За право летать Андронати Ирина
– Липо… – Голос был знакомым, и прозвище тоже. Но словно многие километры лежали между ним – и этим голосом, и прозвищем. Потом его тормошили за плечо, за руку. – Липо, что там? Липо! Говори же!..
– Да, – сказал он наконец. – Много…
– Что?
– Их там много. В трюме. Полный трюм. В три этажа…
Только теперь он посмотрел на Сигги. Под его взглядом она сомнамбулически поднесла руки к лицу и содрала маску. Лицо её было в ярких красных пятнах.
– Невольничий корабль, – сказал Адам. – Это был невольничий корабль.
– О боже… Что же теперь?..
Это был хороший вопрос.
– Полезли наверх.
Их подняли быстро – почти выдернули, одного за другим. На краю котловины народу прибавилось, а выше и в стороне, над выступом скалы, Адам заметил торчащий хвост легкого вертолета. Видимо, обещанная гроза прошла стороной…
Они с Сигги вытерли костюмы губками с дезинфицирующим составом, потом умылись горячей водой из фляги. И только после этого направились к терпеливо ждущим чинам. Что это чины, и довольно высокие, можно было понять по напряженным позам окружающих.
Навстречу Адаму стремительно шагнул молодой человек в европейской рубашке-поло и белых широких брюках; на голове его была бейсболка с длинным козырьком, на глазах – продолговатые темные очки.
– Здравствуйте, полковник, – сказал он, протягивая руку. – Не узнаете?
– Не сразу, – устало качнул головой Адам. – Простите, принц, не ожидал вас увидеть здесь. Что привело?
С принцем Халилем, младшим сыном иорданского короля, они несколько раз встречались в штаб-квартире Комиссии. Принц был интересным собеседником, бабником и плейбоем. Кроме того, он виртуозно летал на всем, что имело крылья или винт.
– Я теперь на службе. Отец определил. Адвизор Верховного комиссара ООН по чрезвычайным ситуациям. И, Адам… мы ведь, кажется, договорились – по именам?
– Да, Халиль. Это я… так. Ничего, приду в себя…
– Дать тебе глотнуть?
– Дай, если есть.
Он сделал три хороших глотка из плоской серебряной фляжки и даже не понял, виски это или коньяк.
– Там двенадцать трупов Чужих, – сказал он, возвращая флягу. – И по крайней мере двести… наших. Во всяком случае, я… я…
Он вдруг потерял мысль и замолчал.
Халиль обернулся и быстро заговорил по-арабски с теми, кто стоял за его спиной. Потом снова повернулся к Адаму.
– Это брат наместника и военный комендант округа. Большая власть. Они будут всем здесь руководить, а ты будешь их консультировать. А я сверху буду надзирать, чтобы все делалось правильно… Я очень волнуюсь, Адам, это мое первое большое дело. Я рассчитываю на тебя.
– Конечно, – сказал Адам. – Ты можешь рассчитывать на меня. Конечно…
Он обернулся и посмотрел в котловину. Туда уже ложилась тень.
– Нужны будут прожекторы, несколько тяжелых вертолетов, что-то вроде грузовой платформы… и человек двадцать добровольцев. Спецкостюмы я привез, хотя они вряд ли нужны – раз те везли людей, то никакой заразы быть не может. А воздух там уже терпимый… Радиостанцию. И – рефрижераторы. Как минимум пять трейлеров. Чужих я заберу и вывезу сам, а с людьми… все это уже решать тебе. Или местным властям. И еще…
– И ещё переводчик для тебя. Мне не положено, ты же понимаешь.
– Да-да. Где этот майор-пограничник, который нас вел? Он совсем неплохо говорит по-английски…
– Проснись! Проснись! – Она тыкала его в бок, терла уши, чтобы кошмар не продлился и тем более не выплеснулся вовне. – Вик, проснись! Клавдий! Проснись, Клавдий!!!
– Да, – сказал он и полусел, опираясь на локти. – Да. Все в порядке. В порядке. Пить.
Она поднесла ему к губам пластиковый стакан, и он жадно выхлебал ледяную воду.
– Все в порядке, – повторил он. Перевел дыхание. – Я сильно кричал?
– Сильно… – Маша почувствовала, как задрожал голос. – Надо что-то делать, Вик. Я так больше не могу.
– Надо, – сказал он, сжимая ладонями виски. – Надо что-то делать…
Это повторялось из ночи в ночь – уже третий год.
– Поедем к Марьяне? – безнадежно сказала Маша.
– Поедем, – сказал Виктор. – Запрягай.
– Что ты сказал? – не поверила она.
– Я сказал: поехали. Все равно так больше невозможно… чего же ждать? Терпеть? Ты знаешь, я ведь и сам просыпался сегодня… ну, раньше… я проснулся и подумал: зачем? Будь что будет… в смысле: а пропади оно все пропадом…
Он снова лег.
– Я решил застрелиться, – сказал он. – Если не получится у Марьяны…
– Получится, – всхлипнула Маша. – Получится.
– Ну, откуда же мы знаем…
– Получится. – Она уже рыдала, но ещё про себя, внутри. – Получится, получится, получится…
Глава третья
Зона
19 августа 2014 года
– Эвита Максимовна! Готово, выезжаем!
Она с неохотой оторвалась от окна. Вид открывался умопомрачительный. Солнце поднялось совсем невысоко, ало-бирюзовая дымка пылала, и не разобрать было, где кончаются сопки и начинается небо. Бухта Золотой Рог была как на ладони, сам город задорно карабкался по холмам и сопкам, справа внизу сверкало здание морского вокзала и виднелись надстройки и мачты нескольких кораблей. Вдали темнел силуэт старого авианосца «Нимиц», переданного калифорнийцами силам Космического флота ВОС и переделанного в плавучий космодром.
В небе над ним таяли косые короткие светящиеся следы только что взлетевших катеров…
– Иду, Дима.
Ким улыбнулся своей знаменитой улыбкой, поправил на плече сумку и отступил, чтобы пропустить её и закрыть дверь. Последние недели он не упускал случая оказаться рядом, коснуться как бы ненароком… Нельзя сказать, что это было неприятно, даже наоборот, но у Виты были строгие правила: никаких шашней с подчиненными. Равно как и с начальством.
Правда, и самые строгие правила имеют срок годности… И дату введения в действие.
К машинам спускались по асфальтовой дорожке, местами переходящей в лестницы. В одном месте перила были выломаны, зияющий проем кто-то забил свежей желтой занозистой доской.
У двух «ниссанов-патрулей», светло-серого с государственным орлом на капоте и дверцах и темно-зеленого, без надписей, зато с массой всякой светотехники на крыше, стояли трое полицейских… хотя нет, здесь они ещё называются по-старому… трое милиционеров в форме и один штатский, совсем мальчик – в светлом льняном костюме. Штатский-то к ней и обратился:
– Die Frau von Hofiman? Guten Tag, meine Name Sergey. Ich werde Ihr Dolmetscher.
Вита захохотала. Ким заливисто подхватил. Переводчик растерялся, потом тоже расплылся в улыбке. Милиционеры смотрели строго, но наконец и они заулыбались на всякий случай.
– Двадцать два, дружбан! – сказал наконец Ким. – Эвита Максимовна по части русского языка…
– Я из Питера, – массируя тут же занывшие скулы, пояснила Вита. – Просто фамилия такая.
– Да? – расстроенно сказал переводчик. – А можно я все равно с вами? Мне ведь и допуск сделали, и командировку…
Вита посмотрела на милиционера с самыми большими – капитанскими – погонами. Тот махнул рукой: можно. Наверное, переигрывать было бы сложнее. Капитану было под сорок, а это признак или нерадивости, или строптивости. Она присмотрелась. Второе. И язык – ка-ак ляпнет…
– Хорошо, Сережа. Будете Диме помогать, а то иногда у него рук не хватает. Дима, инструктаж проведете по дороге…
Обрадованный переводчик распахнул перед нею дверь, и Вита забралась в прохладное чрево джипа. Оба помощника сели во вторую машину.
Улица стремительно петляла. С одной стороны были верхние этажи и крыши, с другой – почти отвесные склоны, заросшие колючим кустарником. Потом выехали на что-то сравнительно прямое и широкое. Несмотря на очень ранний час, движение было оживленное, автомобилей и глайдеров примерно поровну.
– Впервые у нас? – обернулся с переднего сиденья капитан. – С любопытством осматриваетесь…
– Была, но давно, – отозвалась Вита слегка рассеянно. – Можно сказать, в детстве… Как долго нам ехать?
– Час, чуть больше. Совсем недалеко, на самом-то деле. Обнаглели, гады. Раньше хоть из глуши забирали… а тут – прямо под боком миллионный город…
– Всякое бывало, – качнула головой Вита. – Не разглашается… Лично при мне похитили двоих буквально из центра Питера.
– Я имел в виду массовые похищения…
Вита вздохнула. Посмотрела на прапора-шофера. Тот держал уши топориком.
– Дорогой мой капитан, я вообще-то совсем не одобряю секретность, которую вокруг всего этого развели. Но… вынуждена соблюдать. Уж извините.
– Да Бог с вами! – махнул он рукой. – Я понимаю.
– Лучше расскажите, что знаете про этот случай.
Капитан подумал.
– Да почти ничего. И ещё бы, наверное, по сию пору не знали бы, если б там у кого-то из дачников день рождения не происходил. И гость один опоздал. Ну, он предупредил, что опоздает… впрочем, это не важно. Прилетает, воскресенье, вечер – а нет никого! Стол накрытый и наполовину съеденный… стулья валяются… Молодец мужик, понял, что к чему, ноги в руки и к нам. Ну, вот… и пока это все. Оцепление там стоит. С ночи. От мародеров в основном. Эх, народ у нас ещё тот…
– Оценки предварительные делали – сколько человек исчезло?
– Я выезжал из управления – уже сто семьдесят насчитали. Но явно ещё прибавится.
Вита качнула головой:
– Проклятие… Поселок абсолютно пуст? Или кто-то остался?
– Остались, как без этого. Но вы же, наверное, и сами знаете, в каком состоянии люди после всего этого бывают…
– Я-то знаю, – посмотрела на капитана Вита. – А вы откуда?
Он засмеялся:
– Я в милицию из внутренних войск перевелся. Ну а кого в оцепление бросают, если вдруг не дай бог чего? Вэвэ. На трех похищениях был. Помните – лагерь Пермской области опустошили? Четыреста двадцать человек спецконтингента…
– Помню…
Она была там, на Урале – ещё стажерка, мучительно влюбленная в своего патрона. Все тогда было в чаду, в дыму… и в прямом смысле – горела тайга, – и в переносном. Чад запомнился. Зона – почти нет.
– А как вас звать, если и это не секрет? – продолжал капитан. – Раз уж решили обходиться без переводчика…
– Вита.
– Как здорово! А меня – Виталий. То есть мы, можно сказать, тезки. Нет, смешно получилось с переводчиком. Кому-то из начальства стукнуло в голову, что вы немка…
– Это уже третий раз подряд. Я поэтому и заржала.
– А где вы такой фамилией разжились? А, по мужу…
– Нет, я не замужем. Это родовая.
– Ты немка, что ли? Не может быть.
– Почему это?
– Да таких красивых немок не бывает…
– И много ты их видел?
– Да было. Я ж год по полицейскому обмену в Бремене проработал. Не с чужих слов сужу.
– Постой, тезка! Как же ты без языка в полиции служил?
– Почему без языка? Шпрехаю будь здоров!
– А зачем тогда переводчика заказывали?
– Да это нашего начальника племяш. Хороший пацан, решили – пусть побашляет маленько, а заодно и язык освежит. У нас ведь как? Китай да Япония, Кореи немного – а немцы раз в год. Где ему и поговорить-то? И потом – ну, интересно парню. Все это… с Чужими что связано… Хочет вроде как прибиться к вашей службе, да вот не знает как. Вот ты – как попала?
– Я же говорю: оказалась свидетелем похищения. Тогда нас всех на заметку взяли. Мы и не знали, а уже посчитанные и в списках… Тогда этим маленький-маленький отдельчик ФСБ занимался. А потом – школу заканчиваю, одиннадцатый класс, и вызывают меня к директору, а там сидит красивый такой, седоватый… В общем, я согласилась. Папа в шоке был… Зачислили меня на службу на следующий день после выпускного. Заодно я в универ поступила. Утром на лекции, после обеда на службу – такой был уговор. А через месяц ка-ак все началось…
Она не стала развивать тему. Потому что тогда много чего началось. Не только вторжение.
Хотя если говорить о вторжении, то началось оно давным-давно. Возможно, ещё до возникновения человека… Но и эту тему она развивать не стала.
– Ну а ты ему протекцию не составишь? – продолжал настырный капитан. – Мальчишка-то славный.
Вита пожала плечами:
– Сегодня и посмотрим, на что он способен. Видишь ли, в нашем деле ещё и определенные способности иметь надо. Вроде музыкального слуха. Без этого никакая протекция не поможет. Разве что курьером.
– Он бы и курьером пошел. А что? Три языка знает…
– Ты его сватаешь, будто это не начальников, а твой собственный племянник.
– Тут хуже все. Дочка моя на него запала, а он, паразит, – ноль внимания. Девка уже вся на сопли изошла. Вот я и думаю: если он служить куда подальше отправится, так может, ей легче будет. С глаз долой – из сердца вон… А, как твое мнение?
Вита помолчала. Город кончился, справа был лес, слева – какие-то странные пустыри.
– Не уверена, – сказала она наконец.
Депеша была сверхсрочная и зашифрованная одноразовым шифром, а не «Хорьком», которым пользовались обычно; шеф считал, что время от времени невредно побыть параноиком. Хотя все знали: даже если в руки постороннего попадут одновременно и шифровальная таблица, и шифровка, и даже исходный текст послания, это позволит ему продержаться в курсе дел Комиссии два дня максимум – до очередной смены таблиц. И даже если добыть целый блокнот – не спасает: есть ещё и скользящий алгоритм последовательности использования страниц. На тот случай, что злоумышленник доберется до алгоритма, существует несколько других хитрушек. По прикидкам, адекватно расколоть шифр «Хорек» с использованием мощнейших компьютеров прошлого в общем-то можно было, но работа заняла бы лет тридцать…
Несмотря на это, время от времени шеф прибегал к использованию одноразовых шифровальных таблиц.
Потратив полчаса на многократное переписывание цифирок и буковок, Адам получил наконец результат, прочел, перечел – и не поверил.
«Мерлин – Чингачгуку. Секретно, конфиденциально.
В дополнение к официальному заданию: нелегально изъять из массива тел два, мужское и женское, не старше двадцати пяти лет, без повреждений конечностей. Скрытно транспортировать совместно с „грузом-Х“ в Петербург. К борту будет подан трейлер-рефрижератор № 018, сопровождающий – подполковник медицинской службы, женщина. Пароль: „Не обгорел, сметаной не намазать?“ Отзыв: „Лучше коньяком“. После выгрузки „груза-Х“ тела оставить в рефрижераторе».
Далеко не сразу выйдя из ступора, Адам витиевато выматерился. Легче не стало.
Потом пришла хорошая идея: может, ещё раз расшифровать – и на второй раз получится что-то другое? Или запросить штаб насчет психического здоровья непосредственного начальника? После чего со службы сразу вышибут и выполнять это – Адам использовал новый витиеватый загиб – задание не придется?
Придется. Увы.
Теперь: как? Как он это себе представляет, Мерлин заскорузлый стоеросовый, меринос плешивый, архар безрогий редкой вонючести – Мартын, короче? Я под прожекторами спущусь в яму, с фонариком в зубах, подберу себе пару молодых симпатичных трупов, упакую и, распихивая спасателей, незаметно вылезу, а потом пешочком допру мешки на горбу до самого Эйлата? Или спрячу два трупака в вертолете под скамеечкой?..
Ругаться, однако, уже расхотелось.
Больше того: способ выполнить это идиотское задание был, причем способ простой и наглый. На всякий случай Адам дважды, закрыв глаза, представил себе схему работ: вниз соваться бессмысленно, это очевидно, а наверху… так… вот здесь первичная санитарная обработка, то есть санитары вынимают труп из мешка, моют, заливают антисептиком и кладут в другой мешок, чистый; использованный мешок сжигают. Потом тело осматривает кто-то из патологоанатомов и если подозревает что-то странное, то отправляет труп на секцию или в лабораторию к Сигги; если же все обычно – то в заморозку. Пока ещё секций не проводилось: Стив и ленив, и осторожен, а второй патанатом, прилетевший вечером, мальчишка-румын, был только-только после колледжа и смотрел Стиву в рот.
Здесь же тела взвешивают, обмеряют – и заполняют своеобразный паспорт: номер, размеры, вес, цвет волос и радужки, отпечатки пальцев. После чего тело идет в глубокую заморозку и на хранение в рефрижератор.
То есть красть нужно где-то после первичной обработки (на всякий случай), но до патанатома. Из соображений безопасности площадка, где проводится обработка, вынесена довольно далеко за пределы лагеря, тела возят на глайдере. Тормознуть, водителю кольт в брюхо…
Бамбарбия киркуду. Шутка.
Адам снял трубку полевого телефона и попросил соединить его с принцем Халилем. Разумеется, через адъютанта. Срочно. Невзирая.
Принц не спал.
– Меня колотит, Липо, – сознался он, глядя на звезды. – Все должно быть как-то иначе. Это неправильно. Несправедливо. Будто бы они убили Аллаха и бросили его труп на перекрестке…
Адам не нашелся, что ответить.
– Как ты думаешь, – продолжал принц, – мы, люди, сумеем отремонтировать этот корабль?
– Нет, – сказал Адам. – Мы бы сумели, но не успеем. Через месяц-другой он начнет распадаться в пыль. Они так устроены, и мы не знаем, как отключить это приспособление… Халиль, я тебя позвал погулять…
– Значит, что-то случилось, – меланхолично констатировал принц. Пас был идеальным.
– Именно. Я ведь обещал тебя подстраховать в случае чего… Дело в том, что вокруг любого похищения почти всегда происходит та или иная хрень. Помимо стандартных процедур и общей дурной секретности. Когда хрень происходит, главное – знать, кто именно начал игру. Обычно это Коминваз или Комитет, редко – местные. Хотя – всякое бывает… В средствах никто не стесняется, понятно. Личной физической опасности подвергнуться ты вроде бы не должен, но подставить тебя могут легко, и тебе это не понравится… Извини за долгое предисловие. Короче. Надо, чтобы два трупа на самом деле исчезли и никто не знал, куда они делись. Чтобы не сошелся счет. Операцию эту затеял Коминваз, местные власти вряд ли рискнут что-то делать в обход тебя, и их мы можем пока проигнорировать, но вторая наша главная задача будет – не подставить задницы комитетчикам.
– Зачем? – коротко спросил принц.
– Чтобы нас не поимели между делом, потому что Комитет обязательно начнет собственную операцию – если уже не начал, хотя я об этом ничего не знаю. Сейчас и впредь: лучшая позиция для тебя – абсолютный нейтралитет и посильное сотрудничество. Это если тебе действительно нужен мой совет.
– Нужен, – помолчав, так же коротко ответил принц.
– Насколько хорошо ты представляешь себе стандартную процедуру обработки места инвазии?
– Все, что написано… В чем смысл игрищ, о которых ты говоришь?
– Добыча информации. Источник у нас, как ты понимаешь, один – марцалы. Очень скудный источник. Его все время приходится взбадривать какими-нибудь скандалами и головоломками. Потом аналитики делают выводы. А чтобы головоломка выглядела натуральнее…
– Понимаю. Хорошо, что трупы уже есть и их не надо делать из живых людей. Шучу. Ты уже занимался такими вещами?
– Ну… подобными.
– Это должно быть окутано тайной, да?
– Когда как. Все зависит от того, чего хотят аналитики.
– Ты посвятил меня в тайну только потому, что я новичок в этом деле и при этом твой друг?
– Нет, не только. Я хочу вывести из игры свою группу. Не исключено, что их будут допрашивать с «сывороткой правды» и полиографом…
– То есть помочь тебе должен я?
– Не должен. Но больше некому. Кроме того, в твоем контракте не записано, что тебя могут подвергнуть форсированным формам дознания…
– Ну да. Папа был бы против. Ты уже придумал, как мы будем действовать?
– Самым элементарным образом: остановим глайдер…
Дачный поселок – ей сказали название, но она тут же забыла его, зачем держать в памяти, когда и так записано? – лежал километрах в четырех в стороне от трассы, в уютном пологом распадке на берегу обширного пруда. К приезду экспертов уже была готова большая, метр на полтора, план-фотография, сделанная с километровой высоты, и на ней от руки проставлены номера домиков и фамилии их владельцев – которых успели к этому моменту установить. Все окружала толстая синяя линия оцепления, в действительности состоящая из тридцати двух милиционеров. Только сегодня к полудню должны были прибыть солдаты. Еще шестеро милиционеров с собаками бродили по окрестным лесам в поисках разбежавшихся в беспамятстве…
Крестиками на плане было помечено, где нашли тех, кого уже нашли. Таких набиралось двадцать четыре человека, из них пятнадцать – дети и подростки. Как обычно, те, кому до шестнадцати, ценились у похитителей не слишком высоко.
– Ты сначала к ним? – спросил капитан Виталий. Вита, продолжая жевать, молча помотала головой. Общение с «недопохищенными» отнимало так много сил, что на остальное их просто не хватило бы. Поэтому расспрос приходилось оставлять на потом, жертвуя возможностью – правда, маловероятной – заранее узнать что-то по-настоящему важное.
– Пусть они пока спят, – сказала она наконец. – Что это я ем?
– Такая соевая лапша. Нравится?
– Я думала – какой-нибудь папоротник. Или другая трава. Или мясное что-то… Забавно. Спасибо. – Она отставила в сторону чашку. – Я пошла. В общем, как договорились: каждые полчаса – выстрел, каждый час – два выстрела. Если через пять часов не возвращаемся, включаете сирену.
– А если не выходите на сирену?
– Ну, такого никогда не было…
Она встала, ещё раз на всякий случай проверила карманы. Нет, никакого металла не завалялось. Металл съедал половину чувствительности. Даже молния на джинсах заменена на капроновую и пуговица пластмассовая. И со шнурков железки срезаны…
Хватит. Это уже просто затяжка времени. Вперед.
Каждый раз она шла в зону, как в кабинет зубного врача. Знала, что больно не будет, вообще ничего нового не будет… но все сжималось.
Смешно: Ким приспособил Сережу под переноску тяжестей, а сам пошел налегке. Вот так и образуется свита…
Никакой четкой границы не было, но в какой-то момент сами собой стали поджиматься пальцы ног, и Вита стала смотреть вокруг одновременно и внимательнее, и рассеяннее, такой особый взгляд – как бы мимо. Акцент на периферическом зрении.
Поселок ей в общем нравился, непривычные полоски огородов с дощато-облупленными конурками, жалкий способ разнообразить меню, – а в основном просто дома с лужайками, качелями, вон даже с волейбольной площадкой, много деревьев и кустов, а огородных грядок мало, разве что клумбы с цветами… участки некоторые тесноваты, ну да это дело привычки…
Дома были и новые, и старые – наверное, перевезенные сюда из деревень, а то и из города: черно-бревенчатые, массивные, двухэтажные.
В низком свете стекла казались зеркальными.
Позади щелкнул выстрел, и тут же ещё один. Семь часов. Вита посмотрела назад. Оказывается, не так далеко они ушли…
Помощники держались позади неё шагах в десяти. Ким втыкал в землю вешки. Целую вязанку их тащил Сергей. Долгий, наверное, нам предстоит путь, подумала она и улыбнулась.
В кармане джинсов лежал окатыш красноватого янтаря, довольно большой, его удобно было брать в кулак, сжимать и поглаживать, от него исходило спокойствие. Окатыш ей подарил Лев Викторович Абрамович, Левушка, тот самый седоволосый, который завербовал её и… и все остальное. От которого она так многому научилась и так долго была в угаре.
…Она ни разу не была на его могиле. Не хотела видеть, где он лежит. Пусть лучше в памяти будет другое…
Стоп, сказала она себе. Не сейчас.
А про окатыш Абрамович однажды сказал, что он похож на эмбрион. Она потом долго не могла прикоснуться к янтарю… но с того момента стала относиться к Абрамовичу иначе, потом ещё более иначе… пока не порвала с ним. И тогда янтарь к ней вернулся.
В руке сделалось тепло. Потом это тепло поднялось до плеча, до шеи, растеклось по всему телу. И наконец стало можно думать ни о чем…
Теперь она воспринимала все окружающее так, будто к обычным органам чувств добавилось что-то еще… будто над головой скользила легкая птица, которая могла заглядывать за препятствия и клекотом сообщать что-то важное… и при этом с домов кто-то снял крыши, потому что птица заглядывает сверху и в дома… все это не совсем точно, потому что в измененном состоянии Вита не могла подыскивать сравнения, а в обычном – немного забывала детали.
Пусто было в поселке. Никто не заперся ни в этом домике, ни в этом, ни в том… Конечно, она «осмотрела» едва ли десятую часть домов, но предчувствие уже оформилось: вымели под метелку. Как в прошлом году в Греции. Как в позапрошлом в Перу.
Краем сознания она отметила, что вдали бухнул выстрел. Потом два подряд. Потом опять один. И снова два…
Пусто, пусто, пусто…
Пальцы вдруг непроизвольно сжались, и янтарь едва не выскользнул из мгновенно взмокшей ладони. Вита резко взмахнула свободной левой рукой. За спиной послышалось ровно на два «хрусть» больше, чем надо, – видимо, переводчик Сережа ещё не осознал, что команда «стоять» выполняется без промедления. Ладно, ерунда.
Та-ак…
Спрятав янтарь в карман и встряхнув кисти, чтобы расслабиться, Вита, медленно поворачиваясь всем телом, стала вслушиваться. Хотелось закрыть глаза. Нельзя. Нужно не смотреть с открытыми глазами. Вот так. Вот так… здесь что-то есть… Она подняла руки, как бы ощупывая это «что-то». В ладони снова ударил жар – узкой направленной волной. Ни фига себе… Она ещё немножко покачала головой, фиксируя точное направление. Ага, вон там: кусты лимонника, высаженные полукругом, огораживают плетеные качели…
Вита обернулась к застывшим неподвижно парням – Сергей замер, удерживая вешки в обнимку, – прижала палец к губам и жестом показала: садитесь и ждите. Затем сошла с дорожки и медленно двинулась к кустам. Очень медленно, прислушиваясь к ощущениям. Непосредственной опасности не было, а вот что было… Сравнить не с чем.
Около низенького, по колено, заборчика, обозначавшего границу дачного участка, она остановилась. Достала из сумки «подозрительную трубу», папин подарок на самый первый «круглый» день рождения, никакого металла, дерево, пластмасса, стеклянные линзы… кто бы мог подумать, что вещь пригодится всерьез? – и долго-долго всматривалась в траву у качелей.
Когда она – по своим следам – вернулась к ребятам, на лице её было выражение глубокой задумчивости.
– Эвита Максимовна, садитесь! – жизнерадостным шепотом пригласил Ким, сдвигаясь на краешек расстеленной куртки.
Она опустилась на землю и тяжело привалилась к плечу Кима. Тот опешил.
Приблудившийся переводчик таращил глаза, распираемый вопросами. Вита достала свой старый кожаный портсигар, выудила «верблюдину», Ким чиркнул спичкой… Она не любила себя курящую, но другого выхода уже не было: лучший способ быстро и безболезненно успокоить нервы, это во-первых, а во-вторых, бросив, она немедленно начинала полнеть, а пока не хотелось. Вытянув сигарету в четыре затяжки, она раздавила о землю окурок и повернулась к переводчику.
– Сергей, значит, вы хотите у нас работать?.. Это хорошо обдуманное решение, окончательное и бесповоротное? Понятно… Дима, дайте ему планшет. Пишите: я, фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес… в присутствии свидетеля… передайте планшет Киму, он должен написать сам… обязуюсь сохранять в тайне любую информацию, связанную с моей служебной деятельностью, а также все мои умозаключения по этому поводу. Я отдаю себе отчет в том, что в случае нарушения этого обязательства я буду подвергнут принудительной изоляции или любым другим процедурам, признанным необходимыми исполнительной коллегией Комиссии по инвазии при Организации Объединенных Наций… можно сокращенно: Ай-Си – английскими буквами… От себя добавлю, что коллегия такие вопросы автоматически возвращает на рассмотрение вашему непосредственному начальству и что процедуры могут быть… всякие. Вам это понятно? Подумайте… Ладно. Тогда – подпись. Я заверю. Вы поступаете в мое распоряжение и открывать рот в ближайшее время будете только по моему приказу…
Она отняла у него ручку, расписалась и вытащила чистый лист.
– Сейчас вы вернетесь на исходную. Ким, сколько мы прошли? Шесть километров? И где мы сейчас? Ясно… Так вот, Сергей, боже вас упаси уйти в сторону от вешек, особенно если покажется, что можно срезать путь. Потом не вернетесь… Мне нужны палатка, обогреватель, одеяла – мягкие, желательно пуховые, – простыни, еда, вода – хотя бы на сутки. Все это придется переть на себе, никаких помощников. Теперь внимание. Вот это, – она протянула записку в несколько строк, полная абракадабра, кроме кода связи, – должно как можно быстрее уйти в Санкт-Петербург. И только туда. Доведите до сведения господ милицейских начальников, что штабным шифровальщикам лишняя тренировка в данном случае будет очень и очень вредна. Что-нибудь повторить?.. Хорошо. Еще одно. Воткните вон там штук пять красных вешек, чтобы на обратном пути не промахнуться. Когда вы до них доберетесь, двигаться будете очень тихо. А дальше этого места, – она хлопнула по земле, – вообще ни ногой. Все ясно?
Когда обалдевший переводчик скрылся из виду, Ким разлепил губы:
– Вы вызвали специалистов по контакту?
– В некотором смысле… – Она процедила это сквозь зубы и с заметным отвращением. – Это, Кимушка, дела почти семейные. Потом как-нибудь поговорим…
– Кто там?
– Пойдем посмотрим. Только очень тихо и без резких движений.
Они дошли до заборчика, перешагнули через него и мелкими шажками, часто останавливаясь, подобрались поближе к качелям.
В густой траве, примятой так, что получилось подобие гнезда, под стареньким бумажным одеялом – как раз таким, которое не жалко оставить на дачных качелях, – угадывались очертания двух маленьких тел, свернувшихся клубочками. Дима вопросительно обернулся к начальству, изобразил пальцами большие круглые очки. Так на их немом сленге обозначались Чужие. Нет, покачала она головой. Дети? – беззвучно спросил он и качнулся вперед. Жди, показала она.
Ждать пришлось не слишком долго. Дети – или кто там они были – чувствовали себя беспокойно и непрерывно меняли положение. И в какой-то миг один из тех, кто прятался под одеялом, вдруг резко приподнялся на локте и выставил голову наружу. Круглую голову с покрытым темно-серой шерстью лицом… к черту, лицом – мордой! – на которой ярко горели изумрудные глаза.
Очень холодно. Чуть теплее, чем темнота, но все равно холодно. Болит внутри – хочется есть. И пересохло – пить. Но это Он мог терпеть. Пока ещё мог.
Были другие холод и боль. Они росли изнутри и разламывали Его на части. Две части. Одна часть медленно сворачивалась внутрь себя, уменьшалась, уменьшалась, отдалялась, остывала… И ничего не чувствовала.
Он всегда был целым. Оказалось, что на самом деле его всегда было двое.
Читать бесплатно другие книги:
