Контора Игрек Орлов Антон
– Спасибо, что ты меня оттуда вытащил.
– Ограничишься «спасибо»? – Лиргисо улыбнулся.
Поль молча вертел в пальцах холодную от мороженого серебряную ложечку.
– Что ж, нет так нет… Сколько времени ты там находился?
– Не знаю. Может, несколько часов, может, полчаса.
– Мы с тобой кружили там двадцать шесть минут, я засек время перед телепортацией. Там трудно маневрировать, но у меня, по счастью, уже был некоторый опыт, я несколько раз посещал миксер-моря.
– Зачем? – Поля это удивило.
– Ради острых ощущений. Признаюсь, у меня была невинная мечта: телепортироваться туда вместе с тобой и посмотреть на твое испуганное лицо, я бы получил безумное удовольствие! Однако действительность оказалась и драматичней, и романтичней моих тайных грез – я тебя спас, как в банальнейшем кино. Правда, в кино благородные герои спасают девушек, но, учитывая своеобразие наших отношений… – Он усмехнулся и тут же сменил тему, словно подчеркивая, что не отступает от своего решения быть деликатным: – Поль, что такое огненный шквал? Когда тебя везли в медотсек, ты предсказал мою смерть. Это было очень мило с твоей стороны, но меня, сам понимаешь, интересуют подробности.
– У тебя впереди развилка. «Огненный шквал» – это сказанные кем-то слова. Ты сам пойдешь навстречу своей гибели, хотя у тебя будут шансы избежать ее и жить долго – вот все, что я уловил. Будущее вероятностно. Даже у тех, кто на этом специализируется, в лучшем случае совпадает восемьдесят процентов предсказаний, я интересовался статистикой. Тебе надо учесть это предупреждение, тогда попадешь в остальные двадцать процентов. – Желая хотя бы таким образом отблагодарить его за свое спасение, Поль добавил: – Не лезь туда, где что-нибудь называется «огненный шквал», – это как бы ориентир.
– Оригинальная рекомендация… – Живущий-в-Прохладе спрятал свои эмоции за иронией. – Я не боюсь смерти, но хочу жить долго. Допьем шампанское? Увы, последняя бутылка, здесь его не достанешь.
– На Рузе есть, Тина покупала.
– Фласс, до чего грустно это слышать… На Рузе есть дешевые подделки. Пить фальсифицированное шампанское, пусть оно даже совсем как настоящее, – это дурной тон, это беспринципно, однако поди объясни это Тине! Тебе смешно? А я бы ужесточил наказание за изготовление таких фальсификатов, вплоть до смертной казни. Я хочу быть уверен, что мое вино, мои духи, мой кофе – настоящие. Кстати, вот и кофе, – Лиргисо кивнул на подъехавшего робота-официанта. – На золотом подносе и со сгущенкой – как ты просил, когда бредил в «коконе».
– А я просил?
«Похоже, от этой передозировки у меня здорово крышу снесло…»
Взяв чашку с украшенного гравировкой золотого подноса, Поль вернулся к эпизоду с девушкой на «Гиппогрифе» и пересказал свой разговор с ней.
Он был немного пьян, и общение с Живущим-в-Прохладе его утомило. Хотелось побыть в одиночестве.
– Спасибо за обед. Мне бы сейчас отдохнуть… Ты сказал, до Аглона несколько дней. Можно, я устроюсь в медотсеке? Здесь у тебя много такого, что бьет по подсознанию, ты ведь и сам это знаешь.
Он окинул взглядом комнату. Из приоткрытой чашечки нарисованного цветка высунулась бледная человеческая рука, пальцы скрючены в агонии. Выключатель в виде глазного яблока, полупрозрачный, внутри застыло мертвое черное насекомое.
– Весьма польщен, – Лиргисо слегка поклонился. – Но тебе незачем прятаться в медотсеке, Хинар уступает тебе свою каюту. Она обставлена в шиайтианском стиле, ничего пугающего. Сам он займет пока другую комнату, у него нервы крепкие.
– Я не хочу его беспокоить. Пойду лучше в медотсек.
– Да он сам предложил, ты ему нравишься.
– Ему тоже?
Будь Поль трезвый, у него бы это не вырвалось.
– О, не в том смысле. Хинара интересуют только женщины, а в последнее время – только Лейла, просто он тебе симпатизирует. Сейчас я его позову. Прислать к тебе Амину?
– Зачем?
– Чтобы твой отдых был приятным. Она немолода, но очень пластична, как и все женщины-киборги, с которыми я имел дело. Я ее многому научил, останешься доволен.
– Не надо. Секс по распоряжению босса – только этого не хватало…
– Уверяю тебя, у Амины возражений не будет, ей ты тоже понравился. Тебя трудно не полюбить, ты умеешь располагать к себе. Впрочем, нет, немного не так… Это я умею располагать к себе, я рано овладел этим искусством и никогда не уставал его совершенствовать, а у тебя сие природный дар – такой же, как этот невероятный цвет твоих волос или пленительно изящные черты лица, – Лиргисо снисходительно рассмеялся, словно природный дар был чем-то незначительным по сравнению с наработанным искусством. – Так прислать Амину?
– Спасибо, не надо. Я не хочу как-то ее задеть, просто не надо, и все.
– Так я и думал, что от женщины ты откажешься, но долг гостеприимства требовал, чтобы я это предложил. Хинар проводит тебя в каюту.
Яхта была большая, Лиргисо всегда старался устроиться с комфортом. Здесь была даже гидропонная оранжерея, Хинар и Поль прошли мимо толстой прозрачной стены, за которой сияли лампы дневного света, блестела влажная зелень. Поль замедлил шаг: взгляд цеплялся за листья и плоды – островок привычной для него гармонии, – а потом, за очередной аркой, опять завертелся водоворот завораживающих деталей, изгибов, цветовых переливов, бередящих что-то полузабытое, мучительное, как будто тебя затягивает в омут.
К тому времени, как дошли до каюты, Поля вовсю била незаметная со стороны мелкая дрожь. Переступив через порог, он понял, что до прибытия на Аглон отсюда не выйдет. Тем более все необходимое здесь есть: просторная комната, за дверью – душевая и санузел; терминал внутренней связи, аптечка, робот-официант, которого можно послать за едой.
– Сколько мы сюда шли?
– Около минуты.
А ему показалось – долго. У него чувство времени нарушилось, словно он битый час блуждал по яхте и разглядывал творения Лиргисо. Не могло столько наводящих оторопь деталей уместиться в одну минуту.
– Хинар, это ничего, если я не буду отсюда выходить? В смысле, вообще не буду?
– Как раз это я и хотел тебе посоветовать, – невозмутимо отозвался пилот.
На полу лежал красно-желтый, рябью, шиайтианский ковер. На стенах голограммы: тонкое весеннее деревце с набухшими почками, серебристый водопад, два портрета – на одном Лейла, на другом незнакомая сероглазая девушка с короткой стрижкой и алыми ресницами.
– Это тоже она, – сказал Хинар. – Такой она была вначале, когда босс взял ее к нам. Поль, смотри, здесь музыка – у меня много всякого, найдешь что-нибудь на свой вкус. Вот плеер-наушники. Если тебе какой-нибудь шум будет мешать, воспользуйся, они удобные.
– А что, у вас тут бывает шумно?
– Обычно нет.
– Хинар, мне бы что-нибудь протрезвляющее. Я напился.
– Сейчас устроим, – Хинар открыл дверцу аптечки. – Только нет необходимости, разве плохо быть пьяным? Ты ведь не пилот. Лучше послушай музыку и ложись спать. Босс сюда не придет и ничего тебе не сделает.
Поль взял у него капсулу-инъектор. Сдвинув манжету, вонзил в запястье, поморщился от укола.
– Поль, хочу дать совет, – немного выждав, заговорил Хинар. – Что бы здесь ни происходило – оно тебя не касается, понял? Ничего не бойся и ни во что не вмешивайся. Через несколько суток увидишь своих на Аглоне, все остальное пусть тебя не волнует.
– Что здесь может произойти? Какие-нибудь неприятности у Амины или у вашего повара?
– Да нет, с ними все в порядке, босс ими доволен. Поль, здесь не будет ничего несправедливого, ничего такого, на что тебе надо обращать внимание. Ну, я на всякий случай предупредил.
– Ты своему боссу доверяешь?
– Совсем без доверия нельзя, даже у таких, как мы, – Хинар суховато усмехнулся. Его худое лимонно-желтое лицо было серьезным и слегка одеревеневшим – полная противоположность артистичной мимике Лиргисо. – Я ведь пилот босса, так что он должен мне доверять, а значит, ему нельзя обманывать мое доверие. У меня нет поводов жаловаться.
– А как же пари на твою зарплату?
– Это другое. Босс тут поделился со мной одним своим планом, а я сказал – ничего не выйдет, мы поспорили, слово за слово, и заключили пари. Оно такое, что боссу нипочем не выиграть и я эту зарплату в десятикратном размере получу.
Хинар показал, где что лежит, а также разные режимы освещения каюты.
– Если хочешь, включи «солярий» и прямо здесь загорай, как на пляже. Смотри, вот регулировка…
– Спасибо, у меня в каюте такая же система.
– Я только в соляриях и загораю, – добавил шиайтианин с кривой усмешкой. – Не люблю пляжи. Я там однажды чуть не умер.
Видно было, что ему хочется рассказать эту историю, и Поль спросил:
– От перегрева?
– От лучевого ожога.
– На Тихаррои или на Марне?
– Так и знал, что не угадаешь.
Поль попытался припомнить, где еще солнца выкидывают такие номера, но Хинар опередил:
– На ниарском курорте. Это было девять лет назад, еще до того, как меня из военного флота уволили. Я был в отпуске. Лежал на пляже с банкой пива, на девушек смотрел – они играли в мяч. Ну, представляешь: теплый песок, синее море, девчонки смеются, всякого народа полно… Вдруг раз – и этот рай превращается в ад, словно кто-то нажал на кнопку и режим переключил. Вокруг уже не смеются, а кричат, и ты тоже кричишь, и бьешься, как рыба, которую живьем бросили на раскаленную сковородку. Рядом все обожженные, а у кого-то вместо лица сплошной волдырь. Что стало с девушками, на которых я перед этим смотрел, не знаю, для меня тогда все перемешалось. Мертвого ребенка запомнил – два-три года, сердце маленькое, не выдержало, а его мать, красная от ожогов, корчилась и хрипела. Выжила она или нет, тоже не знаю. Потом «Скорая помощь» прилетела, медики со стазерами, и очнулся я уже в больнице, в «коконе».
– Что это было? – тихо спросил Поль. – Какая-то катастрофа?
– Саймон Клисс. Он тогда ничего не соображал от своего мейцана, угнал машину с бортовыми бластерами и развлекался как умел. Меня после вызывали в суд давать показания, государство компенсацию выплатило, а Клисс за свои подвиги так и не ответил.
– Его же посадили.
– Ну и что, посадили! Полноценное трехразовое питание, медицинское обслуживание, гуманное обращение… Да он потом вспоминал эту тюрьму как рай земной, обратно туда хотел. Поль, все эти гуманные законы, как на Ниаре или у вас на Незе, негуманны по отношению к пострадавшим. Делай с другими, что хочешь, истязай, убивай, а тебя за это будут хорошо кормить, телевизор в камеру поставят – это называется справедливость? Я понимаю, тебе странно слышать все это от меня… Случалось, я убивал по приказу босса, но это были наши противники. Даже когда босс на Савайбе устроил локальный геноцид тамошним племенам – ты, наверное, об этом слышал, – и то логика была, потому что они объявили ему священную войну и все, от мала до велика, охотились за его головой. Это был ответный удар. Так, как Клисс, мы никогда не убивали – бессмысленно, без повода, без причины… Если б я такое совершил, оно бы у меня камнем на душе лежало, а Клиссу хоть бы хны.
– Я на «Гиппогрифе» десять раз пожалел, что не пристрелил его, – вспомнив о том, что Хинара не было рядом, когда он рассказывал, Поль пояснил: – Я встретил его на Рузе, и он стащил у меня «торпеду», которую дал твой босс. Он тоже сбежал из «Конторы».
– Мне пора. Я ведь тебе все здесь показал? Это заберу, все равно не для твоей шевелюры, – Хинар взял с туалетного столика маленькую, с частыми зубьями, гребенку. – Тебе вот, босс прислал, – он кивнул на роскошный набор расчесок и щеток для волос. – Поль, давно хотел спросить, как ты расчесываешься?
– С трудом.
– Ясно…
Машинально пригладив свои жидкие прилизанные волосы, шиайтианин шагнул к двери.
– Спасибо за каюту.
– Не за что. Если понадоблюсь, свяжись со мной через терминал. В общем, отдыхай и ни во что не вмешивайся.
– Во что я не должен вмешиваться?
Дверь за пилотом закрылась. Поль, почти протрезвевший и ничуть не успокоившийся, остался один посреди красно-желтой шиайтианской комнаты с прохладными пейзажами на стенах.
…Маршал шагает впереди, бодрый, властный, непобедимый, а за ним, изо всех сил стараясь не отставать, спешат остальные, и ближе всех к вождю Римма Кирч – рядом, по правую руку, уж она-то ни за что не отстанет! Так ей это представлялось, словно клип или какая-нибудь там картина.
Тот рыжий мерзавец спросил, не пробовала ли она думать. Да она все время только этим и занимается!
У Маршала была тайная база на Вьянгасе. Планета ничья, раньше там находилась вайоксианская колония, но вайоксу ее бросили, когда нашли себе мир получше, с более благоприятными и предсказуемыми условиями. Сейчас там есть городишки третьеразрядных компаний, добывающих сырье, какого и на других планетах полно, тергаронская военная база, несколько отелей для туристов-экстремалов. И берлога Маршала.
Он собирал там аппарат, который давно хотел опробовать, а материалы для него можно было раздобыть только на Норне и ее спутниках, почему «Гиппогриф» и наведывался регулярно в облако Тешорва.
Маршал не только владел телекинезом и прочими фокусами – он мог, воздействуя на чужую психику, пробуждать совесть.
– Каждый человек к кому-то привязан, кем-то дорожит, или пусть не кем-то в отдельности, а делом, обществом, человечеством, и обязательно найдется, в чем он виноват перед своим объектом, – объяснял Маршал. – Сделай так, чтоб он в полной мере почувствовал свою вину, и ему станет не до драки. Но для этого человек должен находиться близко, и чтоб ничего не мешало. Во время той передряги в Солбурге сплоховал я, каюсь, не сумел это применить против Хэдис и Лиргисо – они меня сразу так взяли в оборот, что было не до того. А если не надо разрываться на части, чтоб и на видимом, и на невидимом фронте отражать удары да всех своих прикрывать, тогда оно действует вернее всякой пули. Один только раз оно меня подвело, – и хоть убей, не пойму, в чем тут казус…
Он наморщил лоб и задумчиво потер подбородок. Груша вздохнул, отчего колыхнулись его массивные покатые плечи, и скроил озабоченную мину – видимо, он уже знал, что Маршал хочет сказать.
– А в чем дело? – нарушила всеобщее молчание Римма Кирч.
Теперь это была ее привилегия – задавать вопросы, когда Маршал сделает паузу.
– Да в Клиссе… – Маршал поморщился и махнул рукой. – Когда он убегал от меня на «Гиппогрифе», я ударил по нему вдогонку его же собственной совестью, думал – сломается, так он еще быстрее дал деру!
Слушатели начали издавать уважительные сочувственные междометия, как полагается в таких случаях.
– Я думаю, это не феномен, просто недавний поединок с Лиргисо истощил ваши силы, – глубокомысленно заметил психолог. – Я ведь уже излагал свою точку зрения.
– Да все тут понятно! – возразила Римма. – Это же Клисс – он только себя, любимого, и жалеет, еще б он перед кем-то другим вину почувствовал!
– Все-то ты, Риммочка, знаешь, молодая да ранняя, – с добродушной насмешкой хмыкнул Маршал, покачав головой.
И Груша тоже с осуждением покачал головой. Римме стало неловко: дала маху! Разве можно ей раньше всех понимать то, чего сам Маршал не понял, да еще вот так, прилюдно, выскакивать? Надо было потихоньку ему об этом сказать, с глазу на глаз, в виде неуверенной догадки, а то получилось не по старшинству… Что касается психолога – черт с ним, он и на турнике висит колбасой, и по неподвижной мишени с десяти шагов мажет, а перед Маршалом умничать – стыдно!
На вьянгасианской базе Маршал давно уже монтировал пси-усилитель, с помощью которого можно будет пробуждать чувство вины сразу у многих людей, на большом расстоянии. Это позволит останавливать войны, обезвреживать банды, влиять на политиков… Груше эта идея очень нравилась, а Римме – не очень.
Совесть, исправиться, хорошо себя вести – похоже на то, чем ее пичкали в детстве задерганные родители и болтливые суматошные соседки. Ей хотелось воевать с сильным противником и учиться у Маршала, чтобы самой стать сильнее всех, и она дала себе слово, что вырвет Вождя из-под влияния тихони-психолога. Грушу она определила как скрытого врага, замаскированного ренегата, от которого при случае надо будет избавиться.
А пока их маленькая команда захватила припрятанное в тайнике сырье с Норны и отправилась на Вьянгас. Впереди долгий путь по «капиллярам», заняться нечем, так что пусть Маршал учит своих приверженцев экстрасенсорным приемам! Кирч поставила вопрос ребром, не забывая, конечно же, о субординации.
Чуть слышный шорох. Это из норы, замаскированной раздвижной панелью, появился робот-уборщик. Приоткрыв глаза, Поль наблюдал, как большая черепаха с вороненым панцирем ползает взад-вперед по ковру, ероша красно-желтый ворс. Потом она юркнула обратно, панель бесшумно встала на место, и он опять задремал – до следующего шороха.
На этот раз в комнату вторгся робот с букетом свежесрезанных роз (видимо, из оранжереи) и бутылкой незийской шакасы – легкого газированного вина, которое Поль любил. Розы он тоже любил. Наверное, Лиргисо знает об этом от Ольги. Последнее письмо от нее Поль получил на Рубиконе: сестра сообщала, что ее фирму пригласили участвовать в «Проекте ЗИП», совместно организованном Землей и Ниаром, и теперь работы будет – зашибись, но что означает ЗИП, расшифровать забыла. Поль спросил, что это такое, а она в ответ улыбнулась: «Ты ведь уже сам видел!»
Он понял, что разговор с Ольгой ему снится, и снова открыл глаза. Робот ретировался, на низком столике стояли розы в вазе из молочного опала и бутылка шакасы – вне всяких сомнений, настоящей, с Неза. Еще б она оказалась фальсификатом после вчерашней тирады хозяина яхты!
Тот напомнил о себе вскоре после того, как Поль позавтракал и выпил кофе. Тактично воздержавшись от визита, Живущий-в-Прохладе связался со своим гостем через терминал. Любезно поинтересовался, как Поль себя чувствует, понравились ли ему цветы; сообщил, что до Аглона осталось четверо суток пути – час назад миновали маяк с автоответчиком. Яхта идет без остановок, Хинар и Амина несут вахту по очереди, и, хотя участок впереди сложный, задержек не предвидится. После этого Лиргисо вежливо попрощался и отключился, не предприняв никаких попыток навязать Полю свое общество.
Словно закончился спектакль, и голографические декорации растаяли, и актер, сыгравший главного злодея, в жизни оказался довольно приятной личностью. Смесь ошеломленности и облегчения, и почему-то немного грустно. Но… это ложный финал.
Поль знал, что ему опасаться нечего, и в то же время знал, что неприятности вот-вот начнутся. У кого? Просканировать ситуацию не удалось. После четвертой попытки он понял, что ему мешает обнаруженная вчера «карусель».
Он налил себе шакасы, включил музыку. Запах роз наполнял каюту сладким туманом.
Похоже, что Хинар, кроме музыки, признавал только изобразительное искусство: ни книг, ни сюжетных фильмов, зато множество кристаллов с картинами, фресками, скульптурами, архитектурными ансамблями разных миров или просто пейзажами. Поль смотрел все подряд.
На экране была репродукция гинтийской картины: желтовато-зеленое море под кирпичным, грубоватыми мазками, небом и строение с многоярусной крышей на песчаной косе, когда раздался истошный, приглушенный стенами крик.
Кричали так, что у Поля по спине поползли мурашки. Человек то заходился в визге, то почти хрипел, но ни на секунду не умолкал. Проверив, на месте ли стилет, Поль дернул дверь – не заперто, и вышел в коридор.
Это дальше, за оранжереей… Крик вплетался в изгибы арок, придавал жизни паукообразным светильникам, словно вся эта яхта была гигантской ловушкой, наконец-то поймавшей добычу.
За плавным поворотом коридора возле приоткрытой двери стоял Лиргисо, в небрежной позе, скрестив на груди руки. Увидев его, Поль застыл: Живущий-в-Прохладе выглядел точь-в-точь как наутро после истории с домбергом – рубашка и брюки из сверкающей черной ткани, ворот расстегнут, на шее колье из черных алмазов. И макияж тот же самый: черно-серебряная с алыми крапинками «лярнийская полумаска». Только волосы тогда были платиновые, а сейчас зеленые. Кричали за дверью.
– Что здесь происходит?
– Поль, рад тебя видеть! Решил прогуляться по яхте? Я готов быть твоим гидом.
Из-за непрекращающегося крика обоим приходилось говорить громко.
– Что случилось? – повторил Поль.
– Тебя потревожил шум? О, приношу глубочайшие извинения, – изобразив огорчение и раскаяние, Лиргисо достал из кармана небольшой пульт, и крики перешли в приглушенное мычание. – Надо было сразу это сделать, я безмерно виноват перед тобой. Еще раз прошу меня извинить, – он отвесил учтивый поклон.
– Что там? – хрипло спросил Поль.
– Да ты зайди, посмотри сам. Разве тебе кто-то запрещает?
Поль на непослушных ногах шагнул к двери. Вообще-то, он и так знал, что там, – он ведь уже видел это во сне.
Комната залита ярким светом. К металлическому столу прикован обнаженный человек, тощий, мертвецки бледный, окровавленный. Рот заклеен куском скотча. Нависающий робот блестящими щипцами рвет тело на куски, рядом раскорячился темной кляксой робот-охранник модели «цербер».
– Кто это? – Поль не узнал своего голоса.
– Не кто, а что, – поправил Живущий-в-Прохладе. – Саймон Клисс.
Все совпадает.
– Ты же сказал, что не знаешь, где он. Ты соврал.
– По сравнению с тем, как ты обманывал меня, это совсем невинная ложь… Вообрази, у Клисса хватило ума вызвать меня «торпедой»! Зато он снял любопытный фильм о «Конторе», хотя запись, к сожалению, пострадала при его побеге, качество плачевное. Возможно, там есть твоя загадочная девушка, я бы хотел на нее взглянуть – меня всегда интересовали странные экземпляры.
– Прекрати это. Ему же больно.
– Фласс, ты бы знал, как мне было больно, когда я получил долгожданный сигнал и увидел вместо тебя эту довольную тварь!
– Останови робота, – стараясь не стучать зубами, потребовал Поль.
– Идем-ка отсюда, – Лиргисо подхватил его под руку и силой вытащил в коридор. – А то еще в обморок упадешь.
– Я знаю, что Саймон Клисс – сволочь, но так нельзя. Надо просто убить его.
– Он и так умрет. Робот только начал и пока рвет кожу, но постепенно доберется до внутренних органов. Впрочем, это будет не скоро.
Оттолкнув его, Поль шагнул в комнату, выхватил стилет, но «цербер» загородил дорогу, не подпуская к столу.
– Поль, да уймись же ты! – раздался позади голос Лиргисо. – Жалеть Саймона Клисса – неблагодарное занятие. Один раз ты его пожалел, и чем это кончилось? Вы оба заслужили наказание, и я сейчас выполняю своего рода общественный долг…
Ударить его стилетом после миксер-моря Поль не мог. Медленно, словно уже сдался, он убрал оружие в карман – и бросился на Лиргисо. Они чуть не врезались в дверь, но та успела раздвинуться во всю ширину, и оба вывалились в коридор.
– Дай пульт!
– Попробуй отними! – Живущий-в-Прохладе рассмеялся, весело и заразительно, – если не знать, что происходит за стеной, можно было бы поддаться обаянию этого смеха. – Прелесть, как у тебя сверкают глаза…
Поль снова бросился на противника. Тот, не переставая смеяться, сбил его с ног.
– Не ушибся? Умоляю, не вынуждай меня быть грубым.
Саймон Клисс продолжал мычать и негромко утробно визжать, несмотря на скотч. Надо или убить его, или остановить робота.
– Ты еще будешь объясняться за это перед Тиной и Стивом!
– Они знают, что Клисс находится у меня. Но подумай вот о чем: когда им станут известны подробности твоего спасения, они будут так рады и благодарны, что Клисса мне простят. Видишь, я все предусмотрел.
– Я тебе тоже благодарен, но то, что ты делаешь сейчас, – последняя мерзость! У нас таких, как ты, на пожизненный срок сажают.
– С твоей точки зрения, это преступление, а с моей – акт возмездия. На Лярне мне приходилось жестоко наказывать рабов-преступников. Уверяю тебя, между ними и Клиссом нет никакой разницы.
Новая попытка отобрать пульт закончилась тем, что Поль отлетел к противоположной стене коридора.
– Перестань беситься, все равно я сильнее. Я же не хочу тебя бить! Поль, ты истощен после «Гиппогрифа», такие упражнения лучше отложить на потом.
Сменить личность? Это выручило его на «Гиппогрифе», когда он дрался с санитарами и с той девчонкой-убийцей. Но проблема в том, что Черная Вдова не станет драться из-за Саймона Клисса.
– Прошу тебя, прекрати это. Пожалуйста. Я знаю, какая дрянь Саймон Клисс, но давай просто убьем его, без этой мерзости.
– Поль, меня невозможно разжалобить, но иногда со мной можно договориться… Я готов выслушать твои предложения.
Поль прислонился к стене. Он был близок к обмороку.
– Послушай, если тебе небезразлично, как я к тебе отношусь, ты остановишь робота без всяких условий. Немедленно, сейчас.
– Это что – просьба, ультиматум или завуалированное обещание? – Желтые глаза слегка прищурились.
– Ультиматум. Я не хочу лгать и ничего не обещаю. Но если ты это не прекратишь – тогда того, что ты хочешь, наверняка не будет. И даже просто разговаривать, как вчера, мы с тобой никогда больше не будем.
– «Никогда» – страшное слово, – усмехнувшись, Лиргисо достал пульт. – Готово.
Поль заглянул в комнату: робот с окровавленными щипцами замер, но истерзанный Клисс продолжал корчиться и мычать.
– Теперь анестезию.
Робот ожил, манипуляторы снова потянулись к жертве.
– Ты что?.. – Поль оглянулся на Живущего-в-Прохладе.
– Сейчас будет анестезия, – успокоил тот. – Это медробот, я его немного перепрограммировал, но он и основные свои функции не забыл.
– Идиот… – прошептал Поль. – А если он начнет глючить и выполнять твою долбаную программу, когда кому-нибудь понадобится лечение?
– О, это было бы забавно… Не волнуйся, я потом все сотру и заново поставлю стандартный пакет.
Из отверстия на конце манипулятора прозрачным червяком выползал ранозаживляющий гель. Клисс перестал дергаться.
– Только ради твоих прекрасных глаз… – ухмыльнулся Лиргисо. – Доволен?
Они подошли совсем близко. Саймон зажмурился от ужаса.
– Можешь убедиться, пострадали только кожные покровы на груди и на животе. Это вроде обширных ссадин, ничего страшного. Геля хватит, в другом лечении он не нуждается.
– Убери скотч, – сдавленным голосом попросил «сканер».
– Саймон, чтобы ни звука, – предупредил лярниец.
Несмотря на это, Клисс чуть не завизжал, ощутив прикосновение манипулятора, но робот всего лишь содрал с губ липкую полоску.
– Видишь, ему не больно, – сказал Лиргисо.
Молчание. Потом в прохладной и вязкой, как антисептический гель, тишине прозвучали затихающие шаги. Ушли.
Саймон лежал один-одинешенек в центре мироздания, озябший, дрожащий, измученный. От холода он покрылся гусиной кожей, на груди и на животе блестит застывшее красноватое желе. Горло саднит. А чувств никаких не осталось, словно все они умчались в пространство, как воздушные шары, пока он заходился в крике.
Время тянулось и тянулось – вроде бы одно мгновение, но невероятно эластичное. Что будет, если оно не выдержит натяжения и порвется? Наверное, после этого уже ничего не будет. Или, наоборот, все перемешается, свернется в клубок, и Саймон навеки останется в его сердцевине – такой, как сейчас, на этом липком от крови столе под слепящими лампами.
Нетвердые шаги в коридоре. Сюда?..
Поль Лагайм. Он направился было к Саймону, но тут его повело в сторону, и он уселся на пол у стены. В течение некоторого времени сидел неподвижно, с закрытыми глазами, как будто уснул, потом вдруг открыл свои жутковатые темные глазищи, со второй попытки встал. Вытащил из кармана небольшой серебристый предмет, подошел, пошатываясь, к столу.
– Что ты делаешь, нельзя… – пролепетал Саймон, когда Поль занес руку, примериваясь, куда всадить лезвие. – Я же раненый, безоружный, разве я кому-то мешаю? Во всем, что я сделал, я раскаиваюсь! Я как ненужный ребенок, меня никому не жалко…
– Он опять будет тебя пытать. Я бы на твоем месте выбрал смерть.
Страх смерти и жалость к себе – хотя бы эти два чувства вернулись. Саймон заплакал.
Поль спрятал стилет и возился с браслетом, фиксирующим правое запястье. Щелчок. Рука свободна.
– Подожди, сейчас открою второй, – бросил «сканер». – Ты должен убраться с яхты.
– Как? – всхлипнул Саймон.
– Как угодно. Здесь должны быть боты. Мне надо от тебя избавиться.
До чего откровенно и цинично сформулировал… От Саймона Клисса много кто хотел избавиться, но он стреляный воробей, он их всех переживет. Вторая рука свободна.
Саймон с кряхтением сел. Из-за анестезии ему казалось, что в теле зияют заиндевелые полости.
– Где твоя одежда?
– Кажись, вон там, – он показал на кучку тряпья у стены.
– Давай быстро. Тебе надо смыться, пока он не протрезвел. Если не успеем, я тебя убью.
Саймон с трудом слез со стола, доковылял до стены. Поль не шевельнулся, чтобы ему помочь. Стоял и смотрел, с неприязнью щурясь. Кое-как одевшись, Саймон сказал:
– Мне бы допинга, хоть самого завалящего, хоть одну дозочку. Ей-богу, нужно. Иначе я не человек. И глоток воды.
– Пошли в медотсек. Там есть.
Клисс покосился на «цербера», но тот бездействовал, даже глазок индикатора не светился. Издох, туда ему и дорожка.
Вышли в коридор. Саймон был очень слаб, его шатало, и «сканер» тоже находился не в лучшем состоянии. Не пьяный, больше похож на истощенного. Вдруг прислонился к стене, прошептал:
– Подожди, голова кружится.
Дать ему сейчас по затылку, забрать нож и рвануть отсюда… Клисс так и сделал бы, да сил не было.
– Что с тобой?
– Вроде шока. Не выношу, когда кого-то пытают. Сейчас пройдет, подожди секунду.
– Главное, чтоб не тебя. Тогда, ежели поглядеть со стороны, эффектные кадры…
Это здравое высказывание вызвало неожиданную реакцию: «сканер» развернулся, как пьяный танцор, и ударил Саймона кулаком в лицо.
– Убью…
– А я чего… – Саймон горестно всхлипнул, поднялся на ноги, хватаясь за стенку. – Я же только сказал…
– Пошли.
– Меня всю жизнь кто-нибудь хотел убить. Все, что я делал, я только для того делал, чтоб от них защититься. Ты когда-нибудь был в безопасности? Наверное, был – у себя на Незе, пока вся эта каша не заварилась. А я – никогда, – Саймон шмыгнул носом. – Куда ни сунусь, везде одно и то же.
– Найди Кошачий город. Там ты будешь в безопасности.
– Кошачий?.. Ненавижу кошек! У моей бабки был кот, морда – во, и она его любила больше, чем меня. Чертов кошак для нее был дороже человека! Его она вперед меня кормила, его никогда не ругала, меня за все ругала. Когда я его с балкона спихнул на двенадцатом этаже, он шлепнулся в гравитационную сетку, живехонек, а меня бабка так побила туфлей, что соседи полицию вызывали. Больше она меня к себе домой не пускала, и все из-за кота! – Саймон снова начал всхлипывать. – Дерьмо сплошное… Мне тогда было восемь лет. Меня с самого начала все ненавидели…
– Заткнись! – оборвал Поль. – Тихо.
Они уже миновали арку, разделяющую два коридора. Позади – негромкий звук. Не шаги, скорее шелест колес по бархатистому покрытию пола.
Поль заглянул за арку и отшатнулся, еще сильнее побледнев.
– Давай скорее в медотсек!