднелась дозорная вышка. Борис удивился тому, что ему каким-то образом удалось миновать эту серьёзную преграду.
Беженцы сразу бросились обратно в высокую «слоновью» траву, боясь быть замеченными с вышки. Скрываясь в зарослях, группка людей двинулась вдоль ограды. Спутники Нефёдова шли очень быстро. Непривычный к невыносимой жаре русский с трудом поспевал за ними. Вдыхая горячий воздух, Борис чувствовал себя словно в парной. Язык скрёб по пересохшему нёбу словно рашпиль. Но просить пить было бесполезно. Судя по всему, африканцы утоляли жажду только во время коротких привалов, делая несколько экономных глотков. Приняв белого чужака в свою группу, они и ему дали чуть приложиться к фляге, и это была большая привилегия, которой нельзя было злоупотреблять. Так что приходилось терпеть и, сжав волю в кулак, стараться не отстать от группы.
Километра через полтора ограда неожиданно закончилась. Оказалось, что местная граница напоминает старое одеяло с многочисленными заплатами — не имея средств надёжно отгородиться от внешнего мира, власти постоянно латали бреши, через которые пытались ускользнуть стайки их граждан и проскакивали караваны контрабандистов, но беглецы и деловые люди находили новые лазейки.
И велась эта игра в «кошки-мышки» по изуверским правилам. Нелегалы и контрабандисты не упускали возможности при случае варварски замучить попавшегося к ним в руки пограничника. Не менее беспощадны к «предателям» были охраняющие национальные рубежи солдаты режима.
Неожиданно на пути беженцев появились сразу несколько джипов с автоматчиками. Заметив в траве нарушителей, солдаты повыпрыгивали из машин и сразу открыли огонь по кучке гражданских, в которой находились старики, женщины и дети.
Вожак группы с перекошенным лицом, дрожа от ярости, стал кричать своим соплеменникам, чтобы они бежали в сторону леса. Прикрывая отход земляков, хромой отстреливался из взятого у Бориса кольта. Но ему удалось сделать всего четыре выстрела. Отброшенный страшным ударом в грудь хромой упал навзничь и захрипел. Изо рта его брызнула алая кровь…
Борис полз по коридору колючего кустарника. Мелкая острая крошка до крови изрезала ему руки, впивалась через ткань штанов в колени. Он чувствовал себя змеёй, которую какие-то изуверы бросили на раскалённую сковороду. Но старый солдат не роптал на своё положение, а лишь ещё больше вжимался в негостеприимную африканскую землю. Со стороны армейских машин то и дело доносился дробный сухой стук автоматных очередей и над головой пластуна с жужжанием проносились свинцовые шмели. Они летали так низко, что временами срезали ветви кустарника. Иногда пули рикошетили от находящихся вокруг в изобилии камней и начинали с мерзким визгом метаться по причудливым траекториям. От таких обезумевших ос невозможно было спрятаться за каким-либо укрытием. Оставалось ещё больше вжиматься в землю.
Борис не знал, остался ли кто-то ещё из его спутников в живых. После того как загремели первые очереди, все попадали в траву и стали расползаться в разные стороны, ища укрытия от разящего огня.
«Эх, сейчас бы парочку гранат!» — прикидывал снова оказавшийся без оружия против серьёзной угрозы старый фронтовик. Уж он сумел бы, не давая волю эмоциям, подпустить врага на расстояние уверенного броска.
Где-то совсем рядом пронзительно заплакал ребёнок. Борис не раздумывая пополз на детский голосок. Вскоре сквозь густую траву Нефёдов различил яркое пёстрое пятно и направился к нему. Вначале он наткнулся на тело свернувшейся калачиком маленькой женщины. Первое впечатление — перед тобой спящий на боку человек, которому сделалось холодно во сне, и он инстинктивно поджал ноги. Борис осторожно дотронулся до плеча женщины, слегка потормошил её.
— Эй, как ты, милая?
От лёгкого толчка руки Нефёдова женщина, словно тряпичная кукла, привалилась на живот. Только тут Борис заметил красное пятнышко на пояснице несчастной. Мать собственным телом прикрыла своё дитя от шальной пули. Нефёдов осторожно взял из ещё тёплых рук женщины орущий свёрток. В сумке погибшей нашлась глиняная бутылочка с молоком, которую Борис дал младенцу. Тот сразу замолчал, жадно припав к соске.
— Эх ты, горемыка! — вздохнул мужчина, грустно глядя на причмокивающего от удовольствия малыша. — Поди ещё месяца не исполнилось, а уже один на свете остался.
Когда негритёнок наелся, Борис предложил ему самодельную соску из дерева и кожи, которую тоже отыскал в сумке погибшей матери. Карапуз охотно взял её и улыбнулся незнакомцу.
— Ладно, ещё повоюем! — ободряюще улыбнулся в ответ найдёнышу ветеран. — Нам сейчас с тобой, брат, себя обнаруживать никак нельзя. Не поглядят, что ты ещё даже не пионер, а я без пяти минут пенсионер, — спишут в расход и амба!
Ползти с новой ношей оказалось ещё труднее. Надо было по ходу переиначивать себя на новый манер, учиться обходиться одной рукой, ибо второй мужчина заботливо держал крохотное создание. Теперь старый солдат чувствовал себя ответственным за маленькую жизнь и старался прикрывать собой ребёнка от проносящихся поблизости пуль.
А в это время стражи границы планомерно находили и уничтожали спутников Нефёдова. Борис видел, как группа чернокожих воинов в пятнистой маскировочной форме нашла кого-то в кустах шагах в тридцати от того места, где он прятался. Солдаты долго кололи невидимое ему тело штыками и копьями. Некоторое время оттуда доносились ужасные крики боли, мольбы о пощаде. Вскоре жертва умолкла, а кусты в том месте окрасились в красный цвет.
Затем чёрные головорезы цепью двинулись дальше — в сторону Нефёдова. Сердце Бориса бешено колотилось. Было слышно, как старший подразделения что-то выговаривает своим подчинённым. Борис заполз под куст, прикрылся какими-то листьями, сжался в комок, стараясь занимать как можно меньше места. К счастью, спасённый им малыш по-прежнему вёл себя спокойно. Несмотря на близкую стрельбу и душераздирающие вопли убиваемых, он даже задремал, умильно сопя. Борис мог только позавидовать его ангельскому неведению. Между тем смерть неумолимо приближалась к их укрытию.
Солдаты уже подошли практически вплотную к нему, но тут кто-то застонал справа в кустах и автоматчики немедленно бросились добивать обнаружившего себя раненого. Борис проводил их глазами. Страшная процедура в точности повторилась: солдаты долго когото кололи штыками у себя под ногами, вначале это сопровождалось мольбами и воплями жертвы, затем всё стихло, а кусты в том месте снова сделались красными от крови.
Воспользовавшись ситуацией, Борис стал отползать в сторону. Но через некоторое время вдруг услышал рядом шорох и сразу замер. Из кустов прямо на него выполз молодой парень из группы беженцев. Увидев Бориса, он пронзительно заорал, видимо, от неожиданности и, вскочив на ноги, бросился наутёк. Автоматная очередь тут же срезала паренька. Двое солдат поспешили к упавшему — проверить, жив ли он ещё.
Не дожидаясь, когда автоматчики на него наступят, Нефёдов поднялся на ноги и закричал по-английски, что он европеец, рассчитывая на оставшееся с колониальных времён традиционное почтение местного населения к выходцам из Старого Света.
Борис мог поднять только одну руку, ибо второй он держал живой свёрток. Был момент, когда ему показалось: вот сейчас его тоже прошьют очередью. Но солдаты медлили. Как и беженцев, пограничников поразил сам факт появления в этих диких местах белого человека. Наверное, если бы перед ними из высокой травы внезапно возник сам их обожаемый президент, они удивились бы меньше.
Борис воспользовался повисшей паузой, чтобы перехватить инициативу. Теперь он не кричал на вошедших в раж от запаха свежей крови мясников, ничего не требовал для себя и не просил. Совершенно спокойно Нефёдов повторял, что является европейцем, а потому к нему следует относиться в худшем случае как к комбатанту, то есть военнопленному, то есть его надлежит отвести в местный штаб для допроса. Как ни странно, это произвело нужное впечатление на чернокожих автоматчиков.
Не понимая ни слова из речи странного нарушителя, тем не менее эти безграмотные парни сразу угадали в нём кадрового офицера. Уже без прежней наглой развязанности туземные солдаты слушали «белого господина», который, невзирая на направленные на него автоматные стволы, держался с большим достоинством, без намёка на заискивания. В их глазах такая персона имела все основания рассчитывать на «почётную капитуляцию». В итоге Борису удалось избежать расстрела на месте и спасти оказавшегося у него в руках ребёнка. Он также потребовал от командира патрульного наряда, чтобы уцелевшие беженцы были доставлены живыми на заставу для проведения положенного дознания. И безоружному неизвестному мужчине никто не посмел перечить.
Происходящее являлось пародией на правосудие. Допрашивающий задержанного «голландца» начальник департамента пограничной стражи провинции спешил скорее закончить все формальности, ради которых его оторвали от каких-то личных дел и срочно вызвали на работу.
— Значит, вы пробирались в нашу страну с разведывательным заданием, — сказал он утвердительно. — Ну и как вам наши места? Надеюсь, к «отелю» у вас претензий нет.
Последнюю фразу пограничный чиновник тоже произнёс вполне утвердительно и вяло, будто заранее знал ответ. Имелась в виду тюремная камера. Столь грубоватая ирония могла заставить ощутить растущее чувство ужаса и собственной беспомощности у кого угодно. Особенно, если из удобного кресла в бизнес-классе судьба безжалостно швырнула тебя на тюфяк, набитый гнилой соломой в туземной тюрьме.
Борис начал объяснять, почему он здесь. Чиновник слушал без всякого удивления и видимого интереса. Его мужественное суровое лицо, словно вытесанное из единого куска чёрного камня, оставалось абсолютно бесстрастным. Начальника заставы больше занимали толстые кабинетные мухи, которые сразу облепили его могучие волосатые предплечья под аккуратно засученными рукавами форменной рубашки. Мухи назойливо норовили сесть прямо на вспотевший широкий нос чиновника. Это его очень сильно раздражало.
— Мне нужно добраться до командующего вашими ВВС, — наконец объявил Борис.
Чиновник с ненавистью посмотрел на него, как на одну из мух.
— Не пытайтесь запудрить мне мозги, мсье шпион! Вас ожидает трибунал и скорее всего расстрел.
— На каком основании?
— Вот что мы нашли, сэр лазутчик!
Чиновник зачем-то быстро нагнулся и торжествующе потряс знакомой Борису лётной курткой с эмблемой в виде мёртвой головы на рукаве. Оказалось, что в её кармане лежало удостоверение, выданное каким-то местным повстанческим командиром, действующим против правительственных войск.
— Мой вахмистр доложил мне, что при аресте вы назвались военнопленным. Но вам должно быть известно, мистер Бонд, что шпионы и вражеские наёмники таковыми не признаются даже Гаагской конвенцией.
Дело принимало совсем дрянной оборот. Но тут чиновник вдруг мгновенно переменился в лице и хитро взглянул на арестованного. Его мужественное лицо сурового воина расплылось в улыбке, отчего сразу приняло придурковатый вид. Монолитный камень превратился в перезрелый помидор.
С ласковым видом «сеньор-помидор» предложил Нефёдову написать предсмертное письмо домой родственникам, чтобы они отблагодарили пограничника за последнюю услугу, оказанную их родственнику, тысячью долларов. За это вместо расстрела он сделает так, что приговорённому поднесут чашу с ядом, совсем как Сократу, и он просто мирно уснёт.
— У меня нет таких родственников, — развёл руками Нефёдов. — Но я готов отдать вам те сто семьдесят пять долларов, что отобрали ваши люди при аресте за возможность сделать звонок командующему вашими местными ВВС.
— Какие сто семьдесят пять долларов? — вновь переменившись в лице, строго произнёс пограничник. — Ни про какие деньги я не знаю. При вас не было ни цента.
Такая наглость возмутила Нефёдова, и он обложил вороватого пограничника всеми известными ему английскими ругательствами, прибавив для крепости несколько избранных матерных фраз.
Разочарованный тем, что сделка не состоялась, чиновник заявил с неприязнью:
— Вас расстреляют. Привяжут к столбу, а напротив поставят станковый пулемёт. Это будет о-очень больно! Поверьте. А ведь всё можно было решить за какие-то тысячу долларов… Но! — Тут чиновник сделал паузу, посмотрев куда-то поверх головы сидящего напротив иностранца. Следующая его фраза прозвучала очень торжественно: — У нас демократическая страна, поэтому у вас будет адвокат и приговор вам вынесут присяжные.
Представитель гуманной власти проследил, какое впечатление его слова произвели на арестанта. Борис и вправду был несколько озадачен таким известием.
— И когда же начнётся судебный процесс надо мной?
— Через тридцать минут, — сообщил хозяин кабинета официальным тоном с подчёркнутой сухостью.
Суд над Борисом и вправду начался через указанный срок. Он проходил здесь же, в здании погранзаставы, в помещении, напоминающем школьный класс. Похоже, в другие дни здесь проводился инструктаж выходящих на патрулирование нарядов. Но на время суда из помещения вынесли все парты, а доску задрапировали национальным флагом, на самое видное место был водружён бронзовый бюст президента.
Прокурор, функцию которого по совместительству выполнял всё тот же начальник заставы, выступил с короткой обвинительной речью. Трибуной ему служила установленная для такого случая деревянная конторка. Оратор явно не любил линчевать своих жертв в одиночестве. В его власти было превратить убийство в драматичный спектакль, и он с удовольствием этим развлекался. Преображение пограничного босса было полным. Ради предстоящего события он облачился в, видимо, особо любимые им одежды, напялив на голову старомодный парик с напомаженными буклями, а поверх него ещё и четырёхугольную шапочку красного бархата. Поверх мундира судья и прокурор в одном лице надел синюю атласную мантию с вышитым золотом государственным гербом.
На роль присяжных местный царь, бог и воинский начальник назначил собственных рядовых, переодев их для приличия в гражданское платье и разбавив тремя персонами явно гражданской наружности. На протяжении всего «процесса» присяжные смотрели на прокурора, как кролики на удава.
Ещё более запуганный вид имел адвокат — старичок, который, наверное, уже успел попрощаться с жизнью, когда за ним приехали солдаты. У защитника было лицо уставшего от жизни Мефистофеля, если бы тот был чёрным. Это был жалкий Мефистофель, давно утративший прежнюю власть влиять на умы, сутулый и небритый, в выцветшей мантии и старомодных очках, дужка которых была перехвачена изолентой.
На беднягу было жалко смотреть, когда, повинуясь регламенту, адвокат произносил речь в защиту своего клиента. Старичок говорил очень тихо, постоянно сбивался, боясь поднять глаза на своего оппонента по судебному «поединку». Когда вновь пришла очередь говорить прокурору, он вкрадчиво осведомился:
— Значит, вы полагаете, что ваш подзащитный невиновен?
В зале воцарилась такая тишина, что стало слышно, как несчастный старик с трудом судорожно проглотил слюну пересохшим горлом. Вслед за этим адвокат изобразил на своём лице высшую степень лояльности по отношению к властям.
— Я не знаю… Мне трудно утверждать это наверняка… — испуганно залепетал он. — Поймите, у меня семья, дети, я больной старый человек.
Прокурор презрительно посмотрел на своего оппонента и криво усмехнулся.
В перерыве вынужденный по служебной необходимости вести это дело защитник сидел боком к своему клиенту и то и дело бросал виноватые взгляды в сторону обвинения. Своему подзащитному старик в сердцах пробормотал:
— О горе на мою плешивую голову! Из-за вас, милейший, меня тоже…
Он попытался изобразить в воздухе, что именно его ждёт, но, не закончив трагической фигуры, обречённо махнул рукой.
— Но вы же адвокат! — с укором сказал Нефёдов.
— Да, я имел такое несчастье. В молодости, ещё при белом губернаторе я окончил юридический факультет. Это стало моим проклятием. Других адвокатов в округе не осталось — кто смог, давно сбежал, остальных перебили. Я давно мирный торговец, но как только нашим властям требуется укокошить кого-то по всем правилам, они посылают за мной молодчиков. Из-за этого добропорядочные горожане обходят мою лавку стороной — боятся попасть под горячую руку очередным посланцам много мною уважаемого прокурора. Я стал изгоем. Кто-то пустил слух, будто я в доле с гильдией палачей, которые платят мне за каждый смертный приговор. Но что я могу?! Если однажды я сумею добиться для своего подзащитного оправдательного вердикта, меня сразу прихлопнут… Так что, уважаемый, извините меня, но я не смогу вас спасти. Хотя поверьте, мне искренне жаль. Поверьте, я действительно не желаю вашей смерти и ваших ботинок.
— Ботинок?
Адвокат виновато пояснил, глядя в сторону:
— За работу мне платят не деньгами, а отдают что-то из вещей казнённого, обычно его обувь. — В голову старика вдруг пришла спасительная идея, как приглушить муки совести: — А хотите, я отпущу вам грехи?! Вряд ли вам пришлют настоящего священника для последней исповеди. У нас их осталось даже меньше, чем юристов. А я немного знаком с католическими обрядами. Надеюсь, вы христианин?
Борис вежливо отказался, но попросил, чтобы старик позаботился о ребёнке, которого он спас.
— Вы добрая душа, — вздохнул защитник и сентиментально захлопал ресницами за толстыми стёклами очков. — Конечно, я постараюсь сделать всё, что в моих силах.
Приговор был вынесен без задержек. Но перед тем, как покинуть «зал суда», осуждённый на смерть преступник попросил конвой немного задержаться. Быстро расшнуровал ботинки, даже попрыгал на одной ноге, наслаждаясь свободой. Затем с сочувственной улыбкой протянул ботинки адвокату.
— Берите, мэтр. А то ещё обманут с гонораром. Надеюсь, они прослужат вам долго.
Но старик не принял «гонорар».
Однако с приведением приговора вышла заминка. Вначале Борис решил, что его прикончат сразу после суда. Но оказалось, с этим здесь не принято было спешить. Приговорённых к смерти здесь расстреливали, как и положено по старой традиции, на рассвете.
Ночью в камеру воровато прокрался человек в форме офицера пограничника, который представился заместителем начальника заставы. Борис вспомнил, что видел его на суде среди помощников судьи.
— Скажите, кому надо позвонить в столице, и я это сделаю, — чуть ли не с порога объявил смертнику посетитель.
Лицо визитёра светилось тайной надеждой. Когда ночной гость говорил, подбородок его дрожал от страха и сладостного предвкушения долгожданных перемен в судьбе. Цель его визита стала ясна сразу: этот человек страстно мечтал подсидеть своего шефа — начальника местной погранслужбы. Он принялся жарко рассказывать Нефёдову о бесчисленных фактах произвола, творимых его начальством: о том, как вороватый шеф присваивает себе львиную долю присылаемого солдатского жалованья, как выстроил себе новый особняк на те деньги, что должны были пойти на оборудование вдоль границы современного электрического ограждения…
Тайный посетитель сильно горячился, так как очень надеялся расчистить себе дорогу к заветной должности. Его речь лилась сплошным потоком. С плохо скрываемой завистью и искренним возмущением он описывал, как его босс заказал за фантастическую сумму доставить самолётом из ЮАР новенький «Форд-Мустанг».
Однако стоило из-за стены донестись подозрительным шорохам, как заговорщик немедленно умолкал и испуганно втягивал голову в плечи. Затем выяснялось, что тревога ложная, и его речь начинала литься с удвоенным вдохновением:
— Я не то, что эта жирная скотина. При мне каждый народный грош будет на учёте.
Узнав от арестанта, какому большому человеку в столице следует звонить, офицер беззвучно засмеялся, очень довольный.
— Хорошо, что мы живём в демократическом государстве. Всегда можно найти управу на зарвавшегося бюрократа. Обещаю вам: когда я вынесу смертный приговор этому коррупционеру, я первым делом пришлю вам его новенький «Мустанг».
Когда за неожиданно подарившим ему луч надежды посетителем с лязгом закрылась тюремная дверь, для Нефёдова потянулись мучительные часы ожидания. Повлиять как-то на ход событий он не мог. Оставалось ждать рассвета, не теряя надежду, что посланная Хану весточка всё-таки дойдёт раньше, чем в расстрельную машину вставят пулемётную ленту и палач нажмёт на курок.
6 апреля 1952 года, авиабаза Аньдун, Маньчжурия
Добыть целёхонький новейший «штатовский» истребитель F-86 «Сейбрджет» со всеми его техническими секретами для подробного изучения и проведения оценочных испытаний в НИИ ВВС предстояло любой ценой. И сделать это необходимо было всего за семь дней. Рассчитывать на новую отсрочку не приходилось. Анархисту и так лишь чудом удалось уломать «заказавшего» ценный трофей Василия Сталина подождать ещё неделю. Если в начале операции сын всесильного кремлёвского вождя только намекал, что в случае неудачи Нефёдову и его людям лучше обратно в Союз не возвращаться, то в последнем разговоре он объявил прямо: «Я дал отцу слово добыть этот самолёт. Если ты меня снова подведёшь, то лучше прямо в Корее пусти себе пулю в лоб».
Судьба Ольги и сына Нефёдова напрямую зависели оттого, выполнит он это задание или нет. Ещё никогда для одного из лучших асов советских ВВС ставки в боевой операции не были столь высоки.
Теперь Борис знал, что это не Берия, а бывший начальник и друг удерживает его жену в тюрьме в качестве заложницы. Эта новость стала для Нефёдова словно удар кинжалом в спину. Конечно, Борис никогда не питал особых иллюзий в отношении Василия Сталина, но всё-таки надеялся, что лётчик лётчика и фронтовик фронтовика не подставит. Однако Принц всегда поступал только так, как ему в данный момент было выгодно. Поэтому, если в ближайшие дни Борис не сможет доложить высокому московскому начальнику о выполнении задания, генерал без всяких колебаний исполнит свои угрозы.
Итак, Борис возвращался на войну, где его ждала горстка испытанных бойцов, почти каждый из которых стоил целой гвардейской авиаэскадрильи.
Первой новостью, которую узнал прилетевший в Корею командир особой авиагруппы, стало трагическое известие о гибели его старого фронтового товарища Константина Рублёва, или Рублика, как ласково звали ленинградца сослуживцы по штрафной авиагруппе. Невозможно было поверить в то, что уцелевший в самых жестоких «свалках» с лучшими бойцами Люфтваффе великолепный лётчик не сумел выбраться из очередной «собачьей свалки» воздушного боя живым.
Подробности случившегося несчастья поведал командиру Лёня Красавчик, Одесса: Рублёв погиб так, как всегда жил — не задумываясь пожертвовав собой ради спасения товарищей. «Смерть забирает лучших» — это было сказано про него.
Кстати, уже после гибели Рубля выяснилось, что в этот день из-за неисправности своего основного самолёта ему пришлось пересесть на резервную машину. При этом никто не предупредил лётчика, что для ремонта данного МиГа был взят мотор с разбившегося самолёта, лётчик которого погиб во время неудачной посадки, и крыло от такого же «несчастливого» ястребка.
В тот день Рублёв повёл группу на «свободную охоту». Четвёрка «штрафников» перелетела реку Ялуцзян. По дороге они перехватили одинокого неприятельского разведчика. Это была идеальная мишень. Судя по всему, разведчика должен был сопровождать эскорт «Сейбров». Но американские истребители опоздали к точке «рандеву», и это трагическое обстоятельство стоило жизни лётчикам RB-50. Экипаж Superfortress попытался ответным огнём отогнать внезапно встреченные МиГи, но Лёня Красавчик проявил себя в этом бою безжалостным хладнокровным и, главное, умелым убийцей.
Сперва Одесса меткой очередью «выключил» неприятельского хвостового стрелка, заставив умолкнуть его 20-миллиметровую пушку, затем в упор врезал по «суперкрепости» из всех стволов. Объятый пламенем четырёхмоторный гигант почти вертикально понёсся к земле. Из 17 человек, находившихся на его борту, не спасся никто. Позднее среди обломков взорвавшегося самолёта северокорейские пехотинцы отыскали обручальное кольцо одного из погибших лётчиков. Вначале солдаты приняли его за фрагмент медной обмотки мотора. Но очистив находку, прочли имя владельца кольца. Погибшего лётчика звали Рафаэль Добревиль. Кольцо попало в особый отдел пехотной дивизии, потом добралось до штаба 64-го авиакорпуса. Потом Лёня по неофициальным каналам хлопотал, чтобы забрать его из разведотдела. Борису он признался, что хочет попытаться когда-нибудь передать ценную реликвию вдове убитого им врага.
— Этот парень шёл на меня в полный рост[20]. И не моя вина, что мы с ним схлестнулись в здешнем небе. Он точно так же давал мне копоти. Просто мне подфартило чуть больше. Поэтому будет справедливо, если его семья будет иметь память о своём мужественном муже и отце.
Но кольцо Одессе, естественно, не отдали…
Уничтожив неприятельского разведчика, группа «охотников» проследовала дальше. В условленном районе она разделилась на пары. Операция была продумана таким образом, чтобы исключить вероятность втягивания в бой с крупными силами противника. Расчёт был на психологический эффект внезапного нападения.
Одна пара ушла вниз, вторая стала играть роль приманки для патрулирующего на высоте 9000–10 500 метров звена «Сейбров». На роль «лохов» Рублёв назначил Лёню Красавчика и самого молодого лётчика группы лейтенанта Алексея Сироткина, которого с лёгкой руки Одессы все звали Сынком.
До поры всё шло по плану. Атакующая двойка, чьи машины механики накануне сверху покрыли камуфляжной краской под наземный ландшафт, держалась далеко в стороне. Ударная пара пряталась в складках местности, чертя круги и петли над самой землёй в ожидании своего выхода. Важно было до поры оставаться незамеченными вражескими станциями радиолокационного наблюдения. Десятки их операторов с американских авианосцев в Жёлтом море и наземных пунктов контроля за воздушным пространством внимательно следили за отметками на своих обзорных экранах, готовые оперативно предупредить своих лётчиков о возникшей угрозе. Но пока «Большой глаз» видел то же, что и пилоты четырёх «Сейбров», которые уже заметили под собой «возвращающиеся» за линию фронта МиГи и начали пикировать на «ничего не подозревающих, беспечных» русских.
Как только янки «поехали» вниз, пара Рублёв — Кузаков выскочила из засады, перейдя в стремительный набор высоты. Парни в кабинах «Сейбров» были так увлечены маячившей перед ними лёгкой добычей, что им просто было недосуг оглянуться. А наземные службы сработали с небольшим опозданием. Молниеносным броском МиГи ударной пары атаковали противника со стороны солнца. Рублёв сразу короткой очередью в упор срубил командира группы, потратив на уничтожение «Сейбра» не более трёх снарядов. Один из них разорвался на стыке фюзеляжа с крылом, оторвав плоскость вражеской машины. «Сейбр» закувыркался волчком и провалился вниз.
Теперь предстояла ювелирная работа. «Охотники» заранее на предполётном инструктаже договорились, что, ошеломив противника первым наскоком, дальше по выбору командира «отожмут» от неприятельской группы один из их истребителей, возьмут его в «коробочку» и погонят на свой аэродром. Бывалым воздушным бойцам известно, что некоторые молодые и не слишком опытные пилоты, внезапно попав в чрезвычайную стрессовую ситуацию, могут впасть в ступор, начисто лишиться инициативы. А в таком состоянии лётчик — или труп или пленник, третьего не дано.
Рублёв с Кузаковым первыми пристроились в хвост одному американцу и стали постепенно подтягиваться к нему. Оправдывая надежды советских «охотников», янки особо не пытался уйти от преследований. Он почти не маневрировал, механически выдерживая свою машину в режиме горизонтального полёта.
Вскоре подошла пара Одесса — Сынок. Теперь, даже приди американец в себя и попробуй сбежать, ему просто некуда было деваться — МиГи окружили его со всех сторон…
Лёня Красавчик смачно живописал Борису Нефёдову, как ослепительно сверкал у него в тот момент под крылом полированный фюзеляж взятого в тиски «Сейбра» с надписями «USAF» на плоскостях и с каким ужасом вражеский лётчик в огромном, ярко расписанном шлеме смотрел на сомкнувшихся вокруг него врагов. Его уцелевшие товарищи отвесным пике ушли в сторону моря.
И тут охотники услышали призыв о помощи. В наушниках раздался вопль: «У меня на хвосте шесть "ковбоев"! Есть повреждения. Прошу помощи. Если кто рядом, помогите! Товарищи, спасите!!!»
В первую секунду Рублёв решил, что это вражеская обманка, ибо голос в эфире странно выговаривал русские слова, словно читал с листа иностранный текст. Но как вскоре выяснилось, на помощь звал китайский лётчик, обучавшийся несколько лет назад лётному делу в СССР. Отсюда странный акцент. С командного пункта быстро обрисовали ситуацию. Китайский инструктор вместе с корейским курсантом вылетел с одного из тыловых аэродромов на двухместной учебно-тренировочной спарке. Внезапно в ходе планового учебного полёта они заметили вражеский самолёт-разведчик. Сидящий на заднем кресле лётчик-инструктор стал убеждать своего курсанта выполнить тактически перехват. Впрочем, 17-летнего мальчишку долго уговаривать не пришлось, он азартно бросился преследовать улепётывающего крылатого шпиона. Понять их было несложно. Как у северокорейцев, так и у китайцев за каждого уничтоженного «империалистического ястреба» полагалась наградная норма риса, которую с оказией можно было отослать родным. Бывало, что, не рассчитывая сбить врага обычными способами, молодые лётчики в первом же бою скопом бросались таранить противника, лишь бы спасти от голодной смерти родителей, братьев, сестёр, оставшихся в обнищавших до крайности деревнях. Больше всего от таких «банзай-атак» страдали экипажи американских бомбардировщиков, которые не имели возможности подобно коллегам-истребителям увернуться от прямолинейных наскоков новых камикадзе.
Впрочем, судя по призывам о помощи, в данном случае китайский майор и северокорейский Сови (младший лейтенант) не имели намерения жертвовать собой. На их спарке имелась пушка. А на американском разведчике RB-45C Tornado вместо пушек лишь батарея специальных фотокамер. Так что резон без особых хлопот подстрелить ценную «птичку» вроде бы имелся. В экипажи подобных машин часто входили высокопоставленные офицеры разведки в ранге вплоть до полковника.
Но в итоге достаточно опытный профессионал угодил вместе с зелёным пацаном в классическую ловушку с приманкой. За рекой Ялуцзян они влетели прямо в раскрытую хищную пасть: две группы «Сейбров» сверху и снизу одновременно атаковали одиночную учебную машину — пасть захлопнулась.
Рублёв мгновенно принял решение идти на помощь коллегам. Уже почти пленённого американца пришлось бросить. Одесса на прощание даже помахал пилоту «Сейбра», у которого было белое, как бумага, лицо.
Однако помощь подоспела слишком поздно — с земли поднимался столб густого чёрного дыма.
Потом стало известно (осталась запись радиопереговоров экипажа), что на высоте примерно три тысячи метров китайский инструктор приказал мальчишке-курсанту покинуть обречённый самолёт. Но тот отказался делать это первым. При катапультировании подъёмные двигатели кресла могли намертво «заварить» заднего лётчика в кабинете. Сам инструктор по какой-то причине не мог задействовать свою катапульту. Так они и пререкались до самой земли…
«Штрафники» появились на поле боя, чтобы отомстить за погибших товарищей. Начался бой с восьмёркой не успевших уйти американцев. С земли пилоты МиГов получили сообщение, что противник подтягивает к месту событий значительные подкрепления. Советское командование тоже выслало на помощь Рублёву и его людям сорок истребителей. Но, по прикидкам советских станций слежения, две эскадрильи свежих «Сейбров» должны были поспеть в район боя на 3–7 минут раньше наших. Именно столько в среднем продолжалась хлёсткая сшибка противоборствующих крылатых стай. С наступлением эпохи реактивных сверхскоростей воздушные схватки сделались чрезвычайно скоротечными. Несколько минут могли вместить в себя не меньше драматических событий, чем битвы прошлых эпох, гремевших в течение всего светового дня (а то и нескольких суток). На близких к сверхзвуку скоростях за то время, что среднестатистический мужчина тратит на завязывание галстука или чистку зубов, в раскалённом небе войны часто решалось, кому жить дальше, а кому умереть.
Понимая это, Рублёв приказал товарищам уходить. В дали уже появилась цепочка сверкающих на солнце серебряных точек. Широким обходным манёвром авангард неприятельской воздушной армады отсекал крохотный отряд МиГов от своих баз.
— Уводи пацана! — приказал по радио Рублёв Кузакову, имея в виду самого молодого члены их группы.
Зная упрямый характер одессита, Рублёв в грубой форме велел ему тоже исполнять приказ.
А чтобы позволить друзьям вырваться из карусели боя и не допустить, чтобы маневрирующие поблизости убийцы китайской «спарки» повисли у них на хвосте, Костя Рублёв напал на их вожака. Опытный фронтовик без труда определил во вражеской группе старшего — по манере пилотирования и яркой раскраске его самолёта. И как только Костя сел на хвост командирскому «Сейбру», его подчинённые немедленно бросились спасать своего шефа.
В это время тройка МиГов быстрым пикированием ушла в сторону пограничной реки. Это случилось за секунду до того, как мышеловка захлопнулась. Но на том берегу Ялуцзян Лёня Красавчик развернулся и помчался в обратном направлении. Кузакову же пришлось идти домой, иначе за ним непременно увязался бы и Сынок, у которого не было ни единого шанса выжить в свалке с многократно превосходящим по численности противником.
Используя исключительную скороподъёмность МиГа, Лёня быстро набрал высоту в тылу подтягивающихся к месту сражения американцев и ястребом свалился на пару, которая преследовала рублёвский самолёт. От меткой очереди Одессы один из «Сейбров» взорвался, а его попавший под град обломков ведомый шарахнулся в сторону.
— Рубль, уходим! Держись за мной! — становясь крылом к крылу с самолётом старого фронтового товарища и видя его лицо за стеклянным колпаком фонаря, крикнул Лёня.
Но всё оказалось напрасно. Небо вокруг просто кишело неприятельскими истребителями. Уйти им не позволили. Как ни крутились двое русских, «Сейбры» почти мгновенно перекрывали любую появляющуюся лазейку. Вскоре Рублёв начал отставать. За его машиной потянулся серый дым. По радиосвязи Константин слабеющим голосом сообщил, что ранен. Лёня сбавил скорость, что в создавшемся положении было крайне рискованно.
— Подтягивайся, Костя, я тебя прикрою.
— Прорывайся сам, не жди меня.
— Я своих не бросаю. Вместе уйдём, Рублик.
Резко развернувшись, Лёня ушёл на косую петлю. Он оторвался от стаи неприятельских стрелков только для того, чтобы сманеврировать и прикрыть Рублёва огнём. В результате Красавчик оказался в позиции, позволяющей вести заградительный огонь на отсечение преследующих товарища «Сейбров». Но тут другая пара американских «джетов» пристроилась в хвост самому Одессе и с дистанции 300 м открыла по нему ураганный огонь. А на каждом «Сейбре» — по 6 пулеметов калибра 12,7 миллиметра! Лёня сразу это почувствовал по тому, как затрясся его самолёт. На своём покалеченном МиГе Лёня начал снижаться правой управляемой спиралью. За ним, почти непрерывно стреляя, спеша добить, следовали «Сейбры». И всё-таки Одесса продолжал думать об оставшемся наверху друге и вызывать его по радиосвязи. Но Рублёв уже не отзывался. А потом Лёня заметил новый столб дыма на земле и понял, что это горит МиГ Кости.
Красавчик чудом выпутался из той передряги. Уже почти настигнутый врагами Лёня по радио пообещал американским лётчикам за спиной: вам меня не достать. Он пулей вылетел к пограничной реке, за ним — стая разгорячённых крылатых охотников с далеко не израсходованным боезапасом. На счастье одессита, навстречу ему уже мчались вызванные на помощь эскадрильи МиГов…
После посадки на самолёте Одессы живого места не было. Техники насчитали 34 пробоины. Руль высоты был словно обгрызен, перебиты шланги гидро- и воздушной системы, повреждены элероны… Из-за чудовищных перегрузок в некоторых местах с фюзеляжа и с плоскостей сорвало обшивку. Правда, сам лётчик, как ни странно, не получил ни единого повреждения, если не считать искусанных в кровь губ и гематом по всему телу от мелких кровоизлияний.
Как позднее стало известно, Рублёв не погиб в своём сбитом ястребке. Он успел катапультироваться. И принял свой последний бой уже на земле. Об этом его сослуживцам поведал взятый в плен гоминдановец.
В ходе боевых действий в Корее американцы снаряжали множество поисковых партий, укомплектованных хорошо знающими местные условия китайцами и корейскими добровольцами, ставя пред ними одну задачу: любой ценой захватить живым катапультировавшегося русского лётчика. Выполнившим приказ была обещана премия в миллион долларов и немедленное предоставление американского гражданства. Неудивительно, что недостатка в желающих у разведки США не было. Даже невзирая на риск быть публично обезглавленным в случае пленения, банды прекрасно экипированных диверсантов наводняли районы, над которыми завязывались воздушные бои.
Если бы в распоряжении западных союзников оказался сбитый пилот МиГа, они предъявили бы его в качестве доказательства участия Советского Союза в корейской войне мировому сообществу на ближайшей же сессии Генассамблеи Организации Объединённых Наций. После этого Сталину пришлось бы признать участие своей армии в данном конфликте. Советский лидер этого категорически не желал. Как бы ни был великий диктатор уверен в себе после разгрома фашистской Германии и разработки собственной атомной бомбы, он побаивался оказаться в полной изоляции — один против всего западного мира, выступившего единым фронтом в этой войне на стороне южнокорейцев. Хитрый друг Мао в любой момент мог перебежать в стан врагов, вслед за прежним китайским лидером Чан Кайши, который тоже когда-то клялся в вечной дружбе кремлёвскому грузину.
Поэтому советские пилоты в Корее имели строгий приказ: в случае угрозы пленения немедленно застрелиться.
Тяжелораненый, окружённый врагами вряд ли Рублёв надеялся выжить. Помощи ему было ждать неоткуда. А мечтающие о громадной премии диверсанты периодически высовывались из укрытий, чтобы показать ему сумку с медикаментами и бутылку воды.
— Эй, русса, сдавайся! Живой будешь! Много денег будешь иметь, красивых женщин! — кричали они на ломаном русском. Они даже кинули лётчику специально отпечатанную листовку, завернув в неё камень. На листовке был изображён шикарный особняк, дорогой лимузин и прочие атрибуты красивой жизни. Крупным шрифтом в пропагандистской агитке было написано, что сдавшегося в плен офицера Красной армии ждёт премия в два миллиона долларов, если он согласится сотрудничать с американской разведкой.
Но Константин на все деловые предложения отвечал метким огнём. Последний патрон в обойме он оставил для себя…
Читать бесплатно другие книги:
