Дикарка Жасмин Смолл Бертрис

1

Смех со звонкими шаловливыми нотками донесся от высоких кустов орхидей, грациозно парящих в послеполуденном весеннем воздухе.

– Моя принцесса! Ты где? – Главный евнух Ясаман Камы из слуг Бегум беспокойно шел через сады Великого Могола. – Куда подевался этот бесенок Азраила[2]? – напыщенно бормотал он, потом остановился и прислушался, но лишь шумный птичий щебет донесся до его настороженного слуха.

– Адали! Ты еще не нашел Ясаман? – нетерпеливо окликнула его Ругайя Бегум с открытого балкона во дворце принцессы.

– Нет, госпожа, но найду, – отвечал евнух и тут снова услышал хохот ребенка. В его карих глазах появилась хитреца, и он закричал льстивым голосом: – Я тебя слышу, принцесса. Иди к Адали, и он даст тебе твои любимые цукаты. – И вновь никакого ответа, лишь гомон птиц.

– Адали! Скоро здесь будет Мариам Макани. – Ругайя Бегум начала нервничать. Теперь она стояла в галерее с колоннами, выходившей прямо в сады. Бабушка Ясаман была самой высокопоставленной дамой в королевстве, и никто не посмел бы заставить ее ждать, когда она приходила с визитом. Ругайя Бегум тяжело вздохнула: Ясаман – шаловливый ребенок, но зачем сегодня ей надо всех мучить?

– Ты взволнована, тетя.

Ругайя Бегум подскочила, испуганная голосом принца Салима.

– Салим! О Аллах! А твоя бабушка уже здесь? – Ее лицо исказилось, словно от боли.

– Бабушка собирается сюда? Сегодня? Я не знал, – ответил принц. – Нет, со мной ее нет. А отчего ты так взволнована?

– Мариам Макани вот-вот будет здесь, – ответила Ругайя Бегум, – а твоя маленькая сестренка решила поиграть с нами в одну из своих игр. Адали не может ее найти. Она прячется от нас в садах и ни за что не выйдет!

Принц Салим снисходительно хмыкнул:

– Сейчас я ее выволоку, – и направился по ступеням из колоннады в сад. – Ясаман, сладость моя, ты где? – позвал он нежным голосом.

– Салим? Это ты? – откликнулся голос сестры.

– Это я, моя обожаемая. Выходи! С минуты на минуту приедет бабушка. А ты знаешь, как она не любит, когда ее заставляют ждать. – Его взгляд скользил по зелени, стараясь уловить какое-нибудь движение, которое выдало бы девочку.

– А ты меня найди! – игриво подтрунивала она над ним.

Он рассмеялся. Разве можно было представить шесть лет назад, когда родилась Ясаман, что он, тогда уже взрослый мужчина, так очаруется этим маленьким человечком. Его собственные дети никогда его так не трогали. А эту девочку, сводную сестру, он обожал.

– Ну хорошо, противная обезьянка. Сейчас я тебя найду. И уж тогда нашлепаю твой маленький задик, чтобы больше меня уважала, – пригрозил принц.

В ответ Ясаман прыснула.

Салим оглянулся на тетю и заметил, что она нервничает еще больше. Времени для нежностей, судя по всему, не осталось. Он внимательно осмотрел сад и вскоре заметил клочок красной кисеи посреди Королевских Корон. Он тихо подкрался и с громким криком кинулся на притаившуюся жертву. С возгласом удивления она вывернулась у него из рук, темные волосы летели и метались за ней. Но Салим был быстрее. Он снова поймал сестру, поднял ее и понес, яростно отбивающуюся, туда, где ждала Ругайя Бегум. Крепкий, но нежный шлепок по миниатюрным ягодицам девочки на время ее успокоил.

– Вот ваша дочь, тетя. – Салим поставил на землю босоногую сестру, но продолжал держать руку на ее голове.

– Спасибо, Салим, – поблагодарила Ругайя Бегум. – Ты останешься подкрепиться с нами, когда приедет бабушка? Она будет рада застать тебя здесь.

– Спасибо за приглашение, тетя, – поблагодарил он. – Я останусь.

– А как ты меня нашел? Ведь Адали не смог? – спросила Ясаман, глядя снизу вверх на брата бирюзовыми глазами, в которых горело любопытство.

– Я внимательно оглядел сад, обезьянка, и заметил край твоей юбки, – ответил он с улыбкой превосходства. – Среди желтых Королевских Корон трепетал лоскуток ярко-красного.

– У Адали глаза не так остры, как твои, братец, – заметила Ясаман, когда евнух, шумно отдуваясь, подошел к ним.

– Я отведу ее к Торамалли и Рохане, чтобы ее приготовили, – сказал Адали Ругайе Бегум, беря маленькую ручку Ясаман в свою. – Какая ты непослушная, принцесса, – журил он юную госпожу по дороге во дворец.

– Все время быть хорошей так скучно, Адали, – отвечала ему девочка.

Ее откровенность вызвала улыбки на лицах и Ругайи Бегум, и принца Салима.

– Правда ведь, она доставляет вам много радости, тетя, – заметил молодой человек.

– В ней вся моя душа, – спокойно ответила Ругайя Бегум. – Даже если я на нее сержусь. Я задаю себе вопрос, часто ли думает о ней Кандра?

– Может быть, и часто, – предположил принц. Он почти не знал молодую англичанку – жену отца. Слишком короткое время она была с ними. – А может быть, и не думает вовсе. Ведь она вернулась к другому мужу, и у нее наверняка другие дети. И те дети, и заботы о них отвлекли ее мысли от Ясаман.

– Как может женщина забыть своего первенца? – возмущенно спросила Ругайя. – Не поверю, чтобы Кандра перестала думать о дочери. Она не из тех женщин.

Принц пожал плечами:

– Разве она написала хоть одно письмо за те почти шесть лет, что уехала отсюда? Ей что же, не интересно узнать, как живется ее ребенку?

– Так было условлено, – терпеливо объяснила Ругайя. – Чтобы ей не было слишком больно.

Салим снова пожал плечами:

– Отец был прав, не отпустив Ясаман. Здесь она в безопасности и любима всеми, кто ее знает. В той чужой земле было бы не так.

– Как ты можешь это знать наверняка? – возразила Ругайя Бегум, инстинктивно в глубине души стараясь защитить мать девочки. Хотя и разделенная многими годами, Кандра оставалась ее подругой.

Прежде чем принц сумел ответить, вошел слуга и объявил:

– Свита королевы-матери приближается, милостивая госпожа.

– Пошли за принцессой Ясаман, – распорядилась Ругайя. – Она должна приветствовать здесь Мариам Макани.

– Уже сделано, милостивая госпожа, – ответил слуга с оттенком самодовольства.

– Твое прилежание и предусмотрительность, Али, достойны похвалы, – сухо заметила Ругайя Бегум, отсылая слугу.

– Мама Бегум! Мама Бегум! – Ясаман, пританцовывая, выбежала в галерею. Ее ярко-красную юбку сменили на кисейную небесно-голубую с золотыми пятнышками в виде монет. По подолу она была оторочена золотой лентой. Блузка с короткими рукавами расшита золотом, а скромный вырез у шеи, казалось, не вязался с широкой полосой открытого тела между нижним краем и поясом юбки. К юбке были подобраны и туфли, надетые на узкие, изящные ступни девочки. Черные как смоль волосы зачесаны назад и заплетены в одну длинную косу. Руку Ясаман украшал маленький браслет с розовыми бриллиантами, такие же бриллианты красовались в мочках ее ушей. Удивительные голубые глаза были подведены, отчего, казалось, сияли еще ярче.

– Мама Бегум! – настойчиво повторила Ясаман в третий раз, а когда привлекла внимание Ругайи, победно улыбнулась. Сложив руки ладонями вместе, она очаровательно склонила голову и спросила: – Как ты думаешь, старая королева, моя бабушка, будет мной довольна?

– Думаю, что да, – уверила Ругайя Бегум ребенка, – но ты, моя маленькая, не должна называть Мариам Макани «старой королевой». Твоя бабушка – знатнейшая дама в нашем краю.

– Тетя, а зачем ей подвели глаза? – неожиданно спросил Салим. Ему показалось, что так она выглядит старше своих шести лет. Впервые в маленькой сестренке он вдруг увидел женщину, и открытие поразило его.

– Сегодня особый случай, Салим, – ответила Ругайя Бегум с улыбкой.

– Не уверен, что мне так нравится, – продолжал принц. – Она похожа на танцовщицу.

– Салим! – воскликнула шокированная Ругайя Бегум.

– А кто такая танцовщица? – подхватила Ясаман.

– Красивая девушка, которая танцует, – быстро ответила мать. – Но ты не танцовщица, ты – принцесса. Салим! Немедленно извинись перед сестрой. – Темные глаза Ругайи зло сверкнули на старшего сына и наследника мужа. Ведь танцовщицы зачастую были проститутками. И то, что Салим мог при сестре сказать это слово, расстроило Ругайю Бегум.

– Извините, тетя, я никого не хотел обидеть. Просто неудачно выразился, стараясь объяснить, что мне не нравится в наружности Ясаман. Мне следовало сказать, что краска не подходит для шестилетней девочки. – Принц взял руки Ругайи в свои и коснулся их лбом, демонстрируя послушание.

– Мне уже шесть с половиной, – прикрикнула на брата Ясаман, и выражение ее лица так походило на Акбара, что и Салим, и Ругайя Бегум не смогли удержаться от смеха.

– Приятно входить в дом, где так хорошо смеются, – послышался сильный приятный голос, и в сад вступила улыбающаяся королева-мать.

– Бабушка! – Ясаман бросилась к пожилой даме и, обвив ручонками шею Мариам Макани, поцеловала ее в щеку.

– Дай-ка мне на тебя посмотреть! Дай-ка посмотреть, – произнесла бабушка, освобождаясь от обнимающих ее рук.

Ясаман грациозно повернулась.

– Ну конечно, – подметила Мариам Макани, – с тех пор как я была здесь в последний раз, ты вытянулась. А ты хорошо учишься, моя девочка? Твой отец хочет, чтобы его дети не росли неучами. Он дал образование не только твоим братьям, но и старшей сестре.

– Да, бабушка, я хорошо учусь, – заверила Ясаман. – Я могу считать. Изучаю историю нашего народа, французский, португальский и английский, который, как мне сказали, был языком Кандры Бегум.

– А кого, девочка, твой отец выбрал тебе в учителя? – Темные глаза Мариам Макани светились любопытством.

– Священника, бабушка. Его зовут отец Куллен Батлер. Он такой забавный – не то что тот мрачный старый отец Ксавье и другие священники. Отец Куллен смеется над обезьянкой Баба и ее проказами. Он приносит ей даже угощение и не называет отродьем дьявола, как отец Ксавье. Баба съела его четки, – прошептала Ясаман доверительно. – Он целый день не мог прийти в себя.

– Не люблю я этих христиан, которым сын позволил приехать в страну, – проворчала Мариам Макани.

– Они влияют на моего господина Акбара не больше, чем муллы, священники-буддисты, индуисты и джайнисты, – успокоила Ругайя Бегум свекровь и, взяв за руку, повела во дворец. – Прошу к столу, милостивая госпожа.

– Салим! – позвала Мариам Макани, и он поспешил подойти к ней. – У тебя все в порядке? У тебя, твоих жен и детей?

– Все хорошо, бабушка. Спасибо за заботу. Счастлив тебя видеть цветущей здоровьем. Ты до сих пор красива, как молодая женщина. – Салим поцеловал ее в щеку.

– Льстец! – Она хмыкнула, но была довольна лестью. – Ты подкрепишься с нами?

– Госпожа Ругайя Бегум сообщила мне о твоем приезде. Я ни за что бы не уехал отсюда, не повидавшись с тобой. Буду рад сесть с тобой за стол, – отвечал ей Салим.

Они устроились у сверкающего пруда, протянувшегося почти во всю длину парадного зала. Свет проникал сюда сверху, просачиваясь сквозь решетчатый потолок из яшмы, устроенный под куполом, венчающим дворец. Большие фарфоровые вазы, украшенные голубым рисунком, выстроились вдоль стен уютного зала. Их наполнили длиннолистыми кардамонами с узорами бело-голубых и желто-зеленых цветов, желтыми, кремовыми и белыми трубочками имбирных лилий, заливавших воздух ароматами. Сверху свисал золотой канделябр, освещающий вечерами зал. Таким помещение было при Кандре, таким осталось и теперь. Ругайя Бегум лишь расставила у воды несколько кушеток и маленьких низких столиков из бронзы и черного дерева.

Слуги, незаметные в белых одеждах, неслышно ступая, вынесли блюда с ломтиками свежей дыни, грейпфрута, маленькими бананами и миниатюрным печеньем из толченого ореха, измельченного кокоса и меда. Белые с голубым фарфоровые чашки с ассамским чаем, в который для аромата добавили гвоздику, передали по кругу. На стол поставили блюдечки с фисташками и кедровыми орешками. Старший брат обнял Ясаман. Она хихикала от удовольствия, когда он кормил ее сладостями, а сам покусывал ее палец, если она давала ему кусочек фрукта или печенья.

– Приятно видеть любовь между старшим и младшей, – заметила бабушка с улыбкой.

– Он портит ее, – возразила Ругайя Бегум, – как и отец, когда приходит ее навестить.

– Когда моего сына больше не будет здесь, старший брат станет могущественным союзником и защитником Ясаман, – мудро ответила Мариам Макани невестке.

– К тому времени Ясаман будет давно замужем, – не согласилась Ругайя Бегум. – Муж ее защитит.

– Ее муж не будет Великим Моголом. А Салим будет, – колко сказала королева-мать.

– Бабушка, а почему не женятся брат и сестра? – спросила Ясаман, прислушиваясь к их разговору. – Я не могу вообразить себе лучшего мужа, чем брат Салим.

– Не следует смешивать кровь столь близких людей, – ответила пожилая женщина. – Любая вера считает омерзительным, когда брат и сестра знают друг друга как мужчина и женщина. Спроси своего священника. Это одна из немногих вещей, в которых мы с ними сходимся.

– А вот культура Древнего Египта, – вступил в разговор Салим, – требовала, чтобы правитель женился на сестре, чтобы их царскую кровь не запятнали чужаки. Только их дети могли наследовать египетский трон.

Ясаман невинно рассмеялась:

– Тогда, братик, когда вырасту, я выйду замуж за тебя, и наши дети тысячу поколений будут управлять Индией. – Она обвила его шею руками и поцеловала в губы. Потом лукаво посмотрела на других.

– Когда ты вырастешь, Ясаман, – прервала ее Ругайя Бегум, – ты выйдешь замуж за самого красивого юного принца. Он приедет за тобой на прекрасном слоне. Животное украсят шелками и драгоценностями, а на спине укрепят золотой паланкин. У твоего принца будут темные глаза и нежный голос, чтобы петь тебе любовные песни. Он увезет тебя в свое королевство, где ты родишь ему много сыновей и вечно будешь счастлива. Смотри! Все это здесь, в чашке. – Ругайя Бегум повернула к ней белую с голубым фарфоровую чашку так, чтобы девочка видела черные чайные листья.

– Но я хочу выйти замуж за Салима. – Ясаман надула губы, глаза сделались непокорными.

– Нельзя, – отрезала бабушка. – Что скажут его дражайшие жены – Ман Баи, мать твоего племянника Хусрау и племянницы Султан ун-Низа Бегум, и Hyp Яхан – его новая страсть, на которой он женился меньше года назад? Ты ранишь их чувства, если украдешь у них Салима.

– Они уже старые. – Ясаман скривила лицо. – Ман Баи больше двадцати лет по крайней мере на три года. А когда я буду готова выйти замуж, постареет еще. И Hyp Яхан тоже.

Салим рассмеялся.

– Какая ты злюка, сестренка, – сказал он снисходительно и, оторвав от одежды яркий драгоценный камень, дал ей.

Она смотрела на брата с обожанием.

– Ясаман, я привезла тебе подарок, – перебила Салима Мариам Макани, стараясь сменить тему.

Естественная детская жадность заставила девочку выскользнуть из рук старшего брата и повернуться к королеве.

– Что ты мне привезла, бабушка? Что-нибудь, что можно надеть? Или с чем можно поиграть?

– Ты истинный Могол, дорогая, – рассмеялась пожилая женщина над нетерпением внучки. – Твои руки всегда готовы схватить все, что ты пожелаешь или думаешь, что желаешь. – Она кивнула своему слуге, который стоял за кушеткой. Евнух поспешил прочь, но через мгновение вернулся с прелестнейшей птицей на ладони. К золотому кольцу на левой ноге ее была прикреплена толстая золотая цепочка, которую сжимал евнух.

Птица была большой, с великолепным оперением: с ярко-золотистой грудкой и небесно-бирюзовыми крыльями и хвостом. У большого крючковатого клюва темнело синее пятно. На голове – хохолок из зеленых перьев. В незнакомой обстановке птица нервничала, хлопала крыльями, показывая золотисто-желтые подкрылья.

– Попугай! – От восхищения Ясаман широко раскрыла глаза. У нее были пони и слон, она любила животных.

– Его зовут Хариман, – начала Мариам Макани.

– Как попугая раджи в сказании о принцессе Лабам, – возбужденно перебила ее девочка.

– Быть может, это одна и та же птица, – загадочно ответила старая королева и взглянула на попугая. – Хариман! Вот твоя новая госпожа. Поздоровайся с ней!

Ко всеобщему удивлению, попугай поднял правую лапку, слегка кивнул головой и скрипучим голосом произнес: «Живи тысячу лет, госпожа!»

– Ох, – задохнулась от испуга Ясаман. – Бабушка, он говорит. Хариман говорит.

– Конечно, говорит, моя милая, – согласилась, улыбаясь, она.

– Вы привезли Ясаман замечательный подарок, – заговорила Ругайя Бегум, и, прежде чем успела упрекнуть дочь в плохих манерах, девочка восторженно воскликнула:

– Большое спасибо, бабушка! Я никогда не получала лучшего подарка!

– У Харимана есть своя хранительница, – сказала Мариам Макани. – Выйди познакомиться с новой госпожой, – приказала она, и их взорам предстала очень маленькая женщина. – Она взрослая, хотя ростом всего три фута. Она знает, как кормить и ухаживать за Хариманом. Ее зовут Бална.

Бална упала на колени, коснувшись лбом туфель Ясаман:

– Вся моя жизнь в служении тебе, принцесса.

– Встань, Бална, – произнесла девочка. – Почему ты такая маленькая?

– Так было угодно Аллаху, – отвечала служанка, поднимаясь на ноги.

– А сколько тебе лет?

– Шестнадцать, принцесса, – ответила миловидная девушка с темной матовой кожей, выразительными янтарными глазами и черными волосами, аккуратно заплетенными в две косы.

– А Хариман может говорить и другие слова? – поинтересовалась Ясаман.

– Конечно, может, принцесса. Но сейчас он устал от путешествия. И больше всего хочет устроиться с кусочком банана на своей жердочке.

– Я дам ему, – нетерпеливо воскликнула Ясаман и, прежде чем ее успели остановить, отломила кусочек чищеного банана и протянула его Хариману.

Попугай поднял голову и посмотрел прямо на Ясаман. Потом потянулся вперед, осторожно взял угощение из ее маленьких пальцев и отчетливо произнес: «Спасибо, госпожа».

– Бабушка, он меня благодарит. Попугай Хариман благодарит меня за банан, – возбужденно кричала девочка.

Зажав банан в лапке, птица повторила: «Спасибо, госпожа! Спасибо тебе», – и принялась есть.

Салим прыснул от смеха:

– Поистине ты привезла сестренке замечательный подарок, бабушка. Не помню, чтобы ты дарила что-нибудь подобное мне.

– Ты не заслужил, – грубовато ответила старая госпожа. – Не успел родиться, как стал то так, то эдак выступать против моего сына. Ясаман хоть уважает отца.

– Но ты же меня любишь, бабушка, – поддразнивал он ее, нежно обнимая.

– Люблю, – согласилась Мариам Макани, – но твой отец будет всегда первым в моем сердце, Салим.

– Ведь ты же так часто защищала меня от него, – возражал принц.

– Разве я могла поступать иначе. Ты – старший сын Акбара, его наследник. Ты должен понимать, что твое положение не только дает тебе привилегии, но и обязывает к преданности и уважению. Ты слишком жаждешь унаследовать то, что принадлежит твоему отцу, Салим.

Руки принца опустились.

– Я мужчина, бабушка, и не стремлюсь устранить отца. Но хочу, чтобы он полагался на меня, а не на других, таких как Абу-л Фазл.

– Глупый мальчишка, – раздраженно произнесла пожилая женщина. – Абу-л Фазл – историк твоего отца. И не больше. Он ведет лишь летопись его правления.

– Он его друг, – зло ответил Салим. – Отец спрашивает его, а не моих советов.

– Они постоянно вместе, – фыркнула Мариам Макани. – А ты, Салим, редко бываешь с отцом. И все же он любит тебя больше других детей, даже Ясаман. А если время от времени и спрашивает совета у Абу-л Фазла, то потому, что тот рядом, а ты далеко. У тебя своя жизнь и свои обязанности – семья, дети. Ты должен учиться управлять у отца. Но на этой земле ты править не будешь, пока жив Акбар. – Она пронзительно посмотрела на внука. – И пусть это будет через много лет после того, как умру я.

– Салим не сделает папе плохого, – убежденно вставила Ясаман.

– Конечно, я не сделаю дурного отцу, – подтвердил принц ровным голосом и, наклонившись, взял девочку на руки. – Мне нужно идти, обезьянка. Проводи меня до ворот. – Он погладил сестру по голове. – Твои волосы черны, как ночь, и мягки, как шелк, – проговорил он почти про себя.

– Его нужно лишь немного сдерживать, – заметила бабушка, глядя, как они удаляются.

– Он стремится властвовать и подчас не может этого скрыть, – ответила Ругайя Бегум. Глубоко любящая Салима, она не могла, подобно другим женщинам гарема, не видеть его недостатков. Как часто, оказавшись в немилости отца, Салим обращался к женщинам в доме, прося их вымолить расположение Акбара. И тот, благодарение Аллаху, всегда его прощал. Но когда-нибудь, опасалась Ругайя Бегум, может не простить. Когда Салим однажды перейдет невидимую грань в песках жизни.

– Он славный мальчик, – продолжала Мариам Макани.

– Он взрослый мужчина, имеющий жен и детей, – возразила Ругайя Бегум старой даме.

– Он лучший из сыновей Акбара.

– Да, это так, – признала Ругайя Бегум. – Мне жаль Мурада и Данияла. Они выросли в тени Салима. Как, должно быть, тяжело сознавать, что, как бы ты ни был хорош, придет время и Салим станет править тобой. Из-за этого они стали пить и принимать опиум, который их когда-нибудь убьет. У них нет силы воли отца. Так часто случается с сыновьями таких мужчин, как Акбар.

– Все из-за индийских женщин, на которых он женился, – проворчала Мариам Макани. – В них дурная кровь, и они рождают слабых сыновей.

– Мать Салима Раджпут из высшей касты, – напомнила Ругайя Бегум, – а он не слаб.

– Твоя правда, дорогая. Быть может, все оттого, что никто не может сравниться с моим сыном. Даже его собственные сыновья.

– Тебе не обмануть меня, Мариам Макани, – рассмеялась Ругайя Бегум. – Ты, как и другие женщины, души на чаешь в Салиме.

Пожилая дама усмехнулась.

– Признаюсь, – улыбнулась она. – Но как устоишь? Салим такой обаятельный.

Ругайя Бегум не стала больше спорить со свекровью о принце Салиме, а подала знак слуге налить свежего чаю. Салим в самом деле был обаятельным, но это было опасное обаяние. Он пользовался им, чтобы получить все, что хотел, но в душе был властолюбивым и безжалостным. Ничто не могло устоять на пути его желаний.

Ничто и никто, кроме Акбара, который, закрывая глаза на недостатки сына, продолжал называть его детским именем, которое дал еще в младенчестве, – Шайкхо Баба.

Салим, однако, был добрым мужем и отцом, любил животных, хотя при случае мог проявить себя энергичным и даже страстным охотником. Он ценил красивые вещи и коллекционировал произведения искусства, в частности, европейские гравюры, которые ему особенно нравились. Он вставлял их в золотые рамы, украшенные растительным орнаментом Моголов. С каждым годом увеличивалась его коллекция китайского фарфора, а недавно он начал собирать изящные кубки для вина и кинжалы с драгоценными камнями в рукоятях.

Он был энергичен и любознателен, но подчас взбалмошен до каприза. Его неуемный сексуальный аппетит одни считали достоинством, другие – слабостью, как и пристрастие к хорошему вину и, время от времени, – увлечение опиумом. Но он достаточно благоразумен, думала Ругайя Бегум, и знает свой долг, чтобы слишком часто, как его младшие братья, предаваться этим порокам. Но самое заветное желание Салима Мухамада – управлять Индией. Из-за этого он рискнул бы всем.

Возвратилась Ясаман, еще на бегу крича:

– Скоро Салим обещал меня взять на тигриную охоту. У Агры заметили несколько зверей. Можно, мама Бегум? Можно? Ну, пожалуйста, пожалуйста. – Она пританцовывала вокруг старших.

– Скоро, дочка, мы уезжаем в Кашмир, – ответила ей приемная мать. – Так хочет твой отец. Он считает, что большую часть года тебе надо проводить там, а не здесь, в Лахоре. Тот климат больше подходит для тебя.

– Я не хочу в Кашмир, – надулась Ясаман. – Я хочу на тигриную охоту с Салимом. Вечно мне не дают развлекаться.

«Не дают развлекаться, не дают развлекаться», – повторила красивая птица, печально покачав головой.

Секунду все в изумлении смотрели на попугая, а потом разразились смехом. Даже Ясаман не смогла сдержаться и захихикала, и ее плохое настроение тут же улетучилось.

– Попугай Хариман такой забавный, – зазвенел ее голос. Потом она повернулась к бабушке: – Правда, это лучший подарок, который я когда-либо получала?

Мариам Макани улыбнулась младшей внучке, отчего стали видны почерневшие от бетеля зубы:

– Я рада, что ты так счастлива. Хариман будет тебе напоминать обо мне, когда меня не будет рядом.

– А почему бы, бабушка, тебе не поехать с нами в Кашмир? – спросила Ясаман.

– Потому что, моя девочка, я старая дама и больше всего на свете люблю свой дом. Я много путешествовала в жизни, а сейчас выезжаю только тогда, когда хочу этого сама. А я не хочу. Мне лучше всего среди моих вещей.

– Мне нравится Кашмир, – воскликнула Ясаман. – Дворец, который папа построил для Кандры, озера и горы. Там так красиво.