Как все начиналось Ефиминюк Марина

– Они залезли в погреб и выпили месячный запас пива, – я вытянула губы; хорошо мальчики повеселились за чужой счёт, – потом выпустили черта четырех копытного, – я едва не поперхнулась, значит сейчас по территории бегает маленький проказник, не дающий покоя жителям, – и написали на стене прибежища блаженного старца Питрима срамное слово! – загробным голосом закончил Еремей.

– Срамное слово? – ужаснулась я. – Наш Ваня не такой, он милый интеллигентный парень.

В этот момент «интеллигентный парень» с выбитым зубом и синяком под глазом, вполне, безобидно заинтересовался миленькими голубенькими цветочками, торчащими в хаотичном порядке на огромной, больше похожей на могильный холмик, клумбе. Он долго тянулся к одному из венчиков, не удержался в седле и начал медленно заваливаться набок. Раздался глухой удар, Ваня распластался на клумбе, потом, надеясь, что никто не заметил недоразумения, вскочил на ноги и, махнув рукой, вернул помятые цветочки в первоначальный вид. Только чего-то он не рассчитал, и ровно через секунду клумба вместо облезлых стебельков пышно зацвела ярко-багряными неизвестного происхождения бутонами.

Мы в оцепенении следили за Петушковым, а тот, как ни в чём не бывало, понюхал один из цветов, сморщился и направился в нашу сторону.

– Они, наверное, потрясающе пахнут, – оскалился гном в притворной улыбке.

Лёгкий ветерок донёс до нас резкий запах отхожего места, мы недоуменно уставились на клумбу: цветы распадались на глазах, и летели вслед адепту невероятным красным облаком, накрывая Ивана и тая в воздухе.

– Красота, – откашлялась я.

Святые отцы не двигались с места, на застывших лицах отражалось недоверие. Ещё немного и они были готовы нас выставить за ворота.

– Вы говорите, бесёнок по скиту носится? – фальшиво улыбнулась я, делая отчаянную попытку остаться в ските. – Так давайте мы его выловим!

Брат Еремей недоверчиво посмотрел на меня.

– Да, мы с Ваней всех чертей Словении переловили, – ещё шире улыбнулась я.

– Наш зело шустрый!

– Да и мы не лыком шиты! – попыталась убедить его я.

Братья отошли в сторонку, дабы посовещаться, стоит ли впускать на территорию скита подозрительных странников. Пантелей подскочил ко мне и горячо зашептал мне в ухо:

– Аська, ты рехнулась! Вы с Ваняткой весь скит разгромите, пока будете отлавливать безобразника!

– Ты хочешь сказать, мы зря делали круг? – буркнула я. Довод оказался безошибочным, гном поджал губы и замолк, всем своим видом демонстрируя, что он нас предупредил, остальное наши проблемы.

Братья что-то долго обсуждали и спорили, вероятно, подсчитывали предстоящие убытки. Потом подошли к нам с хмурыми лицами.

– Ладно, – изрёк Еремей, – вы ночью черта отлавливаете, а я о встрече со старцем Питримом на утро договариваюсь.

– А наоборот нельзя? Сначала встреча – потом черт! – встрял гном, искренне надеющийся избежать ловли беса.

– Можно, – задумчиво кивнул Еремей, – но черт вперёд!

Мы, нарушая все церковные каноны, плюнули и ударили по рукам.

Вечером нам с Ваней выдали подсобный материал для отлова бесёнка: проржавелое с одной стороны кадило, стоящее с неделю ведро святой воды, пяток церковных свечей и склянку с жидким ладаном, впрочем, последним нам наказали пользоваться в крайних случаях, как особо дефицитным в этих местах продуктом.

– Ась, ты представляешь, где его искать? – поинтересовался Ваня, деловито переливая воду во флягу.

Я покачала головой:

– Понятие не имею.

Ваня с возмущением посмотрел на меня:

– Так зачем ты меня в это дело втянула?

– Чтобы в лесу не ночевать! – огрызнулась я.

Начать мы решили с погреба. Черти по природе своей очень любят сырые укромные уголки. Мы спустились по скрипучим ступенькам и надёжно прикрыли за собой дверь. Внизу пахло квашеной капустой и прокисшим молоком, нас со всех сторон обступил подземный холод. Зажжённый огарок восковой свечи тускло освещал тёмное полупустое помещение. Памятуя о последнем визите адептов, братья убрали из погреба все мало-мальски ценное: оставшиеся бочки с пивом, копчёные рульки, запасы сушёных грибов. Они хотели вытащить и кадку с мочёными яблоками, но та оказалась такая тяжёлая, что братья смогли дотащить её только до лестницы, и теперь она сиротливо перегораживала проход.

Протиснувшись с трудом между холодной стеной и мокрым боком кадки, мы начали приготовления. Расставили и зажгли по углам святые свечи, какой от них прок мы не знали, но лучше так, чем, вообще, никак. Кое-где капнули драгоценным ладаном, со злорадством представляя, как бы вытаращился на такое безобразие Еремей. Развалившись на мешках с зерном, мы принялись ждать полуночи. Время текло, как густой кисель. Я начала засыпать, ткнувшись головой в плечо адепта, Ваня зорко разглядывал освещённую, почти догоревшими свечами, комнату. Далеко заполночь по стенам пробежали голубые искры, тёмный угол осветился яркой вспышкой, раздался глухой хлопок и появился черт. Вернее чертёнок, совсем маленький, лет сто отроду, худенькое мохнатое тельце, переливалось разными цветами, нос пяточком, крохотные копытца на тоненьких лапках, хвост с облезлой кисточкой, больше походил на крысиный.

– Появился! – Ваня ощутимо толкнул меня в бок.

– Да, вижу я.

Между тем, чертёнок перестал мерцать, стал ровного серого цвета и повёл по воздуху мохнатым рыльцем. Мы затаили дыхание, ужасно боясь, что он нас заметит. Черт на задних копытцах подошёл к сваленным мешкам и встал практически возле наших ног, с любопытством разглядывая чёрными глазками-бусинками огромные Ваняткины сапоги. Петушков бесшумно поднял кадило, бес насторожился, через секунду Ваня подпрыгнул, как на пружинах, и стал махать оным, как булавой, во все стороны, заполняя комнату приторным запахом ладана.

– Чур, меня, чур, меня! – повторял он как заклинание.

Бес скорее удивлённо, нежели испугано, оглядел чудище со странной штуковиной в руках и исчез с тихим хлопком, на его месте лишь заклубилось маленькое облачко дыма. Я подняла голову, немедленно получила кадилом между глаз и пригнулась, надеясь, что адепт меня не покалечит.

– Чур, меня, чур, меня! – орал, как сумасшедший Ванятка. Не замечая, ничего вокруг, особенно того, что жертва растворилась в воздухе, он носился по квадратному подвалу, поднимая пыль и размахивая кадилом. В какой-то момент он не успел притормозить и успокоился, только перелетев кадку с мочёными яблоками.

– Чтоб меня! – фыркнул он, поднимаясь и пытаясь отряхнуть с портов грязь.

– Ваня, – я спокойно слезла с мешков на пол, – он ушёл.

– Как ушёл? – изумился адепт, вытаращив на меня свои чистые небесно-голубые очи.

Я почувствовала несвоевременный приступ веселья и, с трудом сдерживаясь, проговорила:

– Пока ты тут, как шальной, носился и голосил, он исчез.

– Дела, – протянул Ваня и почесал затылок, – пойдём на улице поищем.

В кромешной темноте двора, не зажигая энергетических шаров, чтобы не спугнуть черта, мы добрались до стены со срамной надписью домика Питрима. Бесёнок сидел на заборе, беспечно свесив ноги, и рассматривал звезды. «Романтик», – подумала я.

Ваня прислонил палец к губам с просьбой молчать, осторожно снял с пояса флягу со святой водой, прицелился и по мере сил окатил водицей беса. Скорее всего, после недельной выдержки у святой воды закончился срок годности, черт только встряхнулся, разбрызгав вокруг мелкие капли воды, соскочил с забора и бросился наутёк.

– Держи его! – заорали мы с Ваней в два голоса.

Гонка началась, мы носились, как полоумные по двору, больше похожие не на охотников, а на двух загнанных болонок, отлавливающих лесного зайца.

– Аська, Аська! Крест в него кидай! – визжал адепт.

Я покосилась на зажатый в руке крест, а потом со всей молодецкой силушкой метнула его в темноту. Раздался звон разбитого стекла, мы на миг остановились, как вкопанные:

– Дура, – плюнул Ваня, – в черта кидать надо было, а не в окно!

– Сам тогда его вылавливай! – разозлилась я и, схватившись за бок, прислонилась спиной к колодцу, пытаясь отдышаться.

В ушах раздавался стук сердца, а во рту пересохло. Ваня носился по двору, как заведённый, размахивал над головой давно погасшим кадилом и громко орал матом. Рядом с моими ногами упала брошенная в черта фляга, я её подняла и сделала глоток, пытаясь смочить пересохшее горло, и тут краем глаза заметила прошмыгнувшую рядом со мной серую тень, а потом, огромную тёмную фигуру Петушкова, в развивающемся чёрном плаще и несущуюся на меня во весь опор.

– Вехрова, не стой пнём, хватай его! – завопил адепт.

В следующее мгновение он задел меня плечом, и я, не удержавшись на ногах, с диким визгом свалилась в колодец. Полет занял буквально пару секунд, сгруппировавшись, я вошла в ледяную воду солдатиком, с тихим плеском и громким матом. От холода перехватило дыхание, в тело вонзились тысячи иголок, а сердце забилось в бешеном темпе. Я вынырнула, оказавшись в кромешной темноте, и заорала:

– Ваня, идиот! Вытащи меня отсюда!

– Ты где? – заголосил в ответ адепт.

– Здесь, в колодце!

– В каком колодце?

– Ты видишь много колодцев во дворе? – захрипела я и схватилась за скользкие деревянные стенки, чтобы не уйти под воду.

– А, ты в этом колодце!

– Кретин! – буркнула я себе под нос.

В круглом проёме появилась Ванина башка:

– Как ты там оказалась?

– Ты меня столкнул, остолоп! Доставай меня быстрее, пока я не окочурилась здесь!

Я почувствовала, что от холода начинает сводить ноги. Ваня исчез и отсутствовал целую вечность. Я успела окончательно продрогнуть и попрощаться с жизнью. На поверхности меня держала только одна мысль, что утону я только на его бесстыжих глазах. В тот момент, когда я решила, что пора идти ко дну, сверху упала длинная леска с крючком:

– Что это? – удивилась я.

– Удочка, в сарае только она была! – донёсся голос.

– Ваня, я же не рыба! Как я по ней заберусь?

– Ага, понял!

Леска исчезла, через несколько мгновений появилась толстая верёвка.

– Аська, держись! – раздался голос Вани.

Я из последних сил замершими руками схватилась за протянутый канат. Пыхтя, адепт начал поднимать меня на поверхность. Я выбралась из колодца на траву, зубы отбивали барабанную дробь, а тело трясло мелкой дрожью.

– Ва-ва-ня, ты и-и-идиот-т-т! – с трудом простучала я.

В этот момент, прямо рядом со мной мелькнула серая тень.

– Паршивец! – заорал Петушков и, уже не обращая внимания на меня, продолжил погоню.

Я скорчилась на траве, пытаясь согреться.

Стоило мне подняться, послать в душе всех в болото и собраться в дом, как испуганный погоней чертёнок прыгнул мне в руки, схватил лапками за шею, затрясся и тоненько завыл. От неожиданности я обняла его. Через мгновенье мчащийся Ванятка брызнул мне в лицо святой водицей, явно попахивающей тухлятиной, и треснул кадилом по макушке. Я осела и свалилась на спину, при этом крепко прижимая черта и матерясь, как сапожник.

– За что? – прохрипела я, поднимая голову.

– Чтобы бес не проник, – тяжело дыша, пояснил Ваня.

– Петушков, ты форменный болван. Это ребёнок, он погони испугался и носится, как угорелый! – едва не плакала я, растирая наливающуюся шишку.

Мы заперли бесёнка в заговорённую клетку и с чувством выполненного долга завалились спать.

Наступило, пожалуй, самое тяжёлое в моей недолгой жизни утро. Все тело ломило, я простудилась в колодце, заходилась кашлем и с трудом сдерживала поток слез, рассматривая страшную физиономию с фиолетовым синяком промеж бровей вместо собственного отражения:

– Ваня, ты посмотри, как ты меня кадилом избил! – причитала я.

– Так вы подрались ночью, – догадался гном. – Поэтому орали, как бешенные?

Я тяжело вздохнула и вышла на крыльцо. Двор оказался в плачевном состоянии. Ночью мы носились в кромешной тьме, не разбирая дороги, и, как варвары, крушили все на своём пути. Окончательно истоптали клумбу с остатками стебельков на ней, разломали жерди на колодце, когда Ваня старательно меня оттуда вытягивал, снесли с петель дверь погреба, разбили пару пустых, но отчего-то чрезвычайно необходимых, бочек, а довершало картину заткнутое клетчатой подушкой разбитое окно в домике Питрима. Посреди этого хаоса, держа в руке клетку с бесёнком, стоял брат Еримей. Он повернулся в мою сторону, на его бородатом лице отражалась настоящая боль от вида развороченного двора.

– Старец ждёт тебя, – обратился он ко мне голосом, полным скорби.

Я кивнула, ощущая, как внутри все сводит от нервных судорог. Ноги стали ватными, а ладони вспотели. Я так хотела повидаться со старцем, но отчего-то сейчас было очень страшно, что-то подсказывало мне: «не стоит знать все тайны, правда может не понравиться». Я старалась не замечать настойчивого внутреннего голоса и с замирающим сердцем вошла в сени домика.

Здесь стояли маленький столик со стулом и обычная деревянная лавка.

– Чего стоишь, садись! – услышала я недовольный, тихий, как шепоток голос. Я с изумлением обернулась и увидела восседающего за столом домового – маленького бородатого, седого старичка в лаптях, полосатых портах и подпоясанной рубахе.

– Чего рот разинула? – пробурчал дед. – Секретарь я его!

Домовой, щегольнув новомодным словцом, которое запоминал уже больше десяти лет, и в первый раз произнёс правильно, довольно улыбнулся, сверкнув золотой коронкой на зубе.

Я понимающе кивнула и присела на краешек лавки, с тоской рассматривая пухлый бок клетчатой подушки, свисающей из дырки в стекле окна. Клеточки были разноцветными, красными и синими.

– Чего притихла, – бросил на меня недовольный взгляд домовой. – Твоя работа! – он кивнула на окно. – Черта ловили! Весь двор в щепки разнесли! – разошёлся он. – Девку едва не утопили!

Я уставилась на старика. Бог мой, да, меня так с детства не отчитывали!

– Между прочим, – откашлялась я, пряча взгляд, – девка сидит перед Вами живая и, вполне, здоровая!

– Митька, – послышалось из-за двери, – пригласи Асю сюда!

У домового отвисла челюсть, он недовольно свёл брови у переносицы и гордо кивнул на оббитую клеёнкой дверь. Я испуганно вскочила, потом села, потом опять вскочила и, затаив дыхание, вошла в горницу. Старец Питрим оказался меньше всего похожим на старца, высокий, сбитой, в чёрной рясе мужичок с затаившим страхом в прищуренных глазах. Я его знала, я его видела когда-то давно, не в этой жизни.

…Пётр Андреевич Лисьев, в народе просто Петька, с самого детства обладал вздорным нравом. Кутила и дуралей, обожающий женщин, кости и выпивку. Именно в таком порядке. Все изменилось за одну ночь, когда в пьяном угаре сна, он увидел хрупкую кудрявую девушку, с чёрными без белков глазами и с горящим красным мечом в руках, она дала ему толстую старинную книгу с надписью на обложке на неизвестном языке. «Прочитай». И он открыл книгу. Потом Петька часто гадал, как бы сложилась его судьба, откажись он посмотреть в старинный фолиант…

На пустых желтоватых страницах проявились буквы, и он прочёл свою судьбу. Потом девушка сказала, что однажды она придёт к нему и попросит совета; он должен сказать, что она выиграет смертельную хватку, сделав самый трудный выбор, и что она должна идти туда, куда зовёт её сладкий голос.

Он проснулся, мир вокруг него остался прежним, а вот сам Пётр изменился. Он смотрел на людей и Чита их мыслил, как ту книгу, он знал и прошлое, и будущее. Тогда-то он и стал Питримом, удалился в забытый скит и со страхом в сердце начал ждать прихода худенькой невысокой кудрявой девочки с чёрными глазами-лужицами. А сейчас перед ним стояла эта девчонка, живая и подвижная, с ужасом и ожиданием ответов. Только глаза у неё были человеческие, каре-зеленые. Я со страхом, перемешанным с интересом, смотрела на старца. Тот, нахмурившись, изучал меня.

– Ты знаешь ответы на все свои вопросы! – вдруг произнёс он.

Я ошарашено уставилась на него:

– Знаю?

Старец кивнул:

– Понимание приходит со временем, время нельзя торопить, время мудрое и знает, когда открыться человеку.

Я кивнула и от всех души попыталась понять ход его мыслей, но он для меня оставался загадкой.

Питрим помолчал, а потом добавил:

– Правду надо искать в глубине, а не поверхности. Ты должна идти за голосом, долетающим до тебя по ночам.

Я задумалась: «Какая все чушь, он-то себя со стороны слышит? Какой ещё голос? Да, я последнее время кроме Ваниного храпа по ночам больше ничего не слышу!»

– Тебя ждёт трудный выбор, – добавил он, а потом будто испугался своих слов, – но ты сделаешь все правильно, – добавил он поспешно.

После этого, мне показалось, он вздохнул с облегчением, повеселел и даже стал выше, словно сбросил с плеч стопудовый груз.

Ласково улыбаясь мне, он развёл руками:

– Все.

– Что все? – изумилась я. Я что за этим так стремилась сюда? Для чего я бегала полночи за чёртом, с диким желанием поговорить с провидцем, если провидец только напустил тумана на тайны? Хоть бы про деньги что-нибудь сказал, всё-таки 750 золотых.

– Хочешь, про будущую любовь скажу? – вдруг предложил старец.

– Лучше про вознаграждение, – вяло воспротивилась я, до крайности расстроенная нашим с ним разговором.

– Про что? – изумился старец, я печально махнула рукой.

– Ты его уже знаешь! – радостно, словно о моем выигрыше в Лотерею Честный Маг, поведал Питрим.

Я встрепенулась. Кандидатур на роль суженного было не так много, и я начала в уме перебирать знакомых мне мужчин, получалось, что это либо Ваня, либо Сергей.

– Петушков? – осторожно поинтересовалась я, вздрагивая от одной мысли об адепте.

– Какой, ещё Петушков? – удивился Питрим.

– Ваня.

– А это тот, который вчера, как сумасшедший, с кадилом по двору за чертёнком гонялся?

Я кивнула.

– Нет, такое горе тебя стороной обойдёт!

– Сергий Пострелов? – сразу же предложила я.

– Учитель, – Питрим помрачнел, – я бы на твоём месте держался от него подальше. Ну, иди!

– Куда? – не поняла я.

– К своим друзьям иди! – он покосился на дверь, я вздохнула и вышла. Вот и поговорили. Оказывается, я все знаю, но ничего не вижу! Беседа получилась философской под общей темой: «иди туда, куда шла, ищи то, что ищешь», потрясающе!

Ваню я нашла в кузнице. Он был раздет по пояс, тощую спину с выпирающими позвонками покрывала испарина.

– Правильно, Вань, труд облагораживает! – похвалила его я.

– Какой труд?! – пропыхтел адепт. – Вчера пока носился за чёртом, меч сломал, новый захотел, а мне кувалду в руки!

Через несколько часов Иван принёс кривую железяку меньше всего похожую на меч.

– Вот, это все на что я был способен! – устало произнёс он, присаживаясь рядом со мной на скамеечке.

– Да, Вань, умелец из тебя никудышный, – согласилась я.

– Зато вот! – он достал небольшую блестящую саблю.

– Ваня, ты её что украл? – ужаснулась я.

– Почему украл? – обиделся адепт. – Кузнец за работу дал. А что тебе старец сказал?

– Сказал, что мы поженимся с тобой! – я встала и направилась к гному, выводящему из конюшни лошадей.

– Мы с тобой? Нет, только не это! Мы не можем с тобой пожениться! – с паникой в голосе воскликнул приятель.

– А это тебе кара такая будет! – усмехнулась я.