Охотники за головами Несбё Ю
«Стоп, капитан Локвуд, это не твое дело… Кругом и шагом марш к своему подразделению…» – приказал себе Гэс и тут же выполнил эту команду.
5
Нат Шуйски посмотрел на часы, поднялся со стула и, положив в рот остатки бутерброда, снял со спинки стула халат.
– Что, уже пора? – зевая, спросил напарник Шуйски Лу Броун. Он всегда спал, предпочитая сон всем другим видам отдыха.
– Увы, мой мальчик, – с набитым ртом проговорил Нат. – К тому же мы опаздываем на целую минуту.
Выйдя в коридор, напарники поспешили на свой пост. Не ровен час, явится проверяющий, и тогда неприятности будут гарантированы.
Шуйски шел первым. Время от времени он оборачивался и бросал короткие команды:
– Лу, поправь кепку, она у тебя криво сидит…
– Лу, одерни халат, а то у тебя складки, как у похудевшего бегемота…
– Лу, застегни ширинку…
– Да она у меня застегнута! – возмутился Броун.
– Это всего лишь проверка, Лу. Всего лишь проверка…
Они свернули направо, потом налево, потом поздоровались со сменой энергетиков.
– Пошли скорее, Лу, видишь, эти уже сменились…
Почти бегом оба влетели на пост и остановились как вкопанные с застывшими от ужаса лицами.
Старший агент Магнус смотрел на операторов, как удав на двух наглых кроликов. Можно было не сомневаться, что Магнус проглотит их обоих.
– Почему опоздали? – тихо спросил он. От его голоса по спинам провинившихся побежали мурашки.
– Видимо, часы в нашей каюте неисправны, сэр, – почти шепотом произнес Нат Шуйски.
За спиной Магнуса переминались с ноги на ногу отработавшие смену Пильзнер и Фантоцци. Им хотелось поскорее уйти, а не становиться свидетелями всех этих ужасов, на которые агент Магнус был большой мастак.
– Часы… Так-так… – Старший агент покачался на каблуках, заложив руки за спину. Затем подошел к напуганным операторам и пообещал: – Если соврали, шкуру с обоих спущу. Ясно?
– Да, сэр.
– Я иду проверять прямо сейчас, – прошипел Магнус и выскользнул в коридор.
«Иди проверяй, придурок…» – подумал про себя Нат. В способностях Броуна он не сомневался. Тот хоть и был неисправимым соней, однако в электронике разбирался неплохо. Что он там делал с этими часами, Шуйски не знал, но, когда нужно, они стабильно опаздывали на две минуты.
– С огнем играете, ребята, – предупредил Фантоцци.
– Иди давай, пожарник, – ответил Броун. Он все еще был здорово напуган.
– Где проблемы? – спросил Шуйски, усаживаясь на рабочее место.
– Четвертый объект время от времени выбрасывает до семисот киловатт тепла, сволочь, – поделился Франц Пильзнер. – Все резервы пожирает.
– А остальные?
– Остальные в норме: двадцать – тридцать, не более… Ну мы пошли?
– Идите, – кивнул Броун, садясь на место второго оператора. Затем он поелозил ногами, покачался и стал крутить винты, перенастраивая кресло под свои габариты. – Ненавижу маленьких, после них все приходится переделывать…
– То же самое про тебя говорит Фантоцци, когда ему приходится возвращать кресло в прежнее состояние, – заметил Шуйски. – Ух ты, смотри, Лу, он опять начал…
– Кто «он»?
– Четвертый объект.
Кривая отвода тепла от четвертого объекта резко поползла вверх. Пока что автоматика сама справлялась с регулировкой, но кривая приближалась к критическим значениям, когда необходимо было переходить на ручное управление. Оператор открывал заслонку, и пары перегретого хладагента, не возвращаясь в теплообменник, выбрасывались за борт. Это был расточительный метод, зато очень эффективный.
– А эти трое – спокойные ребята, – заметил Броун, тыча пальцем в характеристики остальных объектов.
– Не трогай пальцем экран, Лу. Сколько раз я тебе говорил… После этого остаются жирные пятна…
– Ой, ну ладно, Нат, не ори, как будто я схватил тебя за задницу.
– А я и не ору.
– Орешь.
– Пошел вон.
– Сам пошел.
Напарники замолчали, и несколько минут было слышно только попискивание приборов да шелест самописца, заготавливающего копии графиков на бумажной ленте.
– Слушай, Лу, – первым пошел на мировую Шуйски.
– Ну…
– А почему ты называешь эти объекты «ребятами»?
– Не знаю, – пожал плечами Броун.
– А ты не думал, что это за объекты на самом деле?
– Едва ли это хорошая тема для разговора, Нат. Такие рассуждения не входят в наши обязанности.
– Да неужели тебе неинтересно, откуда берутся эти бесконечные выбросы тепла? – удивился Шуйски.
Броун вздохнул. Потом неожиданно улыбнулся и сказал:
– А ты спроси у Магнуса, он наверняка все знает.
– Не думаю… – возразил Шуйски. – Настоящих знающих на борту «геркулеса» человек пять, да еще десяток в штабе управления.
В этот момент дверь распахнулась, и на посту появился Магнус.
Нат и Лу тут же вскочили с мест, и старший агент остался доволен произведенным эффектом.
– Сэр, за время нашего дежурства… – начал было Шуйски, но Магнус остановил его жестом:
– Потом, дорогой, потом… Я пришел не для этого. Я пришел, чтобы сказать вам – ваши часы действительно опаздывали на минуту и пятьдесят восемь секунд. Так что вы меня не обманули. И это хорошо…
Магнус почти приветливо улыбнулся, чтобы дать возможность операторам расслабиться.
– Но на этом все хорошее заканчивается, дорогие мои. Я вызвал специалиста, мы проверили ваши часики, и оказалось… – Старший агент снова улыбнулся, едва сдерживаясь, чтобы не щелкнуть зубами. – И оказалось, что там скручены два проводка. Один беленький, другой красненький… Специалист сказал, что это очень остроумный ход, поскольку таким образом взаимонаводящиеся помехи замедляют сигнал…
Магнус сделал паузу, чтобы ужас поглубже проник во внутренности обоих обманщиков.
– Узнать, кто это сделал, не составляет труда, но, повторяю, такой задачи я не ставил. Главное, что вы меня не обманули – ваши часы действительно отставали… Так что работайте спокойно и в следующий раз не опаздывайте.
Магнус повернулся и вышел.
– О-ох… – выдохнул Броун и тяжело опустился в кресло.
Его примеру последовал Шуйски. И только сейчас он заметил, что кривая четвертого объекта пересекает критическую границу.
– Вот задница! – воскликнул Нат и ударил по аварийной кнопке. Где-то далеко открылся клапан, и перегретый хладагент вырвался в атмосферу. Кривая сразу поползла вниз.
– Это он специально провоцирует нас на ошибку, – сказал Броун, – чтобы нас отдали в отдел внутренних расследований…
– И все-таки там что-то живое, Лу, – неожиданно заявил Шуйски.
– Заткнись, Нат, прошу тебя – заткнись, – перейдя на шепот, сказал Броун и покосился на дверь. – И вообще, – продолжил он уже спокойнее, – это могут быть какие-то сошедшие с ума военные машины. У них, например, могло отказать управление, и теперь их реакторы понемногу выбрасывают тепло наружу.
– Зачем управлению прятать в пустыне какие-то поломавшиеся железяки, Лу? И потом, я чувствую, что это не машины…
– Как собака, что ли? – усмехнулся Броун.
– Не знаю. Наверное… – совершенно серьезно ответил Шуйски. – Это что-то живое, Лу.
6
Руководитель и автор проекта доктор Фонтен внимательно прочитал докладную агента Нильса, затем поднял глаза на бригадира специальной полиции Хаско, который отвечал за безопасность доставки:
– Как это понимать, майор? Откуда какой-то десантник мог получить эту информацию?
– Это для меня также неожиданно, сэр. Десантный транспорт прибыл сюда раньше нас. И после нашего прибытия с ними никто не контактировал… Возможно, это просто случайность.
– Возможно, что так… Совсем недавно все средства массовой информации были просто охвачены эпидемией, связанной с захоронением принца Циркуса. Однако агент Нильс в своей докладной записке особо отмечает, что этот десантник сообщил о канале получения информации…
– Мы разберемся с этим, сэр, – пообещал бригадир Хаско.
– Разберитесь, и побыстрее. Мы должны быть защищены от любых случайностей. У меня все. Идите.
Хаско четко развернулся и вышел строевым шагом. Когда за ним закрылась дверь, доктор Фонтен перевел взгляд на своего помощника и спросил:
– Что плохого скажете мне вы, Руцбанн?
– Ну почему же сразу «плохого», сэр?
– Да потому, что вы здесь, на «геркулесе», все будто сговорились. – Доктор вышел из-за стола и, подойдя к герметичному аквариуму, постучал по нему пальцем. Золотые рыбки испуганно метнулись в гущу искусственных водорослей, подняв со дна частички мусора.
«Как же в таких аквариумах меняют воду? – подумал Фонтен. – Может, их разбивают?»
– Сегодня утром я говорил с адмиралом, – сообщил доктор. – И мне пришлось его заверить, что все идет по плану, хотя это не так. Я уже вынужден врать и оправдываться, как школьник…
– Но кто же знал, сэр, что они настолько нестабильны? – попытался поддержать шефа Руцбанн.
– Я должен был знать, Фредди, я… Ведь, руководствуясь именно моей теорией, военное ведомство пошло на такой шаг. А теперь оказывается, что объекты нестабильны, а я этого не предвидел…
Фонтен вернулся к столу и сел, подперев руками голову.
– Что говорят строители?
– Просят еще двенадцать часов. Они утверждают, что бетонная пена раньше попросту не встанет. То есть не наберет свою прочность.
– А что говорят наши теплофизики?
– К сожалению, ничего утешительного. Ситуацию можно держать под контролем еще часов шесть. Максимум – восемь, а потом…
– Что будет потом, я знаю без вас, Руцбанн, – оборвал помощника доктор Фонтен. Он замолчал, и в кабинете воцарилась тишина.
Руцбанн вздохнул и от нечего делать стал рассматривать стены.
Вот картина Фейта-младшего. Похоже, что подлинник. Вот книжная полка, где среди других стоят три тома «Прикладной психокинетики», написанные самим доктором Фонтеном. А вот гвоздь, который вбили прямо в пластиковую облицовку. Раньше на нем что-то висело, а теперь гвоздь остался сам по себе.
– Так… – произнес наконец Фонтен и резко поднялся. – Пойдемте, Руцбанн, я хочу лично взглянуть на объекты…
– Вы хотите посетить криобоксы?
– Да, именно это я намерен сделать.
– Едва ли это хорошая мысль, сэр. Ведь это небезопасно…
– Если мы потеряем контроль над образцами, дорогой Фредди, наши жизни и гроша ломаного не будут стоить. Да и бедному Ганнибалу тоже не поздоровится…
Делать было нечего, и Руцбанн пошел сопровождать шефа на технологический этаж. Там под многослойной теплоизоляционной защитой находился отсек термостатики.
7
При появлении доктора Фонтена бригада дежурных технологов поднялась со своих мест.
– Здравствуйте, сэр, – поприветствовал доктора старший инженер.
– Здравствуйте, Браун. Как у вас дела?
Технологи переглянулись, потом Браун решился заговорить первым:
– Ситуация критическая, сэр. Через четыре часа может наступить самоактивация четвертого объекта, а вслед за ним активизируются и остальные…
– Но ведь вначале говорили о шести и даже восьми часах… – опешил Фонтен.
– Увы, сэр, ситуация развивается совершенно непредсказуемо.
Доктор помолчал, затем скомандовал:
– Быстро оденьте меня. Я хочу взглянуть на объекты лично…
– В криобоксе температура понижена почти до абсолютного нуля, сэр, – напомнил старший инженер.
– А вы думаете, я об этом не знал? – с сарказмом в голосе спросил Фонтен. – Несите костюм, а вы, Руцбанн, можете оставаться здесь.
– Как скажете, сэр, – с облегчением выдохнул помощник.
Доктора Фонтена завели в небольшой тамбур, и один из технологов спросил:
– Какой номер, сэр?
– Прошлый раз был двенадцатый, но с тех пор, мне кажется, я немного похудел.
Помощники облачили Фонтена в негнущийся костюм, пристегнули рукавицы, и до него донеслись их голоса, приглушенные защитной мембраной.
– Потренируйте дыхание, сэр. Датчики должны настроить систему регулировки.
Доктор послушно вздохнул. Воздух в регенерационной системе был немного кисловат на вкус.
«Наверное, много кислорода», – подумал Фонтен.
Рядом с ним появился старший инженер Браун. Он тоже был в термоизолирующем костюме, и его голос, усиленный радиопередатчиком, прозвучал неожиданно громко:
– Как самочувствие, сэр? Можем идти?
– Да, – утвердительно кивнул доктор Фонтен, однако шея в жестком панцире совершенно не гнулась, и доктор согнулся в пояснице. Получилось, как будто он отвесил Брауну поклон.
«Идиотизм какой-то», – подумал Фонтен. Он вообще не любил посещать криобоксы, а теперь к обычному страху примешивалось еще и раздражение.
Доктор проследовал за Брауном в выравнивающую камеру. Толстая дверь закрылась, отделив двух людей от живого мира циркулирующего тепла. Впереди ожидала только бездна абсолютного нуля – температуры, при которой замирала вся понятная человеку жизнь.
«Какое, в сущности, глупое заблуждение, – подумал Фонтен, стараясь отвлечься от интуитивных страхов, – ведь этот бред столетиями поддерживался самыми авторитетными учеными человечества… Эти склеротичные развалины навязывали миру догмы, порождаемые их увядающим разумом…»
Непонятно откуда появилась маленькая белесая мушка и уселась на стекло скафандра, прямо перед носом Фонтена. Это была еще одна из загадок. Белесые мушки ютились в выравнивающих камерах и прекрасно переносили сверхнизкие температуры. Пережив замораживание, они оттаивали и начинали плодиться. А если камера долго стояла теплой, мушки начинали вымирать.
Над дверью, ведущей в криобокс, загорелась синеватая диаграмма. Она показывала, как в переходной камере понижается температура.
На показании в два градуса по Кельвину сработал механизм открывания двери, и Фонтен вспомнил о мушке. Он скосил глаза на стекло скафандра и увидел насекомое на прежнем месте. Но едва доктор сделал движение, как, казалось бы, легчайшее создание камнем полетело вниз и наверняка разбилось на тысячи мельчайших осколков.
«Да, вот она – физика ледяного пространства», – подумал Фонтен и шагнул следом за инженером Брауном.
8
Увидев капсулы, доктор Фонтен невольно остановился. Сегодня он видел их по-другому. Сегодня он чувствовал реальную опасность, которая исходила от этих, неведомых миру, средоточий разрушительной энергии.
«Как я мог так ошибаться? Как мог я измерять реальную опасность абстрактными понятиями?» – задавал себе вопросы доктор Фонтен.
В его трудах все эти пугающие процессы имели вид стройных формул, совершенно не страшных и очень даже привлекательных. А теперь перед доктором Фонтеном была сама стихия, которая прямо сейчас рвала на себе путы вечного холода.
– Сэр, мы теряем время… – напомнил Браун.
– Да-да, конечно, – опомнился Фонтен и шагнул к капсулам. Он совсем забыл, что посещение криобокса вело к нарушению и без того хрупкого равновесия и сейчас системы охлаждения работали в форсированном режиме.
Вот объект «номер 2». Он ведет себя лучше других, но в тексте древнего заклинания сказано, что он самый старый и его коварство не сравнимо ни с чем.
А здесь покоится «номер 3». О нем в тексте сказано, что он иссушает мир смрадным поветрием.
«Номер 1». Он страшен своим огнем, но может быть умилостивлен жертвой.
«Интересно, какой?» – подумал Фонтен.
А вот и самый «буйный» – «номер 4». Он самый нетерпеливый, как говорится в заклятии, и самый молодой. Он не ведает никаких ограничений, норм и правил. Он неистов и готов покорить весь мир.
«Выходит, текст заклятия не так уж и бессодержателен. Он скорее инструкция, чем просто художественное описание…» – начало доходить до Фонтена. Он подошел к «номеру 4» и нагнулся над верхней прозрачной панелью капсулы.
Там, за струящимися потоками ледяных кристаллов, едва проглядывались очертания объекта. Но он излучал невидимый ужас, который внезапно ощутил на себе доктор Фонтен.
«Что я наделал! Что я наделал! Безумец!..»
Воображение доктора нарисовало яркие картины, пришедшие к нему откуда-то извне. В этом Фонтен был абсолютно уверен. Столь подробные образы нельзя представить. Их можно было только вспомнить.
Доктор видел столкновения огромных армий, бронированных чудовищ, ползущих по земле и извергающих страшный огонь. Тысячи космических судов, словно стаи саранчи, сносящие с лица земли все живое и оставляющие после себя лишь спекшуюся, покрытую шрамами поверхность.
«Безумец… Я – безумец…»
Фонтен усилием воли заставил себя оторваться от созерцания неясных контуров обитателя капсулы. И хотя в боксе было всего два градуса по Кельвину – два маленьких шага, отделяющих от абсолютного ледяного покоя, Фонтену стало жарко. Жарко после тех картин, что он увидел.
– Уходим, сэр? – спросил старший инженер.
– Да, Браун, уходим…
9
Оказавшись в своем кабинете на привычном месте, Луи Фонтен с некоторой неловкостью вспоминал захлестнувшие его при посещении криобокса эмоции.
«Надо же, какая дрянь лезет в голову. И чего только я сам себе не нафантазировал?!» – удивлялся доктор.
– Фредди, найдите мне текст этого заклятия.
– Заклятия могилы Циркуса? – переспросил помощник.
– Ну да, – поморщился доктор. Он не любил, когда говорили о покойном Циркусе. Он предпочитал, когда могилу называли «местом первичного хранения».
– Вам нужен оригинал, сэр? Или сойдет копия?
– Копия мне не нужна. Копия есть у меня в компьютере. Мне нужен именно тот пожелтевший папирус или как его там называют археологи…
Руцбанн вышел в приемную и через несколько минут вернулся с заламинированным в пластик документом.
Доктор Фонтен нетерпеливо выхватил из рук помощника заклятие и сразу впился в него глазами. Он интуитивно чувствовал, что выход может быть найден только в этом тексте.
«Ага, вот: „…металл приводит их в ярость напоминанием о войне…“ Вот она – главная фраза!»
– Руцбанн, немедленно ко мне капитана корабля! Я нашел ответ на наш вопрос!
– Да, сэр! – обрадовался помощник и пулей выскочил из кабинета.
«Итак, металл напоминает им о войне… – Доктор поудобнее развалился в кресле и вытянул ноги. – Металл напоминает о войне… А я, идиот, держу их на корабле рядом с металлической массой в восемь тысяч тонн. Понятно, что объекты нестабильны».
Через минуту вернулся Руцбанн, а с ним и запыхавшиеся капитан «геркулеса» Шиман, полицейский бригадир Хаско и старший инженер Браун.
Доктор отметил, что Руцбанн проявил разумную инициативу и пригласил всех, кто мог понадобиться.
– Господа, кажется, я нашел решение нашей проблемы. Объекты не выносят близости металла…
– О! – вырвалось у старшего инженера.
– Именно так, Браун. Поэтому нужно срочно выгружать их.
– Но хранилище еще не готово, сэр, – возразил бригадир Хаско.
– Не имеет значения. Браун, вспомните, какая температура была в «месте первичного хранения»?
– Всего лишь минус два по Цельсию…
– Вот то-то и оно. А сколько могут дать ваши переносные установки?
– До минус восьмидесяти по Цельсию.
– Вот вам и выход. Хаско, обеспечьте порядок и секретность.
– Есть, сэр!
– Капитан Шиман, выделите людей для разгрузки, а вы, Браун, разворачивайте мобильные криокомплексы.
– Но как решить вопрос с намораживанием, сэр?
– Это тоже просто. Капитан, у вас есть герметичные спасательные домики?
– Как и положено, сэр, в расчете на весь экипаж, – доложил капитан Шиман.
– Вот и отлично. Возьмете у капитана четыре домика, Браун. Еще вопросы, господа?
Вопросов не было.
– Тогда приступайте – время не ждет.
Когда подчиненные ушли, Руцбанн развел руками и елейным голосом произнес:
– Не знаю, что бы мы делали без доктора Фонтена…
– Это лесть, Руцбанн? – самодовольно улыбаясь, спросил доктор.
– Какая же лесть, сэр? Истинная правда…
10
Час назад людям капитана Локвуда доставили горячий обед. После двенадцати часов в оцеплении это было очень важно. До этого десантники имели возможность есть только калорийные галеты. Да и те пополам с песком, а для горячего обеда был предоставлен небольшой фургончик, где можно было посидеть на стульях и даже снять шлем.
Настоящий суп в пластмассовых тарелочках солдаты восприняли как заказ из дорогого ресторана, хотя у себя на десантном транспорте получали такие обеды каждый день.
Чтобы не нарушать оцепление, солдаты обедали повзводно. И только когда последний десантник вернулся в цепь, дошла очередь до капитана Локвуда и его лейтенантов.
За стенами фургончика продолжала бесноваться песчаная буря, а внутри было тихо и тепло. Выходить обратно на ветер никому не хотелось, но Локвуд обязан был подать личный пример.
– Ну вы тут посидите еще пять минут, а потом отправляйтесь к взводам, – распорядился он и, вздохнув, первым покинул фургон.
Солдаты снова стояли в оцеплении. Ветер постепенно наметал возле их ног высокие кучи песка, и тогда неподвижно стоявшие фигуры оживали. Они утаптывали песок толстыми подошвами и снова впадали в оцепенение.
«Приспособились», – подумал Локвуд.
Судя по тому, что прожектора на строительной площадке светили уже не так ярко, он понял, что наступил день. Неожиданно капитан вспомнил про пастуха, который теперь был уже далеко отсюда.
«Идет со своими овечками в родную деревню, где, наверное, нет песчаной бури…»
Капитан дошел до места, где они разговаривали с Веласкесом, и остановился.
Там, где ночью бульдозеры разгребали песок, уже высились пенобетонные конструкции. Строительство продвигалось быстро, но до завершения было еще далеко.
«Часов двенадцать еще держать оцепление – не меньше…» – прикинул Локвуд. Перспектива была не слишком приятная.
Стоявший на опорах «геркулес» парил сильнее обычного – видимо, криогенные машины корабля работали на пределе. Хладагента там не жалели.