Железная жаба Зайцев Михаил

– Милый! Я в непонятках, о каком казусе идет речь.

– Правда?.. Блин! Кто вас во время адаптационного курса истории учил?

– Робот.

– Тогда все ясно! Он бубнил, а вы дремали. Ну-ка ответь: почему пограничниками на станциях по отстрелу космического сора вблизи Солнечной служат исключительно земляне?

– Потому что это тупая работа, недостойная Старших.

– Двойка с минусом! А почему между Россией и Японией до сих пор не подписан мирный договор, знаешь?

– В детдомовской школе я была отличницей. Историчка Марья Иванна про Курильские острова все доходчиво объяснила еще в пятом классе.

– С Планетой Предков в принципе та же заморочка, что и с Курилами. Де-факто Старшие на протяжении множества последних веков живут дружной семьей народов, по типу бывшего Союза Советских Республик, который процветал, ха, на одной шестой суши Планеты Предков. Однако де-юре в Дурной Войне объявлено всего лишь перемирие, соображаешь? Де-юре планета Земля ни одной, образно говоря, республике космического Союза не принадлежит. Посему Землю-матушку берегут от метеоритной бомбежки специально обученные земляне, поняла?

– А при чем здесь Япония?

– Ты надо мной издеваешься?

– Угу. Мне надоели разговоры.

– Что ж, давай помолчим.

– Угу. Давай займемся этим молча.

– Опять этим?.. Хм-м... Я не уверен, что...

– Молчи!

Секс...

– М-да-а... Дела... – я стер с лица ее и свой пот.

– Какие дела?

– Чудные... Гм-м... Я вовсе не половой гигант, я... Хм-м... Признайся, пока я был в отключке, ты дала мне понюхать хотюнчик?

– Чего?

– Так называются на здешнем сленге половые аромостимуляторы.

– Ка-а-акая прелесть! Хотюнчики есть в свободной продаже?

– В ассортименте. По ноль-ноль – сколько-то за дозу. Точнее не скажу, я их не пробовал. Если, конечно, ты не... Учти, хотюнчиками разрешается пользоваться только по обоюдному желанию, иначе...

– Дурачок!..

Секс...

Еще секс, много...

Дрема...

Секс...

Сон...

Секс...

Секс, секс, секс...

Секс, и в столбняк, и в сторонку, говоря образно.

Сон...

Я проснулся в условный полдень. Девушки и след простыл. В буквальном смысле – мятые простыни с ее стороны холодные. Я даже не знаю, черт подери, как ее звали!

Я проснулся и кинулся к подоконнику, на котором сиротливо стояла моя кормилица «Че». Активизировал игрушку, еще надеясь на чудо. Как жаль, что чудес не бывает! Большая Игра началась всего-навсего пять условных минут тому назад, однако – кто не успел, тот опоздал! Я проспал, и по чертовым Большим Правилам я потерял ВСЕ!.. За исключением одного-единственного символического юксика.

Одеваясь, я матерился до хрипоты. Одевшись с быстротой молнии, машинально прихватив «Че», я стремглав побежал в поликлинику. Последний оперативный юкс я истратил на анализы. На облом, образно выражаясь...

Чудес не бывает! Следов воздействия хотюнчиков на организм – я оплатил самые тщательные амбулаторные экспресс-исследования! – не обнаружилось. Нет ровным счетом никаких поводов, чтобы заявить на партнершу по сексу в охранку. Отсутствует прецедент для написания объяснительной в фирму «Кью». Я просто проспал свою жизнь!..

Чего уж там... Стыдно, но признаюсь – из меня вытекла... эта самая... скупая мужская. Очень, блин, соленая... Не хочу! Не желаю! Не буду! Не хочу становиться пенсионером! НИ ЗА ЧТО!!!

Глава 2
Браконьер

Хозяин кофейни «Кабачок 13 стульев», мой старинный знакомец Злобный Хакер, как и всегда, сидел по ту сторону барной стойки, на месте бармена, и, как обычно, пялился в экранчик «КТМ». От прямоугольника «КТМ», как и положено, тянулся засаленный проводок с эластичной присоской на конце. Потемневшая от частого употребления (так и тянет сказать: злоупотребления) присоска присосалась к залысине у виска Злобного. Всего раз, только однажды, я застал Хакера на рабочем месте без «КТМ» и, соответственно, без присоски во лбу. Ему б взять псевдоним, понятный для всех знакомых, ему б назваться «Заядлый Читатель» вместо вызывающего некоторое недоумение «Злобный Хакер». Почему недоумение? Сейчас объясню.

Выглядит Злобный, ясное дело, огурцом, ибо на курсы омоложения бабла не жалеет, однако, в натуре, мужику глубоко за полтинник. Он стал пограничником где-то в начале застойных семидесятых, а то и в конце битловских шестидесятых. Точнее не скажу – задавать лишние вопросы не по понятиям, но по кой-каким оговоркам самого Хакера я знаю, что завербовали его в период правления Леонида Брежнева. То бишь в тот исторический период, когда англоязычное «хакер» еще не проникло в обиход русскоговорящих белорусов.

Злобный Хакер – типичный белорус с носом бульбочкой и конституцией увальня. Он честно, от звонка до звонка, отпахал четверть века на погранстанции, обеспечил себе пенсию и скопил достаточно оперативных юксиков для организации скромного кофейного заведения. В «13 стульев» захаживает народец степенный, в возрасте, я же здесь бываю от случая к случаю, но бываю. И являюсь одним из тех многих – или немногих, фиг знает, – кому хозяин заведения прозрачно намекал, дескать, возникнут денежные проблемы – обращайся, мол, имею определенные связи в определенных кругах. Проблемы, увы, возникли, и вот я приперся. И ежели Хакер намекал про «определенные круги» ради красного словца, гадом буду, за гнилые базары он мне ответит. Я сегодня злой, как... Как не знаю кто! Я сегодня уж точно злобнее Злобного.

– Здравствуй, Хакер, – я залез на высокий табурет, сел у стойки напротив хозяина.

– Здорово, Жаба, – Злобный с неохотой оторвал взгляд от испещренного буквами экранчика «КТМ». – Во ведь, едять его мухи, изобретение! – Хакер щелкнул ногтем по экранчику. – Который год не нарадуюсь, – он с сожалением отлепил присоску от залысины. – Ты чо, хлопец, такой смурной? Случилось чего?

– Случилось страшное.

– Погодь грузить! Дай аппарат уберу, – заядлый читатель обращался с «аппаратом», с «КТМ» ценою в три жалких юкса, будто с величайшим, блин, сокровищем.

От «КТМ», сиречь от «Книги Твоей Мечты», Злобный Хакер, право слово, балдел не по-детски. Между прочим, в мою «Че» тоже встроен аналогичный «КТМ» блок, только называется по-другому: «Шахерезада», и вместо присоски на лоб предусмотрен контакт обратной связи в виде напальчника. Стоит сунуть мизинец в напальчник, и «Шахерезада» в шесть секунд оценит уровень интеллекта пользователя, разберется с текущим настроением, выудит из подкорки истинно желаемое и выдаст на экран идеальное для данного, конкретного читателя сочинение. Причем пока пользователь читает (или, по желанию, слушает), пока обратная связь устойчива, автоматически корректируется сюжет, в зависимости от эмоций читателя (слушателя). Однозначно «КТМ» обеспечивает лучшее качество и текстов, и корректировки, но мне лично и «Шахерезады» всегда хватало, ибо я предпочитаю выдуманным машиной-проституткой побасенкам реальные жизненные истории.

– От, порядок. Аппаратик в коробочке. Слухаю тя, Жаба. Чо стряслось, едять тя мухи? Трави.

Я рассказал ему все. Неоднократно мне приходилось замолкать, когда в кофейню приходили и когда уходили, откушав кофею, завсегдатаи и случайные посетители. «Кабачок» пользовался популярностью. С приходящими Хакер здоровался радушно, с уходившими прощался сердечно. Иногда Злобный покрикивал на роботесс-официанток, что было абсолютно бессмысленно, зато тем самым он как бы оказывал гостям лишние знаки внимания. Сердечность и радушие Злобного меня, само собой, раздражали – обычно увлеченный «КТМ» хозяин «13 стульев» почти не замечал посетителей, а слушая меня, он, гад, поминутно отвлекается от моего рассказа. Обидно, блин! Хорошо хоть, окончание моей правдивой истории удачным образом совпало с отсутствием алчущей кофе публики. Хакер дослушал и велел смазливой роботессе, похожей на киберкуклу из секс-шопа, запереть входную дверь, предварительно повесив на дверную ручку табличку с надписью «Санитарный час». Злобный почмокал в задумчивости толстыми губами, рассеянно наблюдая, как роботесса выполняет его веление, сфокусировал взгляд на мне и спросил:

– Бабу искать пробовал?

– А смысл?

– Тоже верно... – Злобный поганенько так заулыбался. – Жаба, а что б тебе пенсию не оформить? А-а? По закону через год пенсии полагается оперативный кредит на бизнес. Годик покайфуешь, едять тебя мухи, и назад, в ветераны.

– Издеваешься, Злобный? Ты слыхал, чтоб хотя бы один пенсионер вернулся на вольные хлеба?

– Тоже верно. Нема отказников. Халява затягивает, шо та трясина. Ничо не робишь, а много чо у тебя с избытком. Коммунизьм, едять его мухи! Ты, Жаба, был богатым ветераном, у тя и пенсия будет богатая. Для тя пенсия – чисто рай! Женишься на пенсионерке, едять ее мухи, детишек заведете... Ну и чо с того, что верхняя планка расходов над тобою зависнет? И ветераном ты до той планки, хрен, допрыгивал. Один хрен, по земным-то меркам, будешь жить-жировать лучше ихних Абрамовичей с Березовскими.

– Кончай злобствовать, Злобный! В этом большом мире я боюсь всего двух неприятностей – наркотиков и пенсии. Одинаково боюсь стать и наркоманом, и пенсионером, ясно?

– У тя, Жаба, нуль юксов на оперативке, чо сегодня кушать думаешь? На какие шиши? А то давай нанимайся ко мне в батраки. А чо? Тоже выход! Положу те твердый оклад – юксов пять в месяц. Не хочешь? Едять тя мухи, тода ходи на биржу труда. Подыщут те хомут, не сумлевайся. Оно, конечно, да – заживешь бедняком, но тож только на первых порах, ну?

Его глумление мне порядком поднадоело. Я решительно вытащил из кармана ту самую вилку, которую прибрал, готовясь к махачу с белобрысым, и серьезно пообещал:

– Обижусь.

– Охолони, хлопец, едять тя мухи! – Нас разделяла барная стойка, однако Злобный предпочел еще отодвинуться, подальше. – Чо? Пошутковать нельзя? Я чо? Я ничо! Моя забота упредить: подумай! Коли поладим, имеешь риск заработать рог заместо коммунизма.

– На мокруху не согласен. Остальное – в зависимости от сумм и способов их перечисления.

– С перечислениями, едять их мухи, все пучком. Юксы на оперативку сольют чисто, охранка отдыхает. Чего-чего, а дурить охранку ОНИ умеют. Я кто? Я – посредник. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Сечешь фишку? Моя забота упрядить: есть у НИХ мокрушники для тех, которые впишутся в тему, а опосля сыграют отбой. Иль, хужее того, впишутся да стукнут в охранку. А коли ты правильный пацан, но на деле засыпешься, так придется те заглотить «ампулу забвения» и самому себе память стереть о последнем стандартмесяце жизни, согласен?

– На все, кроме мокрого.

– От заладил! Дилетанта, едять тя мухи, в душегубцы и попросишься, а не возьмут.

– Спасибо, утешил.

– Слухай еще условие: получишь задание, едять его мухи, переведут те аванец, и память о стрелке с НИМИ тю-тю, стирается добровольно.

– Как же я тогда запомню задание?

– Запомнишь, не боись. Нанотехнологии, едять их слепни, позволяют тереть, чо не надо, и оставлять, чо треба.

– Где гарантии, что...

– Чо?!. – перебив меня, Хакер лег мясистой грудью на стойку, типа, не замечает вилку в моем кулаке, по типу, ему на вилку уже плевать, приблизил свою глумливую рожу к моей озабоченной и заржал-захрюкал.  – Ха-хр-р-ха-харанти, ха-ха-р-р-антии ему! От чо удумал, фраер: ха-р-рантии! Пенсия – вот эт да! Вот эт ха-харантия, едять ее мухи-хи-хи... А заморочки с НИМИ – чисто на доверии. Рискуешь?

– И-и-э-Э-эх-х!.. – Я размахнулся и со всей дури дроболызнул трезубцем вилки по барной стойке. Вилку, понятно, сломал, стойку, ясен перец, поцарапал, а Злобного напугал так, что любо-дорого. Хакер уронил челюсть на грудь, глазенки сожмурил и так дернулся, что едва усидел на хозяйском месте. Ну а я, отшвырнув небрежно искалеченный столовый прибор, душевно так улыбнулся барыге и говорю:

– Кто не рискует, тот сам знаешь... – я ему подмигнул. – Злобный посредник, набулькай, не будь жмотом, бывшему игроку фужер шапмузика, ага? Набулькаешь? Ась?..

Наверное, мои ясны очи как-то по-особенному засверкали, иначе фиг объяснишь тот факт, что Хакер, мельком в них заглянув, спешно опустил лобастую башку, нервно провел пальцем по царапкам, оставленным вилкой, и, вздохнув, согласился:

– Налью, едять тебя...

Короче, визит в «Кабачок 13 стульев» помню отчетливо, вкус раритетного шампанского «Корнет» тоже помню, а дальше как в классической кинокомедии про джентльменов удачи – тут помню, тут не помню.

Помню, что на мой оперативный счет перевели штуку юксов. Помню, что перевод оформили якобы за консультации по теме: «Режим дня профессионального киберспортсмена – залог успехов и причина поражений». Кто конкретно перевел бабло – не помню, хоть режь меня. Как я очутился внутри капсулы, как и кто вмуровывал капсулу в недра средних размеров метеорита – тоже ни фига не помню. А свое задание – знаю назубок. И еще знаю, в котором зубе вместо пломбы спрятана «ампула забвения». И еще имею навык по выковыриванию вышеозначенной ампулы кончиком языка из дупла.

Капсула, в которую меня запихнул не помню кто, где и когда, смахивает на гроб для бегемота. В том смысле, что бегемоту в ней было бы тесно, а мне ничего, терпимо. Пока внутри гробика невесомость, покамест метеорит с начинкой дрейфует к нужной планете, я имею возможность в относительном комфорте помечтать об обещанном гонораре. Десять штук юксов – приличные башли, о них столь приятно мечтать, так здорово строить на них планы, эх!.. Эх, мечты-мечты! Ох, планы-планы! Эх, кабы все наши с вами планы, друзья мои мечтатели, да реализовывались, ох и клево бы мы все жили, правда?..

– Бз-з! Бз-з! Бз-з!.. – резанул по ушам тревожно-противный звуковой сигнал. Светящиеся стенки гробика покраснели, будто бы раскалились. Я чертыхнулся, поймал болтавшийся в невесомости шлем, сунул в него голову. Ошейник шлема моментально сросся с остальным бронепластовым облачением. Абзац, отныне скафандр моя вторая кожа и допскелет в придачу. Скафандром меня наделили хоть и не самым дорогостоящим, хоть и одноразового использования, но вполне приличным, с хай-файной присадкой климатконтроля, с фильтрами в синтезаторе воздуха и с молекулярным процессором класса «Б». Жаль только, все практически приданное вооружение демонтировано на фиг, однако, как говорится, кто платит, тот и пальцует.

– Бзиу-у! Бзи-и-у-у! Бз-з-и-и-у-у!... – Вынужденный слушать мерзкие звуки, я неожиданно вспомнил, как доставала меня по ночам в земной жизни противоугонная сигнализация припаркованных во дворе автомобилей.

– Бз-з-и-и-у-у! З-и-и-у-у! И-и-у-у! У-у-у-у!... – Противно слушать и малоприятно осознавать, что мерзопакостные звуки извещают о приближении к плотным слоям атмосферы. Сейчас начнутся перегрузки, которые я, впрочем, ни фига не почувствую, ибо внутренность капсулы уже заполняется пеной.

Похожая на мыльную пена потихонечку затвердевает, преображаясь в некое подобие губки, и я... Блин! Совсем запамятовал, что следует сгруппироваться и обхватить колени руками! Группируюсь, обхватываю... Черт! Слишком, черт, широко раскорячил ноги, между ними продолжает твердеть... Уже! Уже затвердела пористая, упругая субстанция, а ноги, блин, в раскорячку! Неудобно, черт!.. Перед глазами мрак, и лишь на стекле... Тьфу! Конечно же, забрало шлема и вовсе не из стекла! Оно сделано из того же бронепласта, только кристально прозрачного. В уголке, правом верхнем, прозрачки забрала возникли светящиеся цифири – пошел обратный отсчет времени, оставшегося до удара об планетарную твердь. Пляшут минуты, секунды беснуются. В моей памяти всплывает – неизвестно кем заложенная – информация о местности, куда суждено грохнуться метеориту с начинкой. Метеориту со мною внутри предстоит дроболызнуться о камни!.. Умом понимаю – все должно быть о’кей, однако по спине побежали мурашки и сердце стук-стук-стукается часто-часто о грудную клетку, как будто просится на свободу...

– Желаете инъекцию успокоительного? – поинтересовался приятный такой женский голос. Этакий мягко-настойчивый голосок опытной медсестры со стажем.

– На фиг! – отвечаю грубо.

– Вы взволнованы.

– Это пройдет. Ерунда.

Примерно минуту в ушах тишина, а в груди, стыдно признаться, уже не стук-стук-стук, а та-та-та, пулеметная очередь. И воображаемые мурашки, сволочи, шевелятся уже в волосах.

– Извините, но ваше психическое состояние продолжает ухудшаться, – с сострадательной интонацией сообщает голосок сестры милосердия.

– Приказываю сменить тембр и стиль речевых сообщений, – огрызаюсь я, закрывая глаза. Наблюдать за танцем цифирей на прозрачке забрала нет больше сил. Страшно, блин...

– Уточните приказ, – просит среднего рода голос, лишенный всяческих живых интонаций. Такими голосами в земном кино 70-х разговаривали ЭВМ.

– Желаю «зеркало»! – уточняю и слышу в ответ себя, любимого, то бишь свой собственный родной баритон, и далее как будто общаюсь вслух с пресловутым «внутренним голосом».

– Жаба, блин! Тебя колбасит, в натуре! Давай укольчик, а? Фигли б тебе не ширнуться-то, а? Больно не будет, отвечаю.

– На фиг, – упорствую я.

– Дурак, чего ты стремаешься, а? Действие антистрессовой инъекции закончится сразу же, как встанешь на ноги!

– Серьезно?

– Ну!

– А ломки после не будет?

– Ни фига! Отвечаю.

– Тогда давай ширяй.

Кольнуло в запястье и... реально полегчало! Открываю глаза, смотрю на свистопляску цифирей – и все мне по фигу!

– Спасибо, скафандр!

– Кушайте на здоровье.

Приземлился я... то есть припланетился здоровски! Будучи под кайфом, я воспринимал припланечивание, как клевый суператтракцион. Обалденный, доложу я вам, аттракциончик: ряд цифирей на забрале шлема стремительно укорачивается, все и вся завибрировало и – трах! – тибидох! – тибидох! – тах! – тах! – метеорит с капсулой внутри врезается в твердь (трах!), раскалывается, будто орех (тибидох!), осколки разлетаются (тибидох!), субстанция внутри капсулы становится вязкой, точно смола, а сама капсула (тах!) отскакивает от поверхности, словно мячик. И меня болтануло в вязкой среде, и (тах!) капсула-мячик упала на осколки метеорита и распалась на тысячи гранул, а я остался барахтаться в распухшей, пузырящейся массе. Масса надо мной, пузырясь, испаряется гораздо быстрее, чем подо мной. Но вот я уже лежу на камнях. Лежать на них неудобно, черт побери, и я встаю. Осматриваюсь.

Равнина. Совершенно плоская. От горизонта до горизонта тут и там по плоскости щедро разбросаны камни. Маленькие, мне по щиколотку, побольше, мне по колено, валуны, мне по грудь, глыбы, с меня ростом и выше. Над головой низкие тучи, такие же бугристые, как и прыщавая от камней твердь под ногами. На прозрачку забрала проецируется длиннющая формула и ниже пояснение для идиотов: «АТМОСФЕРА ЯДОВИТА». Ясен перец, человек разок вдохнет здешней атмосферы и окочурится, а для местной фауны, понятное дело, тутошний воздух сладок и приятен. И средь камней разной величины местным тварям обалденно удобно прятаться... М-да... как-то мне, черт побери, неуютно тут, стремно как-то...

Чертыхаюсь мысленно и понимаю, что скафандр сказал чистую правду – действие успокоительной химии прошло без тени следа, едва я поднялся на ноги.

На прозрачной поверхности забрала появились и исчезли малосимпатичные сведения о давлении, влажности, температуре и прочем за... Блин! Подумалось: «за бортом». Увы, нету никакого «борта». Есть только скафандр – вторая кожа. Чертовски тонкая, как сейчас кажется, кожа...

– Жаба, ты опять мандражируешь, – сообщил скафандр моим голосом. Причем с отчетливо издевательской интонацией.

– Любой человек на моем месте...

– Ни фига! – перебил меня наглый скафандр. – Профессионал космонавтики на твоем месте остался бы спокойным, как трактор. Опыт – залог успеха, а ты впервые десантировался, к тому же тайно и вдобавок на планетку в самом-пресамом галактическом захолустье. Когда я сканировал твои мозги, я...

– Кто тебе разрешил?!. – возмутился я до такой степени, что позабыл, правда, где нахожусь и с кем разговариваю. Я крепко сжал кулаки, и только тут до меня дошло, что бить по морде некого, черт побери!..

– Придурок, кто «зеркало» заказывал, а?!. Ты сам и заказывал! И как бы я сумел отобразить в диалогах твою личность без сканирования твоих мозгов, а? Как?.. Кончай беситься, Жаба. Я – вещь разовая, попользуешься мной, и я распадусь на молекулы. Не бойся, никто твоей психической подноготной не узнает... Ну что, успокоился, идиот? Угомонился, дурик?

– Слышь, ты, это... Ты полегче! Полегче давай в выражениях.

– Кретин, я ж в режиме «зеркала»! Я вообще-то бездушный агрегат, но в этом режиме обязан заимствовать твои выражения и имитировать эмоции. Впрочем, ты можешь и отменить «зеркало», имеешь полное право... Не хочешь? О’кей, остаюсь в заданном режиме. Успокоился?

– Допустим.

– Врешь! Ты продолжаешь нервничать, что очень и очень фигово, поверь, сказывается на твоем организме. Сканирование показало, что ты боишься наркотиков и оттого побаиваешься в принципе всякой психотропной фармакологии. Посему инъекций больше не предлагаю. Предлагаю тебе поиграть.

– Чего?.. – Я прибалдел малость. Этого еще не хватало до кучи! Он чего? Сбрендил? Микросхемы в шлеме, что ли, перегорели? Скафандр сошел с ума, да?

– Нет. Со мной все о’кей.

– Черт! Ты чего? Еще и мысли мои читаешь?

– Иногда. Когда получается. Когда ты мыслишь отчетливо вербально. Слышь-ка, мыслитель, я предлагаю тебе обмануть собственное подсознание, для чего представить, будто бы ты одет в костюмчик для виртуальных игрищ и вокруг сплошь искусственная реальность, понял? Ты же профессиональный игрок, Жаба! Так и давай! Выполняй, черт побери, миссию играючи!

– Ха! Интересная идея.

– А то! Вот ты уже малость и успокоился, в натуре.

– Правда?

– Твою мать! Я не умею обманывать, ты понял?

– Яволь!.. Значится, так... Хорош, значит, стоять столбом и трепаться с самим со... То есть с самим тобо... ой, блин! Тьфу! Не важно! Просто хорош стоять и базарить. Приказываю врубить маркер направления! – В центре забрала мигом возник полупрозрачный голубой кружок, а сбоку-слева появилась красная точка, и я развернулся всем телом так, чтобы точка попала в кружок. Она попала, и кружок стал бледно-бледно-розовым, еле-еле заметным. Теперь следует перемещаться, удерживая красный маркер внутри розовой окружности.

Перемещаюсь. В смысле, делаю первый шаг... Блин! Споткнулся! Первый шаг получился как тот хрестоматийный первый блин.

– Але, скафандр! Ну-ка, отрегулируй мою персональную гравитацию таким макаром, чтоб я мог перемещаться гигантскими прыжками. Чтобы смог перепрыгивать с одного большого валуна на другой.

Распорядился и сразу почувствовал, как в теле этакая приятная гибкость образовалась. Оттолкнулся левой, взмыл и полетел, полетел, полетел. Словно снаряд по пологой траектории. Летел красиво, да пролетел над валуном, выбранным в качестве места посадки. Второй прыжок оказался более удачным – повезло угадать силу толчка, и, воспарив в высь, я опустился на краешек маковки пологого валуна. Я бы не удержался на краешке, если б сразу не оттолкнулся. Хорошо, что, опускаясь, сообразил присмотреть следующую цель – маковку, и, только коснулся подошвой твердого, моментально спружинил коленкой, немедленно отправил себя к следующей каменной цели. И промахнулся, черт побери! Недолет...

Прыгать относительно точно с валуна на валун я наловчился примерно за полчаса. Все равно, ясен перец, случалось промахиваться, однако получалось и десять, и больше раз кряду совершать отменно прицельные мегапрыжки. Природа разбрасывала валуны абы куда, иногда красная точка маркера вырывалась за пределы окружности, а я поминал черта в сердцах, но чертыхался беззлобно, по-спортивному.

Спустя приблизительно стандартчас головокружительного галопа на меня напала здешняя сороконожка – тварь ползуче-прыгучая, длиной как минимум пару метров и весом не менее полста кэ-гэ. Она бы стопроцентно меня поймала, если бы не скафандр.

– Атас! – заорал скафандр, едва я оттолкнулся двумя ногами от очередного валуна, намереваясь совершить рекордно долгий перелет. – Внизу!!

Опускаю глаза, взлетая... Мама дорогая! Камни оживают!.. Ясен пень, вовсе это были не камни, то была чертова сороконожка. Тело у нее – будто бусы из булыжников, и, пока она лежит среди камушков неподвижно, да еще и зигзагом изогнувшись, фиг ее заметишь. Засечь тварь можно, лишь когда она на ножки вскакивает. Ножки у нее длинные-предлинные, с коленками назад, типа как у зеленых кузнечиков.

Короче, я взлетаю, она подскакивает и жвалами ЩЕЛК! Промолчи скафандр, я бы фиг ноги успел подогнуть. Жвалы у нее – два серпа, вылезают из камнеобразной башки сантиметров на пятьдесят, честное слово!

«Ядрены пассатижи, как же грамотно тварюга гнусная меня атаковала, – подумал я, поеживаясь. – На кого, вот бы знать, охотится эта прыгучая сволочь в повседневной жизни?..»

– Спокойно, Жаба! – прозвучало в ушах. – Спокойненько посмотри вперед и увидишь объект повседневной охоты сороконожки-попрыгунчика.

Поднимаю глаза... Ни фига себе... У линии горизонта нарисовался птеродактиль! В смысле птеродактилеподобное существо с размахом крыльев больше, чем у земных авиалайнеров. Скафандр на пару секунд увеличил изображение, и я отчетливо увидел, что к подбрюшью монстра прицепилось сразу штук сорок сороконожек.

– Жаба, кончай фонтанировать адреналином! Ты снижаешься! Осторожней!..

Подошвы коснулись на сей раз острой вершины огромной глыбы. Я едва успел самортизировать коленями и все же довольно мягко сел верхом на каменный гребень, по-ковбойски сгорбил спину, уцепился руками за каменную холку.

– Слышь, скафандр, что дальше-то, а? Чудовище крылатое, блин, слишком быстро, черт, приближается. Что делать-то, а?

– Я не могу принимать за тебя решения. Однако обязан сообщить о надвигающемся атмосферном катаклизме, который остановит птеродактилеподобного монстра.

– Ну ты, барометр чертов! Яснее выражайся, чего еще за катаклизьм, мать его в лоб?

– Ураган взрывного типа. Сохраняй спокойствие, Жаба. Игра продолжается. Предлагаю для большей надежности приклеить тебя к опоре. Согласен?

– Валяй клей!

Клей брызнул из открывающихся пор в районе промежности. Скафандр как бы описался клеем. Бронепласт на ляжках намок и намертво прилип к камню. И только он прилип – подул ветер! Ураганный, чтоб его...

Учтите пониженную по сравнению с земной местную гравитацию и сами догадайтесь, каких размеров камешки сдуло с поверхности.

– Скафандр! – взвизгнул я, обрызгав слюной забрало. – Спаси меня от бомбежки!

Думаю, умный костюмчик и без моего визгливого приказа сообразил бы вздуться пузырями. Надулся шлем, отдалив от лица оконце прозрачного забрала, вспухло вокруг туловища, рук, ног, пальцев. Со стороны я, наверное, выглядел карикатурным толстяком. Только некому было пялиться на меня со стороны. В здешней стороне я один homo sapiens, венец, блин, вселенской природы.

– Бац! Бац! Бац-ац-бац... – камни и камушки молотили по вздутиям бронепласта. Барабанная, блин, какофония, казалось, продолжалась вечность, а на самом деле меньше стандартминуты. Скафандр засек начало бури и вел на прозрачке забрала временной отсчет. И я, идиот, поначалу думал, что он, ха, отсчитывает часы, правда! Ветер прекратился столь же внезапно, как и возник, когда цифру «56» на забрале сменила цифра «57». Я вздохнул с облегчением, синхронно зашипел скафандр, выпуская лишний воздух из пузырей-вздутий, а клей на ляжках высох и осыпался пудрой.

– Дай попить, – попросил я.

В губы мягко ткнулась гибкая трубочка, я поймал ее зубами, засосал хороший глоток, разжал челюсти, и трубка втянулась туда, откуда вытянулась.

– Нос чешется, – пожаловался я.

Та же трубочка вновь возникла, изогнулась, почесала торцом кончик носа и вдруг...

Ненавижу! Ненавижу эти треклятые «вдруг»! Только вздохнешь спокойно – и «вдруг»... Из-за этих чертовых «вдруг» нельзя доверять даже самым совершенным роботам. Машины, увы, частенько дают сбои в нештатных ситуациях. Вот сейчас, к примеру, я заметил, как из якобы булыжника, у подножия оседланной мною глыбы, полезли серпы-жвала, я уже сообразил, что в гальку зарылась, спрятавшись от урагана, сороконожка, а скафандр еще не фиксирует опасность! В прошлый раз засек гадину, а сейчас – фиг!..

– Блин!.. – я подскочил будто ошпаренный, забалансировал, стоя на тонком гребне, наметил цель для прыжка, страшно похожую на постамент питерского Медного всадника, господствующую на местности суперглыбу, развернулся к цели, оттолкнулся и приказал, взлетая: – Активизировать дезинтегратор! Доложить вслух об исполнении!

– Докладываю: все тип-топ, Жаба! Дезинтегратор активизирован, – бжикнуло возле уха, между правым глазом и забралом возник окуляр с перекрестьем. С треском затвердел бронепласт, выпрямляя указательный палец правой руки. – Нормалек, Жаба! – Г-образный ствол, диаметром ноль-пять сэ-мэ, благополучно вылупился из навершия шлема. – Ствол сориентирован по взгляду твоего правого глаза. Преодолевая сопротивление напальчника, сгибаешь правый указательный палец и дезинтегрируешь выбранный участок неживой материи. Все проще простого.

Все прочее оружие, кроме дезинтегратора предметов, аннулировали из арсенала скафандра на этапе подготовки акции. Смутно помню, что согласился с этим пренепременным условием. Мои чертовы наниматели, видите ли, опасаются, что, вооруженный до зубов, я могу нечаянно угробить искомый живой объект. Нанимателей, ясен перец, не помню ни фига, но знаю, блин, об их опасениях и помню, черт, что я, идиот, удивительно легко согласился с шаткими оружейными доводами. А также помню, что и про сороконожек, и про птеродактилей не было сказано ни слова. Наниматели сочли возможным ограничиться пространным: «местная примитивная фауна», а я, дурак, проглотил словечко «примитивная» с надменной улыбкой венца природы. Дурак самонадеянный! Кретин! Идиот!

– Спокойнее, Жаба! Не кори себя. На ошибках учатся, помни и об этом, ладно? Я, кстати, тоже учусь по ходу дела. Раньше я самонастроился на фиксацию только значительного движения окружающих живых объектов, теперь же фиксирую и малое шевеление живого.

Опускаясь плавно на глыбу-постамент, спрашиваю:

– Неужели так трудно было сразу следить за всем живым?

– Трудно. Слишком до фига биологии вокруг.

Неужели?.. Прищурив левый глаз, осматриваю местность сквозь перекрестие прицела... Ядрена-Матрена! Это ж надо, а? Две трети камушков размером с мой кулак, оказывается, покрыты лишайником-хамелеоном. Прицел так устроен, что при взгляде сквозь его перекрестье все живое начинает светиться. Лишайники светятся ярко-ярко. Столь же ярко пылают неподвижные зигзаги сороконожек на поверхности. Сороконожки, закопавшиеся в гальку, сквозь каменную мелочь просвечивают тускло, однако и их видно. И само собой, чем ближе они подбираются к поверхности, тем их видно отчетливее... Ишь, как наружу-то лезут! Как дождевые черви на Земле-матушке после дождичка. Видать, привыкли от ураганов прятаться, зарываясь, а едва перестают гонимые ветром камушки стучать друг об дружку, так они лезут обратно, выкатываются, сволочи. Вылезут и замирают, гадины, подвернув под себя ножки, готовые к прыжку в любую секунду.

Оборачиваюсь, смотрю назад. Сзади, откуда я прискакал, сороконожек – и ярких, уже выкатившихся, и тусклых, еще выкатывающихся, – гораздо меньше. И чем дальше назад, тем их меньше. Прям хоть возвращайся... Черт! Что ж делать-то, а? Выходит, чем дальше вперед, тем опаснее промахиваться при прыжках с глыбы на валун, с валуна на глыбу. А на особенно низкорослые валуны лучше вообще не прыгать. Понятно, бронепласт защитит от защелкнувшихся жвал, но если тварюга многоногая на мне повиснет, то хрен ее стряхнешь. А ежели их до фига повиснет, как на том птеродактиле?.. Думай, Жаба, думай...

Придумал!

– Скафандр, слушай сюда! Сумеешь настроить дезинтегратор таким макаром, чтоб валуны, взрываясь, разлетались осколками?

– Ты только не волнуйся, Жаба, но твой приказ, увы, невыполним.

– Блин! А чтоб рассыпались во все стороны, можно?

– Легко! Хочешь устроить решетчатую дезинтеграцию, сделаю.

– Какую?

– Ну, типа валун разрежет, на кубики. Ты точно хочешь, чтоб валун рассыпался «во все стороны»?

– Очень хочу!

– Тогда предлагаю вихревой тип решетчатой дезинтеграции, при котором кубики расшвыряет по сторонам к чертовой матери и обнажится поверхность, на которой покоился валун.

– Чертов скафандр! Я ж это самое сразу же и просил! Чтоб взорвалось с осколками.

– Повторяю: взрыв, увы, невозможен, ибо при дезинтеграции вступает в силу принципиально иной механизм воздействия на...

– Заткнись! Какая, на фиг, разница? Главное, чтобы хоть чуточку было похоже на локальный ураганчик, и тогда сороконожки по зову инстинктов закопаются в грунт, а я спокойно прыгну. Понял, придурок?

– От придурка слышу! Так бы сразу и сказал: смоделировать местное стихийное бедствие на ограниченных площадях при помощи дезинтегратора. А то я уж было собрался мучить тебя вопросами про параметры кубиков, а у тебя и без того артериальное давление подскочило до критических показателей.

– Черт! Ты ж мысли мои читаешь. Не мог, что ли, считать гениальную идею на тему сороконожек?

– Блин! Во-первых, ты мыслил невнятно, во-вторых, пока ты думал, я дезинтегратор тестировал! Я ж не «Господь Бог», чтоб сразу все дела делать – и тесты проводить, и невнятицу расшифровывать. Модель «Господь Бог» стоит в четыре раза дороже, чем я, понял?

– Ладно, проехали. Настроил «пушку» под «стихийное бедствие»?

– Сейчас, подожди... Готово.

– ПЛИ!!!

В перекрестии прицела полувалун-полуглыба метрах в пятнадцати по курсу движения, ору: «Пли», сгибаю указательный палец, преодолевая приятное сопротивление бронепласта... Хр-р-пш-шш-ш!.. – в перекрестии пляшет вьюга ограниченного радиуса действия, в ушах – ш-шш-шчелк-счолк-щолк-ок-ок-ок-к!.. – барабанная каменная дробь, совсем не страшная для меня, но стремная для сороконожек. Светлые зигзаги с ножками быстро – удивительно быстро! – бледнеют. Оказывается, что зарываться твари умеют гораздо шустрее, чем выкапываются. Оно и понятно – кто не успел, тот опоздал. Причем навсегда опоздал – вижу, как «кубиком» перебило вдребезги пополам зазевавшуюся тварюгу. Да, конечно, дезинтегратор заточен под неживую материю и предназначен для устранения всяческих препятствий-предметов, и непосредственно с его помощью убить нельзя, зато опосредованно – запросто! И это радует! Улыбаюсь, чувствую себя более уверенно, гораздо более, чем минуту назад. Все ж таки, как ни крути, а мы, человеки, хищники по своей природе.

Размышляя на тему того, как же, черт побери, приятно, оказавшись среди других хищников, почувствовать себя более опасным и хитрым, я дождался окончания искусственного ураганчика, прыгнул, согласуясь с маркером направления, наметил в полете следующую каменную жертву, опустился практически в центр расчищенной дезинтегратором плешки, радуясь, что имею опыт – уже имею! – более или менее точных прыжков, встал там, где столь недавно высилась полуглыба-полувалун, согнул указательный палец правой руки... Ну и так далее – пли! – ожидание – поиск жертвы в полете – касание плешки подошвами – сгибание пальца – пли!..

Совершая черт знает какой по счету перелет и уже ощущая некоторую усталость в суставах указательного пальца, я пролетел над тушей птеродактиля, убитого настоящим стихийным бедствием. Душераздирающее, я вам доложу, зрелище – существо с изломанными перепончатыми крыльями валялось кверху брюхом, а внутри туши слабо светились силуэты сороконожек, пожирающих мертвечину.

«Почему, интересно, такое огромадное существо летело столь низко? Почему оно столь глупо рисковало попасть в каменную вьюгу? И ведь попало! И алчущим жратвы сороконожкам еще до начала вьюги услужливо подставило брюхо», – думал я, отвлекаясь на созерцание погибшего монстра. Вскоре я получил косвенные ответы на свои «почему».

Меня вдруг – опять это леденящее кровь «вдруг»! – накрыла густая черная тень. Задираю голову... Мама дорогая! Вижу аналогичного дохлому живого птеродактиля с размахом крыльев – честное слово! – аж в целый километр! Супермонстр сумасшедших размеров безразлично проплыл высоко-высоко надо мною и, плавно занырнув в зловещие тучи, скрылся с глаз. Я даже испугаться как следует не успел. Я испугался, лишь когда понял, что погибший птеродактиль был, очевидно, детенышем, по младенческой глупости своей, из чисто детского любопытства спустившийся полетать пониже.

Черт! А если б сия дитятка решила со мной позабавиться? Типа, как котенок, ха, с мышкой?.. Ураган спас меня от монстрика-малолетки однажды, но где гарантия, что в аналогичной ситуации мне снова повезет, а?.. И чем, вот бы знать, питаются здешние взрослые птеродактили? Что, если они, как и земные орлы, пикируют на дичь? Только что пролетевший надо мной супермонстр, возможно, просто-напросто сыт, а если из туч вынырнет голодный птеродактиль?.. Блин! А какая, интересно, «дичь» может водиться в этой каменной пустыне? Сороконожек птеродактили вряд ли жрут, тогда кого? Кто еще мне может встретиться, а?..

Я замандражировал, скафандр вступил со мной в диалог и снова предложил относиться к действительности, типа, как к игре. Я заржал – ха! – как к игре той мышки с тем котенком, да? Склонный к психоанализу скафандр резонно заметил, дескать, человек с нормальной психикой обязан бояться, когда страшно, но, типа, на то и дано людям рациональное сознание, дабы обманывать паникующее иррациональное подсознание. Скафандр умничал, я огрызался, продолжая уничтожать валуны и глыбы, пугать сороконожек и прыгать, прыгать, прыгать...

Да здравствует Ея Величество Удача! Я добрался – доскакал – до рва, окружающего зону отчуждения вокруг купола, без всяких новых «вдруг!» и при хорошей, ха, погоде.

Ров, наверное, правильнее обозвать искусственным каньоном. Глубина его порядка трехсот метров, ширина около двухсот. Можно, конечно, приказать скафандру произвести точные замеры, но на фиг мне это надо? Ров-каньон опоясывает зону отчуждения радиусом где-то с километр. В смысле, от кромки рва до покатости купола на глазок метров тыща. Купол совсем маленький, высотой-шириной метров, этак, семьсот-восемьсот. Меньше, ха, размаха перепончатых крыльев взрослого птеродактиля. Над полусферой купола кружит автоматический летательный аппарат, заточенный на отстрел всего и вся в зоне отчуждения. А где-то над тучами парит еще одна автономная леталка для подстраховки. Ров – чисто символическая преграда и вообще скорее ориентир, чем преграда. Ориентир частных владений, защищенных законом и беспощадными леталками.

Подхожу к самому краю каньона-рва. Когда купол обустраивали, в ров по проложенному в скалистом грунте трубопроводу изрядного диаметра сбрасывали, ссыпали, скидывали разнообразные строительные отходы. Перед сдачей купола в эксплуатацию отходы, ясное дело, дезинтегрировали, а выход трубопровода замуровали. Красная точка маркера указывает на каменную плиту, что находится на противоположном, совершенно отвесном склоне где-то метров на сто ниже того, противоположного края рва-каньона. Означенная плита затесалась среди скалистых шероховатостей, выглядит она вполне естественно, не знаешь, так хрен догадаешься, что это, говоря образно, срез впечатляющих размеров пробки, которой заткнули ставший ненужным трубопровод.

Ловлю плиту-пробку в перекрестие прицела, сгибаю указательный палец правой руки. Пока на том скалистом берегу происходит небольшой камнепад, оборачиваюсь и дезинтегрирую один за другим два приличных размеров валуна, дабы загнать тварей ползучих поглубже в грунт, чтоб обезопасить себе тылы. Разобрался с тылами, гляжу в бледно-розовый кружок и вижу, что обвал на том берегу каньона закончился, вижу идеально круглую дырку, вход в законсервированный трубопровод. Командую:

– Скафандр! Подрегулируй нашу с тобой антигравитационную составляющую таким образом, чтобы я гарантированно смог долететь во-о-он до той дырки, понял?

Скафандр молчит.

– Але, ты понял, нет?

– Да понял я, понял! Отрегулировал без проблем. В другом проблема: ты слишком спокоен, Жаба, и меня это напрягает.

– Здрасти, приехали. Дергаюсь – плохо, спокоен – тоже плохо. На тебя, ха, не угодишь.

– Ты слишком уверен в удаче, а прыжок предстоит сложный.

– Ну и фиг ли с того? Ну, даже если и промажу сразу, и чего? Спланирую на дно и буду подпрыгивать до тех пор, пока не залечу в дырку.

– На дне зыбучие пески.

– В каком смысле?

– В прямом. Загляни на дно, я сфокусирую картинку. Дезинтеграция плиты-пробки вызвала заметный камнепад. Видишь скатившиеся вниз камни?

– Не-а.

– То-то. Их поглотила зыбучая дрянь.

– Бы-ы-л-лин! Блин горелый! Черт! Черт подери!..