Заговор «Аквитания» Ладлэм Роберт
– Я приближаюсь к среднему возрасту, по крайней мере, до него недалеко, я не связан матримониальными узами и вовсе не обязан нести на своих плечах груз верности.
– Так вы пытаетесь избежать встречи с женщиной?
– К счастью для фирмы, не с мужчиной.
– Господи! Я так давно вышел из этого среднего возраста, что забыл и думать о подобных вещах. Извините, молодой человек.
– Не такой уж и молодой, Ларри.
– Значит, мы тут пошли по ложному следу. Непременно позвоните Рене и все ему объясните. Вы и не представляете, какой камень вы сняли с моей души!
– А теперь расскажите об Анштетте. Собственно, ради него я и позвонил вам.
– Конечно. – Тальбот понизил голос. – Жуткая вещь, настоящая трагедия. А что пишут об этом там, у вас? Такого вопроса Конверс не ожидал.
– Очень мало, – ответил он, лихорадочно припоминая рассказ Фитцпатрика. – Сообщается только, что его застрелили и что из его квартиры ничего не пропало.
– Все верно. Естественно, мы с Натаном сразу подумали о вас, не грозит ли вам чем-нибудь эта история. Но тут, оказывается, совсем другое. Мафия в самом чистом виде. Вы же знаете, как строг был Анштетт к этим типам, не забывая при этом объявить их адвокатам, что они позорят свою профессию.
– И уже получены доказательства, что убийство – дело рук мафии?
– За доказательствами дело не станет. Меня заверил в этом комиссар О’Нейл. Личность преступника установлена. Им оказался один из профессиональных убийц, работающих на семью Дельвеккио. Месяц назад Анштетт отправил за решетку старшего сынка Дельвеккио. Влепил ему двенадцать лет без права апелляции.
– И уже точно установлено, кто убийца?
– Осталось только взять его.
– Каким же образом удалось так быстро распутать дело? – недоуменно спросил Джоэл.
– Совершенно обычным, – ответил Тальбот. – Нашелся доносчик, который надеется выторговать этим для себя поблажку. А поскольку все делается быстро и без огласки, то можно рассчитывать на скорое завершение дела, да и баллистическая экспертиза должна помочь следствию.
– Быстро и без огласки?
– Осведомитель позвонил в полицию ранним утром. Тут же была выделена специальная группа для захвата преступника. Полагают, что пистолет, бывший орудием преступления, все еще при нем. У него дом в Сайосете, и его возьмут там с минуты на минуту.
“Что– то здесь не так”, -подумал Конверс. И вдруг его осенило:
– Ларри, если дело не получило огласки, то откуда вам все это известно?
– Я ждал этого вопроса, – сказал, запинаясь, Тальбот. – Впрочем, какой смысл молчать, если завтра наверняка все будет в газетах? Меня ввел в курс дела Пол О’Нейл, очень любезно с его стороны, потому что я ужасно нервничал.
– Почему?
– Если не считать убийцу, я был последним, кто видел Анштетта живым.
– Вы?!
– Да, я. После второго звонка Рене я решил обратиться к судье, естественно посоветовавшись предварительно с Натаном. Я долго ему звонил и, наконец, застал его дома. Услышав, что мне нужно срочно с ним увидеться, он не обрадовался. Но я стоял на своем, сказал, что речь о вас – мне стало известно, что у вас какие-то крупные неприятности, необходимо принимать меры. Я приехал к нему на квартиру в Сентрал-Парк-Саут, и мы с ним побеседовали. Я рассказал о происшедшем и почти открыто возложил на него ответственность за все случившееся. Он не стал посвящать меня в суть дела, но, мне показалось, встревожился не на шутку. Мы договорились снова связаться утром. С этим я и ушел, а, как показало вскрытие, примерно через три часа после моего ухода он был убит.
Дыхание у Джоэла прерывалось, голова раскалывалась, он изо всех сил пытался сосредоточиться.
– Ларри, я ничего не понимаю. Давайте попробуем расставить все по своим местам. Вы отправились к Анштетту после второго звонка Рене, следовательно, после того, как он сообщил Сюрте, кто я на самом деле.
– Правильно.
– Сколько ушло на это времени?
– На что?
– Сколько времени прошло между вашим разговором с Маттильоном и визитом к Анштетту?
– Погодите, дайте сообразить. Я должен был переговорить сначала с Натаном, но он был где-то на званом обеде, и мне пришлось дожидаться его возвращения. Кстати, он не только одобрил мои намерения, но и предложил поехать вместе со мной…
– Ларри! Сколько прошло времени?
– Часа полтора, ну, два от силы.
“Два часа плюс три – всего пять часов. Пяти часов им хватило на то, чтобы убийца взял след”. Конверс не знал, как именно это было сделано, но это было сделано. События в Париже приняли неожиданный оборот, а в Нью-Йорке встревоженный Лоуренс Тальбот вывел их на квартиру на Сентрал-Парк-Саут. Кто-то каким-то образом разузнал имя ее владельца и разгадал ту роль, которую он играет в борьбе против “Аквитании”. Случись все по-другому, покойником был бы сейчас не Анштетт, а Тальбот. Все остальное – дымовая завеса, под прикрытием которой подручные Джорджа Маркуса Делавейна манипулируют своими марионетками.
– …И суды столь многим обязаны ему, да что там суды – вся страна у него в неоплатном долгу, – продолжал Тальбот, но Джоэл больше не мог его слушать.
– Ларри, меня зовут, – сказал он и повесил трубку. То, что это наглое убийство было совершено так быстро, так успешно и с таким точным расчетом, по-настоящему испугало Конверса.
Джозеф Альбанезе, он же Красавчик Джо, вел свой “понтиак” по тихой и широкой улице в Сайосете на Лонг-Айленде. Только что он помахал рукой семейной паре, копавшейся в садике перед домом – супруг подстригал газон под строгим надзором своей половины. На секунду они прервали свои занятия, улыбнулись и махнули ему в ответ. Очень хорошо, подумал Джо. Соседи его любят. Считают славным парнем и к тому же весьма щедрым. Соседским ребятам он разрешил пользоваться своим бассейном, а их родителей угощает лучшим спиртным каждый раз, как те заглядывают к нему, а по уик-эндам он готовит на открытом воздухе огромные стейки и приглашает соседей, каждый раз меняя гостей, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не обиделся.
А он и вправду славный парень, подумал Джо, – любезен со всеми, ни разу не повысил голоса, к каждому спешил навстречу с дружески протянутой рукой и добрым словом, даже если в глубине души и считал того последним подонком. “В том-то и дело, черт побери! – думал Джо. – Как бы ты ни был расстроен, никогда не показывай этого”. За глаза его зовут Красавчик Джо, и, черт побери, они совершенно правы! Иногда он начинал считать себя чем-то вроде святого – пусть Христос простит ему эти мысли. Вот только что он дружески помахал рукой соседям, хотя на самом деле с превеликим удовольствием разнес бы этой рукой переднее стекло машины и осколками его забил вонючие глотки этих подонков.
Соседи тут, конечно, ни при чем, во всем виновата прошлая ночь! Сумасшедшая ночь, сумасшедший заказ на убийство, все сумасшедшее! А тут еще этот тип с Западного побережья, которого они величали майором, – самый большой псих из всех психов! К тому же еще и садист, судя по тому, что он вытворял с этим стариком, да еще выкрикивал всякие дурацкие вопросы.
Сидел он себе без никаких забот и играл в картишки с друзьями в Бронксе, но тут зазвонил телефон, и все закрутилось. Сейчас же отправляйся в Манхэттен! Нужно убрать одного типа! Он, естественно, мчится, и кого бы вы думали обнаруживает? Того самого железного судью, который только что захлопнул дверь камеры за сынком Дельвеккио! Полное идиотство! Копы моментально сообразят что к чему и выйдут на папашу. А потом уж начнется такое… Папаша Дельвеккио будет рад, если сможет заиметь какой-нибудь занюханный бордель где-нибудь в Палермо – если вообще останется в живых.
И все– таки очень может быть, лихорадочно думал Джо, продолжая вести машину, может быть, в их организации происходит смена власти. Старый Дельвеккио теряет былую хватку, и вполне возможно, что его нарочно подставляют. А может, самого Джо проверяют на прочность. Кое-кто мог решить, будто он слишком привык к сытой и спокойной жизни, оброс жирком и уже не способен по-прежнему загнуть салазки какому-нибудь старому судье, доставившему им столько неприятностей. Но он не из таких, нет. Всякие улыбки кончаются, как только он берется за пистолет. Это -его работа, его профессия. Господь Бог, конечно, сам решает, кому жить, а кому умирать, да только делает он это через простых смертных здесь, на земле, а те, в свою очередь, передают его волю таким людям, как Джо, указывая на того, кого нужно прихлопнуть. Моральных дилемм для Красавчика Джо не существует. Нужно только, чтобы приказы исходили от уважаемого человека, это просто необходимо.
Вот как прошлой ночью – приказ поступил от очень уважаемого человека. Джо никогда не видел его, но все эти годы знал о существовании могущественного падроне где-то в Вашингтоне. Имя его произносилось только шепотом и никогда при посторонних.
Джо чуть притормозил у поворота к дому. Жена его, Энджи, наверняка не в духе, может, даже и наорет – прошлую ночь его не было дома. При всех неприятностях еще и это! Но что он может сказать в свое оправдание? Не сердись, дорогая, я честно отрабатывал свои хлеб – всадил шесть пуль в паршивого старикашку, который плохо относился к итальянцам. Только поэтому, Энджи, мне пришлось провести остаток ночи по другую сторону моста в Джерси, чтобы один из наших смог потом показать под присягой, будто я всю ночь просидел за картами, и этот парень не кто-нибудь, а сам начальник полиции.
Но конечно же ничего подобного он не скажет. Дома никаких разговоров о работе, это его непреложное правило. Побольше бы мужей придерживались этого его правила, и в Сайосете было бы меньше разводов.
Вот сволочи! Кто-то из этих их паршивых щенков оставил велосипед прямо перед въездом в пристроенный к дому гараж – теперь ему не открыть автоматические ворота гаража, придется выбираться из машины. Мерзавцы! Будто ему мало неприятностей! И у дома Миллеров, их ближайших соседей, тоже не припаркуешься – там стоит уже чей-то “бьюик”. Сволочи!
Джо подогнал “понтиак” к обочине у самого поворота в гараж, вышел и нагнулся к лежащему на асфальте велосипеду. Этот сопляк не удосужился даже прислонить велосипед к стенке, а Джо с его солидным брюшком очень не любил нагибаться.
– Джозеф Альбанезе!
Красавчик Джо резко обернулся, успев при этом присесть и сунуть руку за отворот пиджака. Таким тоном разговаривают только мерзавцы из полиции. Он выхватил револьвер 38-го калибра и нырнул за радиатор.
Грохот выстрелов разнесся по всей округе. Встревоженные птицы взлетели с деревьев и подняли крик, странно контрастирующий со спокойным солнечным полднем. Джозеф Альбанезе распластался на капоте своей машины, заливая потоками крови хромированную поверхность радиатора. Красавчик Джо попал под перекрестный огонь, сжимая в руке тот самый револьвер, который верно послужил ему ночью. Баллистическая экспертиза установит этот факт с полной определенностью. Убийца Лукаса Анштетта умер на месте. А сам судья пал жертвой гангстерской мести, и никто в мире не сможет связать это убийство с событиями, происходящими в тысячах миль отсюда – в Бонне, столице ФРГ.
Конверс стоял на маленьком балконе и, опираясь о перила смотрел на величественную реку, берега которой покрывали густые заросли деревьев. Было уже начало восьмого, и солнце постепенно скрывалось за лежащими на западе горами. Оранжевые лучи его отбрасывали темные тени, медленно передвигающиеся по водной глади реки. Постепенно меняющееся освещение успокаивало, прохладный ветерок приятно овевал лицо, но все это не могло заглушить тяжелые удары его сердца. “Где Фитцпатрик? Почему он задерживается? Где атташе-кейс с бесценными досье?”
Конверс пытался не думать об этом, он не хотел, чтобы воображение увело его в темные лабиринты страшных возможностей… Из комнаты донесся какой-то шум. Он быстро обернулся и увидел Коннела Фитцпатрика, вынимавшего ключ из замка. Тот посторонился, пропуская гостиничного портье с двумя чемоданами. Коннел велел ему оставить их прямо на полу и достал чаевые. Портье вышел, и моряк посмотрел на Джоэла. Атташе-кейса в его руках не было.
– Где он? – спросил Конверс, боясь дышать, боясь тронуться с места.
– Я не стал его брать.
– Почему? – выкрикнул Джоэл, устремляясь в комнату.
– Я не был уверен… может, мне просто почудилось, ничего определенного… но…
– О чем это вы?
– Вчера я провел в аэропорту битых семь часов, расхаживая от одного окошечка к другому и наводя справки о вас, – тихо проговорил Коннел. – Сегодня, проходя мимо стойки “Люфтганзы”, я увидел вчерашнего служащего. Когда я поздоровался, он сделал вид, будто не узнает меня. Мне показалось, что он взволнован и ведет себя неестественно. Получив свой багаж, я повнимательнее пригляделся к нему. Я вспомнил, как он смотрел на меня прошлой ночью, и вот, когда я проходил мимо него, его взгляд точно так же устремился в центр зала, но там была такая толчея, что я не разобрал, на кого он смотрит.
– Вы считаете, что вас засекли? Или уже поджидали там?
– В том-то и дело, что я не знаю. Я носился за покупками по всему Бонну, переходил из магазина в магазин, часто оборачивался. Пару раз мне показалось, что я дважды вижу одни и те же лица, но вокруг была толпа, и я ничего не могу утверждать с полной уверенностью. И никак у меня из головы не выходит этот тип из “Люфтганзы” – что-то здесь не так.
– А когда вы сидели в такси, вы…
– Конечно, я все время смотрел в заднее стекло. Даже на пути сюда. Несколько машин свернули в ту же сторону, что и мы, я попросил шофера притормозить, но они, не задерживаясь, проехали мимо.
– Вы не пробовали следить за теми, кто обгонял вас?
– А зачем?
– Это бывает полезно, – сказал Джоэл, вспомнив ловкого таксиста, выслеживавшего темно-красный “мерседес”.
– Я знаю, вам очень нужен этот атташе-кейс. Но вероятно, вам не хотелось бы, чтобы кто-нибудь догадался о его содержимом.
– Правильно, советник.
Послышался стук в дверь, и, хотя стучали очень тихо, им показалось, что над ними прогремел удар грома. Оба застыли в неподвижности, уставившись на запертую дверь.
– Спросите, кто там, – шепотом попросил Конверс.
– Wer ist da, bitte? [36] – спросил Фитцпатрик негромко, но так, чтобы его могли услышать.
Из– за двери что-то ответили по-немецки, и Коннел облегченно вздохнул.
– Все в порядке. Записка от управляющего. Наверное, хочет всучить нам зал для совещаний. – Военный юрист подошел к двери и отпер ее.
Однако за дверью не было ни управляющего, ни посыльного с запиской от него. Глазам их предстал пожилой стройный человек в темном костюме, широкоплечий, державшийся удивительно прямо. Взглянув вопросительно на Фитцпатрика, он тут же перевел взгляд на Конверса.
– Извините, капитан, – вежливо произнес он и, войдя в комнату, направился к Джоэлу с приветственно протянутой рукой. – Разрешите представиться, герр Конверс. Я – Ляйфхельм, Эрих Ляйфхельм.
Глава 11
Джоэл машинально пожал руку немца, слишком ошеломленный, чтобы сделать что-либо иное.
– Фельдмаршал?… – с трудом выговорил он и тут же прикусил язык – следовало бы назвать вошедшего генералом. Виновато досье, невероятная история этого лощеного монстра. Содержание его страниц промелькнуло перед внутренним взором Конверса, пока он рассматривал своего гостя – прямые волосы, скорее белокурые, чем седые, холодные льдинки голубых глаз, розоватые морщины.
– Архаическое звание. К счастью, я не слышал его уже много лет. Однако вы мне льстите: я вижу, вы не поленились изучить мое прошлое.
– В самых общих чертах.
– Но полагаю, вполне основательно. – Ляйфхельм обернулся к Фитцпатрику: – Простите меня, капитан, за маленькую хитрость. Я решил, что так будет проще.
Фитцпатрик растерянно пожал плечами:
– Вы, по-видимому, знаете друг друга.
– Мы знаем друг о друге, – поправил его немец. – Мистер Конверс прибыл в Бонн, чтобы встретиться со мной, полагаю, он уже рассказал вам об этом.
– Нет, об этом я ему не говорил, – проговорил Джоэл. Ляйфхельм повернулся к Конверсу и пристально посмотрел ему в глаза.
– Понимаю. В таком случае нам лучше бы поговорить наедине.
– Я тоже так думаю. – Джоэл обернулся к Фитцпатрику: – Капитан, я уже и так отнял у вас слишком много времени. Почему бы вам не спуститься вниз и не пообедать? Чуть позже я присоединюсь к вам.
– Как прикажете, сэр, – сказал Коннел, продолжал играть роль адъютанта. Поклонившись, он вышел, плотно притворив за собой дверь.
– Очень милый номер, – сказал Ляйфхельм, подходя к открытым дверям балкона. – И вид отсюда приятный.
– Как вы разыскали меня? – спросил Конверс.
– Благодаря ему, – сказал бывший фельдмаршал, поглядывая на Джоэла. – Он офицер, если верить служащему у стойки. Кто он?
– Так как вы меня разыскали? – повторил свой вопрос Конверс.
– Прошлой ночью он провел несколько часов в аэропорту, расспрашивая о вас; его запомнили. Очевидно, он ваш друг.
– И вы знали, что он оставил свой багаж в камере хранения? И надеялись, что он вернется за ним?
– Честно говоря, нет. Мы надеялись, что он придет за вашим. Мы понимали, что сами вы этого не сделаете. Так все-таки – кто он?
Джоэл понял, что ему следует держаться так же нагло, как в разговоре с Бертольдье в Париже. В отношениях с подобными людьми – это единственно правильный путь; чтобы считать его своим, они должны видеть в нем свое подобие.
– Мелкая рыбешка, которая ничего не знает. Юрист одной из военно-морских баз, когда-то работал в Бонне, а сейчас, насколько я понял, приехал сюда по личным делам. Кажется он упоминал о невесте. Я случайно встретил его на прошлой неделе, мы поболтали, и в разговоре я упомянул о том, что прилечу сюда сегодня или завтра. Он изъявил желание встретить меня. Парень напористый и исполнительный. Наверняка питает какие-то иллюзии относительно гражданской юридической практики. Естественно, в сложившейся ситуации я использовал его. Так же, как и вы.
– Разумеется, – улыбнулся Ляйфхельм, в нем действительно чувствовался светский лоск. – Вы не предупредили его о времени своего прилета?
– Париж исключил эту возможность, не так ли?
– О да, Париж… Нам еще предстоит поговорить о Париже.
– Я навел справки через одного друга, связанного с Сюрте. Человек этот умер.
– Такие, люди часто умирают.
– Утверждают, будто он был шофером наемного лимузина. Но это не так.
– А не разумнее было бы сказать, что он доверенное лицо генерала Жака Луи Бертольдье?
– Разумеется, нет. Но утверждают также, будто я убил его.
– Так оно и есть. Но мы склонны считать это результатом невольного просчета, да еще, без сомнения, спровоцированного самим пострадавшим.
– За мной охотится Интерпол.
– Там у нас тоже есть друзья: положение изменится. Вам нечего опасаться – если, однако, у нас не появится оснований для опасений. – Немец огляделся. – Могу я присесть?
– Прошу вас. Вам заказать что-нибудь?
– Я пью только легкое вино и весьма в умеренных дозах. Поэтому если только для меня, то не стоит.
– Значит, не стоит, – сказал Конверс, следя за тем, как Ляйфхельм усаживается в кресло у балконной двери. Джоэл решил, что сам он сядет только тогда, когда наступит подходящий момент, но не раньше.
– В аэропорту вы пошли на крайние меры, лишь бы избежать встречи с нами, – продолжал самый молодой из фельдмаршалов, возведенный в этот ранг самим Адольфом Гитлером.
– За мной следили от самого Копенгагена.
– Вы очень наблюдательны. Но вы же понимали, что в отношении вас не замышлялось ничего дурного.
– Ничего я не понимал. Просто такие действия мне не понравились. Я не знал, как парижская история скажется на моем прибытии в Бонн и как это вообще воспринято вами.
– А что, собственно, Париж? – чисто риторически спросил Ляйфхельм. – В Париже некий человек, адвокат, назвавшись фальшивым именем, наговорил что-то, вызвавшее беспокойство весьма выдающегося человека, которого многие считают блестящим политическим деятелем. Этот адвокат, назвавшийся Симоном, объявил к тому же, что вылетает в Бонн для встречи со мной. По пути – уверен, что его спровоцировали, – он совершает убийство. Уже одно это позволяет кое о чем догадываться – хотя бы о том, что незнакомец этот беспощаден и весьма изобретателен. Вот и все, что нам известно, а нам хотелось бы знать побольше. Куда он направляется, с кем встречается? Неужели на нашем месте вы поступили бы иначе?
Джоэл решил, что наступило время усесться и ему.
– Я сделал бы это получше.
– Возможно. Однако если бы мы знали, с каким предприимчивым человеком имеем дело, то вели бы себя менее открыто. Кстати, что произошло в Париже? Что вынудило вас заняться тем человеком так серьезно?
– Он попытался воспрепятствовать моему отъезду.
– Такого приказа он не получал.
– Значит, он неправильно понял приказ. В доказательство я мог бы предъявить синяки и ссадины на шее и на груди. Я не люблю прибегать к физической силе, и, естественно, я не собирался его убивать. Я никак не мог предположить, что он умрет. Это чистейшая случайность. Я действовал только в целях самозащиты.
– Само собой разумеется. Кому нужны подобные осложнения?
– Вот именно, – мрачно подтвердил Конверс. – Как только я смогу пересмотреть последние часы своего пребывания в Париже таким образом, чтобы избежать в рассказе о них любого упоминания о нашей встрече с генералом Бертольдье, я немедленно вернусь в Париж и дам исчерпывающие показания полиции.
– Это, как говорится, легче сказать, чем сделать. Вас видели разговаривающими в “Непорочном знамени”. Генерала почти наверняка узнали во время его визита в отель – он слишком известная личность. Нет, вы уж лучше предоставьте это нам. У нас тут богатые возможности, понимаете? Джоэл окинул немца холодным вопросительным взглядом:
– Признаюсь, что я и сам видел рискованность такого шага. Не люблю двусмысленных ситуаций, и мой клиент тоже. Но с другой стороны, я лишен свободы передвижения, если за мной охотится полиция.
– Охота будет прекращена. Вам придется только несколько дней не показываться им на глаза, а тем временем поступят новые приказы из Парижа. Ваше имя исчезнет из списков Интерпола, и розыски прекратятся.
– Для полной уверенности мне необходимы определенные гарантии.
– Самая надежная гарантия – мое слово. Стоит ли говорить, что мы можем потерять значительно больше вашего.
Конверс постарался не выдать своего удивления. Ляйфхельм, сознательно или нет, но сказал ему сейчас очень многое. Немец, по существу, признался в том, что состоит в тайной организации, которая не может допустить разоблачения. Это было первое прямое доказательство существования заговора. Однако досталось оно ему как-то слишком легко. Неужели главари “Аквитании” просто перепуганные старики?
– В таком случае – уступаю, – сказал Конверс, закидывая ногу на ногу. – Итак, генерал, вы нашли меня быстрее, чем я вас, но теперь, мы оба с этим согласились, мои возможности передвижения ограничены. Куда же мы направимся отсюда?
– Именно туда, куда вы намеревались отправиться, мистер Конверс. В Париже вы вели речь о Бонне, Тель-Авиве, Йоханнесбурге. Вы знали, с кем встретиться в Париже и кого нужно разыскать в Бонне. Это произвело на нас огромное впечатление, и мы полагаем, что вам известно многое иное.
– Я затратил месяцы на тщательное изучение материалов – конечно, по поручению моего клиента.
– А сами вы кто? Откуда вы взялись?
Джоэл почувствовал острую, резкую боль в груди. Такое уже бывало с ним и раньше: так его организм реагировал на явную опасность – что-то вроде суррогата страха.
– Пусть люди думают, что я тот, за кого они меня принимают, генерал Ляйфхельм. Уверен, что вы можете это понять.
– Понимаю, – сказал немец, внимательно приглядываясь к нему. – Человек, плывущий против течения, но уверенный. что ему достанет сил для достижения намеченной цели.
– Сказано немного высокопарно, но тем не менее отражает суть дела. А что касается того, откуда я взялся, думаю, к настоящему моменту вы успели установить и это.
“Пять часов. Более чем достаточно, чтобы убийца оказался в нужном месте. Убийство в Нью-Йорке… нужно пустить это в дело”.
– Весьма отрывочные сведения, мистер Конверс. И если бы нам удалось собрать их значительно больше, то все равно пришлось бы гадать, правдивы они или нет? Вы можете оказаться совсем не тем, за кого вас принимают.
– А вы сами, генерал?
– Ausgezeichnet! [37] – воскликнул Ляйфхельм, хлопнув себя по колену. Это был искренний взрыв смеха, и восковое лицо засветилось юмором. – Вы – отличнейший юрист, майн герр. Ваш ответ – как это сказать по-английски? – не просто вопрос. но и четкое определение наших позиций.
– Я просто старался не солгать вам. Ничего более.
– И при этом такая скромность. Очень похвально. Джоэл вытянул ноги, а затем снова скрестил их нетерпеливым движением.
– Я не падок до комплиментов, генерал. Я им не доверяю – в сложившихся обстоятельствах. Вы здесь говорили о моих планах относительно Бонна, Тель-Авива и Йоханнесбурга. Что вы имели в виду?
– Мы решили пойти вам навстречу, – сказал Ляйфхельм, разводя руками. – Чтобы избавить вас от утомительного путешествия, мы пригласили наших коллег из Тель-Авива и Йоханнесбурга, а заодно и Бертольдье, в Бонн на конференцию с вашим участием, мистер Конверс.
“Все– таки я добился своего! -подумал Джоэл. – Они испуганы, и, возможно, очень сильно”.
Несмотря на пульсирующую боль в груди, он заговорил медленно и спокойно:
– Я ценю вашу заботу, сэр, но, честно говоря, мой клиент еще не готов к переговорам. Он предпочел бы поближе ознакомиться с составными частями, прежде чем заниматься целым. Спицами держится колесо, сэр. В мои задачи входит доложить, насколько прочны эти спицы – насколько прочными они мне покажутся.
– Ох этот ваш клиент. Кто он, мистер Конверс?
– Уверен, что генерал Бертольдье сообщил вам, что я не вправе назвать его имя.
– Вы были в Сан-Франциско, штат Калифорния…
– Где проводилась большая часть моих изысканий, – прервал его Джоэл. – Но клиент мой живет в другом месте. Однако признаюсь: в Сан-Франциско, точнее в Пало-Альто, есть человек, которого я с удовольствием увидел бы в числе своих клиентов.
– Так-так, понимаю… – Ляйфхельм сплел пальцы рук и продолжал: – Следует ли понимать ваши слова как отказ от конференции здесь, в Бонне?
Конверс уже тысячи раз встречался с подобными ситуациями на начальных стадиях переговоров между соперничающими корпорациями. Обе стороны добиваются одного и того же, но ни одна из них не хочет выступать в роли просителя.
– Ну, раз уж вы проделали большую подготовительную работу… – начал Джоэл. – И поскольку мне представится возможность переговорить с любой из сторон по моему выбору, я не вижу основании для отмены такой конференции. – Как всегда в таких случаях, Конверс позволил себе натянутую улыбку. – Я имею в виду конечно же интересы моего клиента.
– Вот и отлично, – сказал немец. – В таком случае, если не возражаете, завтра, в четыре часа. Я пришлю за вами автомобиль. И уверяю вас, стол будет отличным.
– Стол?
– Обед, естественно. После наших переговоров. – Ляйфхельм поднялся с кресла. – Я был бы огорчен, если бы вы, побывав в Бонне, упустили такую возможность. Мои званые обеды пользуются успехом, мистер Конверс. И если вас что-то беспокоит, можете… принять любые меры предосторожности… Пожалуйста, хоть целый взвод охраны. Однако и без него вы будете в полнейшей безопасности. Mein Haus ist dein Haus.
– Я не понимаю по-немецки.
– Собственно, это – старая испанская поговорка: “Mi casa, su casa”, что означает: “Мой дом – это ваш дом”. Ваш комфорт и ваши удобства – моя самая большая забота.
– И моя тоже, – сказал Джоэл, вставая. – Не думаю, что кто-нибудь будет сопровождать меня или следить за мной. Это было бы неуместно. Но разумеется, я извещу клиента о своем местопребывании и договорюсь с ним о последующем телефонном звонке. Он с нетерпением будет ждать его.
– Разумеется.
Ляйфхельм, сопровождаемый Конверсом, направился к двери, там немец обернулся и снова протянул руку.
– В таком случае – до завтра. И позволю себе напомнить еще раз: несколько дней, по крайней мере неделю, вам придется соблюдать осторожность.
– Понимаю.
“Марионетки в Нью-Йорке. Нужно намекнуть ему на убийство Анштетта, – решил Конверс, – и посмотреть, как он на это отреагирует”.
– Кстати, – заговорил Джоэл, выпуская руку фельдмаршала, – сегодня утром по Би-би-си сообщили нечто, что меня заинтересовало, я даже позвонил своему партнеру. В Нью-Йорке убили одного человека, судью… Считается, что это убийство из мести, совершено профессиональным убийцей. Вам неизвестны какие-нибудь подробности?
– Мне?! – спросил Ляйфхельм, белесые брови его изумленно поползли вверх, а восковые губы приоткрылись. – Мне всегда казалось, что в Нью-Йорке каждый день убивают дюжины людей, включая и судей. Откуда мне знать об этом? Скажу совершенно определенно: “Нет”.
– Просто у меня промелькнула одна мысль… Благодарю вас, генерал.
– Но вы… вы-то сами. У вас, по-видимому…
– Да, генерал?
– Почему этот судья заинтересовал вас? И почему вы решили, что я его знаю?
Конверс улыбнулся, но в его улыбке не было и тени юмора.
– Не думаю, что раскрою тайну, если скажу, что покойный был нашим общим противником, если хотите – врагом.
– Нашим… Вам, право, следовало бы объясниться.
– Как мы уже оба признали, я всего лишь тот, за кого меня принимают. Этот же судья знал правду. Я взял временный отпуск в своей фирме для конфиденциальной работы на своего личного клиента. Этот судья не только мешал мне, он попытался убедить старшего партнера моей фирмы отменить предоставленный мне отпуск.
– Указав какие-то причины?
– Нет. Не имея в руках серьезных доказательств, дальше слабо завуалированных угроз со ссылками на коррупцию и противоправные действия он не пошел. Мой работодатель ни о чем не подозревает и потому ужасно разозлился. Мне с трудом удалось его успокоить. Теперь этот вопрос закрыт, и чем меньше о нем будут болтать, тем лучше. – Джоэл отворил дверь перед Ляйфхельмом. – Значит, до завтра… – Он помедлил, чувствуя просто физическое отвращение к стоявшему перед ним человеку, и добавил тихо: – Фельдмаршал.
– Gute Nacht [38] , – отозвался с коротким военным кивком Эрих Ляйфхельм, не возразив на этот раз против устаревшего звания.
Конверс попросил телефонистку послать кого-нибудь в столовую за американцем, коммандером Фитцпатриком. Задача оказалась не из легких, так как морского офицера не было ни в столовой, ни в баре – он сидел на “Испанской террасе”, выпивая с друзьями и следя, как мягкие сумерки спускаются на Рейн.
– Какие еще друзья? – спросил его Джоэл по телефону.
– Одна семейная пара, которую я здесь встретил. Прекрасный парень, удивительный тип, хорошо за шестьдесят, я думаю.
– А она? – спросил Конверс.
– Лет на… тридцать, может быть, сорок моложе, – не очень уверенно ответил Коннел.
– На палубу, морячок!
Фитцпатрик сидел на диване, облокотившись на колени, с тревожной озабоченностью поглядывая на Джоэла, стоявшего с дымящейся сигаретой у открытой балконной двери.
– Давайте начнем скачала, – устало сказал он. – Вы хотите, чтобы я помешал кому-то получить из архивов ваше личное дело?
– Не все, а лишь часть его.
– Я – не Господь всемогущий!
– Вы сделали это для Эвери – для Пресса. Можете сделать и для меня. Вы должны это сделать!
– Тогда я сделал обратное тому, о чем вы просите. Я открыл для него архивы, а вы хотите, чтобы я закрыл их.
– Значит, у вас имеется доступ к ним, имеется ключ.
– Но я здесь, а не там. Я не могу выстричь что-то, что вам не нравится, с расстояния восьми тысяч миль. Будьте же разумны!
– Зато кто-то может, и кто-то должен это сделать! Всего небольшой кусок где-то в конце. Последнее собеседование со мной.
– Собеседование? – переспросил Коннел, вставая с дивана. – В вашем личном деле? Вы имеете в виду какую-то докладную записку? Если это так, то я не смогу…
– Не докладную, – резко прервал его Конверс. – Последнее собеседование со мной перед демобилизацией… Та ерунда, что цитировал тогда Пресс Холлидей.
– Погодите, да погодите же! – Фитцпатрик протестующе поднял руки. – Вы говорите сейчас о замечаниях, сделанных вами при рассмотрении вашего прошения об отставке?
– Вот именно. Оно рассматривалось на специальном заседании!
– Ладно, успокойтесь. Этих протоколов нет в вашем личном деле, они вообще никуда не подшиваются.
– Но у Холлидея – у Эвери – они были! Я только что сказал вам – он процитировал мои слова. – Джоэл подошел к столу, на котором стояла пепельница, и погасил сигарету. – Если не из моего дела, то откуда вы их добыли?
Читать бесплатно другие книги:
