Пандемия Тилье Франк

6

Добраться до Медона, на юге Парижа, в понедельник утром было нелегко.

Перегруженные дороги, авария на окружной, дорожные работы, не говоря уж о пертурбациях в Управлении парижского городского транспорта, где в последнее время сложилась нелегкая обстановка. Страна была парализована забастовками, как никогда. Бастовали учителя, шоферы-дальнобойщики, железнодорожники, и всего круче – весь младший медперсонал вышел на улицы. Они устраивали уже третье шествие в знак протеста против реорганизации больничных служб. Правительство не уступало, напряженность нарастала, но в высоких сферах полагали, что движение скоро выдохнется.

Два полицейских фургона припарковались за вереницей других машин на обочине дороги, между деревьями в желто-рыжей листве. Осень захватила каждый уголок леса, окрасив его в красивые медные оттенки.

Четверо полицейских углубились на сотню метров в лес. Коллеги-криминалисты установили ограждение вокруг трупов – человека и его собаки, – стремясь отыскать максимум следов.

Лица были серьезны, никто не разговаривал, слышался только шорох шагов по растительному ковру. Офицер службы криминалистического учета Оливье Фортран подошел к Белланже и его спутникам. Они пожали ему руку и быстро распределили обязанности. Люси и Шарко надели защитные комбинезоны, чтобы не загрязнять место преступления, а Робийяр и Белланже заговорили с Фортраном и коллегами из муниципальной полиции, которые прибыли первыми.

Франк и Люси подошли к телу, придерживаясь размеченной полицейскими дорожки. Было холодно, и лесная сырость словно тисками сжимала грудную клетку. Шарко такую погоду ненавидел.

Темноволосый мужчина склонился над трупом, упираясь коленом в землю. Поль Шене, судмедэксперт, которого пара хорошо знала. Пару раз в год они обычно обедали вместе, просто удовольствия ради. Собака лежала метрах в двух. Старый, черный с белым кокер, весь покрытый кровью и листьями. Шене выключил диктофон и спрятал его в карман.

– Не очень красиво, да?

Зрелище действительно было не из приятных. Мужчина лет пятидесяти в тренировочном костюме лежал лицом к небу. Его глаза засыпали землей, ее напихали и в рот, так глубоко, что шея вздулась. Пересекающиеся царапины обезобразили лицо, как будто его пытались просунуть сквозь решетку. Увидев такое, Люси Энебель представила, как ожесточенно бил напавший, справа, слева, по диагонали. Грудь тоже не пощадили. Царапин здесь не было, зато десятки дыр по всему торсу, больше всего в области сердца.

Шене попросил фотографа распечатать последние снимки: крупные планы кистей рук и ногтей. За много лет, что Шарко знал судмедэксперта, тот всегда выглядел так: маленькие круглые очки и аккуратно подстриженная бородка. Профиль угловатый, как скальпель.

Люси принюхалась. Пахло…

– …Мята, – сказал медик.

Воздух был такой сырой и холодный, что облачко пара вырывалось изо рта при каждом слове. Судмедэксперт указал на труп:

– Это я расстегнул куртку и поднял футболку, чтобы осмотреть тело. Множественные проникающие ранения, нанесенные холодным оружием. Такие проникающие, что… – он перевернул труп, уже окоченевший, как бревно, – в верхней части туловища орудие убийства повсюду прошло насквозь. Взгляните…

Он показал несколько мест на груди, потом на спине. Люси уже не раз убеждалась, что только у свежих трупов такая белая, почти прозрачная кожа. Очень быстро она становится молочно-желтой, потом темнеет. Зеленеет, чернеет… Это обусловлено химическими реакциями внутри тела, процессами разложения, размножением всевозможных бактерий: труп становится маленькой автономной фабрикой, постепенно пожирающей себя.

– Отверстия четкие, расположены по два, в трех сантиметрах друг от друга. На первый взгляд они выглядят круглыми, это не лезвие. У меня такое чувство, что кое-где на спине можно найти соответствия, то есть места, где орудие убийства вышло. Над этими элементами мне еще предстоит поработать.

Поодаль люди, кто в стерильных комбинезонах, кто в гражданской одежде, сновали по опушке леса. Десяток насекомых, начавших строить муравейник расследования.

– …И с собакой то же самое. При вскрытии будет легко установить размер и форму повреждений, но я сказал бы, что проникновение как минимум на пятнадцать сантиметров.

Шарко прикинул длину руками и присвистнул сквозь зубы:

– Ничего себе. А ты представляешь тип оружия?

– У меня такого нет даже в Институте судебной медицины, когда я потрошу трупы. Во всяком случае, похоже, это редкая вещица. Не из тех, что берут с собой на улицу.

Он выпрямился и снял двойные латексные перчатки. Под белым хлопковым комбинезоном на нем была тонкая кожаная куртка.

– Окоченение еще не до конца наступило. Мертв, стало быть, меньше десяти часов.

– Иначе говоря, остановка жизненных функций в районе полуночи как минимум.

– Его убили здесь?

– Непохоже, листья вокруг были бы в большем беспорядке. И больше крови. Но трупные пятна указывают на то, что его не перемещали. Или, если перемещали, это не заняло много времени. Не больше четверти часа…

Люси огляделась. Вокруг были только деревья.

– И потом, собака. Ее как будто нарочно положили здесь, рядом с хозяином.

Она уставилась на разинутый черный рот, полный земли. На засыпанные грязью глаза. На изрезанное лицо. Почему убийца устроил все именно так? Гнев? Стыд? Месть? Он не хотел встречаться взглядом со своей жертвой? Люси отошла к собаке, которую просто убили, почти чисто. Действительно мизансцена или пес случайно попал под раздачу?

Поль Шене взял свой чемоданчик с оборудованием и измерительными приборами.

– Ладно… Заберу его, пока он свежий, и вызову ветеринара для вскрытия. Псина – это не мое.

Он махнул рукой служащим похоронного бюро, которые курили в сторонке, и вышел из периметра с Шарко и Энебель.

– Да, как поживаете-то вы оба? Дети, новый дом?

Люси засунула руки в карманы:

– Все путем. Устроились хорошо, всего на две остановки скоростного метро дальше добираться до работы, но это ничего, и потом, мы часто ездим на машине. А Жюль и Адриен уже большие мальчики, шестнадцать месяцев.

– Шестнадцать месяцев. Бог ты мой… Обязательно надо успеть пообедать вместе, пока они не поступили в университет, а я не впал в старческий маразм.

– Назначим встречу в морге.

Он попрощался и ушел. С Люси разом слетела веселость, когда хозяин и собака исчезли в черных чехлах и отправились к столам для вскрытий и ящикам морга. Им повесят бирку на ногу – или на лапу. Еще вчера они были живы. А сегодня… Какой-то монстр решил сократить их жизнь. Отнять ее без разрешения.

Она всмотрелась в окружающий лес. Черные стволы, почти голые деревья, листья, трепетавшие на ветру и бесшумно падавшие на землю. Осень продолжала свою подрывную работу.

– Что скажешь?

– Когда находят трупы в лесу, следствие затягивается. Способ убийства, эта земля на его лице… Выглядит как-то ненормально.

– Убийство всегда ненормально.

Шарко дал ей легкого тычка в бок:

– Угу. И тебе это очень нравится, а?

Николя Белланже, договорив с муниципальными полицейскими, подошел к ним со своим блокнотиком в черной кожаной обложке. Резким движением он закрыл его и сунул во внутренний карман куртки.

– Его зовут Феликс Бланше, пятьдесят три года. Жил в доме в пятистах метрах отсюда, с женой и собакой. Местные полицейские и семейный врач сейчас там. С женой плохо.

Лейтенант Шарко легко мог себе представить, какой это был удар. Бедная супруга, наверно, никогда не оправится. А ведь им придется ее допрашивать… Вот что Шарко ненавидел больше всего, что рождало в нем лютую злобу. Эти чертовы убийцы не только отнимают жизнь, они разрушают семьи. Часто близкие не могут пережить испытание и превращаются в настоящих зомби.

– Что удалось обнаружить?

– Ребята нашли возле тела обрывки раздавленных листьев мяты и фрагменты, похожие на кусочки губки. Все это пойдет на анализ.

Шарко выдохнул через нос:

– Мята и губка, надо же.

– Следов пока не нашли, слишком много листьев, земля относительно сухая. Не нашли и крови в других местах, лес большой. Точно не известно, где он был убит. Здесь или где-то дальше.

Франк посмотрел на часы:

– Мне надо кое-куда позвонить. Робийяр останется с ребятами из службы криминалистического учета, чтобы получать информацию напрямую. Вы дуйте к вдове, надо действовать, пока все не усложнилось. Смотрите аккуратней, она знает только, что ее мужа убили, но не знает как. И возвращайтесь с уловом. Будет хорошо для группы закруглить это дело по-быстрому. Надо набирать очки.

Шарко поправил воротник застегнутого на все пуговицы пальто и по примеру своей подруги засунул руки в карманы.

– Мечтать не вредно.

7

Александр Жакоб собрал девять из двенадцати сотрудников ГМР в зале заседаний Пастеровского института в Париже. Из отсутствующих двое были в командировке где-то в Юго-Восточной Азии, третий работал над срочным случаем в лаборатории Центра изучения гриппа.

Стаканчики с кофе были зажаты в руках или стояли на столе. На большой белой доске в глубине зала еще можно было разглядеть следы событий, которыми занимались другие команды Пастеровского института: заражение Pseudomonas aeruginosa в университетском госпитальном центре Клермон-Феррана, поломка рентгеновского аппарата в больнице Лиона, заболевание в яслях, вызванное употреблением апельсинового сока…

Это импровизированное совещание в понедельник утром не предвещало ничего хорошего. Амандина и Жоан сидели рядом в конце стола. Лица закрытые, встревоженные, в ожидании информации. Молодая женщина поделилась с коллегой сведениями от знакомого Фонга из ВОЗ. Жоан выразил свое изумление, проведя ладонями по обе стороны пробора, и сказал только: «Горячо».

Жакоб включил эпидиаскоп, присоединив к нему экран своего ноутбука. Появились окрашенные фиолетовым сферы на небесно-голубом фоне. Они были, казалось, увенчаны темной короной, окруженной тысячами волосков. В центре можно было различить маленькие прозрачные пузырьки. Амандина узнала вирус гриппа, похожий на мягкого морского ежа, в котором не было ничего симпатичного.

– Все сказанное здесь должно остаться в этих стенах. Министерство здравоохранения, ИЭН и высокие инстанции требуют от нас полной секретности. Пресса рано или поздно узнает о лебедях, но это не должно исходить от нас. Разумеется, никто из вас не вправе сообщать журналистам что бы то ни было без моего разрешения.

Он обвел присутствующих взглядом. Его голубые глаза, маленькие и круглые, глубоко сидели в глазницах под выступающим лбом. Всякий раз, когда Амандина его видела, ей вспоминался большой муравьед. Она всегда думала, что мозг у него, должно быть, значительно больше среднего, при таком размере и странной форме черепной коробки, на которой росли редкие светлые волосы.

– Стало быть, как вы все знаете, мы обнаружили в пятницу трех мертвых лебедей в парке Маркантер. Амандина и Жоан взяли пробы совместно с ветеринарными службами.

Он нажал кнопку. По экрану поплыли мертвые птицы разных видов.

– Между четвергом и десятью часами вечера воскресенья еще сорок семь перелетных птиц были найдены мертвыми в разных заповедниках Европы. Дикие лебеди, гуси, серые журавли…

По группе пробежал шепоток. Амандина с коллегой озабоченно переглянулись. Значит, отмечены новые случаи после письма знакомого из ВОЗ. Почти полсотни перелетных птиц, разных видов, в разных местах… Это было уже много.

– При таком значительном количестве и обширной географии есть, по всей вероятности, еще десятки, если не сотни птиц, которых не обнаружили или о которых не сообщили, оставшихся на лоне природы, – продолжал Жакоб.

Шеф указал на экран, где снова был увеличенный вирус. Потом он перевел взгляд на молодую женщину лет тридцати в белом халате, с волосами цвета воронова крыла и стрижкой каре. Она нервно теребила свой стаканчик, сжав губы.

– Анализ проб, взятых в Маркантере, делала Северина. Северина?

Северина Карайоль встала. Маленькая, плотно сбитая, скромная женщина. Она работала в Центре изучения гриппа пять лет и проводила рабочие дни, а порой и выходные, повторяя одни и те же жесты, следуя одним и тем же протоколам. Она анализировала пробы. Амандина была с ней хорошо знакома еще с университета, вот только Амандина потом взлетела, Карайоль же увязла. В ее работе в Пастеровском институте не было ничего захватывающего, но делала она ее профессионально.

– Результаты показывают, что речь не идет о H5N1, но есть сильное подозрение на наличие штамма подвида H1N1. Анализы продолжаются в данный момент.

Это было все, Северина разговорчивостью не отличалась. Она села. На всех лицах отразилось беспокойство. Гриппы типа H1N1 в обиходе назывались, когда переносились людьми, сезонными гриппами. Одну из этих инфекций рано или поздно подхватывали все и хорошо знали их характеристики: кашель, температура, ломота, озноб… Этот грипп был очень заразен и до сих пор убивал сотни тысяч человек по всему миру.

Жакоб поднял палец:

– Северина, ты могла бы высказаться определеннее. Этот вирус, изъятый в Маркантере, задал нам задачу. Тесты с известными иммунными сыворотками, классические методы ничего не дали. Пришлось частично расчленить вирус, чтобы сравнить с мировым банком данных. Там тоже нет соответствий. Некоторые части его генома наводят на мысль о H1N1, но можно сказать наверняка, что это неизвестный вирус.

8

В зале заседаний все встревоженно переглядывались. Для Амандины «неизвестный вирус» означал две вещи: отсутствие защиты иммунной системы и, главное, отсутствие вакцины. Она помнила, какой хаос возник во время пандемии Influenza H1N1 – печально известного мексиканского гриппа – в 2009-м. Та же история: неизвестный штамм, откуда-то взявшийся в мексиканской глуши, за несколько недель облетел весь мир. У Амандины еще сидели в голове цифры: 21 апреля 2009-го сотня случаев, 6 мая – 1600 случаев, 13-го – 5200 и так далее до распространения по всей планете. Серьезная угроза, которая доказывала, что вирусы так и будут постоянно эволюционировать в природе, в постоянной борьбе с иммунной системой и таким образом развиваясь.

Александр Жакоб продолжал свои объяснения:

– Сейчас наши команды расчленяют его, чтобы он показал свое истинное лицо. Только ли он птичий? Произошел ли в результате мутации свиного вируса или даже человеческого? Каков его точный фоторобот? Способен ли он преодолевать барьер видов?

Амандина наблюдала за Севериной Карайоль – та затуманенным взглядом смотрела в некую воображаемую точку и не двигалась, только пальцы по-прежнему теребили стаканчик. Вот уже которую неделю она была, казалось, не в своей тарелке. Амандина несколько дней была ее соседкой в лаборатории Центра изучения гриппа, помогала ей с анализами. Она чувствовала, что Северина держится отстраненно. Отсутствует.

– В ближайшие часы и дни мы увидим истинное лицо этого милого экземпляра. ВОЗ уже сообщила странам-членам, их будут держать в курсе развития ситуации в реальном времени. Пока же сохраняем бдительность и работаем.

Он снова обвел присутствующих взглядом.

– Мне бы хотелось иметь вас всех под рукой, так что, пожалуйста, никаких отпусков и отгулов в ближайшие дни. Если у вас есть стажеры, прошу вас передать их на время другим отделам. У нас по-прежнему предпандемический план, фаза два. Как вам известно, не в пример H5N1, H1N1 намного легче передается человеку. В нашем случае предстоит выяснить, как он распространяется, как размножается, вычислить его инкубационный период… Будем надеяться, что цифры окажутся благоприятными и этот вирус не распространится с легкостью среди птиц. Вот это грозило бы серьезным кризисом. И вы знаете, как это происходит, на опыте две тысячи девятого. Убивает не столько агрессивность вируса, сколько неизвестность, помноженная на панику и страх, которые она порождает среди населения.

Он выключил экран:

– Вопросы?

Амандина подняла руку:

– Известно, откуда взялся вирус?

– Скоро выясним. Мы анализируем миграционные пути птиц, просчитываем. И потом, лебедь, умерший в Бельгии, был окольцован и оснащен GPS-передатчиком. Это даст нам ценные сведения о его передвижениях в последние дни и, возможно, укажет место, где он подцепил микроб.

Высокий темноволосый мужчина поднял руку и взял слово. Это был Ромен Лакомб, из команды, работающей над вакцинами.

– Все эти птицы повсюду… Обширная география… Возможно, на лоне природы остались мертвые птицы, о которых мы не знаем… Значит ли это, что ситуация выходит из-под контроля?

У Жакоба зазвонил мобильный. Он извинился и вышел. Когда три минуты спустя он вернулся, взгляд его был на удивление мрачен.

– По всей вероятности, да, ситуация выходит из-под контроля.

Он хотел было закончить совещание, но Жоан задал последний вопрос:

– Я, кажется, видел сегодня в кулуарах людей из Министерства внутренних дел. Я не ошибся?

– Полицейских из антитеррористической бригады, да. Ничего сверхобычного. Из соображений государственной безопасности они любят быть в курсе всего, что происходит в наших лабораториях, особенно когда имеет место санитарная тревога.

Больше Жакоб ничего не добавил и быстро ретировался. Все встали, кроме Северины Карайоль, которая так и сидела неподвижно. Как пришибленная.

– Обнаружение неизвестного вируса всегда производит такое впечатление?

Северина подняла голову и посмотрела на Амандину, которая подошла, чтобы задать ей вопрос. В помещении остались только они двое.

– Извини, Амандина, но… мне правда что-то нехорошо.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Все пройдет, спасибо. Просто накопилась усталость за последние дни.

– Это не усталость. Что-то другое мучит тебя уже довольно давно. От усталости так не мнут стаканчики.

Северина не смогла выдавить улыбку. Она подавленно молчала.

– Это твой красавец-врач?

Лаборантка вздрогнула, глаза ее увлажнились. Она встала.

– Нет больше красавца-врача. Этот говнюк Патрик исчез из моей жизни так же, как появился: в два счета. Я не хотела тебе говорить. Не хотела тащить личные проблемы в лабораторию. И потом, что бы ты могла сделать? Ничего… Ничего тут не поделаешь…

Судя по тону ее голоса, все было серьезнее, чем думала Амандина.

– Когда он ушел?

– Уже почти полтора месяца. Но, как видишь, я все еще не могу оправиться.

Она швырнула стаканчик в корзину и пошла к двери. Уже на пороге обернулась к Амандине:

– Парни из антитеррористической бригады… Жакоб говорит, что ничего страшного, но до сегодняшнего дня я никогда не видела их в кулуарах. Они здесь что-то расследуют, как ты думаешь?

– Наверно, да. У меня такое впечатление, что наш шеф что-то от нас скрывает.

Лицо Карайоль помрачнело. Она исчезла, не сказав больше ни слова.

Оставшись одна в своем кабинете, Амандина скомкала заявление на отпуск, которое уже подготовила. Фонг, конечно, расстроится, но молодая женщина сказала себе, что это вопрос нескольких дней. Как только тревогу по гриппу снимут, она возьмет две недели отпуска. Ей это было нужно, она действительно устала. Напряжение, стресс, работа, все более важная, сокращения…

В воскресенье, проведенное с Фонгом в Бэ-де-Сомм, ее немного отпустило, но недостаточно. Они наблюдали за перелетными птицами и говорили о H5N1.

Амандина вернулась к действительности. Первым делом она пристроила своего стажера в другую команду, пока все утрясется. Запросы на микробиологическую экспертизу от фармацевтических и косметических лабораторий скапливались на ее столе. В этой работе, как и в анализе проб в Центре изучения гриппа, не было ничего увлекательного, но она приносила Институту Пастера деньги. Сегодня, если не считать редких миссий охотницы за микробами, ее работа в ГМР заключалась скорее в поисках финансирования, чем в научных исследованиях. Но денег отчаянно не хватало. Был ли у нее выбор?

Стук в дверь отвлек ее от мыслей. Это был Жоан, заглянувший в дверь. Его пробор был не очень аккуратным – признак крайней нервозности.

– Поехали! У нас новое сообщение из Центра гриппа. Жакоб дает нам карт-бланш на изыскания и принятие необходимых мер. И снова придется действовать тихо.

– А куда мы сегодня едем?

– Остаемся в Париже.

Амандина встала и надела пальто.

– В Париже? Что за тревога?

– Та самая, горячая. И на этот раз речь уже не о птицах. Имеем первый случай у человека.

9

Люси сидела в кресле, зажав руки между колен, напротив Натали Бланше, вдовы.

Лейтенант полиции настояла на том, что сама поведет беседу, решив, что женщина, переживающая личную драму, легче откроется женщине. Шарко держался в стороне, в тени, за спиной подруги, и молчал, а другие полицейские и семейный врач ждали за дверью.

Ставни в доме были закрыты. Лишь маленькая настольная лампа в углу освещала комнату. Натали Бланше никуда больше не выйдет, не захочет никого видеть. Ее мир рухнул. Она погрузится во тьму и будет глушить боль антидепрессантами и снотворными. Женщина все время плакала и без конца задавала одни и те же вопросы: «Почему его убили?», «Как?», «За что?».

Люси Энебель говорила мягко и внятно, выдерживая долгие паузы между словами. Она делала записи в блокноте, зная, что вдове предстоит давать показания позже, на набережной Орфевр.

– Поверьте, мы предпримем все возможное, чтобы найти того, кто это сделал. Но нам нужно, чтобы вы описали события этой ночи. Чем точнее, тем больше у нас шансов быстро продвинуться вперед.

Мадам Бланше посмотрела на нее долгим затуманенным взглядом. Глубоко вздохнула:

– Когда у мужа дневная смена, он возвращается сюда около половины одиннадцатого, в зависимости от пробок на дорогах. Он ужинает, немного смотрит телевизор и около полуночи выводит Джипси…

Она говорила в настоящем времени, отрицая случившееся. Люси подхватила эту манеру, стараясь не волновать ее понапрасну.

– Где он работает?

– Он бригадир в аэропорту Орли, занимается техническим обеспечением. Ремонт машин, всякое такое. Я знаю, что его рабочее место под аэропортом и в подчинении у него десяток человек.

– Он иногда работает по ночам?

– Да, посменно по две недели. У него как раз заканчивается… заканчивался дневной цикл.

– Значит, в котором часу он вчера вышел с собакой?

– Не помню. За полночь, точно. Может быть, в четверть первого.

– Хорошо. Он зовет Джипси, выходит. Он ведет собаку на поводке?

Она покачала головой. Люси приходилось мириться с рыданиями и долгими паузами, тормозившими допрос.

– Джипси пятнадцать лет… Феликс только берет с собой фонарь. Знаете, такие большие кубические фонари, которые держат как факел?

Люси повернулась к Шарко. Судя по всему, фонарь пока не нашли.

– Джипси не мог защитить своего хозяина…

– Он не укусил бы и кошку.

– Сколько времени длится прогулка?

– Полчаса, около того.

– И вы позвонили в полицию…

– Только через полтора часа. Муж все не возвращался, я умирала от беспокойства. Надо было позвонить раньше, но…

– Вы не могли догадаться.

– Я не решалась.

– Вы знаете, как они обычно гуляли?

– Точно не знаю, но всегда одним и тем же маршрутом, в этом я уверена. У Феликса есть привычки, и его не заставишь им изменить. Привычки, он… говорил, что это святое. – Она высморкалась и указала направление. – Он сворачивает налево и возвращается с той же стороны. Наверно, идет к пруду. Иногда Джипси приходит с мокрыми лапами, даже в сухую погоду.

Люси не заметила никакого пруда вблизи от трупов. Шарко вышел с телефоном в руке, чтобы навести справки.

– А… у вашего мужа были неприятности на работе?

Лейтенант полиции продолжала допрос еще довольно долго, пока не почувствовала, что Натали Бланше на грани нервного срыва. Вдова не могла больше отвечать на вопросы, сдали нервы.

Люси молча встала с комом в горле. Как будет жить эта женщина, одна в четырех стенах? Кто о ней позаботится? Чуть наклонившись, Люси погладила ее по спине. Она заговорила от чистого сердца, хоть ей следовало всегда сохранять дистанцию:

– Мы разыщем того, кто это сделал. Но сюда придут полицейские. Посмотреть компьютеры, бумаги, фотоальбомы. Это не очень приятно, но необходимо.

Мадам Бланше кивнула. Потом заглянула в глаза Люси и вцепилась в ее руку:

– Я хочу… увидеть лицо того, кто сотворил такое. Хочу посмотреть ему в глаза, как смотрю вам. Хочу спросить его, почему…

10

Люси сделала глубокий вдох, выйдя на дневной свет. Такие допросы были похуже присутствия на вскрытии. Горе живых, их недоумение… Шарко, беседовавший с муниципальными полицейскими, подошел к ней:

– Идем, поговорим по дороге к пруду. Туда.

Они свернули с асфальтированной дорожки на лесную тропу.

– Фонарь не нашли, зато обнаружили много следов крови и борьбы в трехстах метрах от того места, где были найдены тела. По всей вероятности, там и произошло убийство.

Шарко плотнее запахнул полы пальто. Резкий ветер бил в лицо.

– Ну? Что дало окончание беседы?

– Немного. Работа, собака, телевизор, баиньки, и так каждый день. Детей нет. Тихая, спокойная жизнь на опушке леса. Хороший дом, это ее наследство… Убитый две недели работал днем и как раз должен был перейти в ночную смену.

Шарко сверился с навигатором в своем телефоне. Пруд был в четырехстах-пятистах метрах слева.

– Наверняка этой дорогой он и шел вчера вечером при свете своего фонаря. Вариантов тут немного. Еще одна дорога ведет к пруду, но она совсем с другой стороны.

– Там, где нашли трупы…

Они шли молча, пытаясь представить собаку и ее хозяина, идущих тем же путем. Дорога вела прямо, а узкая тропинка уходила дальше в лес. Это она вела к пруду. Водоем показался в последний момент после поворота. Темный круг метров пятьдесят в диаметре. Крутые берега, узкий спуск с другой стороны, камыши и заросли крупных кувшинок.

Криминалисты с их начальником Оливье Фортраном и Паскаль Робийяр ставили желтые вехи и фотографировали землю метрах в тридцати от места, где стояли Люси и Шарко, и всего в трех метрах от пруда. Парочка спустилась к воде и подошла к ним по другой дорожке.

Робийяр с замотанной шерстяным шарфом шеей отделился от группы и объяснил:

– Вероятно, именно здесь их убили, в нескольких метрах от спуска. Сломанные ветки, следы, указывающие на борьбу. И опять те же самые листья мяты на земле. Довольно много крови на семи-восьми метрах, дальше более…

Он хрипло закашлялся и достал носовой платок.