«Сандал» пахнет порохом Корецкий Данил
Пулеметные очереди прижали их к земле. Аюб, аккуратно выцеливал наиболее активных – скорей всего, командиров, – тех, кто пытался встать и командовать. Нападающие открыли ответный огонь. Пули защелкали по железобетонным плитам, влетали в бойницы, одна вскользь чиркнула Дока по голове, оставив на месте уха кровавые лохмотья. Контуженный, тот потерял ориентацию и закрутился в тесном помещении. Ухнул гранатомет, здание содрогнулось. Монтана, меняя магазины, стрелял из соседней бойницы, его спина дергалась в такт очередям.
– Гранатометчик готов! – азартно крикнул он.
Но сдерживать противника было все труднее: пока одна группа ползком продвигалась вперед, другая поддерживала ее огнем… Несколько ручных гранат разорвались под стеной КПП, завизжали осколки, сверху посыпалась кирпичная крошка.
– Наверх, в укрытие! – приказал Аюб.
– Идите, я догоню! – крикнул Умар, не отрываясь от гремящего пулемета. Гильзы разлетались по КПП, звеня о стены. Все понимали, что только «Утес» удерживает атакующих. И понимали, что уйти ему будет нельзя: как только замолчит пулемет, атака сметет КПП…
– Ладно, мы пробьемся к бункеру Саббаха и укроемся там. Скоро здесь будут «вертушки»… Держись, Умар!
Тот не ответил. Он бился не за незнакомых ему людей, не за идею всемирного террора, не за создание государства джихадистов. Он бился за свою семью.
Граф выскочил наружу и побежал вверх. За ним рванулись Монтана и Док. Он еще не оправился от контузии, к тому же, левое плечо было залито кровью, и кровь не останавливалась.
– Тьююю, Тьюи-и-ить! противно засвистели рядом пули. Вскрикнул Монтана. Аюба будто железной палкой ударили по плечу. Но открытое пространство быстро закончилось, и они нырнули в заросли деревьев. Теперь нападающие стреляли вслепую, пули срезали ветки и сучья. Монтана хромал – пуля попала ему в бедро. Он достал индпакет и перетянул рану. Аюб последовал его примеру. Потом он перевязал Дока – тот еще не совсем пришел в себя. Наверху раздались взрывы гранат – один, второй, третий, четвертый.
Когда они поднялись на площадку, то бой стих: Алха в окровавленном комбинезоне сидел, закрыв глаза, прислонившись к основанию снесенного памятника Ленину, из-за которого они и отстреливались. Вокруг валялись сотни гильз и кольца от гранат. Между укрытием и казармой, без признаков жизни, раскинулся на земле Магомед. У двери казармы лежали трупы пяти моджахедов. Фасад был поклеван пулями, особенно вокруг обгоревших окон, из одного наполовину выпал моджахед, его руки беспомощно свисали вниз. В нескольких окнах металось пламя.
– Магомед выскочил, и их гранатами закидал, – очнувшись, тихо сказал Алха. – Но сейчас они очухаются, там еще много осталось…
– Идти можешь? Быстро в бункер Саббаха!
– Гу-гух! Гу-гух! Гу-гух! – работал внизу «Утес», свидетельствуя, что Умар еще жив.
– Заканчивай, Умар! Догоняй нас! – прошептал Аюб, словно тот мог его услышать.
Док поддерживал Монтану, Аюб закинул себе на здоровое плечо руку Алхи. Так они доковыляли до входа в бункер. Когда уже заходили внутрь, «Утес» внизу смолк. Зато со стороны казармы вновь послышались выстрелы. Следовало ждать продолжения атаки. Но они уже выполнили свою работу. Аюб закрыл тяжелую дверь, закрутил штурвал запирания и включил блокировку. Эта дверь, теоретически, должна была выдержать близкий ядерный взрыв. Ближайшие минуты должны были показать – так ли это…
Все повалились прямо на пыльный бетонный пол. Отдышавшись, Док встал, нащупал на стене старинный поворотный выключатель, и вдоль длинного, идущего внутрь горы, туннеля загорелись тусклые лампочки в защитных колпаках.
– Нужно подальше отойти! – сказал Док. Он был единственным, у кого оказались целы все конечности, да и сил у него было побольше, чем у других. Хуже всего пришлось Алхе: он получил касательное попадание в шею и прямое в грудь. Монтана и Аюб отделались ранениями мягких тканей, но ослабели от потери крови.
– Да, – согласился Аюб. – Но сначала надо кровь остановить…
Док когда-то был врачом. Разорвав майку, он наложил жгуты Аюбу и Монтане. Осмотрев Алху, только печально покачал головой. Но зайдя в бункер Саббаха, он нашел ящик с медикаментами и оживился. Кое-как, они перенесли Алху на кровать, и Док принялся оказывать ему помощь. Монтана и Аюб навалили на ковер старые теплые куртки и легли на них, отдыхая.
– Если помощь придет вовремя, он выживет, – сказал Док. – Я ему промедол вколол, антибиотики. Тут как раз для таких случаев лекарства.
– Ну, понятно, что не геморрой лечить, – сказал Монтана. – Вколи и мне чего-нибудь…
Алха действительно стал дышать ровнее, похоже, он заснул. Со стороны двери раздался какой-то приглушенный звук, бункер содрогнулся, словно от удара землетрясения.
– Это они нас достать хотят? – спросил Док. – Взрывчатки тут до хрена!
– Надеюсь, атомной бомбы у них нет, – сказал Аюб. И он был прав.
Несколько десятков уцелевших моджахедов столпились вокруг двери в бункер. Только что они взорвали под ней ящик минометных мин и с огорчением обнаружили, что это не причинило ей ни малейшего вреда.
– Надо найти запасные выходы, – сказал Пуля, который принял командование на себя. – Где-то должны быть два или три выхода…
– Давай обыщем все вокруг!
– Мы посмотрим в расщелине!
– А мы залезем наверх…
Но тут сверху донесся нарастающий рев двигателей, и у моджахедов появились совсем другие заботы. В небе показались вытянутые тела двух ударных вертолетов «МИ-24», которые действительно напоминали крокодилов, за что и получили соответствующее прозвище. И они входили в боевой разворот…
Док нашел продукты и спирт. Они вскрыли консервы и жадно набросились на еду. Монтана выпил разбавленного спирта и уверял, что ему сразу полегчало.
– Нам нельзя, – сказал Док.
Аюб поднял палец, указывая на скальный потолок.
– Когда Аллах не видит, то можно!
Вертолетная пара прошлась над бывшим военным городком. Реактивные снаряды и пушечный огонь смели разбегающихся моджахедов, кому повезло – те укрылись в соседнем тоннеле, не имеющем входной двери, но надежно укрывающем от воздушной атаки. Потом «крокодилы» сделали второй заход, накрывая склон горы и прилегающую территорию учебного лагеря.
– Гу-гу-гу-гу-уу-у… – загудел бункер от разрывающихся на поверхности реактивных снарядов.
– Началась дискотека, – сказал Аюб, и выпил вторую порцию спирта.
– Умара жаль! – сказал Док. – Он нас несколько раз спас… Он кто?
– Простой чеченец, как и мы с тобой, – ответил Аюб. – Мы спасли его семью, а он, как настоящий мужчина, вернул долг!
– Гу-гу-гу-гу-уу-у…
– В «Гнезде» сейчас Джаханнам[47], – сказал Монтана.
– «А те, которые несчастны, – в огне, для них там вопли и рев», – процитировал Аюб фразу из Корана.
Больше они не разговаривали. Просто молчали, и слушали, пытаясь представить, что сейчас творится за металлическими дверями, отделяющими их от ада.
Еще не осела пыль от разрывов снарядов, как на территории дымящегося «Гнезда» приземлился «Ми-8» с таинственным московским спецназом.
– Пошли! – крикнул командир, и пулеметчик первым выпрыгнул наружу, за ним посыпались остальные «спецы», которые сразу же включились в работу…
Вампир выбрался из вертолета последним. Спрыгнув на землю, он сполна ощутил позвоночником всю тяжесть бронежилета. Спецы же, словно не чувствуя тяжести защиты и боекомплекта, перекатывались боевыми тройками от дерева к дереву, от препятствия к препятствию, «зачищая» подозрительные места профилактической очередью или броском гранаты. Еще дымились воронки от ракет и снарядов, тут и там лежали трупы, попадались разбросанные по земле куски обгоревшего человеческого мяса. Черный зев уходящего в скалу туннеля, несомненно, являлся подозрительным местом и туда дважды выстрелили из «Шмеля», после чего никто не мог уцелеть.
Когда боевая работа подходила к концу, и Вампир отдал все нужные команды по документированию результатов, раздался шум еще одного вертолета, и неподалеку от «восьмерки», ожидавшей группу с работающим двигателем, приземлилась вторая, почти такой же – камуфлированной расцветки, только с несколько другим оттенком.
В открытом проеме кабины Вампир узнал фигуру Мухтарыча – командира группы «Сандал». Тогда, на совещании в Ханкале, он не соврал, что не его люди являются «третьей силой», и не его вертолет совершал несанкционированные вылеты: «Сандал» не был ему подчинен и имел свой вертолет, базировавшийся в Моздоке. Вампир с приданными ему силами и средствами лишь обеспечивал действия сандаловцев.
Мухтарыч и Нижегородцев обнялись. Из вертолета выпрыгивала вторая часть группы. Некоторые были ранены.
– Что с нашими ребятами? – спросил полковник – Потери есть?
– Не знаю, – честно ответил Вампир. – Они должны быть в бункере Саббаха.
– А где бункер?
– Пойдем, посмотрим…
Офицеры подошли к вделанной в скалу и наглухо закрытой двери. На вид она казалась не поврежденной, лишь закопченной и испачканной кровью.
Вампир рукояткой ножа отстукал по стали условный знак: три точки, тире, три точки… Удары звучали очень глухо, он даже усомнился, что их слышно внутри, и повторил серию. Но его услышали.
Противно заскрипели втягивающиеся ригели, и дверь тяжело приоткрылась. Мухтарыч, Вампир и двое спецназовцев рванули ее на себя, и наружу медленно вышли перевязанные Аюб и Док. Сквозь бинты проступала кровь.
– Где остальные? – спросил Мухтарыч, обнимая их по очереди.
– Алха и Монтана внутри, их надо в госпиталь, – ответил Аюб. – А Магомед в раю. Тело возле казармы… Его тоже к нам погрузите…
Вампир отдал приказ, и «спецы» потащили раненых в вертолет. Аюб осмотрелся. За какой-нибудь час все неузнаваемо изменилось: бетонная площадка и дорожки перепаханы стальным дождем, от беседки, в которой любил проводить время Саббах, ничего не осталось, Абдаллах и Хуссейн, оскалясь, задрали бороды в чужое для них небо… Самого Саббаха двое военнослужащих в резиновых перчатках грузили в толстый пластиковый мешок, еще один фотографировал всю картину.
Нижегородцев проводил раненых до вертолета, где их шумно и радостно встретили товарищи. Когда шум стих, Мухтарыч положил руку на плечо Вампира:
– А это наш ангел-хранитель! Благодаря ему мы не попадали под огонь федеральной артиллерии и вертолетов, благодаря ему, на нас не охотился наш спецназ!
– Я доложил в Москву о том, что группа «Сандал» свою задачу успешно выполнила, – объявил Нижегородцев. – Командование просило передать группе благодарность, все будут поощрены…
– Что за «Сандал»? – удивился Лось.
– Это секретное название нашей группы, – пояснил Мухтарыч.
– Интересно, кто же его придумал? – поинтересовался Провайдер.
– Да я и придумал, – не стал отказываться Нижегородцев.
– А почему именно «Сандал»? – спросил Мухтарыч.
Вампир пожал плечами:
– Не знаю… Помню из детства, что у матери был веер из сандала с удивительным запахом… Она клала его в шифоньер, чтобы белье напиталось ароматом. Вот вспомнил…
Лось непроизвольно поднес ладони к лицу.
– А от меня гарью пахнет.
И действительно – все пропахли порохом. И они знали, что когда начнут мыть руки, то вода долго будет черной от порохового нагара. Но это не имело уже никакого значения.
– Всё, грузимся быстро! – приказал Мухтарыч. – Раненых надо в госпиталь!
Сандаловцы полезли в вертолет.
– Слушай, это ведь ты чуть местного прокурора не застрелил? – спросил Вампир у Аюба. – Говорят, в руку ранил? Для правдоподобия, что ли? По-моему, убитый прокурор – это уже перебор!
Аюб мрачно усмехнулся.
– Думаю, мы много перебрали. Но не в этом случае. Я рядом целился, а он, то ли поскользнулся, то ли оступился…
– Ладно, может, еще встретимся, – сказал Вампир на прощанье, когда обменивались рукопожатиями, потом развернулся и, не оглядываясь, побежал к своим.
«Восьмерка» подпрыгнула и быстро стала набирать высоту. Пилоты вели ее по косой линии, чтобы быстрей уйти от гор.
– Как вы на Ослиной горе обошлись? – спросил Аюб, наклонившись к уху Мухтарыча.
– Да вначале местных жителей кто-то взбаламутил, они кричали, лезли на гору, стреляли, мы отстреливались для вида. А потом какие-то мелкие банды подтянулись – с гранатометами, минометом, пулеметами… Ну, пришлось дать настоящий бой – внизу весь лес повалили. Я вызвал «вертушку», стали грузиться, а этот разгильдяй куда-то пропал! – Мухтарыч указал на сидящего напротив Провайдера. Тот в ответ широко улыбнулся.
– Минут десять ждали, уже без него улетать хотели… А тут бежит – говорит, живот схватило…
Провайдер словно почувствовал, что речь идет о нем. По-прежнему улыбаясь, он встал, шагнул через проход и втиснулся между Аюбом и Тихим.
– Про живот рассказывает? – перекрикивая шум двигателя, спросил он. – Вот этот живот!
И достал из-за пазухи знакомый сверток. Поднял вверх, чтобы все видели, ножом вскрыл его, бросил на пол старую милицейскую фуражку и показал всем тот самый старинный кинжал. Потом протянул его Графу.
– Отрежь рукав, чтобы не болтался!
Аюб одним движением отхватил разорванный и пропитанный кровью рукав куртки.
– Как ты про него вспомнил?! Я начисто забыл…
– Глупо было бы оставить такой раритет в дупле! – усмехнулся Провайдер. – Это наш трофей и очень дорогой! Семье Магомеда деньги понадобятся, да и нам всем лишними не будут… Знаешь ведь, как бывает: обещают золотые горы, а вместо этого отдерут по полной программе!
Граф кивнул. Тут Провайдер был прав.
Горы остались позади. Вертолет лег на нужный маршрут и набрал крейсерскую скорость.
Глава 13
Запах сандала
Иордания, Амман, февраль 2005 г
Была пятница, время близилось к полудню, и после ночной прохлады на улице уже заметно потеплело. Резкий перепад температуры для этих мест – дело обычное. Французский коммерсант Клод Дюпре достаточно долго жил здесь, чтобы изучить особенности климата пустыни. Поэтому он был в легком бежевом костюме, а на заднем сиденье белого «Лексуса», аккуратно свернутый, лежал темно-синий плащ на клетчатой фланелевой подкладке и широкополая черная шляпа. В таком наряде он не замерзнет даже ночью, к тому же, с его помощью можно легко и быстро изменить внешний вид. Хотя зачем преуспевающему торговцу коврами менять внешность? Судя по одежде, автомобилю, «Роллексу» на запястье и уверенным манерам, дела у него шли в гору. И покатался он по городу, внезапно тормозя на желтый свет или столь же внезапно проскакивая через перекресток, резко сворачивая в улочки и переулки, внимательно поглядывая в зеркало, – исключительно для собственного удовольствия.
В арабских странах пятница и суббота – выходные дни, поэтому машин было мало и улицы хорошо просматривались. Это с наступлением сумерек жители Аммана выйдут из однотипных бетонных коробок песочного цвета и, набившись в «Мазерати», «Порше Кайены», «Ниссаны Патрол» и легковушки попроще, включат на всю громкость динамиков арабскую музыку, и потащатся по пробкам на ужин.
Но до вечера еще далеко. К тому же, в загородной кебабной «Под фиником» никогда не бывает слишком много посетителей. На парковке – не асфальтированной, а просто засыпанной укатанной щебенкой, стояли три огромных джипа с тонированными стеклами – белый, кремовый и черный. Который из них принадлежит Фаруку, Дюпре не знал: тот никогда дважды не пользовался одним автомобилем. Пожалуй, наверняка не кремовый – Фарук не любит этот цвет. К тому же, протекторы его скатов, так же, как и белого, забиты красным песком пустыни. А партнер никогда не выезжает в пустыню без необходимости…
Припарковавшись рядом с черным внедорожником, Клод Дюпре упруго выпрыгнул на щебенку. Его уже встречал мальчик в белом халате и белой шапочке, из-под которой выбивались кудри вьющихся, иссиня-черных волос.
– Вас ждут во дворе, – на чистом английском языке сказал он после приветствия, и показал рукой, предлагая обойти небольшое здание в мавританском стиле.
Дюпре кивнул в ответ.
– Но вначале я хочу помыть руки, – на чистом арабском ответил он и вошел в кебабную. Мальчик двинулся следом.
– Я мог бы принести вам кувшин…
– Не стоит, малыш, – рассеянно бросил гость, на ходу внимательно осматривая почти пустое помещение.
Обстановка была незатейливой: общий зал с квадратными столиками, за одним сидели четыре немолодых бедуина в национальной одежде: белые головные платки в черную и красную клетку с длинными, свисающими до пояса концами; розовые и желтые джалабии – чем-то похожие на широкие рясы, до пят, даже джамбии на поясах в согнутых под прямым углом ножнах… Еще не хватало верблюдов на парковке! Хотя сейчас и жители пустынь предпочитают джипы… А это не кочевники, они ездили проведывать родственников, или часть времени живут в пустыне, но имеют квартиры в городах… И они настоящие бедуины, а не подставные, что сейчас главное…
Клод Дюпре неспешно вымыл руки в умывальнике, за зеленой ширмой в углу; поглазел на отделанные деревом стены, увешанные небольшими картинками мусульманской тематики – аятами Корана, хадисами, словами ученых на фоне различных изображений. В основном это были изображения фантастической, явно не иорданской, природы. В общем – ничего подозрительного, да они и не первый раз здесь встречаются, но сегодня торговцу коврами что-то не понравилось… Дюпре не мог объяснить, что именно, но какое-то недоброе предчувствие не покидало его…
Тошфин Фарук сидел во дворе, под огромной финиковой пальмой, дающей название всему заведению. Хотя глаз на затылке у него не было, он будто увидел партнера: встал, развернулся, учтиво поздоровался, спросил о делах.
– Думаю заняться торговлей французскими курами, – сообщил Дюпре. – Но надо узнать – будет ли это выгодно?
– Сегодня пятница – Джума, – ответил Фарук. – В этот день просьба молящегося непременно исполнится. Прошу присаживаться, я уже сделал заказ…
Он был в европейской одежде: строгий черный костюм из хорошей ткани, белая сорочка, черный галстук и черные, блестящие лаком туфли. Несмотря на теплый день, пиджак был наглухо застегнут. «Слишком официально, – подумал Дюпре. – Как будто пришел с заседания Совета директоров или с похорон…» Хотя нет – то, что обязательно для Европы, вовсе не обязательно на арабском востоке. Здесь другие стандарты…
Кроме них двоих во дворе никого не было: еще пять столиков, под пальмами поменьше, пустовали. Перед Фаруком открывался величавый вид на пустыню, а Клод ощущал только дующий в спину легкий ветерок, пахнущий песком и вековым покоем. Зато он видел открытое окно кухни, два больших вертикальных вертела с нанизанным слоями мясом – такие же, как в любой московской палатке шаурмы. Вытапливающийся жир стекал по мясному конусу вниз, шипел и вспыхивал на раскаленных углях, распространяя вкусные запахи, от которых у торговца коврами заурчало в животе.
– Здравствуйте, мистер Дюпре! – к ним с подносом подошел хозяин – средних лет араб в просторной белой рубахе, таких же брюках, и белой с золотым узором тюбетейке, похожей на поварской колпак. Он принялся выставлять на стол меззе – набор закусок в маленьких порциях с тонкими лепешками: оливки, кусочки подкопченного овечьего сыра, хумус – гороховое пюре с добавлением молотых семян кунжута, тарелку с овощами и зеленью, высокие стаканы с соком… Меззе мог принести и мальчишка-официант, но хозяин вдобавок демонстрировал свое уважение гостям.
– Как ваши дела? Я хочу заказать новый ковер в основной зал…
– Конечно, Ахмед, и я сделаю вам хорошую скидку! – кивнул Дюпре.
Хозяин удалился, и Клод набросился на еду: отрывал кусочек лепешки, поддевал ею хумус, и отправлял в рот, туда же отправлял оливки, сыр и овощи, которые брал тремя пальцами правой руки, как здесь и положено. Его сотрапезник лениво бросил в рот одну маслину и долго ее жевал, что выдавало отсутствие аппетита и некоторую напряженность. Черный костюм и белая рубашка еще больше оттеняли темные круги под глазами, и делали его толще. Сейчас несколько лет разницы между ними были незаметны: два немолодых, грузноватых мужчины с заметной сединой в волосах, только один европеец, а другой – араб. Сокурсники-лингвисты не узнали бы ни одного, ни другого. Время никого не щадит, а нервная работа не сохраняет молодости, хотя может изменять имена и даты рождения…
– Зачем звал, Фарук? – спросил Клод Дюпре. – Есть новая информация?
– Давай будем называть друг друга нашими настоящими именами, Сергей. Помнишь, как тогда, давно?
– Очень давно, – Сергей пожал плечами. Все это было, мягко говоря, странно, и он не мог понять, в чем дело. – Но если хочешь, давай… Тимур… – он с трудом вымолвил настоящее имя агента. – Только что это меняет?
– Ничто не может изменить того, что уже произошло. Просто, мне это приятно, к тому же, здесь никого нет, а те, кто есть, все равно ничего не поймут.
– Пожалуйста, раз тебе это приятно…
– Спасибо, Сергей! Ты как всегда внимателен ко мне. И всегда меня понимал. Я становлюсь сентиментальным… Вспоминается молодость, Москва: широкие улицы, высокие дома, огромные зеленые площади… Юный и наивный Джарах… Я бы хотел, чтобы он слушался меня, но ему вскружила голову суета огромного города, свободные нравы, демонстративная легкость жизни… Этот мальчик стал сниться мне каждую ночь…
Шустрый маленький официант принес шаурму и кебаб из говядины, добавил ослепительную улыбку и опять исчез.
– Извини, Тимур, я проголодался, – невнятно проговорил Сергей, снимая зубами маленькие кусочки мяса прямо с обугленной местами палочки. – Я думал, у тебя что-то срочное…
Тимур покивал головой:
– Что может быть срочного в нашей жизни? Разве что смерть…
– Ты чем-то озабочен? В семье, надеюсь, ничего не произошло?
– Ты бы узнал об этом раньше меня, – печально усмехнулся Тимур. – Нет, с семьей, слава Аллаху, все в порядке. Твои люди охраняют жену и детей круглые сутки, где бы они не находились. А это очень важно при моей профессии – сам знаешь… Спасибо тебе, что устроил Реваза и Ибрагима учиться в Швейцарии! Ты уделяешь им много внимания и осведомлен обо всех их делах. Они тебя очень любят. Я это очень ценю. И жена моя тебя ценит. Куратор, который был до тебя, тоже держался со мной как с другом, а не с предателем, взятым на короткий поводок. Все пять лет он был деликатен и предупредителен. Потом пришел ты, и стал практически родным для моей семьи. Купил нам дом в Испании…
– Мне, конечно, приятно, когда меня хвалят, – перебил Сергей. Он по-прежнему не мог понять, чего хочет Калиф. – Но ты ведь просил о срочной встрече не для того, чтобы перечислить мои заслуги?!
Ахмед принес поднос со свежими кебабами, хумусом и горячими лепешками, поэтому Тимур не ответил. А может быть, у него имелись другие резоны не отвечать. Сергей перестал раздумывать и анализировать, и с аппетитом принялся за кебаб из цыпленка без костей.
– За пятнадцать лет ты привык к нашим обычаям и ловко обходишься без вилки и ложки, – задумчиво сказал Тимур, глядя на жующего сотрапезника. – Ты усвоил, что есть надо только правой рукой, потому что она чище левой, а еду надо брать тремя пальцами…
Сергей молча ел. Он любил восточную кухню, к тому же находился в хорошем настроении: из Центра пришла шифровка о награждении его орденом, на днях должны присвоить следующее звание… А все благодаря Калифу. Поэтому он наслаждался пахнущим дымом цыпленком и благодушно слушал: у агента бывает потребность выговориться, а сделать это он может лишь с одним человеком.
– В разных странах – разные обычаи, – продолжал Тимур. – Но их носители – люди. И за глаз Джараха тогда, в Москве, нужно было отомстить по нашему обычаю. То, что это случилось не у нас дома – роли не играло…
– Я долго не мог понять, как можно вынуть кинжал, если ножны изгибаются под прямым углом, – отвлекся от еды Сергей, желая сменить тему и уйти от печальных воспоминаний. – А потом оказалось, что клинок заканчивается там, где начинается этот изгиб. Но тогда зачем он нужен? Оказывается – обычай!
– Конечно, вряд ли мы тогда сами нашли бы в огромной Москве того, кто это сделал, – Калиф упорно развивал тему и пропустил слова собеседника мимо ушей. – Спасибо, что ты помог нам. Просто удивительно, что в твоем оперотряде была такая подробная картотека. Она, наверное, не уступала картотеке КГБ…
Сергей насторожился – обычная болтовня принимала иной оттенок, разговор приобретал скрытый смысл, разгадка которого прольет свет на странное поведение Калифа. Он положил недоеденную лепешку на тарелку, сделал несколько глотков яблочного сока.
– Благодаря тебе, месть свершилась, спасибо тебе еще раз, это было справедливо…
Калиф тоже допил свой сок.
– Мы все сделали как положено, и не оставили следов… Но меня тут же арестовали. Московская милиция очень хорошо поработала, если сумела найти меня в таком большом городе. И Иван Иванович тоже работал очень грамотно, он даже знал о моей принадлежности к «Великому Джихаду», хотя в те годы даже это название было мало кому известно…
Сергей покосился по сторонам – не слышал ли кто ставшее громким и грозным название организации, бывшей на слуху у всего мира. Но вокруг по-прежнему никого не было, а с кухни доносился мерный стук ножа по разделочной доске. Тимур же, казалось, совсем не боялся быть услышанным и, не обращая внимания на реакцию куратора, которую, наверняка, заметил, продолжал говорить. Впрочем, говорил он не тише, но и не громче, чем обычно.
– Не пойму, к чему ты клонишь? – сказал Сергей. А сам подумал, что если агент раскрывает душу перед куратором, значит, тот сумел стать ему другом. А точнее – сумел заставить его в это поверить.
– Я просто вспоминаю свой жизненный путь.
– Очень хорошо, что у тебя сохранились хорошие впечатления о Москве…
– Хорошие? – Тимур задумался, как бы взвешивая что-то на весах памяти.
– Знаешь, а надо мной ведь очень сильно издевались тогда в тюрьме, – вдруг сказал он. – Сокамерники заставляли сутками стоять посреди камеры, не давая сесть. Они не давали мне пить, говорили: «Пей свою мочу!», и спать тоже не давали. А когда я падал, избивали меня ногами, поднимали, опять били…
– Это ужасно! Впрочем, в тюрьмах всего мира нравы одинаковы…
– Да, наверное… Но потом пришел Иван Иванович. Он душевно говорил со мной один на один, без переводчика, на английском… Говорил, что знает законы шариата и понимает меня, но по советским законам за двойное убийство положен расстрел…
Сергей кивнул:
– Это правда, так и было.
– Конечно, Иван Иванович никогда не врал. Хотя имя, конечно, было у него не настоящим. Как, впрочем, и у нас, и у всех других, кто занимается такой профессией, как я. Или как ты.
Хозяин кебабной принес кофе. Солнце припекало, на лбу у него выступил пот. Но стакан воды к кофе был очень холодный. В нарушение правил кофепития, Сергей Петрович выпил его залпом.
– Больше всего я боялся, что в Организации узнают о моем аресте, – Тимур понизил голос. – Тогда меня ждали бы позор и мучительная смерть, ибо считается, что арестованный всегда поддается вербовке. И надо сказать – это правда. Хотя из этого правила и бывают редкие, очень редкие, исключения. Не уверен, что я бы им стал. Но и в этом случае, меня бы ждал суд и расстрельный приговор! Так что, выбирать было не из чего…
Тимур поднес маленькую чашечку к губам, но, не пригубив, поставил обратно. Чашка Сергея осталась стоять нетронутой.
– И тогда я проявил слабость. Я дал подписку о сотрудничестве. Меня тут же выпустили, снабдив легендой об ошибочном аресте за контрабанду. И Джарах в нее сразу поверил! Он верил каждому моему слову, считал меня своим старшим братом, и очень переживал, когда я пропал. И он переоценил все, что видел вокруг, он посмотрел на приветливую Москву другими глазами. Точнее – единственным оставшимся глазом! И он, наконец, стал меня слушаться, уехал со мной, учился у меня… Он был хорошим учеником и быстро научился всему, что должен знать специалист мирового уровня. Он проводил масштабные акции, при этом всегда уходил сам и уводил своих людей! Его имя стало известным во всем мире, как в наших кругах, так и в полициях Европы и Америки…
Тимур снова взял чашечку, отпил несколько глотков, явно не чувствуя вкуса.
– Я только одного не могу понять: неужели он потом ни о чем не догадался? Когда стал опытным конспиратором и узнал все правила наших игр? Слишком часто отменялись или проваливались операции, которые шли через меня… Только благодаря моему авторитету мне не задавали вопросов и списывали все на случайности… Но Джарах-то помнил мой странный арест и должен был связать одно с другим! И, наверное, связал!
Он хлопнул тяжелой ладонью по столу.
– Но мне ничего не сказал. Просто провел несколько операций в обход меня! Короче, Джарах стал настоящим героем! А я оказался плохим учителем, допустил много ошибок, благодаря которым и стал презренным предателем…
Сергей сделал глоток черной горькой жидкости со специфическим привкусом кардамона. Разговор становился все более мутным, безысходным, втягивался в черный туннель лабиринта, откуда, может быть, не было выхода.
– Мне нельзя было заводить семью, – с горечью произнес Тимур. – Но я ее завел, и стал уязвим: короткий поводок превратился в железную цепь! Семья навечно привязала меня к русским хозяевам.
– Ну что ты, Тимур?! Откуда эти мысли?
– Оттуда, что я не знаю – охраняют ли мою жену и моих детей, или сторожат! И я не знаю, какой приказ у них есть на случай, если я попробую перегрызть цепь или просто поведу себя не так, как надо…
Сергей молчал.
– Я не должен был предавать людей, которые мне доверяли… Но я предал Джараха, и в результате он убит. Он стал шахидом, иншалла! А кто виноват во всем этом? Я сам! Но разве я сам стал на путь предательства? Разве не умело и коварно кто-то поставил меня на эту дорожку? Разве я не попался в коварную ловушку, и не запутался в специально натянутую паутину? И как мне теперь вырваться из этой паутины лжи и предательства?
Тимур смотрел Сергею прямо в глаза. Это был взгляд не давнего студента-лингвиста, но жестокого и беспощадного Калифа, он прожигал насквозь и давал ответ на все вопросы сегодняшнего дня. В памяти появился пустырь между мясокомбинатом и ржавыми гаражами, на котором Иван Иванович втолковывал молодому агенту с обидным прозвищем «Рулет»:
– Мусульманская вера запрещает самоубийство. Лишить себя жизни можно только вместе с врагом, неверным…
Да, все сходится! И мутный разговор действительно завел их в туннель без выхода.
Сергей вытер пот с лица. Стало откровенно жарко. Может быть от солнца, а может, оттого, что должно сейчас произойти. Как Тимуру не жарко в наглухо застегнутом черном костюме? Нет, у него тоже капли стекают со лба на нос и щеки… А пиджак он не расстегивает потому, что под ним что-то скрывается. И Сергей знал – что…
– Успокойся! – он поднял руки в примиряющем жесте. – В том, что случилось с Джарахом, нет ни твоей, ни моей вины. Не мы с тобой выбили ему глаз, из-за которого все и началось. Произошло то, что было угодно Аллаху. Только он может влиять на судьбу, а не ты, или я. Он послал Джараху одни испытания, а тебе другие. Ты и сам знаешь, что должен пройти эти испытания до конца. Нельзя винить себя за то, что обзавелся семьей! Если бы у тебя не было жены, то Аллах не дал бы жизнь твоим детям. Подумай – может, все это было ради их жизней?!
Калиф слушал и улыбался презрительной улыбкой. Потому, что он уже принял решение и ничего не боялся. А от кафира исходил противный запах страха и он пытался спасти свою жалкую жизнь.
– И еще – ты забыл, что сейчас Джума! – торопливо заговорил Сергей. – В Джуму увеличивается не только воздаяние за добрые дела, но и наказание за нечестивые поступки. Совершение грехов в пятницу считается пренебрежением к священному дню, к милости Всевышнего!
Улыбка стала еще презрительней.
– Ты хорошо изучил не только наши обычаи, но и Коран. Изучил, но не понял!
Калиф встал, обошел стол. Сергей поднялся навстречу. Ему показалось, что перед ним прежний Тимур, агент «Руслан», которого он пятнадцать лет держал на коротком поводке и который исправно выполнял его указания. Он даже улыбался – так не может улыбаться человек, который задумал… Тимур распахнул объятия, обнял как брата, так крепко, что Сергей ощутил у него что-то твердое и ребристое под наглухо застегнутым пиджаком.
– Гух! – раздался грохот, пламя взрыва окутало обнявшиеся фигуры.
В следующее мгновение они разлетелись на куски, смешавшись с осколками тарелок и красноватой пылью пустыни. В клубах черного дыма с треском обрушилась огромная финиковая пальма, полетели в разные стороны столы и стулья, вылетели стекла на кухне…
Когда дым рассеялся, сбитый взрывной волной с ног кебабщик поднялся с кафельного пола кухни и выглянул во двор. Первое, что он увидел на подоконнике – оторванную по локоть руку с часами «Роллекс» на запястье.
А в горах как раз цвели сандаловые деревья. Нежные красные и белые цветы, окутанные сладким терпким ароматом, умиротворяющее щебетанье птиц – все это напоминало райские кущи…
Ростов-на-Дону
2015 г.
Читать бесплатно другие книги:
