Как все начиналось Ефиминюк Марина

– Ты чего Ваняш? – удивилась я, залезая в сумку со съестными запасами.

– Я жив, – лепетал адепт, не открывая глаза, – я на земле! Спасибо, спасибо, тебе Господи!

Я покачала головой и начала раскладывать на тряпице скудный ужин.

– Хорош, Вань, иди есть!

Волшебное слово «есть» на Петушкова подействовало благотворно, он вскочил на ноги, отряхнул, порядком, смятый плащ и плюхнулся рядом с тряпицей.

– Шикуете, – промычал дракон, оглядев стол.

Поляну медленно затапливали сумерки, в воздухе зажужжали комары, пахло свежестью и сладким ароматом прогретых за целый жаркий день трав.

– Ну, Али, рассказывай! – скомандовала я, свернувшемуся клубком, словно котёнок, дракону. Тот уложил свою большую голову на мощные лапы и посмотрел на меня жёлтыми глазами с несколько косящими вертикальными зеницами:

– Что ты хочешь знать?

– Кто такая Бабочка? – Ваня с интересом глянул на Али, дракон бросил в нашу сторону жалобный взгляд:

– Не могу я об этом говорить!

– Ладно, – от злости я сжала зубы, – тогда скажи, почему ты меня ждал в приграничной деревне.

– Ты меня позвала, – дракон широко зевнул, обнажая огромные, растущие в два ряда, острые клыки и раздвоенный, как у змеи язык.

– Я тебя позвала? – изумилась я. – И когда же?

– Около четырнадцати дней назад.

Я задумалась, что я делала две недели назад? Убегала с Юрчиком от разъярённой толпы и слыхом не слыхивала ни про Бабочек, ни про драконов. Догадка пришла сама собой – две недели назад я нашла Анука. Я посмотрела на малыша, тот улёгся на траве рядом с Али, прислонился к холодному чешуйчатому боку и сладко спал. Что это все значит?

– А зачем ты, друг закадычный, охотника сожрал? – поинтересовалась я для интереса.

От моих слов Ваня побледнел, очевидно, Петушков даже и не осознавал, что мирно лежащая около нас зверюга могла проглотить его, не разжёвывая.

– Он мне лапку порезал! – пожаловался дракон.

– Он мне лапку порезал, – передразнила я, кривляясь.

– Ага, знаешь, как болела. Думаешь, мне было приятно его в этих ржавых железяках кушать, я вообще против человеческих жертв, теперь меня мучает совесть и изжога.

– Несчастный, – хмыкнула я.

Ночь вступала в свои права. Мы развели костёр, яркие играющие искры взлетали в воздух над пламенем, затухали и пеплом медленно опускались обратно в погонь. Нас кольцом обступал чёрный непролазный лес, огонь освещал задумчивое усталое Ванино лицо, неровными тенями отсвечивал от блестящих боков Али. Едва заметный дымок растворялся в ночной тьме, отпугивая насекомых.

– Вань, – вдруг позвал Али, я подскочила от неожиданности, – а у тебя меч есть?

Петушков недоуменно уставился на него:

– Я же адепт, у адептов всегда есть мечи.

Дракон хмыкнул и обратился ко мне:

– А у тебя есть?

– Зачем он мне? – я пожала плечами. – Я им махать не умею.

– А хочешь?

– Чего хочу? – не поняла я.

– Меч.

Я покачала головой:

– Не хочу.

– А если это будет Фурбулентус?

– Фурбулентус? – адепт ожил, глаза его загорелись. – Тот самый?

– Тот самый, – подтвердил дракон.

– Ну-ка просветите, – заинтересовалась я, чуя, что в мои руки сама идёт какая-то жутко дорогая реликвия, а я отказываюсь от неё жестом короля, дарующего своему шуту бархатную мантию.

– Это волшебный меч, – начал пояснять с превосходством Ваня, – по приданию, он придаёт отваги, силы и ловкости своему, даже самому слабому в военном искусстве, хозяину. На нем лежит заклятье одной руки, он предназначен только для одного человека, – быстро пояснил адепт, заметив мой недоумевающий взгляд, – маг мог умереть и не узнать, что является хозяином. Желающих стать носителями меча оказалось слишком много, маги устроили кровавую резню, Совет его конфисковал, потом кто-то украл его из Хранилища и теперь он затерялся.

Ваня выжидательно посмотрел на дракона.

– Ну, скажем, он просто сам исчез, когда время подошло, и вернулся на положенное место.

– И чего? – опять не поняла я.

– Мы сейчас этот меч пойдём искать для тебя! – Ваня вскочил на ноги.

– Куда?

– Не знаю, – пожал он плечами.

– Меч сейчас в деревне дикарей, – объяснил дракон, – он в деревяшечку воткнут. Вы его достанете и вернётесь обратно.

– А долететь? – усомнилась я.

Дракон отчего-то ужасно испугался:

– Мне нельзя туда, они меня, – он запнулся, – очень сильно любят.

Я покосилась на непролазный чернеющий лес и замотала головой:

– Не пойду! Ваши дикари сплошь и рядом людоеды!

– Ася! – в голосе Петушкова послышались умоляющие нотки. – Ну, не хочешь себе этот меч, давай достанем для меня.

Его худое лицо выражало слёзную просьбу.

– Нет!

Ваня тяжело вздохнул и, сгорбившись, уселся на траву возле костра. Он весь поник и скукожился, даже его торчащие уши поникли. Я не смогла вынести такого зрелища:

– Ну, хорошо, – я поднялась и отряхнула порты, – но если нас сожрут, будешь виноват только ты, – предупредила я его.

Ваня счастливо заулыбался.

Тропинки в лесу отсутствовали, мы зажгли энергетический светильник, но его бледный, едва заметный свет не помогал. Мы пробирались по кустам и канавам, я тихо бурчала себе под нос ругательства. Очередной раз упала, разорвала порты и заорала от злости:

– Это издевательство какое-то! – мой крик вернулся к нам эхом. Петушков вздрогнул и помог мне подняться, а потом лез по колдобинам, крепко держа меня на руку.

– Нас сожрут, и мы с тобой, Ванечка, не почерпнём заслуженной славы в Фатии! – жаловалась я, поскользнувшись.

– Ты меркантильна! – сурово оборвал меня Петушков.

– Я реалистична! Че-ерт!

Я споткнулась об опутанное травой, а потому незаметное, бревно и, с треском ломая сухие ветки, распласталась на земле.

– Никогда больше не позволю себя в это втянуть! – расплакалась я от боли.

– Аська, ты ведьма или кто? – Ваня попытался меня поднять на ноги.

– Я дура! – я оттолкнула его, тот не удержался и мягко уселся рядом со мной. – Дура, что полезла сюда! – снова всхлипнула я.

Целую вечность мы пробирались через бурелом, не будучи уверенные, что идём в нужную сторону. После того, как я очередной раз поцарапала себе лицо о куст дикой малины, а Ванечка ещё раз подвернул ногу и разорвал плащ о торчащую ветку, мы увидели едва заметный из-за деревьев свет. Через несколько минут мы оказались на краю огромной поляны. По всему периметру были нагорожены дома-шалаши с соломенными крышами. В центре поляны высилось огромное страшное изваяние, отдалённо напоминающее дракона, вылепленного из глины несмышлёным ребёнком. Рядом с ним на большом камне-алтаре лежали гирлянды из белых и красных цветов. В отдалении горел костёр с вертелом над самым огнём, и поляну наполнял одуряющий запах жареного мяса, у меня от такого соблазнительного аромата заурчало в желудке.

Люди нас заметили, полуголые женщины в ужасе подхватывали на руки детей и быстро исчезали в шалашах. Мужчины схватились за оружие и смотрели в нашу сторону далеко недружелюбными взглядами.

– Попали, – прошептала я.

От группы отделились три человека с короткими томагавками в руках. Они неторопливо приближались к нам, очень внушительно помахивая своим незатейливым оружием.

– Старейшины, – догадался Ваня.

– Точно попали! – простонала я.

– Почему?

– Неожиданных гостей всегда встречают старейшины с томагавками.

– Велком! – один из старейшин улыбнулся нам всеми тридцатью двумя зубами.

– Что? – мы с Ваней испуганно переглянулись.

– Я, кажется, знаю этот язык, – пролепетал Петушков, – мы его учили в Училище на уроках вымирающих языков. Только плохо помню.

– Ваня, не подводи нас, вспоминай, – прошипела я. – Что он сказал?

– Он сказал? – адепт недоуменно уставился на меня. – Наверное, поприветствовал нас.

– Так, поприветствовал или наверное? Ответь ему что-нибудь!

– Май нейм из Иван, – выдавил адепт, – ай лив ин Московия.

– Ес, ес, – заулыбался вождь и ударил себя в грудь, – май нейм из Карука. Найс ту мит ю!

– Что он сказал? – я дёрнула Ивана за рукав плаща.

– Он сказал, что его зовут Карука, и он очень рад нас встретить.

– Скажи ему, что мы путники и ищем меч, он воткнут в какую-то деревяшку.

– Ви а, – выдавил из себя Иван, – не знаю как, это очень сложно!

– А ю трэвелерс?

– Что?

– Он спрашивает, какого хрена мы сюда забрались.

– Ну, скажи же про меч!

– Ви а лукинг фо зе свод!

– О мэджик свод, ит из нот хиа, ит из ниа зэ ривер Дэйна, инту зе биг трии.

– Что он сказал?

– Что его здесь нет, он где-то в чём-то, – неуверенно пожал плечами адепт.

– Так и сказал где-то в чём-то? – изумилась я.

– Ну, да.

– Блин! Спроси, где именно, – я почувствовала приближающуюся панику. Не договоримся с этими туземцами, а они возьмут и скушают нас на завтрак!

– А ю хангри? – спросил между тем вождь.

– Что?

– Он сказал, что они голодны.

– Ага, – я сглотнула, – Ванечка, не ты ли орал, что они сплошь и рядом вегетарианцы?

Петушков побледнел и сделал шаг назад, очевидно, собираясь дать деру обратно в лес.

– Ай глэд ту тейк сам тэйсти мит энд веджетейблз фо ю фо дина.

Вождь, улыбаясь ещё шире, начал показывать нам направление к костру.

– Что он сказал? – у меня от страха подогнулись колени.

– Он сказал, что мы станем очень вкусным обедом с овощами.

– Это как жаркое?

– Это как, пойдём жрать мясо и овощи, идиоты! В каком Училище ты, адепт несчастный, изучал древний ангельский? – рявкнул на чистом, без какого-либо акцента, словенском туземец. Теперь Ваня стал пунцовым и моментально прикрыл рукой нашитый герб Стольноградского Совета у себя на плаще.

– Вы что говорите по-словенски? – выдавила из себя я.

– Да, а ещё читаю и пишу! Не все же такие неучи, как вы. Я, между прочим, в Совете в Бурундии десять лет проработал секретарём, пока сюда послом не отправили!

– О, – единственное, что смогла выдавить я.

Ребятки оказались из местного Совета, а их вождь и главный шаман, которого называли Его Святейшество, принимал только избранных, и нас он очень захотел увидеть. К чему бы это?

Упирались мы от всей души, под всякими предлогами пытались избежать встречи с Его Святейшеством и спрятаться где-нибудь под кустом. Но улыбающиеся лица и копья дикарей, едва не касающиеся спин, убеждали лучше любых слов. Мы приблизились к особенно большому шалашу.

– На колени, – прошептал Карука. – И голову не поднимайте.

Мы плюхнулись на землю, и на коленях, опустив голову к земле, пролезли в дверь. В шалаше горел свой очаг, собранный из красных речных камней. Вокруг лежали ковры толстые, тёплые, явно эльфийские; что-то ещё рассмотреть с такого неудобного ракурса оказалось невозможно.

– О, великий и ужасный, мы привели к тебе двух странников, они ищут великий магический меч – Фурбулентус.

– Ху?

– Он. Она, – заорали мы с Ваней в один голос, потом получили по увесистому удару в район почек и посчитали за счастье больше не открывать рот.

– Слушай, – зашептала я в ухо Ивану, – если он понимает словенский, зачем говорить на этом тарабарском.

– Ангельском.

– Какая разница.

– Зей синкс зей кэн тэйк зэ мэджик сворт?

– Что он спросил? – опять зашептала я.

– А черт его знает! Он говорит с таким акцентом, что я не могу понять.

– Я сказал, – обратился к нам вождь, – что, почему вы уверены, что сможете взять Фурбулентус. Он даётся в руки, только Избранному.

– А мы и не уверены, – отозвалась я, поднимая голову. Мой взгляд упал на толстое пузо собеседника, затянутое в красный эльфийский шёлк, а потом кто-то весьма грубо наступил мне на голову, возвращая её в исходное положение. – Просто Али сказал, что его надо достать из деревяшечки, но про его волшебное начало даже не обмолвился.

– Али?

– Ну, да. Эта зелёная рептилия, дракон.

– Ты знаешь Великого Али – Абама – Кутье – Тураугского?

– Чего?

Я поняла голову, и увидела вождя во всем его великолепии. Это был огромный толстяк, похожий на поросёночка, который полулежал на золотой кушетке, толстые лоснящиеся щеки свисали едва ли не до шеи, а подбородок плавно перетекал в плечи. Они с Графом не братья?

– Тебя и твоего спутника прислал Великий Али?

– Ну, нечто вроде этого, – Ваня поднял голову и, застыв от изумления и едва не раскрыв рот, смотрел на вождя, как на диковинную зверушку.

Что тут началось! Нас быстренько подняли с колен, взяли под белы рученьки, усадили на кресла рядом с кушеткой вождя. Тот как-то странно заулыбался, отчего совсем исчезли его маленькие свинячьи глазки. Нам вручили в руки золотые кубки со странно пахнущей жидкостью жёлтого цвета и подложили под спины подушки, а один воин даже ласково погладил меня по ударенному боку. Вождь подобострастно смотрел на нас и, кажется, был готов кинуться нам в ноги, лишь бы друзья Великого Али не серчали. Мы злиться не собирались, и были сконфужены такой трансформацией в поведении дикарей.

– Меч, – толстяк тихо прихрюкнул, – в дереве, – сказал он на чистом словенском. – На берегу реки Дайна. Раз вас двоих прислал Али, то Фурбулентус, скорее всего, пойдёт к вам.

Он окинул меня долгим и внимательным взглядом, словно, знал про меня жутко неприличный секрет, а потом приказал стражам, чтобы нас проводили до священного места.

– Ваня, – зашептала я, когда мы вылезали из шалаша Его Святейшества, – как ты думаешь, они нас не скушают, если мы не сможем достать этот меч?

– Не знаю, – пробормотал Ваня, глядя с тревогой на собравшихся дикарей.

Провожала нас вся голая деревня. Впереди этой сумасшедшей процессии шли люди с барабанами, они выплясывали странный танец и изредка дико орали, я каждый раз пугалась этого крика и хваталась за Ваню. Как ни странно шли мы по тропинке, довольно большой и протоптанной, видимо, рядом с маршрутом, проложенным нами с адептом в густом лесу. Я так из-за этого расстроилась, что едва не заплакала, уверенная, что точно стану завтрашним утром вполне сытным завтраком.

В конце концов, я почувствовала в духоте южной ночи прохладу и поняла, что мы пришли к реке. Мы вышли на поляну, посреди которой стоял толстый дуб. Несмотря на свет факелов, которые несли туземцы, видно было как в гробу. Ваня хлопнул в ладоши и над землёй засветил бледно-голубой шар, на земле закружились тени. Тут-то я и увидела меч – огромную железяку, с ярко синим драгоценным камнем на ручке, зело проржавелую от пережитых на природе осадков. Он находился на высоте трех аршинов над землёй, загнанный в дерево едва ли не по рукоять.

– И как я достану его? – изумилась я. – Да он весит больше чем я!

– Может, давай я его достану, – предложил Ваня, – да ты до него и не дотянешься.

В это время туземцы начали творить невообразимое, они высоко прыгали, истошно били в свои барабаны и покрикивали какое-то странное слово, мне показалось, что оно матерное.

– Да, Вань, иди лучше ты, – согласилась я и перекрестила его на счастье. – Встретимся завтра утром в чане над огнём.

– Что? – удивился Петушков.

– Да ничего, – махнула я рукой, – ты всё равно будешь самым невкусным гуляшом, который они попробуют.

Очевидно, моя пламенная речь тронула Ивана, он воровато огляделся, уже замечая лишь копья и томагавки в руках дикарей, и подошёл к дереву. Поплевал на руки, схватился за меч, потянул и тот подался. У меня сразу отлегло: «Не съедят!»

Ваня восторжествовал, вытащил меч почти на половину. Толпа бешено закричала: «Избранный!», но тут случилось странное: меч с необъяснимой лёгкостью вошёл обратно сам собой по ручку, как будто не замечая усилий Ивана. Адепт отпрянул и бешено закричал:

– Аська, он живой!

Я подбежала к нему.

– Не подходи, – голосил Петушков, крестясь слева направо.

– Ну-ка, подними, – скомандовала я. – Не собираюсь я быть чужим кушаньем, надорвусь, но меч вытащу!

Ваня приподнял меня за подмышки, я ухватилась за меч, тянуть не пришлось: он сам подался в мои руки и начал выходить из дерева. Казалось, я достаю десертный нож из масла, а не огромный пудовый меч из дуба. Между тем Фурбулентус оказался в моих руках и на глазах начал уменьшаться в размерах, под мой рост, вес и телосложение; возникло ощущение, что он стал продолжением руки. Я присмотрелась к мечу, который стал блестящим и отражал моё лицо с горящими глазами, он оказался точной копией того, которым я дралась с бандитами. Так значит, все из-за него, из-за него я чувствовала себя идеальным воином? Но как, каким образом, меч, находящийся на сотни миль от меня попал мне в руки?

– Чудо! – прокричал кто-то.

«Действительно чудо! – ухмыльнулась я про себя, рассматривая Фурбулентус. – Особенно, что нас так и не съели!»