Тайна за семью печатями Арчер Джеффри

15

Во входную дверь решительно постучали. Джайлз взглянул на часы – 19:20. Кто бы это мог быть? На ужин он никого не приглашал, и в парламент на заключительные речи собирался не раньше девяти. Вот второй стук, и он вспомнил, что сегодня у домработницы свободный вечер. Он положил вчерашний выпуск «Хансарда» на край стола, рывком поднялся с кресла и уже направлялся к коридору, когда постучали в третий раз.

– Уже иду! – крикнул Джайлз.

Он потянул на себя дверь, и перед ним возник тот, кого он никак не ожидал увидеть на пороге своего дома на Смит-сквер.

– Грэйс? – Он даже не попытался скрыть свое удивление.

– Ты не представляешь, какое это облегчение вдруг узнать, что ты все еще помнишь мое имя, – сказала его сестра, заходя внутрь.

Джайлз попытался придумать такое же резкое возражение, но, поскольку не виделся с сестрой со дня похорон матери, решил простить ей колючее приветствие. Он не поддерживал контактов ни с кем из родных с тех пор, как Вирджиния в ярости вышла из зала суда и умчалась на такси, оставив его одного на улице.

– Что привело тебя в Лондон, Грэйс? – спросил он довольно вяло, ведя сестру по коридору к гостиной.

– Ты привел. Если гора не идет к Магомету и так далее.

– Приготовить тебе что-нибудь выпить? – спросил он, продолжая гадать, зачем же она пришла, разве только…

– Спасибо, после этого жуткого поезда сухой херес не помешал бы.

Джайлз подошел к буфету и налил ей хереса, а себе – полбокала виски, все это время отчаянно пытаясь придумать, что сказать.

– У меня в десять голосование, – наконец проговорил он, передавая Грэйс напиток.

В присутствии своей младшей сестры Джайлз отчего-то всегда чувствовал себя озорным школьником, пойманным директором школы за курением.

– Для того, что я собираюсь тебе сказать, времени с лихвой.

– Ты пришла заявить свое неотъемлемое право и вышвырнуть меня из дома?

– Нет, болван, я пришла попытаться вбить хоть немного здравого смысла в твой толстолобый череп.

Джайлз рухнул в кресло и сделал глоточек виски.

– Я весь внимание.

– На следующей неделе мне исполняется тридцать, на случай, если ты запамятовал.

– И ты проделала такой путь, чтобы рассказать мне, какой хочешь получить подарок? – попытался разрядить обстановку Джайлз.

– Именно, – сказала Грэйс, удивив его во второй раз.

– Какой же? – Джайлза все еще не оставляло ощущение, что ему необходимо обороняться или оправдываться.

– Хочу пригласить тебя на мой день рождения.

– Но сейчас парламентская сессия, и, поскольку я выдвинут на первую скамью, от меня ждут…

– Там будут Гарри и Эмма, – продолжила Грэйс, игнорируя его оправдания. – В общем, все как в старые добрые времена.

Джайлз еще отпил виски.

– Никогда не будет как в старые добрые времена.

– Нет, будет, дурачок, потому что ты единственный, кто препятствует этому.

– Они хотят видеть меня?

– Да с чего бы им не хотеть-то! – воскликнула Грэйс. – Эта глупая ссора давно канула в Лету, вот почему я собираюсь столкнуть вас всех вместе лбами, пока не стало слишком поздно.

– Кто там будет еще?

– Себастьян и Джессика, несколько друзей, преподаватели в основном, но тебе необязательно разговаривать с ними, разве что со своим старым другом Дикинсом. Однако, – добавила она, – есть один человек, которого я приглашать не стану. Где, кстати, эта сучка?

Джайлз прежде думал, что сестра не в состоянии сказать ему ничего шокирующего. Как же он ошибался.

– Понятия не имею, – с трудом произнес он. – Она со мной не связывалась уже более года. Но если верить «Дейли экспресс», сейчас ее можно отыскать в Сен-Тропезе под ручку с итальянским графом.

– Уверена, из них получится очаровательная пара. И, что более важно, это дает тебе основание для развода.

– Мне никогда не удастся развестись с Вирджинией, даже если б я хотел. Не забывай, через что прошла мама. Мне совсем не хочется повторять подобный опыт.

– О, понимаю. Вирджинии, значит, можно флиртовать на юге Франции с любовником-итальянцем, но ее мужу помышлять о разводе нельзя?

– Можешь насмехаться. Но такое поведение недостойно джентльмена.

– Не смеши меня. Едва ли достойно джентльмена тащить меня и Эмму в суд из-за маминого завещания.

– А вот это уже удар ниже пояса. – Джайлз сделал основательный глоток виски. – Но, полагаю, не больше, чем я заслужил, – добавил он. – И кое-что, о чем буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Ты простишь меня когда-нибудь?

– Прощу. Если приедешь ко мне на день рождения и извинишься перед сестрой и старейшим другом за то, что был таким болваном.

– Не уверен, что смогу посмотреть им в лицо.

– Ты смотрел в лицо солдатам немецкой батареи, имея всего пару гранат и пистолет, чтобы защитить себя.

– И поступил бы так снова, будь я уверен, что это убедит Эмму и Гарри простить меня.

Грэйс встала, пересекла комнату и опустилась на колени перед братом:

– Да конечно же они простят тебя, недотепа.

Джайлз опустил голову, и сестра обняла его:

– Ты же отлично знаешь, что маме очень бы не хотелось, чтобы эта женщина нас всех разделила.

Миновав указатель на Кембридж, Джайлз малодушно подумал: еще не поздно повернуть назад. Хотя знал: если так поступит, второго шанса может уже не быть никогда.

Въехав в университетский город, Джайлз будто вновь окунулся в такую знакомую академическую атмосферу. Во всех направлениях спешили молодые мужчины и женщины в академических мантиях различной длины. Нахлынули воспоминания о славных временах, проведенных в Оксфорде, которые резко оборвал герр Гитлер.

Когда спустя пять лет Джайлз вернулся в Англию, бежав из лагеря военнопленных, ректор колледжа Брейноз предложил ему вернуться в свой старый колледж и завершить обучение. Но к тому времени он был двадцатипятилетним, закаленным в боях ветераном и чувствовал, что время упущено, как это произошло со многими людьми его поколения, включая Гарри. В любом случае появилась возможность ввязаться в еще одно сражение, и он не смог устоять перед вызовом на спарринг за место на зеленых скамьях палаты представителей. «Я ни о чем не жалею», – подумал Джайлз. Хотя… какие-то сожаления всегда остаются.

Он проехал по Гранж-роуд, свернул направо и припарковал машину на Сиджвик-авеню. Прошел под аркой с вывеской, сообщавшей, что колледж Ньюнэм основан в 1871 году, до того как женщинам стали присуждаться ученые степени, – основан провидцем, который верил, что это случится при его жизни[24]. Не случилось.

Джайлз остановился у квартиры директора колледжа и только собрался спросить, как пройти на вечеринку к мисс Баррингтон, как его окликнул привратник:

– Добрый вечер, сэр Джайлз, вы, наверное, ищете зал Сиджвика.

Узнали. Назад пути нет.

– Вам прямо по коридору, вверх по лестнице, налево, третья дверь. Мимо не пройдете.

Джайлз пошел, следуя указанию, минуя с десяток или больше студенток, одетых в длинные черные юбки, белые блузки и академические мантии. Они едва замечали его, да и с чего бы? Ему тридцать три, почти вдвое старше их.

Он стал подниматься по ступеням и, добравшись до верхней, в подсказках направления больше уже не нуждался. Радостно возбужденные голоса и смех стали слышны задолго до того, как он приблизился к третьей двери слева. Джайлз сделал глубокий вдох и вошел, стараясь не привлекать к себе внимания.

Джессика первой заметила его и тотчас устремилась через зал с криками:

– Дядя Джайлз, дядя Джайлз, где же ты был?

«Вот именно, где?» – подумал Джайлз, глядя на девочку, которую обожал: еще не лебедь, но уже не гадкий утенок. Она подпрыгнула и обвила его шею руками. Над ее плечом он увидел, что к нему спешат Грэйс и Эмма, – все втроем они пытались обнять его. Другие гости повернулись к ним, гадая, что стало причиной такой суеты.

– Простите меня, – проговорил Джайлз после того, как пожал Гарри руку. – Я не должен был подвергать вас такому испытанию.

– Не зацикливайся на этом, – сказал Гарри. – Ведь мы с тобой прошли через кое-что похуже.

Джайлз сам себе удивился – насколько быстро слова лучшего друга сняли напряжение. Как в старые добрые времена, они с Гарри болтали о Питере Мэе[25], когда он вдруг увидел ее. И уже больше был не в силах оторвать глаз.

– Лучший плоский удар, который я когда-либо видел, – сказал Гарри, уверенно выставляя левую ногу вперед и как бы замахиваясь битой.

Он не заметил, что Джайлз уже его не слушает.

– Да, я был в Хедингли, когда против южноафриканцев в своем первом международном матче он выиграл сотню.

– Я тоже видел те подачи, – присоединился к разговору пожилой преподаватель. – Великолепный удар.

Джайлз ускользнул от них и стал проталкиваться вдоль стены через комнату, полную гостей, остановился лишь поболтать с Себастьяном о том, как у того дела в школе. Молодой человек казался намного более спокойным и уверенным, чем тот прежний Себастьян, которого помнил Джайлз.

Джайлз уже начал опасаться, что она может уйти раньше, чем он исхитрится познакомиться с ней. Но Себастьян отвлекся на сосиску в тесте, и Джайлз двинулся дальше. Вот она уже рядом – разговаривает с пожилой женщиной и, похоже, не замечает его присутствия. Джайлз стоял, лишившись дара речи и гадая, почему англичане всегда испытывают такие затруднения, когда надо самим представляться женщинам, в особенности женщинам красивым. Как прав был Бетджеман, к тому же здесь даже не необитаемый остров[26].

– Не уверена, что Шварцкопф обладает диапазоном для этой партии, – говорила пожилая женщина.

– Вполне возможно, вы правы, но я по-прежнему готова отдать половину своей годовой стипендии, только чтоб услышать, как она поет.

Пожилая женщина заметила Джайлза и повернулась перекинуться словом с кем-то еще, будто поняла, что он именно этого от нее ждет. Джайлз представился, в душе надеясь, что никто не помешает им. Они пожали друг другу руки. Само прикосновение к ней было…

– Здравствуйте. Я Джайлз Баррингтон.

– Вы, наверное, брат Грэйс, тот самый член парламента, о котором я частенько читаю и который придерживается таких радикальных взглядов. Меня зовут Гвинет, – назвала она имя, которое одновременно указывало и на ее происхождение.

– Вы студентка?

– Вы мне льстите, – улыбнулась она. – Нет, я просто пишу диссертацию, а ваша сестра – мой научный руководитель.

– А о чем диссертация?

– О связях между математикой и философией в Древней Греции.

– С нетерпением буду ждать возможности прочесть ее.

– Я позабочусь, чтобы вы получили копию одним из первых.

– Кто эта девушка, с которой разговаривает Джайлз? – спросила Эмма свою сестру.

Грэйс повернулась и посмотрела через комнату.

– Гвинет Хьюз, из моих самых одаренных аспирантов. Полная противоположность Вирджинии – я уверена, он скоро это поймет. Гвинет – дочь уэльского шахтера, из долин, как она любит напоминать всем, и уж конечно, ей хорошо известно значение compos mentis[27].

– Она очаровательна, – заметила Эмма. – Не думаешь ли ты…

– Боже мой, нет, что у них может быть общего?

Эмма улыбнулась своим мыслям, потом сказала:

– Ты передала свои одиннадцать процентов акций Джайлзу?

– Да, вместе с моими правами на бабушкин дом на Смит-сквер, как пообещала маме, когда убедилась, что этот дурачок окончательно освободился от Вирджинии.

Эмма немного помолчала.

– Выходит, ты с самого начала знала содержание маминого нового завещания?

– И о том, что было в конверте, – как бы невзначай упомянула Грэйс. – Поэтому-то я и не могла присутствовать на суде.

– Как же хорошо знала тебя мама.

– Как хорошо она знала нас троих, – сказала Грэйс, бросив взгляд через комнату на брата.

16

– Вы сможете все организовать? – спросил Джайлз.

– Да, сэр, просто предоставьте действовать мне.

– Я хочу покончить с этим как можно скорее.

– Понимаю, сэр.

– Отвратительное занятие. Как жаль, что нет более цивилизованного метода разрешения подобных дел.

– Так закон надо менять, сэр Джайлз, а это, откровенно говоря, скорее по вашему ведомству, чем по моему.

Джайлз знал, что этот человек прав, а закон, несомненно, со временем изменят, но Вирджиния ясно дала понять, что ждать не может. После многомесячного молчания она вдруг позвонила ему и сообщила, что хочет развестись. Ей не нужно было объяснять, что требовалось от него.

– Спасибо, зайчик, я знала, что на тебя можно положиться, – сказала она перед тем, как повесить трубку.

– Когда ждать от вас новостей? – спросил Джайлз.

– Ближе к концу недели, – пообещал собеседник.

Он залпом осушил полпинты пива, поднялся, отвесив легкий поклон, и, хромая, удалился.

В петлице у Джайлза алела большая гвоздика, так что она не пройдет мимо. Он вглядывался в каждую женщину моложе тридцати, идущую в его направлении. Ни одна даже не удостоила взглядом, пока наконец рядом не остановилась строго одетая, чопорного вида молодая женщина.

– Мистер Браун?

– Да, – ответил Джайлз.

– Меня зовут мисс Хольт. Я из агентства.

Не говоря больше ни слова, женщина взяла его за руку и повела вдоль длинной платформы, как собака-поводырь, к вагону первого класса. Как только они заняли свои места напротив друг друга, Джайлз почувствовал, что вся его уверенность улетучилась. Поскольку был вечер пятницы, все остальные сиденья заняли еще задолго до отправления поезда. За все время поездки мисс Хольт не проронила ни слова.

Когда поезд подошел к перрону Брайтона, она сошла в числе первых. Джайлз отдал два билета контролеру у турникета и последовал за ней к стоянке такси. Ему было ясно, что мисс Хольт прежде проделывала все это не раз. Она подала голос только на заднем сиденье автомобиля, но заговорила не с ним.

– Отель «Гранд».

По прибытии в отель Джайлз зарегистрировал их обоих как мистера и миссис Браун.

– Номер тридцать один, сэр, – объявил администратор с таким видом, будто собирался подмигнуть, но затем улыбнулся и сказал: – Доброй ночи, сэр.

Носильщик поднял их чемоданы на третий этаж. Когда он получил чаевые и удалился, она заговорила снова.

– Меня зовут Анжела Хольт, – сказала она, садясь очень прямо на краешек кровати.

Джайлз остался стоять. Эта женщина явно не относилась к тем, с кем он стал бы проводить уик-энд в Брайтоне, посвященный любовным утехам.

– Не могли бы вы меня проинструктировать как и что… – попросил он.

– Конечно, сэр Джайлз. – Мисс Хольт ответила так просто, будто он просил ее продиктовать ему инструкцию под запись. – В восемь мы спустимся и поужинаем. Я заказала столик в центре зала в надежде, что кто-нибудь вас узнает. После ужина мы вернемся в номер. Я не стану переодеваться, но вы можете пройти в ванную и надеть пижаму и халат. В десять вечера я отправлюсь спать на кровать, вы же устроитесь на диване. В два часа ночи вы позвоните дежурному и закажете бутылку винтажного шампанского, полпинты «Гиннесса» и поднос сэндвичей с ветчиной. Когда ночной портье принесет ваш заказ, вы ему скажете, что просили не это, а мармит и сэндвичи с помидорами, причем по требуете доставить все немедленно. Когда он вернется, вы поблагодарите его и дадите ему пятифунтовую банкноту.

– Зачем такие большие чаевые?

– Затем, что, когда дойдет до суда, ночного портье, несомненно, вызовут свидетелем, и нам надо быть уверенными, что он вас не забудет.

– Понимаю.

– Утром мы вместе позавтракаем, и, когда будете выписываться, расплатитесь чеком, чтобы его можно было без труда отследить. Когда будем покидать отель, вы обнимете меня и несколько раз поцелуете. Затем сядете в такси и помашете рукой на прощание.

– Для чего целовать «несколько раз»?

– Для уверенности, что частный детектив вашей жены успеет сфотографировать нас вместе. Пока у нас есть время до ужина, можете задать вопросы.

– Спасибо, мисс Хольт. Могу я поинтересоваться, как часто вы проделывали подобное?

– На этой неделе вы у меня третий джентльмен, а в агентстве есть несколько заявок и на следующую.

– Какое-то безумие… Наши законы о разводе откровенно варварские. Правительству следует подготовить новый законопроект как можно скорее.

– Надеюсь, сэр Джайлз, что этого не случится. Ведь тогда я останусь без работы.