Зона заражения Афанасьев Александр

© Афанасьев А., 2016

© ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Ближнее Подмосковье

11 мая 2023 года

Ночью стреляли…

Собственно говоря, в этом было мало удивительного и тем более неожиданного для меня: для того, кто отпахал шесть месяцев на охране Нарынского каскада, стрельба что днем, что ночью неудивительна. Так, мелкие неприятности. Жизненный фон – как рябь на экране плохо отрегулированного ноктовизора[1]. Но с другой стороны – здесь не Мавераннахр[2], в конце концов. И здесь все-таки моя недвижимость стоит. За которую кровными заплачено. А пальба ночью на ее стоимость влияет не самым лучшим образом.

Нет, я не жадный, но, в конце концов, деньги есть деньги, так? И приезжая сюда, в Подмосковье, я имею право на отдых, нет?

Судя по звуку, стреляли из чего-то старого. «Калашников», возможно, даже «никонов». То есть не кейсового[3]. «Калашников» можно узнать сразу по характерному размеренному грохоту, «Никонов» узнать сложнее – там первые два выстрела идут в очень быстром темпе, почти как в кейсовом оружии. Но я его все-таки узнал – точно такой же хранился в моем сейфе. И я брал на задания именно его, если условиями контракта оружие и снаряжение не выдавалось на месте.

Выбор между гильзовым и кейсовым оружием не так-то прост, как может показаться. Кейсовое, безусловно, доминирует в пистолетах и компактных пистолетах-пулеметах. Там все просто: из пистолета ты не ведешь огонь в таком темпе, как, к примеру, из автомата или пулемета. Стандартный пистолет «НК47» снаряжается двадцатью кейсами калибра 4,7 или пятнадцатью – десятимиллиметровыми, на твой выбор, и весит при этом в снаряженном состоянии чуть более восьмисот граммов. Пистолет-пулемет «МР7А3» – соответственно, пятьюдесятью или тридцатью такими кейсами. Один кейс весит примерно на сорок процентов меньше, чем патрон того же калибра, соответственно, ты можешь взять больше снаряжения и вести более эффективный огонь. Проще становится и оружие за счет того, что гильзу не нужно выбрасывать. Оно становится еще и надежнее: через окно для экстрагирования гильз в оружие как раз и попадают песок и грязь при стрельбе в затрудненных условиях. Отсутствие необходимости экстрагировать гильзы дает возможность создавать высокотемповое оружие, с темпом стрельбы в 2000–2200 выстрелов в минуту: при таком темпе стрельбы третья пуля покидает канал ствола еще до того, как на стрелка начинает воздействовать отдача. Наверное, именно этим и руководствовался НАТО, принимая на вооружение «М26», первую в мире серийную винтовку под безгильзовый патрон.

Возможно, кому-то это оружие и впрямь впору – например, полиции или телохранителям. Но у нас, наемников, условия эксплуатации оружия несколько иные. Лично у меня в руках ничего не взрывалось, но я отлично помню, как взорвалось у Нэта. Он испытывал «М28», высокоточный полуавтомат. Первым взорвался патрон в патроннике, затем взорвалось и все, что оставалось в магазине. Хорошо, что у «М28» магазин не прямой, как на старых образцах. Иначе осколки пришлись бы как раз по ногам.

Не подходит кейс и для снайперских винтовок. Как объяснил мне Горан, снайпер, с которым мы работали крайние две заброски, для снайперского оружия очень важно точное позиционирование патрона в патроннике. А для этого гильза должна быть металлической, и только металлической. Любое иное решение чревато тем, что при подаче форма кейса будет нарушена и пуля полетит в… даль светлую. И то, что вероятность этого очень невелика, – не важно. Снайперы такие люди, для них не существует никакой другой уверенности, кроме уверенности стопроцентной. Поэтому даже комбинированные заряды со стальной «юбкой» и электронным поджигом вместо обычного капсюля их не устраивают.

Самый проблемный вопрос – по пулеметам. Пулемет сейчас стал основным армейским оружием, они существуют в самых разнообразных вариантах – легкие, средние, тяжелые, штурмовые, станковые. Для пулемета боезапас и способность пулеметчика переносить как можно больший боезапас критически важны, но одновременно пулемет работает наиболее интенсивно, интенсивнее, чем любое пехотное оружие, и взрыв боеприпаса в патроннике там наиболее вероятен. Поэтому именно на пулеметах и происходит основная борьба между старым и новым. Каких только пулеметов сейчас нет и какие только схемы в них не используются. Лентовое питание, магазинное питание, обычные патроны со стальной гильзой, с комбинированной гильзой, с металло-пластиковой гильзой, обычные кейсы, усиленные кейсы со сгорающей гильзой…

Должно быть, я вас утомил. Но это, видимо, профессиональная деформация. Наемник зависит от своего оружия как никто другой. Полагаю, у вас тоже есть оружие, а вот когда вам пришлось использовать его, защищая свою жизнь? Ну, признавайтесь. Полагаю, даже если вы живете в такой помойке, как Большая Москва, – довольно давно. Нам же приходится делать это постоянно. На Дикой территории держи ухо востро.

Меня зовут Владимир, но обычно я откликаюсь на «Влад», так проще. И в жизни, и в бою. Мне тридцать, скоро тридцать один стукнет, но свой день рождения я отмечу точно не здесь. Потому что, несмотря на некоторый избыток предложения на рынке услуг по безопасности, меня с моим «оператор-4» оторвут с руками. Могу даже выбирать.

Иногда меня спрашивают… не жаль ли мне тех, против кого мы деремся. Находятся даже придурки, которые говорят, что, раз у нас так много земли, мы должны пускать беженцев оттуда. Даже Европа их ничему не научила. Отвечу… нет, не жаль. В конце концов никто не заставлял их устраивать бойню на своей земле, никто не заставлял и не заставляет их устанавливать на своей земле средневековые законы. Они злобные дикари. Варвары, стремящиеся опрокинуть наш порядок, наше общество, наш образ жизни. И довольно об этом.

Стрелять уже прекратили, но мне не спалось. В конце концов лежать в кровати мне надоело, я набросил халат, вышел на балкончик. Захватил с собой ноктовизор, осмотрелся по сторонам – чисто. Снег падал и падал, и на белом покрывале черной тропкой отпечатались чьи-то следы.

Москва

12 мая 2023 года

До Москвы из Подмосковья можно было добраться пятью способами: метро, струнником, пригородным экспрессом, на автомобиле и Кольцом. Кольцо – система транспортных вертолетов и самолетов КВП, курсирующих по установленным маршрутам – как такси, но без пробок. Само название – «Кольцо» – пришло из «горячих точек», началось все… с Афганистана, кажется…

Кольцо – самый дорогой способ, но именно его я и выбрал. Смешно… раньше недвижимость моментально поднималась в цене, стоило только дотянуться до тех мест ветке метро. Сейчас московское метро – самое протяженное в мире, но при этом возведение каждой новой станции встречается акциями протеста. Точно так же протестуют против остановок экспресса и маршруток. Потому что за остановкой любого общественного транспорта неизбежно последует нашествие гастарбайтеров, этнической мафии и отморозков всех полов, родов и видов. Лучше уж жить на отшибе и переплачивать за Кольцо, чем слушать балаган и кавказский рэп[4] на своей улице.

До станции Кольца я добрался на местной маршрутке. Местная, которая ходит по окрестностям, но не заходит в Москву, поэтому публика там вполне приличная. На платформе Кольца стоял в основном офисно-торговый люд, от меня они отстранялись. Мне не обидно, нет. Просто смешно. По сути, если бы не мы, то и их бы не было, ведь Аллах запрещает ссудный процент. Они считают нас убийцами и варварами и в то же время ноют, что мы слишком дорого берем за свои услуги по безопасности. Варвары, которые выставляют слишком высокие счета. Не смешно ли?

Подошел шаттл. Я его так называю по старой памяти. Обычный камовский аэровагон. Места тут были не как в десантном шаттле – по бортам, а обычные, как в маршрутке. Так больше пассажиров влезает.

Конечно, индикатор показал перегруз, и начался скандал, кому слезать и дожидаться следующего шаттла. Я в скандале не участвовал, просто сидел и смотрел в окно. Обратиться ко мне не посмели – и того достаточно…

После того как кто-то вышел, полетели. Шаттл летает грузно и тяжело, как гусь, это не вертолет и тем более не самолет. Но сама возможность летать, не завися от пробок – дорогого стоит. Шаттлы ходят над наземными магистралями, и я как раз лицезрел бесконечную полосу машин. Каширка уже стояла…

На саму Пойму меня не пустили, высадили на КП. Территория была огорожена высоченным забором из сетки-рабицы и постоянно патрулировалась – нормальная, в общем, практика. Обычная для любого дорогого района. Автомата при мне не было, с пистолетом внутрь уже пускали, старая визитка при мне сохранилась – поэтому я прошел КП и побрел по обочине к возвышающейся впереди мрачной офисно-складской застройке.

Пока иду – немного о причинах, почему я покинул государственную службу. Не верьте восторженно-патриотичным фильмам – на деле хватает маразма. А наверх выбираются в основном подонки и шаркуны. Война дело поправляет, но ненадолго. Бред… например, мы не имеем права стрелять без команды сверху, даже если стреляют в нас. В поле, конечно, все положили с прибором на команды, но все равно, скверно как-то. Поэтому большая часть из нас после того, как отбарабанили первый контракт, не продляют, а уходят в службы безопасности крупных фирм, таких как «Газпром» или «Роснефть». Там, по крайней мере, есть ограничение глупости и самодурству – деньги. Можно быть каким угодно самодуром, но деньги или есть, или нет, и приказать появиться ты им не можешь. Я же – и не только я – ушел вслед за полковником Слепцовым. Слепцов ушел после того, как начался шум по военным преступлениям. И мы все ушли за ним. Группу, которую мы организовали, назвали просто «Группа Альфа». В честь той самой, знаменитой группы, которая вот уже сорок лет назад брала дворец Амина в Кабуле.

Нет, мы не примазываемся. Просто это ориентир, которого мы стараемся держаться.

Иду. Снег под ногами уже превратился в кашу цвета прелой селедки, если бы не термоноски – давно бы ноги промочил. Вот интересно… а те, кто мечтал о будущем, думали о том, что в будущем кто-то вот так, как я сейчас, будет шлепать по пропитанному водой снегу, моча ноги. Вообще – думали о том, что будет ТАКОЕ будущее?

Наверное, нет. Мы не летаем на другие планеты. Мы не открыли лекарство от рака и даже от СПИДа – не открыли. Мы просто пытаемся сохранить остатки цивилизованности перед лицом накатывающего на нас варварства.

…и будем стоять твердо за народ наш и за города бога нашего.

Дверь открылась, пропустив меня, и я оказался в средоточии высоких технологий. По крайней мере, теперь на смену пожилой тетеньке пришли автоматические шкафчики-хранилища, программируемые на голос и на отпечаток пальца. А пока ваша одежда там, можно включить режим сушки. Хоть что-то хорошее…

Слепцова не было. Меня встретил Харитон, что-то вроде нашего начштаба. В его кабинете на столе лежал осколок от Кассама – он чуть не отрубил ему руку, когда работали в Курдистане. Руку пришлось ампутировать потом, уже в Москве, вместо нее теперь был биомеханический протез. Выглядел он как обычная рука, по функционалу тоже как обычная рука – и Харитон часто подавал гостям именно эту руку, приводя их в смущение и замешательство. Но с друзьями он здоровался левой, здоровой…

– Зачем звал, боярин? – спросил я, рассаживаясь на стуле и дегустируя настоящий кофе. Настоящий кофе сейчас был большой роскошью, чашечка настоящего, не экструзионного кофе[5] могла обойтись как две бутылки водки. Но у нас, наемников, кофе был всегда – это то немногое хорошее, что есть в нашей профессии.

– Да дело есть, – не стал рассусоливать Харитон, – как раз по тебе.

По мне?

– Это как?

– Ты ведь антитеррорист?

– Когда-то был.

– Не важно. Это как на велике… раз научился.

– Ну-ну…

– Я дело говорю!

– Извини, батя… – повинился я.

Харитон и в самом деле был нам батей. Мало осталось таких людей…

– Короче, вытащить кое-кого надо, – сказал он.

– Откуда?

– Оттуда.

Уже круто.

Оттуда означает «из-за периметра». Периметр – установленный наскоро подписанным в Пекине договором водораздел, граница, проходящая через весь континент и разделяющая его на цивилизованный и нецивилизованный мир. Те, кто родился к югу от Периметра, не имеют права находиться без приглашения севернее Периметра, это само по себе уголовное преступление. И разбираются с ним по-разному, в зависимости от степени опасности субъекта, удаленности от границы и что при нем нашли. Могут просто отвезти к границе и дать пинка под зад. Могут увезти в центр дознания. Могут пристрелить на месте.

Проблема в том, что нас слишком мало. А их – слишком много. Едешь по стране – вымершие деревни, а есть и невымершие. И кто в них живет – знает один только шайтан. За городом быть без оружия очень опасно – впрочем, и в городе то же самое. Есть места, где и китайцы не селятся.

– А этот «кто-то» – это кто?

Батя махнул рукой – между нами на виртуальном экране повисла фотография.

– Вот она.

Ого… Все это начинает напоминать фильм про Бонда… хреновина какая-то. Похожа на французскую актрису… не помню, как звать, видел ее в фильме «Похищенная». И какой-то холодок по коже… ощущение неприятностей, причем ни с того ни с сего.

Крайний раз такое ощущение у меня было, когда мы шли на переговоры с ублюдком, известным как «мулла Ракетчик». Это было как раз в Мавераннахре, на Нарынском каскаде. Переговоры проходили на нашей территории, я только обеспечивал… кто ж мог знать, что этому подонку диагностировали неоперабельный рак и он разом решил искупить все грехи, став шахидом на пути Аллаха?

– Кто она?

Харитон вздохнул.

– Марина… Степко.

Твою мать…

– Кто она ему?

– Дочь. Младшая…

Степко. Один из олигархов новой волны, торгует всем и за все. До того как все началось, он начинал в Росвооружении. Потом сориентировался.

Миллиард новыми у него точно есть. А сколько на самом деле – не знает никто. Сейчас это вообще сложно посчитать. Сколько, например, стоит завод? Раньше все просто: сколько на бирже акции стоят – столько он и стоит. А сейчас – хрен поймешь, как считать.

– Как ее угораздило?

– Толком неизвестно. По словам отца, поссорилась с е…ем в Бейруте, пошла на трассу ловить машину. С концами.

– Сколько ей?

– Девятнадцать.

Ну да. Гормоны играют, мозгов нет совсем. Пф-ф-ф-ф… Понять не могу – у кого еще есть желание жить в Бейруте? Что, совсем башки нет? Там хоть и казино есть, но все равно… война рядом идет.

Не, я все понимаю. Девятнадцать лет. Но надо за свои поступки в конце концов отвечать, не? Или папа за все ответит?

– А папа куда смотрел?

– Дочь от первого брака.

Ясно…

– Что на нее есть?

– Да много чего.

Замелькали фотографии, скрины социальных сетей. Ага… на одной она с двумя какими-то татуированными типами изображает секс. В одежде, слава богу. На другой… господи, она еще и коммунистка, похоже. Вот доченька на папину голову.

– Она что, коммунистка?

– Да какая она, на хрен, коммунистка.

– Ну, вон…

– Коммунистка… – Харитон сказал, как выплюнул. – Тебе не понять. Раньше люди настоящие были, а теперь… я такая е…тая, такая е…тая, что круче уже некуда. То ли коммунистка, то ли ваххабитка. Ей один хрен что Ленин, что Аллах…

Ясно… Папа миллиардер, а дочь – то ли коммунистка, то ли ваххабитка, то ли просто конченая б…

– Флешку прислали?

– Да, прислали.

В полном молчании мы просмотрели флешку – казалось, что действие разворачивается в воздухе, черный флаг с Шахадой повис между нами злобным миражом, сатанинской черной тенью безумия. Флешка обычная – сначала парад воинов Аллаха, затем заложница на коленях, затем несколько уродов в масках.

Требования обычные – десять лимонов в золоте. Сброс с транспортного самолета… координаты. Территория бывшей Сирии, ныне там Исламское государство, никем не признанное и злобное, как цепной пес. Гарантий никаких.

Заложница мне показалась спокойной. Даже слишком. И что-то мне не нравилось…

– Почему я?

– Ну, «лимон» на дороге не валяется, верно?

– Против десятки?

– Не наглей.

– Я и не наглею, батя. Просто кипит мой разум возмущенный. Вот эта ссыкуха – ее вечно батя из дерьма вытаскивал и сейчас вытащит, да? Так вот – это дороже «лимона» стоит.

– Давно таким умным стал?

– Давно, батя.

Харитон нехотя кивнул.

– Поговорю. На что претендуешь?

– Три. Расклад – как обычно.

У нас схема такая – есть общий котел. Муслики сдают в общий котел двадцать процентов, мы – пятьдесят. И пятьдесят делим между собой.

– Поговорю. Я тебе на флешку перекинул, изучишь. Подумай, кого к работе привлекать будешь.

– Кто нас будет вести?

– Я.

Неплохо. Одним быть в поле нельзя – кто-то должен быть наводчиком, штабным, решалой. Если будет сам Харитон – очень неплохо.

– По рукам. Еще одно, батя. Попытка не первая? Были еще?

…

– Дата на флешке. Почти месяц прошло.

Харитон кивает.

– Взял Шилд-групп.

– И?

– Молчат. Сам знаешь. Но по моим данным, восемь человек – с концами.

– Давно?

– Не могу сказать. Дней десять точно есть.

Шилд-групп. После того как Америка ушла с Ближнего Востока, осталось немало ветеранов, они быстро сориентировались и поняли, что можно делать то же самое, но за большие деньги и без всякой мутной чуши, такой как ПВБД[6]. А надо сказать, что американцы, если их не хватать за руки и дать как следует озвереть – ребята очень конкретные. Я как-то бывал с дружественным визитом в Мазари-Шарифе, видел, как они духов кончали. Буднично так, духи на земле лежат, чувак с пистолем идет: щелк, щелк, щелк. Особо не слышно, глушак потому что. Мы хоть и сами озверели, но до такого не доходило еще. Хотя, может, и доходило у кого, я не знаю. Амеры нам тогда объяснили, что у афганцев перенаселенность территории и потому для их же блага численность населения надо снизить. Как-то так. Ну… поняли, в общем, не буду заостряться.

Американцы – ребята конкретные, как я уже сказал, с техникой, с методиками. Но есть одно, в чем мы кроем их, как бык овцу. Среди них почти никто не сможет сработать «под араба». Просекут сразу, даже слова сказать не успеют. А вот мы – любой из нас – под араба сработаем запросто. Мы же, когда там, мы живем, как они, бороду отращиваем, жрем то же, что и они, учим язык – мало ли. Вот, похоже, и тут они облажались.

– Установили, у кого она?

– Установили. Собственно, он и не скрывался особо. Шейх Маадиб, из упоротых. Предположительно уроженец бывшего Йемена, одно время тусовался в Пакистане. Потом нарисовался в ИГ.

– Как же ему яйца не поджарили?

– Хрен его знает. Найдешь – спросишь.

Пакистан сейчас был одной большой и качественной помойкой, едва ли не главной свалкой на планете Земля – равно как и большая часть Индии. Двести пятьдесят миллионов населения, нищего, вконец отмороженного, и большую часть территории страны занимают горы, плодородны только несколько долин вдоль рек. Ну и как жить?

– Найду… как с траккингом?

– Обычно. Передаем выкуп, по выкупу отслеживаем точку. Дальше – высаживаемся, побеждаем, улетаем…

– А кто выкуп передает?

– Не твои проблемы.

– Ой ли?

– Короче, – у Харитона падает планка, – берешь или?..

Я пожал плечами.

– Беру. Что не так-то?

– П…шь много.

Харитон с прищуром сморит на меня.

– Скажи, все-таки – на фига так много взял? Не из жадности ведь.

– Да какая тут жадность.

– Тогда что?

– Да просто реально заколебало, что одни в неприятности влазят, а другие – ж… рискуют, вытаскивают. И все за бабло. Вот что думаешь – кто-то из простых в такой замес попал, его бы стали вытаскивать?

– Ну… может, долбанули бы.

– Долбанули бы. Но вытаскивать – на фиг надо. А эта…

– Жизнь как в сказке, – заключил Харитон.

– Во-во. Она самая. Только знаешь, как заканчивается? А в конце дороги той – плаха с топорами…

– Ладно. В ближайшие три дня будь на трубе. Узнаю – отзвоню…

– Хоп? – Я протянул руку в приветствии наемников и корсаров.

– Хоп. – Крепкая, словно деревянная рука приложилась по моей.

Бывшая Сирия

Нусайритские горы

25 мая 2023 года

В десантном шаттле было тесно.

Для гражданских это что-то вроде автобуса, шесть моторов с поворотными винтами, получается что-то вроде дрона, который вам доставляет заказанное по Интернету прямо к дому… вот только в данном случае шаттл везет два десятка десантников со снаряжением. Его отличие от обычного вертолета – или метлы, как мы его зовем, – очень небольшие винты, еще и защищенные, и нет длинной хвостовой балки с винтом. Шаттл может приземлиться на любой улице, на любой крыше здания, на любой вершине горы, даже в ущелье. Если у вас есть шаттлы – вам не надо удерживать аэродромы, для вас любая площадка может стать аэродромом, даже самая небольшая. Вдобавок на армейском шаттле резервирование, и он может лететь при двух полностью остановленных двигателях из шести. При обстреле это важно.

Шаттл был один. По правилам десантных операций полагается двухкратное резервирование, то есть на одного десантника должно быть два места в ЛА[7], на случай если какой-то из ЛА будет сбит или потерпит аварию по любой иной причине. У нас – на двадцать мест было шестнадцать десантников – испытанный отряд, называется «группа», такое деление на группы существует только в спецназе, ни в каком другом роде войск «групп» нет. Получается – четыре свободных места, три, если мы заберем заложницу – а должны забрать. Но для нас важнее еще один шаттл, дожидающийся нас на палубе арендованного судна, чтобы забрать нас, если первый окажется поврежден или сбит. У шаттла, на котором мы летим, не хватит топлива, чтобы барражировать в воздухе все время, пока мы работаем в адресе, поэтому его придется посадить и держать на земле. А это опасно.

Вместе со мной пятнадцать человек. Две группы, прикрытия и штурмовая. Шестеро в прикрытии и две штурмовые пятерки. У прикрытия – «Гусар», два «Манула», тихий «ОРСИС» с цифровой оптикой, два «Арбалета», к «Арбалетам» – по тридцать гранат, в том числе управляемых[8]. Вполне достаточно, чтобы отбить нападение крупного, хорошо оснащенного джамаата. У штурмовых групп первая тройка вооружена по своему усмотрению либо «Каштанами», либо старыми А7,62[9], двойка прикрытия – «Тайфунами». Естественно, у всех термооптика, мы не новобранцы, можем себе такое позволить. Лично я на свое снаряжение штук тридцать уже угрохал, и это при том, что большинство из стрелкового у меня – либо трофейное, либо заныканное после успешных операций. Крайнее из того, что удалось заныкать, – заслуженная, точная DSR-50[10]. Но сейчас она лежит на корабле, она мне здесь не нужна.

По идее я как командир должен оставаться на пункте управления и руководить действиями группы, но я никогда так не делаю. В таком стремном деле, как освобождение заложников, да еще за пределами периметра, надо быть на острие атаки лично, чтобы своими глазами видеть, что происходит, и корректировать действия своих людей. К тому же на кону немалые деньги, а мне бы не хотелось вместо живой и наглой девицы вручать отцу ее хладный труп. Мало ли что может пойти не так… нет, лучше быть здесь, и поэтому я – здесь. Я взял контракт, я его и выполню.

На мне обычное снаряжение… штурмовой комплект пятого класса защиты… должен защитить от «калаша», а вот от чего побольше – уже не защитит. Но и в более серьезной защите по горам не полазаешь. Из оружия у меня короткий «Каштан» – десятка и пистоль. Пистоль обычный «НК-27», кейсовый, с глушителем – это на самый край. Еще у меня есть тактический комп, чтобы работать с БПЛА и с отрядом, но я полагаю, что этого делать не придется. С наведением справится и Степаныч, он сейчас в центре управления за главного – отставной вэдэвэшник, подполковник, не подведет. А командиры тактических единиц знают, что делать, потому что это моя группа, я с ними и тренировался вместе, и контракты отрабатывал. Новеньких только трое, остальные – костяк, старая гвардия.

Адрес, который мы должны отработать, представляет собой густую цепь поселений, расположенных по обе стороны высохшего вади в Нусайритских горах (вади – это долина, по которой в сезон дождей течет река, а в сухой сезон она полностью пересыхает). Склоны здесь достаточно пологие, на них уступами расположены дома аборигенов, богатых людей и боевые башни – сооружения, похожие на кавказские сторожевые башни и доходящие в высоту до четырнадцати метров. Район этот перенаселен, поэтому дома здесь стоят плотной стеной, почти как в Лондоне, чем питаются эти люди… известно чем. Захват заложников, похищение людей здесь доблесть. Джихад – образ жизни. Здесь находится своего рода реактор экстремизма, здесь в горах нашли свое пристанище наиболее непримиримые исламские экстремисты, муллы, амиры и проповедники. Ошметки прошедшей и все еще тлеющей гражданской войны. Молодежи от двадцати до тридцати здесь почти нет, если они не служат в охране местных военных амиров и шейхов – едва повзрослев, они отправляются зарабатывать деньги джихадом. Местные женщины рожают по двенадцать – пятнадцать детей, половина выживает к совершеннолетию и отправляется джиГадить. Годам к тридцати те, кто выжил, возвращаются уже уважаемыми людьми, чаще всего амирами.

– Десять минут, – прозвучало в наушнике.

– Десять минут, проверить снаряжение! – продублировал я.

Опустил забрало, вывел на него картинку с дрона, уже кружащего над селением. Горный склон, рукотворные террасы… все как обычно. Замок Маадиба огорожен забором, и это для нас плюс, а не минус. Мы сможем даже небольшими силами держать периметр, а боевики, подходящие со стороны села, нарвутся на укрепленный периметр, это лучше, чем наскоро оборудованные из нескольких камней огневые точки. Всего в периметре десять строений жилого и хозяйственного назначения, построены они, как обычно здесь и строят – квадратная, без излишеств архитектура. Беспилотник снизился до предела, и теперь дистанционная термокамера хоть и плохо (стены толстые), но показывает нам основные скопления источников тепла в зданиях. Они выглядят не как человеческие силуэты, а как мягкие, светящиеся пятна на темном фоне стен. Источников довольно много – больше, чем мы ожидали. По нашим прикидкам, шейх должен был забрать наиболее боеспособную часть своего воинства с собой. Но может, это просто овцы или козы. Севернее, в Курдистане, есть горные коровы, небольшие и прыгучие. Но тут их нет – корова со здешних склонов никак не прокормится.

– Внимание, картинка!

Картинку я кинул остальным, сам занялся снаряжением.

В общем-то ничего необычного. Смех… но самая серьезная часть проверки снаряжения у нас сейчас – в порядке ли источники питания. Питание нужно прицелу, компьютеру, рации… всему нужно. Автомат взведен и поставлен на предохранитель, раскрепить винт, фиксирующий пистоль в кобуре… все на месте.

– Кочевник, я Гнездо, пять минут. Без минусов.

– Гнездо, понял. Пять минут! Без минусов!

Начинается мандраж. Он всегда есть перед высадкой. Даже несмотря на то что все проверено и перепроверено, операция выверена по спутниковым снимкам, каждый солдат знает свой маневр. А все равно – нервы.

– Две минуты!

– Тройка, на сброс!

По плану операции первой мы должны сбросить группу прикрытия – она должна засесть за валунами на противоположном склоне вади. У них отличный сектор обстрела – как и по дворцу шейха Маадиба, сверху вниз, через ущелье, так и в обе стороны от вади. Затем челнок должен был снизиться и сбросить штурмовые группы. Челнок тихий, пока они поймут, что происходит, будет уже поздно.

На случай больших неприятностей нас прикроют два боевых дрона, следующие за нами. Конечно, это не армейские беспилотные штурмовики, но несколько ракет у них есть. А местные опасаются ракет.

Челнок снижает скорость… благодаря особым винтам и почти бесшумным двигателям слышно лишь негромкое гудение, а позиционируется оно очень четко – сказывается, что начиналось все с дронов для операторов, для съемок с воздуха. Сначала идут на сброс двое, потом – сброс мешков со снаряжением, потом – еще четверо. Так… первая группа есть.

– Гнездо, Кочевник, три на земле.

– Кочевник, подтверждаю, по фронту чисто, минусов нет. Одна минута.

– Понял. Одна минута! Оружие к бою!

Шаттл пересекает вади… это совсем не такое ощущение, как на вертолете, летишь как будто на ковре самолете, даже не летишь, а… перемещается в пространстве…

– Кочевник три – Главному, есть цели.

– Кочевник три, я Главный, огонь по усмотрению!

За снайперов я спокоен. Отработают чисто… не первый день замужем. Снайперы – чуть ли не самое важное звено в любой группе. Если рядового стрелка можно относительно быстро «вкатать», то группе снайперов, чтобы скататься и чтобы им доверяли, нужны годы.

– Минус три. В зоне посадки чисто.

Шаттл зависает. Мы выходим через люк ближе к кабине и через откидную аппарель в хвосте. Высаживаемся, побеждаем, улетаем!

Я выхожу вторым через аппарель – тут невысоко, две минуты, и ты на земле. Высаживаемся удачно – тут стенка, она тут для того, чтобы при дождях землю не свозило вниз, своего рода барьер от оползней. За ней мы и скопились, укрывшись. Удивительно, но высадка прошла тихо, хотя мы ожидали сопротивления. Видимо, все упоротые, а дежурных чисто сняли снайперы.

Я показал на пальцах расклад. Первую группу веду лично, она атакует основное здание – вряд ли заложница находится где-то еще. Вторая группа начинает зачистку здания, которое мы определили как казарму и где наиболее массовые засветки, пулеметчик и снайпер с бесшумным автоматом остаются за этой стенкой и работают по всем проявившимся целям. Их задача – удерживать двор, он жизненно важен для эвакуации. Дальние снайперы могут не справиться.

Пошли!

В штурмовой команде я иду третьим, первым идет Гаврила, у него легкий штурмовой щит из баллистического пластика, вторым чуть правее – пулеметчик. Идти вверх тяжело, дышишь как загнанная лошадь, не хватает воздуха – горы. Ноги оскальзываются на камнях, положенных тут пару сотен лет назад. Мы уже почти в адрес вошли, а по нам не сделано ни единого выстрела. А это значит, что неприятности еще впереди. Я человек суеверный.

Пока есть возможность, включаю картинку с беспилотника. Все то же самое, никаких открытых засветок не видно, похоже, местные не проснулись, не услышали высадки. Без минусов идем… странно. На чем же тогда обломались Шилды?

Основной вход. Он вряд ли заминирован – жилое помещение все-таки. Группа перестраивается, я показываю – открывать тихо. Руки в поту, все тело в холодном поту – здесь, на высоте, удивительно холодно. Если днем здесь бывает до плюс пятидесяти, то ночью до плюс десяти опускается. Тут даже камни не выдерживают, крошатся…

Инженер – мы пользуемся бывшей натовской классификацией бойцов – показывает – открыто.

Заходим…

Дворец – гибрид местного и европейского стиля, он построен по местным технологиям, но с европейским размахом.

Все разом включаем термооптический режим. Ничего… черт, чисто. Мы в каком-то большом помещении с мебелью, обставленном очень даже неплохо.

Помещение большое, лестница идет наверх.

– Чистим, – шепотом отдаю приказ я.

На втором этаже, едва только поднявшись, Гаврила наталкивается на стул с сидящим на нем боевиком племенного ополчения. Боевик доволен собой, он развалился и спит на посту, старый, но смертоносный «калашников» прислонен к стулу. Получив две пули в башку, боевик прямиком отправляется к гуриям.

Коридор. Комнаты.

Смысла заходить в каждую у нас нет – у нас есть харт-детектор. Это такая штука, размером с полблока сигарет, в отличие от обычной термооптики она способна видеть через стены, показывая, есть в помещении бьющиеся сердца или нет. Эту штуку разработали в свое время, чтобы отыскивать остающихся под завалами людей, но и спецназовцам она очень понравилась. Харт-детектор несет инженер, он встает напротив двери, включает его, направленным лучом прощупывает комнату и качает головой.

Нет. Нет. Нет…

Есть!

Гаврила блокирует коридор, я перемещаюсь и прикрываю с тыла, двое тихо пробуют дверь, затем входят. Через пару секунд – быстрые хлопки.

– Чисто.

Идем далее. Этот дом по-видимому, хозяйский, тут внутри чисто, не воняет и есть какая-никакая обстановка. Лестница наверх – в самом конце коридора, и для ее основы используется горный склон, на него ступеньки положил – и готово. Гаврила со щитом на лестнице бесполезен. Поэтому он делает шаг назад, а инженер под прикрытием Гаврилы ловко бросает наверх шарик дрона. Маленький такой шарик с камерой, он может катиться и показывать, что есть впереди. Он очень простой, дешевый, на этой модели нет даже ночного видения, но автообработки изображения на дисплее инженера достаточно, чтобы понять, есть там кто или нет.

– Чисто!

Перестраиваемся. Я поднимаюсь первым и занимаю блокирующую позицию. Следом поднимаются остальные.

Мы не рискуем, нет. Это просто работа. Если не вставать у нас на пути, мы сделаем, что запланировали, и уйдем. Лишняя кровь нам тоже не нужна.

– Кочевник три – Главному.

– На приеме.

– Движуха справа. На выходе из ущелья.

– Что там?

– Свет фар. Одна-две машины. Идут с затемнением.

Это значит светофильтры. Местные тоже хлебнули лиха и кое-чему научились, теперь тачки, на которых по местным горам катаются упоротые, помимо обычных фар, имеют еще и такие, какие работают в инфракрасном, не видимом невооруженным глазом режиме. Но нам это видно. Нам все видно.

– Понял. Ныкайся, пока можешь. Дальше работай без доклада.

– Понял.