Долгая дорога домой. Или загадка древнего дольмена Тригуб Елена
– Просто я за тобой ухаживаю. Решено. Едем в эту пятницу. С тебя – хорошее настроение и купальник. С меня – все остальное. Ну ладно, бегу работать, а то уволят! – и он быстро зашагал в сторону ветеринарки.
Я скрылась за лекториумом, постояла там, покурила. Стоило большого труда привести себя в порядок, стереть с губ счастливую улыбку, успокоиться. Интересно, что Жданов хотел сказать этим подарком, легендой, четверостишием? Почему он не нашел возможности хотя бы отправить мне смс? Может быть, все это было устроено специально, чтобы я поволновалась, поскучала? А может, он так меня соблазняет? Как бы то ни было, я была счастлива, увидев его. И спасибо Жданову за это.
Как и было условлено, в пятницу вечером мы с Серегой отправились на пикник. Я уже знала, что к отдыху такого плана он прекрасно сможет подготовиться и без моей помощи, но все равно ему удалось организовать для меня сюрприз. В конце рабочего дня я переоделась в темные джинсы, толстовку, высокие кроссовки, а купальный костюм и полотенце еще утром заняли свое место в рюкзаке.
Выйдя на Кронверкскую набережную, я сразу заметила припаркованный у остановки огромную тонированную «Toyota Tundra». Весь кузов машины был доверху наполнен чем-то объемным, закрытым брезентом цвета хаки. За рулем улыбалась знакомая небритая физиономия, как всегда, в дурацкой футболке с Дональдом Даком на груди. Я плюхнулась на кожаное сиденье рядом с Серегой, придирчиво оглядела машину и водителя.
– Да, не ожидала, что у человека, который одевается, как ты, может быть такая классная машина!
– Ты многого обо мне не знаешь! – усмехнулся Жданов, и мы тронулись в путь.
Ехали долго, но я не следила за дорогой – утомившись за непростой день, задремала. Когда же я открыла глаза, то поразилась зрелищу небывалой красоты: машина стояла на краю высокого берега, а тихая река несла свои воды – там, вдали, за горизонтом, в них погружалось багровое солнце. Полюбовавшись минуту, я вышла из автомобиля, вдохнула чистый, пряный, напоенный хвоей и травами воздух, сладко потянулась и оглянулась вокруг.
Мы остановились на небольшой поляне, которую подковой огибал густой, темный лес. С крутого берега вниз, к воде, вилась еле заметная тропинка. Пока я спала, Серега успел поставить палатку, расставил складные стол, стулья, мангал и деловито насаживал куски мяса на шампуры, слизывая брызги маринада с пальцев.
– Доброе утро, Елизавета Прекрасная! Возьми в палатке спрей от комаров, пока не превратилась в лягушку!
Близкое соседство с водой и лесом ничего хорошего в смысле насекомых не обещало, и я воспользовалась предложенным средством, заодно натянув штормовку с капюшоном, чтобы защитить шею. Вечерняя роса уже выпала, стало довольно промозгло и прохладно.
– Ничего, сейчас будет костер, согреешься! – утешил меня Серега.
– Слушай, а почему в выходной день здесь никого, кроме нас, нет? – поинтересовалась я, – ведь в таком живописном месте должно быть много отдыхающих.
– Ха! Разве я повез бы тебя туда, где полно народа? Смотреть, как люди пьют водку, с криками бросаются в реку, матерятся и врубают шансон на весь лес? Нет, это не для нас. Это место знают немногие. Да и далеко не каждый сможет сюда доехать через болото.
Я повернулась к машине и увидела, что ее колеса и черные блестящие бока покрыты отвратительной зеленоватой кашей.
– Ты что, самоубийца?! А если бы мы застряли или провалились к чертовой матери?! – заорала я.
– Да ладно, не делай это… кипятком. Я знаю, как ехать. Тем более, сейчас лето, болото слегка подсохло.
Я, проклиная себя за доверчивость, открыла рот, чтобы адресовать Жданову самые страшные проклятия, но он подошел, обнял меня и прижал к своей дональдаковской груди. Вдруг стало очень хорошо и комфортно – будто это не малознакомый небритый мужик в лесу, а родная бабушка в цветастом переднике гладит и успокаивает меня. Сколько времени мы так простояли, я не знаю. Он что-то тихо нашептывал, гладил мои волосы, словно ввел меня в транс, загипнотизировал, зачаровал… В какой-то момент я осознала, что веду себя неприлично, и отодвинулась. Серега же, как ни в чём не бывало, улыбнулся и начал готовить место для костра.
Сначала он достал откуда-то из недр своей необъятной машины саперную лопатку и аккуратно снял дерн. Сложив его кубиками поодаль, он очистил траву вокруг обнаженной земли от хвои, листьев и мелких веток. В середину было водружено толстое, полусухое бревно, сверху которого было сооружено что-то вроде шалаша из более тонких палочек.
Жданов чиркнул длинной охотничьей спичкой – костер занялся мгновенно, и огонь заструился по дереву, заплясал, заалел. Нет едкого дыма, только пламя и сухое потрескивание. Неподалеку в высоком, добротном мангале уже прогорали угли для шашлыка.
– Сережа, когда ты успел нарубить дров? Неужели я так долго спала? – спросила я, придвигая свой стул к манящему теплу костра.
– Я привез угли с собой. Ведь главное – это не мясо, правда? С ним надо разделаться побыстрее. Вот если бы мы были в тайге, тогда да. А так купил мешок угля на заправке – чего проще?
«А что же тогда главное?», – подумала я и усмехнулась вслух своим мыслям: не маленькая же, и так понятно. Но он смотрел на меня так серьезно, так по-доброму… Во всяком случае, в известных ситуациях мужчины смотрят не так. Все же интересный тип, этот Серега Жданов.
Потом мы ели вкуснейший шашлык в маринаде из майонеза, лимонного сока, луковых колец и смеси специй (я смогла распознать куркуму, шафран, соль и белый перец, остальные ингредиенты Серега не рассекретил) и пили полусухое красное. Я не знаток и не любитель вин, но это мне показалось восхитительным: тонкое, без излишней кислоты и терпкости, с приятным послевкусием, оно прекрасно дополняло мясо. Как поведал мне Жданов, это домашнее армянское вино ему подарил один старик во время последней экспедиции.
– Что ты делал в Армении? Ездил по работе? – поинтересовалась я.
Жданов замолчал.
Казалось, он вслушивается в звуки ночного леса. Я тоже прислушалась: что там, в темной чаще? Но до меня долетел лишь легкий шелест листьев на ветру, плеск воды и потрескивание сучьев костра.
Серега внимательно посмотрел на меня, словно изучая и раздумывая, стоит ли отвечать на вопрос или нет. Сейчас, когда его лицо оказалось так близко, я разглядела под двухнедельной щетиной довольно приятные черты: красиво прорисованный четкий рот, выраженный подбородок. Яркие голубые глаза, нос с горбинкой. Высокий лоб я отметила еще раньше. Если бы его удалось побрить, постричь и нормально одеть, мог получиться очень привлекательный персонаж – отрада для женского взора.
Пока я так беззастенчиво его разглядывала, Серега явно о чем-то размышлял. Пошевелил ветки костра длинной палкой, отчего в небо взметнулся сноп алых искр. Налил нам еще по стакану вина, отхлебнул, закурил.
– Я скоро уезжаю, Лиза, – наконец, произнес он.
В моей груди что-то глухо ухнуло.
– Опять? Надолго? – удалось спросить достаточно бодрым тоном.
– Не знаю. Наверное, на несколько месяцев.
– По работе?
– И да, и нет.
Я замолчала, он тоже. На глаза набежали предательские слезы, но мне удалось сдержать их, собрав всю волю в кулак. Неужели он стал по-настоящему нужен мне, а я и не заметила? Или только так кажется из-за одиночества?
– А это, надо полагать, прощальная гастроль?
Сергей молча кивнул, глядя куда-то в сторону, глубоко затягиваясь.
Вот и все. Говорить больше не о чем. С другой стороны, какие могут быть претензии, ведь мы фактически и не встречались, только проводили вместе время как коллеги и друзья… «Наверное, едет к своей бывшей!» – мелькнула мысль. И не успела я ее до конца осознать, как рот открылся сам собой и выпалил вопрос:
– Сережа, ты едешь к жене?
Я тут же прикусила свой болтливый язык, смутилась и, наверное, покраснела. Хорошо, что в слабом свете костра этого не было видно.
Жданов удивленно посмотрел на меня:
– С чего ты взяла? Конечно же, нет. Мы четыре года в разводе. Я думал о том, как бы половчее пригласить тебя с собой.
– Меня? Но куда? В каком качестве?
Затаившееся сердце вдруг припустило вскачь, заколотилось где-то в горле. Что это со мной, черт побери?
– Это долгая история. Я должен рассказать тебе все с самого начала. Если наберешься терпения…
– Я ближайшие два дня никуда не тороплюсь, можешь начинать.
– Подожди, сейчас подброшу дров. Костру до утра гореть.
Подкинув несколько поленьев, Серега сел рядом, накинул мне на плечи мягкий плед, закурил новую сигарету.
– Ночь-то какая, да? Тихо, ясно, звезды… до них подать рукой. Десять лет назад была такая же ночь. Я отдыхал с Полиной, своей невестой в Геленджике. Бархатный сезон, конец сентября. Банальное начало, согласен. Но зато какое будет продолжение!
Он снова криво усмехнулся, как в тот день, когда дарил мне эдельвейс; помолчал, выпил вина. Я тоже пригубила из своего стаканчика. Неужели он будет говорить о несчастной, неоцененной любви? Только не это! Старый, как мир, скучный прием. На меня это не действует лет с восемнадцати.
– Возвращались на моей машине. Тогда у меня была «шестерка», «Жигули», подушек безопасности в которой, как ты понимаешь, не предполагалось. Солнце только зашло за горизонт, внезапно, как это всегда бывает на юге.
Помню, посмотрел на часы, чтобы прикинуть, за сколько часов мы доберемся до ближайшего населенного пункта, чтобы отдохнуть и выпить кофе. Я предпочитал ехать ночью, так быстрее, меньше поток машин. Полина в это время доела шоколадный батончик с кокосом – забыл, как называется – и спросила, куда положить обертку. Знаешь, она была такой чистюлей, такой аккуратисткой, никогда бы не выкинула мусор на дорогу.
Я не успел ей ответить. Мы въехали в какую-то туманную низину, прямо в «молоко». Водитель встречной машины – откуда она взялась на этой пустынной вечерней трассе, до сих пор не пойму – не увидел меня, я его тоже. Помню лишь свет фар за секунду до удара. Потерял сознание. Когда пришел в себя, оказался лежащим на дороге прямо перед капотом своей машины. Надо мной склонился незнакомый мужчина, который оказывал мне первую помощь – тот самый водитель. Он практически не пострадал, в отличие от меня.
– Что с девушкой? – крикнул я. – Она жива?
– Какая девушка? – удивился незнакомец, – Ты был в машине один! Когда мы столкнулись, я сразу выскочил из своей тачки и вытащил тебя. Рядом никого не было!
Я бросился к «жигуленку». Меня шатало, как пьяного, во рту полно крови, начало мутить. Открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья – никого! И главное – ремень безопасности пристегнут! Представляешь? Ну, скажи, стал бы человек в такой ситуации, выйдя из машины, пристегивать ремень обратно?
Серега покачал головой, вздохнул.
– В общем, я звал ее пока не сорвал голос. Вокруг – «молоко»: в метре от тебя уже ничего не видно. С одной стороны – горы, с другой – низина, и на много километров вокруг ни единой души. Тот водитель – спасибо ему – не уехал, оставив меня одного. Он, конечно, не поверил, что в машине был кто-то еще, списал мою «галлюцинацию» на полученную мною травму головы, но тоже искал Полину.
Стало совсем темно, и мы вместе остались дожидаться рассвета.
Туман наконец-то рассеялся. Я осмотрел повреждения своего «жигуленка»: они были довольно серьезными, но доехать до ближайшего города я бы смог. Внутри, на пассажирском сиденье, осталась сумочка Полины, а в ней паспорт, деньги, косметичка, какая-то карманная книжка с женским романом. Но самое главное – исчезла обертка от шоколадки. Ее сложно было бы не заметить – знаешь, такая яркая, голубая с белым. Утром я прочесал всю местность в радиусе километра от места аварии. Никаких следов.
Я подумал – а вдруг Поля вышла из машины в состоянии шока, поэтому и застегнула обратно ремень? Отправилась куда-то, может быть, потеряла сознание… но нет. Она как в воду канула. Ни самой Полины, ни этой чертовой обертки, что была в ее руке в момент столкновения…
Но, поднявшись немного в гору прямо напротив разбитой машины, знаешь, что я обнаружил?
Я смотрела на него во все глаза. Было очевидно, что эти воспоминания причиняют Жданову боль. Давнюю, не острую, но тянущую – так, наверное, ноет старое осколочное ранение.
– Что?
– Дольмен.
– Дольмены – это что-то вроде языческих храмов? – стыдясь своей некомпетентности, осторожно спросила я.
– Не совсем. Забравшись на гору, я увидел сооружение, внешне напоминающее собачью будку, сложенное из пяти огромных камней. Четыре образуют стены, пятый – крышу. Они очень плотно пригнаны друг к другу, в одной из стен – круглая дыра. Небольшая, но стройный человек пролезть в нее сможет. Я заглянул внутрь и поразился – только голая земля. Ни травы, ни самого чахлого кустика, представляешь?
– Ну, там темно, наверное, поэтому, – предположила я.
– Лиза, ты же биолог. Фотосинтез здесь не причем: хотя бы бледные, но там должны быть растения. Даже картошка в погребе – и та прорастает… Но тогда я об этом не думал. Просто в памяти отложился интересный факт.
Я все искал, все звал… но так и не нашел никаких следов Полины. Позже водитель отбуксировал меня в ближайший город, в больницу. Там мне помогли, и я бросился в милицию заявить о пропаже.
Это вообще отдельная история. Сначала они отказались принимать заявление на том основании, что я не родственник пропавшей. Потом объявили, что необходимо ждать три дня после исчезновения – такой, видите ли, порядок Мне пришлось идти к начальству. Заявление, в конце концов, приняли, но знаешь, чем это кончилось? Меня обвинили в убийств! Дескать, я ее грохнул, тело спрятал, сумку с документами не выбросил по оплошности, а в милицию обратился, чтобы отвести от себя подозрения.
Меня задержали на трое суток «до выяснения обстоятельств» и все это время методично, грамотно избивали, допытываясь, куда я спрятал труп. Очень удобно – можно не бояться, что останутся следы побоев: ведь человек только что попал в аварию!
Я сжала его руку. Мне было безумно жаль Серегу, но подходящих слов не находилось.
– В конце концов, им пришлось отпустить меня. Задерживать дольше не было оснований, а в убийстве я так и не признался, хотя был уже на грани. В тот момент я согласился бы с чем угодно, если бы мог как-то подтвердить свои слова. Теперь понимаю жертв инквизиции, как никто.
Молоденький опер, гнусно улыбаясь, отдал мне документы со словами:
– Свободен. Нет тела – нет дела.
Жданов замолчал.
– В общем, Полину менты не нашли. Наверное, даже не искали. Я расклеивал по всему городу ее фотографии, давал объявления в газеты и на телевидение – все напрасно. Прошло немало времени, и я уже начал понимать бесполезность своих усилий. Пристегнутый ремень безопасности, пропавшая обертка от шоколада, забытая на сиденье сумка – все свидетельствовало только об одном.
– О чем, Сережа?
– Она вовсе не выходила из машины. Даже не расстегивала ремня.
– Как это?
И тут я впервые по-настоящему испугалась. В душу закрался холодок: а вдруг он действительно убил свою невесту, спрятал труп где-то в горах и придумал всю эту историю? А теперь привез в это безлюдное место меня.… С другой стороны, гораздо проще было бы в этом случае действительно выбросить сумку, всем объяснить, что произошла ссора, а Полина уехала в неизвестном направлении. Подавать заявление о розыске, да еще платить за то, чтобы его приняли – слишком изощренный вариант для убийцы. Хотя…
– Есть одна версия… В общем, я вернулся домой и еще долго ждал вестей от Поли. Конечно же, безрезультатно. Прошло время. Говорят, оно лечит.
Потом я встретил Юлю. Вскоре она забеременела, нам пришлось пожениться. Родилась дочка, Ксюшка. Знаешь, жили мы как-то странно, каждый сам по себе. Юля была великой тусовщицей. Любила бывать в компаниях, клубах, устраивать праздники, весело проводить время. Я не считаю, что это плохо, просто мы оказались очень разными людьми. Ее материальные потребности всё росли, а мои скромные возможности – по пословице – явно за ними не успевали. Пришлось принять участие в нескольких не особо законных операциях, связанных с большим риском, однако, заработок того стоил…. Ну, это не интересно.
К тому же, не помогло: всегда находился кто-то, у кого лучше шуба, машина, квартира. Я стал проводить много времени в командировках – решил изучать дольмены. Практически не бывал дома. В какой-то момент мы оба поняли, что слишком поторопились с заключением брака. Короче говоря, расстались. Юля вышла замуж за более состоятельного, молодого и веселого человека, уехала в другой город и забрала с собой дочь. Я очень редко ее вижу. Ксюшка растет без меня.
– Ты не любил жену? – тихо спросила я.
– Наверное, нет. Это была короткая страсть, которой хватило только на продолжение рода. По-настоящему я любил Полину. Во всяком случае, не успел в ней разочароваться. Все мы склонны идеализировать прошлое, не так ли?
– Как ты думаешь, твоя невеста жива?
– Надеюсь, что да, где бы она ни была.
Он опять помолчал.
– Так вот, я заинтересовался дольменами. Стал собирать о них всю информацию, от легенд и преданий до серьезных научных исследований. Познакомился с некоторыми весьма интересными людьми, нашел единомышленников. На данный момент установлено, что дольмены – это мегалитические памятники, то есть сооружения из огромных монолитных камней. Появились они на территории западного Кавказа, Армении, Англии, Шотландии, Уэльса и Франции в одно время – в период между шестым и четвертым тысячелетием до нашей эры. Есть они и в других странах – в Португалии, Германии, Испании, Палестине. Считается, что первые дольмены появились в Индии. Потом строительство распространилось, с одной стороны, на Кавказ и по северной Европе, с другой стороны, на север Африки, в Египет. Удивительно, но наши предки возводили их тысячами.
– Между шестым и четвертым… Конец неолита – начало бронзы?
– Совершенно верно. К этому периоду относят и знаменитый Стоунхендж, и Менгиры западной Франции, и Сейды, Камни Силы, в Финляндии, Швеции, Норвегии, на Кольском полуострове, на Куршской косе.
– О, я много слышала об этом месте! Там были песчаные дюны, которые после Первой мировой войны засадили крымскими соснами. Там же «птичий мост» и орнитологическая станция «Фрингила», где занимаются кольцеванием.
– Да, я однажды там работал. Интересное место, многое узнал про него. Примерно в десятом веке, там жили викинги, а в восемнадцатом косой завладел Тевтонский орден. Они назвали косу «страной гнезд» – там проходит миграционный путь тысяч птиц, пролетающих из Финляндии, Карелии и Прибалтики в южную Европу и Африку, стаи там отдыхают и набираются сил. Представь – многие гнездятся только на косе! Это вообще очень интересно…
– И там тоже есть дольмены? – перебила я его.
– Не знаю наверняка, но вроде бы нет. Зато есть сейды, «Камни Силы». Это немного другие сооружения, крайне неустойчивые, шаткие. Они похожи на пирамидку из гальки, которую построил на морском берегу ребенок. Чуть тронь – и все рассыплется.
– А для чего возводили эти камни и дольмены?
– Ученые пока так и не поняли. Одни считают, что дольмены – это могильники, другие называют их некими культовыми сооружениями, третьи уверены, что это алтари или жертвенники друидов. Кельтское, вернее, бретонское название – «tol men» – переводится как «каменный стол». Действительно, на верхних плитах, образующих крышу сооружения, есть углубления типа чаши. Можно предположить, что в нее стекала кровь жертвы. Но я думаю, все это чушь. Дольмены были нужны для другого.
– Для чего же?
– А ты постарайся поставить себя на мое место, попробуй рассуждать, как я. Теперь, зная про Полину, что первым приходит в голову?
– Хм. Неужели она распалась на атомы, как в «Лангольерах» у Кинга?
Серега поморщился:
– Нет, не то… Тебе надо дать больше информации. – Он на минуту задумался – Вот смотри. Всего я видел, наверное, около пятнадцати дольменов. Все они состояли из пяти хорошо подогнанных друг к другу шершавых, необработанных плит, толщина которых около тридцати сантиметров, поперечные размеры – от полутора до двух метров. Некоторые плиты снаружи были покрыты орнаментом, внутри – гладкие, будто полированные, иногда немного изогнутые.
В фасадной части каждого дольмена – отверстие порядка полуметра в диаметре, и только рядом с одним из них лежала каменная пробка. Материал, из которого строили подобные сооружения, почти всегда – кварцевый песчаник. Кварц – это окись кремния, имеющая свои разновидности. Этот минерал обладает очень необычными свойствами.
– В радиотехнике его используют – это я знаю. А почему?
– Он может генерировать электрический ток при сжатии, а также поддерживать постоянство колебаний, этим он и ценен. Слышала когда-нибудь о пьезоэффекте?
– Да, по физике у меня была пятерка. Так… сейчас… от него создается электрическое напряжение между поверхностями твердых тел, да?
– Ну, примерно так. Приятно поговорить с образованным человеком. Так вот, из кварцитов изготавливают пьезоэлектрические стабилизаторы частоты, резонаторы, фильтры, призмы для спектрографов, линзы для ультрафиолетовой оптики и еще много разных полезных штук. Мой хороший знакомый рассказал мне и о других забавных особенностях этого минерала. Под воздействием электрического тока кристаллы кварца генерируют ультразвук, то есть возникает обратный пьезоэффект. А при механических деформациях кварц способен генерировать радиоволны.
Разломы земной коры, вблизи которых расположены дольмены – это волноводы. Сами мегалиты могут выполнять функцию как приемников, так и излучателей. Активизируясь, дольмены выдают акустический и световой эффекты, основанные на резонансе и пьезоэффекте кварцитов. Это происходит в дни весеннего и осеннего равноденствия. Дольмены и Камни Силы начинают «петь» в ультразвуковом диапазоне переменной частоты.
Коган, мой друг, считает, что любые мегалиты – это своеобразные генераторы инфразвука, если говорить понятным языком. Они очень плохо влияют на человека и любой другой биологический организм – доказано, что животные обходят такие места стороной. Да и людям следовало бы делать то же самое, потому что есть мнение, что при длительном воздействии на организм подобных излучений могут возникнуть эпилептические припадки и даже наступить смерть.
– Ого. Правда?
– На себе пока не проверял. – Он мрачно улыбнулся. – Но все еще впереди. Помимо общности конструкции и материала, знаешь, что их всех объединяет?
– Без понятия.
– Все дольмены обращены фасадом к солнечной стороне. Если мегалит стоит в сильно затененной местности, среди высоких гор или в темном лесу с густым подлеском, то его фасад обращен к любому ярко освещенному пятну.
– - И что это значит? Их строители поклонялись солнцу?
– Вот ты и начала рассуждать так же, как я! Мы знаем, что дольмены родом из Индии. Единственные известные мне солнцепоклонники – это езиды, в настоящее время живущие на территории Турции, Ирака и Армении. Они родом из древней Индии, точнее, из Бомбея, который сейчас называется Мумбаи. Езиды поклоняются божеству Малаки-Тавуз, изображаемого в виде павлина. Множество павлиньих глаз на хвосте птицы символизируют солнце. Их религия называется Шарфаддинэ. Забавно, но езиды до сих пор сохранили кастовость, как это было принято в Индии.
Пришло время блеснуть эрудированностью еще раз.
– Это я знаю. Но, разве они родом не из Персии? Я всегда считала, что езиды имеют некое отношение к зороастрийскому учению. Где-то читала, что на сегодняшний день больше всего их в Ираке. Там, в Лалеше, находится главная езидская святыня – гробница основателя и реформатора их религии шейха Ади ибн-Музаффара, который жил в одиннадцатом веке. Туда они совершают паломничества, как мусульмане – в Мекку.
Серега с уважением посмотрел на меня.
– Возможно. Таких подробностей я не слышал. Но что касается зороастризма, ты высказываешь ошибочное мнение курдов, их извечных противников.
– А солнцу поклонялись почти все язычники: и инки, и египтяне, и древние славяне, и кельтские племена. Почему же ты подозреваешь езидов?
– Я никого не подозреваю, Боже упаси. Просто мне кажется, что Знания, пока недоступные нам, зародились в Индии, и были сохранены и реализованы народом, который мигрировал оттуда. Поклонение солнцу – это лишь мое предположение. Просто наука точно установила, что солнце способно активизировать некие процессы на молекулярном и атомном уровне.
Да и вообще, в целом, это очень интересно. Что знали древние? Почему они возводили мегалиты именно на местах разломов земной коры, по побережью или высоко в горах, но не в глубине континента? Почему обращали фасад к солнечной стороне? Я хочу узнать ответы на эти вопросы – и посвятил их поиску свою жизнь, Лиза. Если тебе все это тоже интересно, приглашаю вступить в наш клуб.
– А что существует такой клуб? Который изучает дольмены? – удивилась я.
– Вроде того. Пока он небольшой: твой покорный слуга, доктор Коган – мой хороший знакомый, о котором я уже говорил, Евсеев Алексей, тоже мой приятель. Он историк, изучает слияние индийской «Рагведы» и нашего славянского эпоса. Особенно силён в чувашской и удмурдской мифологиях, это его хобби. В общем, если тебе интересно, присоединяйся.
– Атос, Портос, Арамис и… д, Артаньян! – улыбнулась я. – Интересно, конечно. Но, наверное, у твоих коллег есть основания вплотную интересоваться дольменами?
– В отличие от тебя, да? Согласен. Миша изучает их давно, он начал гораздо раньше меня. А Лешу именно я сманил и смутил рассказами об индийском влиянии на наше «дольменостроение». Вскоре он заболел этим и сам. Я подумал, такой девушке, как ты, умной, любознательной, не страдающей шопинг-манией и жеманством, все это может быть интересно. Ты любишь работать «в поле», я это заметил, не обременена семьей, детьми, можешь добиться поставленной цели.
– Поэтому ты меня приглашаешь?
– Не только поэтому. Просто ты мне очень нравишься.
Вот оно что! Наконец он в этом признался.
Я смутилась и покраснела до самых корней волос. Конечно, мне было безумно интересно все, что рассказывал Серега, я и не смела надеяться на то, что меня допустят до этих тайн. Но, когда он сам позвал меня за собой, почему-то захотелось поломаться. Это, наверное, неистребимая черта женской натуры – заставить себя просить о том, чего самой хочется больше всего на свете.
– Ну, что, ты согласна? – спросил Серега, заглядывая мне в глаза. Было видно, что он волнуется.
– Да, – без лишних эмоций ответила я. – А как же птицы? А зоопарк?
– Не волнуйся. Я организовал свою работу по принципу «2 в 1» – стараюсь выбивать командировки в такие местности, где есть дольмены или сейды. Вот, например, ближайшая поездка на Куршскую косу – это мой тщательно разработанный план. И ты поедешь со мной.
– Как? Меня никто не отпустит! Я даже отпуск еще не заработала!
– Не волнуйся, я все устрою – получишь направление на «Фрингилу», займемся кольцеванием.
Я пожала плечами. Почему бы и нет? Возможность поработать на известнейшей в Европе орнитологической станции возникает не каждый день.
Костер догорал – за беседой мы не заметили, как пролетело время. В лесу стало тихо-тихо. Я встала, прошлась к берегу, полюбовалась на сияние воды в лунном свете. В голове мелькали образы, события, факты – все вперемешку.
Да, рассказ Жданова о дольменах действительно привлекал – как и возможность быть с ним рядом, чего уж греха таить. Но, все-таки, что случилось с невестой Сереги? История загадочная, да еще и без единой зацепки… Может, он все-таки что-то скрывает? Может весь этот разговор про дольмены – не более чем красивая легенда и «замануха» для меня? Я решила узнать ответ на этот вопрос, во что бы то ни стало.
Постояв еще пару минут, я подошла к Сереге, который задумчиво смотрел на тлеющие угли костра.
– Сережа, ты считаешь, что Полина каким-то образом испытала на себе действие дольмена?
– Безусловно. У тебя уже появились другие версии, кроме «Лангольеров»?
Я покачала головой. Наверное, все же я не такая сообразительная, как показалось Жданову.
– Хорошо. Тогда я расскажу тебе о старике, который делает такое замечательное вино. Ты не устала?
– Конечно же, нет, продолжай, – я уселась рядом.
– Хорошо. Так вот: через четыре года после исчезновения Полины меня направили в командировку в Армению. Предстояло работать с группой Ереванских орнитологов. Занимались мы серыми журавлями. Кстати, у них журавль – это национальный символ.
– В горах? А не у воды? Это что-то новое!
– Разве высоко не может быть воды? А ты знаешь, орнитолог, что недавно, на территории Армении, рядом с турецкой и грузинской границей, обнаружили новый вид журавля? Прикинь, пока найдены всего две пары – у них гнезда располагались на небольших болотах, в двух километрах над уровнем моря.
– Ух ты! Нет, ничего не слышала об этом! А чем они отличаются?
– У них нет красной «короны», зато есть яркое белое пятно за глазом. Причем как у взрослых особей, так и у птенцов. Самку поймали на гнезде, окольцевали и взяли у нее образцы крови для проведения генетических анализов, потому что было неизвестно, новый ли это вид или просто подвид… В общем, ехал я туда с тайной надеждой встретить этих птиц. Ты же понимаешь, новая крупная птица в наше время – это вообще сенсация! Правда, сейчас уже известно, что это всего лишь подвид, и назван он «журавль Арчибальда».
– О, Сергей, да ты честолюбив, как я погляжу!
– Есть такое, конечно. Приятно быть первым, ну хоть в чем-нибудь. Так вот, мы с ереванским коллегой отправились в путь. С нами поехала женщина – фотограф. Мне, например, ее услуги были не нужны, потому что есть и умение, и аппаратура, все свое ношу с собой. У меня классная камера, снимаю птичек издалека на большом зуме, все в порядке. Но Мелкон зачем-то потащил эту тетку с собой. Подозреваю, что она была его любовницей.
Я тактично промолчала.
– Мы ехали к озеру Арпи, примерно 2 километра над уровнем моря. Там осталось всего несколько пар серых журавлей.
– Где конкретно находится это озеро? Я в Армении не была, слышала только о Севане.
– Это на северо-западе, где берет начало главная река Ширака – Ахурян. У ее истоков – слегка заболоченные равнинные пространства, покрытые заливными лугами, пара вулканических гряд. Красота – ты не представляешь, да и место для птиц идеальное: каждую весну Арпи широко разливается и заболачивает берега, появляется много насекомых и, соответственно, птиц, которые ими кормятся.
Дорогу к озеру мы выбрали сложную, через каменистую гряду, спускающуюся к Ширакской равнине. Там, на юге, река образует глубокий каменный канал из красно- черной туфовой лавы. По берегам – каменистая степь, ни души, разве что несколько аулов пастухов.
Ехали мы долго. Всех порядком растрясло по дороге, и эта женщина – по-моему, ее звали Тамара – начала ныть и жаловаться. Языка я не знаю, но и так было понятно, что эта фотолюбительница распекает Мелкона, моего коллегу, на все корки. Добравшись до ближайшего более-менее крупного селения, мы устроили Тамару с относительным комфортом, а сами отправились осмотреться и побродить по окрестностям.
Мелкон пошел в степь, а я поднялся по сухому щебнистому склону вверх. Первое, что поразило – сколько красивых и полезных растений может расти в таком суровом месте. А второе – догадываешься, что?
– Дольмен?
– Именно. Он стоял на достаточно ровной площадке в зарослях каких-то колючек. Небольшой, но построенный в точности по известной схеме. Каменная пробка, когда-то закупоривающая его отверстие, валялась рядом. Я обошел его, внимательно осмотрел со всех сторон. Как и в прошлый раз, заглянул внутрь. Но здесь меня уже ожидал сюрприз.
На земляном полу стояли две глиняные мисочки: одна с молоком, другая с кашей или крупой. Сначала я подумал, что здесь поселилось какое-то животное, которое взялись подкармливать местные жители, но потом вспомнил, что обычно зверье обходит дольмены стороной. Не обнаружив больше ничего необычного, я вернулся в аул – темнело, а ночью находиться в горах опасно.
После ужина я разговорился со стариком, хозяином дома, в котором мы оставили Тамару. Он плохо говорил по-русски, а к услугам Мелкона как переводчика прибегать не хотелось. Я многого не понял из речи старика, но главную мысль все же уловил. Вираб – так его звали – сказал, что кто-то из деревни видел меня на склонах и попросил не приближаться к «дому карлика».
Сначала я не понял, что он имеет в виду дольмен. Выяснилось, что и в Армении, и в Адыгее их называют именно так. Есть и другие имена – «сырпун» или «ирпун». Вираб сказал, что в «доме карлика» спит злой дух Шивин, но иногда он просыпается и ворует людей – за восемьдесят шесть лет жизни Вираба в районе дольмена исчезли без следа пятеро пастухов.
Я, в свою очередь, рассказал ему историю Полины. Старик не удивился, лишь еще раз предостерег меня. Оказалось, что он и другие пожилые жители аула периодически носят в «дом карлика» угощение, чтобы задобрить духа, обитающего в нем. Возможно, я невольно усмехнулся в ответ или как-то по-другому выразил недоверие, и Вираб добавил то, что, видимо, не собирался рассказывать.
За год до нашего появления в районе дольмена пропал приезжий – наверное, тоже какой-то ученый. На вид ему было 35—40 лет. Из столицы высылали поисковую бригаду, обшарили горы, искали с самолета – все напрасно. Никаких следов. Но через несколько месяцев, когда все поиски прекратились, он вернулся. Седым, глубоким стариком. Он шел по аулу в какой-то невиданной местными одежде, кричал, смеялся, размахивал руками. Горцы сочли его помешанным и попытались задержать. Тогда этот несчастный побежал от них прочь и со смехом сорвался со скалы в пропасть. Погиб, конечно. Узнать у него ничего не успели, да и вряд ли смогли бы, судя по его состоянию.
– Неужели это портал? Временные дыры?
Жданов немного помолчал, потом как-то неуверенно кивнул.
– Нельзя отрицать этого. Ведь нет других объяснений тому факту, что приезжий постарел лет на пятьдесят. Другой вопрос – где он провел эти несколько месяцев, как ему удалось вернуться? Я очень хочу получить ответы, Лиза. Когда-то дольмен сломал мою жизнь и, возможно, сделал из меня такого Серегу Жданова, которого ты знаешь. А еще он сломал жизнь девушки, которую я любил. И я хочу отомстить. Я собираюсь узнать всё, раскрыть все тайны и донести их до людей.
– Сережа, а может, ты надеешься… вернуть Полину? – робко спросила я. Жданов лишь покачал головой.
– Я надеюсь, Лиза, что она жива, где бы ни находилась. Но разум подсказывает, что это не так. Она была хрупкой, беззащитной, безвольной. Женщина-дитя. Легкокрылая птичка королек, которая готовилась перелететь из родительского гнездышка в моё. Любая буря безжалостно смяла бы эти тонкие косточки и развеяла по свету перья. Нет, я не верю. Но узнать правду – хочу.
– Вы еще долго жили в этом ауле?
– Нет, наутро мы двинулись дальше к озеру – заниматься тем, для чего приехали. На прощанье Вираб подарил мне бочонок того самого вина – кстати, мы с тобой выпили добрую половину.
Я совершенно не ощущала опьянения – видимо, рассказы Сереги не давали мне расслабиться – но вдруг почувствовала внезапно накатившую смертельную усталость. Неудивительно: приближалось утро. Лес вокруг из черного стал превращаться в серый и с каждой минутой становился все светлее.
– Давай-ка ложиться спать, – предложил Серега, – завтра, вернее, уже сегодня, у нас много дел.
– Каких это дел? Я приехала сюда отдыхать! – притворно возмутилась я.
– Разных и интересных: купаться, загорать, ловить рыбу, варить уху. Все это потребует сил. Поэтому – шагом марш в палатку!
Я не стала заставлять долго себя упрашивать. Сняла штормовку, штаны, забралась в спальный мешок и сразу же провалилась в сон.
* * *
Какое удивительное вино делает старый горец! Я проснулась свежая, отдохнувшая и без малейших следов похмелья.
Солнце поднялось уже высоко. На все голоса распевали птицы, стрекотали кузнечики; все вокруг жужжало, звенело, радовалось новому ясному дню. В нашем маленьком лагере вовсю кипела работа: Серега уже встал и готовил завтрак. Он выстругал две рогатины, перекладину, на вчерашнем пепелище развел огонь, подвесил котелок. Запах вареного кофе с ванилью и корицей плыл во все стороны – словно мы находились не посреди леса, а в кафе на Елисейских полях.
На раскладном столике уже красовались зеленые салатные листья (и как это они не завяли за ночь?), ломтики брынзы, лепешки, помидоры черри, нарезка из сырокопченой колбасы и плитка горького шоколада – очень приятное дополнение к кофе. На свежем воздухе аппетит разыгрался мгновенно: я быстро умылась прохладной речной водой, расчесала волосы и набросилась на еду.
После завтрака Серега ушел в лес «побродить», а я надела купальник и расположилась на надувном матрасе с журналом. Но жизнеописание Одри Хепберн, звезды культовых «Завтрака у Тиффани» и «Как украсть миллион» – неважная замена той истории, которую прошлой ночью рассказал мне Жданов.
Я отложила журнал в сторону и задумалась.
Сколько вокруг нас неизвестного, непознанного… Тайны и загадки, безграничные возможности, удивительные приключения! Но все это – только для посвященных.
Серега, несомненно, был одним из них – а я? Не жалею ли я о своем согласии ввязаться во все это?
Хороший вопрос.
Я оказалась в одном шаге от необычной, наполненной новизной и – не исключено, что риском – жизни, и могу пройти мимо, вернувшись в унылую череду тянущихся друг за другом дней. При этой мысли мое сердце затопила волна нежности к Жданову: отметил меня, счел достойной своего главного секрета, пригласил разделить с ним труд и возможную славу первооткрывателя. Вместе – теперь я уже в этом не сомневалась – нам предстояло дать ответ на одну из самых древних загадок человечества.
Вот уж действительно – задача мирового масштаба. Что говорит Сфинкс человечеству? «Разгадай меня, или сожру». Дольмены – молчат.
Поток мыслей понес меня дальше. Что же на самом деле случилось с ученым, который вернулся в аул глубоким стариком? Если версия о временной дыре (допустим) верна, то он мог попасть в какое-то другое измерение, где действуют иные физические законы, и время течет значительно быстрее, чем наше – по крайней мере, об этом говорит научная фантастика.
Если честно, ее я не очень люблю: исключение составляют лишь классики уровня Бредбери. Но еще больше не люблю фэнтези – все эти мечи, гоблины, эльфы и волшебники кочуют из одной книги в другую, напоминая поношенный реквизит провинциального театра. До сих пор не понимаю, зачем взрослые люди читают сказки?
Может быть, мечтают хоть на время сбежать от действительности? В сказках нет кризисов и дефолтов, очередей и пробок, хронических болезней и хронического безденежья. Там вы не встретите ворчливых жен и пьющих мужей, там не стоит квартирный вопрос, у главного героя никто не вымогает взятку. Дороги там, в целом, хорошие, а дураков немного – да и те, на самом деле, мудрецы и философы. А главное – добро и зло там носят гипертрофированный характер; они Абсолютны, и поэтому так легко отличимы друг от друга. Остается лишь сделать выбор. А в реальном мире…
Вот, например, взять Серегу: брак «по залету» – это хороший или дурной поступок? С одной стороны, бросать беременную девушку или заставлять ее избавиться от ребенка – это подло, жестоко, ужасно. С другой – жить с ней под одной крышей, как с посторонней, ежедневно тяготиться ею, раздражаться, скандалить, уходить из дома, заводить интрижку на стороне… И все это под девизом «во имя ребенка» – как расценить такую жизнь? Рано или поздно она закончится разводом, это же очевидно!
Но, наверное, еще страшнее, если родители «по залету» все же проживут вместе до старости, нелюбящие, нелюбимые, и кто-нибудь из них в сердцах бросит в лицо дочери или сына: «Я загубил из-за тебя свою молодость, карьеру, всю жизнь, а ты…!» Не дай Бог услышать такое.
Нет в нашем мире ни зла, ни добра. Есть только ряд поступков и событий, которые влекут те или иные последствия. Реальность многогранна. Начинай ткать полотно, и увидишь, что сошьет тебе из него жизнь: бальное платье, телогрейку или саван.
– Спишь, Елизавета Прекрасная? – знакомый голос выдернул меня из томного полусна: на поляне появился Жданов с целой охапкой каких-то трав. – А тебе говорили, что ты похожа на английскую актрису Кейт Уинслет?
Я потерла рукой глаза и улыбнулась.
– Ту, что снималась в «Титанике»? Нет, впервые слышу. По-моему, мне придется очень долго и плотно кушать, чтобы достичь заметного сходства!
– Правда, – засмеялся Серега, – обещаю тебя хорошо кормить. Мне нравится эта леди.