Правда и другая ложь Аранго Саша
Хельга прикрыла трубку ладонью.
– Что ты задумал?
– А ты как думаешь?
– Что будет с лавкой?
– Мы ее закроем.
– Но, может быть, попробуем с рыбным супом?
– Из этого ничего не выйдет.
– Когда ты вернешься?
Обрадин обошел разделочный стол, погладил волосатыми пальцами свою Хельгу по щеке и поцеловал в губы.
– Ты же сама знаешь.
Хельге понадобилось всего несколько минут, чтобы дозвониться до егеря и врача в соседнем городке. Они должны были подготовиться, чтобы через пару часов вернуть все в привычное русло. Врач собрал свой саквояж, а егерь достал из шкафа винтовку с оптическим прицелом.
Бледный, небритый Генри стоял в резиновых сапогах перед домом. Рубашка небрежно выбилась из штанов. Он опирался на лопату, когда увидел появившийся на холме автомобиль Мореани. «Ягуар» мчался по дороге, оставляя за собой облако пыли. Уже издали Генри заметил, что Мореани приехал не один. Пончо с громким лаем бросился навстречу машине. Когда она подъехала к дому и остановилась, Генри наконец понял, что на пассажирском месте сидит Бетти. Она не выказывала никакого желания выходить. Пончо нетерпеливо встал на задние лапы и заглянул в салон, ткнувшись носом в стекло.
Мужчины молча обнялись. Розовые щеки Мореани, обрамленные седыми бакенбардами, пахли «Олд-спайсом». Генри посмотрел на Бетти. Почему она не выходит? Она все рассказала Мореани? Издатель отстранился от Генри и посмотрел на него покрасневшими увлажнившимися глазами.
– Я просто не знаю, что сказать.
Генри хлопнул его по плечу:
– Разве надо что-то говорить?
– Я попросил Бетти поехать со мной. Она была у меня в кабинете, когда ты позвонил.
Генри открыл дверь «Ягуара» и протянул руку Бетти, чтобы помочь ей выйти. Из машины хлынул аромат ландыша. Она ощутила его предостерегающее пожатие. Он царапнул небритым подбородком ее щеку. Они поцеловались, как брат с сестрой, и Бетти остро ощутила тянущую боль внизу живота.
– Постарайся не возненавидеть меня, любимый.
– Я люблю тебя. Как чувствует себя наше дитя?
– Он уже вовсю шевелится, и я хорошо это ощущаю.
– Ты ничего не говорила Мореани?
– Конечно, нет. Ты уверен, что она мертва?
Генри отчужденно посмотрел в глаза Бетти.
– Ты хочешь, чтобы она вернулась? – тихо спросил он.
В мастерской Генри пахло застоявшимся табаком. Рукопись лежала на письменном столе рядом с пишущей машинкой. Рядом с рукописью была брошена перьевая ручка и аккуратно свернутая резиновая ленточка. Жалюзи на большом панорамном окне были приспущены. Пол был усеян исписанными и смятыми листками бумаги.
Генри потратил все утро на наведение в мастерской творческого беспорядка. В разных местах высились стопки никогда не читанных книг с закладками. Генри не забыл поставить на стол полчашки кофе и положить в пепельницу изжеванные окурки. От спортивных газет и мужских журналов не осталось и следа. Буровую платформу он засунул в угол и прикрыл картиной Ботеро с толстыми детьми. Здесь все говорило о напряженном труде – все, вплоть до рукописи.
Бетти сразу увидела рукопись и протянула к ней руку.
– Не трогать! – повинуясь этому окрику, Бетти застыла на месте. – Прошу, не надо. Рукопись еще не готова.
– Прости, пожалуйста. Ты пишешь на машинке?
– Да, а что в этом такого?
– У тебя есть копия текста? – вмешался в разговор Мореани.
– Пока нет. Это оригинал. Вечером я кладу его в сейф.
Мореани и Бетти быстро переглянулись.
– Это, мягко говоря, рискованно, Генри.
Генри откупорил бутылку виски и наполнил три стакана. Мореани исчез в туалете для гостей. Походка его стала вдруг не слишком уверенной. Бетти огляделась. Когда она прошлой ночью была здесь, в комнате царил порядок. Теперь все было в полном беспорядке и сильно пахло табаком. Она внимательно пригляделась к покрытому шерстью собачьему углу рядом со стулом и мусорной корзине, набитой обрывками идей стоимостью не меньше миллиона. В темноте ночи Бетти видела и буровую платформу – она показалась ей какой-то бесформенной тенью. Сейчас ее здесь не было.
Вернулся Мореани. От его рук пахло мылом. Генри протянул ему стакан.
– Лед?
– Да, один кусочек, если можно.
– Марта не оставила никакой записки, – сказал Генри, вернувшись из кухни со льдом. – Велосипед стоял на берегу.
Указательным пальцем Мореани повертел кубик льда в стакане.
– Это ты ее нашел?
– Ее никто не нашел. Течение унесло Марту в море. На берегу остались резиновые сандалии, вещи и велосипед.
– На берегу? – спросила Бетти. Генри заметил ее удивление.
– Да, в бухточке рядом с гаванью. Она всегда там купалась.
Генри сделал большой глоток, пососал кубик льда и выплюнул его обратно в стакан. Кажется, он не особенно страдает, подумалось Бетти. Но, собственно говоря, как должно выглядеть страдание?
– Когда она не вернулась домой к обеду, я поехал к берегу. У воды стояла женщина в куртке Марты, но это была другая женщина.
Генри снова поймал на себе удивленный взгляд Бетти.
– Ветер унес куртку Марты от камня. Было холодно, и женщина надела ее.
– Сколько лет этой женщине?
– Она, наверное, немного моложе тебя.
– Ты с ней знаком?
– Нет. Это имеет какое-то значение?
Мореани откашлялся.
– Прошу прощения, но я сейчас скажу одну простую вещь. Разве мы не можем предположить, что Марта жива? Кто знает, может, произошло нечто странное и необычное?
– Что это могло быть?
– Ну… вы живете здесь без всякой охраны. Вполне возможно, что Марту… – Мореани сделал паузу, чтобы мягче сформулировать мысль, – похитили, чтобы шантажировать тебя.
– Где ты найдешь такого глупца, Клаус? Любой разумный человек похитил бы меня, чтобы шантажировать Марту.
Бетти закурила сигарету, вызывающе громко щелкнув зажигалкой.
– Такие люди есть, Генри. Глупые, злые люди.
Генри не понравился этот тон.
– И кто бы это мог быть?
На несколько мгновений в комнате повисла тишина. Генри смотрел, как из узких ноздрей Бетти, словно из пасти дракона, выплывают струйки дыма. Она наказывает его, потому что знает, что он лжет.
– Кто звонил в полицию? – нарушил молчание Мореани.
– Пока никто.
– Я позвоню, – вызвался Мореани и принялся ощупывать карманы.
Генри поставил стакан на стол:
– Думаю, это лучше сделать мне.
Он вышел на кухню, чтобы позвонить в полицию. Надо было давно это сделать. Какая досада, что он совсем упустил это из виду.
Бетти играла в саду с собакой, пока Мореани и Генри ждали на кухне полицию. Пес весело прыгал вокруг нее, а она бросала ему палки. Наверное, собаки рассказывают друг другу, что люди – такие существа, которые всегда бросают палки и мячики, если им их приносить. Солнце ярко светило на безупречную кожу Бетти. На небе не было ни облачка. Мужчины смотрели на нее, погруженные каждый в свои мысли. Генри заметил, что Мореани трудно стоять, и он, чтобы не качаться, держится за кухонный стол. За последние месяцы издатель сильно постарел и похудел. На лбу блестели капельки пота. Его пальцы были холодными на ощупь – это Генри понял, когда давал ему стакан.
– Не хочешь перекусить, Клаус? Я сварил чечевичный суп. Через минуту я его подогрею.
Не дожидаясь ответа, Генри открыл холодильник, извлек оттуда миску с супом, осторожно снял с нее фольгу и понюхал суп.
– Сегодня, конечно, не самое подходящее время об этом говорить, Генри, но я как раз собирался сделать Бетти предложение.
– Кому?
Генри повернулся спиной к Мореани и поставил миску в микроволновую печь, думая, хорошая это новость или плохая. Он видел искаженное отражение Мореани в стеклянной дверце микроволновки.
– Ты не ослышался, я действительно хочу жениться на Бетти. Я понимаю, что слишком стар для нее, но я ее люблю. Как ты находишь мою идею?
Генри выглянул в окно. Бетти не было видно.
– Ты сделал ей предложение сегодня?
– Знаешь, это было в моем кабинете. Она вошла, и я решил узнать, не захочет ли она стать моей женой, но не нашел подходящих слов и вместо этого дважды спросил, что случилось с ее автомобилем. Разве это не смешно?
«Такого счастья я не заслужил», – подумал Генри.
– Что случилось с ее машиной?
– Возникли какие-то проблемы, но в это время позвонил ты, а потом было уже поздно делать предложение.
– Что за проблемы с машиной?
– Спроси у нее сам. Я не знаю.
Генри снова оценил шансы на будущее. Предположим, это невероятное счастье действительно случится, и Бетти выйдет замуж за Мореани. Он, Генри, конечно, будет свидетелем на этой свадьбе. Бетти родит очаровательного малыша, подумал Генри, и я стану его крестным. Я буду крестным отцом собственного ребенка и, даю голову на отсечение, стану лучшим в мире крестным. Будут решены все эти так называемые межчеловеческие проблемы. Но как убедить Бетти в необходимости этого неравного брака по расчету? С тихой радостью золотоискателя, нашедшего самородок величиной с кулак, Генри положил руки на плечи своего друга и издателя.
– Я очень рад за тебя, Клаус. Жениться никогда не поздно. Повинуйся зову сердца и просто спроси Бетти.
Мореани заключил Генри в объятия. Даже в отчаянном положении Генри проявил себя во всем блеске величия и порадовался счастью друга. Мореани не мог вымолвить ни слова, так он был растроган.
Пискнула микроволновая печь. Генри достал из нее миску с супом и осторожно поставил ее на стол перед Мореани. Он и сам был растроган.
– Кусочек хлеба?
Передние резцы Обрадина лежали в мокром песке погреба. Кровавая слюна окропила крутую лестницу в погреб, по которой можно было спускаться только задом, да и то рискуя поскользнуться. Обрадин сначала разбил стеклянную дверь лавки, потому что не смог найти ключ, а потом, пытаясь залезть в погреб за вторым кувшином сливовицы, грохнулся туда вниз головой.
Здоровенная куча дерьма рядом с кувшинами сливовицы документально подтверждала, что Обрадин находился в подвале с одиннадцати до двенадцати часов дня. К обеду в деревне открылся кабачок, где Обрадин потерял еще один зуб, так как его понятия о безналичных расчетах отличались от мнения хозяина заведения. Как выяснилось потом, зуб был поражен кариесом, и его все равно пришлось бы удалить. Ни одному из подоспевших мужчин не удалось унять разбушевавшегося серба.
Наконец его настигла оглушающая ампула, пущенная из егерьского ружья. Ампула была снаряжена снадобьем, называемым хеллабруннской смесью. Дозы в ампуле должно было хватить на усыпление носорога, но Обрадин успел исполнить сербский гимн, прежде чем впал в похожий на смерть сон.
Жена Обрадина, Хельга, точно предсказавшая форму и длительность этого припадка, сидя вместе с врачом у входа в лавку, ждала возвращения супруга. В конце концов его принесли – скорее мертвого, чем живого. Всем, кто это видел, было от души жаль Хельгу. За двадцать лет супружества у Обрадина случилось пять-шесть таких припадков, у которых, казалось бы, не имелось никаких причин. Они были непредсказуемы, как землетрясения. Обрадин клялся, что не помнил причин, что с токсикологической точки зрения было вполне объяснимо и не вызывало удивления. Врач констатировал у Обрадина множество подкожных гематом и отсутствие нескольких зубов, но не нашел нарушений жизненно важных функций. Мужчины положили Обрадина в супружескую кровать и оставили лежать до пробуждения.
У ворот залаял Пончо. К дому подъехала машина. Генри увидел, что это не полиция. На крыше пикапа стоял привязанный к багажнику, словно памятник, велосипед. Генри видел его бесчисленное множество раз, и он никогда не вызывал у него никаких чувств. Что может быть особенного в старом ржавом велосипеде? Но теперь все изменилось. Руль со старым фонарем смотрел прямо в глаза Генри. Ржавчина на солнце казалась запекшейся кровью. Торчала сломанная спица колеса, которую он так и не удосужился заменить.
За рулем машины сидела Эленор Реенс, бургомистр деревни, а рядом с ней девушка, которую Генри встретил на берегу. На ней была надета бейсболка, на козырек которой она сдвинула темные очки. Эленор вышла из машины и достала с заднего сиденья вещи Марты. Резиновые сандалии и куртка были аккуратно уложены в пластиковый пакет. Эленор положила вещи на капот машины.
– Скажите, что мы можем для вас сделать. Неважно, что. Мы всегда готовы вам помочь. Я говорю от имени всех жителей деревни. Мы скорбим о вашей жене и думаем о вас.
– Спасибо.
Эленор проследила за взглядом Генри.
– Это моя дочь Соня.
Девушка, помедлив, открыла дверь, обошла машину и пожала протянутую Генри руку. На Соне были белые кроссовки и застиранные джинсы. Куртка цвета хаки была наглухо застегнута до самого ворота, словно ее хозяйка нещадно мерзла. У Сони была прохладная узкая рука, зеленые, цвета топаза глаза поражали серьезностью, а губы словно кто-то очертил тончайшей кистью. «Афродита не жалеет сил, мучая меня», – подумал Генри.
– Разве я смогу это забыть? – ответил он. – Мы уже знакомы.
Соня кивнула. Ему показалось, что она хочет ему что-то сказать, но не решается в присутствии матери.
Эленор открыла дверь своей машины.
– Да, между прочим, Обрадин опять спятил. Егерю пришлось выстрелить в него парализующей ампулой, чтобы успокоить.
Каждый убийца должен знать, что криминология, наука о преступлениях, очень многогранна и обширна. Если человек исчезает, то эксперты исследуют все возможные направления поиска, пока не выясняют все обстоятельства его исчезновения. Это имеет большое значение для убийцы, так как он может стать объектом расследования, которое не терпит логических противоречий и может очень надолго затянуться.
Убийца должен постоянно быть начеку. Его враг – детали. Необдуманное слово, забытая им мелочь, неприметная ошибка, которая может его уничтожить. Преступнику нужно все время помнить свое злодеяние, каждый день оживлять это воспоминание и молчать. Но молчание противоречит человеческой природе. Хранить тайну нелегко. Молчать же всю жизнь – это сущая пытка. С такой точки зрения преступник начинает отбывать свой срок со дня совершения убийства.
В особенности это касается убийства супруга, когда преступник старается как можно глубже спрятать свою выгоду – будь то получение страховки или обретение желанной свободы – и как можно сильнее запутать следствие.
Все это было понятно Генри лучше, чем кому-либо другому. Пользуясь своим почти неограниченным досугом, он штудировал судебную и криминалистическую литературу и знал, что при неясных обстоятельствах смерти человека полиция всегда первым делом интересуется страховкой. Как всем известно, страховые компании очень неохотно выплачивают отданные им деньги независимо от величины суммы. Если страховку выплачивают, то компания ведет себя так, словно совершает бескорыстное благодеяние, а не исполняет свой юридический долг. При выплате страховой суммы в случае смерти эти компании становятся особенно придирчивыми и часто нанимают детективов для расследования всех обстоятельств. Этих специалистов надо беречься как огня, ибо они отнюдь не нейтральны, а получают деньги за экономию страхового фонда. Они знают, что весь мир – театр, и, соответственно, ищут не истину, а ложь. Для этих господ убийство, симуляция и членовредительство являются обманом страховой компании. Тем самым детективы отрицают страдания и страсти борьбы за существование, и оплата полиса считается среди них победой зла. По сути, убийство должно выглядеть как несчастный случай. Сделать это труднее, чем кажется на первый взгляд, так как и несчастный случай имеет свою предысторию, объяснимые причины и происходит не сам по себе. Но об этом позже.
Строго говоря, смерть Марты не явилась результатом убийства, а была следствием несчастного случая. Тем не менее Генри уже успел совершить две непростительные ошибки. Он не сразу позвонил в полицию и не связал местонахождение «Субару» Бетти с происшествием. Однако к какому бы выводу ни пришли полицейские в ходе расследования, они, без сомнения, установят, что у Генри не было никаких мотивов убивать Марту.
Это полностью соответствовало истине. Не было никакого страхования жизни в его пользу; наоборот, Генри застраховался на случай смерти, а сумму должна была получить Марта. Не он являлся наследником Марты, а она его наследницей, так как богатым был он, а не она. Она не представляла ни для кого общественного интереса; напротив, в центре общественного внимания всегда находился именно он. Благодаря своему опыту в обращении с ложью и ее младшими сестрами – увертками Генри мог рассчитывать, что ему будут верить до тех пор, пока он будет лгать. Обходить десятой дорогой он должен именно правду.
Он положил пакет с вещами Марты на кухонный стол. Потом попрощался с Бетти и Мореани, которые решили вернуться в издательство. Генри проводил их до «Ягуара» и крепко обнял. Бетти успела шепнуть ему на ухо: «Я сообщу в полицию об угоне машины и все объясню тебе позже». Она помахала ему рукой, садясь в машину. «Я у нее в руках», – подумал Генри и помахал в ответ.
Йенссен оказался молодым криминалистом с янтарными волосами и водянисто-голубыми глазами. Генри сразу понял, что он потомок викингов. Полицейский был атлетически сложен, несомненно, занимался спортом, а его ухоженная рука при пожатии оказалась неожиданно массивной и сильной. Йенссен читал романы Генри и был большим поклонником «Особой тяжести вины». Он с удовольствием ушел бы из полиции и стал судебным хроникером, но совершенно не умел писать. «Ну, не умеешь писать не ты один», – подумал Генри.
– Ваши герои действуют, господин Хайден, – восторгался Йенссен, едва успев поздороваться. – В книге постоянно что-то происходит, и никогда не знаешь, что будет дальше. Случаются странные вещи, все окутано тайной, и всюду подстерегают действительно умные враги.
Йенссен показался Генри очень симпатичным. Коллега Йенссена, которая держалась немного позади, вызывала куда меньше симпатий. Она была, судя по всему, не слишком квалифицированным сухарем, ибо не читала ни одного романа Генри.
– У вас есть фотографии супруги? – спросила она, не выказав ни малейшего сочувствия или понимания.
Генри вышел в свой кабинет и вернулся с фотографией, на которой он и Марта были сняты в Португалии. Офицер долго ее рассматривала, словно стараясь в нее проникнуть. Остренькое личико с близко посаженными глазками под сросшимися на переносице бровями напоминало мордочку опоссума. «Надо бы скрестить ее с куницей на чердаке, наверное, получилось бы забавное потомство», – подумал Генри. Серебристые прядки в темных волосах говорили о том, что дама страдает излишней профессиональной подозрительностью. Она протянула фотографию Йенссену и испытующе принюхалась, чем вызвала сильное раздражение у Генри. Она что, пытается уловить молекулы вины и страха, исходящие от него? Некоторые собаки хорошо чуют страх, иногда даже эпилепсию или рак. Почему бы не уловить и чувство вины? Наверное, эманация вины окружает любого, кто боится разоблачения или наказания. К счастью, не существует аппарата, который улавливал бы такие молекулы. Его еще не изобрели.
Подозрения Генри только усилились после того, как женщина, наклонившись над лежавшим в кухне пакетом с вещами Марты, принюхалась и к нему.
– Какого цвета ее купальник?
– Синего. Что вы нюхаете?
– Вы не против, если мы возьмем его с собой? – вопросом на вопрос ответила женщина-полицейский.
– Я потом получу его назад? Он дорог мне как память.
– Как часто ваша жена ходила купаться на море?
Ее манера не отвечать на его вопросы сильно действовала Генри на нервы.
– Моя жена каждый день ходит плавать. Она фанатичная пловчиха и купается ежедневно, в любую погоду и в любое время года. Вы тоже любите купаться?
– Вы хорошо знаете здешний участок моря?
– Только издали. Я сам не купаюсь.
Тут Йенссен проявил свои незаурядные мореходные познания, подтверждавшие догадку Генри о его происхождении, и рассказал о северном морском течении. Купальные туфли, особенно пластиковые, иногда приносит даже в Гренландию. Бывает, вместе с фрагментами ног. Генри вспомнил, что Обрадин не раз рассказывал ему, как часто видел в море плывущие по течению бесхозные сандалии и ботинки. Интересно, почему Обрадин не пришел к нему с соболезнованиями?
– Но ваша жена купалась без резиновых тапочек.
Опоссум ткнула тонким сухим пальцем в сандалии Марты. Генри едва не задохнулся от волнения. Он только теперь осознал свою ошибку. По логике вещей, Марта, конечно же, должна была войти в воду в сандалиях. Почему она вдруг оставила их на берегу?
– Честно говоря, меня и самого это удивляет, – ответил Генри, – моя жена всегда надевала купальные туфли, потому что боялась пораниться об острые камни. У нее вообще были очень чувствительные ступни.
– Это вполне возможно, – вмешался в разговор Йенссен, оценивший стоическое поведение Генри, – возможно, сандалии сорвались с ног, а потом ветер выбросил их на берег. Поэтому вы их и нашли.
Хорошее объяснение. Этот парень стал еще более симпатичен Генри, и он решил рискнуть:
– Вы хорошо разбираетесь в таких вещах, господин Йенссен. Возможно ли, что мою жену похитили?
Полицейский задумчиво сдвинул брови:
– Кто-то уже заявил об этом?
Генри отрицательно покачал головой.
– Вы бы заплатили выкуп за жену? – спросила мрачная женщина-полицейский.
Этот вопрос говорил о том, что чувство обоняния было у дамы развито лучше, чем извилины головного мозга. Конечно, заплатил бы! Он не посчитался бы ни с какими деньгами, лишь бы вернуть жену.
– Деньги не имеют никакого значения, – произнес Генри.
– Не оставила ли ваша жена прощальной записки?
Ох уж эти необразованные, невежественные люди! Они совершенно не понимают Марту. Она никогда не стала бы письменно извещать о своей смерти или как-то ее обосновывать. Все, что она делала, не нуждалось в обосновании, это было чистое искусство ради искусства. Кроме того, это противоречило бы присущему Марте интуитивному чувству драматургии – не надо заранее оповещать о том, что и так произойдет.
– Нет, она не хотела прощаться, совершенно точно нет, ни со мной, ни с жизнью.
– Не было ли у нее депрессии? Принимала ли она какие-нибудь лекарства?
– Нет, она все время смеется и очень охотно ест рыбу, если вы это имеете в виду.
Йенссен задумчиво провел ладонью по пшеничным волосам. Он явно был лишен чувства юмора.
– Простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но не было ли у вас проблем с браком; не собирались ли вы разводиться? Это всего лишь вопрос.
Генри потрогал пальцем кожу под правым глазом. Чувство онемения возникло снова.
– Нет, никаких мыслей о разводе у нас не было. Никогда.
После беседы Генри провел полицейских по дому, показав им все комнаты. Говорил он медленно, отвечал на все вопросы, детально и правдиво описал свои поиски, рассказал, как ближе к вечеру сварил для жены ужин и как расплакался, стоя у пустой кровати.
Генри продолжал упорно употреблять настоящее время в своих рассказах о Марте, будто она была еще жива. Он показал обоим следователям подвал, конюшню, гараж, сад и часовню. Он дал полицейским картонную коробку, куда уложили вещи Марты, и помог погрузить в багажник ее велосипед.
Йенссен протянул Генри свою визитную карточку.
– Прошу вас, сообщите, если вам удастся нащупать след моей жены, – попросил Генри на прощание, – жива она или нет.
После отъезда полицейских Генри взял из гаража кувалду и, поднявшись наверх, принялся разбивать стену, возле которой стояла кровать Марты.
IX
В истории, рассказанной Генри, что-то не складывалось. Марта утонула не в бухте. Бетти была уверена, что Марта не вернулась домой от скал. Совершенно ясно, что ее «Субару» куда-то исчезла, и, кто знает, может, она сейчас ржавеет на морском дне с Мартой за рулем. Такой поворот событий вовлекал в них и Бетти. Строго говоря, она тоже виновата в смерти Марты, потому что увела у нее мужа. Или это судьба? В любом случае, если машину найдут, возникнет масса неприятных вопросов. Бетти решила пока смотреть на вещи с позитивной точки зрения. Смерть Марты освободила ей путь к совместной жизни с Генри и их ребенком.
Она вспомнила, как Генри однажды сказал, что человек живет с мечтами, воплощенными в жизнь. Это прозвучало так, будто счастье подобно травмирующему опыту, который сам человек не в силах переварить. У него самого уже не было мечты, добавил Генри, он всего достиг. Впрочем, он никогда и ничего не сообщал о себе. Генри никогда не говорил о своем прошлом; видимо, оно было таким неаппетитным, что его приходилось прятать, как прячут хозяйки хлам перед приходом гостей. Если он и рассказывал о каких-то прошлых событиях, то они относились к тому времени, когда Бетти уже была с ним знакома. Ей с самого начала казалось, что Генри играет со своим прошлым, как с калейдоскопом, поворачивая который, он каждый раз видит новую грань одних и тех же воспоминаний.
На обратном пути в издательство Мореани, сидя за рулем «Ягуара», сделал ей предложение. Он откровенно рассказал о своих чувствах и наследстве, которое она получит, когда его не станет. Бетти была ошеломлена и по-настоящему тронута, но почувствовала лишь нарастающую тошноту и попросила время на раздумье, в чем сразу же и раскаялась, так как думать ей было не о чем. Поцеловав друг друга в щечку, они расстались на стоянке. Мореани, покачиваясь, пошел в свой кабинет, а Бетти села во взятый напрокат автомобиль и поехала в полицию. Повинуясь привычке, она подняла голову, посмотрела на окно третьего этажа и увидела в нем Гонорию Айзендрат.
Гонория сорвала листок с драцены и машинально растерла его между пальцами. Она видела поцелуй у «Ягуара», видела, какой окрыленной походкой идет Мореани через стоянку, и ощутила страстное желание расцарапать себе лицо в кровь. Когда она пришла работать к Клаусу Мореани, то тоже была молода и честолюбива. Но почему, почему, ради всего святого, она все эти годы молча просидела на своем стуле, работала, прислуживала и ждала, ждала момента, когда на пороге появится молодая соперница и отнимет у нее все надежды?! Самые худшие наши ошибки – это те, которых мы не замечаем.
Мореани, тяжело дыша, вошел в приемную. Наверное, он не поехал на лифте, а поднялся пешком по лестнице. Гонория поразилась: неужели он всерьез думает, что смерть сделает для него исключение и подарит ему еще один день за этот смехотворный подвиг?
– Нашли ли бедняжку? – спросила она.
Мореани сразу понял, о ком речь.
– Нет, ее, скорее всего, унесло течением, и теперь ее никогда не найдут.
Мореани прошел в кабинет, как всегда оставив дверь открытой. Некоторое время Гонория прислушивалась к шуршанию бумаги. Потом встала, разгладила юбку и вошла в кабинет. Мореани просматривал документы, сидя за рабочим столом. Одышка его до сих пор не прошла.
– Как чувствует себя господин Хайден?
– На удивление хорошо, – ответил Мореани. – На удивление.
– Могу ли я что-то сделать? Например, подготовить объявление для прессы.
Мореани оторвался от документов и обеими руками облокотился на стол.
– Гонория, это было бы просто великолепно. Напишите только, что она умерла, и не вдавайтесь в подробности. Потом положите текст мне на стол.
– Я приготовлю вам чай с валерианой.
– Не надо, я сейчас уеду.
– Вам трижды звонил господин Фаш.
– Кто это?
– Он говорит, что учился в одном классе с господином Хайденом.
Гонория Айзендрат, стоя у окна, дождалась, когда Мореани сядет в машину и тронется с места. После этого вошла в его кабинет. Налив себе в стакан виски из стоявшего на столе из черного эбенового дерева графина, Гонория села за стол. «Венецию мы отложим», – сказал Мореани, узнав о смерти Марты Хайден. «Да, – подумала Гонория, – да, поезжайте, поезжайте туда. Там есть laguna morta. Там я буду тебя ждать, Бетти, проклятая шлюха, и там я тебя утоплю».
Она выпила виски и начала обыскивать ящики. По ходу поисков она выбросила белокурый волос и дохлую муху из стаканчика с карандашами. Гонория искала туристические документы, билеты на самолет или квитанцию бронирования гостиничного номера в Венеции. Средний ящик был заперт. Гонория нашла ключ под кожаной обивкой стола и отперла ящик. Рядом с какими-то записками и несколькими газетными вырезками лежала пустая коробка из-под лекарства и немного купюр. Под купюрами Гонория увидела неподписанный желтый конверт размера А5. Конверт не был заклеен, Гонория открыла его. Внутри оказался протокол МРТ-исследования и гистологическое заключение об опухоли, поразившей поясничный отдел позвоночника Мореани.
Взяв с собой конверт, Гонория вернулась в приемную, достала карты таро и перетасовала их. Верхняя карта снова оказалась с башней. Теперь не оставалось никаких сомнений.
В полицейском участке Бетти заявила об угоне машины. Когда она под испытующими взглядами полицейских заполняла заявление на выплату страховки, Бетти ощутила боль в груди и подкатывающую к горлу тошноту. Она уже забыла, когда в последний раз ела. Через несколько секунд ее вырвало в писсуар мужского туалета, так как дамский оказался занят. Причиной рвоты стало отнюдь не брачное предложение Мореани и не абсурдная история Генри о гибели его жены в бухте. Все дело было в ребенке, которого она носила под сердцем. Еще немного, и беременность уже невозможно будет скрыть. Надо немедленно обсудить с Генри, что делать дальше.
Она вышла из полицейского участка, прошла через стальные ворота и остановилась у кирпичной стены, окружавшей здание.
Бетти машинально достала из сумочки пачку сигарет и закурила. Ментоловый вкус дыма показался ей тошнотворно отвратительным. Она бросила на землю сигарету и пачку, подошла к киоску и купила газету.
Утонула жена писателя Генри Хайдена. Объявление напечатали сравнительно мелким шрифтом в нижней части первой полосы. Никаких фотографий не было. Бетти достала телефон и позвонила Генри. Она знала, что он не пользуется автоответчиком, и долго ждала, слушая длинные гудки. Никто не ответил. Выждав еще минуту, Бетти позвонила снова.
Эта тварь ухитрилась его укусить. Генри промыл рану водой и осмотрел ее. Острые зубы прокусили запястье до костей, оставив синюшно-красные отверстия. В кухне зазвонил телефон. Генри не стал отвечать, зашел в ванную Марты и посмотрел на себя в зеркало.
Лицо стало черным от пыли и мелких щепок. В волосах застряли мумифицированные личинки насекомых и клочья пыли. Он выглядел как Индиана Джонс, только без шляпы. Левое ухо покрылось кровавой коркой, рубашка порвалась в клочья, руки, живот и ноги были утыканы занозами.
После того как Генри, объятый агрессивным возбуждением, разломал стену кувалдой, он вооружился небольшим гарпуном и вышел на охоту за куницей. Это было абсолютно абсурдное предприятие, каковое Зигмунд Фрейд с полным правом называет «обрядом симптома», потому что он «…выражает нечто, чего исполнитель сам в себе не предполагает и в чем, как правило, не участвует, и намеревается делать это исключительно для себя». Да уж, действительно, кого еще можно было бы обвинить во всем?
Между кирпичными перегородками и слоем утеплителя оставался узкий проход. Через пролом в стене Генри вылез под кровлю и, как солдат, пополз на животе по неоструганным доскам. Он то и дело останавливался и прислушивался, а затем принимался ползти дальше, явственно чувствуя запах зверька. Через некоторое время он услышал царапание загнутых когтей по дереву, остановился, натянул резиновую тетиву гарпуна, включил прикрепленный ко лбу фонарик и стал, затаив дыхание, ждать.
Но куница – тоже охотник. Ее зрение, слух и обоняние были лучше, чем у Генри, и к тому же она находилась в своем привычном жилище. Зверь почуял опасность и затаился в укрытии под защитой своих инстинктов. Животные немногое понимают, но знают все. Люди заблуждаются, потому что верят, идут на гибель, потому что надеются. Звери не надеются, не заглядывают в будущее и не сомневаются в себе. Поэтому куница не желала покидать укрытие.
Генри видел вокруг себя яичную скорлупу, перья, кости и резко вонявшие экскременты. Они были еще мягкие и маслянистые. Когда Генри пополз дальше сквозь лабиринт дубовых балок, в кожу ему начали впиваться длинные щепки, но он игнорировал боль. «Это даже к лучшему, что этот вонючий зверь учует мою кровь, – думал Генри. – Может быть, он сделает ошибку и вылезет». Но вонючий зверь не желал делать ошибок и не показывался.
В какой-то момент до Генри вдруг дошло, что он потерял ориентацию. Комната Марты находилась в западном конце дома; крыша имела в длину тридцать метров, а он прополз не меньше двадцати. Сквозь щель дунул ветер и занес ему в нос какое-то высушенное насекомое. Нестерпимо захотелось чихнуть, и Генри попытался перевернуться в тесном пространстве. От этого движения фонарь слетел с головы и погас, так как батарейка выпала из гнезда. Пытаясь лечь на спину, Генри случайно нажал на спуск гарпуна. Стальная стрела со свистом пролетела мимо уха и вонзилась в балку, войдя в нее на целый палец. Если бы стрела попала ему в лицо, то пробила бы череп до самого ствола мозга. Несмотря на темень и вонь, Генри едва не расхохотался. Нет, это и в самом деле было бы забавно – загарпунить самого себя на чердаке собственного дома. Это достойно Дарвиновской премии. Некоторое время Генри лежал неподвижно.
Откуда-то вылезла куница и забралась ему на ногу. Генри ощутил прикосновение когтей к икрам. Шелковистый и теплый мех приятно щекотал кожу, пока зверек перебегал с живота и груди на руку. Зверь принюхивался, щекоча плечо Генри своими усиками. Куница вышла, чтобы обследовать добычу. Генри реалистично оценил свое положение. Если он останется лежать здесь, то куница сожрет его труп и на радостях заведет семью. Он протянул руку и схватил зверя за хвост. Куница пискнула и укусила его за запястье. Острая боль пронзила руку до локтя. Генри дернулся, отпустил куницу, ринулся за ней и при этом зацепился ухом за торчавшую из балки стрелу. Когда боль немного утихла, Генри решил ничего больше не предпринимать. Он закрыл глаза и через несколько мгновений уснул.
Его разбудил тонкий луч света, пробившийся сквозь щель между стропилами. В нос ударил вонючий секрет, которым опрыскала его на прощание куница. Она его пометила! Тебе нечего здесь искать, говорила эта вонючая метка, ты вторгся в мою среду обитания, где никогда не сможешь меня победить.
Генри начал отступать и пополз между балками назад. Снова длинные щепки впивались ему в кожу. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он добрался до дыры в стене и вывалился в свою среду обитания. Пончо лежал на кровати Марты и дружелюбно помахивал хвостом. Эта верная душа терпеливо его здесь дожидалась. Пес старательно обнюхал руку хозяина, учуяв куницу. Генри захлестнула теплая волна благодарности, и он обнял пса.
– Мой друг, мой добрый друг, ты прекрасно знаешь, что я никчемный, никому не нужный идиот, но все равно остаешься со мной, – прошептал он на ухо Пончо и принялся извлекать застрявшие в коже занозы.
Внизу зазвонил телефон. Генри поднял голову и прислушался. Звонок прервался, потом телефон снова зазвонил. Должно быть, это Бетти. Настало время рассказать ей, что на самом деле произошло на скалах.
Когда Генри, приняв душ и перевязав укус, спустился в кухню, телефон молчал. Генри посмотрел на дисплей и убедился, что Бетти звонила ему четыре раза. Не зная, стоит ли перезванивать, Генри вскрыл пакет с собачьим кормом, накормил Пончо, а потом намазал себе кусок хлеба трюфельным паштетом. Снова зазвонил телефон. Номер был незнакомым, и Генри ответил. Звонил дружелюбный Йенссен. Заговорил он деловым тоном и без предисловий:
– Мы нашли вашу жену, господин Хайден.
Труп Марты обнаружили недалеко от берега. Рост, вес и цвет волос соответствуют. Йенссен сочувственно спросил, в состоянии ли Генри приехать в морг, чтобы опознать тело.
Холодный липкий страх проник Генри до самого сердца. Записав адрес морга, он осторожно положил трубку, словно та была сделана из раскаленного фарфора, и почувствовал, как под ним зашатался пол. Он крепко ухватился за край стола, а весь дом вместе с кухней, мебелью и стенами начал, вращаясь, проваливаться куда-то в бездонную шахту. На мгновение Генри показалось, что он стал невесомым, но левитации не существует, и он упал, сильно ударившись подбородком о стол.
X
Гисберт Фаш тоже прочитал заметку о смерти жены Генри во время морского купания. Ее имя не было упомянуто, не было и фотографии, да и вообще заметка не имела заголовка, а помещалась среди прочих некрологов, причем Марта фигурировала в ней, как супруга писателя.
Он просидел уже четыре часа в своем душном автомобиле, давя мелких насекомых, ползавших по потолку салона. Слежка за противником, которая так привлекательно и интересно выглядит в литературе и в кино, на самом деле скучнейшее и тягучее занятие. Человек сидит в засаде, выделяет углекислый газ, потягивается и зевает, смертельно хочет спать, но не может себе этого позволить, так как во время сна может произойти нечто важное, и от тоски и скуки давит невинных насекомых.
Фаш как веером обмахивался газетой и внимательно смотрел на стоявший на холме дом Генри. От напряжения слезились глаза. В английском журнале «Страна живет» однажды была опубликована большая фотография гостиной этого дома. Хозяин дома сидел на диване «Честерфильд» рядом с женой и собакой. Фаш долго изучал фотографию, стараясь угадать, где может находиться этот дом. Женщина рядом с Генри выглядела образованной и симпатичной, в ней было что-то эзотерическое и светлое. На фотографии она была изображена в высоких сапогах и грубошерстном вязаном пончо. Генри, как и подобает собирателю трофеев, сидел развалившись на диване, положив руку на плечо жены. На заднем плане нечетко виднелось панорамное окно, а все стены, как и положено, были уставлены темными полками с книгами. Имелся, естественно, и неизбежный камин, а рядом с супругами в позе испанского гранда сидела большая черная собака. Этот интерьер был классическим клише хорошего вкуса для таких людей, как Хайден, который дорогим хламом и подходящими млекопитающими изо всех сил старался скрыть свою подлинную гнусную сущность. Какая гадость!
Читать бесплатно другие книги:
