Возвращение примитива. Антииндустриальная революция Рэнд Айн

Теперь он готов открыть для себя, что ему больше не надо надеяться на непредсказуемое одобрение той неясной, всесильной власти, которую он чувствует повсюду вокруг и которая на самом деле называется волей толпы. Он узнает, что можно манипулировать этой властью. Он видит, что некоторые дети могут навязывать свои желания группе, но при этом никогда не говорят об этом прямо. Он видит, что изменчивая воля толпы на самом деле не так непредсказуема и таинственна, какой казалась вначале, что ею движет молчаливое противостояние воли тех, кто борется за место лидера.

Как сражаться в этой битве? Ребенок не может сказать – для этого требуются концептуальные знания, – но он учится на практике: лестью, угрозами, обманом, унижением, предательством членов группы. Какую тактику следует использовать, в какой момент и для кого? Он не может сказать – все это проделывается «инстинктивно» (то есть с помощью не имеющих названия, но автоматизированных связей, закрепляющихся в его мозге). Что он получает в результате борьбы? Он не может сказать. Он уже давно забыл, зачем ввязался во все это – хотел ли он получить что-то особенное, или же ради мести, или от разочарования либо бесцельности существования. Он смутно ощущает, что ему просто нечего больше делать.

Теперь его собственные чувства меняются непредсказуемо, переходя от приступов желания доминировать к периодам пассивного безразличия, которое он может выразить только словами: «А зачем мне все это?» Он не видит противоречия между своим циничным маневрированием и неизменным страхом перед группой: первое мотивировано вторым и подкрепляет его. Воля толпы вбирается ребенком: его необъяснимые эмоции становятся доказательством ее всесилия.

Теперь он имеет дело с метафизической проблемой. Его подсознание запрограммировано, основы определены. Благодаря установленным в его мозге невербальным связям безликая, неясная форма группы теперь стоит между ним и реальностью, где воля группы – главная сила. Он «приспособился».

Сознательно ли он делает это? Нет: им полностью управляет подсознание. Обдуманно ли это решение? Нет: он не открыл для себя процесс обдумывания. Чтобы научиться думать, ребенку нужно личное время и пространство. В детском саду у него меньше личного времени и пространства, чем у узника концентрационного лагеря. Он не может остаться один даже для того, чтобы сходить в туалет, не говоря уже о такой асоциальной деятельности, как формирование идей.

У него нет никакого стимула, никакого мотива для развития интеллекта. Насколько может быть важна для него реальность, если его судьба зависит от группы? Насколько может быть важно мышление, когда все внимание и энергия направлены только на то, чтобы распознавать эмоциональные вибрации группы? Для него реальность больше не является восхитительно манящей, а становится темной, непонятной угрозой, пробуждающей чувства, которых не было у него в самом начале: чувство не невежества, а неудачи, не беспомощности, а бессилия – чувство ущербности своего рассудка. Только в группе он чувствует себя как дома; ему необходима ее защита и поддержка; искусство манипулирования людьми – единственное умение, которым он овладел.

Но покорность и жестокость – две стороны одной медали. Основная его эмоция – жестокость ко всем людям; это контекст понятия «человек», ставший для него автоматическим. Каждый незнакомец, встречающийся ему, представляет потенциальную угрозу как член того таинственного клана «других», которые управляют им, враг, бдительность которого нужно усыпить, а затем – предать его.

Что происходит с умом ребенка? Все предпосылки для его развития подавляются; все основы, поддерживающие его разум, разрушаются: у него нет чувства уверенности в себе, нет идеи себя, нет понятия морали и понятия протяженности времени, нет способности прогнозировать будущее и улавливать, интегрировать или применять абстрактные понятия, нет четкого разделения между существованием и сознанием, нет ценностей, так как механизм подавления парализовал в нем функцию вынесения суждений.

В возрасте пяти с половиной лет ребенок готов к выходу в большой мир: бессильное существо, неспособное думать, неспособное к столкновению с реальностью и взаимодействию с ней, создание, в котором сплавлены хрупкость и страх, которое может повторять заученные уроки, но не может понять их, создание, лишенное средств для выживания, обреченное, хромая, спотыкаясь или ползком, продвигаться по жизни в поисках безымянного лекарства от хронической, безымянной, невыносимой боли.

Теперь сосуд можно разбить: монстр готов. Компрачикос разума совершили свою главную операцию и искалечили связи в его мозге. Но их работа еще не окончена; она лишь начинается.