Casual Робски Оксана
Как в старой сказке печка пекла пироги, так и Антошка печет улыбки на своем лице. Такие же румяные, такие же теплые.
– Я тебя съем! Я – Серый Волк! – кричу я, и мы начинаем возню, позабыв о бабушке, и ей это обидно, она направляется к дверям и оборачивается уже в коридоре:
– Антон! Быстро мыть руки! Посмотри, на кого ты похож!
– Я – Мойдодыр! – кричу я, подталкивая сына к ванной. – Мой – до – дыр! Мой – до – дыр!
Мне хочется сказать маме, что я соскучилась по своему ребенку, что мне хочется поиграть с ним, но я сдерживаюсь, потому что знаю, чем это закончится: обидой, поджатыми губами или, еще хуже, давлением и валерьянкой.
– Антона надо записать в садик! – говорит мама. – Он не общается со сверстниками.
– Давай. – Я и сама об этом думала. Даже садик приглядела. Рядом с домом. «Ромашка».
– Я отведу его, – говорит моя мама, – тебе же некогда. У тебя журналисты каждый день.
Звоню издателю. Восемь вечера, он где-нибудь ужинает. Не отвечает.
Отнесла сердце в туалет.
Полюбовалась минутку.
Каким-то бравурным маршем зазвонил телефон.
Мой издатель. Перезванивает.
– Как дела, звезда?
– Я не могу давать семь интервью в день. Я умру.
– По крайней мере, ты умрешь знаменитой.
– Хоть один выходной!
– Не волнуйся, через полгода от тебя все отстанут. Кстати, я хочу подписать с тобой договор еще на две книги!
– Еще на две книги?
– Думай, ладно? Мне нужен этот договор! Я же деньги в тебя вкладываю!
Вторая линия.
– Ну, ладно, я перезвоню.
– Пока, звезда!
– Алло.
«Алло» из первой группы. Сегодня во время интервью меня спросили, чего я боюсь. Я ответила: потерять надежду. Он:
– Привет.
– Привет.
У него слишком большие и смешно оттопыренные уши. Я рассмотрела их на первом свидании.
Мы встретились сразу после дождя. Громко молились лягушки.
И еще у него всегда такой недоверчиво настороженный взгляд. Как будто мысленно он говорит: «Так-так-так…»
– Ну, как твои дела?
– Ничего.
Он не звонил два дня. Я не упрекаю его. И изо всех сил стараюсь говорить так, чтобы в голосе не было обиды.
– Дома?
– Дома.
– Не поедешь в Москву? Разве так приглашают?
– Поеду, наверное.
– Да? А куда?
– Не знаю. Может, поужинаю с Катей. Вообще-то я собиралась лечь спать.
– Ну, отлично. – Он как будто обрадовался. – Тогда на связи!
– Okay. – Как будто мне безразлично. Срочно набираю Катю.
– Пойдем поужинаем?
– Не могу.
– Ну, пожалуйста.
– А что такое?
– Просто… ну, пойдем?
– Ну, пойдем.
Мы мило провели вечер. Катя рассказывала про женский клуб «Эгоистка». Мужской стриптиз.
– Пошли со мной. Тебе понравится! Там такие мальчики! – Она как-то гортанно не то засмеялась, не то захрюкала.
Он ухаживал за мной так, как ухаживают друг за другом дети: дразня и больно дергая за косички.
В 12 ночи я отключила телефон.
В 12.15 включила опять.
Он не позвонил.
Наверное, он звонил в эти пятнадцать минут. Ну зачем я отключила телефон!
Наверное, он решил, что я не поехала в Москву и легла спать.
Я не поехала в «Эгоистку».
Я легла спать.
– Привет!
Он позвонил в пол-одиннадцатого утра.
– Привет!
– Как дела?
– Ничего.
Он позвонил слишком рано, так что я еще не начала ждать его звонка. И поэтому голос мой звучал естественно и почти равнодушно.
– Дома?
– Дома.
– Позавтракаем? На «Веранде»?
– Не могу. У меня все расписано. Сегодня четыре интервью и три съемки.
– Через полчаса? Я за тобой заеду. Я улыбаюсь трубке.
– Ну, все. Я еду, да?
– У меня будет максимум тридцать минут.
– Разберемся.
Он приехал. Он радостно возбужден. Я волновался!
– Почему? – Надеюсь, я не краснею.
– Потому что к тебе ехал! А ты?
– Что я?
– Ты волновалась? Я смеюсь.
– Ну, признайся честно, волновалась?
Он ставит диск. Попса. Он щелкает пальцами и подпевает.
- – Плачет дождик, в листьях шурша.
- И, как дождик, плачет душа!
И я понимаю, почему он стал, например, политическим обозревателем, а не певцом.
– Нравится? – улыбается он. Я вообще попсу не люблю.
– А кто это поет? – вежливо интересуюсь.
– Да какая разница! – Он снова подхватывает припев и хохочет.
Я улыбаюсь.
Мы подъехали к «Причалу».
Позвонил Алик.
Он торчит в Гватемале. Он уже три раза поднимался на борт самолета и три раза кубарем выкатывался из него.
– Алик, – уговариваю я в трубку, – ты же не можешь поселиться в Гватемале.
– Не могу, – соглашается Алик. – Но лететь я тоже не могу. Не могу!
Он бросает трубку. Мы просим принести кальяны. Александр голоден: он заказывает стерлядь НА гриле.
– Как ты относишься к «Chassagne-Montrachet Les Chaumees» 2000 года? От Olivier Leflaive?
Я киваю.
– Так я и думал, – говорит он. – Если у девушки есть вкус, он есть во всем.
В «Причале», кроме нас, почти никого нет. За соседним столом пара блондинок. Они тоже курят кальяны.
Мы говорим о том, что о девушке можно судить по ее сумке.
Моя осталась в машине. Я иногда вообще хожу без сумки. О чем это говорит? Что иногда я унисекс?
Мы начинаем цинично рассуждать о том, что сумка может быть широкой или узкой, она может запросто распахиваться или, наоборот, надо потрудиться, пока один за другим щелкнут все замочки.
– Она может быть потертая и бесформенная, – морщится мой телеведущий, поглядывая на мягкую, с черепами, сумку девушки-соседки в кашемировом спортивном костюме.
– Но это может быть и самый яркий предмет во всем облике девушки! – подхватываю я, разглядывая ее подружку – на ней джинсы, свитер и яркая зеленая сумочка от Jil Sander.
– О, да! – несколько двусмысленно улыбаясь, соглашается мой оппонент. – Очень часто это самая яркая деталь… гардероба.
– Ну, а может быть – это просто аксессуар, неотъемлемая часть любой женщины.
И как она с ней обращается: кокетливо держит в руках, и если отпускает, то недалеко от себя, или бросает с размаху на любое свободное место. И вообще: сколько их, так ли обязательно ей их менять или можно иметь одну, любимую. Такую Удачную, что подходит почти ко всему. А если и не очень подходит… ну и ладно, а то в ней столько всего, что перекладывать в другую не хочется.
Звоню в «Cosmopolitan».
– Хочу извиниться. Машина сломалась прямо на Рублевке. Здесь ГАИ, ФСО, вы же понимаете – правительственная трасса. Не знаю, когда приедет эвакуатор… ужас, неужели под меня декорации строили?.. Что же делать? И я так мечтала у вас сняться… завтра уже разбирать? Ну, извините…
– Видишь, как просто! – говорит он.
– Неудобно все-таки. Они декорации…
У меня дома целая полка с огромным количеством маленьких разноцветных сумочек. Которые я не ношу. Потому что обычно хожу с большой черной. Но как важно мне иметь эти разноцветные! И я их все покупаю и покупаю… И буду!
Пришло SMS-сообшение.
– Кавалеры пишут? – интересуется он, смешно шевельнув ушами.
– Можно я буду звать тебя Лопух? – Я кокетливо заглядываю ему в глаза.
– Ничего себе! – Он нахально разглядывает меня. – Так интимно?
– Достаточно интимно, – соглашаюсь я, и рот мой неумолимо расплывается в улыбке.
– Тогда зови меня просто Пух!
– Но ведь это не значит, что ты будешь звать меня Пятачок?
– Пока нет, – многозначительно произносит он. – SMS читать будешь?
Читаю: «Приехать не смогу». Бред какой-то. Номер неизвестный.
– Ошибка, – говорю я. И на всякий случай, словно хочу скрыть правду, опускаю глаза.
Звоню в «Вечернюю Москву».
– Придется отменить сегодняшнее интервью. Я очень извиняюсь… я так переживаю.– да, да, ну, просто никак не получится… В любое время, нет, завтра нет, до следующей недели все расписано, но вы звоните во вторник, и я под вас подстроюсь. Да-да. В любое время!
Снова SMS.
– Да ты со мной играешься? – довольно улыбается он.
«Юра, извини, я на работе. Устала, было много глажки. Ира».
Точно. Моя домработница.
– Ответишь? – спрашивает он, немного ревниво.
– Отвечу, – в тон ему киваю я.
«Люблю. Не могу жить без тебя».
Нет, слишком банально. Стерла последнюю фразу.
Написала: «Хочу от тебя детей». Отправляю.
– Знаешь что? – говорит он. • – Что? – спрашиваю я.
– Пообещай мне одну вещь…
– Только не покраситься в блондинку!
– Нет. Знаешь, я был ужасным ребенком – когда мама приносила мне игрушки, я их сразу разбирал. Мне было интересно только то, что у них внутри. И так до сих пор…
– Разбираешь игрушки? – Мы разговаривали, как будто играли в пинг-понг.
– И игрушки тоже.
– Пообещать тебе поставлять игрушки?
– Да нет… это у тебя не получится.
– А что получится?
– Возможно получится, – он сделал ударение на слове «возможно», – не писать мне SMS.
– Легко получится! – бодро ответила я, немного уязвленная.
Мы закутались в пледы и вышли к речке. Я отменила еще «РБК» и журнал «ТВ-Парк».
Мы провели вместе шесть часов.
Орали лягушки.
В унисон им звонил мой телефон.
– Алло, привет! Узнала?
С тех пор как мои фотографии появились на первых полосах всех изданий, мне звонили все подряд. Говорят, номер моего телефона висел в Интернете.
– Не узнала? Ну, конечно, стала знаменитой, куда уж нам, это – Шурик! С факультета, ну?
– А! Шурик! Здорово! – Мы вместе учились.
– Слушай, у меня к тебе предложение: очень хороший бизнес-проект – несохнущая зубная паста.
– Удобно.
– Еще бы! Представляешь, сколько разводов это предотвратит?
– Представляю…
– Хочешь поучаствовать?
– В каком смысле?
– Ну, как компаньон. Или как лицо, как бренд.
– Не знаю…
– Мы думали пиарить это так, что зубная паста – против целлюлита! Здорово?
– Здорово.
– Или повышающая либидо.
– Лучше от целлюлита.
– Ты согласна?
– Нет. Я сейчас не могу. Извини.
– Может, подумаешь?
– Ну, давай подумаю.
Как-то очень быстро стемнело. Луна была такой полной, словно наелась с вечера мучного.
Мы пробыли вместе весь день.
– Ну, пока. – Его глаза смеялись.
– Пока, Пух.
Я старалась держать спину прямо.
– На связи.
– Ага.
Я думала о том, что отменила несколько съемок. Никогда не надо жалеть о сделанном. Но здесь-то как раз о несделанном!..
Моя мама в отличной форме.
Она каждое полнолуние голодает. И еще несколько дней, пока фаза луны не спадет – сидит на диете.
А еще раньше она в это время делала эпиляцию. Именно поэтому теперь необходимость в эпиляции у нее вообще отсутствует.
Она встретила меня с улыбкой.
Приятно.
– Я открыла себе бутылку вина, ничего?
– Конечно, ничего. Мам, зачем ты спрашиваешь?
– Ну, я же не дома…
Раздражение похоже на ежика. Надо подойти к нему по-доброму, и он раскроется и перестанет колоться.
– Мама! – Я улыбаюсь. – Чувствуй себя как дома!
– Но не забывай, что ты,.. – У нее действительно было хорошее настроение.
Я увидела на столе открытую бутылку вина. Красное. Испанское. «Vega Sicilia Unico». Мне подарили на Новый год. С какого-то очень престижного аукциона. Я тогда решила, что это вино – достойное начало для моей коллекции.
– Мама, ты хоть бы позвонила! – Стыдно признаться, я чуть не расплакалась.
– Что?
– Вино. Это коллекционное. Оно же убрано было… Хоть бы спросила… Телефон же есть…
– Ну, так я и знала…
Она сказала это таким тоном, каким я разговаривала с мужем весь год перед разводом.
И так же закрыла за собой дверь.
Могла бы я и промолчать.
В конце концов, у меня есть коллекция ершиков для унитаза. И один из них в виде сердца.
Всего несколько занятий в тренажерном зале, и у меня появились трицепсы.
Эту фразу рука написала сама.
Потому что планировалась совсем другая: «Всего несколько занятий в тренажерном зале, и они надоели так же, как тренер у меня дома». Вот так – честнее.
Он не звонил.
Более того – я позвонила сама Мне столько всего нужно было рассказать ему! Я уютно закуталась в плед, набрала его номер и приготовилась от души поболтать. Как тогда, в «Причале».
Я даже заготовила первую фразу. Я ее немного посолила и даже поперчила. Пока шли гудки, я задумалась, не сбрызнуть ли ее уксусом, поскольку нет предела совершенству. Телефон отключился еще до того, как я попробовала эту фразу на зуб.
Он не взял трубку.
– Мне сделали предложение, представляете? – сообщила моя домработница. – И он сказал, что тоже хочет иметь от меня детей!
– Поздравляю, – ответила я.
– Я видела вас по телевизору. Что это у вас на голове-то было?