Орел в песках Скэрроу Саймон

Глава 3

Катон помедлил, собираясь с мыслями, прежде чем начать рассказывать Флориану о встрече с Нарциссом в императорском дворце почти три месяца назад — в конце марта. До этого Макрон и Катон муштровали рекрутов для городских когорт — подразделений, обеспечивающих порядок на улицах Рима. В рекруты попадали те, кому не суждено попасть в легионы, и два центуриона выбивались из сил, приводя новобранцев в форму. Это было неблагодарное занятие. Вызов к секретарю императора наполнил Катона дурными предчувствиями, хотя он изо всех сил стремился вернуться на активную службу.

Последняя операция, которую поручил им Нарцисс, оказалась почти самоубийственной — похитить жизненно важные для безопасности империи свитки, захваченные шайкой пиратов, промышлявших у иллирийских берегов. Свитки Сивиллы пополнили коллекцию священных пророчеств, в которых, как полагали, содержится описание будущего Рима и его окончательной судьбы. Естественно, Нарцисс, верный помощник императора, не мог не наложить руку на такое сокровище ради спасения своего хозяина и империи, которой он служил. Катона и Макрона отправили обучать рекрутов в качестве «награды» за то, что успешно нашли свитки и в сохранности передали их в руки секретаря императора. Когда гонец Нарцисса появился в казармах, Макрон был в отпуске, поэтому Катон отправился во дворец один — в сумерках, сгущающихся над мрачными стенами и закопченными крышами города.

Над Римом бушевала весенняя гроза. В дворцовом комплексе Катона провели в покои секретаря императора, где опрятный служащий принял у центуриона промокший плащ и провел в кабинет. Катон пересек комнату и сел в кресло, которое ему указал Нарцисс. За спиной секретаря императора через застекленное окно открывался размытый вид на город. По небу неслись черные тучи, непрестанно освещаемые ослепительными вспышками молний, от которых город на мгновение замирал белой картинкой, затем видение пропадало, и Рим снова погружался во мрак.

— Надеюсь, отдохнули? — с напускной заботливостью спросил Нарцисс. — Прошло несколько месяцев после операции против пиратов.

— Я в форме, — осторожно ответил Катон. — Готов вернуться к активной службе. И Макрон тоже.

— Хорошо. Это хорошо, — кивнул Нарцисс. — Кстати, где же мой друг, центурион Макрон?

Катон подавил невольный смешок, представив Макрона в приятельских отношениях с изнеженным чиновником, и откашлялся.

— Он в отпуске. Отправился в Равенну навестить мать. Она тяжело переживает потерю.

Нарцисс нахмурился.

— Потерю?

— Ее муж погиб во время последней атаки пиратов.

— Сочувствую, — бесстрастно ответил Нарцисс. — Передай Макрону мои соболезнования, перед тем как отправитесь на новое задание.

Катон на миг замер, чувствуя, как растет в нем ощущение неизбежности; стало ясно, что секретарь императора имеет для него новые планы.

— Не понимаю, — проговорил центурион. — Я думал, мы с Макроном ждем назначения в легион.

— Видишь ли, ситуация изменилась. Точнее говоря, возникла новая.

— Неужели? — невесело усмехнулся Катон. — И в чем дело?

— В свитках, которые вы достали. Я внимательно изучил их и наткнулся на нечто весьма интересное. — Нарцисс помолчал. — Нет. Не интересное. Пугающее… Как ты понимаешь, больше всего меня интересовали предсказания, касающиеся ближайшего будущего, и кое-что меня всерьез озадачило. Видишь ли, семена возможного падения Рима сеются уже сейчас.

— Это о чем? О стаях сборщиков налогов?

— Не дерзи, Катон. Оставь это Макрону — у него получается лучше.

— Но его же нет.

— Какая жалость. Я могу продолжать?

Катон пожал плечами.

— Я слушаю.

Нарцисс наклонился вперед, сцепил пальцы и уперся в них подбородком.

— В свитках я нашел место, где предсказано, что в восьмом столетии от основания Рима великая сила возникнет на Востоке. Родится новое царство, которое сотрет с лица земли Рим и на его руинах построит новую столицу.

Катон презрительно хмыкнул.

— Любой безумный предсказатель на улицах Рима кричит что-нибудь подобное.

— Не спеши. Есть подробности. Говорится о том, что новое царство возникнет в Иудее.

— И это я слышал десятки раз. И года не проходит, чтобы иудеи не нашли нового героя, который освободит их от Рима. И если я слышал об этих людях, то ты — наверняка.

— Разумеется. Понимаешь, у иудеев появилась новая секта, которая привлекла мое внимание. Мои агенты уже выясняют подробности. Похоже, это последователи человека, заявившего о своей божественности. По крайней мере, об этом говорят его сторонники — так сообщают агенты. Мне доложили, что это сын какого-то сельского плотника. Звали его Иегошуа.

— Звали? А что с ним?

— Первосвященники в Иерусалиме обвинили его в организации беспорядков. Они настаивали на смертной казни, но им духу не хватило самим вынести приговор, так что покончить с Иегошуа пришлось тогдашнему прокуратору. Беда в том, что, как и многие из новоявленных пророков, самозванец был очень притягателен. За годы после казни Иегошуа его сообщники привлекли на свою сторону множество последователей. В отличие от других сект, эти предлагают человеку великолепную жизнь после смерти, когда он отойдет в царство теней. — Нарцисс улыбнулся. — Правда же, заманчиво?

— Пожалуй, — пробормотал Катон. — Но для меня все это — обычное религиозное шарлатанство.

— Я согласен, молодой человек. Однако это не мешает им находить новых адептов.

— Не проще ли раздавить их? А лидеров казнить.

— Все в свое время. Если будет нужно.

Катон рассмеялся.

— По-твоему, эти люди угрожают Риму?

— Нет. По крайней мере, пока. Но мы следим за ними. Если мне покажется, что в свитке говорится о них, мы… избавимся от них.

Катон подумал, что Нарцисс постоянно говорит загадками. Сначала центурион почувствовал презрение, но внезапно сообразил, что секретарю императора невозможно выполнять свою работу без таких уклончивых иносказаний. В конце концов, Нарцисс часто принимает решения, которые приводят к смерти. Пусть необходимая смерть, но это смерть. Противники императора приговариваются к забвению росчерком пера. Это слишком тяжкий груз для совести человека. Нарциссу гораздо легче вспоминать о решенной проблеме, а не о горах трупов за спиной. Конечно, подумал Катон, это если у человека есть совесть, озабоченная вопросами жизни и смерти, которые приходится решать каждый день. А если нет? Что, если иносказания — всего лишь риторика? Катон содрогнулся. В таком случае у Нарцисса вовсе нет морали. Идеалы Рима — всего лишь величественная оболочка, в центре которой у малочисленной элиты сосредоточена неприкрытая жадность и стремление к власти. Катон попытался прогнать эти мысли и вернуться к теме разговора.

— Вряд ли ты в самом деле веришь этим предсказаниям.

— Обычно нет, — согласился Нарцисс. — Но в тот же день я прочитал о подобной предполагаемой угрозе для Рима в весьма тревожном докладе разведки, составленном из отчетов агентов в восточных провинциях. Похоже, эта земля — средоточие опасности. И еще: последователи Иегошуа раскололись. Одно течение, у которого есть сторонники даже в Риме, проповедует какое-то нереальное миролюбие. С этим можно смириться. В конце концов, такая философия особого вреда не приносит. Меня беспокоит второе течение, возглавляемое Баннусом из Ханаана. Он проповедует сопротивление Риму, всеми доступными народу Иудеи способами. Если эта философия выплеснется через границы провинции, то нас ждет беда.

— Это точно, — кивнул Катон. — Но ты говорил и о других угрозах. Что еще?

— Наш исконный противник — Парфия затеяла игру с Пальмирой; ее территория вплотную примыкает к нашей границе. К Парфии, тяжелому положению в Иудее и подъему Баннуса добавляется то, что наместник Сирии связался с либераторами. Рассматривая все это в совокупности, даже циничный рационалист вроде меня поймет, что не обращать внимания на слова пророчеств — непростительная глупость.

— Но что именно ты имеешь в виду? — хмуро спросил Катон. — Пророчество может относиться к любой из этих угроз — если в нем вообще есть смысл.

Нарцисс откинулся в кресле и вздохнул. В окно стучал дождь. Видимо, ветер переменился. Далекая вспышка молнии на мгновение высветила фигуру секретаря императора, через паузу раскат грома прокатился над городом.

Нарцисс шевельнулся.

— Этим займусь я сам, Катон. Написано слишком расплывчато, все эти угрозы сразу означать не может. Нужно, чтобы кто-то занялся расследованием, оценил опасность и, возможно, избавил нас от нее.

— Избавил? — Катон улыбнулся. — Вот это действительно расплывчато, на мой взгляд. Подразумевает что угодно.

— Разумеется, — с улыбкой заметил Нарцисс. — Ты сам должен выбрать, как поступить с тем, что представляет угрозу для императора.

— Я?

— Ты и Макрон, разумеется. Заберешь его в Равенне — там и сядете на корабль. Отправляйтесь на Восток.

— Нет, подожди…

— К сожалению, ждать некогда. Нельзя терять времени. Ты отбываешь из Рима немедленно.

Катон злобно уставился на Нарцисса:

— В прошлый раз ты послал нас на задание, где мы чуть не погибли.

— Ты солдат. Смертельная опасность — неизбежное приложение к ремеслу.

Катон несколько мгновений рассматривал секретаря императора, охваченный гневом и обидой. В конце концов он заставил себя ответить как можно спокойней:

— Мы с Макроном не заслужили такого. Разве мы недостаточно потрудились для тебя?

— Служба Риму требует жертв.

— Найди кого-нибудь еще, кто лучше подходит для такой работы. Отправь нас с Макроном в войска. Мы это умеем лучше всего.

— Вы оба — прекрасные солдаты, — мягко согласился Нарцисс. — Из лучших. И то, что вы солдаты, — лучшее прикрытие для вашей настоящей миссии. Вы с Макроном получите назначение в пограничный гарнизон в Иудее. Ты — один из немногих — знаешь о пророчествах, а потому подходишь лучше всего. — Он пожал плечами. — В каком-то смысле можете винить свой же успех, как говорится. Ладно, Катон. Я не прошу вас рисковать жизнью. Мне надо, чтобы вы оценили возможную опасность.

— И избавились от нее.

— Да, и избавились.

— Каким образом?

— У вас будут полномочия от имени императора. Я уже подготовил распоряжение, письмо о назначении центуриона Макрона, отчет из Кесарии и прочие документы, с которыми, на мой взгляд, тебе стоит ознакомиться. Просмотришь их сегодня вечером.

— Все?

— Да, я думаю, это разумно, ведь ты отправляешься из Рима завтра на рассвете.

Катон завершил рассказ о встрече.

— Ничего себе! — покачал головой центурион Флориан. — Похоже, секретарь императора желает, чтобы вы, ребята, отработали каждый сестерций вашего жалованья.

Макрон сделал большие глаза:

— Ты даже не представляешь себе.

— Кстати, никогда и никому не говори про свитки, — тихо напомнил Катон. — Нарцисс велел рассказать только тебе. Об их существовании известно немногим — в этой провинции только нам троим. Нарцисс хочет, чтобы так и оставалось. Это понятно?

Флориан кивнул.

— Хорошо, — продолжил Катон. — Не буду оскорблять тебя и требовать клятвы. Мы все прекрасно знаем, что сделает с нами Нарцисс, если мы раскроем тайну.

— Не беспокойся, — ответил Флориан. — Я видел, что происходит с теми, кто провинится перед Нарциссом. До перевода сюда я служил у него допросчиком.

— Вот это… — Макрон оборвал себя на полуслове и двинул чашу к Флориану. — Пожалуй, мне еще вина.

Макрон сделал большой глоток из наполненной чаши, и Флориан продолжил:

— Итак, какие у вас планы?

— Начнем с префекта Скрофы и Баннуса, — сказал Катон. — Если мы с ними разберемся, то сможем предотвратить бунт. Тогда у Лонгина не будет причины требовать подкрепления и не хватит сил идти на Рим. Он будет вынужден остаться на месте, а если повезет, парфяне не осмелятся на серьезные действия.

— Слишком много «если», на мой вкус, — пробормотал Макрон.

Катон пожал плечами.

— Тут уж ничего не поделаешь. По крайней мере, пока не доберемся до Бушира.

— Когда вы отправляетесь? — спросил Флориан.

— Спасибо за гостеприимство! — засмеялся Макрон.

— Я вас не гоню, — смущенно запротестовал Флориан. — Понимаете, после того как вы убили несколько сикариев во время потасовки в храме, их друзья начнут вас искать. Я бы посоветовал вам быть осторожней, пока не доберетесь до Бушира. Никуда не ходите поодиночке. Пусть вас сопровождают вооруженные бойцы — и будьте настороже.

— Это как всегда, — уверил его Макрон.

— Рад слышать. Кроме того, как я понимаю, вам понадобится проводник, знающий дорогу и окрестности Бушира.

— Это было бы кстати, — согласился Катон. — Есть кто-нибудь, кому можно доверять?

— Никого из местных, это понятно. Впрочем, есть человек, который вам подойдет. Он обычно сопровождает караваны в Аравию, так что хорошо знает места и людей. Симеон не друг империи, но достаточно умен и понимает, что попытка бросить вызов Риму ни к чему хорошему не приведет. Так что ему, в определенной степени, можно доверять.

— Звучит неплохо, — улыбнулся Макрон. — Враг моего врага — мой друг.

Флориан кивнул.

— Так всегда и было. Зря смеешься, Макрон. Это работает. А теперь — что еще мне нужно знать? И что я еще могу для вас сделать?

— Пожалуй, ничего. — Катон окинул взглядом панораму древнего города. — По поводу сикариев — пожалуй, нам лучше покинуть Иерусалим как можно скорее. Если возможно, завтра утром.

— Завтра? — переспросил озадаченный Макрон.

— Надо отправляться с первыми лучами солнца. Постараемся отъехать от Иерусалима как можно дальше до заката.

— Хорошо, — кивнул Флориан. — Я пошлю за Симеоном и подготовлю для вас верховой эскорт. Эскадрона всадников из гарнизона должно хватить, чтобы вы в безопасности добрались до Бушира.

— А это точно необходимо? — спросил Макрон. — Вдвоем мы двигались бы быстрее.

— Поверь, если вы поедете без сопровождения, бандиты выследят вас и убьют еще до захода солнца. Иудея только называется римской провинцией. За городскими стенами нет закона, нет порядка — безграничная пустыня, где правят местные воры, убийцы и приверженцы странных религиозных культов. Здесь нет места римлянам.

— Не беспокойся. Мы с приятелем можем за себя постоять. Бывали в местах и похуже.

— Правда? — с сомнением протянул Флориан. — В любом случае сообщайте мне о положении в Бушире; я буду передавать отчеты Нарциссу.

Катон кивнул.

— Тогда решено. Отправляемся утром.

— Да. И последнее, — тихо сказал Флориан. — Как доберетесь до Бушира, действуйте с оглядкой. Я серьезно. Предыдущего префекта убили ударом меча в спину.

Глава 4

Небольшой отряд приготовился к отправлению сразу же после восхода солнца, нежным светом окрасившего стены Антониевой крепости. Макрон, уставший от ночной духоты, наслаждался освежающим воздухом прохладного утра. Центурион проверил, надежно ли приторочены мешки к седлу. Как и все в легионе, он был обучен верховой езде, однако относился к лошадям с недоверием и неприязнью. Армейскую жизнь он начал в пехоте и, на основании долгого опыта, предпочитал находиться среди «мулов Мария», как называли пехотинцев по всей империи. Впрочем, хорошо знакомый с яростным жаром, опалявшим каменистую почву Иудеи, Макрон признал, что гораздо мучительнее было бы добираться до Бушира пешком. Что ж, верхом так верхом.

Макрон оглядел кавалерийский эскадрон, выделенный для сопровождения центурионов в форт: солдаты греческой вспомогательной когорты, набранные из жителей Кесарии. В провинции не было местных подразделений после того, как Рим ввел в Иудее прямое правление. Войска Ирода Агриппы, состоявшие в основном из наемников-иноверцев, разоружили и разогнали после смерти иудейского царя, два года назад. Постоянные раздоры и стычки между группировками, подтачивавшие царство Иудейское, убедили римские власти, что было бы крайне неразумно формировать местные отряды и снабжать их оружием. Кроме того, своеобразные требования местной религии, с постами и днями воздержания от труда, плохо сочетались с четкостью римской военной машины.

Макрон опытным взглядом оценил кавалеристов: с виду обучены, амуниция хорошо подогнана, скакуны ухоженны и здоровы. Если в пути случится неприятность, центурионы с помощью всадников смогут отбить нападение из засады. Мелкие шайки и банды грабителей сами уберутся с дороги, решил Макрон и повернулся к Катону.

Его друг увлеченно беседовал с проводником, и Макрон чуть прищурился. Присланный центурионом Флорианом человек явился за час до восхода солнца, когда Катон и Макрон укладывали седельные сумки при бледном свете масляных ламп. Симеон оказался высоким широкоплечим мужчиной, лет за сорок, одетым в скромную чистую тунику и сандалии. Куфию поддержал богато украшенный обруч — единственный знак достатка. На лошадь проводник навьючил совсем немного: сменную одежду, узкий изогнутый меч, а еще короткий лук и колчан со стрелами. У Симеона было открытое широкое лицо, и он свободно говорил по-гречески. Чересчур свободно, осознал Макрон. Сам ветеран плохо знал греческий — только самые основы, которые вдолбил ему Катон по дороге из Равенны. При всем разнообразии языков на этой окраине империи обычным вторым был греческий, и Макрону нужно было хоть как-то объясняться. Безукоризненное произношение Симеона выбило центуриона из колеи и возбудило невольные подозрения. Все же проводник выглядел вполне дружелюбно, при знакомстве пожал запястье в искренней манере. Катон улыбнулся какому-то замечанию проводника, затем поспешил к Макрону.

— Симеон рассказывал мне о дороге к форту, — заметил Катон, возбужденно сверкая глазами. — Едем на восток, до Кумрана на берегу Мертвого моря, переберемся через реку Иордан и поднимемся на холмы на том берегу — к предгорьям. Там начинается пустыня, там и стоит форт.

— Весело, — ответил Макрон без выражения. — Пустыня. Всегда мечтал узнать, чем же они там развлекаются. Наконец-то, после стольких лет службы, я добрался до восточных провинций! И что — я увижу сирийских красоток? Нет. Вместо этого застряну в заброшенном форте посреди треклятой пустыни и буду доволен, если солнце не поджарит мне мозги до хрустящей корочки… Нет. Прости, Катон, но не могу разделить твою радость. Прости.

Катон ткнул приятеля в плечо.

— Дурачок, мы сегодня вечером будем у Мертвого моря. Разве тебе не хочется его увидеть?

Макрон ответил удивленным взглядом.

— Мертвое море? Название кажется тебе привлекательным?

— Да перестань, — улыбнулся Катон. — Ты наверняка слышал про него.

— А что?

— Это же чудо природы! — воскликнул Катон. — Я читал о нем в Риме, еще ребенком.

— Ясно. Видишь ли, пока ты читал о чудесах природы, я изучал солдатскую науку и применял ее к варварам на Рейне. Так что извини, что не лечу во весь опор любоваться достопримечательностями в самой заднице империи.

Катон улыбнулся.

— Ладно тебе, привереда. Вот погоди — вечером сам посмотришь.

— Если видел одно море, считай — видел все, — устало сказал Макрон. — В море не может быть ничего особенного или прекрасного. В конце концов, там рыбы спариваются и гадят. Вот и вся магия моря.

Катон не успел ответить: декурион, командующий эскадроном, прокричал: «По коням!» — и двор крепости наполнился фырканьем лошадей и стуком копыт по булыжникам. Кожаные седла прогибались под весом всадников, седельные луки чуть подавались внутрь, обеспечивая устойчивое положение наездника. Два центуриона прервали беседу и, неуклюже забравшись в седла, направили своих лошадей в середину колонны. Флориан предложил такой порядок как самый безопасный, пока отряд не выйдет за стены Иерусалима — тогда центурионы смогут присоединиться к Симеону и декуриону во главе колонны. Макрона не радовали все эти предосторожности.

— Я не люблю, когда со мной нянчатся, — проворчал он.

— Но это лучше, чем когда убивают, — отозвался Катон.

— Пусть кто попробует.

Декурион оглядел эскадрон, убедился, что все готово, и поднял руку:

— Колонна! Марш!

Он махнул рукой в направлении ворот, и часовые разошлись в стороны под высокой аркой, пропуская колонну. Лошади процокали по дороге от Антонии, мимо глядящей на север массы храмового комплекса, в сторону Кедронских ворот. Когда отряд выехал из тени ворот, Катон заморгал — солнце сияло прямо в глаза. Он вдруг понял, что они совершили ошибку. Солнце слепит всадников и не позволит заметить засаду, вздумай сикарии подстеречь их на улице; Катон щурился до боли, оглядывая дома, жмущиеся друг к другу. Торопливо шли по делам ранние прохожие, попрошайки занимали места на день, шелудивые псы перебегали от одной мусорной кучи к другой, вынюхивая объедки. Завидев приближающийся отряд, люди отступали с дороги к стенам и бесстрастно разглядывали всадников. Караульные у городских ворот сняли запорный брус и начали раздвигать массивные деревянные створки, защищающие город. Чуть позже, без всяких происшествий, эскадрон вышел из города и начал спускаться по крутой тропе, ведущей в Кедронскую долину. Катон вздохнул с облегчением:

— Наконец-то выбрались!

Макрон пожал плечами.

— Меня нисколько не беспокоят придурки, которые мнят себя воинами.

— Приятно слышать.

Под копытами скакунов взметнулась пыль, наполнила воздух, и Катон, сжав коленями бока лошади, потянул поводья в сторону.

— Давай переберемся вперед.

Когда колонна пересекла долину и поднялась на Елеонскую гору, солнце поднялось высоко, и жара стала ощутимой. Макрон, гораздо более привычный к климату северных провинций, ужаснулся тому, что придется остаток дня трястись в седле под прямыми лучами солнца. Шлем центуриона висел на луке седла, и, по примеру других солдат, Макрон надел на подшлемник соломенную шляпу. Вскоре подшлемник стал горячим и липким от пота, и центурион вполголоса проклинал Нарцисса, пославшего их на это задание. Лошади шли по тропе, ведущей к тому месту, где река Иордан впадает в Мертвое море. Владения зажиточных иудеев остались позади, большинство особняков стояли заколоченными — хозяева, не осмеливаясь жить под угрозой бандитских ножей, предпочли перебраться в свои иерусалимские дома, где было безопаснее. Жители постепенно покидали эти земли, и деревни, через которые проезжала колонна, представляли собой скопище глинобитных лачуг, окруженное узкими полосками возделанной земли.

— Безумие, — высказался Макрон. — Как можно тут заработать на пропитание? Эй, проводник!

Симеон повернулся в седле и улыбнулся.

— Слушаю, друг мой!

Макрон уставился на него.

— Ты мне не друг. Пока. Ты просто проводник, так что следи за языком.

— Как пожелаешь, римлянин. Чего ты от меня хочешь?

Макрон ткнул в сторону крохотных участков возделанной земли вокруг деревни, которую миновала колонна.

— Что это такое? Почему такие маленькие наделы?

— Так принято в Иудее. Когда хозяин умирает, земля делится между его сыновьями. Когда они умирают, земля делится между их сыновьями. Так что с каждым поколением наделы становятся меньше и меньше.

— Но так не может продолжаться вечно.

— Разумеется, центурион. Это еще одна беда этой земли. Когда человек не в состоянии содержать семью, он вынужден взять в долг под залог имущества. — Симеон пожал плечами. — И если случится неурожай или на рынке упадут цены, он не сможет отдать долг, и землю отберут. Многие отправляются в Иерусалим искать работу, остальные же уходят в горы и становятся бандитами, нападая на путников и терроризируя мелкие селения.

Макрон поджал губы.

— Но ведь это не жизнь!

— Даже хуже, ведь теперь приходится платить и римские налоги.

Макрон резко взглянул на проводника, но тот снова пожал плечами.

— Без обид, центурион, так оно и есть. Если Риму нужен здесь мир, следует обратить внимание на нужды бедняков, прежде чем тащить сокровища Иудеи в имперскую казну.

— Империя не строится на благотворительности, — фыркнул Макрон. — Нужно содержать армию, охранять границы, строить дороги, акведуки и… прочее. Обходится недешево. Кто-то должен платить. А без нас кто защитит этих людей, а? Скажи.

— Защитит? — Симеон слабо улыбнулся. — От кого? Вряд ли им будет хуже под пятой любой другой власти.

— Я говорю о бандитах Баннуса и ему подобных. Рим защищает людей от Баннуса.

— Люди считают иначе. Некоторые называют Баннуса героем. Вам не победить его, пока Рим не ослабит давление на Иудею или не застроит всю здешнюю землю гарнизонами. Но это вряд ли произойдет.

— А как бы ты поступил, Симеон? Как бы облегчил участь иудеев?

— Я? — Проводник задумался. — Для начала я освободил бы их от бремени римских налогов.

— Но тогда Иудее нет смысла оставаться провинцией. Ты этого хочешь для своего народа?

— Моего народа? — удивился Симеон. — Это больше не мой народ.

— Разве ты не иудей?

— Иудей. Это мои земляки, но я не разделяю их веру. Я уже много лет не живу в этой провинции.

— Тогда как же ты оказался проводником?

— Больше десяти лет назад мне пришлось бежать из Иудеи. — Симеон бросил быстрый взгляд на Макрона. — Не спрашивай почему. Были причины, но я не хочу о них говорить.

— Не хочешь — не говори.

— Так или иначе, я отправился на юг, в Набатею, где меня никто не стал бы искать. Я присоединился к отряду наемников, охранявшему караваны, научился обращаться с оружием. Никогда не забуду свой первый караван: двадцать дней по пустыне и через горы. Я прежде не видел таких стран. Честно, центурион, есть такие места в этой части света, где ощущается рука бога.

— Кажется, я повидал достаточно, — пробормотал Макрон. — Мне бы в Кампанью или Умбрию хоть сейчас. Надоела эта пустыня и камни!

— Здесь не всегда так, центурион. Весной прохладно, идут дожди, холмы покрываются цветами. Даже пески за Иорданом расцветают. В пустыне есть что-то величественное. К югу отсюда тянется высохшее русло — вади, где песок ярко-красный, а разноцветные скалы вздымаются ввысь. Ночью небеса усыпаны звездами; путники собираются у костров и рассказывают истории, и скалы вторят эхом. — Симеон помолчал и улыбнулся сам себе. — Может быть, однажды сам увидишь и поймешь.

Он щелкнул языком и, поторопив коня, немного оторвался от колонны. Макрон какое-то время смотрел ему вслед, потом вполголоса спросил у Катона:

— Ну и что ты о нем думаешь?

— Не знаю. Если он и впрямь хорошо знает местность, то понятно, почему Флориан пользуется его услугами. Но что-то в нем не так.

— Что?

— Трудно сказать… — Катон покачал головой. — Не могу доверять человеку, на долгие годы отказавшемуся от семьи и друзей. Интересный тип.

— Интересный? — Макрон покачал головой. — Скорее безумный. Может, он просто перегрелся на солнышке в пустыне.