Дикарка Жасмин Смолл Бертрис

– Ямал-хан ведь исповедует ислам? – спросила Ясаман.

– Да, – кивнул Акбар.

– И мы должны сочетаться в этой вере? – продолжала девушка.

– Да. Не думаю, что ты будешь возражать. Твой ум открыт всему.

– Но и ты, и брат женились в традициях не только ислама, но и в традициях религии невест, когда те были другой веры. Я бы хотела, чтобы и у меня было такое право, отец. Я хочу тайно венчаться по вере моей матери, Кандры. Той, что меня родила.

Сначала Акбар растерялся.

– Не знаю, согласится ли Ямал-хан, – наконец произнес он.

– Но ты Могол, – возразила она твердо, и в ее голосе Акбар почувствовал собственные нотки. – Решающей в этом деле будет твоя воля, а не воля Ямал-хана.

– Но ты не истинная христианка, – попытался он урезонить девушку.

– Не истинная, – согласилась она. – Но я была крещена и уважаю христианскую веру. Я не отрекалась от нее, и по ее законам, так же как по законам ислама, я – христианка. И прежде чем выходить замуж по традициям ислама, я хочу венчаться. Тогда не оборвется нить, связующая меня с моей английской половиной. И это обрадует Кандру и бабушку, когда ты им напишешь о моем браке, а я знаю, что ты собираешься это сделать. И отец Куллен будет доволен, понимая, что не зря бился со мной, видя недостаток моего благочестия.

«Вчера она была еще ребенком, – размышлял Акбар. – А сегодня говорит, как взрослая женщина». И хотя он не был уверен, созрела ли она на самом деле, он уважал ее за это.

– А почему ты думаешь, Ясаман, что я буду писать твоей бабушке? Я не переписываюсь с ней. Считаю это пустым.

Девушка слегка улыбнулась отцу.

– Ты не пишешь ей, это правда. Но она каждый год присылает тебе письма и спрашивает обо мне. В этот раз ты напишешь ей, когда будешь отсылать жемчужину. Разве не так? А если ты этого не сделаешь, то сделаю я. Кандре нужно знать, что я вышла замуж.

– Ты когда-нибудь была несчастна, дитя? – спросил он, удивленный невиданным раньше ее интересом к матери.

– Никогда, – искренне ответила она – Не хотела бы я быть не кем иным, как Ясаман Камой Бегум, дочерью Великого Могола и его первой супруги Ругайи Бегум.

– И женой Ямал-хана? – спросил он.

– И женой Ямал-хана, если нас обвенчает отец Куллен.

– Кандра была такой же упрямой, – сказал ей отец.

– Да? – озорно блеснули глаза Ясаман.

Великий Могол кивнул:

– Я выполню твою просьбу, дочь. Ямал-хану придется примириться с нашим решением.

Ямал-хана нисколько не обескуражило, что сначала их будет венчать христианский священник. Когда он прибыл на свадьбу и узнал от Могола эту новость, то лишь по-деловому заметил:

– Сына своего я воспитаю в вере в Пророка. Это все, что меня заботит, господин. Если принцессу устроит свадьба в обеих верах, она устроит и меня.

Они с отцом и правитель ожидали в маленькой приемной дворца Ясаман. И никто не подозревал, что снаружи через окошко принцесса видела и слышала их. Обнадеженная словами, она пристально рассматривала молодого человека, который вскоре должен был стать ее мужем. Ей не лгали: он был красив, но, еще важнее, разумен. Она узнала достаточно и, скользнув сквозь густую листву, обогнула здание и вышла к террасе.

– Госпожа, где ты была? – навстречу ей поспешил Адали и повел в ванную.

– Мне хотелось взглянуть на принца, Адали. Разве мое любопытство неестественно? Через час мы будем мужем и женой. Тети и сестра Арам-Бану еще не прибыли? Они должны открыть церемонию хенна-банди, прежде чем начнется свадьба. Традиции надо соблюдать, но как я ненавижу эту краску! Не вздумай сегодня раскрасить мне руки и ноги, или, клянусь, я выдерну остатки твоих волос.

Евнух рассмеялся:

– Не беспокойся, принцесса. Твое отношение к хенне хорошо известно. Во дворце нет ни капли, кроме того кувшина, что прислал принц. Он пригодится, чтобы раскрасить его руки. Теперь иди в ванную. Вскоре прибудут гости.

– Никого не звали, кроме семьи и нескольких наиболее достойных военачальников отца, – ответила она евнуху. – Это самая скоропалительная свадьба, Адали.

Прежде чем он успел ответить, дверь отворилась и в сопровождении другой госпожи вошла Ругайя Бегум.

– Я привела госпожу Юлиану, дочка. Перед ванной она осмотрит тебя, чтобы свидетельствовать о твоем здоровье семье жениха.

Госпожа Юлиана вежливо поклонилась и улыбнулась Ясаман. Это была полная женщина среднего роста с великолепной белой кожей, темными волосами и черными глазами. Армянка по национальности, она исповедовала христианскую веру и была замужем за Филиппом Бурбоном, членом королевского дома Наварры, архитектором, построившим в прошлом году в Агре первый в Индии христианский храм. Сама госпожа Юлиана служила врачом и отвечала за здоровье и благоденствие гарема Акбара.

– Я вполне здорова, – запротестовала раздраженная Ясаман. Об этом ее никто не предупреждал.

– Я тоже склонна так думать, принцесса, – ответила госпожа Юлиана, подмечая блестящие глаза и свежую кожу девушки. – Но я обещала вашему отцу осмотреть вас, и я должна это сделать. Покажите-ка мне ваши руки, дитя мое. – Она взяла руки Ясаман и стала их внимательно разглядывать. – Как только представится возможным, сотрите Мехди. Праздничная краска въедается в кожу, а я считаю ее вредной.

– Я не буду пачкать кожу хенной. Никогда этого не делала. Терпеть этого не могу.

– Хорошо, – ответила врач. – Теперь откройте рот.

Ясаман повиновалась.

– Зубы крепкие, – комментировала госпожа Юлиана, – на них нет ни пятнышка бетеля, дыхание свежее. Со здоровьем, кажется, все в порядке. Но надо осмотреть то, чего снаружи не видно, а? Ложитесь на кровать, дитя мое. Юзеф-хан и его сын захотят, чтобы я поклялась в вашей невинности, и мне придется это сделать. Но сначала присядьте, я хочу убедиться, нет ли у вас мастита. – Она стала осторожно ощупывать девичью грудь.

Ясаман вспыхнула, но ничего не сказала. Ей до безумия был неприятен этот осмотр, но она понимала, что следует подчиниться.

Внесли тазик с водой. Врач вымыла руки и сказала.

– Ложитесь на спину, дитя мое, и раздвиньте ноги. Не пугайтесь: чтобы подтвердить вашу невинность, я должна ввести палец во влагалище.

– Что вы сказали? – нервно переспросила Ясаман, чувствуя от всего происходящего неловкость.

– Прежде чем девушка становится женщиной, ее влагалище от полного проникновения предохраняет тонкая пленка кожи. Женщиной ее делает член мужа, разрывая этот щит и лишая невинности навсегда. И только тогда его семя попадает в скрытый сад жены и пускает корни. – Врач склонилась, слегка втянула носом воздух и начала пальцем исследовать Ясаман. Другой рукой она ощупывала девушке низ живота. Наконец взглянула на Ругайю Бегум и кивнула.

– Ее никто не касался. Девушка доставит мужу большое наслаждение.

Юлиана Бурбон поднялась, снова вымыла руки в тазике, который поднесла ей Рохана, и вытерла полотенцем, поданным Торамалли.

– А теперь идите в ванную, принцесса. У вас великолепное здоровье, и я сообщу об этом вашему отцу и жениху.

Ясаман с трудом поднялась на ноги.

– Оставайтесь на свадьбу гостьей, госпожа Юлиана, – вежливо попросила она.

– Это для меня большая честь, принцесса, – так же вежливо ответила врач и поклонилась Ясаман. Затем в сопровождении Ругайи Бегум вышла.

Девушка искупалась в бассейне, вода в котором была ароматизирована жасминовым маслом. В доме отца было собственное парфюмерное дело Кхушба-хана, где для королевской семьи готовили всяческие масла, духи, благовония.

Когда она вышла из бассейна, ее натерли жасминовым маслом, а в волосы вплели тонкую золотую нить с нанизанными на нее изящными блестящими бриллиантами. Потом внесли свадебные одежды: красное шелковое сари, отделанное золотом, и ангия-курти – блузку, богато расшитую серебром и золотом и украшенную бриллиантами. На шею надели ожерелье из бриллиантов и рубинов, в уши продели сережки с теми же камнями. На стройные руки надели тонкие золотые и серебряные браслеты, на щиколотки – с маленькими колокольчиками. На золотых туфельках сверкали бриллианты. Орхни – покрывало на голову – было тоже заткано золотом и по краю имело золотую бахрому.

Адали застегнул на Ясаман небольшую золотистую, почти прозрачную вуаль.

– Пойдем, принцесса. – Он взял ее за руку. – Отец Куллен совершит христианский обряд в твоей приемной. Он установил там небольшой алтарь, но нам нужно спешить. Мне сказали, что имам уже следует сюда.

Священник их ждал и тут же начал обряд. Ясаман не решилась взглянуть на жениха и стояла, скромно потупив глаза. Службы не было, лишь обмен клятвами и благословение союза. Все быстро кончилось, и принц, даже не взглянув на невесту, вышел из комнаты.

– Как он смел не поздороваться со мной, – разозлилась Ясаман. Даже под вуалью было заметно, как кровь бросилась ей в лицо.

– Он еще не считает тебя своей женой, мой розовый бутон, – объяснил Акбар. – Он любезно выполнил твое желание, но в глубине души убежден, что его супругой ты станешь только после слова имама.

– Тогда, отец, поспешим с этим! Мне кое-что нужно сказать принцу. И если я не могу этого сделать, пока в его глазах не стану женой, давай покончим с этим делом. – Девушка выбежала из комнаты, за ней последовала Ругайя Бегум, догоняющая дочь, а потом шагом – Акбар и отец Куллен. Им был известен темпераментный характер девушек из династии Моголов, и они недоумевали, что она задумала.

Официальное бракосочетание Ясаман предстояло провести на террасе, выходящей на озеро Будар. Озеро притихло на закате, в воздухе не чувствовалось ни ветерка. Из местной мечети прибыл имам. Приглашение на столь важное событие поразило его, а две жены велели хорошенько все запомнить. Имам весело поприветствовал принца Ямала, которого знал с детства, и поздравил с выпавшим ему счастьем.

– Мне говорили, что принцесса очень красивая милая девушка. – И, понизив голос, добавил: – Хорошо, что в Кашмире мы снова будем иметь королевскую семью.

– Но не забывай, добрый Абд Хассан, – кивнул Ямал-хан, – что теперь мы – верная провинция Империи Моголов.

– Конечно, господин, – тут же согласился имам. Спрятавшись за дверями, в тени, невидимая для них Ясаман наблюдала за женихом. На нем были белые шелковые шаровары и белая шелковая длиннополая туника, расшитая бриллиантами и жемчугом. А поверх нее – кафтан из золотой парчи. Он был с непокрытой головой, хотя на ногах имел персидские сандалии на каблуках. В них принц выглядел высоким, правда, Ясаман показалось, что без обуви он будет не выше ее. Но сама она в семье была самой рослой.

– Ну что, удовлетворила свое любопытство? – шепнула ей Ругайя Бегум. – У него красивые глаза.

– Он хорош в наряде, а вот каков он будет без него? – упрямо заявила Ясаман. Но, несмотря на резкие слова, заметила, что ноги жениха – прямые и мускулистые.

– Мужчины без одежд не так выигрывают, как женщины, – фыркнула Ругайя, – но уверяю тебя, об этом не стоит заботиться, если его член крепок.

– Пора. – К ним подошел Акбар, одетый в белое. Вместе с Ругайей Бегум, такой блистательной в платье из золотой парчи, они вывели Ясаман на террасу.

Имам стоял спиной к озеру, а перед ним Иодх Баи, Салима Бегум, Зада Бегум и госпожа Ваги держали золотой балдахин. Под балдахином ожидали Ямал-хан с отцом Юзеф-ханом. Невеста с родителями присоединилась к ним.

– Между этими двумя молодыми людьми достигнуто брачное соглашение, – провозгласил имам. – Принц Ямал, поклянись.

– Я, Ямал-хан, беру тебя, Ясаман Каму Бегум, дочь Мухаммада Акбара, в законные жены, перед Богом и этими людьми в согласии с учением Корана. Обещаю, что буду делать все, чтобы наш союз был образцом послушания Богу, а наши отношения – полны любви, сострадания, мира, верности и взаимопомощи. Призываю Бога в свидетели, ибо он самый лучший свидетель. Аминь. – Он так ни разу и не взглянул на Ясаман.

– А теперь поклянись ты, принцесса Ясаман, – повелел имам. Разозлившись на человека, который был уже почти ее мужем, девушка глядела прямо перед собой. И все же голос ее был, как всегда, тверд. Она – дочь Могола, и никому не удастся ее запугать.

– Я, Ясаман Кама Бегум, беру тебя, Ямал Дарья-хан, сын Юзеф Али-хана, законным супругом перед Богом и этими людьми в согласии с учением Корана. Обещаю, что буду делать все, чтобы наш союз был образцом послушания Богу, а наши отношения – полны любви, сострадания, мира, верности и взаимопомощи. Призываю Бога в свидетели, ибо он самый лучший свидетель. Аминь.

– Они муж и жена, – провозгласил имам и взглянул на собравшихся. – Воздадим должное Ямал Дарья-хану и его супруге. Ура! – Гости со стороны и мужа, и жены громко отозвались на призыв священника. Затем мать и другие женщины проводили невесту к праздничному столу, а Акбар повел жениха и мужчин к другому.

– Я так рада за тебя, дитя мое, – поздравила Ясаман Иодх Баи, как всегда грациозная и очаровательная в своем красном сари.

– Тетя, ты так молодо выглядишь, что самой впору в невесты, – ответила девушка. – Благодарю тебя за поздравления.

От комплимента Иодх Баи вся засветилась.

– Милый молодой человек, – похвалила блистательная в оранжевом с золотом Салима Бегум. – Похоже, он может доставить женщине много наслаждения. Ты прочитала Ночную книгу, но картинки тебе ничего не скажут до тех пор, пока страстный молодой мужчина не полюбит тебя. Помню твоего отца, когда он был в соку! О, что за мужчина он был в молодости! Желаю тебе такого же наслаждения!

– Ты хорошо устроила дочь Кандры, – заметила Ругайе Зада Бегум. Обычно маленькая, как мышка, женщина сегодня выглядела элегантно в пурпурно-золотом наряде. – Очень хорошо. Она станет кашмирской королевой.

– Я хорошо устроила свою дочь, – холодно ответила Ругайя Бегум.

– Ой! – Зада Бегум застенчиво вспыхнула. – Конечно! Я сказала бестактность. Прости меня, пожалуйста!

Ругайя Бегум сдержанно кивнула, и Зада поспешила отойти к противоположному концу стола.

– Она всегда была глупа, – успокоила Ругайю Салима Бегум. – Но обидеть никого не хочет.

– Тебе виднее: она ведь твоя подруга, – едко ответила Ругайя.

– Когда речь идет о девочке, ты становишься колючей, как розовый куст, – усмехнулась Салима Бегум. – Но это ни к чему. Ты ее мать. Единственная мать, которую она помнит. И изменить этого никто не сможет. Ясаман любит тебя больше всех. Правда ведь, дитя мое?

– Да, тетя. – Ясаман обвила шею Ругайи Бегум рукой и нежно ее поцеловала.

Было подано грандиозное свадебное угощение. Сначала пили прохладный лимонный шербет для аппетита. На столах появился белый хлеб с глазурью из желтка и буханки медового хлеба, сдобренного маковым зерном, хрустящие румалийские лепешки толщиной с шелковый платок, выпекаемые лишь по особым случаям, чаши с маринадами из трав, моркови, гороха, бобов и съедобных семян.

Рохана была права: приготовили несколько видов риса – шафрановый, окрашенный в королевский пурпур, зеленого цвета и девственно-белый. Некоторые чаши укрывали тонкие листы серебряной и золотой фольги. Для дочери Могол не жалел никаких денег.

Внесли дичь, запеченную в глиняных горшочках, жареных цыплят, морских черепах, множество сортов рыбы, тушенных под соусом карри кур, козлят, мозг ягнят под красным перцем в горчичных листьях. Женщины ели так же усердно, как и мужчины, но из-за стола, где пировали мужчины, шуму доносилось больше.

Убрали основные блюда, подали свежие фрукты, песочные рожки с толчеными орехами в меду, фисташки, кедровые орешки, личи, розовые лепестки, черный и зеленый чай. Для вкуса гости сдабривали его гвоздикой или кардамоном.

Пока шел свадебный пир, солнце село в изумительном великолепии красок. Зажгли фонари, тепло осветившие развлекавших гостей танцовщиц. Первой выступила знаменитая кашмирская певица, исполнившая под ситар несколько классических персидских песен, которые так любил Могол.

Для середины августа вечер был тихим и теплым. Ясаман пробовала еду, но в голове ее роились мысли о том, что случилось в последние дни. Замужем. Она замужняя женщина, но с мужем еще не перемолвилась ни словом, и он ей не сказал ни слова. Это забавляло ее.

– Дочь, – тихо прошептала ей на ухо Ругайя Бегум. – Тебе пора покинуть меня и отправиться к мужу.

– Отправиться? Куда? – Ясаман была поражена. – Разве мы не здесь будем жить, мама Бегум? – Этого они с матерью не обсуждали.

Ругайя Бегум растерянно посмотрела на дочь, поняв ее сомнения.

– Я думала, ты понимаешь, что будешь жить во дворце Ямал-хана, дитя мое. Это рядом, за озером.

– А ты поедешь с нами, мама Бегум?

– Нет, я останусь здесь.

– Тогда я тоже не поеду. Я не буду жить в незнакомом дворце с незнакомым мужчиной, который не соизволил мне даже слова сказать – Девушка была готова расплакаться.

– Ясаман! – Голос Ругайи Бегум вдруг стал жестким. Она знала, теперь не время для нежностей. – Глупо думать, что ты понимаешь все, что повлечет за собой брак. Но я не позволю тебе расстраивать своими капризами отца, Юзеф-хана и мужа. Сегодня же поедешь с Ямал-ханом. У него хороший дом, а если ты там захочешь что-нибудь изменить, уверена, он не будет возражать. Если уж ты будешь совсем несчастна, убедим твоего принца жить здесь. А теперь иди в свои покои и приготовься к отъезду. Утром к тебе приедут Рохана и Торамалли. Если сможешь обойтись без Адали, я предпочла бы оставить его здесь, но будешь судить об этом завтра, когда осмотришь дом. И в следующий раз, когда соберешься удариться в истерику, вспомни, что ты дочь Могола. Мы, Моголы, прячем от мира свои чувства, чтобы мир не обратил наши чувства против нас.

Медленно, тяжело Ясаман поднялась и глубоко вздохнула, как будто хотела освободиться от переживаний:

– Я не знала этого, мама Бегум. Я буду через секунду.

Ругайя Бегум похлопала дочь по руке и, глядя ей вслед, почувствовала, как ноет сердце. Она вынуждена говорить с ней так резко. Никогда раньше она этого не делала.

– А почему девочку выдали замуж с такой поспешностью? – спросила старую подругу Иодх Баи. – И не говори мне о брачном договоре, который будто бы заключили во время мирного урегулирования между Кашмиром и империей. Я знаю, это неправда.

– Акбар стареет, – начала Ругайя Бегум, но маленькая кареглазая женщина прервала ее, подняв руку.

– Правду, Ругайя. А не басни, которые вы придумали с Акбаром. Неужели мы так долго были в разлуке, что ты не можешь мне сказать правду? Эта милая девочка-ребенок, которого подруга Кандра родила нашему мужу. Твоя дочь, которую ты любила и с нежностью вырастила. Скажи мне правду!

– Правда пронзит тебе сердце, Иодх Баи, – ответила Ругайя. – Я слишком тебя люблю и не могу служить орудием, которое тебя пронзит. Не настаивай, прошу тебя!

– Правду! – не отступала Иодх Баи.

Ругайя Бегум вздохнула. Она могла отказаться, но Иодх Баи не удовлетворилась бы этим. Она продолжала бы давить на нее и, конечно, на Акбара.

– Из-за Салима, – наконец призналась она и быстро, пока не вернулась и не услышала их Ясаман, все объяснила подруге. Добрые глаза Иодх Баи наполнились слезами.

– Ах, – процедила она, – что же делать с моим сыном? Мне больно оттого, что он мог все это совершить.

– Дело улажено, подруга, – утешила ее Ругайя Бегум. – Салим теперь потеряет к Ясаман интерес. Не думай больше об этом, прошу тебя.

Иодх Баи кивнула:

– Но Ясаман еще так молода. Она даже не знала этого юношу, который теперь стал ее супругом.

– Уверяю тебя, его репутация безупречна. Даже при том, что ей угрожало, я бы не позволила выдать дочь за неподходящего человека. Ш-ш-ш, она возвращается. – Ругайя Бегум встала и протянула навстречу дочери руки. – Ты готова?

– Готова, – ответила девушка.

Ругайя Бегум и поднявшаяся вслед за ней Иодх Баи осторожно провели Ясаман через террасу, вниз по мраморным ступеням к ожидающей ее пестро украшенной лодочке. Лодка была покрыта красным лаком и по всему борту расписана золотыми рисунками. Полосатый красный с золотом навес затенял обитую темно-синим атласом скамью, которую украшали пышные разноцветные подушки. Лодочник, застывший в ожидании на корме суденышка, почтительно поклонился, и женщины, крепко обняв Ясаман, помогли ей сойти на палубу.

– Муж через секунду присоединится к тебе, – проговорила Ругайя Бегум. – Да благословит Аллах ваш союз и да сделает его плодотворным.

– Да будешь ты матерью многих сыновей, – в свою очередь пожелала Иодх Баи. – Прежде чем отправиться на юг, я заеду повидать тебя.

– Спасибо тебе, мама Бегум, спасибо, тетя. – Ясаман смотрела прямо перед собой, не решаясь встретиться с ними взглядом. Страхи вновь нахлынули на нее, и к горлу подкатывал ком. Замужество пугало ее. Она чуть не расплакалась, услышав, как удаляются по лестнице их шаги. Но вместо этого принялась разглядывать рыбака Али, который вместе с другими членами семьи скрючился неподалеку в рыбацкой лодке. Застенчиво она помахала им рукой, и была вознаграждена пожеланиями счастья, донесшимися по поверхности тихой воды озера.

– Они перевернутся от восторга, – раздался мужской голос.

Лодка накренилась, когда принц сошел в нее и опустился на скамью рядом с Ясаман. Он знал, как повезло Али. На озере каждый об этом знал. И кажется, это были не россказни.

– Лучше быть невежливой и не замечать их? – резко спросила Ясаман.

Девушку удивило, как легко он заговорил с ней. И все же до сих пор он с ней так и не поздоровался. «Зачем я согласилась на этот брак», – беззвучно зарыдала она.

– А дочь Могола никогда не бывает невежливой? – Принц слегка подтрунивал над девушкой. – Если так, то я взял образцовую жену.

– О-о-о! – Она вздернула голову и взглянула на него. – Ты, мой господин, совершенно непереносим. С тех пор как мы произнесли брачные клятвы, ты и слова не соблаговолил мне сказать, а теперь учишь хорошим манерам! Да еще подшучиваешь? Если бы не закон, я бы сию минуту с тобой развелась!

Ямал Дарья-хана так и подмывало рассмеяться, но он решительно сдержался. Красивее этих невероятных сверкающих бирюзовых глаз он еще не видел. А чувство справедливости подсказывало, что она права. Ведь невежливым был он, не обращавший на нее никакого внимания весь вечер.

Его раздражало, как отец и Могол загнали его в этот брак, но девушка в этом не была виновата. Один Аллах лишь знал, каким выгодным для семьи был их союз. Невесту, безусловно, тоже принудили лаской. Она была так молода и так красива! Сидя рядом с ней, он с трудом верил, что это сокровище – его.

– Принцесса, – мягко ответил он, – ты знаешь, обычай требует, чтобы в день свадьбы невеста и жених находились порознь, – и, откинув с ее лица полупрозрачную золотистую вуаль, вгляделся в черты жены. – Ax! – В выразительном жесте он положил руку на сердце, а другой провел ей по подбородку. – Ты, моя невеста, необыкновенно красива!

Ее щеки зарделись. Не в состоянии дольше глядеть на него, она опустила черные ресницы на молочно-белую кожу щек, гнев тут же растаял, и она почувствовала, что не в состоянии пошевелить языком. Стыд и неловкость озадачили ее, привыкшую держать в узде свои чувства.

Он повернул к себе ее лицо:

– Взгляни на меня, невеста. Я никогда не видел столь прекрасных глаз. Я поражен твоей невинной красотой. Скажи, что прощаешь меня. Не можешь же ты сердиться на человека, чье сердце так стремительно завоевала.

Она встретилась с ним взглядом и почувствовала, что тает под бархатно-темными глазами. Вновь заработало сознание.

– Господин, ты застал меня врасплох, – сказала она. – Я не привыкла к таким комплиментам и не знаю, как на них отвечать. Может быть, заметить, что ты красивее даже моего брата Салима?

Он улыбнулся, а она решила, что у него чудесная улыбка: жемчужно-белые зубы сверкали на фоне золотистой кожи, красивый изгиб губ.

– Я счастлив, что любовные похвалы – первое, что слышат твои изящные, как раковинки, уши.

Ясаман не сдержалась и хихикнула. Как раковинки? Хихикнула снова.

– Почему господин так необыкновенно называет не самую красивую часть моего тела? Может быть, я и юна, но не так глупа.

Ямал-хан громко рассмеялся:

– Клянусь, принцесса, я так потрясен твоей красотой, что неизвестно что бормочу. – Он взял ее руки в свои. – Теперь мы друзья?

– Не уверена, – тихо ответила девушка. – Я еще не знаю тебя, господин. И не знаю ничего о тебе, кроме того, что ты послушный сын.

– Я также мало знаю о тебе, принцесса. Только то, что ты рождена Моголу его английской женой, но выращена Ругайей Бегум.

Несколько минут они сидели молча, пока лодка неспешно скользила по озеру.

– Смотри, принцесса, – снова заговорил Ямал-хан, – луна встает.

Ясаман взглянула туда, куда указывал ее муж:

– Несколько дней назад на мой день рождения было полнолуние. А теперь она убывает.

– Зато прибывает моя любовь к тебе, – заметил принц.

Ясаман снова вспыхнула. Его слова вызвали в ней трепет.

Она и не представляла, что мужчина может говорить такие замечательные вещи, и они могут звучать так искренне. Может быть, конечно, только может быть, этот брак не так уж и плох и еще удастся. Но она не знала, что сказать в ответ мужу, и поэтому промолчала.

Он слегка сжал ее руку, поднес к губам и горячо поцеловал в ладонь.

– Такая изящная рука, принцесса, – прошептал он. – Мне не дает покоя мысль, что вскоре она будет ласкать меня.

Прикосновение губ к ее коже заставило сердце подпрыгнуть в груди.

– Ax! – судорожно выдохнула она, когда ощущение первого поцелуя пронзило тело и вызвало в нем приятную слабость.

Теперь замолчал он, пытаясь припомнить, сколько же ей лет. Тринадцать. Только что исполнилось тринадцать. Но ему говорили, что регулы у нее начались. Да это просто рай! Она так невинна. Не то чтобы знание не могло быть приятным, но ему доставляло удовольствие, что ни один мужчина не касался ее, не говорил комплиментов, не целовал ее губ, которые вскоре намеревался поцеловать он сам.

Она была невинной девственницей, но, безусловно, представляла, что от нее требовалось. Как всем невестам, ей подарили Ночную книгу. Девственницы у него еще не было. Несколько женщин, которых он содержал в гареме, в совершенстве владели искусством удовлетворения чувственности мужчины, и их ему учить было нечему. Ясаман же неопытна, и ему предстоит преподать ей урок.

Маленькая лодочка слегка ударилась о мраморную пристань его дворца. Лодочник спрыгнул на берег и привязал суденышко, затем незаметно скрылся из виду, оставив их наедине. Принц встал, вышел на берег и обернулся, чтобы помочь Ясаман.

– Мой… наш дом не так хорош, как твой. Разрешаю делать все, что захочешь, чтобы нам жилось в нем приятно и счастливо. Покупай, что хочешь, моя принцесса. После смерти матери слуги, быть может, разленились. Теперь они в твоем распоряжении, как и все остальное, что касается хозяйства.

– Мне потребуется несколько дней, чтобы все изучить, узнать, кто из слуг нерадив, а кто просто не знает, что делать, потому что нет никаких указаний, – ответила Ясаман. – Завтра прибудут мои личные служанки Рохана и Торамалли. Адали, старшего управителя, мама Бегум хотела оставить себе, но, может быть, и он мне потребуется.

– Покои приготовлены для тебя, – сообщил ей Ямал-хан. – Я дал распоряжение женщинам гарема – им лучше знать, как устроить женщину. Пойдем, принцесса.

– Минутку, господин, – задержалась Ясаман. – Мне нужно с тобой поговорить, но я не хочу, чтобы нас подслушали.

– В чем дело, невеста? Только скажи, и обещаю, твое драгоценное желание будет исполнено, – романтично поклялся принц.

– Не торопись, выслушай меня, – тихо произнесла девушка.

Он с любопытством посмотрел на нее.

– Говори, – только и вырвалось у него.

– Я твоя законная жена, но мы до сих пор не знаем друг друга. Я слышала, что мужчины сходятся с незнакомыми женщинами, чтобы получить удовольствие. Но я нежно и тонко воспитана и сочту постыдным отдать тебе свое тело в эту ночь или какую-нибудь другую, прежде чем между нами возникнет чувство. Не знаю, поймешь ли ты, но должна тебя об этом просить, потому что мать повелела мне во всем слушаться моего господина. – И она скромно потупила глаза.

– А если я скажу, что сегодня же хочу тебя в своей постели, ты меня послушаешься, принцесса? – спросил Ямал-хан.

– У меня нет выбора, господин. Как послушная жена, я подчинюсь. Но меня сильно опечалит, если вожделение в тебе окажется сильнее желания сделать наши отношения приятными и гармоничными.

Ямал-хан рассмеялся:

– Для своего возраста ты необыкновенно умна, слишком для такого простого кашмирца, как я. Обрати-ка лучше свои таланты на то, чтобы доставить мужу тысячу и одну ночь высшего наслаждения. И все же я склонен выполнить твою просьбу. Несколько дней назад мы еще ничего не знали друг о друге, а сегодня связаны на всю жизнь. Если вожделение одолеет меня, женщины в гареме знают, как его удовлетворить. Со временем и ты этому научишься. А пока будем просто друзьями.

– Мама Бегум сказала, что лучшие браки получаются тогда, когда супруги прежде всего становятся друзьями. А она, господин, никогда мне не лгала, – заметила Ясаман.

– Пойдем, – он снова взял ее за руку, – я покажу тебе твой новый дом. Меня поражает, что слуги не выбежали поприветствовать свою новую госпожу, на террасе не горят фонари, лампы в доме не зажжены.

Он повел ее по ступеням к красивой мраморной террасе, схожей с террасой ее дворца. Но здесь, даже в свете убывающей луны, она сумела разглядеть, как заброшены растения: одни не подстрижены, другие погибают. Ясаман нахмурилась. Все это требовало ее немедленного внимания. Сады для Моголов значили очень много. В этом году уже поздно, но следовало подготовиться к следующему. Сквозь арочную дверь они вошли в здание.

– Вот твои владения, – указал принц. – Но почему же нет света? Я приказал, чтобы твои покои вычистили и провели нас туда.

– Судя по всему, слуги ленивы, господин. Придется сразу же взять их в руки.

– Со дня смерти моей матери порядка здесь нет. Я мужчина и не знаю, что следует делать, – безнадежно ответил он.

Ясаман негромко рассмеялась:

– Тебя кормят, стирают одежду, и этим ты доволен. Да, мой господин? Доволен, пока можешь охотиться и пока женщины поют тебе и удовлетворяют другие желания? А как же женщины в твоем гареме? Неужели среди них нет ни одной, которая могла бы руководить слугами?

– Руководить слугами – не их обязанность, – ответил он, слегка смутившись. – У них другие обязанности. Ты о них, конечно, знаешь.

Мать Ясаман говорила, что мужчины, независимо от возраста, словно дети. За свою короткую жизнь девушке не приходилось близко общаться с мужчинами, кроме членов своей семьи. И теперь она начинала понимать, что имела в виду мама Бегум. Пока удовлетворялись его личные потребности и жизнь была удобной, Ямал-хан позволял дворцу разваливаться, слугам дичать, а женщинам проводить время в праздности, словно грибу на дереве. «Все это надо менять», – решительно подумала девушка. Но теперь ей требовался сон. День был утомительным.

– Нужно найти кого-нибудь, чтобы зажег лампы, – сказала она мужу самым практичным тоном.

– В гарем ведет эта дверь. – Он указал в полумрак комнаты. – Это женская половина дворца.

Они пересекли комнату рука об руку, и Ямал-хан открыл дверь, впуская жену в гарем. Их встретил теплый золотистый свет. Комната была хорошо обставлена: ярко обитые кушетки, большие напольные подушки, низкие столики из черного дерева и бронзы, изящные коврики на мраморном полу. В гареме находилось пять женщин. Они взглянули на принца и невесту. Выкрикивая приветствия, женщины окружили Ямал-хана, не обращая внимания на Ясаман и грубо оттолкнув ее в сторону.

– Господин, ты вернулся! – заговорила маленькая женщина с золотистой кожей, иссиня-черными волосами и темными глазами. Она обвилась вокруг юноши и с обожанием глядела на него снизу вверх.

– Самира, почему не приготовлены покои принцессы? Разве я не сказал тебе распорядиться? – Он с усилием освободился от объятий женщины.

– Господин! Я не какой-нибудь управитель и не жена, чтобы распоряжаться слугами и заставлять их прибираться в доме. Меня учили доставлять тебе удовольствие. – На секунду она надулась, но тут же вновь победно улыбнулась. – Хочешь насладиться прямо сейчас, господин? Поэтому ты и пришел к нам? Мы готовы. – Она взглянула на своих компаньонок, глаза опасно сузились.

– Да, да, господин, – позволь доставить тебе удовольствие, – стали наперебой упрашивать другие и, послушно приблизившись, ласково касались его руками.

Ямал-хан не находил слов, растерянный при виде непочтения, которое женщины проявляли к его жене. Прежде чем он сообразил, что сказать, холодно заговорила Ясаман:

– Кто эти создания, муж? Женщины из твоего гарема? Они так же плохо обучены и так же невоспитанны, как и твои слуги. Вижу, мне предстоит много работы.

От ее презрительного замечания четыре женщины заметно сникли, но пятая продолжала упорно прижиматься к принцу.

– Господин, неужели ты позволишь этой девчонке так разговаривать со мной? – спросила Самира. – Разве я не любимая твоя женщина? Накажи ее сейчас же. – Чтобы усилить слова, она топнула маленькой ножкой, волосы разметались по плечам.

Ее ярость заставила принца действовать тверже, чем раньше, он отстранил ее от себя и сердито сказал:

– Это я тебя накажу, женщина. Все на колени! Перед вами Ясаман Кама Бегум, дочь Великого Могола, моя невеста. Здесь госпожой будет она. Вы знали, что сегодня вечером я приеду с ней, и все же нарочно не подчинились, хотя я просил приготовиться к ее встрече. Вас будут бить. Всех!

Четыре женщины бросились к ногам Ямал-хана.

– Пощади, господин! – закричали они. – Мы все бы сделали, но нам не позволила Самира!

Теперь его ноги, жалобно всхлипывая, обхватила Самира:

– Они лгут! Я лишь ничтожная женщина. Как могла я запретить им выполнить свой долг? К тому же, – хитро заметила она, – сегодня твоя брачная ночь. Разве принцесса не проведет ее с тобой?

– Конечно, – быстро отозвалась Ясаман. – Кончим на этом. Завтра я сама присмотрю, чтобы все было сделано правильно. Будь милостив, господин. Не нужно никаких побоев. Я устала и хочу в постель.

– Тебе не придется много спать, принцесса, если господин будет любить тебя так же, как любит нас. – Самира ухмыльнулась, а Ясаман заметно побледнела.

Принц хотел нашлепать женщину за ее вовсе не тонкий намек, но та увернулась, довольная, что удостоилась его внимания. Повернувшись, Ямал-хан повел Ясаман прочь из гарема.

Но на пороге она оглянулась:

– Идите-ка, женщины, лучше спать. Сегодня ваши услуги не потребуются господину. А завтра будет установлен новый порядок, и жизнь станет другой. Бездельники мне не нужны.

– Ну что ж, – проговорил принц, пока они шли через дворец в его покои, – котеночек, на котором я женился, когда вырастет, станет тигрицей, – он причмокнул от удивления. Она не только изумила его, но и обрадовала, так быстро справившись с Самирой. Умные любовницы делали невыносимой жизнь многих жен. А Самира, теперь он ясно видел, не будет главенствовать над Ясаман.