Не теряй головы. Зеленый – цвет опасности (сборник) Брэнд Кристианна
– Слава богу, это не Фрэн! Я так испугалась… Мысли путаются… Я тут, кажется, в обморок упала. Сидела потом, старалась взять себя в руки. Заглянем еще раз к ней в комнату!
Фрэн крепко спала, свернувшись, как котенок. Когда зажегся свет, она пошевелилась и раскрыла сонные глаза.
– Кто там? Что? Бабушка! Что такое, воздушный налет?
Леди Харт застыла, как громом пораженная.
– Фрэнсис! Давно ты здесь?
– Что значит – давно? – Фрэнсис села в постели, отбрасывая назад черные кудри. – Всю ночь. То есть как легла, так и сплю.
Пенрок тоже переступил порог.
– Случилось несчастье с Грейс Морланд. Она… Словом, ее убили.
– Грейс Морланд убили? Как это – убили?
От пережитого ужаса Пенрок сделался раздражителен.
– Очень просто – голову отрезали! – рявкнул он.
Венис в халатике выглянула из своей комнаты, прижимая к груди таксу.
– Что тут за крики? Случилось что-нибудь? Воздушный налет?
– Грейс Морланд отрезали голову, – ответила Фрэнсис и залилась истерическим смехом.
Леди Харт, предостерегающе взглянув на Пенрока, села на край кровати и обняла внучку.
– Тише, моя дорогая, успокойся. Ты разволновалась до неприличия. Венис, у нас в саду нашли бедняжку мисс Морланд. Пен только что ходил смотреть.
В комнату бесшумно вдвинулся Генри Голд – темноволосый, чуточку таинственный, обвел быстрым взглядом лица.
Венис бросилась к нему:
– Генри, Грейс Морланд убили!
– Грейс Морланд? Она же была у нас сегодня. Как ее могли убить?
– Убили, представьте себе, – резко проговорил Пенрок, выведенный из себя их бестолковыми репликами. – Она лежит в канаве у дороги. Ей отрезали голову, точно так же, как судомойке прошлым летом. Там сейчас Бунзен, я ему на подмогу садовника отправил.
– В полицию звонили? – спросил Генри.
– Не сообразил. В самом деле, надо позвонить. А врача вызывать?
– Нет, если она точно мертва. Полицейские сделают все, что нужно.
– Она точно мертва, – свирепо ответил Пенрок, снова вспомнив жуткий труп в канаве. – Ее голова… Слушайте, Генри, может, позвоните вместо меня в полицию? Мне немного нехорошо…
Двигаясь как автомат, он прошел к себе в спальню и закрыл дверь.
Деревня Пиджинсфорд – горсточка маленьких домиков и лавчонок вокруг усадьбы, которую здесь называют «Большой дом». Никак не получалось втолковать единственному констеблю, что мисс Морланд убита и ее труп лежит у дороги возле дома мистера Пенрока. В конце концов Генри Голд попросту предложил констеблю немедленно прийти на место происшествия, а сам позвонил в полицейский участок соседнего городка Торрингтон – пятнадцать миль от Пиджинсфорда. Инспектор Кокрилл без большого интереса ответил, что приедет через полчаса.
Тем временем Фрэн настояла на том, чтобы разбудить мелодично храпевшего Джеймса. Склонившись над ним, она потрясла его за плечо.
– Проснись, Джеймс! Проснись!
– Чткое? – отозвался Джеймс, вновь натягивая одеяло до подбородка.
– Джеймс, просыпайся! Случился такой ужас! Пожалуйста, проснись!
Леди Харт, подойдя к умывальнику, смочила губку водой.
– Вот, попробуй! По моему опыту, безотказный способ.
Фрэн, сжалившись над Джеймсом, часть воды отжала и осторожно провела губкой по лицу спящего. Растрепанный спросонья Джеймс рывком сел, хлопая глазами.
– Эй, в чем дело? Вы что делаете, черт возьми?
– Если ты тоже спросишь про воздушный налет, я закричу, – предупредила леди Харт.
– Случилось ужасное несчастье, – повторила Фрэн. – Мисс Морланд убили. Там, в саду.
– Грейс Морланд? – растерянно переспросил Джеймс.
– Да! Ее убили, бедняжку. Сейчас явится полиция, будут всех расспрашивать. Они захотят узнать, где мы были всю ночь и тому подобное. Мы-то, конечно, все спали в своих постелях, но все-таки решили тебя разбудить и рассказать, что происходит…
По лицу Джейса мелькнула слабая улыбка.
К тому времени, как вернулся от телефона Генри, все сидели в гостиной в торжественном молчании.
– Ну вот, я позвонил в полицию. Еле дозвался кого-то осмысленного. В конце концов попросил вызвать Коки – он уже едет. – Генри из приличия делал скорбное лицо, сдерживая азарт. – А кто нашел тело?
– Я, – вздрогнув, ответила леди Харт. – Вернее, Бунзен ее нашел и сказал мне, а я сказала Пену. Я услышала шум, выглянула, а на террасе Бунзен бросает камешки в окно Пена – оно рядом с моим. Я спросила, в чем дело, а Бунзен ответил, что в саду у дороги, рядом с воротами, лежит девушка или женщина… Кажется, он сказал «молодая леди». Бедный старый Бунзен был совсем расстроен и запыхался страшно – бежал, наверное, через весь сад, чтобы сообщить Пену.
– Почему же сразу не пошел к нему?
– Так парадная дверь на ночь запирается, а до черного хода вокруг дома еще бежать и бежать, что тут непонятного? Генри, не перебивай! Рассказывай дальше, бабушка!
– Я спросила: «Что за женщина?» – а он сказал, что не знает. У нее лицо было закрыто волосами. Он только увидел, что на ней шляпка Фрэн.
– Моя шляпка?! – вскрикнула Фрэн.
– Так сказал Бунзен. Он ведь видел тебя в этой шляпке, когда подавал на стол. Наверняка он ошибся – откуда у мисс Морланд твоя шляпка? Но я-то, конечно, подумала, что это ты там лежишь, и я… Словом, я пошла и разбудила Пена, – немного сбивчиво закончила леди Харт.
Никто не обратил внимания на эту заминку.
– Ах, наверное, Бунзен ошибся! – взволнованно воскликнула Фрэн. – У нее никак не могло быть моей шляпки. Шляпку я оставила на столике в холле – сейчас пойду проверю.
Фрэн выбежала на лестницу и перегнулась через перила. Шляпная картонка стояла открытая и пустая. Крышка лежала на стуле, возле нее валялся обрывок папиросной бумаги. Генри встал рядом с Фрэн и тоже посмотрел.
– Кажется, она пропала.
Инспектор Кокрилл выглядел намного старше своих лет: невысокий темнолицый человечек с глубоко посаженными глазами, широким умным лбом, орлиным носом и гривой пушистых белоснежных волос. Мягкую фетровую шляпу он носил слегка набекрень, словно вот-вот начнет декламировать байроновское «Прощание Наполеона». В Торрингтоне и окрестных деревушках все его называли Коки. Говорили, что под желчной внешностью инспектора скрывается золотое сердце, хотя иные с горечью добавляли, что сердце это такое крошечное и докопаться до него так трудно, что не стоит и стараться. Пальцы его правой руки потемнели от никотина, став похожими на мореное дерево.
Он был глубоко потрясен, увидев у дороги несчастное изломанное тело. Инспектор знал Грейс Морланд еще маленькой девочкой. Отец мисс Морланд венчал его когда-то (причем произнес небольшую речь, оказавшуюся впоследствии неоправданно оптимистичной), затем похоронил жену инспектора, умершую родами. Ребенка в скором времени похоронил тоже, а вместе с ним все надежды инспектора, да и большую часть веры и милосердия. Грейс, когда подросла, поглядывала на инспектора, хоть и без особого воодушевления, считая его не ровней себе по происхождению и воспитанию. Он же нисколько не обижался, считая ее сентиментальной дурочкой. Но такой ужасной смерти она не заслужила, бедняжка! И голова… Инспектор бережно поднял отрезанную голову за волосы.
Светало, когда усталый инспектор вошел в гостиную. Леди Харт и девочки сидели, прижавшись друг к другу, на диване. Венис держала за руку Генри, а Фрэн сидела одна – именно потому, что желающих ее утешать было слишком много. На коленях у нее спал Азиз. Взволнованная горничная подала крепкий черный кофе.
Кокрилл тоже взял чашку.
– Не пошлете ли кофе моим людям в саду, мистер Пенрок? Сочувствую вам; такое потрясение.
Пробежавшись взглядом по лицам, инспектор подумал: «Одна из барышень при всем потрясении не забыла накраситься. А может, не успела снять макияж? Любопытно…»
Пенрок осторожно спросил:
– Инспектор, а как насчет домашних мисс Морланд? Вы, конечно, знаете ее служанку, старую Тротти. Для Тротти случившееся будет страшным ударом. Надо бы ей сообщить, как вы думаете?
Кокрилл иронически взглянул на него:
– О да, я об этом подумал.
Пенрок вспыхнул:
– Простите, я не хотел вам указывать.
– Ничего страшного, – улыбнулся Кокрилл. – Но вы не беспокойтесь, я обо всем позабочусь. А теперь скажите: кто-нибудь из вас что-нибудь знает об этой истории?
– Милый Коки, откуда? – воскликнула Фрэнсис.
Они с Венис знали инспектора с детства.
Кокрилл посмотрел на нее в упор, затем вытащил табак, листок бумаги и свернул себе корявую сигарету.
– Мистер Пенрок, а почему ваш дворецкий возвращался домой в полночь?
– Он ездил к сестре, в Тенфолд, – ответила Венис.
– Так и есть, инспектор. Я ему разрешил отлучиться после ужина. Сестра у него болеет, а тут позвонили, сказали, что ей стало хуже. Пока мы вас ждали, Бунзен рассказал, что она очень плоха и он задержался, вызывал доктора Ньюсома из Торрингтона. Знал, что я не буду возражать. Он у меня уже много лет служит и, в сущности, делает все, что ему заблагорассудится.
– И вы может подтвердить, что у него в самом деле есть больная сестра в Тенфолде?
Пенрок даже растерялся.
– Господи, да! Вы на что намекаете? Я и сам ее видел на днях. Спросите Ньюсома, пусть он скажет!
– Хорошо-хорошо, я просто спросил, – миролюбиво отозвался инспектор. – Итак, дворецкий обнаружил несчастную и сообщил вам, леди Харт, верно?
Леди Харт, уже немного придя в себя, добавила драматизма в повесть о своем пробуждении:
– …И тогда я бросилась к мистеру Пенроку, разбудила его и рассказала о случившемся… А потом, кажется, упала в обморок.
– Я побежал в сад, – продолжил рассказ Пенрок, протягивая горничной чашку за новой порцией кофе. – Увидев, что там мисс Морланд, я оставил Бунзена рядом с телом и нашел еще одного человека ему в помощь, затем вернулся в дом, и мы с леди Харт разбудили остальных.
– В каком порядке? – осведомился Кокрилл, стараясь не задерживать взгляд на макияже Фрэн.
– Собственно говоря, Венис и мистер Голд сами проснулись. А мы сперва заглянули к Фрэн…
– Почему именно к ней, а не, скажем, к капитану Николлу?
– Потому что ее комната ближе. Прямо напротив спальни мистера Пенрока, – быстро ответила леди Харт, не глядя на Пенрока. – Вот мы туда и зашли сразу же. Моя внучка лежала в постели и спала. Потом подошли Венис с мужем, и в конце концов мы разбудили Джеймса. Еле растолкали, он так крепко спал… Тут мы заметили, что шляпка пропала…
Леди Харт вдруг запнулась.
– Шляпка? – насторожился Кокрилл. – Какая шляпка?
– Видите ли, инспектор, тут очень странная история, – волнуясь, ответил Пенрок. – Сегодня… То есть уже вчера, – поправился он, глядя на часы, – Фрэн прислали новую шляпку. Она оставалась в коробке, на столике в прихожей. Вы наверняка обратили внимание, что у мисс Морланд… э-э… на голове… была шляпка с цветами. Так вот, это шляпка Фрэн.
– Когда я ее видел, шляпы на голове не было, – задумчиво ответил Коки.
– Как так? Я же уверен… – Пенрок прижал ко лбу ладонь. – Ах да, точно, я ее снял, наверное. Теперь вспоминаю, я ее отбросил в сторону, чтобы разглядеть лицо. Я так испугался, что это Фрэн лежит в канаве… Хотел скорее увидеть лицо.
– Почему вы решили, что это Фрэн? – заинтересовался инспектор.
– Из-за шляпки, конечно! – резким тоном ответила леди Харт.
– А, да-да, из-за шляпки. А на самом деле Фрэн спокойно спала в своей постели?
– Да, – ответили хором Пенрок, леди Харт и Фрэнсис.
– И капитан Николл тоже спал в своей постели. А вы, Венис?
– Коки, я тоже спала, естественно.
– А вы, мистер Голд? Вы были вместе с Венис?
– Вообще-то я спал в гардеробной, но если вы намекаете… – с жаром начал Генри.
– Ладно-ладно, я просто спросил.
Инспектор коротко записал, кто где находился, начиная с того времени, когда они в последний раз видели мисс Морланд, а затем стал прощаться.
– Я сейчас еще раз зайду в Пиджинсфорд-коттедж…
Пенрок отметил про себя это «еще раз».
– …А с утра пораньше снова к вам. Я оставлю человека дежурить в холле. Вы не против, мистер Пенрок?
– Нет, конечно. А почему в прихожей? Что там сторожить? Там ничего нет.
– Вот именно это я и хочу посторожить, – отозвался Коки, вставая и нахлобучивая набекрень свою старую потертую шляпу. – Ничего – крайне интересный предмет, особенно в шляпной картонке. – И с этими словами инспектор, тяжело ступая, скрылся в ночи.
Все разошлись по своим комнатам, но спать ложиться было невмочь, и вскоре они снова собрались на площадке лестницы: кто присел на подоконник, кто – на большой дубовый сундук. Фрэн сидела на верхней ступеньке, держа на руках Азиза и глядя вниз, где сонный констебль охранял пустую шляпную картонку. Шляпка! Все вертится вокруг шляпки. Почему это бедное тело еще и выставили на посмешище посредством нелепой крошечной шляпки Фрэн? В голову лезли безумные мысли о загадочных вендеттах, о странных верованиях и суевериях – а потом с невероятным облегчением все вспомнили о судомойке в лесу. Маньяк, ну конечно! Тоже хорошего мало, но, хоть и нелепо такое говорить, по крайней мере мысль здравая. Маньяк нанес новый удар и по какой-то необъяснимой причуде больного мозга украсил труп жертвы первой же яркой вещицей, что подвернулась под руку. Но у кого под рукой могла оказаться шляпная картонка на столике в прихожей?
Генри в сотый раз спросил:
– Входная дверь точно была заперта?
– Разумеется! – сердито ответил Пенрок. – Вы все видели, как я ее запирал. Я еще помню, когда ночью хотел выйти из дома, ключ застрял в замке…
Такая обыденная мелочь, ключ не поворачивается в замке, а тем временем сердце сжимается от страха, что сейчас он увидит Фрэн, свою любимую, в грязной канаве, с отрезанной головой… Разве такое забудешь?
– А двери в сад? – Фрэн прислонилась к перилам, закуривая сигарету. – Во всех комнатах нижнего этажа – стеклянные двери… И в гостиной, и в столовой по другую сторону, и в библиотеке… Может, какая-то из них осталась открытой?
– Вряд ли Бунзен недосмотрел, – с сомнением отозвалась Венис.
Бунзен служил у отца Пенрока с тех давних пор, когда сам Пенрок был еще маленьким. Сестры Харт выросли под взглядом его добрых голубых глаз, и кроме этих троих людей, да еще своей сестры в Тенфолде он никого не любил в целом мире. К Пенроку обращался почтительно-сдержанно, а уж Фрэн и Венис были радостью его сердца. Он целыми днями придумывал для них маленькие приятные сюрпризы, мечтал о счастливом будущем для своих обожаемых барышень и не уставал любоваться их милыми причудами. Славный старик с круглым розовым морщинистым лицом и аккуратной каемкой серебристых волос вокруг лысины всегда бывал безупречно одет, если не считать ботинок, растянутых и надрезанных, чтобы не так болели мозоли; поэтому дворецкий всегда выбирал брюки подлиннее. Вся его жизнь прошла на службе семейству Пенрок; если и был за воротами Пиджинсфорда широкий мир, для Бунзена он не представлял интереса. И вправду, едва ли Бунзен мог оставить ночью хоть одну дверь не на запоре.
– Может, все-таки спросим его? – предложила Фрэн, вскакивая на ноги.
Они с Пенроком нашли дворецкого в кухне – старик сидел за столом, уставившись на чашку горячего чая. Бунзен поднял на хозяина измученный взгляд.
– Что же вы спать не ложитесь? – участливо спросил Пенрок.
Старик с трудом встал.
– Не могу, сэр. Так и вижу бедную леди. Вы, сэр, уже заранее знали, и то вам дурно сделалось, а я… так вот и наткнулся на нее по дороге. Никак не опомнюсь. Правда, я поначалу-то не понял, что голова у нее отрезана, мистер Пенрок, сэр, а не то и до дома, наверное, не дошел бы. Но я решил, что это мисс Фрэн лежит. Волосы темные и шляпка… Помоги мне боже, я думал, это мисс Фрэн… – Он закрыл лицо руками, однако вскоре справился с собой и начал извиняться: – Вы уж простите, милая моя мисс Фрэн, что я такое при вас говорю!
– Ах, что вы, Бунзен, не извиняйтесь! Постарайтесь обо всем этом не думать, вот и все. И чаю лучше не пейте, а то совсем не заснете.
– Ложитесь в постель и примите аспирину, что ли, – сказал Пенрок. – Утром поспите подольше. Кухарка и горничные без вас справятся. Только скажите, Бунзен: вы вчера заперли все двери, как обычно?
– Да, сэр, как полагается. Кроме входной двери, конечно. Ее я всегда вам оставляю.
– А окна и прочее? Не бойтесь, говорите. Было бы легче знать, что кто-то чужой мог пробраться в дом.
– Нет, сэр, я все запер, прежде чем ехать в Тенфолд.
Бунзена глубоко потрясла одна только мысль о том, что он мог оплошать в таком важном деле. Чтобы он оставил окна-двери нараспашку, да еще в такое время, когда кругом только и говорят о вторжении!
– Я и черный ход запер. Когда вернулся, открыл своим ключом. Давайте еще раз все осмотрим, сэр, если сомневаетесь! Увидите, все в полном порядке.
Констеблю, который вслед за ними пришел в кухню, явно не улыбалось тащиться на обход.
– Инспектор уже все осмотрел, – объявил он, грозно шмыгая носом. – Все заперто, честь по чести.
– Спасибо, – ответил Пенрок, хотя известие его не обрадовало.
Если дом всю ночь был надежно заперт, как в него пролез маньяк? И если все-таки пролез, что ему было нужно? Не за шляпкой же он пришел – о ней никто не знал, кроме самого Пенрока и его гостей.
Фрэн, видно подумав о том же, спросила:
– Бунзен, а вы никому не рассказывали про мою шляпку? Слугам или, может, в Тенфолде кому-нибудь?
– Нет, мисс Фрэн. С чего бы я стал рассказывать?
– Я понимаю, как это глупо звучит, а все-таки? Может, чтобы развлечь вашу сестру…
– Ни слова никому не говорил, мисс, – твердо ответил Бунзен. – Точно не говорил, ни там, ни дома. Хотя рассказать есть о чем. Вы в этой шляпке, мисс, были прямо как картинка, осмелюсь заметить. Мисс Фрэн ее примерила перед зеркалом в холле, сэр, – пояснил он Пенроку. – И спрашивает: «Бунзен, как вам?» А я говорю: «Загляденье, мисс». Правда, мисс Фрэн? Потом зашел на кухню, а там кухарке только что сообщили по телефону, что моей сестре опять хуже стало, и после того я ни о чем другом думать не мог – кроме работы, конечно. Только подал кофе и сразу на велосипеде поехал в Тенфолд. Все остальное у меня из головы как вышибло.
– Ну хорошо, Бунзен, ложитесь-ка спать. Простите, что вас растревожил. Это все пустяки. Спокойной ночи! И утром не спешите вставать, отдохните как следует. Горничные обо всем позаботятся.
– Спокойной ночи, милый Бунзен! – Фрэн коснулась руки старика. – Спите крепко! И постарайтесь… не думать ни о чем.
Улыбнувшись Бунзену, она ушла наверх вместе с Пенроком.
Почти все уже легли спать. Венис выглянула из своей комнаты:
– Пен, а может, мы оставили дверь в сад открытой после того, как вечером выпускали Азиза?
– Я сам закрыл эту чертову дверь, – мрачно ответил Пенрок.
Фрэн совсем поникла.
До чего же неудачно, что они с Джеймсом именно в эту ночь тайком разговаривали в саду! А дверь черного хода оставили открытой, чтобы потом незаметно вернуться. Конечно, с убийством это никак не связано. Просто маньяк, наверное, вошел в дом неведомо зачем, увидел на столе шляпную картонку, забрал шляпку и украсил ею мертвое тело. Или, может, сама мисс Морланд?.. Но откуда ей было знать, что черный ход несколько минут оставался незапертым? И зачем ей шляпка? Мисс Морланд ее так ругала. Сказала, что даже мертвой в канаве не хотела бы в этой шляпке показаться людям на глаза…
А теперь она мертва. И лежала в канаве, в этой самой шляпке. И если смотреть правде в лицо – а Фрэн от правды никогда не пряталась, – слова мисс Морланд слышали всего шесть человек: сама Фрэн, ее сестра-близнец, ее вторая половинка Венис; бабушка, заменившая им обеим и мать, и отца, и лучшего друга, и Пен – милый Пен, самый добрый и честный из людей, и Генри, кого Венис так отчаянно любит, и Джеймс. Джеймс обнимал ее тогда в саду, прижимал к себе сильно, до боли, и обрушил на нее море любви и тоски… Вечно сонный Джеймс – проснулся наконец.
Венис, бабушка, Пен, Генри и Джеймс. Больше никто тех слов не слышал.
Глава 3
Наутро за завтраком царила гнетущая атмосфера. Все, как и Фрэн, лежа без сна, сложили два и два и сделали примерно те же выводы. Время от времени в столовую доносились громкие голоса и топот: подручные Коки заполонили дом и подвергли его тщательному досмотру. В холл обитателям дома выходить запретили, так что в столовую они добирались кружными путями. Таким же путем туда явилась молодая леди, которую Бунзен представил неодобрительным тоном:
– Мисс Ле Мэй, сэр, с разрешения инспектора Кокрилла.
В серо-зеленых глазах мисс Ле Мэй искрилось любопытство. Сама она была миниатюрное создание с худенькой энергичной фигуркой и выразительными смуглыми руками. Густые волосы, рыжие от природы, с помощью искусства превратились в каштановые, а подстрижены были так коротко, что напоминали вязаную шапочку, которая плотно обтягивает голову. Поверх волос мисс Ле Мэй повязала яркий шарф, закрепив его концы парой громадных золотых шпилек. Выглядела она довольно стильно, однако все моющие средства в мире не помогли бы ей создать впечатление чистоты. Мисс Ле Мэй была характерной актрисой и довольно успешно пробивала себе дорогу в театрах Вест-Энда. Кроме того, она была двоюродной сестрой Грейс Морланд.
Пенрок встал, чтобы поздороваться.
– Мисс Ле Мэй! Я и не знал, что вы здесь. Или вы только сейчас приехали?
– Я приехала вчера вечером, – коротко ответила Пайпа, небрежно помахивая рукой. – Доброе утро, леди Харт! Привет, Венис! Привет, Фрэн! О, привет, Джеймс!
– Привет, Пайпа, – ответили все, растерянно глядя на нее.
Пенрок предложил ей сесть.
– Спасибо, – ответила она, хладнокровно усаживаясь за стол. – А можно мне кофе? Слушайте, вот ведь какая петрушка с бедолагой Грейс, правда?
– Ужасно, – ответил Пенрок, вновь разволновавшись.
– Когда я вчера приехала, она была какая-то взвинченная. Я подумала, это от неожиданности. Вы же знаете, она любила разводить панику из-за всякой ерунды. Ее нужно было за два месяца предупреждать, что приедешь, но я сама только вчера вдруг решила и собралась. Не тратить же девять пенсов на телеграмму! Цены военного времени – это кошмар какой-то.
– Вы могли позвонить сюда, мы бы с удовольствием ей передали, – сказал Пенрок.
В Пиджинсфорд-коттедже не было телефона.
– Ага, междугородний звонок ненамного дешевле телеграммы обойдется. Да и мне просто в голову не пришло.
– Так вы говорите, она казалась расстроенной?
– Лицо зареванное, и нервы на взводе. Около восьми вечера дело было.
– Когда вы ее в последний раз видели? – раздалось сразу несколько голосов.
– Боже мой, вы прямо как старина Кокрилл! Он сегодня явился ни свет ни заря, вытащил нас из постели и задавал самые невероятные вопросы. В конце концов мы выяснили, что в последний раз видели ее в начале двенадцатого, когда спать ложились. Тротти дала мне горячего молока с печеньем каким-то и понесла то же самое Грейс, а когда вернулась, сказала, что Грейс сама не своя, бегает по комнате кругами, как курица с отрезанной головой… Ах, господи! – Пайпа прижала ко рту ладонь, округлив глаза в комическом испуге. – Какое неудачное сравнение!
– Пожалуйста, продолжайте, дорогая, – сказала леди Харт, хотя Пайпа вовсе не была ей дорога.
– В общем, она там хлопала крыльями и повторяла, что кого-то теперь держит в кулаке, или что-то вроде этого.
– Что это может значить? – изумилась Фрэн.
– Бог ее знает… Она сказала «кое-кто у меня в кулаке» – довольно-таки неопределенно, да еще в пересказе Тротти. А что за история со шляпкой? – вдруг спросила Пайпа.
Все утро о шляпке никто и слова не промолвил, словно ее значение было слишком глубоким и опасным, чтобы поминать о нем всуе. От бесцеремонного вопроса Пайпы все разом застыли.
Пенрок спросил:
– Разве инспектор вам не рассказывал?
– Он мне задал кучу дурацких вопросов. Откуда мне что-то знать о какой-то шляпке Фрэн?
А может, она и знала, подумала Венис, и черная туча в ее душе мигом развеялась. Вот спасение от ужасных мыслей, приходящих в предрассветный час, когда жизненная энергия идет на убыль и чувство юмора изменяет. Грейс вполне могла все рассказать своей кузине Пайпе, да и старой служанке Тротти. А уж Тротти могла насплетничать половине деревни. Десятки людей, наверное, знали о словах Грейс Морланд насчет шляпки. В милой, такой привычной столовой с белыми стенами и льющимся в высокие окна бледным светом зимнего солнца Венис вдруг стало совершенно ясно, что случилось всего лишь простое совпадение. Мисс Морланд забрала шляпку для каких-то своих целей – может быть, назло Фрэн. А по дороге через сад на нее напали, убили и бросили в канаву. И совсем нет места ужасным, темным подозрениям, о которых даже Генри рассказать невозможно. Никто из дорогих ей людей не замешан, все легко, и ясно, и вполне объяснимо.
Венис с живостью повернулась к Пайпе Ле Мэй:
– Мисс Морланд говорила вам или Тротти про шляпку Фрэн? Ей эта шляпка не понравилась. Мисс Морланд ее назвала глупой и легкомысленной, и даже когда с Пеном прощалась у своего дома, что-то ему говорила в том же духе… Должно быть, она и Тротти сразу рассказала…
– Не знаю, меня при этом не было, – равнодушно ответила Пайпа. – Мне она ничего не говорила, а Тротти уверяет, что и ей тоже. А что, разве это важно?
Леди Харт видела, что Фрэн расстроилась. Ужасно, что ее смешную шляпку использовали для такой чудовищной цели. Выходило, будто сама Фрэн каким-то образом виновата в том, что бедную бестолковую Грейс Морланд не просто убили, а еще и надсмеялись над ней.
Чтобы сменить тему, леди Харт сказала:
– Пайпа, а зачем вы приехали? Я думала, вы сейчас выступаете в ревю?
– Случилось несколько выходных, – беспечно ответила Пайпа. – У нас новая система – играем по очереди, так, чтобы два раза подряд не было одинакового состава. Это привлекает публику: зрители знают, что увидят и знакомых артистов, и новых тоже, как и новые номера. А главное, всегда можно урвать свободный день-два, если понадобится.
Все невольно подумали о том, что для Пайпы не было никакой необходимости урывать пару свободных дней ради поездки к кузине Грейс. Она и так еще со школы приезжала сюда каждое лето. Деревушка Пиджинсфорд расположена поблизости от моря, у Грейс имелась машина, хоть и крошечная, и погостить месяц у кузины ничего Пайпе не стоило. А среди зимы здесь не бывает никаких развлечений, кроме заседаний женского клуба в Тенфолде да чаепитий у священника.
Джеймс Николл знал Пайпу лучше других – когда-то она охотно каталась с ним на парусной лодке «Зеленые рукава» и оставалась выпить вместе пива, когда компания из Пиджинсфорда чинно отправлялась домой.
Быть может, по праву такого давнего приятельства он вдруг спросил:
– Послушай, э-э… Пайпа. А что ты делала вчера вечером, от половины десятого до одиннадцати?
Кофейная чашечка Пайпы резко звякнула о блюдце. Но замешательство продлилось не дольше секунды. Пайпа ответила спокойно:
– Мне стало скучно с Грейс и Тротти. Я вышла прогуляться по саду. При луне там красиво – заснеженные холмы и все прочее. Вы уж простите, мистер Пенрок: я, кажется, забрела на вашу территорию. Вечно путаюсь, что относится к вашей усадьбе, а что к коттеджу. Сад принадлежит вам, правильно?
– Здесь все принадлежит мне, – коротко ответил Пенрок. – А коттедж мисс Морланд у меня арендовала.
– Ты кого-нибудь видела в саду? – спросил Джеймс.
Имущественные вопросы его, судя по всему, не интересовали.
– По-моему, там прогуливался еще один человек, – с готовностью ответила Пайпа. – Хотя, может, мне и показалось. Я его толком не разглядела, просто видела, что кто-то ходит. Конечно, я рассказала об этом полиции.
В половине одиннадцатого, подумала леди Харт, все они в гостиной играли в карты – то есть все, кроме Джеймса. Он сказал, что у него болит голова, и пошел подышать воздухом. Правда, к одиннадцати вернулся и лег спать. Так сказала Фрэн. Крикнула сверху, перегнувшись через перила: «Говорит, он уже лег! Спать хочет, голова так и не прошла». В одиннадцать Грейс Морланд была еще жива.
Джеймс сказал:
– Должно быть, это меня ты видела в саду. Я там… гулял. Странно, что мы разминулись. Конечно, все это ничего не значит, но полицейские наверняка будут расспрашивать.
– Уже расспрашивали, – весело подмигнув, ответила Пайпа.
Полицейские продолжали расспрашивать. Инспектор Кокрилл с темными от бессонницы кругами возле блестящих птичьих глаз повесил фетровую шляпу в прихожей – туда уже вновь открыли доступ всем желающим – и обосновался в библиотеке, вызывая к себе по очереди обитателей дома. Покончив с этой частью расследования, он созвал всех вместе и произнес небольшую речь:
– Итак, леди и джентльмены, я не задержу вас надолго. Дело это ужасное, и я вам очень благодарен за помощь. Насколько мы смогли установить, убийство было совершено между одиннадцатью вечера, когда горничная мисс Морланд в последний раз видела свою хозяйку, и полуночью, когда дворецкий обнаружил тело. За это время из прихожей забрали шляпку, позднее найденную вместе с телом. Имеются сведения… – тут он почти незаметно подмигнул Фрэн, – что в одиннадцать часов шляпная картонка, по всей видимости нетронутая, находилась здесь, на столике. Начиная с этого времени все двери и окна дома были заперты изнутри на замки и засовы. После преступления я обнаружил их также запертыми изнутри.
Инспектор сделал многозначительную паузу и скрутил себе сигаретку.
– Это же невозможно, Коки! – сказала Фрэнсис. – И потом, о шляпке никто не знал.
– Очень многие знали, – сурово поправил Коки. – Вы сами знали. Знала леди Харт, знали Венис, мистер Голд и капитан Николл. И дворецкий.
– И все остальные слуги, без сомнения, – прибавила леди Харт.
– А! Слуги! – живо откликнулся инспектор. – Я как раз собирался к ним перейти. Леди и джентльмены, позвольте вам сообщить, что прислуга Пиджинсфорд-хауса никак не связана с преступлением. Еще до одиннадцати у кухарки разболелись зубы и болели долго после полуночи. Что оказалось весьма удачным, поскольку все суетились вокруг нее с гвоздичным маслом, горячими полотенцами и, надо думать, стаканчиками бренди. Во всяком случае, постоянно были друг у друга на виду, почти не отлучаясь, так что об убийстве никто даже подумать не успел бы. Дворецкий, конечно, знал о шляпке, но минут в двадцать – двадцать пять двенадцатого он только-только выехал из Тенфолда на велосипеде. И если он за тридцать пять минут одолел четыре мили по холмам, где еще снег лежит, выманил бедную леди из коттеджа, убил, принес шляпку, нахлобучил ей на голову и добежал через сад к дому звать на помощь – что ж, одно могу сказать: для своего возраста он в прекрасной спортивной форме. Мне, например, такие подвиги не по силам.
Кокрилл бросил на дворецкого суровый взгляд, словно был сильно обижен его физическим превосходством. Бунзен в ответ благодарно улыбнулся дрожащими губами.
– Что касается престарелой служанки в коттедже, – продолжал инспектор, принимаясь за очередную самокрутку, – думаю, вы все согласитесь, что о ней речи нет. – Кокрилл обвел взглядом присутствующих, как будто кто-то мог возразить. – Итак, она исключается. Дворецкий исключается. Прочие слуги исключаются. Остаются всего шестеро человек, знавших о шляпке и в силу этого попадающих под подозрение. Вы уж меня простите, но таковы факты. А от фактов прятаться бесполезно.
– Коки, а как же маньяк? Тот, что в прошлом году убил девушку в лесу?