Сын города Поллок Том

– Сон? Как можно спать, когда у меня есть это… когда у нас есть это… – она, засуетившись, взмахнула руками, подбирая правильные слова. В девушке бурлила энергия города, и она чувствовала, как подпитывается ею. Словно стала маленькой и перенеслась в Рождество, когда мама приплясывала вокруг, добродушно хмурясь, спускаясь по лестнице с кипой завернутых в газету подарков, которые купила на их мизерную…

Купила.

Слово «купила» заставило Бет встрепенуться.

– Фил? – позвала она, вдруг забеспокоившись. – Сколько это стоило? Что Синод попросил за то, чтобы сделать меня такой?

Он, кряхтя, сел и почесался копьем:

– Немного, учитывая, что мы просили. – Парень зевнул, словно гигантский довольный кот. – Я сказал им сделать тебя настолько похожей на дитя Матери Улиц, насколько это возможно. Взамен они захотели всего лишь какой-то никудышный компонент, пропавший из их магазинов, но оказавшийся во мне. В жизни им не воспользуюсь. А они смертельно в нем заинтересованы.

– Серьезно? – засомневалась Бет. – Звучит… дешево.

Парень пожал плечами:

– Никогда не знаешь, что Синод захочет в качестве оплаты. Как сказал Петрис, они делают товар из ничего.

К тому времени, как он поднялся, Бет приплясывала от еле сдерживаемой нервной энергии. Фил отряхнулся и поднял прут:

– Хорошо, хорошо, – сказал он с обессиленным добродушием, которое девушка замечала в парке за гуляющими с малышами папочками. – Что хочешь поделать?

Ответ мог быть только один. Она вздрогнула от удовольствия, говоря:

– Бегать.

Бет повела, шаг ее был невероятно легким. Фил спотыкался позади, нетвердо держась на ногах при дневном свете.

Она нырнула в заднюю дверь фабрики и помчалась между заплесневелыми стенами, а эхо вторило их голосам, кричащим и смеющимся.

Фабрика промелькнула в мгновение ока, а потом они снова очутились на солнце. Теперь Фил бежал плечом к плечу с Бет, его лицо сосредоточилось, а ноги так и мелькали, когда он вырвал у девушки лидерство. В ее груди, как куст сирени, расцвело возбуждение, когда пустырь уступил место асфальту, и они побежали по шоссе. Под крик гудков потока машин, оставленного позади, слившегося в один неясный мазок.

Бет поймала вспышку улыбающегося лица, когда Фил обошел ее, и стиснула зубы, набирая обороты. Теперь она поняла, как парню удавалось бежать так быстро: каждый шаг вытягивал новые силы из асфальта, каждое предыдущее движение заряжало следующее. Они бежали все быстрее и быстрее.

Бет радостно кричала, несясь навстречу ветру, и Фил кричал в ответ. Ее ноги изучали город: каждый раз, когда голая ступня касалась земли, девушка знала, что никогда не забудет этот кусок шифера, участок асфальта, его текстуру. Она могла бы снова найти каждый дюйм, даже с закрытыми глазами.

Постепенно Бет поравнялась с Филом. В день, когда они познакомились, девушка, следуя за ним, рухнула, задыхаясь. Теперь дети города бок о бок неслись по своему дому.

Перед ними открылась небольшая пристань в паре сотен ярдов от реки. Пришвартованные лодки с плотно скрученными вокруг мачт парусами покачивались на мутной воде. Не останавливаясь, Фил вскочил на лодку, и инерция бросила его на такелаж, где он стал раскачиваться от одной нок-реи к другой.

Бет заметалась на краю пристани.

«Обойди кругом, – настаивал нервный голос в голове, – обойди кругом».

Его заглушил другой голос: «Иди в задницу!» – подумала девушка и прыгнула.

Когда Бет повисла на гике, желудок дернулся, но она удержалась. Девушка позволила своим новым инстинктам пронести ее через лес мачт на противоположную сторону пристани, где ждал Фил, указывая на Кэнэри-Уорф. Ее глаза, проследив за его пальцем, расширились.

– Хочешь полазить? Как насчет одного из них?

Три гигантских небоскреба возвышались над головой, светя огнями в надвигающемся вечернем мраке. До них было всего несколько сотен ярдов.

Бет судорожно сглотнула. Средний небоскреб, Канада-Тауэр, был самым высоким в городе. Гигант из стекла и стали нависал над столицей, венчавшая его серебряная пирамида прокалывала подбрюшье облаков.

Фил подмигнул:

– Я тебя обгоню.

Мимо проносились смазанные кирпичи. Кровь Бет, ее новая кровь, стучала в венах. Интересно, она все еще красная, – размышляла девушка, – или стала дегтярно-черной? Несколько человек, катающихся на коньках на площади Канады, едва ли увидели пару серо-черных пятен, пронесшихся мимо.

Фил стремительно влез на стальной столб рядом с одной из крутящихся дверей небоскреба, подтянулся ко второму этажу… и стремительно пополз вверх по стене здания, выбирая темные промежутки между ярко освещенными окнами.

Бет притормозила, покачав головой. Ноги стали тяжелыми, словно ртуть заменили свинцом.

«Он ползет прямо по стали».

Она не сможет…

Не сможет сделать этого.

Девушка принялась расхаживать взад и вперед, критически щурясь на отвесный металлический уступ, смущенная, что не может следовать за Филом.

Ее взгляд упал на металлический усик: по всей стене башни вился кабель, придерживающий люльку для мытья окон. Бет схватила его – в самый раз для новой загрубевшей кожи рук. Оторвав ноги от земли, девушка повисла, наслаждаясь чувством легкости, с какой удерживала собственный вес.

С широкой улыбкой Бет напрягла плечи и начала проворно подниматься, держась за кабель пальцами рук и ног. Ее отражение скользило по металлу, ветер натянул капюшон на лицо, вздувая одежду, словно воздушный шар. Она глянула вниз всего лишь раз и рассмеялась над игрушечным городом.

Девушка увидела жилистый силуэт на вершине башни – Фил ее ждал.

– А ты не торопишься, – заметил парень, когда Бет втащила себя на край крыши и откинулась на скат, с трудом переводя жгущее грудь дыхание.

– Не все могут лазить, как долбаные белки, знаешь ли.

– Да что ты? Думаешь, я типа белка? – с гордостью в голосе поинтересовался он.

– Я бы так не радовалась. Белки – те же крысы, только уложенные феном.

– А что не так с крысами?

Бет не потрудилась ответить. Она откатилась от края. Серебряная пирамида резко возвышалась над ними. Подсветка вспыхивала и потухала, предупреждая низко летящие самолеты. Пар змеился из вентиляционного отверстия кондиционера, рассеивая свет «маяка», а прямо под ним…

Девушка почувствовала, как отвисла челюсть.

– Э-м-м, Фил, – прохрипела она.

– Что?

– Это трон?

Углубление с восточной стороны башни напоминало кресло с покатыми подлокотниками. Оно было огромным – ничто не могло бы его заполнить. Но даже когда слова слетели с ее губ, Бет знала, чей это был трон, потому что на высокой спинке стула была вырезана корона, складывающаяся из зданий.

Фил поглядел наверх, весело фыркнув:

– Не-а, – невозмутимым тоном возразил он, – это алмаз из задницы махараджи Мадраса.

Парень приостановился, а потом сказал:

– Круто, что разглядела, Бет: это действительно трон. Поздравляю. Твоя способность замечать, блин, очевидное делает честь человеческой расе. – Окинув панораму взглядом, он оценивающе присвистнул. – Однако это что-то с чем-то, не находишь? Все не могу свыкнуться с этим, когда сюда прихожу. Надо отдать должное старине Щебнелицему, строить он умеет.

– Щебнелицему? – удивленно посмотрела на парня Бет. – Хочешь сказать, Выси?

Фил уставился на нее:

– Окей, – медленно проговорил он, – возможно, ты схватываешь очевидное не так хорошо, как мне казалось. Все небоскребы – дети Выси, Бет. Думаешь, можно построить такую штуку без кранов? Кэнэри-Уорф был его грандиознейшим, крутейшим достижением. Зеркалом для его потрескавшегося лица, которое может видеть весь город…

…а Мать Улиц взяла и села на него.

Он фыркнул:

– Сообщение было недвусмысленным, ты уж мне поверь. Никакой больше мелкой ереси. Даже монах Арчибальд и его Каменные Апостолы ужасно попритихли. Доброе десятилетие никто не смел и слова молвить против Старушки.

Всполох маяка подсветил злую усмешку парня:

– Хочешь попробовать?

Бет медленно встала, уставившись на огромное пустое кресло на крыше Города.

– А нам – это… – позволительно?

Сиденье трона уместило их обоих.

Они уселись бок о бок: Бет – скрестив ноги, Фил – откинувшись на локтях. Тьма разделила город на множество беспрестанно меняющихся квадратов света – пазл, ждущий, чтобы его собрали. Это была красота хаоса, но от того не менее чистая. Бет окинула все взглядом, усталые мышцы расслабились. Девушка была возбуждена, грустна, задумчива, взволнованна и…

У нее не было слов для этого чувства, но она знала, что никогда его не забудет.

– Бет, что случилось? – голос Фила звучал встревожено.

– А что случилось?

– Ты плачешь.

Бет коснулась щеки и немало удивилась, обнаружив ее мокрой. Слезы пахли мелом. Девушка вытерла их и с сожалением улыбнулась:

– Я думала о Каре.

– О каре?

– Моя лучшая подруга. – Бет посмотрела на его узкое, цвета бетона, лицо с некоторым удивлением. Она что, никогда не рассказывала ему о Каре? – Раньше нас называли не разлей вода, – поделилась девушка, – как будто это было в порядке вещей. Как будто это не было долбаным чудом – дружить с кем-то, кто может определить, что у тебя разбито сердце по тому, как ты застегиваешь куртку. – Она тяжело выдохнула в холодный ночной воздух. – Я никогда не могла объяснить словами, что у меня на душе, даже если бы мне дали сотню лет. Но с Карой мне и не надо было. Она просто знала.

– Как же вы умудрились так сдружиться? – поинтересовался парень.

– Не знаю… думаю, если бы могла объяснить, это бы не было чудом.

Фил улыбнулся, возможно, немного печально.

– Звучит, как будто ты была в нее влюблена.

Бет закрыла глаза, вспоминая лицо Кары:

– Благодаря ей я становилась храброй.

– Что? – его голос прозвучал озадачено. – Ты и сама по себе храбрая. Безрассудно храбрая, самоубийственно храбрая. Иначе никогда бы здесь не оказалась.

Бет тронула его растерянность:

– Не-а, – возразила она, – просто я никогда не была достаточно умной, чтобы бояться. А разве можно быть храброй, если не боишься как следует? Кара всегда говорила: «Только те люди, которых ты любишь, могут напугать настолько безумно, чтобы пробудилась настоящая смелость». Может, она кого-то цитировала, но, зная ее, может, и сама придумала. Она боялась всего, особенно высоты, но все равно поднималась со мной на любую крышу.

Бет махнула рукой на гулкую ночь под ними.

– Однажды ночью мы расписывали крышу в Камберуэлле. Лил дождь, и черепица стала скользкой и блестящей, прикидываешь? В ней отражалась луна, и это было прекрасно… – Бет почувствовала, как воспоминания сдавливают горло. – Но было скользко, и Кара упала. – Бет потерла кончики пальцев; она по-прежнему чувствовала шелк Кариного хиджаба, за который вцепилась, когда ее подруга скользнула вниз.

– Темза! – выругался Фил. – Она умерла?

– Слава Богу и твоей Матери, нет. Шестью футами ниже оказалась еще одна крыша. Она даже ничего не сломала. – Бет фыркнула. – Сплошные хеппи-энды. Но на секунду, самую долгую в жизни, я думала, что потеряла ее. Я никогда так не боялась. В том единственном ударе сердца было столько одиночества, что хватило бы до скончания времен. Она была той, о ком я заботилась больше всего на свете, и я думала, что потеряла ее, – а хуже всего было то, что Кара не потащилась бы на эту треклятую крышу, если бы не я.

Бет почувствовала, как, притягивая ее ближе, на плечо легла жилистая рука. Почувствовала шершавую кожу и спутанные волосы, прижавшиеся к ее щеке.

– Ты не можешь даже приблизительно представить, каково это, – проговорила девушка.

– Очень даже могу. – Прежде, чем продолжить, Фил немного поколебался. – Я чувствовал себя точно так же, когда увидел тебя в огне.

Она поцеловала его – прежде, чем успела разрешить себе подумать об этом. Губы Бет прижались к его губам, и на мгновение девушка как никогда ярко ощутила покалывание в каждом дюйме ее тела. Загрубевшие пальцы коснулись ее шеи.

Ни один из них не растаял в поцелуе; вместо этого они удерживали его, электрически тихо, боясь, что другой отстранится, но не отстраняясь.

В конце концов, Бет разорвала прикосновение. Кожа Фила была горячей, когда девушка уткнулась в нее лицом.

– Ого, – Фил задыхался. – Это было… это было…

«Странно? Чудесно? Пугающе? Горячо? – Бет нервно облизала губы. – Он думает, что было так себе? Нет, конечно, нет, возможно, он никогда не целовался с человеком, значит, и сравнивать не с чем. Но все же, та девушка-лампочка, они выглядели близкими, возможно, даже были влюблены…»

Слово ошарашило ее: любовь. «О боже, Бет, – в панике подумала она. – Что, если это… если это…»

Откуда ей знать?

«Любовь». Внутри образовалась пустота: в голове, со стеклянным звоном, билась всего одна мысль.

«Любовь…»

Мысль ей не принадлежала.

Глаза Бет широко распахнулись. Она недоверчиво завертела головой. Крошечный паучок свисал с вентиляционного отверстия кондиционера на проволочной паутинке. Не больше обыкновенного домового паука, он переливался стекловолокном и шипел помехами.

«Любовь…»

– Фил! – воскликнула девушка и бросилась на паука со скоростью химической реакции. Руки сомкнулись вокруг него.

– Что? Что? – он вскочил, с копьем наизготовку.

Голос Бет перешел в возбужденное шипение:

– Это один из них — один из пауков! Я чувствую, как он ползает по моим пальцам. Ой! Как будто чертополох перекатывается… Фил, не стой, блин, столбом, помоги мне!

Он просто взмахнул копьем.

– Отпусти его, Бет.

– Что? Ты спятил? – возмутилась Бет. – Это один из тех пауков. – Никуда я его не отпущу, он мне лицо обглодает.

Фил нахмурился:

– Балковые Пауки не обгладывают лица.

– Для меня сделают исключение – уж очень я симпатичная.

– Гм… эм… да, – помявшись, согласился он.

– Что-то не вижу энтузиазма! – огрызнулась девушка. – Ты же целовал…

– Бет, серьезно…

– Они убьют нас, – упрямо заявила Бет.

– Один паучок? Против нас двоих? – парень склонил голову. – Отпусти его.

Бет уставилась на него:

– Подойди и встань здесь, – распорядилась девушка.

– Что?

– Если ошибаешься, пусть объедают твое лицо, – пробурчала Бет.

– Отпусти его Бет, – спокойно повторил Фил.

Девушка понемногу отняла ладони на полдюйма от металла и заглянула под них.

Ножки-иголочки мерцали.

«Любовь, – весело прошептал ломкий голос у нее в голове, – странная, чудесная и пугающая любовь…»

– Заткни его, – попросила Бет парня, убирая руки.

Фил присел напротив паука на корточки и склонил голову набок, словно слушая.

– Говори, – сказал он через мгновение, – пусть Бет услышит.

– Странная, чудесная… – тонкое бормотание внезапно прервалось, и заговорил другой голос. – Так вы живы, – в словах безошибочно читалось неодобрение. – Вас обоих труднее сдвинуть с места, чем вывести пятно от карри, – из паука звучал голос Гаттергласс.

– В основном они высасывают голоса. – Фил не отрывал взгляда от существа, шепча Бет на ухо. – Но время от времени можно убедить их выплюнуть один из них, пообещав не остаться в долгу.

– Вы оба исчезли почти на весь день, – плакалась Гаттергласс. – Чем, во имя Темзы, вы занимались?

Они обменялись взглядами, а потом разразились одновременным приступом смущенного покашливания.

– Ничем таким, – заверил Фил.

Гаттергласс скептически фыркнула:

– Отлично. Что ж, пока вы двое шлялись по докам, я потихоньку занималась вербовкой. Вы будете счастливы узнать, что теперь к нам присоединились настоящие воины: часть Тротуарных Монахов – меньшинство, надо признать, но значимое – прозрела. Они пришли под номинальным командованием одного из ангелокожих, Иезекииля. Вы знали, что он и вправду может летать? Известковые крылья и все в таком духе. Престранное зрелище. Он сказал, ты можешь повести его каменный полк, если захочешь, – от речи веяло самодовольством. – Неплохо, да?

Лицо Филиуса вытянулось:

– Иезекииль? А как же Петрис?

– Увы, старый грешник покрылся демократической сыпью и предпочел остаться с большинством духовенства. Должна сказать, забавно, когда человек вроде него резко становится джентльменом. Заявил: «Я не могу с чистой совестью вести мой народ обратно в рабство». Ей богу! На самом деле Первосвященником должен быть Иезекииль; он гораздо лучший защитник Нашей Леди. Истинный изувер, почти исчезающий вид, но еще существующий, если знаешь, к кому обратиться.

Фил сложил руки, прижимая копье к груди. Он выглядел немного раздраженным тем, что старый наставник одержал победу там, где провалился он сам, собирая армию для родной матери.

– Возвращайся поскорей, Филиус, – сказала Гаттергласс. – До меня дошли слухи; голуби и горгульи на высочайших башнях говорят, в районе Святого Павла что-то шевелится. Краны Выси беспокоятся.

Юный принц кивнул, лицо его застыло:

– Нужно ударить прежде, чем он выступит, – согласился Фил. – Если его волчья стая настигнет нас на открытом месте, они нас по косточкам разберут.

– Я с тобой совершенно согласна. О, во имя всего чистого и святого… – на секунду голос потонул в треске, а потом зазвучал вновь: – Этот твой русский чего-то от меня хочет. Поторопись, Филиус! Мисс Брэдли, – церемонно произнесла она, а потом паучок растворился в воздухе с белошумным шипением.

Фил улыбнулся Бет. Мгновение она спрашивала себя, собирается ли он поцеловать ее снова, а потом его глаза упали на ее шрам-корону.

– Пойдем, – сказал парень, – Как ты говорила, теперь это и твоя война. Самое время к ней присоединиться, – он схватил трос, прикрепленный к люльке для мытья окон. – Ты так сюда поднялась? Мило. Экономично. Одобряю.

Не говоря больше ни слова, он кинулся с крыши. Девушка понаблюдала, как его тонкий силуэт окунается в ночь и начинает спускаться с башни на веревке.

Бет было поспешила за ним, но потом притормозила, выудив из рюкзака черный маркер. «В конце концов, – подумала она, – подняться на самую высокую крышу в Лондоне и не пометить ее?!»

Согнувшись, она набросала их обоих, бок о бок, на поверхности крыши. Внизу подписала: «Бет Брэдли и уличный Принц-оборванец в день, когда они стояли на крыше мира».

«Похоже на сказку, Бет. Остается надеяться, что и конец будет под стать». Девушка все еще чувствовала вкус поцелуя на губах, кружащий голову, словно пары бензина. На секунду она представила лицо Кары, нарисованное рядом с ее, наблюдающее за ней. «Что бы ты подумала о нем, Карандаш Хан? Что бы ты сказала?»

Возможно, однажды она сможет у нее спросить.

– Эй, Брэдли! – донесся до нее голос Фила.

Бет схватила кабель и, подбадривая себя криком, прыгнула через весь город.