Метро 2033. Грань человечности Уленгов Юрий
Мужик в камуфляже издал звук, походивший на смешок. Видимо, ему, как и Захару, стало смешно и неловко от этой фразы, такой обыденной и будничной. И такой неуместной.
– Да подкинем, чего не подкинуть? – пожал он плечами. – Погоди.
Сунулся в кабину, о чем-то переговорил с водителем и вылез назад.
– Давай сюда! Полезай и поехали.
Лесник развел руками.
– У меня тут снегоход, бочка с остатками бензина и куча припасов. Бросать, что ли?
Камуфляжный пожал плечами.
– Зачем бросать? С собой заберем. Не то время, чтоб ништяками разбрасываться. Сейчас.
Он снова полез в кабину, двигатель вездехода заурчал, и машина развернулась почти на месте, отработав левой гусеницей.
Вдвоем с Камуфляжным они кое-как засунули снегоход в большой багажный отсек, более чем наполовину забитый освежеванными тушами. Охотники? Захар приободрился даже. Если люди специально ездят на охоту на вездеходе – значит, дела у них должны идти неплохо. Камуфляжный убедился, что аппарель закрылась, и направился к дверям, ведущим в жилой отсек. Ветер разошелся не на шутку, вокруг бушевала метель, норовя сбить с ног и мешая обзору.
– Полезай. Буран разыгрывается. Потом все расскажешь.
Захар забрался внутрь и закрыл за собой дверь.
– Привет, – прогудел он в ответ на вопросительный взгляд двух пар глаз, уставившихся на него.
Снаружи, за стенами пассажирского отсека вездехода, завывал буран, а внутри было тепло и уютно. Захар, расстегнув куртку, развалился на сиденье, откинувшись на высокую спинку, и с наслаждением отхлебывал горячий чай из большой кружки. Машина шла мягко, работа двигателя отдавалась в салон едва слышной дрожью, и на лесника впервые за долгое время накатилось чувство спокойной безмятежности. Двое, сидящие в салоне, с видимым дружелюбием расспрашивали Захара о том, откуда он, как добрался и что видел по дороге. Верный приобретенной привычке, Захар не спешил выкладывать перед попутчиками всю свою историю. Лесник. Сидел в тайге безвылазно. Жрать стало нечего – решился на путешествие. Вот и вся история.
– Вообще, ты правильно сделал, что в Иркутск погнал и в Улан-Удэ не сунулся. Хоть оно тебе и ближе было.
Говорил один из пассажиров – низенький и коренастый, с выдающейся вперед нижней челюстью, назвавшийся Костей. Костя, как и тот, что помогал Захару засунуть в багажное отделение снегоход, был одет в теплый зимний камуфляж нового образца и добротные теплые ботинки. Рядом с ним на сиденье лежал такой же короткий автомат. Захар давно обратил внимание, что автоматы – не единственное оружие людей в вездеходе. На стене, в специальных зажимах, висели четыре больших охотничьих ружья крупного калибра и с внушительными блямбами прицелов. Видимо, с помощью этих ружей они те туши в кузове и заготовили.
– А что там, в Улан-Удэ? – спросил Захар.
– Жопа там, – откликнулся второй, представившийся Кириллом.
Кирилл был полной противоположностью Кости – высокий, худой и хмурый. Создавалось такое впечатление, что Захар ему не понравился с первого взгляда. Скорее всего, так и было. Захар вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения.
– Там фон такой, что счетчик заходиться еще на подходе начинает. Несколько прямых попаданий минимум, баллистикой. С разных сторон заходить пробовали, результат один. Нечего там, по ходу, делать. Спеклось в стекло там все после такого.
– А Иркутск? – Захар сделал последний глоток и поставил пустую кружку на откидной стол, разделяющий его и собеседников. – Тоже ж не слабо достаться должно. Есть же, по чему бить. Ну, было, точнее.
– А нам, можно сказать, повезло, – в разговор снова вступил Костя. – Правда, только нам. Другим – значительно меньше.
– В каком смысле?
– В том, что мы далековато от волны оказались.
– От волны? – удивился Захар.
– Ты что, про Иркутскую ГЭС не слышал, что ли? – теперь настала очередь собеседника удивляться.
– Ну, так… Не особо, – покрутил Захар рукой в воздухе.
– Не местный, что ли?
– Да говорю ж – нет.
– Ясно. Подкузьмила нам, короче, плотина эта. – Собеседник сморщился болезненно. – Ученые давно писали, что в случае чего – труба городу. Что не зря плотины вдалеке от городов строят обычно. Но кто их слушал? Энергетикам ведь главное что? Что плотина перекрывает большую часть потребностей города в электричестве. А остальное им пофиг. Тем более что тогда это действительно сказками казалось. Байкальский разлом, то, се. Кто ж знал, что оно так вразнос пойдет?
– Так что с городом? – Захар пока мало что мог понять из речи собеседника.
– Да что с городом? Нет города, можно сказать, – невесело усмехнулся Костя.
– Перед самым аллесом к нам перехватчики перебросили. В целях укрепления ядерного щита державы, так сказать. Ну и ПРО, как оказалось, какое-никакое наладили. Не на пустом месте же жопа началась. Видать, готовились. Считали, что город закрыт надежно. А по городу и не лупили особо. То ли действительно ПРО сработало, то ли где-то там, откуда оно летело, рассчитали все правильно. Легло только в районе аэропорта, ну и так, по стратегически важным точкам тактически малыми зарядами. – Собеседник сейчас явно повторял чьи-то чужие слова. – Хорошо били вокруг города, по базам всяким военным. Их же у нас до черта было. А от сейсмики Байкальский разлом зашевелился. Ну и смыло плотину нашу к чертям собачьим. С большей частью города вместе. Волна шла – сорок метров высотой, шириной – километр почти. Ну, это так потом наш гусь ученый нам рассказал. Это он предположил. Мы-то наружу не вылезали, в это время под землей сидели. Все, что ниже уровня плотины, – смыло. Как Ивантеич считает – километров двести волна прошла, да только разгонялась все время. А мы удачно расположились. Мало того, что высоко, так еще и от плотины в отдалении. В общем, волна сама чуть дальше от нас начиналась. Потом-то Ангара в русло вернулась, вода сошла. Только у тех, кто в городе жил, – шансов никаких не было. Там даже дома посносило девятиэтажные. Какие уж убежища тут?
Захар помолчал, пытаясь представить себе эту картину. В голову лезли кадры из редких фильмов, просмотренных еще в институте. Про цунами и прочие катаклизмы. Он поежился. Не хотелось бы ему оказаться на месте жителей Иркутска.
– А вы кто вообще, мужики? Военные? – попытался сменить он тему.
– Разные мы. И военные есть, и полицейские бывшие. И гражданские.
– И много вас?
– Достаточно, – в разговор снова вмешался Кирилл. – На место приедем, старший все тебе расскажет.
Захар не очень понял, то ли выживших в Иркутске было достаточно, то ли Кирилл таким образом решил прекратить разговор. Решив, что так и так скоро все узнает, лесник решил не заморачиваться и прикрыл глаза. Окон в вездеходе не было, а пялиться на сидящих напротив было как-то не комильфо. Понемногу разморенный теплом и убаюканный мягким движением, он задремал, уронив голову на грудь.
Проснулся он от тряски и толчков. Машина, которая раньше шла ровно и плавно, вдруг начала совершать какие-то резкие и непонятные эволюции. Вот вездеход резко отработал одной из гусениц, поворачивая практически на месте, и прыгнул вперед. Потом салон вдруг перекосило, корма машины накренилась назад, а нос, наоборот, задрался вверх – вездеход карабкался на какую-то возвышенность. Потом также резко он сменил положение – теперь вверх смотрела корма. Захар едва успел ухватиться за сиденье, чтобы не полететь вниз. Кирилл и Костя сидели, зафиксировавшись на сиденьях и продев руки в страховочные петли, – Захар их рассмотрел только сейчас, поискал у себя, нашел и закрепился. Мужики сидели спокойно, из чего Захар сделал вывод, что происходящее – не ЧП, а вполне привычная часть пути.
Вездеход еще некоторое время рыскал по курсу, резко поворачивал, взбирался и спускался по складкам местности, пока наконец не замер, качнувшись. Мотор продолжал работать, Костя с Кириллом не суетились, но на их лицах можно было прочитать облегчение и предвкушение. Добрались, стало быть.
Снаружи что-то заскрежетало, загремело, и вездеход, дернувшись, двинулся вперед. Проехал несколько десятков метров и остановился снова. Судя по замолчавшему двигателю – окончательно.
– Приехали, конечная. Не забываем оплатить проезд, – расплылся в улыбке Кирилл.
Захар улыбнулся в ответ, шагнул было к выходу, когда ему в живот уперся ствол автомата.
– Не спеши, а то успеешь, – Кирилл ловко расстегнул ремешки самодельной кобуры на бедре Захара, и обрез перекочевал в его же рюкзак. Следом отправился топор, который Захар на время поездки клал под сиденье, а сейчас держал в руках, намереваясь сунуть на привычное место, за пояс.
– Вы чего, мужики?
Лесник прикидывал, стоит ли попытаться достать пистолет, или лучше не дергаться? Подумав, решил, что лучше не стоит. Ствол автомата смотрел ему прямо в живот. Несмотря на то что держал его Кирилл небрежно, одной рукой, было видно, что пустить оружие в ход проблемой для него не станет. Да и Костя тоже стоял так, чтобы в любую секунду подстраховать напарника.
– Да ничего, – хмыкнул Кирилл. – Положено так.
– Не боись, – неожиданно подтвердил Костя. – Если б чего не так – мы бы тебя сразу разоружили. Не тронули же. С Батей поговоришь – тебе все вернут. А пока нельзя.
– Тогда у меня еще пистолет под курткой, – проговорил Захар. – Отдавать или сам достанешь?
– Еще я мужиков не лапал, – фыркнул Кирилл.
Но автомат не опустил. Захар видел, как напряглись пальцы бойца на рукояти, когда лесник расстегнул куртку и нырнул за пазуху. И как расслабились – когда Захар протянул ему пистолет. В голове у Захара щелкнуло.
Он резко развернул туловище в сторону, автомат потерял цель, которая внезапно уменьшила свою площадь. Левой рукой лесник схватил автомат за ствол, дернул его на себя, одновременно наступая на ногу Кириллу, и сильно толкая его в лицо раскрытой пятерней правой руки. Боец потерял равновесие и повалился на Костю, сбивая того с ног. Костя успел нажать на спуск, но ствол автомата задрался, и короткая очередь ушла в потолок, дырявя внутреннюю обшивку вездехода. Захар перевернул оружие, упер приклад в плечо и выжал спуск. Отдача ударила в плечо, уши окончательно заложило…
– Эй, ты чего? – послышался голос Кирилла.
Захар мотнул головой, отгоняя наваждение. Боец взглянул на него подозрительно и забрал пистолет.
– Все нормально, – усмехнулся Захар. В его воображении Кирилл лежал на полу, нелепо раскинув ноги, а из многочисленных пулевых отверстий толчками вытекала темная кровь. – Задумался я.
– Давай на выход, задумчивый, – буркнул Костя.
– Смотри, не балуй! – добавил Кирилл.
Захар растянул губы в улыбке. Если бы ребятки могли залезть к нему в голову, они бы с ним точно по-другому разговаривали.
Захар повернул ручку и откатил дверь в сторону, ожидая порыва ледяного ветра, хлопьев снега в лицо или чего-то подобного, и крайне удивился, когда ничего из ожидаемого не почувствовал. Сначала удивился, а потом зажмурился, когда яркий свет мощного фонаря ударил ему по глазам.
– Эй, вы кого привезли? – послышалось откуда-то с той стороны светового луча. Голос прокатился эхом, и Захар понял, что находится в каком-то большом, пустом, и судя по всему – подземном помещении.
– Да вот, мужика подобрали. Из тайги на снегоходе приехал, прикинь? По всему Байкалу прошел.
– Ого, – в голосе послышалось явное уважение. – Крут. И могуч. В тебе сколько росту-то? Метра два, небось?
– Два ноль шесть, – пробурчал Захар. – Я не только крут и могуч. Я еще и свиреп. Особенно когда мне в морду фонарем светят. Могу разозлиться и поломать что-нибудь. Или кого-нибудь.
Захар злился. Бывший ранее глубоко гражданским человеком, сейчас он крайне неуютно чувствовал себя без оружия, и раздражение так и прорывалось наружу. Хотя, как раз его стоило и попридержать.
– Ого! – снова донеслось откуда-то спереди. – «Халк ломать!» – Произнес голос совсем уж непонятную Захару фразу. – Сразу видно – наш человек. Угрюм, волосат и вонюч. Дикий мужчина.
– Слышь, ты, – Захар уже срывался на рычание. Украдкой он бросил взгляд на своих попутчиков-конвоиров. Те с интересом наблюдали за перепалкой. Он решил, что все делает правильно, и продолжил: – Хлебало закрой и фонарь убери. Пока я тебе твой длинный язык никуда не засунул.
– Да ладно, ладно, чего ты? – Луч фонаря спрыгнул с Захарова лица, переместившись на вездеход. Голос шутника звучал не то чтобы испуганно, но насмешки в нем поубавилось. – Совсем, что ли, с популярным творчеством не знаком? Это же «Ленинград»!
– Ленинград погиб двадцать лет назад. А то, что ты цитируешь постоянно, по поводу и без повода – это говно какое-то. – Послышалось над ухом у Захара. Лесник повернул голову и увидел бойца, что сидел рядом с водителем. Того самого, который помогал ему погрузить снегоход. – Пойдем. Отведу тебя к Бате, – обратился он к Захару. И тут же, «фонарщику» – Людей зови, пусть разгружают. Там снегоход с прицепом – его пока в сторонку, в угол поставите. Это, вон, его. – Он качнул головой в сторону лесника. – Пойдем.
Боец уверенным шагом двинулся в темноту. Лесник не стал кочевряжиться и пошел следом. Костя и Кирилл затопали сзади.
Сейчас, когда фонарь не бил по глазам, а глаза привыкли к темноте, он хоть немного смог рассмотреть помещение.
Раньше это наверняка было подземным гаражом. В стороне возле стены явственно различались силуэты легковушек, когда-то в последний раз привезших сюда своих хозяев и навсегда замерших в темноте. Были силуэты и покрупнее. Возле одного из них он даже притормозил и присвистнул. На крупной туше бронетранспортера еще были виден нерастаявший снег. Значит, техника была рабочей и заехала в гараж совсем недавно. Цивилизация, однако. Интересно, где они топливо берут?
Идущий впереди остановился у массивной металлической двери и постучал. Та приоткрылась, выпуская луч света.
– О, привет, Семен. Вернулись? – спросил кто-то из-за двери.
– Как видишь. Батя у себя?
– Да, только вернулся с обхода. Народ озвездюливал, – за дверью рассмеялись.
– Угу, – тот, кого назвали Семеном, обернулся к Захару: – Пойдем.
Лесник качнулся с пяток на носки и, склонив голову набок, уставился на Семена.
– Эй, ты чего? Пошли, говорю.
– Слушай, друг, – вкрадчиво начал Захар. – А чего это ты раскомандовался, а?
– То есть? – На лице Семена было написано удивление.
– Какого хрена вообще вы меня сюда притащили, забрали оружие и сейчас застроить пытаетесь?
– Не понял.
Захар видел, что собеседник реально его не понимает. Это плохо. Плохо в нескольких моментах. Сейчас, когда эйфория от того, что он таки добрался до города, прошла, он начал анализировать происходящее, и оно ему определенно не нравилось.
Во-первых, Захару особо не удивились. Значит, выжившие после прихода Срани тут не в новинку.
Во-вторых, по ходу, эти ребята тут – реальная сила. Вездеход, бронетранспортер и одинаковая форма на это как бы намекают, а вот поведение их – прямо-таки кричит об этом. Тут не предлагают, тут приказывают. И это Захару было не по нраву. Он шел в Иркутск не для того, чтобы его тут приютили, обогрели и приставили к делу полезному. Он шел… Ну, ладно, допустим, он и сам не знает, зачем он сюда шел. Спасать кого-то. А эти парни в помощи не нуждаются, насколько он мог понять. В его, во всяком случае. Они ему сами помочь решили. Облагодетельствовать. Вот, Бате какому-то представить собрались. Это для него, для Захара, большая честь, судя по всему. Только вот нужна ли ему эта честь? Не факт.
– А что ты понять хочешь? Мне кто-нибудь объяснил, кто вы, что это за место, что вы вообще делать со мной собираетесь? Я вам благодарен за то, что подкинули, конечно, и готов даже оплатить проезд в разумных пределах. Но с чего я за тобой бегать должен, как собачка? Оружие у меня какого хрена забрали? Стволами в меня с какого перепугу тыкали? Чего надо вообще? – Он понемногу выходил из себя, злость, толчками прорывалась наружу и контролировать ее было все сложнее.
Сзади раздался смех.
– Ну и наглая рожа, а? Ты слыхал, чего загибает?
– Тихо, – шикнул Семен то ли на Костю, то ли на Кирилла. – Я тебя услышал. И правда нехорошо как-то получилось, согласен. Даже не познакомились. Не по-людски как-то. – Он шагнул вперед, протягивая Захару широкую ладонь. – Семен.
– Захар, – буркнул лесник, протягивая руку для рукопожатия.
Семен руку пожал, взглянул Захару в глаза, а потом резко дернул лесника на себя, заламывая ему сустав и уходя в сторону. Захар к чему-то такому подсознательно был готов, потому не стал упираться, что обязательно сделал бы от неожиданности, и на что и был расчет. Он сделал широкий шаг вперед, и обернулся вокруг своей оси, одновременно выбрасывая вперед левый кулак. Но Семена там уже не было. Что-то ударило под колено, нога подогнулась, и лесник припал на одну ногу, больно стукнувшись коленной чашечкой о бетонный пол. И тут же откуда-то из темноты по затылку прилетело чем-то твердым, скорее всего – прикладом автомата. В глазах сверкнуло, затылок пронзила боль, и Захар потерял сознание.
– Ну что, очнулся?
Голос шел откуда-то со стороны, и обращались, по всей видимости, не к Захару. Лесник не стал подавать виду, что пришел в себя, а решил немного послушать.
– Да нет пока. Лежит еще.
– Вы его не пришибли, случаем? Чем приложили его вообще? Полегче не могли?
– Да прикладом. – Один из говоривших был Семен, Захар узнал его голос. – Полегче… Ты глянь, бык какой здоровый. Он бы по мне разок попал – я бы и не поднялся. За пацанов вообще не говорю. Стрелять пришлось бы. Завалили бы. А смысл? Вот и рубанули, чтоб наверняка. И вообще Косте спасибо. Вовремя успел. Этот бугай кулачищем махнул – я увернуться еле успел. Так и мозги вылетели бы. Меня чуть не сдуло.
– Не прибедняйся, Семен. «Мозги бы вылетели». Ты сам кому угодно их выбить можешь. Просто не умеете ни хрена с людьми работать, вот и все. Тебе проще в репу заехать, чем поговорить, объяснить, пообщаться. Этого же всего можно было бы избежать ведь. А теперь непонятка из-за тебя и дуболомов твоих. А ты, – тональность голоса поменялась, – вставай уже, хватит придуриваться. У тебя еще две минуты назад темп дыхания поменялся.
Захар подумал и решил поленом не прикидываться. Приоткрыл глаза и сразу закрыл их опять – смотреть на свет было больно. Видать, легкое сотрясение.
– То есть, вот это все сейчас для меня говорилось, да? – голос чуть сипел. Хотелось пить и слегка подташнивало.
– Отчасти, – ответил невидимый собеседник. – Ты кто такой-то? Зовут тебя Захаром, я уже понял. Откуда ты, Захар?
– Ну вот. Опять вопросы, – хмыкнул лесник, едва не скривившись от боли, прострелившей череп. – Может, вы мне расскажете, кто вы такие? И что вообще происходит? Я в плену или как?
– Ни в каком ты не в плену. Если буянить не будешь, конечно. Кто мы такие… Люди мы. Пока еще. Ты находишься в бомбоубежище Иркутского релейного завода. Живем тут. Пытаемся, во всяком случае. Выживаем. Как можем.
– Судя по тому, что я видел, – получается у вас неплохо. Вездеход, БТР. Да и народ упитанный. Что жрете-то?
– А что, проголодался? – Собеседник усмехнулся. – Путников жрем заблудившихся. Эй, ты чего?
Шутка не удалась. Слишком уж живы были у Захара воспоминания о священнике-людоеде и его угощении. Извернувшись на узком топчане, Захар перевалился на бок и его вырвало. Как выяснилось – прямо на штаны говорившему. В голове сразу прояснилось, и боль ушла. А собеседник разразился отборным матом.
– Впечатлительный, блин! – закончил он свою тираду. – Ладно. Приходи в себя давай. Отойдешь – попроси, тебя проводят ко мне. Поговорить надо. А я пойду… Штаны менять… М-мать!
Более-менее пришел в себя Захар минут через пять. Сел на топчане, сколоченном из грубых досок и обитом чем-то мягким, огляделся.
Небольшая комнатушка, стол в углу, шкаф железный. С потолка на проводе свисает электрическая лампочка без абажура. Лампочка? Ну да. Она помещение и освещала. Тускло, вполнакала, но это был самый настоящий электрический свет. Которого он не видел с тех пор, как перестал запускать генератор у себя на заимке. Кучеряво живут заводчане, однако.
На стуле в углу сидел Семен. Сидел и смотрел на Захара, подперев кулаком подбородок.
– Ну? – мотнул головой Захар. – Кому сидим?
Семен и ухом не повел.
– Борзый ты сильно, – проговорил он задумчиво.
– Это хорошо или плохо?
Захар попытался усмехнуться, но только скривился от прошившей голову боли. Он ощупал затылок. Крови не было – бил Костя умело. Не чтобы башку раскроить, а чтобы вырубить. Да и капюшон с шапкой удар смягчили. Но шишка была здоровая. И болело адски.
– Я вот даже и не знаю, – также задумчиво протянул Семен.
Интонации его леснику не понравились. Захар для себя сделал зарубку в памяти: врага он себе тут точно нажил. Не нравился он Семену. А ведь начиналось их общение неплохо. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Вести себя нормально надо было. Хотя бы, как Батя тот же. Даже если и прикидывается – тем не менее застроить не пытается. Ну, пока, по крайней мере.
– Ладно, че сидеть? Веди меня к боссу своему. Будем общаться. – Захар хотел сразу расставить все точки, определиться со своим статусом и решить, что ему делать дальше.
– Пошли.
Семен встал, открыл дверь и пропустил Захара перед собой.
Когда-то бомбоубежище Иркутского релейного завода представляло собой цокольный этаж, подготовленный по всем правилам. Сейчас же оно преобразилось до неузнаваемости. Места было не так уж и много, судя по всему, и потому каждый квадратный метр здесь старались использовать с пользой. Коридор, и без того узкий, уменьшился еще сильнее за счет перегородок, сооруженных из досок, листов металла и фанеры и неопознаваемого строительного мусора. Перегородки образовывали узкие комнатушки. Некоторые из них были закрыты, в некоторых кипела работа. Проходя мимо, Захар увидел слесарную мастерскую, оружейную, комнату с несколькими швейными машинами с ручными и ножными приводами – видимо, здесь чинили одежду. Из-за одной из перегородок доносилась перебранка.
– Какой бушлат? Какой бушлат тебе, ирод? Упырь ты мохнорылый, я тебе на прошлой неделе бушлат новый выдал! Куда дел?
– Ты, Сергеич, видать, совсем из ума выжил. Я, твою дивизию, еле ноги унес, а ты мне за бушлат выговариваешь? Или, хочешь сказать, не слышал, как я от обезьян бегал?
– Я-то слышал. А бушлат где? Новый!
– Да ты че, Сергеич? Какой бушлат?
Дальше последовал такой поток цветистой и замысловатой брани, что Захар улыбнулся. Ничто не меняется. И завсклада всегда останется завсклада – прижимистым и скуповатым. Где и когда дело не происходило бы.
– Пришли, – буркнул Семен, остановившись у деревянной двери, ведущей в обыкновенную комнату, предусмотренную планом убежища. Стукнул три раза, дождался ответа и, сунув голову в дверь, доложил: – Привел.
– Ну пусть заходит, – послышалось изнутри.
Семен кивнул Захару, тот толкнул дверь и вошел. Сопровождающий остался снаружи.
Лесник огляделся.
Комната была небольшой, но уютной. Справа от двери – сервант с баром, старый, советского еще образца, с треснутым стеклом и мутным зеркалом. Возле него – стол из кухонного гарнитура, примерно той же эпохи, что и сервант. Над столом – несколько книжных полок. Захар пробежался взглядом по тусклым корешкам: Пикуль, Довлатов, Ремарк, еще что-то – понять нереально, уж слишком выцвели надписи. Посреди комнаты – перегородка из мешковины. Видимо, за ней – спальня. Аскетично. Помещение освещает тусклый свет сорокаваттной лампочки, горящей, хорошо если на ватт на двадцать.
– Очухался? – тот, кого называли Батей, смотрел на Захара с искренним участием. – Ты извини, что так вышло. Семен погорячился. Вместо того чтобы поговорить – драться кинулся. Но больно уж у тебя вид свирепый. Решил, так сказать, превентивно…
– Показать, кто тут главный? – Захар хмыкнул. – Или что?
– Главный тут я, – очень мягко, но значимо сказал Батя. – А Семен проявил недопустимую инициативу и будет наказан. Будешь? – Батя потянулся к серванту и достал оттуда пузатую бутылку. – Водка. Та еще, довоенная.
– А что, у вас тут и новая какая-то есть? – поинтересовался Захар.
– Да… – Батя махнул рукой. – Так, шмурдяк какой-то мужики гонят, то ли из денатурата, то ли еще из чего. Гоняем – а ну как потравятся? Только бесполезно. Аппарат у них хитро заныкан где-то. Партизаны, блин. Так будешь?
– Да не, спасибо, – Захар поморщился и коснулся рукой затылка. – Мне сейчас как бы не рекомендуется. Меня недавно по голове стукнули, знаешь ли.
– И то правда, – Батя усмехнулся. – Давай чайку тогда, что ли?
– Чайку – давай.
Батя вскинул глаза заинтересованно. Не привык, видать, чтоб ему тыкали. Тут к нему с уважением, а мужик сиволапый какой-то как равный себя ведет. Захар взгляд выдержал. Тогда Батя отвернулся к плитке, стоящей на столе – гляди-ка, электрическая – и загремел кружками. Захар с интересом рассматривал местного бугра. Роста Батя был среднего, тем не менее выглядел внушительно. Широкие плечи, живот отсутствует. Затянут в «горку» зимнюю, затертую-застиранную. На бедре – кобура, из нее торчит рукоять пистолета. Лицо круглое, располагающее. Волосы, как инеем, тронуты сединой. Говорит мягко, но нет-нет, да и лязгнет сталь в голосе. Могучий мужик. Серьезный. Вояка бывший, скорее всего. Ну да, такой только и может в кулаке общину держать. Интересно, большая она у них?
Батя закончил с чаем, поставил перед Захаром алюминиевую кружку с обмотанной тряпкой ручкой и точным движением ноги выпихнул из-под стола табуретку.
– Присаживайся. В ногах правды нет. Так говорили раньше, кажется?
– Угу. – Лесник аккуратно опустился на табурет. Тот жалобно скрипнул.
– В общем-то мне крайне интересно кто ты и откуда взялся. Но, как мы выяснили, к вопросам ты относишься не очень хорошо. Так что давай я сначала. Меня звать Дымов Павел Георгиевич, я бывший военный, сейчас – старший убежища Иркутского релейного завода. Слышал про такой?
– Не особо интересовался, – пожал плечами Захар.
– Делал завод этот до войны всякие хитрые штуки для оборонки. – Захар обратил внимание, что Батя – практически единственный из встречавшихся ему людей, кто называет войну войной. Даже сам Захар предпочитал короткий, но емкий термин «Срань». – За пару лет до войны завод переоборудовали. Тогда как раз в оборонку деньги вбухивали активно, ну и завод этот, даром, что вроде как цивильный, но бюджет получил. Цеха расширили, новый построили. А по регламенту – и убежище на всю работающую смену. В итоге, когда все закрутилось, в моем распоряжении оказалось два бомбаря на тысячу двести человек в общей сложности. А людей человек пятьсот тут было. Второй-то цех не запустили еще. Ну и подземный гараж очень в тему тут вырыли тогда. Как специально. Убежища – как по учебнику. С регенераторами воздушными, с фильтрами запасными, со скважинами водяными. И припасами. Все, как положено. Не жизнь – малина. Особенно, если сравнивать с тем, что снаружи. Жаль только, зооуголка никакого не было. Морские свинки повкуснее были бы, наверное.
– Повкуснее чего? – поинтересовался Захар, делая большой глоток из кружки.
– Крысы. Крыс разводим. Крысоферма тут у нас, можно сказать.
– И что? Пятьсот человек двадцать лет на крысах? – недоверчиво спросил Захар.
– Ну, во-первых, не пятьсот, а двести девяносто шесть. Первые годы после войны народец мер, как мухи. Холодно, голодно, болезни, опять же. Ты прикинь только: ни одного врача! Вот уж где не повезло. Во-вторых, что-то вроде теплиц у нас тут есть. Зелень, картошка. Немного, но что-то имеем для разнообразия. Ну а в-третьих, охотимся потихоньку. Это как раз основное.
– Где, в городе? – удивился Захар.
– Почему в городе? Не в городе. Гоняем сменами, горючку жжем да ресурс вездехода вырабатываем, – с досадой поморщился Батя. – Охота да рыбалка. Там, где почище. Промысловики наши тебя и привезли. Но вообще – сильно попроще сейчас. Не так, как в начале. Бабы рожают по чуть-чуть, молодое поколение воспитываем.
– И как с бабами?
– Да нормально, можно сказать. Работа-то тут с приборами была в основном. Так что чуть не полсмены баб было. Потом, правда, умерло много. Слабые они все же. Естественный отбор, мать его, – Батя скривился – Как хочешь, а я все же выпью. Тяжело вспоминать все это. – Он раскупорил бутылку, достал стопку, выпил залпом и запил чаем. – Эх… Осталось баб примерно одна на троих – четверых…
– По графику? – невесело усмехнулся Захар.
– А как еще? – развел руками Дымов. – Пришлось. Знаешь, что тут вначале из-за них было? Дрались, резали друг друга. Стреляли. Пришлось думать что-то, выкручиваться. Думаешь, просто все это? Да нихрена не просто! – рявкнул вдруг Батя. – На тебя б я посмотрел. Сейчас-то утряслось понемногу. Детишек тридцать носов. От двух до пятнадцати годков. Так что – практически жизнеспособная колония. Размножаемся понемногу. Землю заново, конечно, не заселим. И даже Иркутск. Уйти бы отсюда нахрен… – внезапно горько вздохнул Батя. – Да только куда уйдешь-то?
– А в чем проблема?
У Захара защемило сердце. Карта, спрятанная за берцем ботинка, прямо физически начала жечь голень. Может, вот оно? То, что, то ли снилось ему, то ли грезилось, то ли откуда-то из ноосферы пробивалось? Может, для этого он ломился через лес, по льду Байкала, дрался с медведями, с девочкой-мутантом на кладбище. Ради этого спускался в бункер проклятый? Чтобы увести людей, дать им шанс на другую, новую жизнь? В тепле, в достатке. Может быть. Вот только сердце щемило, а интуиция молчала. И Аня молчала, чем бы она ни была. Галлюцинацией или воплотившейся в образе любимого человека способностью экстрасенсорной. Так что карты на стол выкладывать рано пока, в прямом и переносном смысле. Захар полез в карман, достал портсигар, выщелкнул самокрутку. Глянул вопросительно на Батю, тот кивнул, кури, мол. Батя глянул Захару в глаза, увидел в них что-то, крякнул смешно и достал вторую стопку. Захар возражать теперь не стал. Выпили не чокаясь, Батя тоже закурил – сигареты из пожелтевшей пачки. Некоторое время молча дымили, потом Захар отхлебнул чая, спросил:
– А сам-то откуда? Не местный же ты, вижу почему-то.
Батя вздохнул. Глубоко затянулся, откинулся на спинку стула, отчего тот протестующе заскрипел, прикрыл глаза и помолчал несколько секунд. Потом тряхнул головой, будто сбрасывая оцепенение, и разлил еще по одной.
– Выпьем.
Захар молча взял стопку. В голове уже немного шумело, но так, где-то на грани сознания. Тошнота ушла, голова болеть перестала. Прелесть просто. Так чего бы не выпить тогда?
Дымов закинул водку в рот, занюхал рукавом «горки» и взял новую сигарету.
– В командировке я тут был. С инспекцией, помощником. Не поверишь – убежище – вот это самое инспектировали. Вот когда мы с директором завода в этой самой комнате второй день бухали, чтоб, значит, проверка хорошо прошла, все и случилось.
– Во как… – Захар только сейчас обратил внимание на тусклый блеск золота на безымянном пальце Бати. – Семья?
– В Москве семья осталась, – Батя качнул потяжелевшей головой. – Выпьем, Захар.
– Выпьем…
Глава 13. Иркутск смертоносный
Захар рывком поднялся, сбросив линялое солдатское одеяло. Несколько секунд сидел, пытаясь понять, что его разбудило. Разгадка пришла легко – во рту было сухо, как… Как там, где очень сухо. В тяжелую голову сравнения не шли. Может, водка и была довоенная, только вот не из дорогих – факт. Впрочем, он и не доспал, не проспал похмелье. Он тряхнул головой, нащупал пуховик, сунул ноги в ботинки и аккуратно, стараясь никого не разбудить, пошел к выходу. На полпути вернулся и полез под нары. Где-то в рюкзаке была аптечка. Пара таблеток аспирина, пусть даже и просроченного, ему сейчас не помешают. Голова болела не то чтобы сильно, но лиха беда начало. Так что стоит покопаться и найти лекарство. Но не здесь. Здесь он всех перебудит. Снаружи.
В комнате, где его поселили, стоял острый запах пота, портянок и немытых мужских тел. Банный день, как ему успели рассказать, в убежище был раз в неделю, по воскресеньям. Дети с женщинами мылись чаще – в воскресенье и среду. Кстати, женщин Захар так и не видел еще. Жили отдельно, в другой части убежища. А вот дети пару раз проносились мимо, пока Захара вели из кабинета Дымова к его койко-месту. Бледные, худые, но неплохо, по нынешним временам, одетые. И веселые. Вроде и видел их всего несколько секунд, а как-то на душе даже легче стало. Цветы жизни, как есть.
Вчера они с Батей долго сидели. Бутылка незаметно кончилась, на столе появилась еще одна. Батя, покачиваясь, куда-то сходил и вернулся с двумя мисками, в которых исходила паром гречневая каша с подливой. Крупы, как понял Захар, в убежище было много, а за подливу стоило благодарить Семена, Кирилла и Костю, вернувшихся с охоты с неплохой добычей и Захаром вдобавок. Под вторую Захар честно и без утайки рассказал Дымову свою историю. Ну, почти без утайки. Про солдат в тайге знать тому не стоило. Да и для самого Захара происходившее тогда было как туманом подернуто. Дорога изменила его. Вылечила. В том, что до этого он был болен, лесник не сомневался. Помрачение рассудка на фоне стресса. Длительное. Очень длительное.
Дымов рассказом впечатлился, и на столе появилась третья бутылка. Оба уже были основательно пьяны. Дымов – больше, Захар – меньше. Выпили еще, Дымов предложил Захару остаться в убежище, Захар согласился. Когда Батя узнал, что Захар – врач, он едва вприсядку не пошел, позвал кого-то и велел Захаровы вещи вернуть. Этот кто-то помялся – как понял лесник, шмот уже успели поделить, но после Батиного рыка умчался и минут через двадцать вернулся с рюкзаком, в котором бряцало железо. Возврат обмыли, после чего Батя пообещал Захару отдельную комнату. Врачу, мол, положено.
– Ты только оставайся! – с жаром говорил Дымов. – Представь только – триста душ – и ни одного врача, как назло. Ты только живи здесь, с нами. Все сделаю, скажи только!
На вялые возражения Захара по поводу незаконченного обучения и отсутствия практики, Дымов отрезал, что пол-врача – лучше, чем ничего. За что и выпили. После чего Батя отрубился прямо за столом, подложив руку под большую голову. Захар посидел еще, доел кашу, покурил, потом вышел за дверь и попросил сидящего на откидном стуле неподалеку парня, по всей видимости – Батиного адъютанта, проводить его туда, где можно вздремнуть минут шестьсот. Тот улыбнулся и повел лесника за собой.
Убежище было большим. Да еще и примыкало к новому, не успевшему до войны запуститься, цеху на цокольном этаже. В нем и было оборудовано основное жилье. А само убежище было занято под фермы, мастерские, кладовые и квартиры начальства. Там же, если верить Дымову, предстояло жить и Захару. Но позже. А пока его планировали подселить в местное «общежитие». Захару было, в общем-то, все равно. Ему просто зверски хотелось спать, а где это делать – значения не имело.
Сейчас не менее зверски хотелось пить. На ощупь он отыскал металлическое ведро с ковшиком на цепочке, стоящее у входа, и принялся жадно пить.
Холодная вода ломила зубы и морозила горло, но остановился он только после второго захода. Стало значительно лучше. Найдя в кармане портсигар, лесник толкнул дверь и вышел наружу.
Общежития разместили на «втором этаже», там, где по периметру цеха шла галерея с перилами из толстой арматуры. По плану здесь должны были находиться лаборатории с испытательными стендами, а теперь в них спали люди на грубых нарах в два яруса.
Покопавшись в мешке, Захар нашел аспирин, термос с давно остывшим травяным отваром и проглотил таблетки, запив их ароматной жидкостью. После чего облокотился на перила, достал из портсигара самокрутку и закурил. Мысли были где-то далеко. Слишком быстро сменился его статус – с одиночки на члена общины. Еще и уважаемого, в будущем. Приближенного к руководству. Тьфу!
Он задумался глубоко и не сразу обратил внимание на странную возню в закоулке под перилами. Встрепенулся, только когда услышал вскрик. Женский вскрик. Он затушил окурок о перила, присел и прислушался.
– Да не брыкайся, дура! Чего брыкаешься? Больно не будет, чай не в первый раз. Серег, да держи ты ее крепче, че она лягается у тебя?
– Сань, может не надо, а? Ну ее. Перебудит еще всех сейчас.
– А ты ей рот зажми, чтоб не перебудила. «Не надо…». Все равно на питомник ее определили. Не хочу в питомнике, по-нормальному хочу. Там она через месяц уже товарный вид потеряет. А пока еще очередь дойдет. Да не брыкайся ты, сука!
Послышался звук удара и приглушенный женский стон. У Захара кровь прилила к лицу. Еще не понимая до конца, что он делает, лесник тихо, на полусогнутых, прокрался к металлической лестнице, ведущей вниз, повесил рюкзак на одно плечо и принялся спускаться.
– Да что ж ремень у нее тугой такой, а? Елы-палы! – пыхтел голос. – О, получилось. Давай, дурочка, расслабься и получай удовольствие. Хватит кочевряжиться.
Захар наконец спустился и, крадучись, перетек за штабель деревянных ящиков, приготовленных на дрова. Аккуратно выглянул, и его затрясло.
В приглушенном свете фонаря, пристроенном на ржавой и сухой водопроводной трубе, извивались три фигуры. Одна из них, мужская, крепко держала девчонку лет двадцати. Штаны ее были спущены до щиколоток, обнаженные ноги светились в темноте ярким белым пятном.
Третье действующее лицо – худой и длинный мужик, одной рукой придерживал согнутую в колене ногу девчонки, пристроив ее на сгиб локтя, а второй пытался совладать с собственным ремнем.
В висках застучало, перед внутренним взглядом Захара возникла кровать в его избе, на которой распласталась привязанная за руки и ноги Анна, его жена. Леснику показалось, что ее глаза открылись и Аня глянула прямо на него. Искусанные губы шепнули всего одно слово.
«Убей».
Рука нырнула в рюкзак, в ладонь ткнулась рукоять пистолета. Не доставая его, Захар накрутил на ствол трубу глушителя и дослал патрон.
В ночной тишине щелчок затвора прозвучал особенно громко. Лесник не стал больше таиться, обхватил рукоять обеими руками и шагнул из-за ящика.
Тот насильник, что стоял спиной к Захару, шум услышал и успел даже развернуться, отпустив ногу девчонки и придерживая расстегнутые штаны. Больше он не успел ничего. Хлопнуло, лязгнул затвор, пистолет брыкнулся отдачей, а во лбу у насильника вдруг появился третий глаз. Не издав ни звука, мужик кулем осел на пол.
Второй замер, открыв рот в удивлении. Девчонка не растерялась. Дернулась, вырвала руку и локтем заехала обидчику в солнечное сплетение. Тот согнулся, охнув, а девчонка отскочила в сторону и рывком натянула штаны.
– Не стой, убей его! – прошипела она, затягивая ремень.
Но Захар замер в оцепенении. Оставшийся в живых насильник не стал ждать, пока его постигнет участь товарища, и кинулся бежать. Захар встряхнулся, вскинул пистолет и несколько раз выстрелил ему вслед. Ожидаемо не попал. Пули высекли искры, взвизгнув при рикошете о стену, а спина убегающего скрылась в темноте.
– Надо уходить. Скорее! – Девчонка подскочила к Захару и дернула его за руку. – Ну же! Не стой истуканом! Сейчас этот поднимет тревогу – и все!
– Ты знаешь, куда идти? – Захар вышел из ступора. Недолго же он пробыл членом общины. Еще теплый труп, лежащий у его ног, ему не простят. Факт. И неважно, что тут происходило. Он ведь мог обойтись и без убийства. Мог. Только о совершенном ни капли не жалел.
– Знаю. Выведи меня на улицу только.
– Пошли.