Страж могил Кликин Михаил

9

Когда-то давным-давно, разговаривая с Гизом, Страж Могил сказал:

– Чтобы преодолеть страх, нужно понять, чего ты боишься и почему. Когда ты с этим разберешься, то неожиданно для себя выяснишь, что бояться тебе нечего. Если же ты не можешь понять, что именно тебя пугает, попробуй привыкнуть к своему страху. И когда твой страх станет привычкой, ты перестанешь его замечать…

Страж Могил всегда говорил умные вещи. Но в том разговоре он, кажется, ошибся.

Гиз боялся мертвяков. Вот уже много лет, почти всю свою жизнь. За это время страх стал частью его натуры.

Долгие годы Гиз ждал, что наступит момент, когда он перестанет замечать свой страх.

Годы прошли, а момент так и не наступил…

– Нет ничего страшнее самого страха, – добавил тогда Страж Могил. – Если ты справишься с ним, то больше ничто и никогда не сможет тебя напугать.

Гизу всегда казалось, что в этом утверждении есть что-то неправильное. Но все же он верил Стражу.

Много лет Гиз пытался одолеть свой страх. Он уничтожал мертвяков везде, где только мог. Он приходил на помощь всем, кто его звал – кому-то он помогал бесплатно, с кого-то брал немного денег, кого-то разорял начисто.

Люди давно прозвали Гиза Бесстрашным. Но сам он только посмеивался над глупостью этого прозвища.

Страх вел Бесстрашного Гиза по жизни.

Это страх сделал его героем…

10

Исчерканная углем дверь открылась легко и бесшумно, словно петли ее совсем недавно кто-то смазывал.

Гиз медленно вытащил клинок из ножен и боком шагнул во мрак. Следом за ним, занеся неуклюжую дубинку над головой, переступил порог и Эрл. Не пройдя и двух метров, напарники остановились.

Стылый, пахнущий сыростью и гнилью сквозняк тихо притворил за ними дверь.

Скрипнули, будто вздохнули, половицы – это Гиз перенес тяжесть тела на правую, выставленную вперед ногу.

Просторная комната было совершенно пуста. Проникающий сквозь заколоченные окна свет безжалостно полосовал тьму, но справиться с ней не мог. Тонкие лучи, казалось, лишь сгущали мрак.

– Ничего странного не замечаешь? – негромко спросил Гиз.

– Здесь пусто, – попытался угадать Эрл, хотя ему совсем не хотелось тревожить голосом вязкую, словно трясина, тишину.

– Здесь чисто, – поправил Гиз. – Здесь все выметено и вымыто.

– И что это значит?

– Пока не знаю.

Держась рядом, они обошли помещение по кругу, осмотрели темные углы. Нашли заколоченный лаз в подполье, остановились рядом. Гиз, отложив меч, присел, внимательно изучил шляпки гвоздей, провел по ним пальцами.

– Пусто… Может пойдем отсюда? – Эрл, видя, что ничего страшного не происходит, чуть расхрабрился. Он забыл про дубинку, про свои страхи; мысленно он уже беседовал со своими соседями, рассказывал им о походе в заброшенный дом.

– Тихо! – вдруг вскинул руку Гиз. – Слушай!

И Эрл застыл. Сердце его обмерло, провалилось к самому желудку, потом подпрыгнуло и бешено заколотилось, разгоняя обжигающе горячую кровь. Испарина крохотными бусинками выступила на лбу, язык онемел, в глазах помутилось.

Эрл услышал голоса, идущие с неба. Зловещий невнятный шепот…

Медленно, осторожно поднялся на ноги Гиз. Посмотрел на потолок, хмурясь. Шагнул чуть в сторону, прислушиваясь к едва слышным голосам. Снова искоса глянул вверх. Приподнялся на мысках.

Эрл был готов упасть в обморок.

Гиз посмотрел на перепуганного спутника, усмехнулся, и неожиданно ударил мечом в потолок, заорал во весь голос:

– А ну, слезайте! Хватит прятаться! Быстро! Кубарем оттуда! А то мертвяка натравлю!

На чердаке раздался пронзительный визг, что-то застучало, заскрежетало, вниз посыпались опилки и сенная труха.

Эрл пошатнулся, глаза его закатились, дубинка выпала из разжавшейся руки. Какое-то мгновение он еще стоял, раскачиваясь, но потом ноги его подогнулись, и он бесформенным кулем рухнул на пол.

11

Еще на дороге Гиз почувствовал, что за ними следят. Тогда он не придал этому значения, решив, что это потерявшая мужа Дила смотрит на них из окон своего дома. Но когда они приблизились к заброшенной избе бортника, утонувшей в высокой крапиве и разросшемся малиннике, Гиз понял, что наблюдает за ними кто-то другой.

Наблюдает отсюда – из старого дома.

Если бы не чувство слежки, Гиз, наверное, не разглядел бы едва заметную тропинку, протоптанную легкими – то ли детскими, то ли женскими ногами. Но он знал, что тропа должна быть. И потому обнаружил ее…

Когда они вошли в дом, чувство слежки пропало. Вернее, оно изменилось, стало менее выраженным. Словно те, кто таился в доме, следили за незваными гостями, не глядя на них. Прислушиваясь, поджидая…

Тем не менее, опасности Гиз не чувствовал.

Но он был настороже. Мертвяки, а особенно их хозяева некроманты, умели обманывать чувства людей.

Гиз не забывал о крысах. Слишком уж много их было. Дохлых. Высохших. Это могло ничего не значить. Но с той же вероятностью могло указывать на то, что мертвяк где-то рядом…

Исчерканная углем дверь напомнила Гизу детство. Когда-то они – Огерт, Гиз и Нелти – так же разрисовывали двери и стены своих домов. Приговаривали что-то… Что?.. Теперь уж и не упомнишь…

«…Черный круг – ты нам друг,

Защити всех вокруг!

Черный глаз – скрой всех нас,

Отведи зло от нас…»

И ведь по-настоящему верили, что так можно защититься от зла.

Дети!..

Детей за дверью не было. Там были мрак и запах разложения. Поэтому Гиз вытащил меч. И снова почувствовал чужой взгляд – словно муха села на переносицу.

Он прошелся по комнате, пытаясь понять, откуда на него смотрят. И только услышав тихие голоса, сообразил – дети прятались на чердаке. Должно быть, они лежали на животах, тая дыхание, глядели вниз сквозь потолочные щели, страшно довольные своей невидимостью. А потом что-то случилось – может кто-то кого-то неловко задел, или увидел жирного паука, ползущего по стропилам, испугался. А может быть просто кто-то из них не сдержался, захотел поделиться переполняющими его чувствами, зашептал, а на него цыкнули, он, обидевшись, ответил…

Гиз ударил мечом в потолок, рявкнул:

– А ну слезайте!..

И они, поняв, что обнаружены, взвизгнули, бросились врассыпную. Но куда убежишь, если выход один? И они послушались. Чуть приподнялась потолочная доска, отошла в сторону. Упала, размотавшись, толстая веревка с палками-перекладинами, вкривь-вкось торчащими из узлов, – неказистое подобие веревочной лестницы.

– А нам ничего не будет? – спросил звонкий ребяческий голос.

– Ничего, – пообещал Гиз. И, чтобы подбодрить малышей, подмигнул им и произнес вспомнившийся наговор: – Черный круг, ты нам друг…

– Мы сейчас… – мелькнуло в тени светлое личико. – Только вы маме не говорите, что мы здесь играли…

– Не буду, – сказал Гиз, убирая ненужный меч.

12

Их было трое, два мальчика и одна девочка. Немного смущаясь, они назвали свои имена, но Гиз их не запомнил. Да и не старался.

– И давно вы здесь играете? – строго спросил он.

– Давно! – ответил курносый худощавый мальчик, старший в компании.

– А не боитесь?

– Нет, – мальчонка, похоже, был заводилой. – Мы рядом живем.

– Дила – ваша мама?

– Да. А вы охотник?

– Охотник, правильно. А ты откуда знаешь?

– Мама сказала. Она рассказывала, что вы придете, чтобы убить мертвяка.

– Что еще мама говорила?

– Она сказала, что сюда нельзя ходить.

– И объяснила почему?

– Маленьким сюда нельзя! Но мы уже не маленькие.

– Понятно… – не стал спорить Гиз. – А где ваш папа?

– Он ушел в лес, – ответил старший.

– Мама говорит, что он заблудился, – добавила девочка.

Малыш, которому наверное, не было еще и шести лет, горестно хлюпнул носом. Большие глаза его вмиг наполнились слезами. Девочка, заметив, что братишка вот-вот разрыдается, обняла его, прижала к себе, шепнула на ухо что-то утешительное. Сказала, обращаясь к Гизу, словно извиняясь:

– Он еще маленький. Поэтому часто плачет.

– Маленьким можно, – кивнул Гиз. – Скажите, а вы здесь никого чужого не видели?

– Видели, – сказала девочка, осеклась и посмотрела на старшего брата.

– Видели, – подтвердил тот, чуть помедлив.

– Кого? – спросил Гиз.

– Дядьку.

– Какого?

– Большого. Бородатого.

– И что он здесь делал?

– Сначала ел. А потом заснул.

– Когда вы его видели?

– Давно, – сказала девочка.

– Вчера, – сказал ее старший брат.

– И куда он делся?

– Мы не знаем. Сегодня его здесь не было.

– И часто сюда приходят дядьки? – поинтересовался Гиз.

– Часто, – сказала девочка.

– Иногда, – ответил ее брат.

– Этот дядька… Он был страшный? Он вас напугал?

– Нет… – Девочка задумалась. – Когда он спал, я хотела подергать его за бороду.

– Понятно, – пробормотал Гиз, посмотрев на бесчувственного Эрла. – Обычный бродяга, у которого нет денег, чтобы заплатить за ночлег… Вот что, ребята, – повернулся он к детям, – нечего вам здесь делать, бегите-ка домой. Маме вашей я ничего не скажу, а вы пообещайте мне, что больше сюда не прийдете.

– Обещаем, – неуверенно сказала девочка.

– Обещаем, – бойко ответил ее старший брат. А младший, размазав слезы по щекам, молча кивнул.

– Вот и хорошо, – сказал Гиз, не сомневаясь в том, что подобные обещания дети давали уже не раз. – Не то что бы я вам не верю, но все же, давайте-ка я вас провожу. На всякий случай… – Он подошел к Эрлу, потряс его за плечо: – Эй, друг! Вставай! Слышишь меня? Все уже кончилось, мы, как всегда, победили! Теперь пора уходить!..

Эрл тихо застонал и открыл глаза.

13

Они впятером покинули заброшенный дом. Продравшись через крапиву и малинник, перебравшись через жерди старой изгороди, вышли на дорогу.

– Ну, до свидания, – сказал Гиз детям. – Сегодня вечером я к вам загляну. Ждите.

– Вы не скажете маме, что мы играли в доме? – в который уже раз спросил курносый паренек.

– Не скажу. Даю слово!

– А еще мама не велела с вами разговаривать, – поделилась девочка.

– Это еще почему? – спросил Гиз.

– Она сказала, что вы почти как мертвяк.

Гиз хмыкнул, усмехнулся криво, почесал в затылке. Пробормотал:

– А у вас умная мама… Все верно сказала…

14

Селяне были здорово напуганы.

Обычный путник, проходя через деревню, наверное, ничего особенного не заметил бы. Крестьяне, как всегда, занимались своими делами. А дел у них хватало: середина лета – пора сенокоса. С самого раннего утра, пока солнце еще не поднялось высоко, не высушило росу, пока не очнулись мухи и оводы, пока воздух свеж, они с косами на плечах, с рогатинами и граблями шли на луга – словно бойцы, собирающиеся на бой.

Косьбу заканчивали к полудню, возвращались домой, обедали. Потом снова уходили работать – надо было шевелить подсыхающую траву, уже готовое сено сгребать в копны, везти на сеновал. То, что не поместится под кровлей – валить в скирды…

Крестьяне торопились – их подгонял страх. Гиз чувствовал это.

К вечеру деревня словно вымирала. Плотно затворялись ставни, с недавнего времени обитые жестью. Закрывались массивные ворота дворов, подпирались тяжелым бревнами. Гремели засовы, лязгали цепи, стучали накидные крючки и щеколды. К окнам, к дверям пододвигалась мебель. Даже печные трубы перекрывались чугунными заслонками.

Селяне словно готовились к осаде.

Мало кто отваживался выйти на улицу в сумерки. И никто носа не высовывал из дому ночью.

В ночной тьме по затихшей деревне бродил мертвяк…

15

Перекусив в заведении Эрла, оставив хозяина отдыхать после перенесенного потрясения, Гиз отправился к деревенскому кузнецу. Тот жил рядом с постоялым двором, и соседство это было удобно как ему самому, так и постояльцам Эрла. Лишь сами селяне не слишком были рады тому, что шумная и дымная кузница располагается почти в самом центре деревни.

Кузнец был дома. Увидев гостя в окно, он вышел на крыльцо своей небольшой избенки, уважительно поздоровался, пригласил внутрь, усадил за стол, велел жене принести самогонки и чего-нибудь съестного. Поинтересовался:

– По делу или так?

– По делу, – ответил Гиз. – Время подходит.

– Это хорошо…

Молчаливая неулыбчивая хозяйка принесла узкогорлый кувшин с вонючим самогоном, плоскую тарелку с лепешками и тонкими кусочками кровяной колбасы, поставила перед гостем.

– Все сделал, что я просил? – Гиз разломил лепешку. Есть он не хотел, но обижать хозяев было нельзя.

Кузнец кивнул:

– Исполнил лучшим образом.

– Проволока надежная?

– Я из такой кольчужные кольца делаю.

– Крючья с зазубринами?

– И отточены так, что сами цепляются.

– Бубенцы?

– Подобрал самые звонкие.

– Что ж… Спасибо за работу.

– Может еще что потребуется? – Кузнец разлил самогон по жестяным кружкам. Ту, что была поновей и почище, подвинул к гостю.

– Потребуется, – сказал Гиз.

– Говори, что надо.

– Люди будут нужны. Завтра утром, на рассвете, приходи к дому Дилы.

Кузнец ответил не сразу. Сперва заглянул в свою кружку, призадумался.

– Ну так что, придешь? – спросил Гиз.

– А кто еще будет?

– Я буду. Эрл будет. Все будут, кого собрать сумеете.

Кузнец покачал головой:

– Сомневаюсь я, что пойдут люди. Страшное это дело, на мертвяка охотиться. Не крестьянское.

– Ну, думай, – сказал Гиз, отодвинув кружку с самогоном. – Время пока есть – день сегодняшний, вечер. И ночь. А утром приходи.

Кузнец промолчал, только пожал широкими плечами.

– Ладно, пойдем, – поднялся Гиз. – Покажешь мне свою работу.

16

В кузне пахло дымом и окалиной. Закопченные стены были увешаны инструментом, на земляном полу валялись ржавые куски железа, в углу стоял большой чан с водой. От не успевшего еще остыть горна веяло сухим жаром.

– Вот, – кузнец протянул Гизу холщовую сумку. – Здесь все, что ты просил. Крючки я воткнул в деревяшки, чтоб не цеплялись. Все аккуратно смотал, уложил – разберешься.

– Сколько я тебе должен? – спросил Гиз.

– Мелочь! – отмахнулся кузнец. – Просто избавь нас от мертвяка.

17

Распрощавшись с кузнецом, Гиз направился к старой Исте за вторым своим заказом.

Старуха жила одна в крохотной, вросшей в землю избенке, крытой дерном. Крестьяне ее уважали, но все же старались держаться подальше – они считали, что старая Иста ведьма, и не решались беспокоить ее по пустякам. К старухе обращались лишь в крайних случаях – если кто-то заболевал, или дохла скотина, или засуха грозила сгубить весь урожай. Мудрая старая женщина помогала, чем могла, но денег никогда не брала. Все свободное время она занималась рукоделием: вязала, вышивала, ткала. В деревне считали, что ведьмины поделки обладают волшебной силой. Потому в каждой семье было что-то, созданное ее руками, – вышитое полотенце ли, плетеная из бересты солонка, деревянное ожерелье, тряпичная кукла.

Свой дом старая Иста никогда не запирала. Даже появление мертвяка не изменило ее привычки – как и прежде, дверь ее избы была открыта для всех…

– Здравствуй, бабушка, – сказал Гиз, переступив порог.

– А, пришел… – Иста улыбнулась, показав голые десны. – Жду. С самого утра все жду и жду…

– Значит, сделала, что я просил?

– Конечно, сделала. Работа простая, не трудная. Мне, старой, все равно заняться нечем, а когда дело есть, когда руки заняты, жить не так скучно…

– Хорошо, бабушка, – Гиз понимал, что дай ведьме волю, она проговорит до самой ночи. – Где всё?

– Да вон узелок возле окна лежит, возьми. Я уж вставать не буду, кости болят, спина совсем не гнется…

– Конечно, сиди, бабушка. Спасибо тебе. Сколько за работу отдать?

– Да что ты! Какая тут работа? Смех один! Убери, убери кошель-то! Деньги мне не нужны. Ты вон лучше пособи, окошко протри от пыли, а то совсем стало мутное, ничегошеньки не видать, что там на улице делается… Вот спасибо тебе, красивый… А денег не нужно… Приходили ко мне люди, очень просили тебе помочь, если надо будет. Вот я и помогла… И тебе, и людям… Оно ведь так правильно – помогать всегда надо. А что это за помощь, если за деньги?..

Гиз еще раз поблагодарил старую Исту и поспешил покинуть ее дом. Слишком уж низкие здесь были потолки, они давили сверху, заставляли втягивать голову, и запах стоял кислый, тяжелый, неприятный – запах старости.

Гиз не очень-то надеялся на память ведьмы и потому, оказавшись на улице, развязал полученный от нее узел. Хмыкнул удовлетворенно.

Иста все сделала, как надо.

В холщовую тряпицу были завернуты несколько маленьких берестяных коробочек с семенами гречихи и проса.

Теперь у охотника было все необходимое для охоты.

18

Солнце стояло еще высоко, поэтому Гиз не спешил.

Бросив вещи в своей комнате, перекинувшись парой слов с Эрлом, он решил прогуляться.

В деревне охотника уже знали. Крестьяне издалека кивали ему, здороваясь, но лишь немногие осмеливались подойти ближе, чтобы пожать руку. Некоторых из них Гиз узнавал: толстый Минс – шумный весельчак, жизнелюб и балагур; плотник Гетор с топором за поясом; кривоногий немногословный Кир; угрюмый Эст – крепкий сильный мужик, но забитый женой.

– Завтра утром, – говорил им всем Гиз. – На рассвете, когда появится солнце, приходите к дому Дилы. Передайте всем…

Охотник видел, что крестьяне боятся. Он знал, что прийдут немногие – хорошо, если десяток человек соберется. Кого-то не отпустит жена, у кого-то обнаружатся неотложные дела, кто-то почувствует недомогание…