Контора Игрек Орлов Антон

Отвесив общий официальный поклон, Живущий-в-Прохладе посмотрел на Поля:

– Все еще сердишься?

Тот молча пожал плечами.

Стив телепортировал Тину и Поля на яхту, сам тут же исчез. Если он задерживался надолго, растревоженные его присутствием глубинные защитные механизмы Вселенной активизировались, и давление выталкивающей силы возрастало. Тина рассказала все это Полю, ходя взад-вперед по салону и отхлебывая из стакана шампанское, – пусть алкоголь на нее не действовал, его вкус и запах помогали расслабиться.

– По-моему, вы со Стивом и дальше будете вместе, как бы все ни повернулось, – выслушав, сказал Поль и добавил неохотной скороговоркой: – Погрешность моих прогнозов – двадцать процентов.

Тина кивнула, допила последний глоток.

– А Ивена и Лейла где?

– На Овиаме. Это силарская планета. Стив телепортировал их на Овиаму прямо отсюда, он теперь это может. Там хорошо и не опасно.

– Да, так лучше, – согласился Поль.

Его темно-карие глаза стали, казалось, еще больше на побледневшем и похудевшем лице. Сделав себе крепкий кофе, он начал рассказывать, изредка поглядывая на часы – видимо, хотел успеть до того, как продолжится общий разговор.

– …Думаю, зря я выпустил Клисса, но я тогда из-за шока плохо соображал, что делаю. Он здесь, на Аглоне. Кто-то вытащил его из киселя.

– Хочешь, я убью его? Если ты определишь, где именно он находится…

– Тебе не трудно будет?

– Клисса-то? Нет проблем.

– Наверное, Лиргисо тоже будет его искать, – при упоминании о нем лицо Поля еще сильнее осунулось. – Достал он меня… Помнишь, ты когда-то сказала, что он способен заболтать собеседника насмерть? Еще двое-трое суток – так бы и случилось.

– Это же энбоно. Вся их раса такая.

– Зато в один прекрасный момент я понял, что не особенно его боюсь, – Поль улыбнулся, и все же за этой улыбкой сквозила гримаса боли. – Мы теперь на равных.

– Тогда в чем дело?

– Заметно? Ага, по мне всегда все заметно… Просто после миксер-моря я не могу относиться к нему по-старому. Там было страшно, когда камни начинали двигаться, и ему тоже было страшно – я видел его лицо за щитком шлема. Обычно он хорошо владеет своей мимикой, но в миксер-море не та обстановка, чтоб еще и за этим следить. Болтанка усиливалась, нас обоих могло раздавить, и он боялся умереть, но все равно не бросил меня. А потом на яхте – эта выходка с Клиссом, дурацкая попытка шантажа… Если он хотел хороших отношений со мной, ничего глупее он не мог придумать.

– В своем репертуаре. Затратить массу усилий ради какой-то цели, а после одним толчком все развалить – это вполне в его духе.

– Из-за Клисса я отравился хминком и двое суток пролежал в «коконе», а он приходил ко мне и произносил пламенные речи на тему, почему он не мог поступить иначе. Настоящие перлы, какой в нем адвокат погибает… И потом, когда я вышел из «кокона», не оставлял меня в покое. Словно пытался собрать и склеить то, что разлетелось на мелкие кусочки, причем половины кусочков не найти, и не хотел видеть, насколько эти попытки абсурдны. Клисса на столе я никогда не забуду. Не знаю, как мне теперь совместить то и другое – миксер-море и Саймона Клисса.

Пришел сигнал от Живущего-в-Прохладе. Тина вызвала Стива (пусть он находился в своем мире, ее передатчик, вживленный в нёбо, по-прежнему действовал – еще одно нарушение законов природы), и они снова телепортировались в штаб-квартиру на Аглоне. Комната без окон, с мозаикой на стенах, изображающей скалистые зеленоватые пейзажи. Посередине комнаты клубилась голографическая модель Галактики, пораженная красной сыпью, – планеты и искусственные объекты, так или иначе затронутые деятельностью «Конторы Игрек».

– Организация-паразит, – сказала Тина. – Кажется, это сравнение принадлежит Зелгони, моему адвокату.

– В вашем мире масса таких организаций, в каждом государстве, на каждой обитаемой планете, – отозвался Стив. – В большинстве они относительно безобидны – консервативные бюрократические структуры, которые присваивают энное количество денег, не принося пользы и в то же время ничего не разрушая. Почему-то принято считать, что без них не обойтись. В отличие от них «Контора Игрек» – опасный паразит, и она будет уничтожена. Я все-таки нашел «Гиппогриф», уже после твоего побега, – он взглянул на Поля. – Моего визита не заметили, а я изъял данные, которые позволят выйти на любой корабль и на любую базу «Конторы». Удары я нанесу одновременно. Что скажешь?

– Вездесущий и всемогущий… – пробормотал Лиргисо, но вопрос был адресован не ему, и Стив оставил его реплику без внимания.

– Вероятность успеха – почти сто процентов, – ответил наконец Поль, – но после этого может усилиться сопротивление природных механизмов, которые на тебя реагируют.

– Я это знаю, но не вижу другого способа раз и навсегда покончить с «Конторой».

Стив посмотрел на Тину, потом снова на Поля.

– Жертвы будут? – спросил тот.

– Убивать я не собираюсь, но без них вряд ли обойдется, как при любой техногенной катастрофе.

– Тогда у меня просьба, чтобы один человек с «Гиппогрифа» не пострадал. Это возможно?

– Думаю, да, – кивнул Стив.

Поль с видимым облегчением откинулся на спинку кресла.

– Твоя беспощадная голубоглазая девушка? – насмешливо фыркнул Лиргисо. – Как романтично…

– Нет. Этой стервы, кстати, уже нет на «Гиппогрифе», и группа, с которой она удрала, беспокоит меня больше, чем остальная «Контора». По-моему, там же находится их лидер-экстрасенс. Они уже за пределами облака, где-то далеко.

– Они будут номером два после «Конторы», – решила Тина. – А твоего человека мы выдернем из-под удара перед началом операции. Стив забросит меня на «Гиппогриф», и я найду его. Кто это?

– Офицер, который остановил их, когда меня били. Если б не он, меня бы так отделали, что никакая смена личности не помогла бы.

– Поль, его великодушие объясняется расчетом, – снисходительно заметил Лиргисо. – Офицер понимал, что ты много знаешь, и хотел сохранить тебя для допроса. Можно удовлетворить твою детскую прихоть, если для Стива сие будет необременительно, однако подумай сам, насколько наивна твоя благодарность!

Слегка поморщившись в ответ на колкости, Поль возразил:

– Он действительно хотел меня спасти. Та девчонка сказала, что он потом искал меня, с медавтоматом, и убивал корабельных секьюрити, которые тоже меня искали. Она решила, что я его зомбировал. Он даже пытался телепатически со мной связаться – однажды я, когда был в полусонном состоянии, уловил его мысль, но ничего не вышло, раз мы оба не телепаты.

– Не беспокойся, вытащим его, – заверила Тина.

– Фласс, началось… – процедил Лиргисо. – Поль, как его зовут?

Тина удивленно взглянула на него:

– Послушай, ты чего?

– Поль, я спросил, как зовут офицера?

– Не твое дело, – буркнул Поль.

– Ошибаешься… – прошипел Живущий-в-Прохладе, но Стив положил этому конец:

– Хватит. У меня мало времени. Мы сейчас говорим о «Конторе» и о нашей операции. Лиргисо, я что-нибудь упустил?

– Несколько мелочей.

Когда обсуждение закончилось, Лиргисо подошел к Тине.

– Умоляю, останься, мне надо поговорить с тобой.

– Да можешь не умолять, у меня к тебе тоже пара встречных вопросов.

Стив и Поль исчезли. Живущий-в-Прохладе упал в кресло и трагически прошептал:

– Совершив добрый поступок, я сам выпустил на волю демонов, которые будут меня терзать! Тот, кто заботится о других, губит себя, – и после этой сентенции уже без всякой патетики деловитым тоном добавил: – Тина, Поля надо проверить на допинг-совместимость. У него с тройной дозы хминка было форменное отравление.

– Знаю. Идиот чертов.

– О, все же не надо о нем в таких выражениях…

– Да я, вообще-то, не о нем, а о тебе.

– Премного благодарен. Насколько я понимаю, он уже успел рассказать тебе, какой я изверг? И вы оба даже не подумали о том, что я мог сделать, но не сделал! Я ведь мог не говорить вам, что он нашелся, оставить его у себя пленником… Фласс, у меня было искушение так поступить, но Поль бы тогда сильно страдал, а этого я не хотел. Разве кто-нибудь оценил мое великодушие? Увы…

– Послушай, я тебе очень признательна и за то, что ты спас Поля, и за то, что не сделал так, как сейчас говоришь, – до сих пор Тина стояла над Лиргисо, глядя на него сверху вниз, а теперь придвинула другое кресло и уселась напротив. – Но зачем был этот спектакль с Клиссом?

– Я надеялся, что Поль не выдержит и капитулирует. Фласс, если бы я не любил его, я бы не проиграл! Произошло непоправимое: этот мерзавец наконец-то понял, какую ужасающую власть он надо мной имеет, и начал бессовестно этим пользоваться. Тина, как он надо мной издевался… Видишь ли, я изначально задал такие правила игры, что не мог применить силу – это был бы дурной тон. Фласс, за эти несколько дней я вытерпел невообразимую пытку… Иногда он позволял мне какую-нибудь невинную вольность – например, взять его за руку или дотронуться до лица, но в следующий момент отстранялся. Знаешь, как ускользает из-под пальцев блик лунного света? Порой мне хотелось его придушить! Я умолял его не быть жестоким, а он в ответ произносил только два слова: Саймон Клисс. – Лиргисо прикрыл глаза, как будто последние силы его покинули, и, выдержав паузу, прошептал: – Доберусь я до этого Клисса… Кто-то должен за все ответить, и это будет Саймон Клисс!

– Он-то здесь при чем?

Не открывая глаз, Живущий-в-Прохладе сделал небрежный досадливый жест.

– Я так и не поняла, что за демоны будут тебя терзать?

– Увы, сие лежит за пределами твоего понимания, а то я ведь и забыл, с кем разговариваю… – он скорбно вздохнул.

– В зубы хочешь? – поинтересовалась Тина.

– Фласс, нет. Ты слышала, о чем Поль попросил?

– Спасти офицера, который за него заступился. Это вполне естественно.

– «Вполне естественно!..» – передразнил Лиргисо. – Ты что же, никакой подоплеки тут не видишь?

До сего момента настоящих проблем у них не было – это Тина только теперь поняла. Раньше от нее как-то ускользало то, что Лиргисо, в придачу ко всему остальному, еще и дико ревнив.

– …Лживое чудовище! На яхте он рассказывал мне о своих приключениях во всех подробностях, но об офицере – ни слова, а сейчас проболтался, как тебе это нравится?

– Я думаю, офицер просто переоценил свои прежние взгляды и поступки и решил спасти ни в чем не повинного человека. Иногда такое бывает. Почему ты не допускаешь такой возможности?

– Потому что прекрасно его понимаю, – Лиргисо не то скривился, не то усмехнулся. – Из-за Поля можно потерять голову, говорю тебе это как специалист в таких вопросах. Позволь полюбопытствовать, куда ты денешь этого благородного офицера?

– Он исчезнет – и для нас, и для Космопола, и для недобитых остатков «Конторы». Ему надо будет сменить имя и внешность, денег я дам. Думаю, Поль его никогда больше не увидит.

– А я думаю, что он через некоторое время начнет разыскивать Поля. Как агент «Конторы», он знает, что Поль с Неза, что у Поля там есть родственники, их имена, адреса… Полагаю, он объявится на Незе – и умрет, потому что я все равно выясню, кто это такой.

– Я скажу ему, чтобы держался подальше от Неза.

– Готов поспорить, он тебя не послушает. Тина, тебе неведомы страсти. Когда ты кого-то любишь, это похоже на теплый солнечный день, где все безобидно и предсказуемо, а наши с Полем отношения – лунная ночь, полная всяческой ночной жути. Ты по ночам крепко спишь… Да не протестуй, я же выражаюсь фигурально! Прошу тебя, присматривай за Полем и никуда не отпускай его одного, так для всех будет лучше. Однажды в Могндоэфре несколько Живущих-в-Прохладе поспорили, на что похожа ревность – на яд или на огонь…

– На вывих головного мозга.

– Неизящно сказано, энбоно подняли бы тебя на смех. Тина, разве ты знаешь, что такое ревность?

– Ты забыл, с кем разговариваешь. Я выросла в манокарском доме на женской половине, и знаю, что ревность – это болезнь, тяжелая и некрасивая, причина ссор, скандалов, подлостей. Только этого нам не хватало.

– Тина, ты тоже забыла, с кем разговариваешь, – Лиргисо грустно и высокомерно улыбнулся. – Ревность на Манокаре – нечто низкое, не спорю, но я – Живущий-в-Прохладе.

Руперт Вештура, смотритель маяков в облаке Тешорва, не любил копов. Они везде одинаковые, и встреча с ними добра не сулит, будь ты хоть самый что ни на есть распрочестный человек.

Когда Саймон, вызволенный из киселя после растянувшейся на несколько часов спасательной операции, рассказал о том, что в бот его запихнул один чокнутый бывший коп, смотрителя это не удивило. Человек пострадал от копов. Такого человека надо пожалеть, накормить, приютить… А вот когда он просит сдать его за деньги Космополу – это уже какая-то несуразица. Не иначе, в уме повредился.

– Ты, Саймон, одумайся, – рассудительно говорил Вештура, и его доброе, красное, заросшее грязновато-седой щетиной лицо сочувственно морщилось. – Копы у тебя последнее отымут да еще поколотят и потом на весь остаток жизни в каталажку засадят. Оно тебе надо?

– Надо, – шмыгнул носом Клисс. – Я как раз туда и хочу, в каталажку. Попрошу, чтоб в одиночку посадили, в Космополе с такими пожеланиями считаются – это предусмотрено Галактической Конвенцией о Правах Личности. А отнимать у меня нечего. Один фильм был, так его Лиргисо отнял.

– Ну, тогда тем более поколотят – по злобе, что взять с тебя нечего. От копов прятаться надо, а самому к ним идти – это неправильно.

– Погляди еще раз на это, – Саймон задрал фуфайку и показал сплошную кровавую ссадину, залитую анестезирующим гелем. – Это Лиргисо меня пытал, он беспредельщик, отморозок с Лярна, меня от него спасет только Космопол!

– Это копы – беспредельщики, – веско возразил смотритель. – Все до единого.

– За меня тебе денег дадут, типа за поимку, потому что я тот самый Саймон Клисс. Столько денег, что будешь в облаке самым богатым! Ты о Саймоне Клиссе из «Перископа» слыхал?

– Нет. А вот о копах я много всякого слыхал… И я буду не я, ежели сдам за деньги парня, которому нужно скрываться от копов. И сдаваться Космополу я тебя не пущу, хоть тресни, потому как не по-человечески это выйдет. Лучше посажу тебя на Аглоне на какой-нибудь грузовой корабль, который идет из облака в Галактику, – и пускай копы где хочут тебя ищут!

Клисс и так, и эдак его уговаривал. Вештура не особенно с ним спорил – с больными ведь не спорят, а он считал Саймона за больного – но по прибытии на Аглон посадил под замок. А потом обрадовал известием о том, что грузовоз с Рубикона (капитана Вештура хорошо знает, тот копов тоже не любит) вот-вот уйдет в большой мир, и тогда тебя поминай, как звали. Это же святое дело – копов провести!

Наконец настал день, когда он спозаранку потащил тоскующего, покорного, изнывающего без допинга Саймона в портовое заведение, где собирался передать с рук на руки капитану. Тускло освещенная малолюдная подземка аглонианского городка, ярусом выше – разноцветный карнавал плохоньких голограмм и невзрачные стены, оживленные номерами и указателями. Сам космопорт находился на поверхности спутника, но его близость чувствовалась: туда-сюда сновали роботы и автопогрузчики со складов, то и дело попадались люди в форме. Саймон высматривал среди них космополовцев, но ему не везло, а как выглядят местные полицейские, он не знал. Позовешь на помощь, а это окажется космолетчик или менеджер в форме своей компании. Вештура тогда решит, что у Саймона психоз обострился, и сделать вторую попытку не позволит.

Заведение (его хозяйка, давняя знакомая Вештуры, тоже на дух не переносила копов) встретило их недобрым оскалом битых зеркал и страдальческими ужимками покалеченной и наспех подремонтированной мебели. Вчера тут случилась большая драка между посетителями, а потом ворвались копы и начали ни за что ни про что всех подряд колошматить.

Несмотря на пережитое бедствие, кабак функционировал. Саймон и Вештура могли наблюдать за посетителями из тайника под стойкой: снаружи перегородка темно-зеркальная, изнутри прозрачная. Вештуре не от кого было прятаться, но он залез в тайник вместе с Клиссом, чтобы подбодрить его, и шепотом увещевал:

– От копов добра не жди, у них все виноватые! Ежели тебя заберут, век воли не увидишь.

– А я и не хочу, – прошептал в ответ Саймон. – На фига мне воля. Видишь эти тупые морды за столиками? Если они узнают, кто я такой, они меня убьют, а если сразу не убьют, то будут пытать. Уже проверено. Сдал бы ты меня Космополу – и я спасен, и ты деньгу зашибешь.

– Тебе от копов надо спасаться, – наставительно возразил Вештура, но тут же умолк, потому что возле их укрытия прислонилась к стойке проститутка, перед этим поцапавшаяся с другими проститутками – те хотели ее выгнать, потому что она была не из их компании, пришлая.

Саймон и Вештура видели сквозь перегородку стройные ноги в узорчатых лосинах и кроссовках, а в уцелевшем куске зеркального покрытия на противоположной стене отражалась вульгарно накрашенная блондинка в длинной, прикрывающей бедра куртке с множеством позолоченных «молний». Она спросила бутылку шампанского и «какую-нибудь посуду», облокотилась о стойку, рассеянно оглядывая зал. Другие шлюхи посматривали на нее косо, но ссору пока не затевали. Ропот среди них поднялся, когда рядом с блондинкой прислонился к стойке молодой человек в серо-голубой форме какой-то транспортной компании.

– Хотите, я угадаю, как вас зовут? – расслышал Саймон негромкий вкрадчивый голос.

От этого голоса ему стало не по себе. Может, обознался?.. Господи, пусть окажется, что он обознался!

В зеркале напротив молодой человек, совсем не похожий на Лиргисо – и лицо округлое, а не треугольное, и волосы темные, короткие, – придвинулся к блондинке и что-то шепнул ей на ухо. Та хранила молчание.

– Это же ты, еще бы я тебя с кем-нибудь спутал! – не отставал от нее темноволосый. – Посмотри на этих представительниц весьма уважаемой мною древней профессии – все они в изящных туфельках, а ты что надела? С лосинами, с таким макияжем – да ведь это сплошной срам! Это безвкусно. Тебя выдают твои дурные привычки: ты расстанешься с чем угодно, только не со своей излюбленной обувью!

– Когда я впервые посетила твою родную планету, на мне были красные лакированные туфельки, – заговорила вполголоса его собеседница. – Сколько я шлепала в этих туфельках по болотам и по камням, и как они под конец раскисли… С тех пор я изящную обувь не ношу.

– Что-то не помню я красных туфелек. На тебе были уродливые ботинки вроде солдатских, на три-четыре размера больше, чем тебе надо.

– Я сняла их с трупа.

– Убила из-за ботинок! – молодой человек сопроводил свое восклицание выразительной гримасой, и Саймон, наблюдавший за его лицом в зеркале, с ужасом узнал одну из характерных ужимок Лиргисо.

– Хозяина обуви загрыз суллам, а суллама убила я, в том числе из-за ботинок. Что ты здесь делаешь?

– А ты?

– Шампанское пью.

Суллам. Лярнийская мода – столики из сулламьих панцирей. Саймон начал икать от страха и обеими руками зажал себе рот.

– Ты чего? – сиплым шепотом спросил Вештура.

– Тихо! – выдавил Клисс. – Это они…

– Мне сдается, мы с тобой пришли сюда за одним и тем же, – негромкий жутковатый смех Лиргисо, так хорошо знакомый Саймону.

– У меня заказ на убийство, так что не путайся под ногами.

– Тина, прошу тебя, уступи добычу мне! Убить Саймона Клисса, просто убить его одним ударом кулака или одним выстрелом, как ты обычно делаешь, – это будет такая же безвкусица, как твоя обувь! Я отнюдь не моралист, но в данном случае хочу справедливости – Клисс должен умереть под пытками. А Поль об этом не узнает, – Лиргисо подмигнул своему и Тининому отражению. – Зачем его лишний раз нервировать?

– Разве «сканер» может о чем-то не узнать? – холодно спросила Тина.

– У меня есть кое-какая экранирующая аппаратура, так что не узнает. Кстати, перед тем как покинуть яхту, Клисс пытался его убить – неужели ты хочешь оставить безнаказанным сие отвратительное злодеяние? Сейчас ты допьешь свое гадкое поддельное шампанское, выйдешь на улицу и больше сюда не вернешься – и тогда я буду твой должник. Что-нибудь хочешь взамен?

– Если бы тебе можно было верить, я бы, пожалуй, подумала…

– Вдруг тебе в будущем что-нибудь от меня понадобится? – продолжал искушать Лиргисо. – Ты напомнишь мне наш сегодняшний уговор, и я уступлю.

– Я намерена выполнить заказ. Уходи ты.

– Узнаю несгибаемую и несговорчивую великолепную Тину! Клисс прячется в этом здании, не правда ли? Что ж, давай искать вместе. Ты, верно, думаешь опередить меня, но я тебе это сделать не позволю. Захватывающее будет состязание! Начинаем?

Дверцы стенного шкафа сами собой со скрипом распахнулись, и оттуда хлынул на пол какой-то хозяйственный хлам. Без видимой причины опрокинулась ширма с объемными пальмами, заслонявшая задвинутую в угол кучу поломанной мебели. Грянула музыка, и Вештура, пошарив ладонью по полу, сдвинул крышку люка, прежде Саймоном не замеченную.

– Давай, лезь туда!

Они выбрались на задний двор соседнего магазина, тоже принадлежавшего товарке смотрителя. Саймон с тоской озирал серые бетонные стены, покрашенное серебристой светоотражающей краской «небо», похожего на рака помятого робота, притаившегося возле ящиков с наклейками продуктовых компаний.

– Идем, – поторопил Вештура. – Это я врубил музыку, чтоб нас не услышали. Эх, как быть-то, друган мой с корабля придет, а нас нету…

– Ты слышал, что они обо мне говорили? – давясь рыданиями, перебил Саймон. – Меня убьют или будут пытать, а ты не верил! Нет, меня только закон от них спасет, только закон…

– Раз так, плохи твои дела, – сокрушенно согласился Вештура. – Не знаю, что и делать…

– Веди меня в Космопол! Поскорей, пока они за нами не погнались, иначе я не жилец. Заодно денег на халяву получишь.

Аглонианское Управление Космопола находилось неподалеку, тоже в районе космопорта.

– Я вам Саймона Клисса привел! – с порога объявил смотритель, как научил его Саймон. – Его по всей Галактике ловят, а я поймал. Давайте его поскорей в камеру, а то сбежит – это же экс… – на незнакомом слове Вештура запнулся, – эксцессер, таких надо стеречь в оба.

Несчастный дрожащий Саймон переминался рядом с ноги на ногу, словно ему невтерпеж хотелось в туалет по малой нужде. Поскорей бы оказаться в надежно запертой камере…

– Какого Саймона Клисса? – без энтузиазма спросил дежурный.

– Ну, этого самого… – растерялся от такого приема Вештура.

– Который в галактическом розыске, особо опасный, награда за него полагается! – срывающимся фальцетом подхватил Саймон.

Дежурный уставился на них и после непродолжительного молчания спросил:

– Кто из вас Саймон Клисс?

– Я! – крикнул Саймон. – А это Руперт Вештура, смотритель маяков, поймал его… тьфу ты, меня. Я гражданин Ниара, был приговорен к пожизненному заключению, восемь лет отсидел, а потом меня выпустили… А теперь мне обратно надо!

Дежурный включил комп, что-то там смотрел, смотрел, еще раз переспросил: «Саймон Клисс?», и наконец объявил:

– Не значится такой в розыске. Идите отсюда.

– Как это не значится? – запротестовал Клисс. – Вы меня арестовать обязаны! Позовите ваше начальство!

– Очистите помещение! – потребовал дежурный.

– Пошли отсюда, – махнул рукой Вештура. – Копы есть копы, чего от них ждать?

– Никуда я не пойду! – уперся Саймон. – Про «Контору Игрек» вы тоже не слышали? Это террористическая организация, я оттуда!

– А, еще один из «Конторы Игрек»? Ваших уже явилось с повинной несколько штук. Так бы сразу и сказал, а то насчет розыска голову морочишь – как будто мы всех вас наперечет знаем. Садись, форму протокола заполним. Оружие, деньги, матценности, наркотики есть?

Подошло еще двое космополовцев. Вештура тоже топтался посреди вестибюля. Саймона неприятно поразила будничность и незначительность происходящего: если вспомнить, с какой помпой его арестовали в прошлый раз, девять лет назад!

– Не может быть, чтоб меня не искали… – прошептал он, глотая слезы.

У него сняли отпечатки пальцев, сделали снимки радужки и сетчатки, взяли пробу крови, одновременно с этим дежурный ответил на вызов, космополовцы переговаривались между собой:

– Сказали, там двое злоумышленников с утра пораньше разносят забегаловку «Облачное диво», ту, что вчера не до конца разнесли. Ну, совсем охренели – этим здешняя полиция должна заниматься.

– Они говорят, ситуация внештатная.

– Ага, у них каждая ситуация внештатная. Работать не хотят… А вы чего ждете? – последний вопрос был адресован Вештуре.

– Я привел его… – смотритель кивнул на Саймона.

Столкнувшись лицом к лицу с живыми копами, он стушевался, словно не мог определиться, как себя с ними вести.

– Привели, и хорошо, – равнодушно бросил офицер. – Вас никто не задерживает.

– Так ведь награда за него… Он так сказал.

– Никто за него награды не назначал, у нас в компьютере таких данных нет.

– Не может быть, чтоб за меня никакой награды! – вмешался Саймон. – Посмотрите в компьютере получше, это сбой, у вас данные потеряны! Я же Саймон Клисс, эксцессер из «Перископа»!

Не то чтобы он сочувствовал обманувшемуся в своих ожиданиях Руперту Вештуре – ему за себя было обидно.

Кончилось тем, что космополовцы, скинувшись, вручили смотрителю несколько мятых кредиток и какую-то мелочь – «за исполнение гражданского долга».

– Зажали награду копы! – вместо благодарности проворчал Вештура. – Эх, я же тебе говорил…

И ушел, хлопнув дверью.

– Это, что ли, все? – возмутился Саймон. – Не может быть, чтобы я стоил так мало!

– Арестованный, молчать! – оборвал офицер. – Ферноус, проводи его в камеру.

Ну, наконец-то…

– Я стою дороже! – огрызнулся воспрянувший духом Саймон. – Дайте мне дозу – сами убедитесь!

Ферноус сгреб его за шиворот и потащил во внутренний коридор.

В канализационных трубах под крайней раковиной хрипело и клокотало, словно там издыхала жаба от приступа удушья. Мелкие неисправности, которые никто не спешит устранять, – верный признак того, что на корабле разброд.

Грязновато-зеленые стены с крючками для одежды, изношенный плитчатый пол, узкая полоска зеркала над раковинами – отражается только лицо, слегка сплющенное по горизонтали, остальное срезано. Возле двери приклеен листок глянцевой водостойкой бумаги, над столбцами текста броский заголовок: «Инструкция». На всем лежит печать казенного места. «Оставь надежду, всяк сюда входящий…» Тина не смогла вспомнить, откуда эти слова.

– Порядок. Я пошла.

Лицо вымазано белым кремом – косметическая маска, на голову намотано тюрбаном истрепанное махровое полотенце. Тренировочный костюм цвета чернослива, на плече висит спортивная сумка – предполагается, что там смена белья и банные принадлежности.

Приоткрыв дверь, Тина вышла в коридор. Оглянулась. На двери табличка: «Женская душевая № 3», ниже еще одна: «Душ не работает». Тина поздравила себя с первым промахом, но в коридоре никого не было, и она повернула в ту сторону, где лампы светили ярче.

На «Гиппогриф» ее забросил Стив, и он же заберет ее отсюда. А всемогущим (как назвал его Живущий-в-Прохладе, с кислой иронической улыбочкой) он не был, иначе заметил бы воспрещающую табличку.

Перекресток двух коридоров, тягучий сквозняк. Возле стены, покрытой темным свалявшимся ворсом, прямо под тусклым оком терминала, сидит на корточках насупленная девчонка в болотно-коричневой форме, неспешно двигает челюстями. Дежурная или кого-то ждет?

– С помывкой! Разве душ починили?

– Старую грязь долой, – благодаря фильму Клисса Тина заучила с десяток здешних ритуальных фраз. – Я была в другом душе. Я Зойга ищу.

– А что ему здесь делать?

– Вот и я думаю, нечего, а мне сказали, он сюда пошел.

– Кто сказал?

– Лонпе.

Имя из фильма. Хорошо, если этот Лонпе до сих пор жив и не дезертировал.

– Трепло. Это ж «салага»! Надавай ему щелбанов, чтоб в другой раз не болтал.

– Так и сделаю.

– Выполняешь приказ Лорехауна? – с ехидцей спросила девчонка, когда Тина шагнула наугад к левому коридору.

– Который?

– Чтобы бойцы женского пола были похожи на женский пол, – она передразнила чью-то торжественную интонацию. – Чем это ты намазалась?

– Что-то питательное. Я в Солбурге на рынке взяла тюбик, на пробу.

– А мне такого не надо, у меня хорошая кожа. Но пахнет приятно, как будто скошенной травой. Хорошо, когда нюхалка в порядке, – девушка потрогала свой небольшой аккуратный носик. – А то, когда этот мутант-«сканер» хрястнул по ней, совсем было дерьмово. Мне в первый раз нюхалку расколбасили.

«Значит, она была среди тех, кто набросился на Поля в ангаре. И получила по заслугам. Н-да, если бы Лиргисо окунулся в здешнюю языковую стихию, его бы удар хватил. Расколбасить нюхалку, надо запомнить. Скажу ему как-нибудь, если он вконец меня достанет».

На борту «Гиппогрифа» находилось, по спискам, тысяча триста с лишним человек. Сейчас, наверное, поменьше, кое-кто сбежал, и все равно людей тут достаточно, чтобы творожисто-белая косметическая маска и полотенце на голове превратили Тину в невидимку. Дважды ее называли Сабриной, один раз Жанной и один раз Жекой, имена здешних девушек окутывали ее зыбкой маскирующей дымкой. В качестве Сабрины-Жанны-Жеки, только что из душа, она могла сколько угодно слоняться по кораблю.

«Гиппогриф» напоминал ей нутро вечно запертой кладовки, с виду таинственной, а на поверку забитой неинтересным хламом, который давно пора выкинуть, с тараканами и паутиной по углам. Паутины тут не было, и чистоту пока еще поддерживали, однако все равно возникало впечатление запущенности, неистребимой казенной бедности (видите ли, финансирование недостаточное…). А может, дело было в том, что любой нестандарт «Конторой» не поощрялся, подлежал искоренению, и это проявлялось во всем – и в отделке корабельных помещений, и в облике людей.

В фильме Клисса из-за размытости изображения невозможно было разобрать детали, а теперь Тина видела все в деталях, и, несмотря на это, «Гиппогриф» по-прежнему казался ей смазанным, как вид за окном, по которому долго возили грязной тряпкой.

Если, опять же, верить Клиссу, эта махина кочевала по Галактике на протяжении нескольких столетий, притворяясь торговым кораблем с торгово-экономической академией на борту (это чтобы объяснить при необходимости, зачем здесь столько народа). Скоро ей придет конец, как и всему конторскому флоту. «Гиппогриф» получит повреждения, летальные для космического транспорта; системы жизнеобеспечения при этом не пострадают, и люди смогут дождаться эвакуации, поскольку Стив сообщит Космополу координаты атакованных кораблей. Поль хотел, чтобы Зойг избежал общей участи, потому-то Тина здесь и находилась.

Она решила, что без Зойга отсюда не уйдет. Хватит того, что «заказ на убийство» она так и не выполнила: Саймон Клисс улизнул, пока они с Лиргисо громили заведение с тайником под стойкой, обнаруженным слишком поздно. Оставалось надеяться, что Живущий-в-Прохладе на территорию Космопола за Клиссом не полезет. В интервью, которые он давал при каждом удобном случае, он столько распинался о своей законопослушности и о том, что с Космополом не воюет, что зарваться сейчас – это значило бы пустить все насмарку.

Тина по запаху нашла столовую, и там ей (Жанне) сказали, что Зойга видели в тире. Еще бы догадались объяснить, где здесь тир… В конце концов она набрела на дверь с соответствующей табличкой и обнаружила зал с кабинами, парадными портретами метких стрелков, убогими коричневыми диванчиками и выключенным пивным автоматом. Когда Тина вошла и остановилась, озираясь, сидевшие на сдвинутых в кружок диванчиках начали на нее коситься, словно чего-то ждали. Зойга среди них не было.

– Привет, – бросила Тина.

– Жека, это уже свинство! Что нужно сказать?

«Хоть убей, не помню. Знала, но забыла».

– Где Зойг? Его к Лорехауну, срочно.

– Что нужно сказать, когда заходишь в тир?! – гаркнул, поднимаясь, рослый альбинос.

На дверцах занятых кабин высвечены имена и цифры – число сделанных выстрелов, число попаданий, коэффициент меткости. Вот где Зойг. Рванув дверцу, Тина увидела повернувшегося навстречу смуглого черноволосого гинтийца с резко очерченными скулами.

– Э, подруга, знаешь, кто ты после этого? – альбинос дернул ее за локоть. – Штатская шлюха!

Тина швырнула его обратно в угол – не могла она отказать себе в таком удовольствии. Загремели диванчики. Чей-то зашибленный возглас.