Подарок от кота Боба. Как уличный кот помог человеку полюбить Рождество Боуэн Джеймс
– Вчера вечером кто-нибудь приносил белый подарочный пакет? – спросил я. – Примерно вот такого размера. – И я показал, какой величины был подарок.
– Не знаю, – равнодушно ответила дама.
– А кто знает? – слегка раздраженно спросил я.
– Попробуйте обратиться на Бейкер-стрит, – все тем же невыразительным голосом произнесла она.
– Бейкер-стрит?
– Да. Все, что сюда приносят, мы передаем в бюро находок при Главном транспортном управлении. Оно находится на Бейкер-стрит.
– Понятно. Оно сегодня работает?
– Не знаю.
Я чуть слышно скрипнул зубами.
– Но даже если работает, вряд ли вы найдете там свой пакет. Лучше подождать хотя бы день.
– Но сегодня сочельник. А в пакете подарок на Рождество.
Женщина пожала плечами, даже не пытаясь скрыть, как мало ее волнуют мои проблемы.
– Хорошо. Тогда скажите хотя бы, во сколько закрывается бюро на Бейкер-стрит.
– Обычно в половине пятого.
Сердце у меня упало. Я не планировал сегодня выбираться в центр Лондона. За последние дни я ужасно устал от нескончаемых толп людей и постоянной спешки. Я вдоволь насмотрелся на безумных шопоголиков, гонимых, как амоком, за покупками. Я хотел посвятить день подготовке к Рождеству, но, судя по всему, выбора у меня не было.
И все же я решил выждать часа два, чтобы у моего подарка было больше шансов попасть на Бейкер-стрит, и сперва заехать на Ковент-Гарден. Я заскочил домой, взял гитару, оставшиеся журналы и Боба, который уже весь извелся, хотя я отсутствовал не так долго. Кот с удовольствием нарядился в костюм Санта-Лапкуса, и я невольно залюбовался рыжим.
– Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться в этом замечательном костюме еще раз, прежде чем убрать его в шкаф до следующего года? – подмигнул я Бобу.
Кот кинулся к двери. Судя по всему, идея ему понравилась.
Автобусы после вчерашнего навевали на меня тоску, поэтому мы направились к метро. Поезда шли без перебоев, и уже через час мы были на Ковент-Гарден.
По площади гуляли люди, которым не терпелось окунуться в праздничную атмосферу. Воздух звенел от радостного смеха и рождественских мелодий. Я нашел хорошее место в начале Джеймс-стрит, достал гитару и заиграл «Бубенцы звенят». Прохожие то и дело останавливались, чтобы сказать «привет» или подпеть мне. Одна семья простояла с нами десять минут. Мы с детьми пели хором песню за песней и откровенно наслаждались происходящим.
В сочельник Боб решил показать себя во всей красе и совершенно откровенно заигрывал с толпой. То и дело раздавались восторженные возгласы гуляющих – кот грациозно вставал на задние лапы, чтобы взять лакомство, или ухитрялся как-то по-особенному вальяжно разлечься на тротуаре в своем красивом костюме. За несколько часов его сфотографировали, наверное, раз сто. И кто знает, сколько снимков выложат в Интернет! Там и так уже были десятки его фотографий и несколько видео на YouTube. Такими темпами он скоро попадет в Книгу рекордов Гиннесса как самый фотографируемый кот. При мысли об этом я улыбнулся.
К нам подошли двое постоянных наших слушателей; у них в офисе сегодня был сокращенный рабочий день, и они уже направлялись домой. Каждому я вручил по открытке с кошачьей мордочкой.
– Готовы к праздникам? – спросила меня дама средних лет. Насколько я помнил, ее звали Патриция.
– Готовы, – улыбнулся я. – А вы?
Патриция приуныла.
– А мне еще готовить рождественский обед на четырнадцать человек. Не представляю, как я это выдержу, – вздохнула она.
– Боже… Да, хорошо, что мы с Бобом празднуем Рождество вдвоем. И почти ничего не готовим, – сочувственно улыбнулся я.
– Звучит заманчиво. Можно с вами? – рассмеялась Патриция. Кажется, ее слова были шуткой лишь отчасти.
К двум часам народу на площади стало заметно меньше. Люди расходились по домам, чтобы завершить последние приготовления к Рождеству. Я решил последовать их примеру.
– Ладно, Боб, хорошего понемножку. Закругляемся на сегодня, – сказал я.
Какое-то время мы просто гуляли по праздничному Лондону, словно обычные горожане. Ковент-Гарден выглядела – и пахла! – абсолютно волшебно. Развешанные повсюду гирлянды переливались разноцветными огнями, в воздухе висел аромат жареных каштанов и глинтвейна. Несколько уличных артистов еще выступали в центре площади, где дорабатывала последние часы рождественская ярмарка. Мы с Бобом прошлись между рядов. Кот бежал на поводке и с любопытством принюхивался к незнакомым запахам. Многие торговцы уже собирались уходить, некоторые предлагали покупателям огромные скидки, желая распродать остатки товара. Я заглянул в палатки с ювелирными украшениями в надежде найти замену сережкам, но глаз ни за что не зацепился. К тому же я не был готов расстаться еще с пятнадцатью фунтами.
И тем не менее ярмарка оказалась настоящим испытанием для моей выдержки. Я бил себя по рукам, чтобы не накупить рождественских сладостей. Правда, банкой лукового чатни[7] все-таки соблазнился, но решил, что заслужил ее. А еще долго смотрел на рождественский пудинг, но потом вспомнил, что Бэлль принесет свой, поэтому устоял перед искушением.
Ну, или почти…
Я все-таки купил коробку шоколадных конфет для Бэлль, чтобы не оставить ее без подарка, если в бюро находок не окажется моего пакета. К тому же у меня возникла мысль сделать подарок своими руками, и я собирался вечером этим заняться. Я постепенно начинал по-другому смотреть на произошедшее. Все-таки это не конец света. В моей жизни случались вещи куда более страшные. И Бэлль, несомненно, меня поймет.
С дальнего конца площади доносились рождественские гимны в исполнении волонтеров из «Армии спасения»:
- Ночь тиха, ночь светла…
«Так и есть», – сказал я себе. Все тихо и спокойно. И будущее, по сравнению с моим темным прошлым, кажется довольно светлым. Мне есть за что быть благодарным судьбе.
Пока я разглядывал пудинги и выбирал конфеты, Боб лазал под прилавками, исследуя все ярмарочные закоулки. Но в половине третьего я подхватил его на руки и направился к выходу мимо парня на моноцикле, который развлекал публику в западной части площади.
– Давай, Боб. Нужно проверить, не объявился ли наш пакет на Бейкер-стрит, а потом можно ехать домой.
Мы направлялись к Лестер-сквер, когда Боб завозился, давая понять, что хочет в туалет. Я вспомнил, что поблизости есть несколько мест, где он сможет сделать свои дела, поэтому мы развернулись и пошли в другом направлении.
Я срезал путь через Нилс-ярд и вышел на Монмут-стрит с другой стороны отеля «Ковент-Гарден». И увидел человека, лежащего на тротуаре. Даже издалека было понятно, что ему лет двадцать, не больше. Свернувшись калачиком на картонках, он тщетно пытался спрятаться от трескучего мороза под старым спальным мешком и потертым серым одеялом. Я перебежал через дорогу и подошел к нему поближе. На голове у парня была шерстяная шапка, на руках – перчатки без пальцев. Покрытое грязью лицо покраснело от холода; борода свалялась неопрятными клоками, а волосы, наверное, вообще забыли, как выглядит расческа. Не исключено, что они кишели вшами, настоящим проклятием бездомных, которым в зимнее время года негде помыться и привести себя в порядок. Этот парень выглядел так, будто не был в душе минимум месяц.
Я смотрел на него и не верил своим глазам. Нет, меня потрясло не то, что человек в такой холод спит на улице. Все дело в том, где он спал. Именно здесь, на этом самом месте, я пережил худший сочельник в своей жизни. И от такого совпадения меня пробрала нервная дрожь.
Примерно через год после того, как я начал бродяжничать, я опустился на самое дно. Несколько раз я пытался найти работу, но нигде не хотели меня брать. Тогда я начал красть мясо в супермаркетах и перепродавать в пабы, а на вырученные деньги покупал наркотики. В то время я жил по принципу «будь, что будет» – героин полностью подчинил меня. Он был моим единственным другом и утешением, единственным способом забыться. Круглые сутки я думал только о нем.
В сочельник, когда все нормальные люди уже сидели дома с семьей, я пришел на Монмут-стрит и разложил картонки точно на этом месте. Оно не просто так мне приглянулось. Этот кусок тротуара находился перед магазином винтажной одежды по соседству с шикарным отелем «Ковент-Гарден». Примерно в двух-трех футах от земли на стене размещались два больших вентилятора (они до сих пор там находились), которые гнали воздух с кухонь отеля. Пусть не горячий, он все-таки был на несколько градусов теплее уличного, что очень важно для человека, которому предстоит провести зимнюю ночь под открытым небом.
Я довольно часто спал под вентиляторами, к большому неудовольствию местных продавцов. Дама, работавшая в магазине одежды, особенно меня невзлюбила. Она принадлежала к числу людей, не испытывающих ни малейшего сочувствия к тем, кто живет на улице или продает «Big Issue». Дама полагала, что все мы неудачники, оказавшиеся за бортом жизни исключительно по своей вине. Она не задумывалась о том, что довело нас до такого состояния, у нее и в мыслях не было чем-нибудь нам помочь. Она воспринимала бездомных как чужеродный элемент городского пейзажа и, вполне возможно, не возражала бы, если бы мусорщики забирали нас на свалку вместе с содержимым уличных баков.
Нередко по утрам она будила меня пинками и гнала прочь от магазина. А когда я попытался ее осадить, осыпала меня оскорблениями.
К счастью, в сочельник ее нигде не было видно. Я пришел на Монмут-стрит ближе к вечеру, и все магазины уже закрылись. Пока добропорядочные лондонцы внимали рождественским проповедям или сидели перед телевизором, наслаждаясь горячим сытным ужином, я лежал на земле, завернувшись в спальный мешок, и дрожал от холода, чувствуя себя одиноким и никому не нужным. Ни один прохожий не подошел, чтобы спросить, все ли со мной в порядке. А впереди у меня была невероятно долгая и тоскливая ночь.
В конце концов мне удалось уснуть. Я проснулся поздним утром; вокруг стояла удивительная тишина, Лондон словно обезлюдел. Два человека вышли из отеля, но столица все равно напоминала город-призрак.
У меня не было никаких планов на Рождество (а если говорить начистоту, то и на всю оставшуюся жизнь). Я знал, что поблизости есть несколько приютов, где можно пообедать, и решил попытать счастья в одном из них. Собрав картонки и спальный мешок, я отправился в путь. Проходя мимо отеля, я заглянул в окно и увидел нарядных людей с бокалами шампанского в руках. Они только начинали праздновать, и впереди их ждал чудесный день. Я представил, какие рождественские блюда стоят на столах, и сглотнул слюну. Но, скажу честно, я им не завидовал. Я понимал, что они тяжело работали весь год и заслужили праздник. Я не хотел им его портить.
Я уже зашагал было дальше, когда встретился взглядом с одним из гостей отеля. Он смотрел как будто сквозь меня, словно я невидимка и не достоин того, чтобы поднять ради меня бокал или пожелать мне счастливого Рождества.
Мне стало очень жалко себя, но если я думал, что хуже быть не может, я ошибался. В то время мы с отцом почти не общались. Я пропал почти на год, и, когда наконец объявился, он был в ярости. Сначала он вообще отказывался подходить к телефону, потом наорал на меня и бросил трубку. Конечно, у него было полное право злиться – весь этот год он с ума сходил от беспокойства. На прошлой неделе мы снова поругались, и я ясно понял, что в его доме на Рождество меня не ждут. Тем более что он как раз собирался разводиться со своей женой Сью.
И все же я зашел в телефонную будку и набрал номер отца. Наверное, мне не стоило удивляться прохладному приему. Трубку взяла Сью.
– С Рождеством, Джеймс, – не слишком приветливо сказала она.
– И тебя. Отец дома? – спросил я.
Я слышал, как Сью прикрыла ладонью трубку и что-то сказала в сторону. Потом, прочистив горло, вздохнула:
– Мне очень жаль, Джеймс, но он не хочет с тобой разговаривать.
– Понятно.
Я чувствовал, что слезы подступили к глазам. Да, я разочаровал отца и добавил ему седых волос, но все же… Все же я надеялся, что он подойдет к телефону.
– Ты в порядке, Джеймс? – спросила Сью.
– Да, да. – Я попытался взять себя в руки. – Счастливого Рождества!
И я повесил трубку.
Я поплелся в сторону Дин-стрит в Сохо, где благотворительная организация «Centrepoint» открыла временный приют. Меня там знали – я ночевал у них несколько раз.
В дверях стояли несколько волонтеров, с одним из них я уже встречался.
– Привет, Джеймс. С Рождеством.
– И тебя. Свободные места за столом еще есть?
– Вообще-то у нас битком… – начал один из волонтеров, но мой знакомый остановил его, сказав, что все в порядке, я свой.
– Конечно, Джеймс. Заходи.
Ближе к зимним праздникам такие приюты появляются по всему Лондону. Там можно переночевать и даже получить порцию рождественского обеда. Он, конечно, не сравнится с тем, что подают в отеле «Ковент-Гарден», но на такую роскошь глупо было рассчитывать. Да меня и не особо волновало содержимое тарелки. Жареная картошка, индейка, ветчина, брюссельская капуста и много подливки – королевское угощение для того, кто провел ночь на мостовой под вентиляторами. Главное, что сытно, тепло и можно попросить добавки. А потом еще и рождественским пудингом полакомиться.
Набив живот, я наконец оторвался от тарелки и посмотрел по сторонам. За самодельным столом сидело человек тридцать; многие из них были наркоманами, с которыми нужно держать ухо востро. Я как-то ночевал в приютах с такими людьми – если им понадобится, они стянут с тебя носки, пока ты спишь. Я до такого еще не докатился.
После обеда я подсел к бродягам, игравшим в настольные игры. Во многих не хватало фишек (мало кто жертвует на благотворительность новые вещи), и мы использовали пуговицы и крышки от кока-колы. На столе стояли шоколадные конфеты, и я постарался съесть, сколько мог.
Потом мы смотрели телевизор. Кажется, показывали «Кто хочет стать рождественским миллионером?», и участник как раз взял подсказку «пятьдесят на пятьдесят». В то время я был не способен оценить иронию жизни, но, если подумать, я тоже играл со своей судьбой, вот только подсказки подошли к концу, а на кону стоял не миллион, а моя жизнь.
Ночь я провел в приюте, под кайфом. В преддверии Рождества я как-то сумел накопить достаточно денег, чтобы обеспечить себе недельный запас героина. Про еду я даже не подумал, спустив все на наркотики. Я разложил порошок по пакетикам и хотел тратить их экономно, не больше одного-двух в день. Но у наркозависимых плохо получается себя контролировать – наркотики закончились на вторые сутки. Рождество и следующий день я почти не помню – их украл героин. Оглядываясь назад, я понимаю, как сильно рисковал. Во время праздников наркоторговцы любят толкать грязный товар, они примешивают к наркотикам землю и бог знает что еще, не задумываясь о том, сколько человек в результате умрет мучительной смертью. Я купил героин у крайне подозрительных типов, но мне повезло, хотя шансы мои были невелики. Да, я пережил Рождество, но лишь для того, чтобы купить еще одну дозу.
Меня выкинули из приюта двадцать седьмого декабря, к тому времени я держался на «фильтрах». Так торчки со стажем называют клочки ваты, промыв которые можно добыть остатки героина и протянуть еще немного. Это все равно что использовать старые чайные пакетики. Только от чая, насколько я знаю, ни у кого не бывает ломки.
Меня же ломало со страшной силой, я нуждался в полноценной дозе. И опять умудрился где-то раздобыть денег. Когда дело касается наркотиков, торчки проявляют чудеса изобретательности. Потому что для них это вопрос жизни и смерти. В какой-то момент я заметил свое отражение в окне магазина. На меня тоскливо смотрел сломленный, больной человек, в котором я с трудом узнал себя.
И сейчас, глядя на лежащего на земле парня, я снова видел того опустившегося наркомана. Интересно, а что думали люди двенадцать лет назад, когда проходили мимо? Кто-нибудь предложил мне помощь? Нет! Кто-нибудь вообще обратил на меня внимание? Нет! Или я об этом никогда не узнаю.
Я все никак не мог выбросить из головы мысль о том, что этот опустившийся парень выбрал для ночлега в сочельник то же самое место. Ему и лет было столько же, сколько мне тогда. И внешне мы были немного похожи. Такое чувство, будто я отыскал окно в прошлое и теперь смотрел на самого себя. Будто я оказался на страницах «Рождественской песни» Диккенса и меня овеял дух прошлого Рождества. От подобных мыслей становилось не по себе.
Боб, кажется, был потрясен не меньше моего. Он спрыгнул на землю и принялся ходить вокруг бродяги, словно беспокоясь за его здоровье. И у него были на то веские причины. Если парень пролежит здесь несколько часов, то, скорее всего, умрет от переохлаждения.
Я знал, что многие благотворительные организации на праздники оборудовали приюты в пустующих зданиях и школах. Они предлагали бездомным чистую кровать и нормальную еду на несколько дней. Скорее всего, по улицам ходили добровольцы, разыскивавшие таких, как этот несчастный. Ему нужно найти кого-нибудь из них, и пусть они отведут его в приют.
Я был практически уверен, что парень не под кайфом. Скорее всего, он просто вымотался до такой степени, что уснул, несмотря на холод. Я легонько пнул его под ребра. Сперва ничего не произошло, и я даже начал волноваться, но в конце концов бедолага заворочался и недовольно замычал.
– Чего надо? – послышалось из спального мешка.
Я заглянул к себе в карман. Там лежало примерно двадцать фунтов. Дома еще остались деньги, поэтому я сунул парню десятку:
– Держи. Иди выпей кофе и отправляйся в приют.
Он снова недовольно замычал, но все-таки вылез из мешка.
– Ага. Хорошо, – кивнул он, ежась от холода.
– Приятель, я не шучу. Ты тут околеешь.
– Ага.
– Ну смотри. – Я покачал головой и пошел прочь.
Я боялся, что парень опять уснет, поэтому несколько раз обернулся и проверил, как он там. К счастью, бездомный прислушался к моему совету и стал собирать вещи. Когда мы с Бобом дошли до Севен-Диалс, парень уже скрылся из виду, растаяв в снежной пелене, словно его никогда и не было.
А мы с Бобом поехали на станцию «Бейкер-стрит». В вагоне было непривычно тихо и пусто; нам встретились лишь несколько усталых работяг да два-три участника рождественского забега по магазинам. До праздника оставались считаные часы. От выхода из метро до бюро находок было рукой подать, и я сразу увидел, что оно закрыто. На двери висела табличка, сообщавшая, что бюро снова откроется в первый день после праздников. То есть в следующий вторник. Иными словами, когда от сережек не будет никакого проку.
Я был не единственным расстроенным клиентом. Возле стеклянной двери потерянно бродил парень в бейсбольной куртке. Он снова и снова перечитывал табличку.
– Поверить не могу, – расстроенно сказал он. – Мне сказали, что сегодня они работают до половины пятого!
– Я тоже так думал, – хмуро ответил я.
Парень совсем пал духом. Он достал мобильный и медленно зашагал прочь. Я слышал, как он бормочет себе под нос: «Но как же так?.. Мне же сказали…»
Я тоже был крайне огорчен. Я до последнего надеялся, что пакет с подарком каким-то чудом успеет добраться до бюро. Конечно, через несколько месяцев у Бэлль день рождения, и, если серьги найдутся, я всегда успею их подарить, но что делать сейчас? В кармане у меня лежало десять фунтов, и я пробежался по Бейкер-стрит, но ничего интересного не нашел. Почти все магазины были сетевыми и торговали однотипными украшениями, которые я ни за что на свете не стал бы дарить Бэлль. Она бы сразу поняла, что я схватил первое попавшееся в последнюю минуту, а я не хотел, чтобы она так думала.
Небо снова покрылось зловещими снеговыми тучами, и я побежал к метро, не рискуя садиться в автобус. Людей в подземке оказалось куда больше. Судя по красивым пакетам, они в основном ехали с Оксфорд-стрит, где было немало хороших магазинов. Глядя на чужие подарки, я в который раз обругал себя за глупость.
В вагоне царило оживление, люди радовались наступающим праздникам. На одной станции зашли несколько австралийцев в приподнятом настроении, они распевали альтернативную версию старой песни про десять зеленых бутылок. В их варианте с забора падали не бутылки, а кенгуру, и остальные пассажиры поначалу не спешили к ним присоединиться, но песня оказалась такой нелепой и заразительной, что в конце концов ее пел весь вагон.
Даже я не устоял и подключился на седьмом незадачливом кенгуру: «И если один случайно упадет, то три кенгуру останутся на заборе». Песня вернула меня в мое австралийское детство. Чего-чего, а кенгуру в нем хватало. Правда, не помню, чтобы хоть один рассиживался на заборе.
Когда мы вышли из метро, день уже клонился к вечеру. Боб принялся беспокойно мяукать.
– Опять?! Боб, сколько можно? – вздохнул я.
Но кот стоял на своем. Я знал, что спорить с ним бесполезно, все равно придется искать какой-нибудь закуток, чтобы он сходил в туалет.
Путь домой пролегал мимо стройки. Рабочие уже ушли; самосвалы, бетономешалки и отбойные молотки молчали. Я заметил дыру в заборе и протиснулся в нее вместе с Бобом. Он сразу углядел участок подтаявшей земли и кинулся к нему.
Оставив кота наедине с природой, я стал прогуливаться по стройке и наткнулся на кучу битого кирпича и бетона. В этот миг впервые за несколько дней выглянуло тусклое зимнее солнце, его несмелые лучи выхватили из груды мусора что-то блестящее.
Я наклонился и поднял кусок бетона размером с мою ладонь. С одной стороны он был гладким, с другой – грубым и неровным. Неровная сторона пестрела разноцветными камешками и сверкала кристаллами слюды. На плоской сохранился кусок граффити. Я легко мог представить этот на первый взгляд непримечательный обломок на выставке современного искусства.
– Хммм… – сказал я себе. – А в нем что-то есть.
Я все еще разглядывал камень, когда закончивший со своими делами Боб подошел и потерся о мою ногу. Потом кот заметил обломок у меня в руках, и на его мордочке появилось озадаченное выражение. Он словно хотел спросить: «Что это за штука?»
Я уже собирался кинуть камень обратно в мусор, когда меня вдруг осенило.
– Бэлль наверняка понравится! Подожди-ка, Боб.
И я сунул находку в рюкзак.
К четырем мы вернулись домой. Приятно было хотя бы на несколько дней отгородиться от мира, в котором бушевала непогода, и на время отрешиться от неприятных мыслей. Я принял горячую ванну, а потом приготовил ужин – окорок с гарниром из картошки и моркови. Бобу тоже досталось несколько кусочков, и он оценил мои кулинарные таланты по достоинству, проглотив мясо в мгновение ока. Судя по выжидательному взгляду, он бы не отказался от добавки, но, к сожалению, окорок закончился.
Обычно после ужина мы с Бобом смотрели телевизор, но сегодня это в мои планы не входило. К тому же программа состояла в основном из рождественских эпизодов из сериалов, которые мне не слишком нравились, поэтому я спокойно занялся последними приготовлениями к празднику.
Примерно полчаса я потратил на то, чтобы довести до ума подарок для Бэлль. Я нашел кусок оберточной бумаги, завернул в него обломок бетона и повязал сверху бантик. Когда я положил камень к остальным подаркам под елку, Боб тут же кинулся его изучать. Я не мог без смеха наблюдать за тщетными попытками рыжего стащить тяжелый сверток со стола. После каждой неудачи он отступал назад и обескураженно смотрел на упрямца. «Да что же это такое?!» – было написано на морде у кота. Где-то на десятой попытке он сдался и направился к своему месту у батареи с таким видом, будто не очень-то ему и хотелось знать, что там внутри.
А я улыбался и думал: «И кому нужен телевизор, если можно смотреть рождественское шоу кота Боба?»
Глава VIII. Подарок кота Боба
Мааааааааау!
Я проснулся (а кто бы не проснулся?). Боб сидел на кровати прямо передо мной и тянулся ко мне носом. Зеленые кошачьи глаза в утренних сумерках блестели ярче, чем обычно. Можете мне не верить, но рыжий точно знал, что сегодня Рождество, и ему не терпелось приступить к празднованию.
Вечером я подкрутил отопление, чтобы хорошенько прогреть квартиру. Все-таки здорово, когда с утра не боишься высунуть нос из-под одеяла. Моя больная нога особенно этому радовалась. Выглянув в окно, я обнаружил там затянутое облаками серое небо и деревья, согнувшиеся под толстым снежным покрывалом. Хорошо, что мы сегодня можем отсидеться в тепле!
Я поставил чайник на плиту и положил Бобу еды в миску. Потом включил маленькое кухонное радио. Передавали традиционные рождественские песни; обычно я такую музыку не слушаю, но тут поймал себя на том, что даже подпеваю. Всему виной было отличное настроение и, конечно, Рождество.
Мы с Бобом занялись обычными утренними делами. Двадцать шестого должна была прийти Бэлль, а сегодняшний день целиком принадлежал нам. После завтрака я накинул куртку, чтобы вывести кота на прогулку.
Я нажал кнопку вызова лифта, но… «Как же иначе? – ехидно подумал я. – Если уж ломаться, то в Рождество!» Боба перспектива бегать туда-сюда по лестнице тоже не радовала. Спуститься нетрудно, но потом же надо будет подниматься…
Впрочем, сломанный лифт не мог испортить нам настроение. Тем более что в кармане у меня лежала открытка для Эдны, кошатницы из дома напротив. Она подкармливала бродячих кошек со всего квартала, и мы часто с ней болтали, к великому неудовольствию Боба. У нее под дверью или на подоконнике вечно сидела парочка бездомных зверей, при виде которых рыжий воинственно выгибал спину и старательно демонстрировал, кто тут самый сильный и смелый. При этом он обычно не слезал с моих плеч – мало ли что, вдруг они решат с ним поспорить.
Но сегодня было слишком холодно, крыльцо и подоконник пустовали, и самой кошачьей леди нигде не было видно. Поэтому я сунул открытку в почтовый ящик, подождал, пока Боб сходит в кусты у нашего дома, и мы побрели обратно к подъезду.
Во дворе было тихо, ни единый звук не нарушал спокойствие рождественского утра. По пути наверх я столкнулся с парнем, живущем на четвертом этаже. Судя по длинным волосам и кожаной куртке, он был фанатом рок-музыки. Он явно куда-то спешил, поэтому мы обменялись дежурными поздравлениями и разошлись.
Больше мы никого не встретили. Видимо, все сидели по квартирам; на лестничных клетках витал аромат жареной индейки. Кот тоже почуял и с решительным видом устремился к одной из дверей.
– Э, что происходит? – делано возмутился я. – Я недостаточно хорошо готовлю?
Едва мы зашли в квартиру, Боб бросился к елке. Нас не было слишком долго, вдруг с ней что-нибудь случилось? Ведь кто-нибудь мог ее передвинуть или, не дай бог, повесить какое-нибудь дурацкое украшение! Убедившись, что с елкой все в порядке, Боб принялся обнюхивать подарки. На сверток с бетоном он демонстративно не обращал внимания. Вместо этого он сосредоточился на подарке, завернутом в бумагу с котами.
– Верно подмечено, Боб, – усмехнулся я, достал сверток из-под елки и уселся с ним на диван.
Кот тут же подскочил ко мне и стал беспокойно крутиться рядом. Он не спускал глаз с подарка, пушистый рыжий хвост нетерпеливо метался из стороны в сторону. Я положил сверток перед ним, и Боб безжалостно сорвал обертку и ленточки. Открыв коробку, я достал оттуда заводную игрушку с кошачьей мятой, которую в канун Рождества подарила рыжему его верная поклонница с Ковент-Гарден. Боб бросил на подарок равнодушный взгляд, затем схватил коробку в зубы, спрыгнул на пол и принялся гонять ее по комнате. Думаю, эта картина знакома не только хозяевам кошек, но и родителям маленьких детей.
– Действительно, кому нужен подарок, если есть коробка? – засмеялся я.
Подарок для меня Бэлль тоже заранее положила под елку. Судя по форме, это была подержанная видеоигра, мне очень хотелось иметь ее, на что я несколько раз намекал. В отличие от новых, она стоила сравнительно недорого, и Бэлль могла себе ее позволить. Развернув бумагу, я убедился в своей правоте и следующий час возился с приставкой. Бобу это не понравилось. Какое-то время он еще терпел, а потом начал прохаживаться возле телевизора в опасной близости от «Иксбокса». В прошлый раз, когда я играл слишком долго, Боб его просто выключил. Видимо, в этот раз он намеревался повторить свой трюк.
– Ладно, ладно, я понял. – Я нехотя отложил джойстик. – Пора готовить рождественский обед.
Любимым блюдом Боба были «поросята в одеяле» – сосиски, завернутые в бекон. Мне они тоже нравились, поэтому для начала я отправил партию «хрюшек» в духовку. В считаные минуты кухня наполнилась аппетитным шкворчанием и дивным ароматом жареного бекона. Затем я почистил картошку и достал из холодильника грудку индейки.
Боб, убедившись, что я занят делом, с чувством выполненного долга свернулся у батареи, но вскоре запахи еды заманили его на кухню.
– Терпение, мой друг, терпение! – улыбнулся я, когда кот сунулся к духовке.
Я вытащил противень с горячими «поросятами» и поставил его на кухонный стол. Боб весь извелся; кот крутился у меня под ногами и так яростно размахивал хвостом, что казалось, вот-вот взлетит. Больше всего в этом блюде ему нравился бекон. Я стащил одеяла с парочки «поросят» и потряс ими у Боба перед носом, чтобы чуть остудить. Кот оказался проворнее меня, в мгновение ока он схватил вожделенный бекон и с урчанием утащил под стол.
Хмыкнув, я разложил еду по тарелкам, поставил их на поднос и отнес его к дивану, чтобы мы могли поесть перед телевизором. Боб принялся заглатывать обед в своей обычной манере, так, будто грядет конец света и не видать ему больше индейки и «поросят в одеяле». Сегодня, правда, я от него не отставал, поэтому минуты через две тарелки уже блестели первозданной чистотой. Индейка и вправду получилась очень вкусной.
Поставив посуду в раковину, я позвонил отцу в южный Лондон. Связаться с мамой в Австралии я даже не пытался – знал, что эта затея в Рождество обречена на провал. Мы с отцом поздравили друг друга с праздником, поделились планами на день, рассказали о подарках, после чего темы для разговора иссякли. Хотя нет, как истинные британцы, мы обсудили кошмарную погоду. Грузовик отца на прошлой неделе застрял в сугробе, и ему пришлось откапывать машину голыми руками.
Мы проговорили меньше пяти минут, но на душе у меня стало легче. Воспоминание о том Рождестве, когда отец отказался подойти к телефону, не давало мне покоя и причиняло боль. Да, мы никогда не были особенно близки, и нам трудно найти общий язык. Возможно, все дело в том, что мы слишком похожи. Ему не нравилось, как я живу, а я терпеть не мог его вечные «сходи в парикмахерскую» и «найди нормальную работу». Но я радовался уже тому, что мы, по крайней мере, снова общаемся.
Остаток дня мы с Бобом провели на диване: я играл в новую видеоигру, кот тихо сопел рядом. Во всем мире миллионы людей воплощали в жизнь собственное представление об идеальном Рождестве. Может быть, они играли в настольные игры, танцевали, сидели за большим столом или смотрели телевизор. Это было их Рождество. А наше с Бобом было таким. И по шкале от одного до ста оно тянуло на сто и один.
Двадцать шестое декабря больше походило на праздник, чем само Рождество. Перед обедом пришла Бэлль, нагруженная четырьмя сумками с едой. Лифт по-прежнему не работал, так что я спустился вниз и помог ей поднять пакеты на шестой этаж. Боб не отставал от меня ни на шаг и прямо на лестнице пытался засунуть голову в сумку.
Когда мы зашли на кухню, он запрыгнул на стол, чтобы было удобнее наблюдать за тем, как мы разбираем продукты.
– Вот, держи. – Бэлль первым делом выдала ему ломтик восхитительного испанского хамона.
Он аккуратно принял угощение у нее из рук, спрыгнул с ним на пол и проглотил в мгновение ока, довольно помахивая хвостом.
Бэлль любила готовить, она могла часами стоять у плиты. На моей кухне девушке негде было развернуться, но даже в спартанских условиях она запекла в духовке цыпленка, пожарила картошку и овощи. Нас с Бобом она отправила в гостиную, и мы сидели там, принюхиваясь к божественным ароматам.
Всякий раз, когда Бэлль открывала духовку, кот подскакивал с места и мчался на кухню. «Ну как, уже готово? Можно есть?» – словно спрашивал он, залезая Бэлль под руку.
– Еще нет, дружок, – отвечала она, закрывая дверцу.
Боб вздыхал, с надеждой оглядывался в поисках еды, потом медленно возвращался в гостиную.
Вскоре его терпение было вознаграждено кусочком сочного цыпленка. Мы с Бэлль начали с копченого лосося и других закусок, прямо как в пятизвездочном отеле.
Мы сели за стол только во второй половине дня, а до этого активно замаривали червячка тем, что принесла Бэлль. Ее родители передали нам кучу еды, оставшейся от обильного рождественского обеда, на который собралась вся их семья. Мы же накрыли в гостиной маленький раскладной стол, и Бэлль украсила его салфетками и хлопушками. И поставила три тарелки.
Боб хлопушки не жаловал, поэтому мы с Бэлль взорвали их на безопасном расстоянии от кота. Затем нарядились в праздничные колпаки, и даже Бобу досталась картонная шляпа, так что никто не остался обиженным. Наверное, мы выглядели крайне забавно в колпаках и салфетках, повязанных вокруг шеи. В тот момент мы чувствовали себя одной семьей. Пусть необычной, но очень крепкой.
Я поставил на стол бутылку кавы и разлил вино по бокалам.
– Бэлль, – повернулся я к девушке. – Спасибо тебе за то, что была таким чудесным другом для меня и для Боба.
Девушка улыбнулась, и мы негромко чокнулись. Боб сидел на стуле и внимательно изучал содержимое своей тарелки (Бэлль положила ему еще кусок цыпленка).
После этого мы отдали должное кулинарным талантам Бэлль, и я так увлекся, что после обеда едва мог дышать. Мы хотели выйти на улицу, но подумали и решили остаться дома, в тепле и уюте. К тому же погода за окном не располагала к прогулкам.
Я помыл посуду и убрал со стола. В четыре часа мы расселись на диване и стали обмениваться подарками.
Бэлль первая с улыбкой протянула мне конверт. Внутри обнаружилась самодельная открытка, украшенная гигантским отпечатком золотой лапы и простой надписью: «Джеймсу от Бэлль и Боба».
– Вот почему на прошлой неделе мы устроили такой беспорядок, – хихикнула девушка. – Я делала открытку, а он подошел и поставил отпечаток. Предполагалось, что она будет от меня, но Боб решил, что от нас обоих.
Я был тронут до глубины души и немедленно поставил открытку на почетное место у елки.
Родители Бэлль всегда хорошо ко мне относились. Не забыли они про меня и в этом году: я получил в подарок диск со своим любимым фильмом «Шоу ужасов Рокки Хоррора».
Единственным облачком на рождественском небосклоне был лежавший под елкой сверток с куском бетона странной формы. Я убеждал себя в том, что мы с Бэлль – давние друзья и я хорошо ее знаю, так что все будет в порядке, и, тем не менее, доставал подарок с некоторой опаской. Она либо придет в восторг, либо оскорбится до глубины души. Третьего не дано.
Я с неловкой улыбкой протянул Бэлль сверток.
– Осторожно, тяжелый, – смущенно сказал я.
– Ну надо же! – воскликнула Бэлль, принимая подарок.
Она разглядывала его с неподдельным изумлением. Бэлль видела, что это не книга, не DVD и не флакон духов – в общем, что-то необычное. Она явно не понимала, что скрывается под слоем оберточной бумаги, и в этом смысле сюрприз удался. Вот только я по-прежнему не знал, как она отреагирует на такой необычный подарок.
Бэлль потянула за бантик, и я затаил дыхание. Кусок бетона лег ей на ладонь, и несколько секунд она просто молча его разглядывала.
– Ух… – наконец выдохнула Бэлль.
Я не был уверен в том, что это значит. «Ух, потрясающе!» или «Ух, что за кусок мусора ты мне подарил!»?
Бэлль изучала подарок со всех сторон. Я не понимал: она специально меня мучает или ей в самом деле интересно? И в конце концов не выдержал:
– Ну, что ты думаешь?
– Я думаю, это очень круто, Джеймс.
– Точно? Или ты говоришь это только затем, чтобы меня успокоить?
– Нет. Определенно нет. Мне очень нравится. Где ты его нашел?
Когда я рассказал ей, как водил Боба в туалет на стройку, она рассмеялась. А я почувствовал огромное облегчение. И вдруг понял, как глупо себя вел. Да, те сережки, несомненно, были хороши. И Бэлль обрадовалась бы такому подарку. Но дело было не в этом. Мы никогда не дарили друг другу дорогие вещи. И не только потому, что у нас не было денег. Просто мы оба верили, что подарок должен обязательно что-то значить. Не важно, сколько он стоил. Вложенные в него любовь и внимание делали его абсолютно бесценным. И поэтому странный кусок бетона, случайно найденный на стройке, идеально подходил в качестве рождественского подарка для Бэлль.
Но кроме него, было еще кое-что. Я протянул подруге конверт с надписью «Обещания».
Внутри действительно лежало полдюжины обещаний, которые я написал прошлой ночью на разноцветной бумаге. Там было и «Обещаю готовить тебе ужин», и «Обещаю сводить тебя в кино хотя бы раз за следующие двенадцать месяцев». Это была наша традиция с тех времен, когда мы сидели без цента в кармане. Да, этот подарок тоже мне ничего не стоил, но значил гораздо больше, чем серьги за пятнадцать фунтов. Бэлль высоко оценила мои обещания, в особенности то, что касалось походов в кино. Она любила смотреть фильмы, но в последний раз я приглашал ее в кинотеатр почти год назад. С тех пор у меня ни разу не было на это денег.
Потом мы сидели на диване, болтали и наблюдали за Бобом, который играл с ленточками и обрывками оберточной бумаги.
– Как мало нужно котам для счастья, – с улыбкой произнес я.
– Ой, чуть не забыла! – вдруг подскочила Бэлль.
Оказывается, под елкой остался еще один подарок. Я раньше его не видел – наверное, девушка тайком сунула его туда, когда пришла.
К подарку была прикреплена записка: «Джеймсу от Боба».
Я улыбнулся Бэлль:
– Что это?
– Открой и увидишь.
Внутри лежал маленький альбом для фотографий. На обложке я увидел наше с Бобом фото: мы сидим на тротуаре у станции «Эйнджел» и продаем журналы. Я пригляделся: судя по всему, снимок был сделан в этом году. А сверху шла надпись крупными буквами: «Лучшие друзья навсегда».
В альбом Бэлль вложила с десяток наших с Бобом фотографий начиная с 2007 года – года, когда я нашел кота в подъезде. Вот мы в квартире, вот сидим в автобусе, вот выступаем на Ковент-Гарден. Часть фотографий я узнал – Бэлль делала их на свой телефон. Но многие видел впервые. Она сказала, что нашла их в Интернете; люди со всего света выкладывали фотографии Боба, и среди них попадались настоящие шедевры. Самую лучшую, на мой взгляд, сделал один студент, который попросил нас с рыжим для него попозировать. На фото я держал Боба перед собой, и он тянулся носом к моему носу. Студент даже заплатил мне за снимок, но я про него почти сразу забыл.
Я снова и снова переворачивал страницы альбома, не зная, что сказать. Бэлль потратила на него немало времени и сил, и каждая фотография была не случайна. Я не расставался с альбомом до конца дня.
Бэлль принесла несколько DVD, поскольку мы оба не любили стандартные рождественские передачи. Пощелкав по каналам и не найдя ничего стоящего, мы выбрали фильм «Новая рождественская сказка» с Биллом Мюррэем. Традиционные киноверсии «Рождественской песни» Диккенса я не очень любил, а вот современное переложение мне очень нравилось. Билл Мюррэй играл Скруджа наших дней – бессердечного телевизионного магната Фрэнка Кросса, чьим перевоспитанием в сочельник занялись духи рождественского прошлого, настоящего и будущего.
– Напоминает мою жизнь на этой неделе, – хмыкнул я, когда за героем приехал веселый таксист из ада.
– Ну да, как же! – рассмеялась Бэлль.
Конечно, я погорячился. Хотя до недавнего времени Рождество, как и для Скруджа, ничего для меня не значило. Пока не появился Боб. Благодаря ему и Бэлль я научился любить этот праздник и получать от него удовольствие.
И все-таки было у нас с этим скрягой что-то общее! За прошедшую неделю я несколько раз сталкивался с людьми, которые заставили меня иначе взглянуть на свою жизнь. И я говорю не только о добрых людях с Верхней улицы. Неприятные встречи тоже дали мне пищу для размышлений.
К примеру, тот наркоторговец из Сохо. Кем он стал для меня – духом прошлого или настоящего Рождества? Ведь хоть я и слез с иглы, тяга к наркотикам навсегда останется частью моей жизни. А тот парень, что спал на Монмут-стрит? Можно ли назвать его призраком рождественского прошлого? Я повернулся к окну, за которым царила холодная темнота зимнего вечера. Интересно, где сейчас этот бездомный? Надеюсь, он все-таки дошел до приюта.
Я вернулся к альбому. Бэлль сидела рядом на диване, Боб уютно устроился между нами. Он с любопытством разглядывал фотографии, словно узнавал на них себя.
Бэлль разложила карточки в хронологическом порядке – начиная с весны 2007 года и заканчивая декабрем 2010-го, когда мы с Бобом стояли с гитарой на Нил-стрит. Листая страницы альбома, я осознавал, как сильно изменился за это время. Три года назад я боролся с наркозависимостью, и передо мной лежал долгий путь к окончательному освобождению. У меня тогда был совсем другой, болезненный вид. Я выглядел слегка потерянным, словно не понимал, что происходит. Отчасти это правда, хотя на тот момент я уже год как перешел на метадон. Я казался измученным и одиноким – и на самом деле таким был. Но с каждой фотографией я менялся к лучшему, пусть это порой давалось мне нелегко. Изменялось выражение глаз. Из них уходили затравленность и озлобленность на весь мир. И было еще кое-что – наверное, самое важное. Я становился более счастливым и уверенным в себе. Об этом можно было судить по одной-единственной детали на всех фотографиях: я улыбался.
Я понял это, когда смотрел на снимок, где мы с Бобом позировали для туристов на Ковент-Гарден. Кот сидел у меня на плече, туристы улыбались, но шире всех улыбался я сам. Я буквально лучился гордостью и неподдельной радостью. Я заметил такую же улыбку еще на нескольких фото.
Если бы кто-то задался целью сделать фотоальбом про мою жизнь за последние десять лет, вряд ли он мог найти хоть одну фотографию, на которой бы я улыбался. Максимум, на что можно было рассчитывать, – это кривая ухмылка. В то время мне было не до улыбок.
Подборка фотографий в альбоме Бэлль явилась наглядным доказательством того, о чем я уже долгое время подсознательно догадывался. За последние три года я изменился к лучшему в духовном и эмоциональном плане. Я стал не таким мрачным и угрюмым и в некотором смысле обрел душевное равновесие. Конечно, большую роль сыграл отказ от наркотиков. Но не меньший вклад в изменение моего внутреннего мира внес кот, присутствовавший на всех фотографиях в альбоме.
До появления Боба я был сломленным человеком. Я упустил столько шансов, что судьба не должна была расщедриться еще на один. Удивительно, что я вообще был жив – годы наркомании и бродяжничества сильно подорвали мое здоровье. И то, что в 2010 году я сидел и радовался Рождеству, нельзя назвать иначе как чудом. Чудом, благодарить за которое стоит уличного кота по имени Боб. Оно было лишь частью огромного подарка, что он, сам того не осознавая, мне преподнес. Боб подарил мне новую жизнь, полную счастья и надежды. И, сидя на диване рядом с ним и Бэлль той холодной декабрьской ночью, я дал себе еще одно обещание. Я пообещал беречь Боба за его бесценный дар до тех пор, пока мы вместе.
Благодарности
Я хочу сказать спасибо всем благотворительным организациям, с которыми сотрудничаем мы с Бобом. Надеюсь, мы действительно помогаем вам в вашем нелегком деле.
Спасибо всем, кто так или иначе причастен к созданию книг о коте Бобе. Без «команды Бобби» ни одна из них не увидела бы свет. Мы хотели бы отдельно поблагодарить Гарри и Мэри за то, что воплотили нашу историю в жизнь. А также сказать спасибо всему издательству Hodder & Stoughton, Ровене, Кэрри, Эмме, Киаре, Мэдди и Эмили. Вы поверили в нас, и за это мы будем вечно вам благодарны.
Огромное спасибо Бэлль, нашему верному другу и товарищу. Без тебя мы с Бобом пропали бы!
Читать бесплатно другие книги:
