Тайна за семью печатями Арчер Джеффри
– Нет, но…
– Значит, у вас не было шанса изучить историю ее болезни?
– Разумеется, нет. Она не была моей пациенткой, это явилось бы нарушением кодекса поведения медицинского совета.
– То есть вы никогда не встречались с леди Баррингтон и не знакомы с историей ее болезни?
– Нет, сэр.
– Выходит, вполне вероятно, мистер Пим, что она могла быть исключением, подтверждающим правило?
– Возможно, но маловероятно.
– Больше вопросов нет, милорд.
Сэр Катберт улыбался, когда мистер Тодд садился.
– Будете ли вызывать другого свидетеля-эксперта, сэр Катберт? – спросил судья.
– Нет, милорд, у меня складывается ощущение, что я донес свою точку зрения. Тем не менее в пакете свидетельских показаний я предложил к вашему рассмотрению три письменных заявления от равной степени видных деятелей медицины. Если вы, милорд, или мистер Тодд решите, что они должны предстать перед судом, все они находятся поблизости и в состоянии сделать это.
– Очень хорошо, сэр Катберт. Я прочитал все три заявления, и они подтверждают мнение мистера Пима. Мистер Тодд, хотите ли вы вызвать одного из этих свидетелей или же всех троих?
– В этом нет необходимости, милорд, – ответил Тодд. – Если, конечно, кто-то из них знал леди Баррингтон лично или был знаком с историей ее болезни.
Судья посмотрел на сэра Катберта, и тот покачал головой:
– У меня больше нет свидетелей, милорд.
– Тогда можете вызвать своего первого свидетеля, мистер Тодд, – предложил судья.
– Благодарю, милорд. Вызывается мистер Кеннет Лангборн.
Мистер Лангборн был скроен на совершенно иной манер, чем мистер Пим, – более полную противоположность даже придумать было бы трудно. Ростом он был совсем невысок, и на его жилете отсутствовала пара пуговиц: либо он недавно слегка поправился, либо не был женат. Подобные предположения вызывали и несколько хохолков слева на его голове – то ли они росли непокорно, как им вздумается, то ли у него не было расчески.
– Назовите, пожалуйста, свое имя и род занятий.
– Кеннет Лангборн, старший хирург в Бристольской королевской больнице.
– Как долго вы занимаете эту должность, мистер Лангборн?
– Последние девять лет.
– И были ли вы лечащим хирургом леди Баррингтон, когда она лежала в Бристольской королевской больнице?
– Да, я был им. Леди Баррингтон направил ко мне доктор Рэберн, ее семейный врач.
– Прав ли я, если скажу, что по результатам нескольких обследований леди Баррингтон вы подтвердили диагноз, поставленный ее семейным доктором, – рак груди – и поставили ее в известность, что жить ей осталось всего несколько недель.
– Это одна из самых незавидных обязанностей хирурга – сообщать пациентам смертельный прогноз. Особенно тяжело делать это, когда такой пациент – твой старинный друг.
– Можете ли вы сообщить его светлости, как реагировала леди Баррингтон на это известие?
– Мужественно – вот верное слово, характеризующее ее. И как только она примирилась со своей судьбой, она про явила решительность, предполагающую, что ей требовалось сделать нечто важное и нельзя было терять ни минуты.
– Но ведь наверняка, мистер Лангборн, она должна была быть изнуренной постоянной болью, от которой страдала, и апатичной и сонной вследствие действия лекарств?
– Конечно, леди Баррингтон спала подолгу, но, когда бодрствовала, была вполне в состоянии читать «Таймс». И, когда бы ни навещали ее посетители, зачастую утомленными уходили именно они.
– Как вы можете объяснить это, мистер Лангборн?
– Никак. Все, что могу вам сообщить, – это то, что порой удивляешься, как люди реагируют, когда узнают, что времени им отведено совсем мало.
– Основываясь на вашем знании истории болезни, мистер Лангборн, считаете ли вы, что леди Баррингтон была способна понять суть сложного юридического документа, завещания например, и поставить под ним свою подпись?
– Не вижу причин, почему нет. Во время нахождения в больнице она написала несколько писем и действительно попросила меня засвидетельствовать ее подпись под завещанием в присутствии поверенного.
– Вам регулярно приходится выполнять подобные поручения?
– Только если я уверен в том, что пациенты полностью сознают, под чем ставят подпись. В противном случае я отказываюсь.
– Но в данном конкретном случае вы были убеждены, что леди Баррингтон в полной мере сознавала свои действия?
– Да, я был в этом уверен.
– Больше нет вопросов, милорд.
– Сэр Катберт, вы хотите допросить этого свидетеля?
– У меня только один вопрос, милорд, – сказал сэр Катберт. – Мистер Лангборн, как долго леди Баррингтон прожила после того, как вы засвидетельствовали ее подпись под завещанием?
– Она умерла в ту же ночь.
– В ту же ночь, – повторил сэр Катберт. – То есть всего через несколько часов?
– Да.
– Вопросов нет, милорд.
– Будете вызывать следующего свидетеля, мистер Тодд?
– Да, милорд. Вызывается мистер Десмонд Сиддонс.
Сиддонс вошел в зал суда так уверенно, будто это была его гостиная, и присягнул, как опытный специалист.
– Назовите, пожалуйста, свое имя и род деятельности.
– Меня зовут Десмонд Сиддонс. Я старший партнер компании «Маршалл, Бейкер и Сиддонс» и являюсь стряпчим семьи Баррингтон на протяжении последних двадцати трех лет.
– Позвольте мне, мистер Сиддонс, начать с вопроса: были ли вы ответственны за исполнение предыдущего завещания, являющегося, как утверждает сэр Джайлз, на самом деле последним распоряжением леди Баррингтон?
– Да, сэр.
– И как давно это было?
– За год с небольшим до смерти леди Баррингтон.
– Связалась ли с вами леди Баррингтон позже, чтобы сообщить о своем желании написать новое завещание?
– Именно так она и сделала, сэр. Буквально за несколько дней до своей смерти.
– И насколько последнее завещание, ставшее предметом этого спора, отличается от того, что вы исполнили чуть более года назад?
– Все распоряжения по части благотворительности, в пользу ее слуг, ее внуков и друзей остались неизменными. По сути, во всем документе было лишь одно существенное изменение.
– И в чем же именно, мистер Сиддонс?
– В том, что основная часть состояния Харви переходит не к сыну леди Баррингтон, сэру Джайлзу Баррингтону, а к двум ее дочерям, миссис Гарольд Клифтон и мисс Грэйс Баррингтон.
– Итак, правильно ли я вас понял, – сказал мистер Тодд. – За исключением одного изменения, весьма, признаться, существенного, предыдущий документ остался неизменным?
– Совершенно верно.
– В каком душевном состоянии находилась леди Баррингтон, когда просила вас сделать это единственное существенное изменение в своем завещании?
– Я протестую, милорд! – Сэр Катберт вскочил с места. – Как может мистер Сиддонс давать оценку душевного состояния леди Баррингтон? Он стряпчий, а не психиатр.
– Согласен, – сказал судья. – Однако, поскольку мистер Сиддонс знал леди двадцать три года, мне интересно выслушать его мнение.
– Она казалась очень уставшей, – рассказал Сиддонс. – И чтобы высказаться, ей понадобилось больше времени, чем обычно. Тем не менее леди Баррингтон дала ясно понять о своем желании, чтобы новое завещание было подготовлено безотлагательно.
– «Безотлагательно» – это ее выражение или ваше? – спросил судья.
– Ее, милорд. Она частенько критиковала меня за то, что я писал параграф, в то время как достаточно было бы обойтись одним предложением.
– И вы подготовили новое завещание – безотлагательно?
– Именно так я и сделал, поскольку понимал, что время работает против нас.
– Завещание свидетельствовали в вашем присутствии?
– Да. Оно было засвидетельствовано мистером Лангборном и смотрительницей приюта мисс Ромбоид.
– И вы твердо убеждены, что леди Баррингтон знала точно, что подписывает?
– Абсолютно, – твердо сказал Сиддонс. – Иначе я бы не стал продолжать процедуру.
– Очень хорошо, – сказал мистер Тодд. – Больше вопросов нет, милорд.
– Свидетель ваш, сэр Катберт.
– Благодарю, милорд. Мистер Сиддонс, вы сообщили суду, что находились под значительным давлением, дабы составить новое завещание и подписать его, и по этой причине вы приготовили его, как сами выразились, «безотлагательно».
– Да. Меня предупредил мистер Лангборн, что леди Баррингтон осталось жить совсем немного.
– То есть, надо понимать, вы сделали все, что было в вашей власти, чтобы ускорить процесс.
– Выбор у меня был небольшой.
– Не сомневаюсь, мистер Сиддонс. Могу я спросить, сколько времени у вас заняло оформление предыдущего завещания – того, которое мой клиент считает подлинным завещанием леди Баррингтон?
Сиддонс нерешительно помедлил, прежде чем ответить:
– Три, возможно, четыре месяца.
– С регулярными консультациями с леди Баррингтон?
– Да, она была строга к деталям.
– Не сомневаюсь. Но у нее было не так много времени на обдумывание своего последнего завещания. Пять дней, чтобы быть точным.
– Да, но не забывайте…
– А в последний день она смогла только подписать завещание в самый последний момент.
– Да, полагаю, можно и так сказать.
Сэр Катберт повернулся к секретарю суда:
– Не будете ли так добры передать мистеру Сиддонсу оба завещания леди Баррингтон?
Сэр Катберт подождал, пока два документа передали свидетелю, прежде чем продолжить перекрестный допрос.
– Не согласитесь ли со мной, мистер Сиддонс, что подпись на раннем завещании более четкая и уверенная, чем та, что на завещании «в самый последний момент»? В действительности, трудно поверить, что документы подписаны одним человеком.
– Сэр Катберт, вы намекаете на то, что леди Баррингтон не подписывала второе завещание? – спросил судья.
– Конечно нет, милорд, но я предполагаю, что она понятия не имела, что конкретно подписывает.
– Мистер Сиддонс, – продолжил сэр Катберт, вновь поворачиваясь к стряпчему, который стоял, вцепившись в край свидетельской трибуны обеими руками, – когда вы подготовили новое, сделанное наспех завещание, прочитали ли вы со своим клиентом все пункты – один за другим?
– Нет, я не стал этого делать. Ведь в новом документе по сравнению с предыдущим было всего лишь одно существенное изменение.
– Если вы не прошлись со своим клиентом по всему документу, пункт за пунктом, мистер Сиддонс, нам остается только поверить вам на слово.
– Милорд, это оскорбительное предположение, – вскочил на ноги мистер Тодд. – Мистер Сиддонс сделал продолжительную и выдающуюся карьеру в профессии юриста и не заслуживает подобной инсинуации.
– Согласен с вами, мистер Тодд, – сказал судья. – Сэр Катберт, возьмите назад свое заявление.
– Прошу прощения, милорд, – сказал сэр Катберт, отвесив легкий поклон, прежде чем вновь повернуться к свидетелю. – Мистер Сиддонс, при оформлении раннего завещания кто именно предложил на всех тридцати шести страницах проставить инициалы Э. Б.?
– Думаю, что я, – сказал Сиддонс, в голосе его послышалась легкая растерянность.
– Однако вы не настояли на той же строгой процедуре для второго завещания, «безотлагательно» приготовленного документа.
– Я не посчитал это необходимым. В конце концов, в нем было, как я уже говорил, только одно существенное изменение.
– И на какой же странице, мистер Сиддонс, мы найдем это существенное изменение?
Сиддонс пролистал завещание и улыбнулся:
– Страница двадцать два, пункт седьмой.
– Ах, да вот же оно, – сказал сэр Катберт. – Но я не вижу инициалов Э. Б. ни внизу страницы, ни рядом с соответствующим пунктом. Возможно, леди Баррингтон была слишком утомлена, чтобы поставить за один день две подписи?
Сиддонс как будто собрался протестовать, но так ничего и не сказал.
– Позвольте поинтересоваться, сэр Сиддонс, как часто за время вашей долгой и выдающейся карьеры случалось так, что вы не смогли подсказать клиенту мысль проставить свои инициалы на каждой странице завещания?
Сиддонс не отвечал. Сэр Катберт посмотрел сначала на мистера Тодда, затем – на судью, прежде чем его взгляд вернулся к свидетельской трибуне.
– Я жду, сэр.
Сиддонс отчаянно посмотрел вверх на скамью и вдруг выпалил:
– Если вы прочтете письмо, милорд, которое леди Баррингтон адресовала вам, это поможет вам решить, отдавала ли она полный отчет своим действиям.
– Письмо? – удивленно спросил судья. – Я ничего не знаю о письме. Его определенно не было в предоставленных суду материалах дела. Вы что-нибудь знаете о письме, сэр Катберт?
– Впервые слышу, милорд. Я в таком же неведении, как и вы.
– Это оттого, – пролепетал Сиддонс, – что его передали мне только сегодня утром. У меня даже не было времени предупредить о его существовании мистера Тодда.
– Да о чем вы, право? – недоумевал судья.
Взгляды каждого сфокусировались на Сиддонсе, который достал конверт из внутреннего кармана и держал его на вытянутой руке так, словно тот был объят пламенем.
– Этот конверт мне передали сегодня утром, милорд.
– Кто передал, Сиддонс? – спросил судья.
– Мистер Гарри Клифтон. Он сказал мне, что получил его от леди Баррингтон за несколько часов до ее смерти.
– Вы вскрывали конверт, мистер Сиддонс?
– Нет, сэр, не вскрывал. Он адресован председательствующему судье, то есть вам.
– Понятно, – сказал судья. – Мистер Тодд и сэр Катберт, не будете ли вы так добры проследовать ко мне в кабинет?
– Какое странное дело, джентльмены, – сказал судья, положив невскрытый конверт на стол перед двумя адвокатами. – В сложившихся обстоятельствах, признаюсь, я пока не уверен, каким будет план действий.
– Мы оба, – сказал мистер Тодд, – могли бы выдвинуть убедительный аргумент: письмо нужно рассматривать как недопустимое доказательство.
– Согласен, – сказал сэр Катберт. – Но, откровенно говоря, один бес, что так, что эдак. Поскольку, если вы не откроете конверт сейчас, письмо все равно найдет свой путь в суд, и, какая бы сторона ни проиграла это дело, она, несомненно, будет иметь основания для апелляции.
– Боюсь, что не исключен и такой вариант, – сказал судья. – Если вы оба согласитесь, то, возможно, будет целесообразно вам, Саймон, вызвать мистера Клифтона в качестве свидетеля под присягой и посмотреть, сможем ли мы пролить хоть немного света на то, каким образом к нему попал конверт в первую очередь. Как вы полагаете, Катберт?
– Не возражаю.
– Хорошо. Тем не менее позвольте заверить вас, – продолжил судья, – что я не вскрою конверта, пока мы не услышим показаний мистера Клифтона, и сделаю это лишь после вашего обоюдного одобрения. А вскрывать его я обязуюсь только в присутствии всех, кто может быть затронут последствиями этих действий.
14
– Вызывается мистер Гарри Клифтон.
Эмма крепко сжала руку Гарри. Он поднялся с места и спокойно проследовал к свидетельской кафедре. Как только он принес присягу, судья подался телом вперед и сказал:
– Мистер Клифтон, я намерен задать вам несколько вопросов. Когда я закончу, если опытные адвокаты захотят уточнить некоторые моменты, они будут вольны сделать это. Могу я подтвердить для протокола, что вы приходитесь мужем Эмме Клифтон и зятем мисс Грэйс Баррингтон, двух ответчиц по этому делу?
– Совершенно верно, сэр, а еще шурином сэру Джайлзу Баррингтону, моему старинному и самому близкому другу.
– Можете ли вы рассказать суду о ваших взаимоотношениях с леди Баррингтон?
– Мне было двенадцать, когда я впервые познакомился с ней на чаепитии по случаю празднования дня рождения Джайлза, так что знаю ее почти двадцать лет.
– Это не ответ на мой вопрос, – надавил судья.
– Я считал Элизабет дорогим и близким другом и скорблю из-за ее безвременной кончины так же глубоко, как все здесь присутствующие. Она была поистине выдающейся женщиной, и, если бы родилась на поколение позже, правление «Пароходства Баррингтонов» не искало бы за пределами круга семьи нового председателя правления, когда ее муж умер.
– Благодарю вас. А теперь я хотел бы спросить вас о конверте, – судья поднял руку с конвертом и показал его всем, – и каким образом он попал к вам.
– Почти каждый вечер я ездил навещать Элизабет в больнице. Последний мой визит состоялся, как выяснилось, в последний вечер ее жизни.
– Вы с ней были одни?
– Да, сэр. Ее дочь Грэйс ушла как раз передо мной.
– Пожалуйста, расскажите суду, что произошло.
– Элизабет сказала мне, что днем к ней приходил ее стряпчий мистер Сиддонс и она подписала новое завещание.
– Мы говорим о вечере вторника двадцать шестого июля?
– Да, сэр, за несколько часов до смерти Элизабет.
– Можете ли вы сообщить суду, что еще произошло во время вашего визита?
– Она удивила меня тем, что достала из-под своей подушки запечатанный конверт, который передала мне на хранение.
– Она объяснила, почему дает его вам?
– Нет, сказала только, что, если Джайлз опротестует ее новое завещание, я должен буду передать письмо судье, назначенному председательствовать на слушании дела.
– Какие-нибудь еще инструкции она вам дала?
– Еще она велела мне не вскрывать конверт и не сообщать Джайлзу или моей жене о его существовании.
– А если сэр Джайлз не опротестует завещание?
– В этом случае она попросила уничтожить конверт, с тем же условием не говорить никому о том, что он когда-либо существовал.
– То есть вы понятия не имеете, что в этом конверте, мистер Клифтон? – Судья вновь поднял конверт.
– Ни малейшего.
– А мы якобы должны в это поверить, – заметила Вирджиния достаточно громко, чтобы все услышали.
– «Все чудесатее и чудесатее», – проговорил судья, проигнорировав, что его прервали. – У меня к вам больше нет вопросов, мистер Клифтон. Мистер Тодд?
– Спасибо, милорд. – Мистер Тодд поднялся с места. – Вы сказали его светлости, мистер Клифтон, что леди Баррингтон сообщила вам, будто написала новое завещание. На звала ли она вам причину, почему она так сделала?
– Я ни капли не сомневаюсь в том, что Элизабет любила своего сына, но она призналась мне о своих опасениях: если он женится на этой ужасной женщине леди Вирджинии…
– Милорд, – вскочил сэр Катберт, – это показание с чужих слов и неприемлемо для рассмотрения по существу.
– Согласен. Оно будет вычеркнуто из протокола.
– Но, милорд, – вмешался мистер Тодд, – тот факт, что леди Баррингтон завещала свою сиамскую кошку Клеопатру леди Вирджинии, наоборот, наводит на мысль…
– Вы уже высказали свое мнение, мистер Тодд, – остановил его судья. – Сэр Катберт, у вас есть вопросы к этому свидетелю?
– Только один, милорд. – Сэр Катберт взглянул прямо на Гарри. – Были ли вы бенефициаром предыдущего завещания?
– Нет, сэр, не был.
– У меня больше нет вопросов к мистеру Клифтону, милорд. Но я буду просить суд о небольшой отсрочке и, прежде чем вы решите, должно ли быть вскрыто это письмо или нет, позволить мне вызвать одного свидетеля.
– Что вы имеете в виду, сэр Катберт? – спросил судья.
– Речь о человеке, который имеет шанс потерять больше всего в случае, если вы примете решение не в его пользу, а именно – о сэре Джайлзе Баррингтоне.
– У меня возражений нет, при условии, что мистер Тодд согласен.
– Только за, – ответил Тодд, понимая, что отказом ничего не добьется.
Джайлз медленно прошел к свидетельской кафедре и присягнул, словно предстал перед палатой представителей. Сэр Катберт обратился к нему с приветливой улыбкой:
– Для протокола, будьте добры, назовите, пожалуйста, свое имя и род занятий.
– Сэр Джайлз Баррингтон, член парламента от бристольских судоверфей.
– Когда в последний раз вы виделись со своей матерью? – спросил сэр Катберт.
Судья улыбнулся.
– Я навещал ее утром в день ее смерти.
– Упоминала ли она тот факт, что изменила свое завещание?
– Ни словом.
– Значит, когда вы ушли от нее, у вас осталось ощущение, что существует единственное завещание, то самое, что вы с ней обсуждали во всех деталях более года назад?
– Откровенно говоря, сэр Катберт, мысль о завещании матери в тот момент занимала меня меньше всего.
– Безусловно. Но я должен спросить, в каком состоянии здоровья вы нашли свою мать в то утро.
– Она была очень слаба. За тот час, что я провел у нее, мы едва обменялись парой слов.
– Значит, для вас было сюрпризом то, что вскоре после вашего ухода она поставила свою подпись под сложным документом объемом тридцать три страницы.
– Я посчитал это непостижимым. Считаю и сейчас.
– Вы любили свою мать, сэр Джайлз?
– Я обожал ее. На ней держалась вся наша семья. Я жалею лишь об одном: будь она сейчас с нами, это прискорбное дело никогда бы не возникло.
– Благодарю вас, сэр Джайлз. Пожалуйста, оставайтесь там – возможно, сэр Тодд пожелает допросить вас.
– Боюсь, мне придется взять на себя излишний риск, – шепнул Тодд Сиддонсу, прежде чем встать и обратиться к свидетелю. – Сэр Джайлз, позвольте мне начать с вопроса к вам: не будете ли вы возражать, если его светлость вскроет конверт, адресованный ему?
– Конечно будет! – громко произнесла Вирджиния.
– У меня нет возражения против вскрытия конверта, – сказал Джайлз, оставив без внимания реплику жены. – Если письмо написано в день смерти моей матери, наверняка мы поймем из него, что она была способна подписать такой важный документ, как завещание. Если же письмо написано до двадцать шестого июля, важность его незначительна.
– Означают ли ваши слова, что вы принимаете объяснение мистера Клифтона тому, что имело место после того, как видели свою мать в последний раз?
– Нет, вовсе не означает, – громко проговорила Вирджиния.
– Мадам, не вмешивайтесь, пожалуйста, – сделал ей замечание судья, бросив сердитый взгляд. – Если вы будете впредь высказывать свое мнение с места, а не с трибуны свидетеля, у меня не останется другого выбора, кроме как удалить вас из зала суда. Вы ясно меня поняли?
Вирджиния склонила голову, что господин судья Кэмерон посчитал приблизительно тем, чего собирался добиться от этой своенравной дамы.
– Мистер Тодд, вы можете повторить свой вопрос.
– В этом нет нужды, милорд, – сказал Джайлз. – Если Гарри говорит, что мама вручила ему письмо в тот вечер, значит так оно и было.
– Спасибо, сэр Джайлз. У меня больше нет вопросов.