Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник) Аверин Никита

Лифт работал – с электричеством все было в порядке. Наверное, генераторы у гостиницы свои.

Стандарт оказался небольшим уютным однокомнатным номером. Кроватей было две, у каждой – по тумбочке. Возле стены стоял письменный стол с кувшином воды. Из крохотной прихожей можно было попасть в чистый санузел с душевой кабиной.

– Ладно, – нахмурилась Олеся. – А ты где будешь жить?

– Здесь.

– Вот еще! Между прочим, я – девушка честная.

– А никто на твою честь и не покушается. Я тебя охранять буду.

Кажется, она обиделась. Девушки – странные создания, сами же говорят: «Только не приставай!» – и сами же обижаются, когда не пристают. Но клеиться к дочке есаула Пошта не хотел, ему была дорога жизнь и не менее дороги яйца, которые есаул, пожалуй, за растление дочурки мог и оторвать.

– Значит так, краса-девица. Я сейчас пойду в город, у меня тут дело имеется. Заодно узнаю, нет ли в Симфере людей твоего отца. А ты сиди здесь. Можешь сходить в ресторан, но из гостиницы – ни ногой, уяснила?

– Поняла, не дура. Отмоюсь, поем и буду спать. А ты надолго?

– Как получится.

Перед уходом Пошта не удержался от соблазна и принял горячий душ – впервые с момента отъезда из резиденции листонош. Все-таки в городе, не по горам лазает. Надо хотя бы чистым быть. Теплая вода смыла усталость и прояснила голову. Пошта понял, где может узнать про Зубочистку.

Приличные девушки вроде Олеси в таких районах не бывали. Собственно, здесь вообще нормальным людям делать было нечего: ни торговых лавок, ни приличных харчевен, ни уютных двориков. А про канализацию здесь, похоже, и не слышали, просто выплескивали помои прямо на улицу.

Панельные дома слепо пялились на Пошту темными окнами, щерились осколками стекол. Ни электричества, ни противорадиационных жалюзи. Но здесь жили. Плохо, бедно, тупо – жизнь копошилась около «генеделиков» – дешевых забегаловок; на балконах сушили белье, и сидели на скамейках у подъездов, точно недружелюбные мойры, старухи в черном.

Трущобы всегда были трущобами и всегда ими останутся.

Пошта поежился. Один был на конюшне, и листоноша, несмотря на оружие, чувствовал себя беззащитным. Но появляться в подобном районе на боевом коне – сразу выдать в себе чужака. А чужаков крымопитеки, как известно, не любят. Их нежные чувства Поште в общем и целом были глубоко фиолетовы, но он рассчитывал раздобыть информацию.

Генделик назывался «Мрiя» – мечта, значит. Что «Мечта», что «Мираж», что какая-нибудь «Надежда» – заведение заведомо низкосортное. Ладно, мы сюда не есть пришли.

Располагалась наливайка на первом этаже панельного дома, Пошта толкнул дверь и вошел. Тамбура с обработкой от радиации не было. Живи быстро, умри молодым, блин. От лучевой болезни умри, если тебя раньше не прирежут. Впрочем, то, что было быстрым и гарантированным самоубийством на побережье, здесь все-таки оставляло неосторожному аборигену шанс – фон был хоть и повышенным, но все-таки не убивал сразу.

– День добрый, – обратился Пошта сразу ко всем посетителям, распивавшим в полутьме за шаткими пластиковыми столиками.

За стойкой, подперев унизанной кольцами рукой двойной подбородок, наблюдала за залом дородная блондинка с коровьими очами. Пошта подошел к ней, взгромоздился на высокий табурет и заказал пиво. В отличие от остальных, он мог здесь столоваться без особого вреда. Ну разве что пропоносит.

Девица хмыкнула, нацедила пенного напитка в не очень чистый стакан. Стоило это купон, но Пошта положил на стойку десятку.

– Сдачи не надо.

Девица снова хмыкнула, смерила его презрительным взглядом.

– Мент?

– Не. Листоноша.

– Хто?

– Листоноша. Не важно. Не мент. Не казак. Сам по себе.

– Ну и шо?

Пошта доверительно перегнулся через стойку. Воняло кислятиной и гнилыми тряпками, с кухни тянуло подгоревшим жиром. Блондинка тоже перегнулась через стойку, ее огромные груди оказались у Пошты прямо под носом.

– Зубочистку знаешь?

– Кого?

Копать-колотить! Местной фауне требовалось задавать конкретные вопросы. Но уж куда конкретней-то?

– Зубочистку, – по слогам повторил Пошта. – Из Севаста.

– Не. Не знаю. А шо?

– А кто может знать? Он такой… ушлый парниша.

– И шо?

Пошта чуть не взвыл. Копать-колотить!

– Кто тут всех знает?

Блондинка сделала задумчивое жующее движение. Пошта добавил еще десятку.

– Кир всех знает. Кирюха! Подь сюды! До тебе пришли!

Из-за дальнего столика поднялся Кир – здоровенный мужик с копной спутанных черных волос, черной же длинной бородой и пронзительно-синими глазами на багровом лице пьяницы. Он вразвалку приблизился к Поште.

– Ну шо?

Да они сговорились, что ли?! Пошта набрал в грудь побольше воздуха и объяснил:

– Я – листоноша. – Кир кивнул. – Ищу Зубочистку. – Снова кивнул. – Кента из Севаста. – Кивок. – Он меня ограбил. Нигде не загонит, а мне вернуть надо.

– Зачем?

– Надо. Памятная штука. Единственное, что осталось от друга.

Кир кивнул и отправил кончик бороды в рот. Задумчиво пожевал.

– Скока за информацию?

– Полтинник.

– Мало.

– Сотня.

– Две.

Поште ничего не оставалось, как согласиться.

– Значит, Зубочистка из Севаста? Узнаю. Ты тут посиди, через час вернусь.

Он развернулся, вернулся к столику, допил пиво, поручкался с корешами и вышел вон. Пошта остался – цедить выдохшуюся бурду, которую здесь выдавали за продукт натурального брожения, пялиться на барменшу и слушать гогот, мат, попытки пьяного хорового пения.

Час тянулся невообразимо долго.

К Поште не приставали – наверное, потому, что видели, как он говорил с Киром.

Наконец абориген вернулся. Он был еще пьянее, чем до того, и потому держался подчеркнуто прямо, а говорил медленно:

– Нет его тут. И не видел никто. И не знает. Нет в Симфере Зубочистки. И казаков нет.

– А при чем тут казаки?

Кир расплылся в улыбке, как бы говоря: дружок, ты же мне денег дал. А я – пацан честный. Я тебе хоть какую-то информацию, но обязан поставить.

– А есаул долбанулся. Тапилин. У него доньку увели. Он сюда. Искать. С казаками. Чудили, громили. В обшем, доньки ейной, Олеси, тоже нет. Но управители обидемшись. И есаула прогнамши. И всех казаков. Говорят: чтобы ни ногой. А оне и ушли. А чего? Доньки-то нет.

Пошта глубоко вздохнул.

Ну что за день такой, копать-колотить? Бывает же так: ни одной хорошей новости, зато плохих – навалом. Зубочистки в Симферополе нет. Казаков – тоже нет. Значит, придется тащить Олесю до дома, до хаты. Пошта сдержанно поблагодарил Кира и отправился в отель.

Переночевать в нормальных условиях, закупиться провизией и прочим, а назавтра – в путь.

– А ваша супруга ушла, – обаятельно улыбнулась администратор. – Просила вам передать, что вернется к вечеру.

У Пошты непроизвольно вырвалось даже не любимое «копать-колотить», а выражение покрепче. Ну сказано же было русскими словами через рот: сиди в отеле и никуда не выходи! Нет, понесла нелегкая!

И все бы ничего, Симферополь – относительно безопасное место, вряд ли дочка есаула отправится в злачные места, скорее, по бутикам решит пробежаться. Но в свете последних новостей казакам не стоит на улицах появляться. Тем более – виновнице переполоха.

– И куда она ушла?

– О, она обедала, когда скоморох единственного симферопольского цирка шапито решил сделать объявление для господ отдыхающих и пригласить всех на представление. Ваша супруга так обрадовалась развлечению, что ушла практически сразу!

– Ясно-понятно, – хмуро ответил Пошта. – И где этот ваш цирк?

– На улице Розы Люксембург, в сквере. Напротив бывшей психиатрической больницы.

– Ну, спасибочки. А представление уже идет?

– Должно начаться через десять минут.

Мечта собраться и отоспаться не покидала Пошту. Сейчас он быстренько дойдет до цирка, схватит Олесю за шкирку и притащит в гостиницу. И завтра же – завтра же! – отвезет строптивую девицу к отцу, сдаст это чудо природы с рук на руки и займется тем, чем должен, – поисками Зубочистки с перфокартой.

Поблагодарив администратора, Пошта вышел на улицу.

К вечеру Симферополь наполнился праздно шатающимся народом. Люди прогуливались парочками и компаниями, из кафешек доносились звуки музыки.

Цирк Пошта заметил издалека. В этой части города старые здания развалились, и их разобрали. Так, психиатрическая больница, располагавшаяся до Катаклизма в одноэтажных развалюхах времен Очакова и покоренья Крыма, перестала существовать. Оно, наверное, и к лучшему: адекватностью современное общество не отличалось, весь остров стал большим дурдомом. Взять хотя бы Зубочистку: вот зафига ему надо было идти из Балаклавы в Инкерман, ехать на поезде, возвращаться в Севастополь, чтобы потом двинуться в Симферополь? Почему он не ограбил Пошту сразу? Почему, в конце концов, не пошел в столицу из Инкермана? К чему вообще эти метания? Объяснение было одно, самое простое и логичное: Зубочистка – псих. И псих паникующий. Умный человек действует по плану, в крайнем случае – по обстоятельствам, дурак же мечется, не представляя себе ни плана путешествия, ни конечной цели.

Как тут не вспомнить капитана Воронина с его биполярным расстройством, безбашенного матроса Воловика и прочих, прочих?.. Олесю, например. Или покойного Огнева…

В самом дурном расположении духа Пошта приблизился к разноцветному, слегка выцветшему шатру цирка. Из громкоговорителей неслась визгливая, навязчивая мелодия.

– Дамы и господа! – Музыка прервалась голосом с профессиональными интонациями зазывалы. Кажется, в качестве конферансье выступал один из навязчивых зазывал с рыночной площади. – Наше представление начинается! Спешите видеть! Женщина – синяя борода! Мужчина-геккон, облизывает глаза, дамы пищат от восторга! Уникальная коллекция мутантов из собрания господина Лоренцо, что в переводе с аборигенного означает «черный голос»! И многое другое!

У кассы выстроилась очередь. Пошта отстоял свое, за два купона приобрел билет и протиснулся в шатер. Представление уже началось, толпа волновалась, рассаживаясь. Блестели стекла противогазов. Сияли софиты. Под куполом крутился акробат – три ноги, четыре руки, маленькая голова. На сцене репетировала гуттаперчевая женщина, завязываясь немыслимыми узлами, заставляющими вспомнить про незабвенного Воронина и корабельные снасти.

Пошта крутил головой, силясь высмотреть Олесю. Да-а, задачка.

Он решил обходить ряд за рядом. Наверняка Олеся, пришедшая сюда задолго до начала представления, где-то в первых рядах, значит, начинать стоит от сцены.

Представление, громкое, бестолковое и вонючее, Пошта игнорировал, всматриваясь в зрителей. Он нарезал круг за кругом, но Олеси не было.

– Молодой человек, присаживайтесь!

Бородатая бабуся – видимо, распорядитель – подергала его за рукав.

– Я девушку свою ищу.

– Потом найдете, не мешайте артистам.

– Может, вы ее видели? Высокая красивая блондинка… – Он помялся и уточнил, потому что с Олеси сталось бы представиться и начать качать права. – Олеся, дочь есаула Тапилины.

Бабуся ахнула:

– Видела, а как же, видела. Дамочка на входе скандал устроила, хотела за кулисы. Администратор ее и увел – все-таки высокопоставленная дамочка, нам с казаками ссориться – плохо. Она в вагончике Лоренцо. Это вам выйти, на задний двор, а там вагончик администрации – он во все цвета радуги окрашен, не ошибетесь.

Ругая Олесю последними словами, Пошта отправился к неведомому Лоренцо.

Вагончик администрации действительно найти было несложно: размалеванный во все цвета видимого спектра, он стоял в дальнем углу двора, подальше от шума и гама шапито, а над вагончиком развевался флаг – тоже радужный, с непонятной аббревиатурой ЛГБТ.

Пошта поднялся по скрипучей лесенке в три ступеньки, постучал в хлипкую дверь.

– Занято! – отозвался ворчливый голос. – Зайдите позже!

Пошта настойчиво забарабанил в дверь.

– Да что ж это за моб вашу ять?! – рассвирепел ворчун.

Дверь распахнулась, а за ней, к удивлению Пошты, не оказалось никого.

– Чего надо? – спросил голос откуда-то снизу.

Пошта опустил взгляд. Перед ним стоял лилипут – не мутант-карлик с Чатыр-Дага, а самый обыкновенный, докатаклизменного образца лилипут, или маленький человек, как их принято было называть. Ростом около метра, с широкими плечами, мускулистыми руками чуть ли не до колен, кривоватыми ножками и большой, как у нормального человека, головой, увенчанной копной соломенных волос и украшенной вислыми, соломенного же цвета усищами. Одет лилипут был в одну простыню, обмотанную вокруг чресел, в одной руке он держал початую бутылку пива, а в другой – дымящуюся сигару.

– Чего надо? – повторил он сердито. Пошта явно оторвал его от чего-то интересного.

«Что-то интересное» розово и голо возилось в вагончике на постели, кутаясь в простыню. Уж не Олеся ли? Да нет вроде бы…

– Ты Лоренцо? – уточнил Пошта.

– Ну?! – прорычал карлик.

– Дело есть. Я – Пошта, листоноша.

Лилипут нахмурился, сделал шаг назад и сказал:

– Проходи.

Пошта вошел в вагончик, а администратор цирка рявкнул на копошащихся в постели девок:

– А ну, кыш отсюда! Быстро, а не то заставлю слоногрызу клетку чистить!

Девки, взвизгнув, сыпанули на улицу, на ходу подхватывая свои манатки. Одна из них была гибкой, как змея, успел разглядеть Пошта, а тело второй почти полностью покрывала татуировка.

– Ну, листоноша, – молвил Лоренцо, присаживаясь, – слушаю тебя!

– Олеся где? – напрямик спросил Пошта.

– Кто-кто?

– Олеся. Блонда. Высокая. Ломилась за кулисы. Мне сказали – ты ее забрал.

– Ну, во-первых, не забрал, а велел провести ко мне. На собеседование. Во-вторых, тебе-то какое дело? – спросил лилипут.

– Она дочь казачьего есаула Тапилины. Я сопровождаю ее в Сечь.

– Ох ты ж! – удивился Лоренцо. – Самого есаула дочь? Ни черта ж себе! Я думал – просто девке скучно стало, захотела на зверье посмотреть, с акробатами покувыркаться…

На лице карлика читались испуг и удивление. Он, похоже, начинал понимать, что вляпался в пренеприятнейшую историю.

– Я это, – промямлил он, – ща найду ее. Честно-честно. Девка-то симпатичная, думал, в обоз ее пристроить. Велел дрессировщику на экскурсию сводить, по зверинцу-то. Ты посиди тут пока, листоноша, я мигом обернусь. Не спортили твою девку, не боись. Главное, казакам ничего не говори, а то они любят сперва шашкой махнуть, потом разбираться. Окай?

Пошта кивнул. История выглядела логично: своенравная Олеся поперлась на поиски приключений, а Лоренцо решил приспособить ее для бизнеса. «Надеюсь, – подумал Пошта хмуро, – я успел вовремя и есаулу не придется объяснять, каких успехов добилась его дочка в шоу-бизнесе».

– Я мигом, – повторил Лоренцо, выскакивая из трейлера. – Я ща! Не уходи никуда.

Хлопнула дверь, щелкнул замок.

«Это еще что за хрень, копать-колотить? – удивился Пошта. – На фига он меня запер?»

Листоноша встал, подошел к окну. Полуголый лилипут скакал вприпрыжку через двор, путаясь в простыне, и отчаянно махал руками распорядителю. Тот выпучил глаза, нырнул в шапито – и оттуда буквально через пару секунд выскочили четверо – еще два лилипута в кожаных доспехах, один акробат в трико и фокусник во фраке на голое тело.

Лоренцо им что-то пробормотал, и четверка бросилась врассыпную, чтобы через пару минут вернуться (Пошта наблюдал за ними с любопытством и нарастающим беспокойством) с канистрой и охапками дров.

«Копать-колотить! – подумал листоноша, когда приспешники Лоренцо стали тягать хворост к радужному вагончику и обкладывать его со всех сторон, обливая бензином. – Никак лилипут захотел устроить из меня барбекю! Ну правильно, в честном бою его цирковая гвардия не выстоит против листоноши, а вот запереть снаружи и поджечь – это по-нашему, по-крымски».

Пошта схватил табуретку и попытался выбить окно. Не тут-то было! Окна в вагончики были из триплекса – два куска толстого стекла, наклеенные на пленку между ними. От удара табуретом по стеклу побежала паутина трещин, но и только.

Циркачи тем временем готовили костер для аутодафе.

Оставалась дверь. Замок в двери был солидный, «паук», расправляющий свои ригели-щупальца во все четыре стороны. А вот петли… Петли были внутри.

Пошта вытащил узкий сапожный нож, выбил направляющие стержни из петель и лягнул дверь. Та затрещала, но ригели замка выдержали.

За окном полыхнуло пламя, затрещал хворост. В вагончике мигом стало жарко, как в духовке. Сквозь все щели повалил вонючий дым.

«Весело, – подумал Пошта. – Сейчас изжарюсь. Надо вырываться».

Он разбежался и с разгона врезался плечом.

Дверь вылетела вместе с косяком, и Пошта вылетел во двор.

Циркачи растерялись – но ненадолго.

– Мочи его! – заорал Лоренцо, срываясь на фальцет.

Первым бросился в бой акробат. Кувырок, сальто, фляк – мельтешение конечностей, хаотические перемещения, невероятная скорость и пластика. Будь у циркача какое-нибудь оружие, листоноше пришлось бы туго. Но акробат был безоружен.

Пошта отступил в сторону, пропуская мимо себя страшный удар двумя ногами в прыжке, перехватил прыгуна за шкирку – тот, жилистый и худой, почти ничего не весил, – и, поймав инерцию противника, раскрутил его и приложил об землю.

Хрустнул позвоночник, и шея акробата вывернулась под неестественным углом.

Минус один!

Карлики представляли собой угрозу скорее забавную, чем серьезную. Размахивая короткими мечами, они достаточно грамотно разделились, заходя с разных сторон и атакуя – один в колено, другой по голени.

Первого Пошта пнул в лицо, и тот кувыркнулся назад. Второго лилипута листоноша поймал за запястье, вырвал игрушечное оружие из рук и перетянул по хребту. Карлик рухнул как подкошенный, потеряв сознание.

Тем временем первый лилипут вскочил и, не тратя времени на то, чтобы подобрать выроненное оружие, бросился вперед, размахивая кулаками. Это было даже опаснее – так как из-за своего роста боксерские удары карлика приходились как раз на уровень паха Пошты.

Пошта ударил один раз – сверху вниз, приемом «рука-молот», как будто хотел забить карлика в землю. Забить не забил, но вырубил сразу же.

Фокусник, судорожно рывшийся в многочисленных карманах фрака, попытался было метнуть в Пошту какой-то порошок – видимо, хотел ослепить, но промахнулся. Порошок рассыпался, а из карманов вместо оружия тянулась бесконечная вязанка носовых платков, какие-то хлопушки, блестящие хреновины, конфетти и серпантин.

«Не хватало только белого кролика и голубей», – подумал Пошта, нанося серию ударов «глаза-горло-пах», после которой фокусник перестал представлять какую-либо угрозу, свернувшись калачиком и поскуливая.

Лоренцо, осознав, что остался в одиночестве, попытался было укрыться в шапито, но листоноша поймал его за волосы, поднял над землей (лилипут заверещал от боли) и строго спросил:

– Ты что ж это затеял, гаденыш?!

– Отпусти! – взмолился Лоренцо, и Пошта поставил его на землю.

– Где Олеся? – рявкнул он. – Отвечай, а не то в костер брошу!

Радужный вагончик администрации уже полыхал вовсю, языки пламени поднимались к небу. Из шапито доносились крики «пожар!» и убегали первые посетители. «Если пламя перекинется на шатер, – подумал Пошта, – на этом бизнес Лоренцо и закончится».

– Нету, – пискнул лилипут. – Нету девки!

– Куда дел?!

– Продал! Отпусти, пожар же тушить надо! Сгорим к чертям!

– Расскажешь – отпущу, – пообещал Пошта.

– Не виноватый я! Она сама пришла! А я ее велел в клетку! Думал – продам на рынке. А тут он…

– Кто – он?

– Покупате-е-е-ль, – проныл чуть не плача Лоренцо.

– Кто такой? – спросил Пошта. Худшие его опасения начинали оправдываться: Олеся опять вляпалась в какие-то неприятности.

– Не знаю… Он платил золотом. Сразу. И хотел именно дочку есаула.

– А откуда он знал, что она здесь?

– Мы давали представление… в Казачьей Сечи… пару месяцев назад… дочка Тапилины приходила… мне ее показали… сказали, что за нее хорошо заплатят…

Пошта выдохнул. Значит, сговор. Ясно-понятно!

– И когда ты увидел Олесю, ты решил ее продать?! – уточнил он.

– Золото, – всхлипнул Лоренцо. – Они предлагали золото, а не купоны…

– Кто – они?

– Не знаю… Но я слышал, краем уха, – поспешил сообщить Лоренцо, видя, как меняется выражение лица листоноши и понимая, что полет в костер все ближе, – как они упоминали какого-то Гаврилу Ступку…

Пошта отпустил карлика и длинно выматерился. Имя Гавриила Ступки говорило ему о многом.