Мэйфейрские ведьмы Райс Энн

– Мы называли его «бабушкин бисер», – сказал Майкл. – Надо же, а я и забыл, что он существует!

Он потянулся было к бусам, но тут же, словно обжегшись, резко отдернул руку.

– Мне тоже не нравится здесь, – заметив его жест, сказала Роуан. – Не хочу даже дотрагиваться до того, что ей принадлежало.

Она с неприязнью обвела взглядом комнату, и вид у нее при этом был несколько даже испуганным.

– Пусть Райен позаботится обо всем – он обещал. Кажется, он говорил, что Джеральд Мэйфейр должен приехать и все забрать, потому что свои личные вещи она завещала его матери. – Роуан было явно не по себе. Она вдруг вздрогнула и обернулась к большому зеркалу. – Опять этот запах камфоры! И еще чего-то… никак не пойму…

– Вербены и розовой воды, – пояснил Майкл. – Он теперь в моде.

– Отвратительный запах – он пугает меня и наводит на мрачные мысли.

Открыв дверь в дальнем конце комнаты, они оказались в маленьком коридорчике с короткой лестницей, которая вела к еще двум комнатам, расположенным одна за другой.

– В прежние времена здесь спали горничные, – сказал Майкл. – Эухения и сейчас живет в той, что подальше. Фактически мы попали сейчас в крыло, которое предназначается для прислуги. Этой дверью раньше не пользовались – просто потому, что ее не было. Ее пробили в кирпичной стене совсем недавно, всего несколько лет назад.

В конце коридора был виден тусклый свет.

– Там лестница, ведущая в кухню. А это ванная Эухении. Тебе, наверное, известно, что на Юге черные слуги не имели права пользоваться теми же ванными, что и белые.

Они вернулись в большую комнату и подошли к окну. Майкл отдернул шторы.

– Видишь, – сказал он, – вон там протекает река. А теперь взгляни на дом, стоящий напротив. Он тоже повернут в сторону речного берега. И кирпич точно так же оштукатурен под камень. Даже старинный каретный сарай сохранился. И дубы в саду не менее древние, чем здесь.

– Куда ни глянь – повсюду дубы, – тихо прошептала Роуан, словно боясь потревожить лежащую везде пыль. – И небо такого сочного голубого оттенка. Здесь даже свет другой. Похоже на Флоренцию или Венецию.

– Да, действительно… – рассеянно откликнулся Майкл, вновь оглядывая комнату Карлотты. Почему ее вещи вызывают у него такое отвращение? Быть может, неприязнь к ним передалась ему от Роуан?

– Что с тобой? – обеспокоенно спросила она.

– Пойдем отсюда.

Он схватил Роуан за руку и едва ли не вытащил в коридор.

Как не хотелось ей входить в комнату Дейрдре! И тем не менее ей придется пройти весь путь до конца. Майкл почти физически ощущал ее отвращение и душевное смятение, когда она смотрела на фотографии в рамках, на плетеные стулья в викторианском стиле… Заметив, как вздрогнула Роуан при виде жуткого темного пятна на матраце, он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Ужасно! – воскликнул он. – Надо будет позвать кого-нибудь, чтобы здесь все вычистили и вымыли.

– Я сама позабочусь об этом, – ответила Роуан.

– Нет, это сделаю я. Там, внизу, ты спросила, могу ли я взять на себя все работы по реставрации дома, нанять нужных людей и так далее. Так вот, это тоже входит в мои обязанности.

Откуда взялось это темное липкое пятно? Было ли оно следствием кровотечения, возникшего уже перед самой смертью, или бедная женщина вынуждена была лежать и медленно гнить в собственных испражнениях, стремительно разлагавшихся от жары и влажности?

– Не знаю, – прошептала Роуан, отвечая на его не заданные вслух вопросы, и прерывисто вздохнула. – Я уже попросила представить мне официальное заключение. Райен обещал помочь мне в этом. Кроме того, я говорила с сиделкой, с Виолой. Очень милая женщина. А врач сказал лишь, что необходимости в том, чтобы отправлять Дейрдре в больницу, не было. Вообще, разговор был каким-то странным. Врач был явно недоволен моим звонком и крайне неохотно отвечал на вопросы. А потом заявил, что самое гуманное было позволить ей умереть.

Майкл еще сильнее прижал Роуан к себе и провел губами по ее щеке.

– А что это за свечи? – спросила она, указывая на некое подобие миниатюрного алтаря возле кровати. – И эта ужасная фигура?

– Это статуя Богоматери. Иногда ее изображают вот так, с обнаженным сердцем. А свечи приносят из церкви. Это святые свечи. Когда в первый вечер после своего приезда я стоял за оградой и смотрел на окна, мне были видны их отблески. Но я и представить себе не мог, что она здесь умирает. Откровенно говоря, я понятия не имел, чьи это окна. Если бы я знал… Если бы я только знал…

– Но зачем их зажигают?

– Во имя спасения души умирающего. Приходит священник. Он совершает обряд последнего причастия. Когда я мальчиком прислуживал при алтаре, мне приходилось пару раз сопровождать священника и помогать ему при совершении такого обряда.

– Об этом они позаботились, а вот о том, чтобы отправить ее в больницу, – нет.

– Роуан, я сомневаюсь, что ты смогла бы что-то изменить, даже если бы была здесь, рядом. Даже если бы они заранее сообщили тебе о том, что она умирает, спасти ее едва ли было возможно.

– Райен сказал, что ее положение было безнадежным. По его словам, лет десять тому назад Карлотта согласилась, чтобы ей перестали давать лекарства. Организм уже ни на что не реагировал – остались только рефлексы. Райен уверяет, что они сделали все возможное… Но что еще ему остается говорить в такой ситуации? Вот почему я хочу сама прочесть историю болезни и сделать собственные выводы. Тогда, быть может, я почувствую себя лучше. Впрочем, кто знает…

Роуан отошла от кровати и еще раз внимательно оглядела комнату. Казалось, она пытается оценить ее состояние с той же беспристрастностью, с какой оценивала другие помещения в доме.

Майкл как можно тактичнее обратил ее внимание на то, что эта комната – единственная на этаже – в изысканности интерьера не уступает нижним помещениям. Он указал Роуан на лепные завитки над окнами, на хрустальную люстру, на лепной медальон потолка… Хотя огромная кровать не отличалась ни изяществом, ни красотой.

– Она совсем не такая, как остальные, – заметила Роуан.

– Да, она гораздо новее. Это уже не ручная работа. В конце прошлого века сюда привозили с Севера миллионы таких кроватей. Они вошли в моду. Возможно, ее заказала Мэри-Бет.

– Она как будто остановила время.

– Кто? Мэри-Бет?

– Нет, эта отвратительная Карлотта. Она словно заставила время остановиться, и жизнь в доме прекратилась. Ты только представь себе, каково было расти в таком доме юным девочкам! Судя по всему, у них не было ни одной красивой вещи – вообще ничего, что соответствовало бы их возрасту и интересам.

– Плюшевые медведи… – прошептал Майкл. Кажется, тогда в саду, в Техасе, Дейрдре говорила что-то о плюшевых медведях…

Но Роуан не расслышала его слов.

– Что ж, ее время истекло… – заключила она, но в голосе ее при этом не было ни уверенности, ни победных ноток.

Она вдруг схватила фигурку Святой Девы и с силой швырнула ее через всю комнату. Статуя упала на пол в ванной и раскололась на три неравные части. Роуан в ужасе смотрела на обломки, не в силах поверить, что отважилась на подобный поступок.

Майкл был потрясен. При виде валяющейся на полу разбитой статуи Святой Девы его охватило совершенно необъяснимое суеверное чувство, захотелось сделать что-нибудь, чтобы отвести неминуемую, как ему казалось, беду, – произнести молитву, постучать по дереву или, наконец, трижды плюнуть через плечо. Неожиданно взгляд его наткнулся на что-то блестящее… Он присмотрелся…

– Взгляни туда, Роуан! – воскликнул он и пальцами осторожно повернул ее голову в нужном направлении. – Туда, на столик возле кровати!

На столике стояла открытая шкатулка, рядом лежал бархатный кошелек, а вокруг них россыпью валялись золотые монеты и драгоценные камни.

– Боже мой! – только и смогла выдавить из себя Роуан. Она осторожно подошла к столику, не сводя глаз с этого богатства, словно камни и монеты были живыми существами.

– Поверить не могу! Нет, это невозможно. Они не могут быть настоящими.

Роуан молча смотрела на него, стоя по другую сторону кровати.

– Майкл, – наконец прошептала она, – не мог бы ты… Не мог бы ты коснуться их? Снять перчатки и коснуться – хоть на секунду.

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, не могу… Не хочу…

Роуан обхватила себя руками за плечи – похоже, этот жест всегда свидетельствовал у нее о душевном смятении – и словно ушла в себя, глубоко задумалась о чем-то.

– Майкл, – вновь услышал он ее шепот, – тогда, быть может, ты коснешься какой-нибудь вещи Дейрдре? Ну, например, ее ночной рубашки… Или кровати…

– Нет, Роуан, не хочу. Мы же договорились, что не станем…

Она низко опустила голову, волосы упали на лицо, и Майкл не мог видеть выражение ее глаз.

– Послушай, – продолжал он. – Я все равно ничего не смогу понять. И только запутаю еще больше. В конце концов, что я могу увидеть? Сиделку, помогающую ей одеваться? Или доктора? Или автомобиль, проезжающий мимо дома в те минуты, когда она сидит на террасе? Я не умею пользоваться силой собственных рук. Эрон пытался научить меня, но пока безрезультатно. При мысли о том, что я увижу нечто плохое, мне становится не по себе. И к тому же я боюсь, Роуан. Боюсь, потому что она мертва… Поначалу я соглашался на просьбы людей и касался тех вещей, которые они мне приносили. А сейчас не могу. Поверь, я… Давай подождем, пока Эрон научит меня…

– А вдруг тебе удастся увидеть нечто хорошее? Если это будет нечто красивое, вроде того, что увидела та женщина в Лондоне, когда он попросил ее коснуться халата?

– Ты уверена, что она тогда не ошиблась? Ведь агенты Таламаски тоже люди, а людям свойственно ошибаться.

– Нет, они не обычные люди, – возразила Роуан. – Они такие же, как ты или я. И так же, как мы с тобой, обладают сверхъестественными способностями.

Роуан говорила мягко, без нажима, не пытаясь его принудить, но Майкл отлично понимал, что она сейчас чувствует.

Он вновь бросил взгляд на свечи, а потом перевел его на разбитую фигурку Святой Девы, по-прежнему валявшуюся на полу в ванной. Ему вдруг вспомнились майские процессии и мерно раскачивающаяся огромная статуя Богоматери, которую везли по улицам. И море цветов. А потом на память вновь пришли слова Дейрдре о том, что она хочет всего лишь нормальной жизни.

Майкл обошел вокруг кровати и остановился перед комодом. Затем выдвинул верхний ящик. Ночные рубашки из белой мягкой фланели, аккуратно сложенные, благоухающие нежным ароматом саше… А рядом другая стопка – летних, легких, сшитых из тончайшего шелка.

Он вытащил одну из них – совсем тонкую, без рукавов, с вышитыми на ней мелкими цветочками – и смятым комочком положил на верхнюю крышку комода. После этого неторопливо стянул с рук перчатки, на несколько секунд крепко сомкнул ладони и осторожно сжал пальцами маленький комок.

– Дейрдре… – закрыв глаза, прошептал он. – Только Дейрдре…

Перед ним распахнулось огромное пространство. В мрачном мерцании света он увидел сотни лиц, услышал ужасные вопли, вой и плач… Нестерпимо. Перешагивая через тела людей, к нему направлялся какой-то человек… Нет! Все! Хватит! Майкл выронил из рук рубашку и остался стоять с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить то, что увидел, и одновременно страшась повторения кошмара. Сотни людей, извивающихся, кривляющихся… И насмешливый голос, обращенный непосредственно к нему… Господи, что же это было? Он открыл глаза и пристально уставился на свои руки. Кажется, он слышал знакомый звук, доносящийся издалека… Да, барабан.

Ну конечно! Марди-Гра! Они с мамой бегут по улице, чтобы посмотреть на шествие тайной гильдии Комуса. Грохот барабана. Тот же ритм. А мерцающий свет – это факел…

– Я не понимаю, – пробормотал Майкл.

– Что, Майкл? Что ты сказал?

– Я не увидел ничего, что могло бы иметь хоть какой-то смысл. – Он сердито взглянул на ночную рубашку и медленным жестом протянул к ней руки.

– Дейрдре. Ее последние дни. Только Дейрдре незадолго до смерти. – С этими словами он вновь осторожно сжал в пальцах мягкую ткань. – Я вижу террасу, сад, бабочку, ползущую по сетке… Его рука возле нее… Это Лэшер, и она рада его приходу. – И если он сейчас оторвет взгляд от кресла-качалки, то увидит Лэшера. Майкл положил рубашку на место. – Светило солнце, вокруг было много цветов, и она… Она была в прекрасном настроении…

– Спасибо, Майкл.

– Роуан, я больше не хочу. Извини. Не могу снова решиться на это.

– Понимаю.

Роуан подошла к нему почти вплотную. Голос ее звучал тихо, успокаивающе, но в глазах явственно читалось недоумение. Ей страстно хотелось узнать, что же он увидел тогда, в первый раз.

Впрочем, Майкл хотел того же не меньше. Но был ли у него хоть малейший шанс?

И все же он здесь, в доме, наделенный силой, которую подарили ему они, – во всяком случае, он так считает! А он ведет себя как последний трус, он боится… Он, Майкл Карри, – трус? И после этого он смеет говорить о том, что намерен выполнить ту миссию, которую они на него возложили?

Разве он приехал сюда не по их желанию? Разве не они хотели, чтобы он коснулся здесь каких-то вещей? И она ждала от него того же. Так почему он отказывается?

Он протянул руку и коснулся изножия кровати Дейрдре. Вспышка. Время около полудня. В комнате несколько сиделок. Уборщица с пылесосом. Чей-то голос, жалобный, хныкающий. Все это мгновенно пронеслось перед его глазами, и видение расплылось, исчезло. Майкл провел пальцами по матрацу… Ее нога, белая, безвольная, словно сделанная из теста… А это Джерри Лониган. «Посмотри, ты только посмотри вокруг!» – тихо шепчет он своему ассистенту. Майкл коснулся стен. И опять возникло лицо Дейрдре, бессмысленно улыбающееся… А вот дверь в ванную… Сиделка, белая женщина, подталкивает ее вперед, уговаривает идти, боль буквально раздирает Дейрдре изнутри… Мужской голос… Уборщица ходит туда-сюда… Унитаз… Гул москитов… Боже! Да вы только посмотрите, какие пролежни у нее на спине – в том месте, которым она постоянно терлась о спинку кресла-качалки! Гноящиеся раны, чуть припудренные детской присыпкой. Люди, вы что, с ума все посходили? А сиделка все не позволяет ей встать с унитаза…

«Я не могу…»

Майкл повернулся и бросился вон из комнаты, оттолкнув в сторону Роуан, которая пыталась его остановить. Он коснулся балясины лестницы… Кто-то в хлопчатобумажном платье проскочил мимо него… Звук шагов по ковру… Крики, плач…

– Майкл!

Он помчался вверх по ступеням…

Ребенок надрывается от крика в колыбели…

Запах химикатов, полуразложившееся месиво в сосудах. Он видел его мельком, а теперь должен увидеть еще раз. И коснуться его. Он уже ощущал его запах вчера, когда приходил сюда, чтобы найти тело Таунсенда, только это не было телом… Скользнув пальцами по перилам, он увидел Роуан с лампой в руке. Роуан в ярости. Она пытается убежать от старухи, которая мучает ее своим рассказом… Чернокожая служанка… Плотник вставляет стекло в раму окна, расположенного над крышей террасы. «Господи, как здесь воняет!» – «Занимайся своим делом!» И вновь спальня Дейрдре… Вопли… Они достигают своего пика и вновь стихают… Потом вновь накатываются волной… Впереди какая-то дверь. Чей-то смех… Мужской голос, говорящий по-французски… Слова разобрать невозможно. Кошмарный запах из-за двери.

Нет, сначала нужно попасть в комнату Джулиена, к его кровати. Смех становится громче, к нему присоединяется детский плач. Кто-то бежит за ним по лестнице. Эухения вытирает пыль, жалуется на отвратительный запах… Голос Карлотты… слов не разобрать… Мерзкое пятно на том месте, где умер Таунсенд… Его последний вздох сквозь дырку в ковре. Джулиен. Да, тот самый человек! Тот, кого он видел, когда касался ночной рубашки Дейрдре… Да, это Джулиен… «Я вижу тебя!» Бегущие шаги… Нет, я не желаю это видеть… И все же рука тянется к подоконнику, открывает ставни… Грязные стекла окна…

Анта проносится мимо него, выпрыгивает из окна… Звон стекла… Она в ужасе, а глаз… глаз болтается, бьется о щеку… Господи! Как она испугана! «Не трогай меня, не трогай, – кричит она. – Лэшер, помоги, пожалуйста!»

– Роуан!

А Джулиен? Почему он стоит и безмолвно плачет, но не пытается сделать хоть что-то?

«Ты можешь призывать хоть всех демонов ада и ангелов на небесах – ничто и никто тебе не поможет!» – это голос Карлотты…

«Я убью тебя, ведьма, я убью тебя! Ты не…» – беспомощно шепчет Джулиен.

Она упала… Последний крик эхом разнесся по округе… Джулиен спрятал лицо в ладонях… Он бессилен что-либо сделать. Свечение рассеялось… И вновь хаос… Образ Карлотты растворяется в воздухе. Он хватается руками за спинку кровати. На ней сидит Джулиен. Видение колышется, но оно вполне отчетливо. Темные глаза, улыбка, белые густые волосы… Не смей меня трогать!

«Eh bien, Мишель, наконец-то…»

Рука задевает лежащие на кровати дорожные корзины… Образ сидящего на кровати Джулиена то исчезает, то возникает вновь… Джулиен пытается встать.

«Нет! Прочь! Убирайся прочь!»

– Майкл!

Он сбрасывает корзины на пол… Спотыкается о книги. Куклы, где они? В сундуке – так, кажется, сказал Джулиен… Причем по-французски. Смех, шуршание женских юбок… Он больно ударился обо что-то, упал, но тем не менее ползком продвигался вперед… Замки сломаны, нужно откинуть крышку.

Наконец-то. Крышка сундука отваливается, он слышит шуршание, шелест шагов вокруг, какие-то фигуры склоняются над ним, исчезают и появляются вновь… словно вспышки света, просачивающегося сквозь ставни… «Дайте вздохнуть, я хочу увидеть…»

Шорохи напоминают ему о времени учебы в школе, о монахинях, о наказаниях…

Вот они, куклы!

Осторожно! Не повреди их! Они такие старые и хрупкие, их лица обращены к нему… А вот эта, с глазками-пуговицами, с седыми прядями в волосах, одетая в мужской костюм из твида… Господи! Да это же настоящие кости!

Он держит одну из них в руках. Это Мэри-Бет! Он слышит, как шуршит ее платье. А стоит ему поднять голову, и он увидит, что она склоняется над его головой… Да, он видит! Он многое способен видеть – его возможности безграничны. Он видит даже их затылки… Но все эти видения кратковременны и неотчетливы. На какие-то доли секунды комната заполняется людьми и тут же вновь пустеет. Он вдруг видит Роуан, которая появляется словно сквозь прореху в ткани и хватает его за руку, потом вспышка – и перед ним возникает Шарлотта, он точно знает, что это она… Он что, действительно коснулся куклы? Майкл опускает взгляд и видит, что все куклы в беспорядке разбросаны по толстому слою марли…

Но где же Дебора? Дебора должна ему сказать… Он откидывает верхний слой марли, на котором лежат куклы, сделанные в более позднее время, и они падают друг на друга… Чей-то плач… А, это малышка кричит в колыбели… Или Анта на крыше террасы? Или и та и другая вместе? Он опять видит Джулиена. Тот опустился рядом с ним на колено и что-то быстро говорит по-французски…

«Я не понимаю!»

Через секунду видение исчезает.

«Вы сведете меня с ума! Что пользы будет во мне для вас или для кого-то другого, если я свихнусь?

Уберите от меня эти юбки! Они заставляют вспомнить о монахинях!»

– Майкл!

Он просовывает руки под марлю… Ну где же? Здесь лежат самые старые… Вот одна из них… Потом он видит светлые волосы… Шарлотта! Все просто: та, что лежит между этими двумя, – Дебора! Его Дебора! Но стоило ему коснуться куклы, как из-под нее в разные стороны побежали мелкие жучки… И волосы у нее отваливаются! Господи! Да она вся рассыпается в прах! Он в ужасе отпрянул, оставив отпечаток пальца на костяном личике, и почувствовал, как его самого опалило жаром огня. Запах костра… Тельце куклы съежилось, и он услышал ее голос, приказывающий что-то сделать… Но что? Кукла говорила с ним по-французски.

«Дебора! – в отчаянии звал он, касаясь ее крохотного бархатного платья. – Дебора!»

Кукла была такой старой, что, казалось, достаточно легкого дуновения его дыхания, чтобы она исчезла навсегда. Смех Стеллы, держащей куклу в руках…

«Поговори со мной! – Глаза Стеллы плотно закрыты, а рядом хохочет какой-то молодой человек. – Неужели ты действительно надеешься, что тебе это поможет?»

«Чего вы от меня хотите?»

Смешение голосов вокруг, английской и французской речи… Он пытался различить голос Джулиена. Это было все равно что пытаться поймать мысль, мимолетное воспоминание о чем-то. Так бывает, когда слушаешь музыку и вдруг внезапно в голове проскальзывает нечто неуловимое…

«Дебора!»

Ничего… Никакого ответа…

«Почему ты не хочешь мне объяснить?!!»

Роуан звала его, она трясла его изо всех сил. Он едва не ударил ее!

– Прекрати! – кричал он. – Неужели ты не понимаешь, что они все здесь, в этом доме? Они ждут… Они… Они… Они зависли… Они по-прежнему тесно связаны с реальностью!

Какая же она сильная! Одним рывком Роуан подняла его с пола.

– Оставь меня, – отбивался Майкл. Куда бы он ни взглянул, они были повсюду, словно вплетенные в некую колеблемую ветром паутину…

– Майкл! Прекрати! Хватит!

Пора уходить отсюда. Он ухватился за дверной косяк и оглядел комнату. Корзинки по-прежнему лежали на кровати, книги… Ну конечно! Он же не коснулся книг! Пот градом струился по лицу. Голоса…

– Черт побери, я могу это сделать! – выкрикнул Майкл, изо всех сил зажимая руками уши.

У него было такое ощущение, что он находится под водой. Но этот запах… От него никуда не спрятаться. Отвратительная вонь, исходящая от сосудов. Да, сосуды…

«Этого вы от меня хотели? Чтобы я пришел сюда и коснулся руками вещей, которые способны подсказать мне ответ? Дебора, где ты?»

Они что, смеются над ним? Перед глазами снова возникла Эухения с тряпкой в руках.

– Нет, уходи, ты мне не нужна! Я хочу видеть мертвых, а не живых!

До него вновь донесся смех Джулиена. И плач. Кто это плачет? Ребенок в колыбели?

– Хватит! Прекрати! Не смей…

– Нет! Остались еще сосуды. Позволь мне покончить со всем сразу. Навсегда!

Майкл оттолкнул Роуан в сторону, в который уже раз удивленный силой, с какой она пыталась его остановить, и распахнул дверь в комнату, где хранились страшные сосуды.

Роуан молча следила за каждым его движением.

«Вы хотели, чтобы я коснулся именно их?»

Они вновь попытались приблизиться, окружить его со всех сторон, опутать паутиной образов, но Майкл не позволил. Сделав глубокий вдох, он сконцентрировал все внимание на отвратительных склянках. Казалось, он не выдержит и вот-вот просто умрет от этой вони. Но на самом деле запах не в состоянии убить.

Открыв один из сосудов, Майкл опустил в него руку и ухватил за волосы человеческую голову, плававшую внутри. Однако волосы мгновенно выскользнули из пальцев. Тем не менее ему удалось проткнуть большим пальцем мерзкую щеку и выдернуть голову из склянки. И вновь вспышка… Мертвая голова смеется, изо рта сочится кровь, но каждое произнесенное им слово доносится совершенно отчетливо; взгляд карих глаз устремлен прямо на него.

«Да, Майкл, я пребуду во плоти и крови, в то время как ты превратишься в прах».

Он увидел сидящего на кровати обнаженного человека, мертвого и в то же время живого, который разговаривал с ним голосом Лэшера. А рядом – Маргариту, обнимавшую мертвеца за плечи и полную решимости защитить его любой ценой, подобно тому как Роуан пыталась сейчас защитить Майкла.

Голова выскользнула из его рук и мерзким сгустком рухнула на пол. Майкл почувствовал, что его сейчас вырвет; он изо всех сил старался сдержаться, но справиться с тошнотой не смог.

Роуан схватила его за плечи. В таком состоянии человеку, как правило, все равно, что происходит вокруг, и все же Майкл попытался сказать, предупредить ее… Он с трудом поднялся на ноги, оттолкнул с дороги Джулиена, Мэри-Бет, а потом и Роуан и принялся топтать ногами отвратительное месиво.

– Лэшер… – едва слышно выдавил он из себя. – Лэшер в этой голове… внутри этой головы…

А что в других сосудах? Тоже головы! Он принялся крушить склянки одну за другой, вытряхивая их содержимое. Выхватив очередную голову из сосуда, он с ужасом увидел, как мгновенно сошла с нее изъеденная временем плоть, оставив в его руках лишь голый череп.

«Да, Майкл, превратишься в прах, подобный тому, который ты держишь сейчас в руках…»

– И это ты называешь плотью?

Майкл стряхнул отвратительные ошметки на пол, а следом за ними туда же полетел и череп.

– Ты никогда ее не получишь! Ни ради этого, ни ради чего-либо еще в этом мире!

– Майкл!

Его вновь тошнило, однако на этот раз он твердо решил сдержаться и ухватился за края полки.

Эухения…

«Как отвратительно пахнет в мансарде, мисс Карл». – «Оставь там все как есть, Эухения, и уйди».

Майкл обернулся к Роуан и, яростно вытирая руки об одежду, попробовал объяснить:

– Он проникал в мертвые тела. Завладевал ими. Он смотрел их глазами и говорил их голосами. Он использовал их. Но он не в силах был их оживить, не мог заставить клетки размножаться. Тогда она стала сохранять для него головы. Он мог войти в эти головы даже тогда, когда тела, им принадлежавшие, давно сгнили. И он видел мир их глазами.

Он принялся внимательно рассматривать содержимое сосудов. Головы, головы, головы… В большинстве своем темноволосые… А это что? Голова блондина, но в светлых волосах промелькнули темно-коричневые пряди… А вот голова чернокожего человека, однако кое-где кожа заметно светлее…

– Боже праведный! Роуан! Он не только проникал в эти головы – он пытался их изменить, заставлял их реагировать на его вмешательство. Но оживить их все же не смог. Взгляни! Он провоцировал мутацию и рост новых клеток. Однако они погибали и разлагались. Остановить процесс он был не в силах. А они так и не захотели мне сказать, чего от меня ждут.

Пальцы Майкла непроизвольно сжались в кулак, и он изо всех сил стукнул им по склянке, которая тут же упала и разлетелась вдребезги.

Роуан даже не попыталась его остановить. Она только обняла его и умоляла поскорее покинуть страшную комнату и этот дом.

– Смотри! – воскликнул вдруг Майкл. – Ты видишь?

В дальнем углу полки, спрятанный за склянкой, которую Майкл только что разбил, стоял еще один сосуд. Жидкость в нем была прозрачной, плотно пригнанную крышку удерживала тяжелая печать. Сквозь нечленораздельную какофонию звуков до Майкла донесся голос Роуан:

– Разбей его, уничтожь!

Майкл повиновался и, уже не обращая внимания на мерзкую вонь, выхватил голову. И вновь паутина образов, а затем…

Вновь спальня, сидящая перед зеркалом Маргарита – беззубая, старая, с темными, почти черными глазами и волосами, похожими на беспорядочно разросшийся мох. А возле нее – светловолосый стройный Джулиен. «Покажись же мне, Лэшер!»

И бесстыдная картина разворачивается перед глазами: мертвые пальцы ощупывают живую плоть, мертвая плоть вздымается…

«Смотри на меня и измени меня! Смотри на меня и измени меня!»

И Джулиен, с удовольствием наблюдающий за столь отвратительным действом…

Майкл пристально всмотрелся в черты мертвого лица. Да, это то же самое лицо, которое ему не раз доводилось видеть в саду, и в церкви, и… Те же волосы… Те же глаза…

«Ты никогда не сможешь меня остановить! Ты не сможешь остановить и удержать ее. И ты выполнишь мою волю. Мое терпение подобно терпению Всевышнего – оно безгранично. И я пройду этот путь до конца. И я увижу тринадцатого! И я пребуду во плоти и крови, когда тебя не будет на этом свете!»

– Ты слышишь? Он говорит со мной! Сам дьявол говорит со мной!

Майкл бросился прочь из комнаты. Нет, он не трус. Но он всего лишь человек! И не в силах больше вынести этот кошмар…

Комната Белл, чистая и уютная… Он падает на кровать… И сама Белл здесь, рядом… Она принесла ему перчатки. Она успокаивает его…

Как чудесно!

– Не бойся меня, Майкл. Я не одна из них, и не потому я здесь…

– Пожалуйста, заставь их говорить со мной! Пусть они скажут, чего от меня хотят!

– Лежи спокойно, Майкл, пожалуйста, тебе нужно отдохнуть…

«Ты что-то сказала, Роуан?»

Вопрос прозвучал, но губы Майкла при этом не шевельнулись.

– Мы не должны обладать подобной силой. Она разрушает в нас все человеческое. Ты остаешься собой, когда стоишь у операционного стола… А я был нормальным человеком, только когда держал в руках молоток и гвозди…

Белл сидит перед зеркалом…

Чудесно…

– Спи, Майкл.

– Ты будешь здесь, когда я проснусь?

– Нет, это их дом, а я не принадлежу к их числу.

И вновь голос Деборы:

«…Великая сила, способность к преобразованию и перевоплощению…»

Майкл содрогнулся.

«…Это нелегко… Ты даже представить себе не можешь, как это трудно… Возможно, это самое трудное, что только…»

«Я смогу это сделать…»

Когда Майкл проснулся, Эрон был уже возле его постели. Роуан принесла чистую одежду, и Лайтнер помог Майклу принять ванну и переодеться.

Каждая мышца, каждая клеточка его существа нестерпимо болела. У него было такое чувство, что все это время он не покидал своего дома на Либерти-стрит. Майкл смог прийти в себя только после хорошей порции пива, принесенной Эроном.

– Я не собираюсь напиваться, – успокоил он Роуан.

Она объяснила, что у него был сердечный приступ и что все, что ему сейчас необходимо, это хорошо выспаться, отдохнуть и ни в коем случае не снимать перчатки.

– Я готов с радостью закатать свои руки в бетон, – ответил ей Майкл.

Потом они все вместе вернулись в отель, и Майкл долго рассказывал обо всем, что ему довелось увидеть и пережить.

– Я не знаю, почему меня вовлекли во все это и какая роль мне отведена, – заключил он. – Твердо уверен лишь в одном. Все они по-прежнему обитают в особняке. И еще. Этому существу нужна Роуан. Он хочет воспользоваться ее силой для изменения, для преобразования материи.

Роуан выглядела совершенно потрясенной.

– Ты не жалеешь, что приехала? Быть может, следовало прислушаться к просьбе твоей приемной матери и остаться в Калифорнии? – спросил Майкл.

Она покачала головой:

– У меня сейчас все перемешалось в голове. Все так странно.

– Объясни.

– Я не хочу терять семью. И очень благодарна Эрону за то, что он подарил мне возможность ее обрести. Я имею в виду досье. И в то же время я не желаю иметь ничего общего с этим проклятым существом и тем злом, которое оно несет не только мне, но и всем остальным. Я не хочу видеть его, и… И в то же время он невероятно влечет меня к себе.

– Я же говорил, что противостоять ему невозможно.