Всего лишь 13. Подлинная история Лон Мансанарес Джулия

Группа Компаний Гудвил

Когда мне попалась в руки история жизни Лон в книжном магазине в аэропорту Пхукета, я надеялся прочитать что-то вроде истории тайской женщины в секс-индустрии Таиланда. На самом деле я узнал немного больше, чем ожидал. Управляя группой компаний Гудвил по поддержке малоимущих женщин Таиланда, я знал немного о положении деревенских женщин, приезжающих в Бангкок в поисках работы, но история Лон значительно расширило мое понимание о том, как обстоят дела у деревенских женщин в этой замечательной, трудной, временами несправедливой стране.

Мне всегда было интересно, каким образом так получается, что женщины из отдаленных провинций Таиланда так нравственно падают. Будучи в юном возрасте, дети-девочки взваливают на себя ношу обеспечивать своих родителей, пока их братья (если таковые существуют) продолжают учиться. Большинство таких деревенских женщин рано уходят из школы, чтоб выйти замуж или родить ребенка. Покинутые своими мужьями они приезжают в Бангкок, чтобы хоть как-то содержать своих детей. Другие приезжают в город, чтобы содержать своих родителей и братьев, которые иногда под давлением заставляют их работать в секс-индустрии, хотя на самом деле девушки могли бы делать совершенно другую работу (у них намного больше талантов). Бангкок — одно из многих мест в Таиланде где процветает секс-индустрия и из-за этого притягивает деревенских женщин, ищущих легких денег.

Я благодарю Лон за то, что у нее хватило смелости написать такой непредвзятый рассказ об ее опыте, а также Жулию и Дерека за объективное представление событий на бумаге. Я искренне надеюсь, что эта история поможет обратить внимание на тяжелое положение малоимущих тайских женщин.

Курт Хек, управляющий Группой компаний Гудвил,Бангкок, Таиланд11 октября 2005 года.

Компания Сайнам

20 Moo 7, Бан Наудом, Т.Пхаи, Раттани Бури, Сурин 32130 Таиланд, веб-сайт: www.sainam.net эл. почта: [email protected]

Бан Наудом, 15 сентября 2005 г.

Дорогой Дерек,

Я хотел бы искренне поблагодарить тебя за публикацию истории Лон, которая сильно воодушевила меня.

Я жадно прочитал ее за два дня и был всецело поглощен историей молодой девушки и ее суровыми испытаниями.

Такая открытая и честная книга дает большой стимул и силы пытаться сделать что-то, чтобы предотвратить следование многих северо-восточных девушек по пути Лон.

Небольшая и удивительная книга должна быть прочитана любым, будь то европеец или таец, который заботится о лучшем мире, о лучшем отношении к молодым и беспомощным людям. Книга, открывающая глаза на многие вещи, должна быть прочитана каждым иностранцем в Паттайе, Потонг-Биче или Патпонге.

Я начинаю новый проект в Непале, направленный на улучшение социальных условий многих бедствующих девушек и молодых людей. Непал, как и северо-восток Таиланда, является крупным поставщиком девушек для секс-индустрии, и я действительно надеюсь, что вскоре я найду кого-нибудь, кто поможет делать мне тоже самое для Исаана. Ваша книга внесет немного ясности и осведомит людей в мире. Еще раз, Жулия и Дерек, спасибо большое за вашу книгу.

Клаудио Романо, президент Компании Сайнам.

Посвящение

Эта книга посвящается моим двум сестрам, Пинг и Саи, которые никогда не знакомились с секс-туристами, как я, и моему отцу, который по-настоящему любил меня.

Предисловие

На следующих страницах я поделюсь своей историей и историями десятков из тысяч женщин и детей, всех тех, кто посчитал необходимым повторить мой путь, совершая проступки на своей тропе жизни. Этот путь веками был единственным для женщин моего региона.

Я проведу вас через мою страну и объясню простоту тайской экономики и сложную природу тайско-исаанской культуры, погружаясь в традиции, обычаи и бедность северо-востока Таиланда. Однажды повлияв на мою жизнь, эти условия продолжают влиять на жизнь каждой бедной молоденькой женщины в Таиланде. Я расскажу вам о настоящих мотивах, которые, как я думаю, никогда не изменятся. Мы вместе отправимся в путешествие из нищей деревни, где я родилась, в квартал публичных домов Таиланда, к моим многочисленным попыткам начать новую жизнь в Европе, откуда я и поведаю о своей истории.

В своей не совсем милой истории я подробно расскажу о главной проблеме моей страны (Страны притворства) — вековая человеческая беднота и торговля людьми: оба этих пункта являются причинами сексуального рабства (например, педофилии в Паттайе, Пхукете и Чиангмае или детского рабства). Вы увидите, что я очень часто в своей книге употребляю слово «трагичный» и все связанные с ним однокоренные слова, так как ни одно другое слово не может описать все страдания, которые мы пережили из-за одного только недостатка: мы родились девочками в очень бедных семьях третьего мира. Всегда будут существовать те, кто будут использовать свое богатство, положение и/или свое могущество за счет бедных и беспомощных. Это правда моей страны, в которой большинство молодых женщин из Исаана никогда ничего не добьются — судьба против нас — то ли из-за нашего рождения, то ли из-за действующих в государстве законов.

Я думала, что узнав о десятках мучительных судеб, я преодолею трудности, сбежав из Таиланда, но вскоре я узнала, что это должно было произойти в другой стране. Брак с британцем мог бы изменить мою жизнь. Я хотела стать примером для других молодых женщин, но время еще не пришло. Я никогда не могла себе представить те муки, которые я перенесла и они продолжаются дальше. Единственное, что я знаю — это то, что прежде, чем сделать отчаянную попытку достать это пресловутое золотое обручальное кольцо, мы должны знать, что в потайных уголках нашей души у нас есть ценные человеческие достоинства. Каждый из нас достоин и способен многого добиться в обществе и принести в него. Мы можем играть и выигрывать в этой жизни. Назло всему, я считаю себя одной из победительниц. Более того — счастливчиком!

Лон в 17 лет

Глоссарий

Не пренебрегайте глоссарием; он очень важен, чтобы понять книгу.

Барфайн (bar-fine): сумма, которая платится бару (от 150 до 600 бат), чтобы снять девушку на короткое время или взять на ночь.

Барная девушка (bar-girl): проститутка, которая работает в баре, где она принимает мужчин.

Бангкок-Пост (BP): газета на английском языке в Таиланде.

Выкуп за невесту (brideprice): сумма, которая выплачивается родителям за право жениться на их дочери.

Репутация (face): уровень соответствия вашей речи или действий принципам и поведению Конфуция по отношению к членам вашей социальной группы. Это слово или образ действий определяет ваше положение внутри группы. Ваше воспринимаемое положение — это репутация, или проще уровень уважения.

Фаранг (farang): Это слово могло быть заимствовано из персидского языка «farang», что означает наемников-французов. Франция была одной из первой европейских наций, установившей связи с Таиландом в 17 веке. Сейчас фарангами называют вообще всех европейцев.

Фрилансер (freelancer): проститутка, которая не работает в баре или гоугоу и принимает мужчин в одиночных барах, дискотеках, шоппинг-центрах, на улицах, на пляже или где-нибудь еще.

Гоугоу (GoGo): стрип-клуб, где танцовщицы могут раздеваться до бикини или догола.

Гоугоу-девушка (GoGo-girl): девушка, работающая стриптизершей в Гоугоу.

МКСП (ICFTU): Международная конфедерация свободных профсоюзов.

Исаан (Isaan): Северо-восточный Таиланд; человек из Исаана; язык северо-восточного Таиланда, также называемый лаосским или просто Лао.

Карены (Karen people): группа народов из Мьянмы, которые спасались от государственных гонений и осели в горах северного и западного Таиланда, Лаоса и Бирмы. Сейчас это многочисленный народ в Таиланде, насчитывающий 350 тыс. человек и разделенный на 4 подгруппы, верования которых разнятся в зависимости от того, к какой группе они принадлежат (анимизм, буддизм, христианство).

Мама-сан (mama-san): женщина, которая руководит девушками в публичном доме, баре или гоугоу клубе.

Патпонг (Patpong): квартал публичных домов в Бангкоке, изобилующий гоугоу клубами и барами для секс-туристов.

Паттайя (Pattaya): морской тайский курорт, главная мировая столица секс-торговли.

Проститутка на короткое время (short-time): проститутка, снимаемая мужчиной на короткое время.

Сои (Soi): улица по-тайски.[1]

ТСТ (ТАТ): туристическая служба в Таиланде.

Зе Нейшн (The Nation): газета на английском языке в Таиланде.

Запад (the West): — США, Европа, Австралия, Новая Зеландия — любое место, откуда приезжает европеец или иностранец.

We: барная проститутка или гоугоу танцовщица в юго-восточной Азии.

Девушки Исаана — бедные;

Туристы-богатые;

Я ликвидировала разрыв!

Введение

Родословная семьи Бонтах

Дедушка Бонтах с маминой стороны родился в Чиангмае, самом большом городе на севере Таиланда в среднестатистической семье, которой принадлежал большой участок земли и стадо буйволов. У его родителей была очень большая семья, а у его отца было много жен. Однажды все богатство было поделено между детьми. Каждому досталась своя доля. После наследования определенной части имущества он переехал в Убон и женился на бедной необразованной женщине, которая и стала бабушкой Бонтах. У них было 9 детей. Воспитание этих детей очень подорвало его благосостояние, и он стал таким же бедным, как когда-то была его жена. Несмотря на то, что он был очень грамотным человеком, остаток своей жизни он провел в своей комнате, рассуждая о Боге каренов.

Бонтах мало рассказывает о бабушке с материнской стороны, потому что в течение первых десяти лет жизни своей внучки, она ее жестоко избивала прутьями в целях дисциплины или разрешала это делать другим, кто желал. С момента своего появления на свет малышка с ненавистью относилась к этой жестокой женщине, использующей любую возможность морального или физического издевательства над ней и отвергающей любое право попыток на счастье.

Вполне может быть, что именно из-за того, что Боотсах выросла в доме, лишенном любви, она так мало знала о ней. К тому времени, как она родилась, отец был бедняком: имущественные владения, деньги, любовь-все это тяжело было здесь найти. Боотсах была первой дочерью. По обычаям тайской культуры, старшая дочь является ответственной за более молодых своих братьев и сестер и должна заботиться о них и содержать их до зрелого возраста. Когда ей было всего 15 лет, она вышла замуж за Сомпхана, которого она просто знала, но не любила. Ее ранний материнский долг в конечном итоге свелся к заботе о дочери ее сестры Саи.

Ответственный, добрый и любящий человек, казалось, он был единственным человеком, который любил, понимал и заботился о своей старшей дочери. Он принимал любое предложение о работе, какой бы сложной она ни была, лишь бы обеспечить свою семью всем необходимым. Когда он работал в Бангкоке, он часто писал Бонтах, зная, как сильно от него зависит ее счастье.

Самый молодой сын бабушки: когда Бонтах было 11 лет, именно Сакда узнал, что она постоянно обворовывала своего брата и в наказание, он неоднократно бил ее прутьями. С каждыми новыми побоями, Бонтах понимала, что ей трудно будет сбежать и найти своего отца в Бангкоке.

Ее сестры-двойняшки Улах (Иинг) и Лампун (Саи-Жой) были на 4 года моложе ее. Брат Бонтах Банья был на два года старше.

На тайском языке «Иинг» означает леди. Ни одно из женских тайских имен не может быть лучше. Иинг всегда была очень самовлюбленным ребенком, уже в возрасте 6 лет она боялась потолстеть. Позже, когда у семьи появится дом с ванной комнатой, она будет проводить много времени, танцуя там. Танцы были в крови у семьи, и, в конечном счете, она станет танцовщицей. Саи и Бонтах часто украдкой подглядывали, как танцует Иинг. Иинг хотела, чтобы у нее были длинные и красивые волосы. Она заворачивала свои волосы в полотенце, чтобы они казались длиннее, и представляла себя принцессой. Она больше предпочитала читать книги, чем гулять и играть на улице. Она никогда не любила животных, как и они ее; прикоснувшись к ним, ей казалось, что руки у нее становились грязными, и одна мысль об этом вызывала у нее неприязнь.

Иинг редко рассуждала, когда была маленькой, а когда она пыталась это сделать, у окружающих это вызывало лишь смех. Ее двойняшка Саи была болтушкой, что всегда злило Иинг. Одним из худших недостатков характера Иинг была злость, которая проявлялась всякий раз, когда было что-то не так, как ей было нужно. Этот недостаток досаждал всем членам семьи. Когда дети играли вместе, Иинг всегда хотела играть роль принцессы. Она отказывалась быть отрицательным персонажем и всегда отдавала эту роль Саи. Несмотря на то, что она не ходила в кино, культурное влияние исторических книг было очень велико. Характерной чертой тайского фольклора и мифов было наличие темных и светлых персонажей, что в настоящей жизни проигрывалось в каждой деревне и в каждой семье.

Иинг мочилась в штаны до 6 лет и из-за этого страдала от побоев своей матери. Несмотря на побои, она хотела выучиться больше всех остальных. Ее стремление к учебе было очевидным. Уже в 5 лет, за год до того, как дети идут в школу, она начала учиться вместе со своей старшей сестрой.

Иинг была хорошей танцовщицей с природными способностями и не по годам проявляла талант к грациозности и равновесию. Бонтах учила ее петь и Иинг быстро училась. Вскоре ее таланты дали ей возможность петь и совершенствоваться на деревенских вечеринках взамен на еду и сладости. Она любила носить юбки и брала у мамы и бабушки любые вещи, которые, как ей казалось, ей шли и сочетались с другими нарядами. В отличие от Саи, ей нравилось играть с куклами, и она ненавидела почти все виды спорта, за исключением бега и волейбола. Также в отличие от сестер, она настаивала на поцелуе, прежде чем идти спать.

Иинг всегда побеждала в школьных конкурсах по письму, рисованию, бегу, волейболу, пению и тайским танцам. Учителя ценили ее умения, таланты, исполнительность, постоянное участие в школьной жизни и ее умственные способности. Она замечательно училась, что заставляло ее семью гордиться ею, в отличие от Бонтах и Саи.

Как и ее старшая сестра Бонтах, Иинг больше любила отца, чем мать и всегда при себе хранила его фотографию. Когда их отец возвращался из Бангкока в Убон, он продавал леденцы с повозки. Вечерами она отправлялась с ним под предлогом помощи ему. Но он знал, что на самом деле ей просто хотелось сладостей. Она была очень вежливой и на любой подарок она отвечала словами: «изумительно», «красиво» — не важно, насколько это было искренне. Ее поведение весьма отличалось от поведения ее сестер.

Настоящей матерью Саи была сестра Боотсах. Саи была оставлена возле двери, когда ей было всего лишь 3 месяца. И так как она была всего на три месяца моложе Иинг, она воспитывалась и росла как двойняшка Иинг. Год спустя, после того, как мать оставила Саи на ступеньке возле двери, она вернулась и пыталась убить ее. К счастью Боотсах прогуливалась рядом и остановила ее. Никто никогда не узнал, почему настоящая мать Саи хотела совершить такой страшный поступок.

Саи была очень разговорчивой маленькой девочкой и с трудом переводила дыхание в погоне за словами. Она очень отличалась от Иинг; она была девчонкой-сорванцом. Саи намного больше нравилось играть с мальчиками и ловить лягушек, рыбу, креветок и свежих крабов. Ей нравилось Кунг Фу, и она обожала играть в мяч. Она научилась плавать и ездить на мотоцикле намного быстрее Иинг. Она всегда соперничала с сестрами и братьями, и ей всегда доставляло удовольствие побеждать их в любых видах спорта. Ее никогда не заботили школьные дела, больше ей нравилось веселиться. Также она всегда выражала свое недовольство по поводу многодетности своей семьи: девять человек должны были делить одну комнату, что было неотъемлемой частью бедноты в нищей деревне. Ей очень хотелось иметь свою комнату, что было неосуществимой мечтой в данных условиях.

Взрослея, Саи часто вставала рано утром и шла с Бонтах качать воду. Иногда по ночам она ходила с ней пасти буйволов, которые нередко уходили в разных направлениях за три мили от дома. Все зависело от их настроения. Кроме того, она была очень ревнивой девочкой. Она очень нуждалась во внимании, которое уделяли Банье дома и Иинг в школе. Как и Бонтах, она очень хотела, чтобы ее ценили. Но никто не был счастливчиком.

Соседка (лежит на круге) с Саи (6 лет) и Бонтах (10 лет)

Когда Саи было 10 лет, ее настоящая мать вернулась и захотела забрать девочку обратно, но мама Бонтах отказала ей. Она не доверила своей сестре воспитание дочери, несмотря на то, что Саи уже было десять лет. Это было впервые, когда Саи узнала, что они с Иинг не кровные сестры, а двоюродные. Мысль о том, что ее настоящая мать любила ее недостаточно, чтобы вырастить и бросила ее на пороге двери, опустошила ее. Ее обычное озорное детское поведение сразу изменилось. Она стала недружелюбной и дерзкой. Этот факт изменил всю ее жизнь и привел ко многим проступкам в ее жизни.

Несмотря на то что Банья на тайском обозначает «мозг», это было очень далеко от описания ее брата. Его никогда не принуждали делать много по дому, и он всегда избегал наказаний и прутьев, которыми вооружалась часто его бабушка. Он никогда нарочно не обижал Бонтах, но она часто причиняла ему много беспокойства. Действительно, Бонтах, Иинг и Саи всегда были против него. Он получал все, что могла позволить их остронуждающаяся семья за счет своих трех сестер: в 13 лет он получил от своей матери велосипед, когда его сестры должны были ходить пешком. Его никогда не просили делиться с сестрами, и никогда не обсуждалось то, что ему принадлежит. Велосипед давал ему много свободы и воли, на нем ему было легко отыскивать фруктовые деревья или виноград, который рос вдоль дорог, но он никогда ничего не приносил домой своим сестрам.

Банье, как и Бонтах, очень нравилось пасти буйволов, ловить лягушек и рыбу в пруду и рвать чили с полей. Он никогда не был хорошим учеником, но он был счастлив. Когда ему исполнилось тринадцать лет, его родители захотели, чтобы он продолжил обучение, но у него были совсем другие планы. Им и так повезло, что их сын смог доучиться до 8 класса, не бросая школы. В 15 лет он уехал из дома. Он поехал в Чиангмай навестить дедушку и бабушку с отцовской стороны. Он там пробыл довольно долго и встретил молодую девушку-каренку. Ей исполнилось только 16 лет, она была старше его на один год. Некоторое время спустя они поженились и вернулись в родительский дом в Бон Ионежалум. Даже после того, как он женился, мама ставила его желания на первое место, не обращая внимания на многие нужды оставшихся членов семьи, включая воспитание ее дочерей.

Собака Бонтах была ее лучшим другом и всегда могла защитить ее, когда та сбегала из семьи из-за страха. Однажды ее мать подумала, что у собаки бешенство. Старые сплетницы рассказали про то, как избавиться от этой болезни — отрезать собаке ухо, что она и сделала. Бонтах никогда не простила ей этого и тем более не забыла.

Моя провинция Убон на светлом фоне.

Глава 1

Таиланд и моя деревня в Исаане

Бонтах родилась девочкой в безнадежно бедной семье, проживающей в маленькой, простой и тихой деревне на юго-востоке Таиланда, а именно в Бон Йонежалум, Тамбоон Нонгсаноох, Ампхур Бонталик, в провинции Убон Ратчатхани. На западе про ее дом сказали бы, что он убогий или первобытный: четыре маленькие стены, гнилой пол и ветхая крыша. Везде были дыры, через которые можно было видеть появляющиеся на небе звезды или чувствовать, как падают капли дождя во время ливня. Эта однокомнатная лачуга с полуразрушенными стенами всего лишь служила убежищем от палящего солнца, удушающей влажности и тропических ливней.

Из мебели было только несколько сломанных шкафчиков из ротанга и изношенные подушки. Туалетом была дыра в земле, окруженная четырьмя ветхими стенами. Вместо душа была кадка с водой, куда можно было залезть по плечи и поливаться водой из ковшика. Как и многие бедные деревни в этой части мира, в Бан Йонежалум были грязные дороги, неразвитая инфраструктура, не соответствующая требованиям школьная система, никакой деятельности для детей и тем более условий, чтобы играть или просто быть «детьми». Такой была ее деревня в одной из беднейших провинций северо-востока Таиланда, известной как Исаан.

Контраст между Бан Йонежалум и оставшейся территорией Таиланда был особенно заметен в сезон дождей или засухи. В засуху Исаан давал много листвы и бедный урожай, а во время дождей потопы смывали все на своем пути и как результат — опять маленький урожай. Так, деревенские улицы на северо-востоке обычно покрыты толстым слоем коричневой пыли, а ее жители страдают от безжалостного жара тропического солнца и влажности тропического климата.

Похожий на бабушку мясник в ленивой дремоте, в дневную жару

Продавцы ищут тень от жаркого солнца под рваным навесом

Напротив, тайские деревни центрального региона страны утопают в сочной зелени, покрывающей долины, уходящие в даль, насколько может видеть глаз. Листва на вершинах деревьев искрится золотистыми оттенками, как будто солнце поцеловало ее, а тянущиеся, покрытые листьями ветви внизу насквозь промокают от летних дождей и имеют ослепительный изумрудный цвет.

Исаан не сильно изменился с того момента, как Бонтах открыла свои широкие карие глаза с длинными шелковыми ресницами, сделала свой первый крошечный вздох и пустила первую слезу. Десятилетние мальчишки все еще ездили на своих мотоциклах, которые были в два раза старше их, детали которых были скручены ржавой проволокой и электрическими проводами, а сальные части были зачищены от грязи. Ее младшие братья и сестры сидели спереди и сзади, держась или протягивая свои маленькие ручки. Слышался постоянный гул моторов мотоциклов, на которых можно было увидеть всю семью и собаку. Широко расставив ноги, вся семья держались друг за дружку, а выхлопные трубы оставляли волну темного дыма. Другой постоянный, но более тихий шум доносился от фермерской колымаги — трехколесной повозки с прицепом, крепко прикрепленным к покрышкам. Когда проезжала эта современная версия буйвола, по всей улице было слышно громыхание его колес. Это было что-то среднее между трактором и повозкой, и вся эта конструкция служила для того, чтобы перевозить с полей рис и другие продукты в сезон урожая, когда работа была завершена.

Простой буйвол был символом нашего северо-востока и одним из самых ценных животных у фермеров. Это неприхотливое животное могло носить тяжести и питаться высокой зеленой травой, растущей неподалеку от рисовых полей. Буйвол мог быть частью стада, а мог работать один. Это могущественное создание, стержень фермерского производства, вскоре был вытеснен машиной. Запах дизельного топлива, смешанного со зловонием фермерских животных пропитывал воздух.

Почтенный Тук-тук

В тайских деревнях родители часто уезжали в большие города, Бангкок или Чиангмай на заработки. Дети оставались с бабушкой. Родители Бонтах были не исключением. Они переехали в Бангкок, а дети были вынуждены оставаться в однокомнатной лачуге с бабушкой и дедушкой с материнской стороны. У ее отца не было выбора, работы в деревне всегда не хватало, и он накопил много долгов. Годом раньше, в первый год их фермерства они вырастили огромный урожай арбузов. На следующий год они заняли денег на покупку инсектицидов и удобрения, чтобы увеличить урожай, но год был очень неудачным, ничего не уродилось, и они все потеряли. Из-за непредсказуемых климатических условий на северо-востоке, фермеры нередко страдают от тяжелых сельскохозяйственных потерь, которые ведут к обременительным финансовым обязательствам. Часто эти потери со временем приводят их к разорению.

Родители Бонтах жили и работали в Бангкоке большую часть своей жизни, иногда отец оставался работать там один. Бонтах не часто видела их, потому что цена на билет и расстояние в 500 миль препятствовали их приезду, за исключением праздников или каких-то непредвиденных событий. Она всегда чувствовала себя ненужной и нелюбимой всеми, кроме своего отца. Она терпела бесчисленные оскорбления. Когда она чувствовала себя опустошенной, она писала только своему отцу; снова и снова. Он был единственным человеком, с кем она могла поделиться переживаниями, и он один гордился ее успехами.

Однажды Сомпхан приехал один в Бангкок, он спал несколько ночей на лавке на автобусной остановке Хуаломпонг, пока искал работу. Через несколько дней он устроился на работу на металлургический завод около порта Сапхан Круенгтхеп. Проработав два дня, он потерял палец, используя тяжелое оборудование. Он сразу же поехал в больницу, но врачи не смогли пришить палец, но даже если бы они смогли, он не мог себе позволить оплатить хирургическую операцию. Его компания сказала ему, что как только он оплатит медицинские услуги, они ему тут же возместят все. Кроме того они пообещали ему оплатить те дни, когда он не выходил на работу из-за несчастного случая. Вместо этого, ему не возместили ни медицинские издержки, ни выдали заработной платы за пропущенные дни — это было общей практикой на тайских предприятиях — и тогда и сейчас.

Из-за крайней нищеты и безысходной денежной нужды в семье, Сомпхан решил, что у него нет другого выбора, как продолжать работать на металлургическом заводе. Его история не отличалась от историй миллионов мужчин и женщин, мальчиков и девочек, многие из которых уже в 12 лет покинули нищие семьи в поисках лучшей жизни. Они ищут работу вдалеке от своих домов, чтобы заработать деньги для повышения уровня жизни своих семей. Бангкок больше привлекает работников из деревни, чем Чиангмай или заманчивые и соблазнительные туристические курорты, так как дает больше возможностей устроиться на работу. Сомпхан никогда не забывал про свою семью, постоянно писал им письма. Позвонить он им не мог, так как в деревне не было ни одного телефона, но даже если бы телефон существовал, он бы не смог этого сделать из-за постоянной нужды. Именно безденежье помешало ему восстановить палец, даже если такая операция была возможна.

Отец Бонтах был добрым и очень любил свою семью, поэтому никогда не отказывался от работы. Приехав впервые в Бангкок, Бонтах рыдала, сидя на бордюре тротуара. То ли она родилась трудным ребенком, то ли стала им после многочисленных избиений, но она постоянно чувствовала себя нежеланной и абсолютно нелюбимой. Кроме того, она была первым ребенком в семье и иногда единственным ребенком, которого били за провинности, которых она часто не совершала.

Каждый день она вставала с криком петухов — в 5 часов утра. Вероятно, это не очень-то отличалась от утра многих американских детей, живущих на ферме, но на этом вся схожесть заканчивалась. Ее дом на сваях имел полуразрушенные стены с дырами в досках, через которые можно было видеть кудахтающих кур, которые как будто находились в комнате вместе с ее спавшими братьями и сестрами. Почти сразу после того, как она просыпалась, она шла на работу, даже намного раньше, чем это было, когда она ходила в школу.

Иногда она ходила со дедом в горы охотиться. Они выращивали достаточно риса, чтобы прокормиться, у них были куры и буйволы. Бонтах работала очень усердно; иногда ей помогал брат. В ее обязанности входило следить за делянкой, которая у них была, и за животными. Как и у многих детей в провинции, у нее было очень мало игрушек. И так как они были относительно изолированы от «большого города» и современной жизни, в целом, то о некоторых игрушках они и в помине не знали. В любом случае у нее совсем не было времени играть, так как нескончаемые дела были взвалены на ее крошечные плечики, потому что она была старшей дочерью.

В обычные выходные, работа по сбору дров, бамбука, чили и выпасу буйволов была на плечах у Бонтах. Сестры были слишком юными, чтобы помогать ей. Время от времени ей помогали Банья и Саи, но никогда Иинг — она избегала любой работы, которая пачкала руки. Единственной заботой, которую взял на себя Банья, было таскать тележку и водный бачок к колонке, чтоб набрать воды для всей семьи. По дороге к колонке, Бонтах толкала бачок, а Банья ехал рядом. На обратном пути, Банья толкал уже бачок, наполненный водой, а Бонтах ехала рядом на велосипеде. Однажды они разбили бачок, и бабушка их сильно наказала. Их никогда еще так сильно не били за столь изнурительную работу. Но когда что-то случилось со старым бачком, виновными оказались они. И Бонтах всегда страдала от жестокого наказания.

Бонтах всегда была способна что-то сделать, но никогда не делала этого в одиночку. Часто они с друзьями приходили к храму, чтобы воровать манго с деревьев — это было одно из самых любимых занятий. Она была очень проворной, и в то время как другие наблюдали за монахами, она залазила на дерево, чтобы набрать манго. Однажды, когда она забралась на самую верхушку дерева и протянула руку к душистому фрукту, прибежал монах и прогнал ее друзей. К счастью, он ее не заметил. Она забралась настолько высоко, что ему пришлось смотреть прямо вверх. Она очень долго ждала, а ее сердце билось все сильнее и сильнее. Немного погодя, он вернулся в храм. Она взяла добытое нечестным путем сокровище и вернулась домой. Она не могла прийти с пустыми руками после пережитого, ведь она рисковала жизнью, да и само по себе восхитительное, терпкое манго было лакомством на северо-востоке Таиланда, особенно, когда его смешивали с чили, солью и сахаром.

В один из многих тоскливых дней, Бонтах понесла папину черепаху к монахам на благословение. Жители в деревне не держали черепах и тем более их не благословляли, но тогда это ей казалось очень хорошей идеей. Так, она взяла черепаху и пошла в храм к монахам. После благословения она положила черепаху в ров, который был вокруг храма, она подумала, что черепахе понравится играть в воде. Когда она вернулась, она нашла ее неподвижной. Тогда, она взяла палочку и пододвинула питомца обратно к воде. Когда она ее взяла на руки, она поняла, что черепаха мертва. «Хорошенькое дельце сотворили с ней монахи» подумала она. «Вода во рве была настолько грязной, что отравила ее». Своей семье она сказала, что черепаха просто уползла из дома, и может быть, когда-нибудь вернется.

В 6 лет Бонтах стала ходить в школу. В будние дни она проходила три километра, чтоб дойти до школы: обычно это занимало около 40 минут. После школы она немного играла со своими друзьями, а затем отправлялась домой. Школьный автобус не доставлял их до дома, так как дороги были очень плохими. Дети из беднейших семей были вынуждены ходить пешком из-за ужасных дорог в их районе. Для тайских деревень ничего необычного не было в том, что школы находились за 7–8 километров от дома. По дороге домой, хоть в сильный дождь или под палящим солнцем, она всегда доставала манго, банан или папайю; так, ее сестры получали небольшой паек, у них было немного денег от продажи этих плодов с рынка. Несмотря на то, что им было всего по три годика, они всегда бежали навстречу с криками «Бонтах, Бонтах», ждали ее с нетерпением и горячо обнимали. Они визжали от удовольствия так, что слюнки текли из уголков их рта.

Бонтах очень нравилось в школе, и она хорошо училась, даже, когда у нее было не все в порядке. Однажды учитель попросил ее продолжить обучение в школе, так как ему казалось, что она может справиться с учебой. К сожалению, у мамы Бонтах были совсем другие мысли по этому поводу. Только ее брат мог позволить себе учиться. Она и ее сестры не были такими счастливчиками. Она пошла на работу не столько для того, чтобы обеспечивать мать, сколько обеспечить своих сестер всем необходимым к школе. Это было одним из правил в «ценностях семьи в Исаане», распространенное во всех деревенских семьях северо-востока Таиланда. Мальчики всегда стоят на первом месте. Если и есть дополнительные деньги для обучения или просто для покупки подарков, то мальчики обычно — единственные получатели, как например, случай с велосипедом у Баньи. Девочкам часто отказывают во всем. Это обычное дело в тайском обществе, особенно в провинциях.

Когда Бонтах было 8 лет, она попросила маму купить новые туфли: единственные старые были слишком маленькими, в дырах и натирали ноги. Ответ матери был: «Это не моя проблема». Конечно, для Баньи мать нашла деньги купить обувь, но не для Бонтах. Она была слишком маленькой, чтобы понять, что как дочь, она мало ценилась.

Когда мальчишки в школе издевались над девочками, Бонтах била их со всей силы и убегала — единственное, что она могла сделать. Она всегда приходила на помощь неудачникам и защищала их. Ее «противостояние» не привлекало друзей, хотя девочки всегда были рады, когда она их защищала. Учителя знали, что она была «трудным» и бесконтрольным ребенком. Но они никогда этого не понимали. Они не знали, как справиться с ней и помочь.

Когда родители уехали в Бангкок, ей было 10 лет. До этого, она очень хорошо училась в школе, но как только отец уехал, она лишилась защиты, и ее молодая жизнь начала рушиться. Проблемы в школе стали результатом ее страданий и боли дома.

Дядя побил ее за плохое поведение. Казалось, что всем взрослым в семье доставляло удовольствие ругать ее и бить прутьями. Чем больше ее наказывали, тем больше она вела себя импульсивно и противостояла, воруя или ломая вещи Баньи. Она очень ревниво относилась к своему брату. Будучи единственным сыном в семье, ему одному часто доставались нормальные детские игрушки.

Бонтах с рождения хотела быть свободной, но семье такая «свобода» наказывалась. Правда была в том, что для нее никогда не было места в доме, даже если она делала всё, что от нее требовали. Конечно, она пыталась, но только поначалу. Она не справлялась со своими чувствами от злости и безысходности, найдя для себя самой простую цель для издевательств, учительскую дочку — Бонтах воровала ее книги, рвала рисунки и при любой возможности мешала ее успехам. Она хотела, чтобы кто-нибудь почувствовал ее страдания и боль, просыпающиеся в любой момент ее жизни.

В 11 лет Бонтах начала слушать Апикхета, школьного учителя музыки. Он пел песни и играл на гитаре. Каждый вечер, пока родители работали в Бангкоке, бабушка спала, а дед разговаривал с богами каренов, Бонтах, крадучись, уходила из дома. Апикхет жил в подвале жилища, предназначенного для расселения учителей. Жилище было сделано из дерева с широкими досками посередине, так, что она могла видеть и слышать его с улицы. Он знал, что если открыть ей дверь, все люди после этого будут говорить о нем. Но, ей действительно нравилось видеть и слушать его через деревянные перегородки. Украдкой она приходила слушать его в течение многих месяцев, пока она могла сохранять это втайне.

В одну теплую ночь Бонтах взяла свою подружку послушать красивые мелодии Апикхета. На следующий день подружка рассказала всем об этом. Бонтах очень разозлилась на нее; подружка знала, что у нее снова будут неприятности. Это был секрет, и сохранение этого секрета в тайне было для нее очень важным, как вопрос о «жизни и смерти» в ее юном мозгу. Когда о ее похождениях узнал директор школы, она была исключена. Апикхет был уволен с работы или переведен в другую школу; Бонтах никогда не узнала, как он был наказан, и никогда больше не слышала ни его песен, ни новостей о нем. Один из жителей деревни утверждал, что он состоял в сексуальной связи с ней. Конечно, никто не задавал вопросов, но повсюду ходили слухи. Он был просто уволен по факту. Невежество и закрытые души деревенских жителей свидетельствовали об их необразованности.

Сразу же после того, как учителя уволили, Бонтах спокойно пошла к его обветшалому жилищу. Через дыры перегородок она разглядывала, как он играл в карты и выпивал с другими учителями. Это было в последний раз, когда она его видела.

Половина учителей в школе думали, что виновата Бонтах, а половина, что учитель. И никому не приходило в голову, что проблемы никакой не было, и что случайная встреча была совершенно невинной. Никому в голову не приходило, что склонная к музыке маленькая девочка просто хотела послушать прекрасный голос ее учителя по музыке. Даже, если кто-то и задумывался об этом, то, чтобы не выглядеть смешным, он никогда бы не сказал этого вслух. Почти каждый был твердо уверен, что Бонтах была плохой девочкой, созданной для порочной жизни. Она была несчастна в своей общине и изгнана из общества как ведьма — обычная тема тайских преданий. Когда Бонтах шла в магазин, хозяин магазина и другие выкрикивали: «Тебе только 11 лет, а ты уже хочешь бойфренда для развлечений. Ты — обычная маленькая проститутка!»

Бонтах потеряла многих друзей, так как их родители просили держаться от нее подальше. Деревенские люди могли быть подлыми: жестокость была во всем — от невежества до предрассудков. Она до сих пор слышит насмешки в ее адрес в своих ночных кошмарах. Но, когда закрывает глаза и позволяет своим мыслям перенестись далеко назад к одному из своих любимых мест детства, она слышит прекрасный голос Апикхета. Она вспоминает, как она смотрела на него, поющего прекрасные тайские песни, и как он мягко бренчал на гитаре, пока она подглядывала через перегородки его жилища.

После того как Бонтах исключили из школы, ее дедушке все надоело. Он написал ее родителям в Бангкок и пожаловался, что уже устали от проблем, которые создавала Бонтах. Бабушка с дедушкой больше не хотели нести ответственность за нее. Отец знал, что в их семье каждый обращался с Бонтах очень плохо. Он был единственным, кто мог защитить ее. Он устроил все для того, чтобы перевезти ее в Бангкок, пока они с Боотсах работали. Так, Бонтахпросто жила со своими родителями несколько месяцев, пока в ее жизни не появился шанс вернуться обратно и стать опять маленькой девочкой, какой она была до приезда в Бангкок. Директор разрешил повторный прием в школу. Она вернулась в свою деревню и школу, где начала учиться танцам — искусству для будущего.

После возвращения в Убон, Бонтах начала танцевать с другими девочками в музыкальных постановках и ездить с представлениями по соседним деревням. Она зарабатывала около 30–50 батов за пару часов работы каждый танцевальный вечер, два или три раза в неделю. Это были большие деньги для 11-летней девочки, и она делилась ими с сестрами. На короткий промежуток времени Бонтах была очень счастлива и обеспечена. Она даже учила Иинг основам тайского танца «Лук Тунг». Бабушка не одобряла эти танцы, так как она надевала слишком короткую юбку и танцевала на сцене — и то и другое считалось вызывающим в деревенском Таиланде.

В это время в их деревню пришли электричество и водопровод. Дедушка думал, что эти удивительные удобства были волшебными и посланы духами. Верилось с трудом, что такое чудо может произойти в их на первый внешний вид бедной и покинутой деревне. Хотя их бабушка была сейчас очень счастлива, обладая этими современными дарами, она не могла понять всей их пользы и тем более оценить их значимость. В результате бабушка запретила всю музыку в доме, утверждая, что она требует много электричества. Девочки учились танцевать в тишине. Как пример, сегодня есть музыкальное видео, которое представляет похожую короткую историю девочки, которая танцевала 14 танцев в местных постановках. Ее учитель пренебрежительно относился к ее таланту, но, в конце концов, признал, что ее умение танцевать и костюмы социально — приемлемы. В 10 лет Бонтах нарисовала ее желанный дом счастья.

В 10 лет Бонтах нарисовала ее желанный дом счастья

Бонтах вскоре пришла к соглашению со бабушкой: если она может зарабатывать деньги танцами, то сможет их зарабатывать и уборкой в городке Дае Удом, находящимся очень близко с их деревней. Она недолго нуждалась в ком-то, кто бы платил за нее в казну государственной школы; теперь она сама могла платить за себя. Бабушка уже не говорила, что она должна бросить школу, чтобы пойти работать.

Бонтах была смущена и озлоблена одновременно. Она никогда не понимала, почему бабушка была так враждебно настроена против любой деятельности, приносившей ей деньги, образование, независимость, а самое главное счастье. Дедушка выгнал Бонтах из дома; из школы ее исключили. Когда она вернулась в школу, бабушка не разрешила ей танцевать с другими девочками с целью зарабатывания денег. Затем после короткой подработки уборщицей в близлежащей деревне, она запретила ей продолжать работу и посещать школу, даже несмотря на то, что все расходы по школе платила она сама. Бабушка запрещала абсолютно все, что позволяло ей жить жизнью нормального счастливого ребенка. Жизнь с бабушкой была невыносима: Бонтах была заключенной, а бабушка — надзирателем. Бонтах сделала то, что хочет сделать каждый заключенный; она сбежала.

В 11 лет Бонтах впервые сбежала и начала свой долгий 500-мильный путь пешком в столицу Таиланда Бангкок. По дороге она встретила 17-летнюю девушку по имени Лоонг и та предупредила об опасностях, которые могут встретиться ей на пути. Лоонг забрала Бонтах домой. Спустя три дня Бонтах проснулась в доме Лоонг от разговора между матерью Лоонг и ее семьей. Они вернули Бонтах домой. Как она и ожидала по своему возвращению, дядя Сакда очень сильно наказал ее. Она отказалась с кем-либо разговаривать и идти в школу. Единственное, что могла себе позволить бедная и измученная девушка, это письма своему отцу.

Тем временем она согласилась вернуться в школу, но стала постоянной хулиганкой. Она стала по-настоящему трудным ребенком, наполненным несдержанной яростью и невыносимой болью, сквозь которые ее нельзя было ни понять, ни контролировать. В школе ее никто не любил: ни одноклассники, ни учителя. Однажды, после обычного ее возвращения из школы, пришел учитель и сказал дедушке, что Бонтах больше не может посещать школу, что она — очень трудный и неприятный ребенок. Ее снова исключили из школы.

В те же 11 лет она сбежала в Чиангмай, на север Таиланда. У нее были деньги, оставшиеся от подработки танцовщицей и уборщицей, но их было недостаточно, чтобы сбежать из семьи — чтобы сбежать далеко, насколько это было возможно. Когда она приехала в Чиангмай, она увидела объявление о работе официанткой. Она встретилась с хозяином ресторана, и тот увидел, что она была очень юной и приехала без семьи. Пообещав ей работу, он позвонил в полицию, чтобы те приехали и забрали ее. Офицер приехал с двумя полицейскими. Они задавали много вопросов, но она им не сказала ни собственного настоящего имени, ни правду о ее доме. Кроме того, они пытались выяснить, что у нее в сумке. Бонтах отказалась об этом говорить и показывать ее. После 20 минут расспросов ее забрали в психиатрическую больницу, до того как отправить в Бангкок. В больнице она долго разговаривала с социальным работником и сказала ему, что она никогда больше не вернется домой. Социальный работник согласился помочь ей найти новое место для жизни.

Прошел месяц, а Бонтах была все еще в Чиангмае; она не получила нового пристанища, как было обещано. Ей не нравилось в больнице, окружение было неприятным, пациенты постоянно дрались, а еда была почти несъедобной. В больнице она назвала себя Кумай. Когда она поняла, что социальный работник не собирается ей помогать, она решила написать письмо медсестре и рассказать правду о ее настоящем имени и семье. Получив письмо, медсестра позвонила ее отцу в Бангкок. Когда он приехал в больницу, Бонтах обнимала его и безудержно плакала. Отец сказал, что несмотря ни на что, понимает ее и знает о серьезных проблемах в доме. Он умолял Бонтах пообещать, что она никогда не сбежит снова. Они вместе вернулись в их домик в деревне.

Сразу же после ее возвращения, она столкнулась с негодованием всей семьи: все кричали на нее и осуждали ее поведение. Для всех она была помехой и источником проблем. Отец понял, что ей явно было небезопасно там находиться без его защиты. Чтобы уберечь ее от дальнейшего жестокого обращения, ему нужно было прекратить работать в Бангкоке и вернуться в деревню любой ценой. О школе речь тоже не шла. Он попытался устроиться на работу в Убон на стройку, но денег было недостаточно, чтобы прокормить семью. Тогда он занял денег у соседей, чтобы начать свой собственный бизнес — продажу сахарных леденцов с ручной повозки, пока мама Бонтах продавала лапшу на вынос, которую она таскала на своих плечах. Они сняли комнату в Убоне за 680 бат в месяц. Вся семья, за исключением дедушки и бабушки жила в этой комнате. Там не было водопровода и электричества. Они брали воду с территории общины, использовали солнечный свет днем и свечи ночью. С этим переездом семья вернулась к прошлому, еще раз они вернулись в комнату без современных удобств — электричества и воды, «благодаря» Бонтах.

Мама постоянно орала на отца и детей. Отец был тихим человеком, который хотел только мира в семье и зарабатывал достаточно денег, чтобы обеспечивать тех, кого он любил. Бонтах не могла спокойно смотреть на такое отвратительное обращение с отцом со стороны мамы и бабушки. Это было болью и кромешным адом, которые сложно вытерпеть любому ребенку. Она решила, что она снова сбежит. Она украла 200 бат из копилки Иинг — деньги, которые она накопила от продажи леденцов. Ее младшие сестры смогли накопить деньги, так как им не было нужды их тратить: Бонтах обычно давала им необходимую мелочь.

В этот раз Бонтах направилась сразу в Бангкок. Ей было уже 12 лет, и она шла на автобусную остановку. Перед собой она всегда видела лицо отца, которое ей говорило поступать правильно. Она очень желала новой жизни и могла рискнуть многим, чтобы получить шанс на эту жизнь. Но у нее было всего 200 бат. Эта небольшая сумма денег была ее единственной надеждой. В автобусе она себе постоянно повторяла, что должна быть сильной.

По дороге в Бангкок Бонтах рассказала свою историю мужчине, который сидел рядом с ней. Он сказал, что может помочь ей найти работу в китайском магазине. Она должна будет продавать еду и товары; она сразу согласилась. Заработная плата Бонтах была 1500 бат в месяц. Она работала с 5 утра до 7 вечера, 14 часов в день, 7 дней в неделю. В конце рабочего дня ей не было разрешено покидать жилище, а хозяин китайского магазина никогда не платил ей всю зарплату. Она еще раз почувствовала себя заключенной. Она стала жертвой жесткой эксплуатации несовершеннолетних и нелегальных рабочих, что стало обычным в Таиланде, даже сегодня. В совсем нежном возрасте, в 12 лет она решила уйти с этой работы; она попадала из одного несносного положения в другое.

Бонтах накопила около 400 бат, работая в китайском магазине, но она не знала куда идти и что делать. Блуждая по городу, она все больше уставала, и ей хотелось есть. Увидев вывеску с лапшовым супом на здании полиции около автобусной остановки, она немного поела. Хозяйка магазина, продававшего лапшу, заметила, что у Бонтах были очень скромные сбережения. Любопытствуя, она спросила, не ищет ли Бонтах работу и предложила продавать ей лапшу. Бонтах охотно приняла ее предложение о работе. Когда вечером Бонтах пришла в дом Нит (так звали хозяйку), ее муж, полицейский отказался предоставить работу Бонтах. Вместо этого он посадил ее в полицейскую камеру и позвонил в местное социальное агентство с просьбой забрать ее.

Бонтах забрали в сиротский приют, где она опять столкнулась с драками. Разницы никакой не было, быть дома или в этом приюте; единственное отличие было в том, что здесь предлагали обучение разным профессиям: изготовление бумажных цветов, стрижка волос, пошив одежды и другие. Однажды одна девочка решила запугать других девочек. Бонтах побила ее. Бонтах видела столько жестокости в своей недолгой жизни, что должна была попытаться остановить ее. Но она также знала, что против физической жестокости сможет подействовать еще большая сила.

После перебранки Бонтах задавали много вопросов, так как ее всегда обвиняли в том, что она зачинщица. В свою очередь она изобретала разные истории, чтобы скрыть правду и больше всех запутать. А правда была в том, что она не могла видеть другие драки, но всегда могла начать свою. Было решено отправить ее в Бан Кунвитинг в город Пратумтани.

Целью этого учреждения было заботиться о девочках, у которых были психические заболевания. Если их никто не забирал, они могли оставаться в этом учреждении до самой смерти. Перевод был назначен на 7 сентября 1993 года, ее 13 день рождения, но об этой дате ни один из социальных работников не знал.

В новой больнице Бонтах была очень дружелюбной и общительной, как с пациентами, так и с охраной. Впервые в жизни, многие ее полюбили; она много разговаривала и смешила других. Одна из медсестер позволила жить с ней в комнате. В этой комнате было намного удобнее, чем в общей спальне для девочек: здесь был матрас, веер, подушка и простыни. Однажды вечером, когда медсестра заснула, Бонтах стащила ключи и убежала из больницы. Но когда она подбежала к ограде, она увидела, что ей будет слишком тяжело взобраться по ней, так как она очень высокая. К этому времени все прожекторы были направлены на ее крошечное тельце, зазвонила сирена. Ей не удалось сбежать, ее поймали.

В наказание за побег ее привязали, надели наручники и оставили в одиночной камере без еды. У нее были шрамы от цепи на теле и наручников на руках. Спустя несколько дней ее выпустили, цепи были сняты, и ее предупредили, что если такое повторится, то наказание будет тяжелее.

Наконец Бонтах уснула; проснувшись через несколько часов, она очень удивилась, увидев множество людей в соседней комнате. Ей стало любопытно, и она тоже пошла посмотреть. Бонтах увидела старую женщину, лежащую на кровати: она умерла прошлой ночью. Через некоторое время Бонтах подошла к двери комнаты этой женщины. Надзирательница Поокум сказала, что ей нужно 4 человека, которые могли бы ей помочь погрузить тело на тележку и вывезти за пределы больницы. Многие вызвались помочь, кроме Бонтах. После того, как женщину погрузили, Бонтах начала молиться за нее, чтобы ее душа переместилась в лучшее место. Она надеялась на то, что душа этой женщины поможет сбежать ей из больницы.

Через несколько дней она была выпущена из специальной больничной палаты и переведена в обычную палату. Она участвовала во всех групповых занятиях: ее это отвлекало от плохих мыслей. Однажды, когда все были заняты на собрании, Бонтах стащила ключи у служащего. Свернув рукава и манжеты, она придала совершенно другой вид больничной одежде, как будто она принадлежала ей. Ни о чем не спрашивая, охрана открыла ей ворота. Ей случайно удалось выйти, и она ни разу не обернулась назад.

Бонтах была очень рассержена на Бонтанха, полицейского, отправившего ее в психиатрическое отделение. Она была уже смелой 13-летней девочкой и не хотела опять попасть к нему в руки. Она просто хотела знать, почему он отправил ее в отделение. Пока Бонтах ждала полицейского, другой полицейский по имени Как, спросил, хочет ли она есть. Бонтах согласилась, и Как пригласил ее домой поесть. Как был мусульманином и имел двух жен. Одна из его жен спросила, откуда взялась эта девочка. Как ответил, что привел ее, чтоб та помогала по хозяйству. Бонтах решила, что у нее появился новый дом, и Как ей был послан во спасение. Проработав в их квартире чуть меньше месяца, однажды ночью во время сна Как ворвался к ней в комнату и пытался изнасиловать. Одна из его жен услышала пронзительные крики и остановила его. Обе жены тут же выгнали Бонтах на улицу, осуждая ее в попытке изнасилования их мужа. Они дали ей 1000 бат, чтобы выжить на улице. Хотя жены не хотели видеть Бонтах в своем доме, они очень беспокоились о ней. Они не хотели, чтоб с ней что-то случилось, но и не могли ее оставить в своем доме, они выгнали ее от своего мужа.

Бонтах прошла немного по улице, когда Как догнал ее на мотоцикле. Он сказал, что любит ее и найдет ей новое пристанище. Глупо поверив ему, она прыгнула к нему на мотоцикл. Он привез ее в отель. Юная Бонтах подумала, что это ее новый дом. Как только они вошли в комнату, Как накинулся на нее и хотел вновь изнасиловать. Она кричала так громко, как могла. К счастью, на крики Бонтах прибежал администратор, и Как убежал.

Администратор сказал, что подобное обычно случается с девушками, которые сбегают из дома. Все в отеле посоветовали ей вернуться домой; они верили, что у нее любящая семья, которая по-настоящему беспокоится о ней. Также они ей дали немного денег, чтобы вернуться домой. С неохотой, но она их приняла.

Прошло уже три месяца, как Бонтах сбежала из дома. Вернувшись домой, она, как обычно, обнаружила, что была нежеланной. Ее приезд не вызвал удивления. Когда она узнала, что отец погиб в автомобильной катастрофе, разыскивая ее, она была убита горем, затосковала и переложила всю вину на себя. Ее горе и боль усиливались, когда семья осуждала ее в его смерти. В душе она знала, что ей придется вновь уехать; и возвращение в Бангкок казалось ей единственно-верным решением. Она всегда знала, что была нежеланной, но теперь семья дала ей ясно понять, что ненавидит ее. Бонтах попросила у матери денег. Она дала ей 300 бат и попросила больше никогда не возвращаться. Ботсах больше никогда не хотела видеть дочь. Это было самой большой «пощечиной», о которой позже вспоминала Бонтах. Ее сестры были единственными, кто поздоровался с ней и единственные, кто сказал ей «До свидания».

Бонтах была теперь настоящей сиротой во всех смыслах этого слова. Отец умер, разыскивая маленькую дочку, которую любил, а мать выгнала ее из семейного дома, как будто это она его убила. Она не могла вернуться в свою семью, пока не найдет способ возместить ущерб от потери отца в семье. Она должна была суметь стать вновь частью своей семьи, не важно как и насколько низко придется ей пасть. Тайцы не были похожи на американцев или европейцев; им некомфортно быть одним или жить в одиночестве. Тайцы всегда были семейными людьми, они нуждались в окружении близких и родных людей. Одиночество приносило тайцам только боль и тоску.

Детство для Бонтах закончилось, когда ее выгнали из семьи и обвинили в смерти отца. Она уехала в Бангкок в поисках лучшей жизни. Она должна была уйти из дома по многочисленным причинам, главные из которых были: избавление от часто незаслуженных избиений и тяжести ноши за смерть отца. Сейчас она также знала, что ей нужно найти способ заслужить вновь любовь матери, не обращая внимания на цену, которую ей придется заплатить за такое возвращение в родной дом. Секс-туристический рай ждал ее с распростертыми объятьями. С этого момента началась жизнь Лон. «Мне было всего лишь 13 лет».

Глава 2

Бангкок, мой новый дом

В 13 лет мне была знакома работа по дому и фермерство. У меня не было ни малейшего предположения, что я буду делать в Бангкоке, и я была очень и очень напугана. Я не знала, что ждет меня впереди; единственное, что я решила — это то, что я никогда не позволю себе жить в крайней нищете.

Хотя я была молодой, я не собиралась позволить невежеству и предрассудкам матери сломить меня. В глубине души я была уверена, что у меня большой потенциал. Я знала, что могу жить лучшей жизнью, чем крестьяне в моей деревне. Моя мама заботилась только о том, чтобы дать брату любую возможность для продвижения, пока мы с сестрами были заняты домом, животными и землей. Тяжелая физическая работа, оскорбления были достаточными причинами, чтобы сбежать в последний раз. Я не собиралась быть всю жизнь оскорбленной и лишенной всего девочкой в Убоне. Я родилась не для того, чтобы быть фермершей, не для того, чтобы меня избивали и унижали. А самое главное, я родилась не для того, чтобы быть бедной.

Я купила самый дешевый билет за 95 бат на автобус с кондиционером на десятичасовую поездку. Это была стоимость трехдневной работы в Бангкоке — за одно только место в автобусе с кондиционером. Мне очень редко доводилось бывать в кондиционируемом помещении; это случалось иногда, когда я прогуливалась по большим магазинам, даже не имея денег купить там что-нибудь. У меня было всегда мало денег. И каждый бат был для меня золотым.

Моя мама дала мне 300 бат и попросила никогда не возвращаться. Каждый осуждал меня за смерть отца. У меня не было желания возвращаться в тот ужасный мир, из которого я сбегала уже несколько раз. Я понимала, что была достойна тех денег, которые она мне дала и даже большего, ведь я начала работать еще до школы. Я даже не могла припомнить и дня без работы. Я уже давно определилась, что не буду жить остаток жизни в Убоне. Никто не мог говорить о будущем в Убоне. А самое главное у меня его не было в Убоне.

Я приехала в Бангкок вечером. У меня было всего 205 бат. Я не могла потратить эти деньги даже на самую дешевую комнату. Первую ночь я провела на автобусной остановке; я вспоминаю, что единственными моими друзьями тогда были жужжащие комары. Я поела выброшенную еду и попила воды из бутылки, оставленной в мусорном ведре. Мне некуда было идти, и я ничего не знала. Я тогда была слишком мала, чтобы оказаться один на один с огромным, оживленным, переполненным и многонациональным Бангкоком — как я позже узнала, самой большой секс-столицей в мире. На долгое время этот город стал моим домом.

До приезда в Бангкок, я никогда не видела лифта и никогда не ездила на эскалаторе. Торговые центры и офисные здания казались мне самыми высокими в мире. Улицы были переполнены машинами, грузовиками, маленькими красными маршрутками и красивыми голубыми кондиционируемыми автобусами — эти транспортные средства двигались вплотную и везде создавали хаос. Серый и черный смог загрязнял воздух, а оглушающий шум тысяч сирен давил на барабанные перепонки. Мотоциклы перекрывали движение на любом перекрестке, а пешеходы пытались отважно и быстро маневрировать среди всего этого движения транспортных средств. Никто из водителей не обращал внимания на огни светофора. Казалось, что тайцы едут каждый по своей дороге со своими правилами, не обращая внимания на безопасность, тогда как фаранги были более осторожны.

Я никогда раньше не видела такого большого скопления людей в одном месте, также как я не видела столько много людей из разных стран. Там были африканки в разноцветных, красочных, национальных костюмах по лодыжку с соответствующими прическами, индианки в сексуальных, шелковых сари с клиновидными кальсонами, с обнаженными загорелыми талиями, сикхи в традиционных белых тюрбанах, арабы в тугих белых длинных рубашках с воротниками, застегивающимися до конца на пуговицы, американцы и европейцы в повседневных джинсовых шортах и футболках. И была я в моей деревенской рубашке и мешковатых кальсонах, выглядевших так, как будто я приехала из дикого тайского леса; на самом деле это почти так и было.

Бонтах в возрасте 13 лет

Я никогда не видела столько много людей, передвигающихся так быстро через переполненные торговые ряды, как и не слышала такого количества разных языков. Здесь не было ничего общего со спокойной, но напряженной фермерской жизнью в отдаленной деревне. Ничто в деревне не могло подготовить меня к новой незнакомой жизни. Я видела Бангкок только по телевизору, а когда мы жили с родителями, мы видели только окраины. Сейчас это была уже не телевизионная передача, это была настоящая жизнь. Я была слишком молодой, чтобы понять значимость этого момента. Я стояла на пороге моей новой жизни в самом центре этого суматошного экзотического города. В этот момент мои чувства мог понять только такой же житель из простой, маленькой и нищей деревни третьего мира, тот, кто только что вошел в самое сердце современной столицы. Я была встревоженной, возбужденной, уставшей и голодной, но больше всего я была напугана.

У меня было совсем мало денег, не было ни друзей, ни семьи; мне было негде жить. Чтобы выжить, я начала побираться. Мне было только 13 лет. Я сразу поняла, что у туристов намного больше денег, чем у обычных рабочих. На улице я встретила женщину, которая искала няню для малыша полицейского высокого ранга. Кроме того, ему принадлежал бар в Патпонге, самом большом злачном квартале Бангкока. Когда я была свободна от работы в его доме, я подрабатывала уборкой в баре. Он настоял на том, чтобы я выбрала между работой няней и работой в баре. Я выбрала работу уборщицей в баре, так как там я получала больше денег. Я должна была в Бангкоке заработать достаточно денег, чтобы добиться прощения у своей семьи за смерть отца. Недолго я была Бонтах. На смену ей пришла Лон. Я должна была найти способ возместить ущерб Бонтах у ее семьи из-за потери отца. Только после этого она и я могли вернуться домой.

Я начала работать на полное время уборщицей в Кокату клубе — гоугоу баре, который очень часто посещали фаранги. Он всегда был полон девушек из Исаана и говорящих на моем диалекте. Я мыла и убирала после секс-туристов. Я зарабатывала 1500 бат в месяц, плюс чаевые 1000 бат за 28 рабочих дней каждый месяц. Это было намного больше, чем я когда-либо зарабатывала в Убоне. Я могла каждый месяц посылать 1000 бат моей семье. Это была одна из причин моего приезда в Бангкок.

Тайцы, как и другие азиаты больше думали о семье, нежели о себе самих. Привязанность — это одна из наших индивидуальных черт. Мы даже не члены одной семьи, мы — части единого целого. Только в семье мы можем быть личностями. Все вместе мы — личности, и только внутри семьи мы можем выжить.

В общем, я зарабатывала около 2500 бат в месяц, плюс чаевые; действительно хороший старт, но моя семья была безнадежно бедна. Мой отец умер, и у меня было две сестры, которых я должна была содержать. Я очень хотела, чтобы у них была возможность посещать школу. Я хотела, чтоб у них была жизнь лучше, чем у меня. Я должна была больше зарабатывать.

В Кокату клубе

14 лет

Патпонг в Бангкоке — самый известный злачный квартал во всем мире. Его трудно точно описать непосвященным. Есть два длинных блока: «Патпонг 1» — двухсотметровой длины и «Патпонг 2» — стометровой длины. Каждый из них окаймлен с двух сторон открытыми барами, гоугоу стрипбарами, дискотеками и секс-клубами. В этих двух блоках секс-торговли около 3000 молодых девушек жаждут встретить мужчину на час, вечер, а некоторые питают надежду — на всю жизнь. «По статистике, одна девушка из Патпонга каждую неделю выходит замуж за иностранца»

Гоугоу клубы и бары — разные по размеру; они могут нанять от десяти до ста девушек. В каждом гоугоу кроме танцовщиц, есть другой персонал. Здесь я начала новую жизнь. Мы были уборщиками, барменами, официантами и администраторами. Официально мы не спали с мужчинами. Мы жили на 1500 бат в месяц плюс 1000 бат чаевыми со столов. Мы не были частью «Азиатского экономического чуда». Неофициально, после того, как закрывались бары, некоторые девушки неосознанно вступали на тропу саморазрушения, не важно какими способами — всеми.

Для некоторых из нас день начинался в два часа дня и заканчивался в полночь. Другие приходили в 7 вечера и уходили в 3 ночи. Мы приходили на работу и начинали уборку номеров от предшествующей ночной деятельности. Мы проводили час или два, намывая полы от пролитого пива, оставшегося после предыдущей ночи. Потом мы убирали постели от посетителей на «короткое время» и мыли ванные комнаты. После этого мы шли в бар и убирали тысячи бутылок из-под пива, кусочки ананасов и лимонов, мыли посуду и упражнялись в другой черной и неприятной работе. Посетители пили, проливали пиво и блевали везде. Моя работа была убирать за ними. В мыслях я была готова убирать пыль и грязь, но это была совершенно отвратительная работа, от которой меня просто часто тошнило. Танцовщицы зарабатывали много денег, иногда в двадцать раз больше меня и им не приходилось убирать за всеми. Немного времени прошло, прежде чем я поняла, что моей работой золотых гор не заработаешь. Мне хотелось зарабатывать не хуже танцовщиц, и я была готова на что угодно, лишь бы зарабатывать хорошие деньги.

Я была обычным подростком из простой деревни. И я не могла поверить своим глазам: привлекательные и сексуальные девушки в бикини или без, обольстительно-танцующие на сцене и ведущие себя так, как я никогда не видела раньше, даже по телевизору. Никто в Убоне так не одевался или раздевался, как здесь. Никто в Убоне не носил купальников. Взамен мы надевали укороченные джинсы и майки на речку. Никто в Убоне так плавно не крутился на шесте и так медленно не гладил свое обнаженное тело. Я не могла понять, как эти девушки снимают свои одеяния перед толпой самцов-мужчин и настолько вызывающе танцуют. Я была шокирована. Я не могла поверить, что девушки из моей деревни, из моей провинции, мои «сестры» из Исаана могли так себя вести. Обнимая свои красивые и смуглые тела, приятно возбуждая клиентов, снимая с себя одежду, они зарабатывали много денег. Гоугоу девушки работали по 7 часов каждый день, и у них был один выходной каждую неделю. Они танцевали 15–20 минут каждый час, а остаток времени проводили, уговаривая клиентов воспользоваться их услугами на ночь. Кому не удавалось поймать на удочку клиента, после закрытия бара шли в Термы.

Около 30 000 тайских девушек в Бангкоке, Паттайе, Пхукете, Самуи и Чиангмае занято в туристическом бизнесе; десятки тысяч на Филиппинах, Индонезии и Камбодже; есть те, кому «посчастливилось» увидеть иностранцев среди местных жителей. Около 400 000 проституток в публичных домах Таиланда и больше миллиона в других юго-восточных странах спят с местными за карманные деньги или за долги в семье. Их родители могут получать от 500 до 5000 бат в обмен на то, что их дочери работают проститутками несколько месяцев или дольше; иногда всю оставшуюся короткую и трагическую жизнь. Мне очень повезло, что этого со мной не произошло.

Термы похожи на неопрятные бары из американских фильмов. Это нетипичные бары, которые вы можете увидеть в США или в Европе. Это совершенно другие заведения. Одно из отличий — очень низкие потолки. Примерно 8 футов в высоту. С моим ростом в 4 фута и 7 дюймов, это совершенно не проблема, но низкие потолки очень сильно задерживают дым, поэтому дышать тут было труднее, чем в гоугоу клубе, где я работала. Туристы и тайские барные девушки курят много. От этого дыма тошнит и чувствуешь себя неприятно. В Убоне девушки не курили, а здесь все девушки Исаана курили. Термы были забиты привлекательными, молодыми, сексуальными женщинами, в основном, из Исаана — женщинами, пришедших сюда по одной причине — встретить самцов-туристов.

Термы можно описать как «внеурочный» бар. Входное помещение открыто с полудня до полуночи. Когда он закрывается, бар считается занятым. Позднее в два часа ночи, когда гоугоу бары закрываются, многие танцовщицы приходят сюда на «свидание» с туристом или эмигрантом на ночь. Это поле деятельности освоили мои подруги. Они все работали танцовщицами в гоугоу клубе с 7 вечера до 2 ночи, и если турист не «брал» их, то они приходили в Термы на поиски.

В первую ночь здесь, я видела, как мои подруги ловили взгляды мужчин, обольстительно им улыбались, медленно двигались им навстречу, прикасались к ним, скрещивали ноги, чтобы обнажить свои красивые бедра и пытались соблазнить потенциального клиента. Я видела, как каждый день девушки проходили через эту соблазняющую рутину в гоугоу, где я работала. В отличие от гоугоу, в Термы я приходила повеселиться и привлечь мужское внимание. Но я не шла по пути моих «сестер» из Исаана. Я не ждала конца рабочего дня, чтобы пойти в Термы.

Почему красивые и молодые девушки хотели пойти в такое место как Термы? Причина проста: это было следствие их азиатской нищеты; там они были не одни. Их поведение было прямым результатом обесценивания роли женщины в Таиланде и юго-восточной Азии. Даже теперь в 21 веке, «6 девочек-детей бросают каждый день в Бангкоке». В моем случае, семейная нищета и моя нужда вновь заслужить любовь семьи были достаточной мотивацией.

После месяца работы уборщицей в гоугоу, один мужчина пришел в бар поисках молодой девственницы. «Молодая нетронутая девочка» — была его целью, а предложенных за это денег было больше, чем я могла себе представить. Я знала, что он был не единственным мужчиной, приехавшим в Таиланд в поисках детской любви. Я знала, что это было нередким случаем для секс-туристов желать кого-то типа меня. Мама-сан спросила, заинтересована ли я. Случайная сексуальная встреча могла принести мне 30 000 бат, намного больше денег, чем я себе когда-либо представляла. Из этого мама-сан получит 6000 бат. Я не думала дважды, прежде чем принять его предложение. Она организовала продажу моей девственности. Мне было только 14 лет. Его звали Ханс, он сказал, что он — швейцарец, и ему 35 лет, хотя на фото, которое он мне дал, казалось, что ему было за 50.

Через 30 минут после переговоров по поводу цены с мама-сан он получил мое согласие. Ханс вернулся в гоугоу с наличными. Я почти не говорила по-английски и не участвовала в своей продаже. Мой единственный ответ был «кха», что в переводе с тайского значит «да». Он заплатил мама-сан деньги за мою невинность. Я никогда в жизни не видела столько денег. Скоро эти деньги будут принадлежать моей семье.

Мое сердце прыгало одновременно от радости, что я смогу заработать столько денег и от страха, что мне придется за это сделать. Я никогда даже не держала мальчика за руку, так как это было непозволительно в тайской деревне. На самом деле мальчика и девочку иногда женили, даже если они просто невинно смотрели друг на друга. Сейчас в 14 лет я собиралась заниматься сексом с мужчиной, которого я никогда до этого не видела. Он был где-то 6 футов ростом, на фут с половиной выше меня. Я была в ужасе от того, что мне предстоит сделать за эти деньги.

Мы вышли из гоугоу в Патпонге, поймали такси и отправились в отель на Сои 26, Сукхумвит Роад. Когда водитель такси увидел взрослого фаранга с крошечной 14-летней девочкой, он больше не оглядывался. Он точно знал, почему мы вместе и что мы собираемся делать. Мы выглядели странной парой: этот высокий светлолицый европеец и хрупкая смуглая маленькая девочка. Ханс очень медленно разговаривал со мной по-английски и иногда использовал несколько тайских слов, которые он смог узнать за короткое время в отеле. Я продолжала улыбаться, не обращая внимания на страх, который я чувствовала каждой частичкой своего тела. Он никогда не узнает, что было в моем сердце. Тайцы всегда натянуто улыбаются, никогда не показывая злость и скрывая свою боль. «Джаи Йен» или «Сохраняй самообладание», что первоклассно я и делала.

Мы приехали к дверям отеля, он быстро заплатил водителю такси и подтолкнул меня вперед. Он страшно спешил. Пока он ходил к ресепшену и брал ключи, я уселась в вестибюле. Служащий ресепшена посмотрел сначала на меня, потом на него, затем опять на меня и не сказал ни слова. Очень молоденькая девочка, почти ребенок, с огромным мужчиной — казалось, что для него это не было необычным. Я прошла рядом с ним к лифту и поднялась в его комнату. Я впервые была в таком красивом отеле.

Через несколько минут мы наконец добрались до его номера. Мое сердце начало колотиться. Реальность начала обволакивать меня. Только теперь я по-настоящему начинала понимать, что со мной происходит. Я хотела повернуться и бежать обратно, но 30 000 бат я хотела больше. Мы зашли в его комнату и подошли к кровати. Я села на стул, подальше от кровати. Он сделал движение рукой, чтобы я приняла душ. Я не ответила. Тогда он пошел в душ. Я села на стул в ожидании того, что должно со мной произойти. Я надеялась, что он навсегда останется в душе, но я знала, что, в конце концов, он снова появится.

Я все время думала о пути назад. У меня было достаточно времени, чтобы убежать и вернуться обратно в гоугоу бар. Я очень хотела эти 30 000 бат, но я не думала, что мама-сан отдаст мне их, если я вернусь так рано. Я даже думала вернуться в Убон неудачницей, девушкой неспособной помочь своей семье и послать матери денег. Так много мыслей пронеслось в моей голове, что я чуть не упала в обморок. Ханс появился из ванной, одетым в одно полотенце. Я перестала думать о побеге; теперь меня заботило то, что я должна делать дальше, чтобы сделка состоялась.

Он подошел ко мне, совершенно не представляя, насколько сильно билось мое сердце, и показал на душ. Я пошла в ванную комнату и принимала самый долгий душ на свете. Я зачерпывала теплую воду из бочонка чашкой. Я хотела поиграть с водой, но не могла, так как у меня были совершенно другие мысли.

Через 20 минут Ханс постучал в дверь. Я открыла ему. Я плохо понимала по-английски, но была уверена, что он сказал мне выйти. На тайском языке я попросила его подождать, так как была не готова. Вскоре я покинула безопасную ванную комнату и зашла в спальню. Я была полностью одета.

Он что-то сказал про полотенце, но я не собиралась одеваться, как он. Он говорил по-английски и, как мне казалось, не был заинтересован, понимаю ли я его. Я только улыбалась ему и не сводила глаз с него. Затем он сделал движение, чтобы я разделась.

Я очень нервничала и начала тяжело дышать, он подошел ко мне, взял меня за руку и провел к кровати. Он начал снимать с меня рубашку. Я чувствовала себя униженной, сидя напротив фаранга без юбки. Стыдясь, я прикрывала наготу руками. Ему казалось все это забавным. Я не могла понять, почему он выбрал именно меня и заплатил столько денег, когда в баре были другие девушки намного привлекательнее и развитее в сексуальном плане.

Теперь движением руки он попросил снять трусы. Я хотела убежать из комнаты и больше никогда не видеть фарангов. Очень осторожно он начал снимать трусы, мне было слишком страшно двигаться. После этого я предпочла больше никогда не вспоминать о том, что было дальше.

После того, как он все сделал, на кровати была кровь моя кровь. Это было мое посвящение в мир проституции — детской проституции. Это был мир, в котором я провела мое отрочество (подростковый возраст). Я встала на кровать и посмотрела вниз на всю эту кровь. Я посмотрела на свое голое тело в зеркале на стене и бедра, по которым стекала кровь. Я спрыгнула с кровати, подошла к зеркалу и ударила по нему кулаком; разбила его и разбила то ужасное отражение, которое смотрело на меня отражение моего настоящего и будущего. Я была безутешной. Я побежала в ванную и упала.

Мы вернулись в гоугоу и я подсчитала свои деньги. Все это заработала я. Теперь моя семья будет ценить меня. Я заплатила за смерть отца. Мама обрадуется, когда получит эти деньги. Она даже представить себе не могла, что я могу столько заработать в Бангкоке. Теперь она сможет высоко держать голову в деревне. Она сможет показать деньги своим друзьям и соседям. Теперь мама могла гордиться этой ужасной маленькой девочкой, над которой все надсмехались и обзывали по-всякому. Но эта маленькая девочка никогда не сможет сама гордиться собой. Пока моя мама будет хвалиться тем, что она сможет теперь приобрести, я никогда не смогу стать той же. Потеря уважения и достоинства дочери никогда не интересовали ее. Каждый последующий день с новыми событиями, изменяющими мою жизнь, на рассвете или на закате, я боролась с тошнотворным чувством, которое навсегда поселилось в моей голове, печалило мое сердце и овладевало моим разумом. В начале у меня даже и мысли не было, что следующие семь лет будут такими же.

Обязанности тайских женщин

Мы должны были выполнять главную обязанность в семье — быть главой и добытчиком для наших бедных деревенских семей. Я рано начала выполнять эту обязанность и намного лучше, чем многие. Что важнее, так это то, что мы — единственные несем ответственность за финансовую поддержку наших родителей, когда они становятся старыми. Мы должны следовать строгим правилам относительно нашего поведения, принимая на себя большую часть семейных и домашних обязанностей, лишаясь в результате своей собственной независимости. Деревенская беднота и ограниченные образовательные и экономические возможности оставляют мало выбора для старших дочерей для финансирования их семей помимо секс-индустрии. Мы не только должны заботиться о наших родителях, мы должны, таким образом, выразить свою благодарность. Коммерческая секс-индустрия, будь то связи с иностранцами или тайцами, стала необратимой данностью для многих девушек из Исаана.

Меньше, чем за час я заработала больше, чем я могла заработать за 12 месяцев протиранием полов и вытряхиванием пепельниц, продолжая жить в бедности. Некоторые клиенты говорили мне, что люди в Таиланде — бедные из-за их лени. В возрасте, когда они играли в бейсбол, ходили на футбольные матчи или видели эротические сны с их любимыми чирлидерами,[2] я спала с посетителями гоугоу, чтобы обеспечивать свою семью.

Женщины — заложники во времена нужды

Тайская поговорка

По возвращению в гоугоу, мои коллеги поздравили меня и сказали, что секс с туристами не является чем-то невиданным в их среде. Там было много четырнадцатилетних девушек, продающих свою девственность туристам. Другие отдавались местным за семейные долги или за плату по процентам. Каждый в баре чувствовал, что деньги, которые я заработала час назад — стоят того, чтобы это отпраздновать. Коллеги занимались этим годами, покупали хорошее жилье и копили заработанное от туристов. Работа в гоугоу помогала их семьям приобретать новые дома в деревнях или делать ремонт в старых. На эти деньги покупались мотоциклы для братьев, изготовленные на заказ шелковые одежды для родителей и много еды и напитков для вечеринок, на которых они никогда не присутствовали. Также коллеги покупали украшения и одежду себе. Для таких девушек как мы, больше вариантов не существовало. Мои друзья говорили, что все так и должно быть и ни о чем беспокоиться. Возможность заработать столько денег и так быстро была такой привлекательной. Они не могли отказаться, не могла отказаться и я.

Я была чересчур молода и очень напугана, когда начала спать с мужчинами. Мои друзья, которых я считала своей бангкокской семьей, очень помогали мне. Они переводили и устанавливали цену для меня на переговорах с мужчинами. Они даже представляли меня своим старым клиентам, которые любили девушек помоложе. Друзья заботились обо мне, так я была совсем юной. Кроме того, я поняла, что была далеко не первой четырнадцатилетней девушкой, продавшей свою девственность туристу.

В 14 лет я была очень маленькой; я и сейчас такая. Я была очень молодой, а выглядела еще моложе, чтобы работать в опен-эйр барах и гоугоу клубах барной девушкой или танцовщицей. Это осложняло мне поиск потенциальных секс-клиентов. Чтобы найти клиентов, я начала работать в барах при Термах, как свободная проститутка. Иногда я просто ждала дома звонка по телефону от мужчин, которых я когда-то уже встречала. Для большинства гоугоу танцовщиц, их работа — это предлог встретить мужчину. Они зарабатывают 3750 бат в месяц как танцовщицы и минимум 12500 бат, иногда намного больше, когда обслуживают клиентов бара. Чтобы заработать денег в торговле телом, мои друзья дали мне телефонные номера мужчин, которым особенно нравятся молодые девушки.

В течение 14-ого года жизни я выросла настолько, чтобы самой ходить в дискоклубы и знакомится там с мужчинами. Я стала «предпринимателем». Все деньги, которые я зарабатывала, принадлежали мне и только мне. Я не хотела терять деньги, выплачивая их посредникам. Единственным человеком, с которым я была готова делиться деньгами, была моя мама. Она тратила мой доход, чтобы заработать репутацию семье в нашей деревне. Конечно, я понимала, что это было только начало.

Смирение — состояние быть униженной (состояние незнатной по происхождению девушки)

Именно так тайские девушки должны вести себя:

— не гордые, не высокомерные, не заносчивые, не настойчивые

— выражающие почтение или подчинение

— беспомощные, зависимые, испуганные

По своей природе мы покорный народ и у нас никогда нет эгоистичных мыслей. Мы почитаем богатых людей и то очарование, мощь и свет, которые являются неотъемлемой частью их богатства. Важно научиться не страдать, если это приводит к деньгам и к «созданию репутации» своей семьи.

В Америке девушки мечтают оказаться на сцене, чтобы выступать под аплодисменты зрителей. Многие из них хотят быть знаменитыми рок-певицами или выдающимися актрисами. Девушки из Исаана даже не мыслят так мечтать, их мечта — оказаться в бикини или без на сцене, вызывающе танцевать, ждать, пока кто-нибудь из мужчин не купит выпить, заплатит бар-файн и пригласит домой для секса. Девушки из разных стран имеют разные мечты. Конечно, в детстве это не было нашей мечтой, но потом это стало нашей действительностью. Речь идет о большинстве девушек, приехавших из Исаана.

Те, кто работает в гоугоу, барах, дискоклубах — это сестры, матери, дочери и иногда даже вдовы. Мои сестры в деревне были благодарны за каждый бат, который я им посылала, чтобы они могли ходить в школу, хорошо питаться и привлекательно одеваться. Единственной заботой моего брата было, чтобы я оставалась богатой и могла продолжать посылать деньги матери, от которых у него была прямая выгода. Со временем расходы на Саи стали меньше, но все равно они были значительнее, чем на Иинг.

Работа в ночную смену

14 лет

Девушки, с которыми я работала, приехали из трущоб, подобных моей. Они содержали своих матерей, отцов, сестер и братьев, детей и многих других членов семьи. В деревнях не было различия между ближними родственниками и дальними. Дальние родственники — это близкие родственники. Каждый «родственник» привязывался к семье «работающей девушки» и пользовался доходами от ее профессии. Количество дальних родственников увеличивалось по мере того, как в семью начинали поступать деньги. Обычно был кто-то помоложе в каждой семье, кто ценил усилия, прикладываемые для содержания целой семьи, тот, кто находился в «пределах слышимости». Мы также поддерживали членов семей, ставших инвалидами из-за недостатка медицинских средств или вакцин, необходимых в нашей общине и людей, попавших в автокатастрофы и производственные аварии. Все вакцины продаются региональным правительственным медицинским распорядителем, вместо того, чтобы свободно распространять среди людей общины.

Я приветствовала секс-туристов волнующим взглядом и неспешной, приятной улыбкой в одной из главных мировых секс-столиц, ярком городе-космополите Бангкоке. Мой опят был не сравним с опытом многих 14-летних девушек, живших в цивилизованном обществе, обществе, где бедность не была единственным путем в жизни. Пока девочки-подростки в Америке или Европе могли слушать и танцевать под ритмы последних рок-груп, ходить на вечеринки, где никто не спит, где каждый глотает куски пиццы с копченой колбасой и моцареллой, где хихикают, стянув с тарелки последний кусочек куриного крылышка; я гналась за толстыми, небритыми, грязными, старыми мужиками, от которых воняло потом, сигаретами и алкоголем, чтобы заработать достаточно средств для содержания моей матери и учебы моих сестер. Когда ама узнала, сколько я могу зарабатывать, ее просьбы о деньгах стали постоянными, как будто у меня была бездонная чаша. Я поняла, что моим долгом стало не только финансово компенсировать смерть отца, но и я взяла на себя ответственность содержать мою маму, сестер и всю семью. Пока другие подростки смотрели вышедший в кинопрокат фильм с Мелом Гибсоном и Джулией Робертс в главных ролях, сходили с ума от Бена Аффлека, поедали попкорн и гнались в магазинах за последними новинками, я совершала похотливые сексуальные акты, просмотренные в порнографических фильмах. Мне было только 14 лет; я была одинока; я была в отчаянии.

Возраст, который считается невинным на западе и в других частях света, для меня стал вполне зрелым. Я была необученной и безграмотной. Я не знала больше ни одного другого пути, как зарабатывать деньги, кроме продажи своего тела. Я должна была заботиться не только о себе, но и посылать деньги домой. Я была растеряна и стыдилась себя; я чувствовала себя грязной, грязнее тех омерзительных мужчин, с которыми я спала. С каждым новым клиентом, я еще больше презирала себя: рана за раной кровоточили в моей душе. Я сначала не осознавала этого, но я уже ненавидела себя. Даже, если когда-либо в моей жизни появлялись ценности, я рушила их до того, как понимала, что они существовали. Чувство собственного достоинства не успело пустить корни, вырасти и расцвести во мне; оно было похоронено как ненужное в глубинах моей души. Я была проституткой! Хотя я была всего лишь подростком, мне была знакома душевная боль и отвращение, и я была переполнена этими чувствами. Я не могла смыть грязь, которая, как мне казалось, заполняет каждую мою пору.

15 лет

Глава 3

Ценности семьи в Исаане: несовместимые понятия

Моя жизнь немногим отличалась от жизни других молодых девушек в тайской секс-туристической индустрии. Переехав однажды в большой город или город-курорт, как мы непрерывно начинали получать просьбы о необходимости все большего количества денег. Моя мать ежедневно опустошала мой банковский счет. Ни разу ее телефонные звонки не касались вопросов о моем здоровье или благополучии. Наоборот, она звонила только для того, чтобы потребовать еще больше денег. Она хотела новый диван, стол, телевизор или холодильник. Мама давала моему брату все, что могла позволить себе семья, все покупалось на заработанные мною деньги. В Таиланде нередко встречались 14-летние девочки, занимающиеся проституцией, чтобы их братья имели магнитофоны и мотоциклы. Когда она подарила моему брату магнитофон, который я ей купила, она думала, что я куплю ей еще один. Моя мама попросила купить повозку по продаже лапши, чтобы организовать свой передвижной мини-ресторан. После ничтожных попыток стать предпринимателем, она решила, что это слишком хлопотно для нее. Она даже понятия не имела, каких усилий мне стоило купить эту передвижную тележку. Я продала себя десяти старым мужчинам по тысяче бат за каждый сеанс, чтобы купить ей тележку, без которой она спокойно смогла обходиться.

Моя мама устраивала великодушные приемы для ее друзей и для людей, которых она едва знала. Все это делалось на деньги, заработанные на унизительных и постыдных сексуальных актах. Я отдавала моей матери все деньги, которыми расплачивались со мной клиенты; это считалось быть «хорошей дочерью». Я никогда не делала ничего хуже. Устраивание вечеринок и ношение золота — вот, что создавало «репутацию» семье. «Создание репутации» ценилось больше, чем честь и достоинство; больше, чем ее жизнь. Нам, несчастным женщинам Таиланда, особенно дочерям Исаана, промыла мозги наша культура, в идеологии которой мы можем себя обесчестить и унизить ради своей семьи. Мы никогда не понимали ни значения чувства собственного достоинства, ни что значит ценить себя. В 21 веке наши женщины до сих пор живут по тайской поговорке «женщины-волы, мужчины-люди». Другими словами, единственной ценностью является наша работа, большего мы не достойны. Потребуется еще много времени и житейского опыта, чтобы полностью понять и самое главное принять эту правду: единственное, что было нужно моей семье — деньги, которые я посылала домой.

Семейные ценности Исаана, как это видно в деревенских провинциях — фальшивы. Девочки — недостаточно важны, чтобы их обучать; но мы рассматриваемся как первичные добытчики, ответственные за основные нужды и благополучие наших семей. Если мы зарабатываем хорошие деньги, невзирая на способ зарабатывания, это перевешивает даже позор источника их получения, в моем случае детской проституции. К несчастью, это остается фактом для миллионов молодых женщин во всей юго-восточной Азии. Несмотря на то, что наши заработки могут компенсировать наше унижение, наши эмоциональные страдания впоследствии становятся причиной физических и психологических расстройств. Наш разум распадается на осколки, пока портится наше тело. У нас развиваются серьезные проблемы со здоровьем в молодом возрасте из-за нездорового образа жизни, который мы ведем. Я еще ни разу не встречала женщину, которая бы полностью восстановилась от своего прошлого в секс-торговле.

В соответствии с буддизмом, религией Таиланда, мальчики могут заработать признание, живя в храме три месяца и став после этого монахами. Это единственная их семейная обязанность. С другой стороны, дочь получает признание только в заботе о своих родителях. Это конечно не рецепт счастливой семьи. Семьи в Исаане не заботятся о своих женщинах, но для мужчин не унизительно жить за счет заработков женщин. Если женщина зарабатывает достаточно денег, другими словами помогает своей семье поддерживать «репутацию», она может в «следующей жизни» родиться мужчиной.

«Я надеюсь не просто заново родиться мужчиной,

но западным мужчиной!»

Страницы: 12345678 » »»