Излом зла Головачев Василий
– Всего доброго, – поклонился Матвей. – Надеюсь, вы меня поняли.
Директор Международного исследовательского центра боевых искусств провел дрожащей рукой по лбу, повернулся и вышел из квартиры Соболева на негнущихся ногах. Он был явно потрясен.
Матвей закрыл за ним дверь, подмигнул сам себе в зеркале прихожей, не спеша прогонять всплывшую из глубин психики нехорошую мыслишку, что он еще мало проучил Вахида, потом решительно прошествовал в кабинет. Терпеть дольше с разверткой «черного файла» не было сил. Самандар, не ведая того, своим предложением спровоцировал Матвея начать работу без подготовки и подстраховки, в которых он нуждался.
С тихим гулом заработал компьютер, словно встрепенулся и потянулся проснувшийся электрический зверь. Проглотил диск CD-ROM. На экране дисплея медленно разгорелся алый иероглиф «цюань» на черном фоне. И в тот же момент что-то произошло, мир вокруг неуловимо изменился. Компьютер теперь в самом деле создавал впечатление живого существа с мощной, но нездоровой энергетикой. Затем Матвей почувствовал на себе чей-то пристальный, тяжелый, засасывающий взгляд!
Он был готов, казалось, ко всему: к мощной пси-атаке, к появлению призрака Монарха, к натиску воли Конкере, к высокоскоростному бою, наконец, – только не к тому, что произошло. Его сознание просто растворилось в кошмарно черном объеме Космоса, провалилось в Великую Пустоту, проглоченное кем-то гораздо более масштабным, чем планета Земля и даже Галактика! И Матвей не выдержал этой антиатаки, как не выдерживает боец собственного удара и после промаха падает вперед, проваливается, как говорят специалисты.
Да, он осознал свою ошибку и попытался увернуться, перейти на другие диапазоны психического состояния, однако он уже «падал вперед», проваливался с нарастающей скоростью, и его попытка лишь задержала падение на несколько мгновений…
и тотчас же он почувствовал под ногами твердую поверхность – словно кто-то подсунул ему плот…
тело пробило плот, но руки ухватились за какие-то балки и фермы, подтянули вверх тело, казавшееся глыбой мертвого металла…
балки обломились, и снова, отчаянно извернувшись, Матвей поймал брошенную «сверху» – в пустоту – веревку, затормозил падение и стал подниматься вверх, уже почти не дыша, на пределе сил и воли…
голова пробила толстый слой льда, закрывшего «полынью пустоты», которая продолжала засасывать его, растворять в себе, испарять и развеивать по гигантским объемам чужого сознания…
уши взорвались от собственного крика…
грудная клетка выгнулась дугой, сотрясаемая бешено заработавшим сердцем…
глаза резануло нестерпимо ярким светом…
что-то щелкнуло…
горло перехватило такой болью, что он снова едва не нырнул в омут беспамятства…
и все стихло!
Свет в глазах померк, но последним усилием воли Матвей раскрыл их, увидел склонившееся над ним лицо Горшина и окончательно ушел, вполне осознавая, что его спасли от чего-то неизмеримо более жуткого, чем смерть!
Пришел в себя он через несколько минут, с удивлением обнаружив, что все еще сидит в кабинете перед выключенным компьютером, а рядом на гостевом диванчике удобно расположился Тарас Горшин и с видимым удовольствием пьет кофе. Заметив, что хозяин зашевелился, подал ему чашку с напитком, сваренным так, как любил варить сам Соболев, – на песке, с пенкой.
– Ну как тебе знакомство с Конкере?
Матвей отхлебнул кофе, не чувствуя его вкуса, блаженно закрыл глаза и не отвечал, пока чашка не опустела.
– Спасибо, Граф. Как это ты умудряешься везде успевать?
– Я знал, что ты захочешь распаковать файл и поговорить с Монархом, и ждал момента… тут неподалеку живет моя приятельница. Ну а дыхание Монарха не почувствовать невозможно. Я и прибежал.
– Это было… страшно!
– Представляю. Он поймал тебя на противофазе Гамчикот[32], то есть не ударил, а принял твое сознание в себя, произошло как бы вакуумное расширение твоей психики, высасывание интеллекта, ты и полетел «в бездну»… Кстати, я тоже, наверное, не удержался бы, будь на твоем месте. Этот парень очень хотел подчинить тебя, и не успей я хотя бы на мгновение – ты был бы уже его авешей. Или зомби, что верней.
– Как тебе удалось меня вытащить?
– Я тебя не вытаскивал, ты вылез сам. Но ударить – ударил.
Матвей внимательно посмотрел в глаза Тараса, на дне которых мерцала неизбывная тоска.
– Хочешь сказать, Монарх «оглянулся» на твой удар и отпустил меня? Что-то не похоже. Я чувствовал не твои удары, а чьи-то вытягивающие меня руки. Это был не ты?
– Не знаю. – Тарас задумался, глотнул кофе, сказал в сомнении: – Мне тоже показалось, что…
Матвей продолжал смотреть на него, и Горшин закончил:
– У меня осталось впечатление, что я был не один. Но вполне возможно, что это было «эхо» нашего сопротивления проекции Монарха. Не бери в голову, мы победили, а это главное. Не хочешь рискнуть еще раз? Вдвоем мы поддержим друг друга и выдержим любое нападение и контрнападение.
Матвей открыл рот, чтобы сказать «нет», вспомнил визит Самандара и сказал:
– Я только сбегаю пописать…
Через несколько минут они удобно устроились в креслах перед компьютером, настроились на большое психическое напряжение, чувствуя биополя друг друга, и ввели в память машины «черный файл».
Все повторилось, как и в первый раз, от «оживания» компьютера до превращения его в сверхсущество с мощной пси-энергетикой, только «всосать» в себя сдвоенную волю и сознание людей Внутреннего Круга, которыми, несмотря на обстоятельства, оставались Горшин и Соболев, проекция Монарха не смогла. И тем не менее даже в качестве собеседника Конкере был невообразимо силен и тяжел, выдерживать его вибрацию и голос было невероятно трудно.
– Зачем ты меня вызвал, воин? – раздался в голове Матвея (Тараса тоже, но с иными интонациями) рокочущий бас. – Ты готов к сотрудничеству?
– Нет, не готов, – мысленно ответил Матвей. – Но мне нужна твоя помощь.
– В чем она будет заключаться?
– Мне нужен тхабс преодоления границы «розы реальностей».
– Зачем?
– Я инициировал эйнсоф и вернулся – по мировой линии рода – в прошлое. Однако в результате произошло резкое лавинообразное изменение Закона обратной связи…
– Всякое деяние запускает цепь причин и следствий, просчитать которые не в силах иногда даже я. Ты ошибся, понадеявшись на «высшую справедливость» мироздания, которой не существует. Допустим, я дам тебе тхабс, что ты намерен сделать?
– Изменить Законы. В сторону сил добра и света.
– Как понимаешь их ты?
– Как понимаю их я? Прекратить войну иерархов. Восстановить традиции Круга. Отделить нашу «запрещенную реальность» от «розы реальностей», чтобы никто никогда не смог вмешиваться в дела людей.
– Ты можешь взять на себя такую ответственность?
Матвей не был готов к прозвучавшему вопросу и хотел ответить честно: «Не могу», – но вместо этого кто-то сидящий глубоко внутри его вдруг вырвался на волю и высокомерно обронил:
– Кому бы говорить об ответственности, только не тебе.
– Понятно, идущий. Кажется, ты уже нашел, что искал, судя по ответу. Но знаешь ли ты, что физические тела не могут пересекать границу «розы»? Физическое тело – это устойчивая индивидуальная структура энергий материального порядка, которая просто в силу закона существования подпланов «розы» не может в них пребывать. Иное дело – сознание. Оно – тоже устойчивая индивидуальная структура, но – энергий высших порядков, поэтому проникать в другие подпланы мира может, хотя и согласно Закону восхождения.
– Мне все равно, как я перейду границу – только сознанием или сознанием в собственном теле.
– Что ж, придется подождать, нерожденный. К следующей встрече я адаптирую тхабс под твою индивидуальность. Прощай.
Голова Матвея вдруг распухла, стала огромной, будто воздушный шар, потом резко сократилась в объеме, так что глаза едва не выскочили из орбит от скорости, и Матвей осознал себя человеком, сидящим в кресле перед выключенным компьютером. Повернул голову. Тарас Горшин внимательно смотрел на него, и в глазах бывшего комиссара «чистилища» стыли вопрос и странная тревога, которую он пытался спрятать поглубже.
– С тобой все в порядке, аватара?
– Что ты имеешь в виду, отступник?
– Ничего. – Тарас отвернулся, посидел немного в той же позе и встал. – Только то, что сказал. До встречи. Буду нужен, звони.
– Сегодня прошла неделя, как я вернулся из Чечни…
– И что?
– Почему о н и оставили меня в покое?
– Кто?
– Кардиналы Союза.
– Наверное, имеют какой-то стратегический расчет. Зато они взялись за твоих друзей.
Матвей подобрался.
– Что ты об этом знаешь?
– Рыков запустил в астрал программы ОСИП, нацеленные на изменение личностных ориентаций Парамонова и Митиной.
– Откуда ты знаешь?
– Мне он тоже прицепил «змею» ОСИП, но я ему не по зубам.
– Зачем это ему?
– Не знаю. Думай.
– Может, заночуешь?
– Нет, у меня другие планы на эту ночь.
Кивнув, Горшин ушел. Тихо щелкнул замок двери. Матвей остался один. Посмотрел на остывающий компьютер, спохватился – где CD-ROM?! Нет, вот он, на месте. Спрятал в коробку, ее убрал в тайник, оборудованный в крышке стола. Погладил пальцами стол и вышел из кабинета.
Спал он мало и плохо, все мерещился монстр, нависший над бездной, в которую Соболев падал, падал и падал, и слышался голос Монарха: хочешь стать моим помощником?.. хочешь стать?.. хочешь?..
А рано утром заявилась Кристина, невероятно красивая, теплая, свежая, мягкая, желанная, и день начался с любви, как всегда неистовой и страстной, не оставляющей времени на размышления и оценки, анализ событий и бытовые проблемы, продолжающейся до тех пор, пока не сработала вековая мудрость тела и не погрузила обоих влюбленных в полусон-полугрезу, в состояние, близкое самадхи – просветлению…
– Где ты была? – прошептал Матвей, не открывая глаз, чувствуя разгоряченное тело Кристины рядом.
– У своих, – долетел ответный шепот.
– Виделась с Посвященными?
– Да… тебе привет… Иван Терентьевич сказал, что знает незаблокированный вход в один из МИРов…
Матвей открыл глаза, встретил взгляд девушки, серьезный, чуть печальный, мудрый, испытующий… это был взгляд Светлены.
– Где?
– Под аэровокзалом.
– Где?! Не под храмом?
– Девятьсот лет назад на месте аэровокзала стояло языческое капище, наши предки поклонялись там Перуну.
– Понятно. – Матвей полежал немного в расслабленной позе, потом привлек Кристину к себе. – Пойдешь туда со мной?
– Пойду.
– Не спрашивая – зачем?
– Нет.
Матвей засмеялся, поцеловал девушку в губы, вскочил, чувствуя легкость во всем теле, и первым побежал в душ.
Глава 29
ЧТО БУДЕТ, ЕСЛИ МЫ ОШИБЕМСЯ?
В конце мая координатор Союза Девяти Неизвестных России Бабуу-Сэнгэ был вызван в Нью-Йорк куратором Союзов Неизвестных Мира Хуаном Франко Креспо, занимавшим пост Генерального секретаря ООН. Однако по вызову Бабуу-Сэнгэ не явился, и Хуан Креспо вынужден был использовать паранормальную связь, чтобы поговорить с ослушником.
Бабуу-Сэнгэ находился в своей молельне (было время вечерней молитвы), спрятанной в недрах монастыря Гаутамы, когда на него «посмотрела Вселенная» и с дуновением холодного ветра перед ним проступил колеблющийся светящийся призрак верховного куратора.
«Приветствую вас, лама» – так можно было бы перевести мысленный «иероглиф», воспринятый сознанием Бабуу-Сэнгэ. – Я не знаю причин, по которым вы не прибыли ко мне с докладом, но они должны быть весьма весомыми».
«Они очень весомы», – смиренно ответил настоятель храма Гаутамы.
«Россия в последнее время становится территорией, слишком сильно загрязненной магией. Наблюдатели отмечают за три недели мая около полутора десятков психофизических паттернов – потрясений общего поля Сил. Если этим балуются не кардиналы вашего Союза, то кто? И почему вы не предпринимаете никаких мер к пресечению деятельности непосвященных, получивших доступ к тайнам Круга?»
«Мы принимаем меры, но, к сожалению, не всегда можем действовать открыто. К тому же непосвященные, о которых идет речь, получили помощь от Посвященных I ступени, ставших на путь отступников».
«Прекрасно! Только этого нам не хватало – чтобы знания Круга поползли за его пределы, увеличивая хаос и прецессию законов реальности. Если вы не справляетесь, почему не попросите помощи? Пусть этим путем идет координатор Союза Трех Ичкерии, он слишком молод и честолюбив, но вы-то должны знать цену промедления. Учтите, в июне состоится Всемирный Сход старейшин Круга, и если он решит, что вы несостоятельны как координатор…»
«Я понял».
«Сход ничего не забывает, ничего не прощает и никому не верит, – продолжал Хуан Креспо, – а первую скрипку в нем по-прежнему играют Хранители, которые давно бьют тревогу по поводу нигилирующей деятельности Союзов. Как долго мне ждать позитивного ответа?»
«Дайте мне три дня, куратор. Я лично займусь чисткой своей территории».
«Жду вас в пятницу с докладом». – Призрак Хуана Креспо растаял, исчез его мысленный голос, канал связи, соединивший через тысячи километров двух Посвященных Внутреннего Круга, истончился и пропал.
«Пора самому познакомиться с этим человеком – Матвеем Соболевым, – подумал Бабуу-Сэнгэ. – Уж очень сильно им заинтересовались столь высокопоставленные лица, как иерархи. Кто он такой? Откуда пришел? Как получилось, что он овладел знаниями Круга, не пройдя Посвящения?.. Но прежде надо поговорить с Везирханом. Ошибся босс Чечни, недооценил противника, зато должен знать о Соболеве то, чего не знаю я…»
Бабуу-Сэнгэ сосредоточился и вошел в зыбкое марево астрала, пронизывающее всю Землю, чтобы найти канал связи с Везирханом Шароевым, президентом Чечни, координатором Союза Трех Неизвестных.
Василий подъехал к дому Горшина рано утром, в начале девятого, но оказался последним. Парамоновская «девятка» уже стояла во дворе дома, что говорило о прибытии Посвященных точно по договору. Правда, у Балуева было оправдание: он встречался с генералом Первухиным, которому рассказал о схватке с командой «Стикса» в Рязани и о попытке розыска силами милиции «опасных преступников», среди которых значился и он сам. Первухин знал о розыске, а также о том, кто, по его мнению, был инициатором, и пообещал «прекратить безобразие».
– Дни Генриха сочтены, – сказал он в напутствие. – Дикой встречался с директором и передал ему пакет документов о деятельности Ельшина, от которого Бондарь едва не поседел. Заведено уголовное дело, эхо идет по всей Москве, уголовщина готовится к чистке. В общем, заварил твой приятель кашу. Так что в скором времени выяснится и твоя несостоятельность, капитан, как преступника. Но какое-то время я тебе советую не высовываться. Как вам удалось отбиться от «Стикса»? Неужто Ибрагимов сплоховал?
– Мы оказались круче, – усмехнулся Василий, пожимая руку начальнику Управления спецопераций, которому тоже грозило привлечение к ответственности за прошлые грехи – участие в разработке «Перехвата», и отбыл на встречу с друзьями, прекрасно осознавая, что ему-то как раз придется постоянно «высовываться», а не прятаться по схронам ФСБ.
В доме Тараса его встретила тишина. Посвященные сосредоточенно пили чай и о чем-то размышляли. Не поднялась навстречу гостю даже Ульяна, что Васю слегка обидело, однако уже через полминуты он понял, в чем дело.
– Что за унылый вид, господа супера? – осведомился он, появляясь в гостиной; защита дома пропустила его без звука. – Кого хороним? Все живы-здоровы, от погони ушли, все вместе, полны решимости изменить жизнь к лучшему – и траур на лицах!
– Соболев зомбирован, – тихо проговорила Ульяна.
– Это и раньше было известно, – сбился с тона Василий.
– Тарас встречался с ним ночью… Матвей пытался установить контакт с Монархом в одиночку и едва не поплатился свободой воли. А он знал, что одному это делать опасно, и все-таки открыл «черный файл».
– Ну и что?
– Ясно, что в его психике происходят необратимые изменения, активируемые программой Удди, которую пентарх внедрил в подсознание Соболева. Надо срочно что-то предпринимать, иначе мы опоздаем.
– Но ведь мы же наметили… – Вася обошел стол и сел рядом с Улей на диван. Настроение его упало.
– Наметили, – неопределенно дернула плечиком Ульяна. – А теперь сомневаемся. Что будет, если мы ошибаемся? Ты можешь представить?
Вася подумал.
– Могу. Вместо аватары получим «антиаватару». Но разве есть другой путь – как помочь Соболеву?
– Другого пути нет, – сказал Иван Терентьевич. – Только шактипат. Но справимся ли мы, я не уверен.
– Справимся, – уверенно пообещал Василий.
Ульяна улыбнулась.
– Васенька, если мы проиграем этот виртуальный бой, может быть, и выживем, но наверняка превратимся в рабов, в зомби-солдат Соболева.
– Кристина говорила – мы его спутники, спутники аватары… Кстати, она обещала попросить помощи у Хранителей. Они что, отказали?
– Они никогда не говорят твердое «да» или «нет». Мы можем только надеяться на их помощь, не больше.
– А где Кристина?
– Дома. Она говорила с Матвеем и сообщила координаты МИРа, который открыли по ее просьбе Хранители. Соболев собирается идти туда уже сегодня.
– Тогда в чем дело? Вперед! Мы должны появиться там раньше, если хотим что-то сделать. Сидением и колебаниями делу не поможешь. Есть старое студенческое правило: боишься – не делай, а сделал – не бойся.
Посвященные переглянулись, обмениваясь улыбками, но Вася уже чувствовал их отношение к нему и видел, что улыбки – дружелюбные, одобряющие. Он, далеко еще не человек Круга, был принят в семью Посвященных как равный.
– Устами младенца глаголет истина, – сказал Тарас, отставляя чашку. – Сверим часы, господа… спутники. М-да. Сейчас половина девятого. В половине одиннадцатого встречаемся на аэровокзале. Переодевайтесь, экипируйтесь, у меня вы найдете все, что нужно, а я убываю по делам. Надеюсь, мы не совершаем ошибку.
Горшин ушел, хлопнув Васю по плечу. Посвященные кончили пить чай и теперь разглядывали Балуева, будто видели его впервые. Кошачьи лапки пробежались у него под черепом, щекотно поглаживая мозг, проникая в глубины сознания. Он напрягся, ощущение «кошачьих лап» прошло.
– Наш человек, – одобрительно проговорил Парамонов, вставая, и, тоже потрепав Балуева по плечу, вышел из гостиной.
– Что вы меня успокаиваете как маленького, – проворчал Василий. – Я не слабее каждого из вас.
– В том-то и дело, что слабее, – вздохнула Ульяна, придвинулась ближе, положила руку ему на колено, заглянула в глаза. – Не обижайся, Балуев. Ты даже представить не можешь, с чем тебе придется столкнуться.
– Я не один, я с вами, и мы отобьемся, – убежденно ответил Василий.
Ульяна слабо улыбнулась и поцеловала его в щеку.
Глава 30
ШАКТИПАТ
Парамонов поставил свою машину рядом с Васиной, припаркованной справа от здания аэровокзала, и перебрался к нему в кабину, где уже сидела Ульяна. Девушка была одета в джинсы, футболку и куртку, мужчины выглядели экзотичней: на Васе красовался темно-синий комбинезон с надписью на спине «Техническая служба», Иван Терентьевич выбрал в гардеробе Горшина мундир полковника милиции.
– Что-то я машины Тараса не вижу, – сказал Вася.
– Подождем, – отозвался Иван Терентьевич, – он сам нас найдет.
И в это время в машину внезапно подсел какой-то проходивший мимо мужчина в белом костюме, Вася даже не успел среагировать. Оглянулся на незнакомца и только сейчас признал в нем Вахида Тожиевича Самандара.
– Вахид? – изумленно глянула на Посвященного Ульяна. – Что ты здесь делаешь?
– Жду вас, – невозмутимо ответил Самандар. – Хочу предостеречь. Я знаю, что вы собираетесь депрограммировать Соболева, так вот – вам не удастся это сделать.
– Почему?
– Я встречался с ним… недавно… Он вышел на уровень Элохим Гибор, хотя сам и не осознает этого, вы же все вместе едва ли способны реализовать иерархию Сил света Цафкиель на уровне Иеговы Элохим.
В кабине Васиной «шестерки» повисло молчание. Потом Парамонов повернул голову к Самандару:
– Присоединяйся к нам, Вахид. Твоя помощь будет очень кстати, вместе мы нейтрализуем зомби-программу Удди.
Самандар покачал головой:
– Вы слепцы. Он поглотит ваши души, как поглотил его душу пентарх, не поможет вмешательство и более сильного иерарха, чем я.
– Значит, ты не пойдешь с нами?
– Нет. – Самандар помолчал, глядя в окно на привокзальную суету, с усилием заставил себя посмотреть на разглядывающих его Посвященных. – Уля, не ходи хотя бы ты. Иван, отговори ее.
Ульяна сверкнула глазами, перехватила косой взгляд Василия и проговорила:
– Спасибо за заботу, Вахид. Но я привыкла решать за себя сама. Не хочешь идти с нами – уходи.
Самандар несколько мгновений смотрел прямо перед собой (Вася чувствовал спиной его взгляд – будто на спину лег тяжелый камень), затем открыл дверцу и, ни слова не говоря, вышел, пересек площадь, исчез.
– Откуда он знает, что мы собрались здесь для похода в МИР? – спросил Вася.
– Я тоже думаю об этом, – признался Иван Терентьевич.
– Он изменился, – тихо, как бы извиняясь, проговорила Ульяна. – Не понимаю, в чем дело, но он таким индивидуалистом не был.
– По-моему, все ясно, – проворчал Василий. – Он просто ревнует тебя ко всем… хотя и волнуется, конечно, за твою жизнь.
– Психолог… – усмехнулась Ульяна с грустью.
– Жаль, что он не с нами, – сказал Иван Терентьевич. – Было бы намного легче.
– Неужели это такое трудное дело – декодирование? – посмотрел на него Вася. – Вы же способны загипнотизировать сотню человек сразу, а Соболев – один.
– Во-первых, процесс декодирования сродни экзорцизму – «изгнанию дьявола», требующему досконального знания предмета и колоссального расхода душевных сил, во-вторых, Соболев – не обычный человек, в которого «вселился дьявол».
– Так что же теперь, обняться и плакать? Откуда уныние в наших рядах?
– Мы не унываем, – улыбнулся Парамонов. – Просто не хотим упускать ни одного шанса. Пойдемте, Тарас уже ждет нас у служебного входа.
Вася хотел спросить: «Откуда вы знаете?» – но прикусил язык, вспомнив, с кем имеет дело.
Тарас, одетый в почти такой же комбинезон, что и Василий, только черного цвета и с надписью «Водонадзор», прохаживался с чемоданчиком у решетки забора за зданием аэровокзала, где кончалась зона посадки в автобусы, развозящие пассажиров по аэропортам. Увидев подходивших «полковника» и «техника» в сопровождении Ульяны, он молча повернулся и исчез за калиткой забора, замок которой сам же, наверное, и открыл. Свернул направо, во дворик одноэтажного служебного строения, заполненный желтыми автокарами, скипами и грузоподъемниками, остановился у крышки канализационного люка.
– Лучше всего войти в сеть канализации здесь, по ней мы пройдем под здание и спустимся на уровень водостока. Вход в МИР где-то там.
Вася оглянулся на рабочих привокзального хозяйства, снующих по двору, но не обращавших на них внимания, и Тарас, перехватив его взгляд, сказал:
– Они нас не видят, не волнуйся.
– Я и не волнуюсь. А Соболев здесь не проходил?
– Я бы почуял. Да и Кристина сообщила, что они появятся примерно после обеда, успеем занять позицию. Я иду первым, потом Иван Терентьевич и Василий, Уля пойдет замыкающей. Если кто встретится под землей, не обращайте внимания, до спуска в МИР боевых действий не предвидится.
– Если только о нашем походе не пронюхают доблестные кардиналы вашего поганого Союза… – пробормотал Вася.
– Почему они должны пронюхать?
– Узнал же об этом каким-то образом Самандар.
Тарас, без усилий выдернувший крышку люка и собиравшийся спуститься в колодец, остановился, посмотрел на Парамонова.
– Он встретил нас, – кивнул Иван Терентьевич. – Но я не знаю, каким образом ему удалось узнать о походе. Возможно, от Кристины.
– Это плохо. – Горшин пощипал пальцами подбородок. – Но менять что-либо уже поздно. – Он ловко прыгнул в люк.
Остальные двинулись следом. Вася помог Ульяне закрыть крышку и полез вниз по скобам в полной темноте, пока не добрались до дна канализационной трубы, где зажег фонарь. Включил фонарь и Горшин, хотя мог бы обойтись без света, перейдя на инфразрение. Однако в светомаскировке не было нужды, вряд ли под зданием аэровокзала, в канализационных и вентиляционных сетях, кипела жизнь.
Сгибаясь в три погибели, по щиколотку в жидкости, которую трудно было назвать водой, они достигли коллектора и выбрали другую трубу, чуть большего диаметра и почти сухую. Метров сорок шли по ней, гулко усиливающей каждый шорох, пока не свернули и не уперлись во второй коллектор, где нашли очередной колодец, опустивший их на дно бетонного короба – тоннеля, захламленного какими-то картонными коробками, битым кирпичом, тряпками и бумагой. Впечатление было такое, будто здесь недавно жили люди. Впрочем, так оно, наверное, и было, место явно было облюбовано бомжами, а может быть, и бандитами.
Как Тарас ориентировался в подземных коммуникациях, Вася не понял, сам он, наверное, давно заблудился бы, однако отряд шел уверенно и быстро и через сорок минут со времени начала спуска под землю остановился у металлической решетки, закрывающей квадратное отверстие в стене тоннеля. Но Тарас разглядывал не решетку, а стену напротив, поглаживая ее рукой.
– Здесь, – сказал он уверенно. – Чувствуете?
Иван Терентьевич повел рукой в круге света, не касаясь стены. Сказал негромко:
– Да, это печать Хранителей.
– Ну и как мы здесь пройдем? – осведомился Василий. – Или ты взял взрывчатку?
– Если Кристина договорилась с Хранителями, то вход откроется, – сказала Ульяна. – Попробуем?
Посвященные замолчали, пристально глядя на бетонную стену тоннеля, и произошло то, чего Вася не ожидал: на стене проступил вычерченный тонкими светящимися линиями прямоугольный контур, затем прямоугольник этот пошел трещинами и осыпался кусками бетона, обнажив отсвечивающий в луче фонаря шелковой зеленью, голубизной или фиолетовым блеском – в зависимости от угла зрения – выпуклый овал. Больше всего этот овал напоминал крыло жука, увеличенное в сто с лишним раз.
Тарас дотронулся до овала рукой и вдруг шагнул в него, как в воду, свободно пронизав твердую на вид поверхность. Иван Терентьевич без колебаний последовал за Горшиным. Ульяна оглянулась на ошарашенного Балуева, дернула за рукав.
– Шагай, ганфайтер, это сейчас не дверь, а ее иллюзия.
Василий сделал внутреннее усилие и вошел в «крыло жука», ожидая удара лбом о твердый материал двери, но без всяких эффектов миновал ее и оказался в каменном склепе с квадратной дырой люка в полу, из которого был виден отсвет фонаря; Горшин и Парамонов уже спустились в колодец, стены которого были сложены из все тех же «крыльев», отсвечивающих бронзовой зеленью.
Вниз вели не скобы, а штыри из материала, похожего на фарфор, шершавые и теплые на ощупь. Спускаться по ним было легко, вскоре отряд преодолел около полусотни метров, пока не очутился в небольшом зале с каменными, грубо обработанными стенами. На всем протяжении спуска воздух в колодце был достаточно сух и свеж, из чего Вася сделал заключение, что тот, кто проделал ход, позаботился и о вентиляции.
– Соболев пойдет этим же путем? – спросил Вася, посторонившись, чтобы пропустить Ульяну. – Или есть другой путь?
– Хранители наверняка знают и другой, – сказал Иван Терентьевич, – но открыли только этот.
– А если Соболев унюхает, что мы прошли до него?
– Я «замела» следы, – успокоила Балуева Ульяна. – Он, конечно, почувствует, что кто-то проходил, но не сможет опознать.
– Долго нам еще спускаться?
– МИР уже близко. А ты хорошо представляешь, что ожидаешь увидеть? – полюбопытствовал Тарас.
– В общем-то… не совсем, – смешался Василий. – Но из рассказа Соболева все же вырисовывается нечто вроде старинного замка.
Посвященные обменялись веселыми взглядами, впрочем, не задевшими Васиных чувств, и Горшин скомандовал:
– Поехали!
В то же мгновение пол искусственной пещеры провалился под ними, вернее, просто исчез, и люди посыпались вниз, в распахнувшуюся темную пропасть. Падение, однако, длилось недолго. Ноги Васи, а затем и седалище коснулись гладкой и скользкой поверхности какого-то круглого желоба, и он заскользил по нему вниз с головокружительной быстротой, сначала пытаясь удержаться – чисто рефлекторно, потом бросил эти попытки, обнаружив, что Ульяна скользит рядом, прижатая к нему закруглением желоба. Естественно, ему ничего не оставалось делать, как обнять девушку, чтобы предохранить от столкновения с возможными препятствиями. Так они и вылетели в гигантский зал МИРа, обнявшись, где нашли-таки препятствие, оказавшееся Иваном Терентьевичем.
Вскочив, Вася помог встать Ульяне и, открыв рот, уставился на грандиозное сооружение в центре зала, источавшее тусклое желто-медовое свечение.
Высота сооружения достигала метров ста (пещера была еще выше!), и больше всего оно напоминало колоссальную сосновую шишку с раскрытыми чешуями, выплавленную то ли из стекла, то ли из янтаря. Но форма шишки не довлела над этим чудом природы, созданным разумными Инсектами миллионы лет назад, оно было гораздо сложней и гармоничней. Каждая чешуйка шишки состояла из множества более мелких чешуй, создающих впечатление шерстистости и мягкости, основания чешуй собирались в складки, пронизанные шестигранными порами, а все вместе создавало ощущение такой гармонии и эстетического восторга, что невозможно было оторвать от сооружения глаз.