Время предательства Пенни Луиза
– Мы с мадам Гамаш храним некоторые вещи, оставшиеся нам от родителей. Как тебе известно, у нее триста сестер и братьев, так что наследство нам досталось не целиком.
Изабель Лакост рассмеялась. Каждый раз, описывая семью мадам Гамаш, шеф увеличивал количество сестер и братьев своей жены. Лакост подозревала, что Гамаш – единственный ребенок – был потрясен, внезапно оказавшись в большой семье.
– Что там в подвале?
– Кедровый сундук с летними вещами, садовая мебель, принесенная на зиму. В основном дешевая пластмассовая. Садовые шланги и инструменты. Ничего личного.
– Ничего оставшегося с детских лет?
– Абсолютно.
Они оба знали, что даже для людей категорически несентиментальных такое было необычным. Но для пятерняшек? Вокруг них выстроилась целая промышленность. Сувениры, книги, куклы, пазлы. Гамаш не сомневался: если поискать в его доме, там непременно найдется что-нибудь связанное с пятерняшками. Ложечка, купленная его матерью. Открытка от родителей Рейн-Мари с улыбающимися девичьими мордашками.
В те времена, когда в Квебеке многие начинали отворачиваться от церкви, пятерняшки стали новой религией. В отличие от строгой католической веры, самыми действенными символами которой были жертва и смерть, долго сохранявшийся образ пятерняшек Уэлле являл собой символ счастья. Пять улыбающихся девчушек, ярких и живых. Мир пал на колени перед ними. Казалось, что единственные, кто не влюблен в пятерняшек, – это сами пятерняшки.
Гамаш и Лакост прошли по коридору и направились в разные спальни, договорившись встретиться через несколько минут и обменяться наблюдениями.
– Ничего, – доложила Лакост. – Чисто. Аккуратно. Никакой одежды, никаких личных вещей.
– И никаких фотографий.
Она отрицательно покачала головой.
Гамаш сделал длинный выдох. Неужели они и в самом деле жили такой стерильной жизнью? Нет, их дом вовсе не казался таким уж холодным. На взгляд Гамаша, он был теплым, дружелюбным. Здесь имелись персональные вещи, но не было глубоко личных.
Они вошли в спальню Констанс. Ковер с засохшими пятнами крови лежал на своем месте. Чемодан оставался на кровати. Орудие убийства унесли, но полицейская лента показывала место, где прежде валялась тяжелая лампа.
Гамаш подошел к маленькому чемодану и принялся вытаскивать из него вещи и аккуратно укладывать на кровать. Свитера, нижнее белье, шерстяные носки, юбка, удобные брюки. Теплое нижнее белье и фланелевая ночная рубашка. Все, что может понадобиться на Рождество в холодных краях.
Между теплыми рубашками он нашел три подарка, завернутые в цветную бумагу. Гамаш пощупал их, и бумага захрустела. Внутри было что-то мягкое.
Он знал: это что-то из одежды – сам получил от детей немало носков, галстуков, шарфов. Он взглянул на надписи.
Один подарок для Клары, другой для Оливье, третий для Габри.
Гамаш протянул свертки Лакост:
– Разверни их, пожалуйста.
Пока она занималась подарками, он осмотрел содержимое чемодана. Один из свитеров показался ему плотнее, чем обычно. Гамаш взял его и встряхнул.
– Шарф для Клары, – доложила Лакост. – Варежки для Оливье и Габри.
Она снова завернула подарки.
– Посмотри-ка, – сказал Гамаш, демонстрируя ей находку.
Фотографию.
– В списке Монреальской полиции этого не было, – заметила Лакост.
– Пропустить легко, – сказал Гамаш.
Он вполне представлял себе настроение криминалистов. Поздно, холодно, они проголодались, а дело все равно скоро спихнут другим.
Тут сказывался не столько непрофессионализм, сколько спешка. Никто не заметил маленький черно-белый снимок в свернутом толстом шерстяном свитере.
Гамаш подошел к окну и стал вместе с Лакост разглядывать фотографию.
Им улыбались четыре женщины лет тридцати пяти. Они обнимали друг дружку за талию и смотрели прямо в объектив. Гамаш поймал себя на том, что улыбается им в ответ, и заметил, что Лакост тоже не сдержала улыбку. Женщины на фотографии улыбались не во весь рот, но искренне и заразительно.
Это были четыре счастливых человека.
И хотя лица у них были одинаковыми, во всем остальном они различались. Одеждой, прическами, обувью, стилем. Даже фигурами. Две из них были полными, одна – худощавой, а четвертая являла собой нечто среднее.
– Что ты думаешь? – спросил он у Лакост.
– Очевидно, что это четыре сестры, но создается впечатление, будто они стараются выглядеть непохожими друг на друга.
Гамаш кивнул. У него возникло такое же ощущение.
Он посмотрел на оборот фотографии. Никаких надписей.
– Почему только четыре? – спросила Лакост. – Что случилось с пятой?
– Кажется, она умерла довольно молодой, – ответил Гамаш.
– Ну, выяснить нетрудно, – сказала Лакост.
– Да. Похоже, это работа как раз для меня, а ты займись чем-нибудь потруднее.
Гамаш сунул фотографию в карман, и следующие несколько минут они обыскивали комнату Констанс.
На прикроватной тумбочке лежала стопка книг. Гамаш вернулся к чемодану и вытащил оттуда книгу, которую Констанс собиралась взять с собой: «Ru» Ким Тюи[26].
Он открыл книгу на закладке и перевернул страницу. Прочел первое предложение. Слова, которых никогда уже не прочтет Констанс Уэлле.
Гамаш любил книги, и закладка, оставленная недавно умершим человеком, вызывала у него печальные чувства. Он хранил две такие книги. Они стояли в шкафу в его кабинете. Их нашла его бабушка на прикроватных тумбочках в спальне его родителей после их гибели в автомобильной аварии. Гамаш тогда был ребенком.
Время от времени он доставал эти книги, трогал закладки, но так и не нашел в себе сил продолжить чтение с того места, где остановились они. Дочитать историю до конца.
Гамаш закрыл книгу Констанс и выглянул в окно на маленький задний двор. Он подозревал, что под снегом там огород. И летом сестры садились на дешевые пластмассовые стулья в тени большого клена и пили холодный чай. И читали. Или разговаривали. Или просто молчали.
Говорили ли они о тех днях, когда были пятерняшками Уэлле? Вспоминали ли детство? Вряд ли.
Этот дом казался убежищем, в котором они прятались от своего прошлого.
Старший инспектор повернулся и посмотрел на пятно на ковре, на полицейскую ленту. На книгу в своей руке.
Скоро он узнает всю историю.
– Я, кажется, понимаю, почему сестры Уэлле скрывали, что они пятерняшки, – сказала Лакост, когда они уже собирались уходить. – Но почему в безопасности собственного дома не хранить своих фотографий, открыток, писем? Вам это не кажется странным?
Гамаш спустился с крыльца:
– Думаю, в их жизни было очень мало того, что принято считать нормальным.
Они медленно пошли по утоптанной тропинке, щурясь на ярком солнце, усиленном снежной белизной.
– Кое-что еще отсутствовало, – сказал Гамаш. – Ты не заметила?
Лакост задумалась. Она знала, что Гамаш не проверяет ее. Он был выше этого, как и она сама. Однако сейчас у нее не было никаких идей.
Она отрицательно покачала головой.
– Ничего о родителях, – сказал Гамаш.
«Черт!» – подумала Лакост. Ничего о родителях. И как она упустила? В этой куче пятерняшек – или отсутствующих пятерняшек – она упустила нечто важное.
Месье и мадам Уэлле. Одно дело – скрывать часть своего прошлого, но зачем стирать из него еще и собственных родителей?
– По-вашему, что это означает? – спросила Лакост.
– Возможно, ничего.
– Вы полагаете, именно это забрал убийца?
Гамаш обдумал ее вопрос:
– Фотографии родителей?
– Семейные фотографии. Родителей и сестер.
– Не исключено, – ответил он.
– Я тут подумала… – начала Лакост, когда они подошли к ее машине.
– Продолжай.
– Да нет, глупости.
Гамаш поднял брови, но ничего не сказал. Просто посмотрел на нее.
– Что нам вообще известно о пятерняшках Уэлле? – спросила Лакост. – Они по собственной воле исчезли из виду, стали сестрами Пино. Вели чрезвычайно замкнутую жизнь…
– Не тяни, инспектор, – подбодрил ее Гамаш.
– Возможно, Констанс не последняя.
– Pardon?
– Откуда нам известно, что остальные мертвы? Может быть, одна из них жива. Кто еще мог проникнуть в дом? Кто еще знал, где они живут? Кто еще мог забрать семейные фотографии?
– Мы даже не знаем, понимал ли убийца, что Констанс из пятерни Уэлле, – заметил старший инспектор. – И мы не знаем, были ли похищены семейные фотографии.
Он уехал, но гипотеза Лакост не давала ему покоя.
Возможно, Констанс не последняя.
Глава двенадцатая
«Слушай внимательно, – умолял себя Жан Ги Бовуар. – Бога ради, сосредоточься».
Его колени дрожали, и он положил на них руку, поприжал.
Мартен Тесье инструктировал агентов, назначенных в рейд на одну из байкерских баз.
– Это вам не какие-то татуированные громилы, – говорил заместитель Франкёра, поднимая глаза от схем в блокноте. – Слишком многие мертвые полицейские и главари банд недооценивали байкеров. Это воины. Внешне они, может, и похожи на бездомных бродяг, но не сомневайтесь: они подчиняются дисциплине, они преданны и весьма мотивированы на защиту своей территории.
Тесье продолжал – сыпал образами, схемами, планами.
Но Бовуар слышал только собственный умоляющий голос: «Господи боже, не дай мне умереть».
Старший инспектор постучал в дверь и вошел в кабинет Терезы Брюнель. Она подняла голову и взглянула на него.
– Пожалуйста, закройте дверь, – сказала она, снимая очки.
Ее голос и манеры показались ему необычно резкими.
– Я получил ваше сообщение, но меня не было в городе.
Он посмотрел на часы на ее столе – стрелки только-только перевалили за двенадцать.
Она показала ему на стул. Он помедлил секунду, потом сел. Тереза опустилась на стул рядом. Выглядела она усталой, однако одета была, как всегда, с иголочки и полностью владела собой.
– Извините, Арман, но мы дошли до конца.
– Что вы имеете в виду?
– Вы знаете, что я имею в виду. Я думала об этом, говорила с Жеромом, и мы считаем, что искать тут больше нечего. Мы гонялись за собственным хвостом.
– Но…
– Не прерывайте меня, старший инспектор. Вся история с видео вышла из-под контроля и раздулась до невероятных размеров. С ней покончено. Видео ушло в свет, и, что бы мы ни делали, назад его не вернуть. Вы должны остановиться.
– Не понимаю… – Он вгляделся в ее лицо.
– Все очень просто. Вы обиделись, рассердились и захотели отомстить. Вполне естественно. Потом вы убедили себя, что за этим стоит нечто большее, чем просто видео. Вы распалились и распалили всех вокруг. Включая и меня. Тут уж моя вина, не ваша. Я позволила себе поверить вам.
– Что случилось, Тереза?
– Суперинтендант, – отрезала она.
– Dsol. Суперинтендант. – Он понизил голос. – Что-то случилось?
– Конечно случилось. Я пришла в чувство. И вам советую сделать то же самое. Я почти не спала прошлой ночью. Утром встала и набросала кое-какие заметки. Хотите посмотреть?
Гамаш кивнул, внимательно глядя на нее. Она протянула ему листок с записями. Он надел очки, прочитал написанное и аккуратно сложил листок пополам.
– Как видите, я перечислила все, что может свидетельствовать в пользу вашей версии, согласно которой старший суперинтендант Франкёр организовал утечку видео и имеет еще более далеко идущие и зловещие цели…
– Тереза! – воскликнул Гамаш, внезапно наклонившись вперед, словно хотел физически воспрепятствовать продолжению ее монолога.
– Да бога ради, старший инспектор, прекратите вы. В моем кабинете нет жучков для прослушки. Нас никто не слышит. Никому мы не нужны. Все это в вашей голове. Посмотрите на мои записи. Там нет никаких доказательств. Груз нашей дружбы и мое уважение к вам затуманили мой разум. Вы соединили точки, которые существуют только в вашей голове. – Она подалась к нему чуть ли не с угрозой в голосе и облике. – И все по причине вашей личной неприязни к Франкёру. Если вы и дальше будете продолжать так, Арман, то я лично пойду к нему со свидетельствами ваших действий.
– Не пойдете, – произнес Гамаш, едва владея голосом.
– Я устала, Арман, – сказала она, вставая и пересаживаясь за свой стол. – Жером без сил. Вы затащили нас обоих в ваши фантазии. Прекратите. А еще лучше – подайте в отставку. Поезжайте в Париж на Рождество, подумайте о моих словах, а когда вернетесь…
Она не закончила предложение, и оно повисло в воздухе между ними.
Гамаш встал:
– Вы совершаете ошибку, суперинтендант.
– Если и совершаю, то сделаю это в Ванкувере с нашей дочерью. И там мы с Жеромом обсудим мое будущее. Пора отступить, Арман. Квебекская полиция не разваливается на части. Разваливаетесь вы. Мы динозавры, и метеорит уже упал на землю.
– Готов? – Тесье похлопал Бовуара по спине.
«Нет».
– Готов, – ответил Бовуар.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты повел команду на второй уровень бункера.
Тесье улыбался, словно только что вручил Бовуару билет на Багамы.
– Да, сэр.
Он сумел дотащиться до туалета и заперся в кабинке. Его рвало и рвало без остановки, пока желудок не опустел и из нутра не стал прорываться наружу лишь зловонный воздух.
– Вас, шеф.
– Это важно?
Секретарь заглянула через открытую дверь в его кабинет. За все те годы, что она работала со старшим инспектором Гамашем, он никогда не задавал такого вопроса. Доверялся ей – если уж она переводит звонок на него, то, по ее мнению, разговор того стоит.
Но после встречи с суперинтендантом Брюнель он казался каким-то рассеянным и последние двадцать минут просто смотрел в окно.
– Хотите, чтобы я приняла телефонограмму?
– Нет-нет. – Он потянулся к трубке. – Я отвечу.
– Salut, patron, – раздался веселый голос Оливье. – Надеюсь, не оторвал вас от дел. – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Габри просил уточнить, понадобится ли вам номер сегодня.
– Кажется, я его уже предупредил. – Старший инспектор услышал в собственном голосе некоторое раздражение, но не сделал ничего, чтобы изменить тон.
– Послушайте, я только выполняю его просьбу.
– У него что, избыток желающих?
– Нет, номера есть, но он хочет знать, сколько вас будет.
– Что значит – сколько?
– Инспектор Бовуар тоже приедет?
Гамаш резко выдохнул в трубку.
– Voyons[27], Оливье, – раздраженно начал он, но тут же взял себя в руки. – Послушайте, я же ему все объяснил. Инспектор Бовуар работает по другому делу. Инспектор Лакост останется в Монреале, будет продолжать расследование здесь, а я приеду в Три Сосны, буду распутывать клубок с той стороны. Я оставил Анри у мадам Морроу. Так что я в любом случае приеду.
– Не надо так беспокоиться, старший инспектор, – фыркнул Оливье. – Я просто задал вопрос.
– Я не беспокоюсь, – сказал Гамаш, хотя было ясно, что это не так. – Я просто занят, и у меня нет времени на всякие глупости. Если в гостинице есть номер, значит все в порядке. Если нет, я заберу Анри и вернусь в Монреаль.
– Non, non. Номер есть. Оставайтесь сколько пожелаете. Гбри не принимает бронирование перед Рождеством. Он слишком занят концертом.
Гамаш не собирался продолжать разговор. Он поблагодарил Оливье, повесил трубку и посмотрел на маленькие часы на столе. Почти половина второго.
Старший инспектор откинулся на спинку кресла, развернулся спиной к кабинету и лицом к большому окну, выходящему на заснеженный Монреаль.
Половина второго.
Часы показывали половину второго.
Бовуар еще раз глубоко вздохнул и прижался спиной к стенке урчащего автобуса. Он попробовал закрыть глаза, но тошнота лишь усилилась. Он повернул голову, чтобы холодный металл охлаждал горячую щеку.
Рейд начнется через полтора часа. Жаль, что у автобуса нет окон: Бовуар хотел бы видеть город. Знакомые здания. Все надежно, предсказуемо. Жан Ги всегда предпочитал находиться среди творения рук человеческих, а не на природе. Он попытался представить, где они сейчас находятся. Уже проехали мост. Что там снаружи – здания или лес?
Где он?
Гамаш знал, где Бовуар. Бовуар должен был участвовать в рейде, начало которого запланировано на три часа.
Еще один рейд. Назначенный Франкёром рейд, в котором нет никакой необходимости.
Старший инспектор закрыл глаза. Глубокий вдох. Полный выдох.
Он надел куртку. У дверей остановился, глядя, как инспектор Лакост раздает задания агентам. Или пытается раздавать.
Это были новые агенты, переведенные в отдел, тогда как люди Гамаша получили назначения в другие подразделения Квебекской полиции. Ко всеобщему удивлению, старший инспектор не протестовал. Не сопротивлялся. Казалось, он не замечал, как потрошат его отдел. Или его не заботило то, что происходит.
Такая реакция выходила за пределы объяснимой невозмутимости. Некоторые стали спрашивать себя, а не потерял ли Арман Гамаш вообще интерес к службе. И все же, когда он подошел к группе, они насторожились, замолчали.
– На пару слов, инспектор, – сказал Гамаш и улыбнулся агентам.
Изабель Лакост последовала за Гамашем в его кабинет.
– Бога ради, сэр, почему мы должны мириться с тем, что происходит? – Она мотнула головой в сторону офиса.
– Давай просто делать все, что можем.
– Как? Подняв руки вверх?
– Никто не поднимает руки вверх, – сказал он убедительным голосом. – Ты должна мне верить. Ты замечательный следователь. Цепкий, наделенный интуицией. Умный. И у тебя безграничное терпение. Ты сейчас должна им воспользоваться.
– Оно не безграничное, patron.
Он кивнул:
– Я понимаю. – Ухватившись руками за края стола, он наклонился к ней. – Конечно, не позволяй им хамить. Не позволяй выбить себя из колеи. И всегда, всегда полагайся на свою интуицию, Изабель. Что она тебе говорит?
– Что нас имеют.
Он откинулся назад и рассмеялся:
– Тогда положись на мою. Все развивается не так, как мне хотелось бы, это несомненно. Однако до конца еще далеко. Мы не сидим сложа руки, мы просто делаем глубокий вдох.
Лакост посмотрела на агентов, которые бездельничали за своими столами, игнорируя ее приказы.
– Но пока мы переводим дыхание, они берут верх. Уничтожают отдел.
– Да, – сказал он.
Она ждала, что последует «но», но Гамаш молчал.
– Может быть, припугнуть их? – предложила она. – Лев уважает только более крупного льва.
– Они не львы, Изабель. Они могут досаждать, но они ничтожны. Они муравьи или жабы. Можно переступить через них или обойти их. Но не нужно наступать на них. С жабами не воюют.
«Жабы или какашки. Фекалии какого-то зверя покрупнее», – думала Лакост, выходя из кабинета шефа. Старший инспектор прав, решила она. Новые агенты не стоят того, чтобы тратить на них силы. Она их обойдет. Пока.
Гамаш поставил машину на зарезервированное место – знал, что сотруднице, которая обычно паркуется здесь, оно не понадобится. Она улетела в Париж.
Он посмотрел на часы: два часа. Помедлил, закрыв глаза. Потом открыл их и решительно зашагал по обледенелой дорожке к служебному входу в Национальную библиотеку. У двери он набрал код Рейн-Мари на замке и услышал щелчок запора.
– Месье Гамаш. – Лили Дюфур с понятной обеспокоенностью подняла голову. – Я думала, вы в Париже вместе с Рейн-Мари.
– Нет, она поехала вперед.
– Чем я могу вам помочь?
Она встала и направилась к нему – подтянутая, хорошо владеющая собой. Дружелюбная, но холодноватая, на грани формальности.
– Мне нужно провести небольшое исследование, и я подумал, что вы мне поможете.
– На какую тему?
– Пятерняшки Уэлле.
Она подняла брови:
– Правда? Зачем вам это понадобилось?
– Вы ведь не ждете, что я отвечу на ваш вопрос? – спросил с улыбкой Гамаш.
– А вы, значит, не ждете, что я стану вам помогать?
Улыбка сошла с его лица. Рейн-Мари рассказывала ему о мадам Дюфур, которая охраняла документы Национальной библиотеки и архива Квебека, словно свою частную коллекцию.
– Полицейские дела, – пояснил он.
– Библиотечные дела, старший инспектор, – парировала она, кивая на большую закрытую дверь.
Он проследил за ее взглядом. Они сейчас находились в кабинетах, где работали библиотекари. А за теми дверями раскинулось общественное пространство библиотеки.
Приходя к жене, Гамаш по большей части ждал ее в громадном публичном пространстве библиотеки, где стояли ряды столов с лампами, за которыми сидели студенты, профессора, исследователи и просто интересующиеся. На столах имелись розетки для подключения компьютеров, а вай-фай обеспечивал доступ к файлам.
Но не ко всем файлам. В библиотеке и архиве хранились десятки тысяч документов. Не только книги, но и карты, дневники, письма, хартии. На многих из них лежала пыль веков. И большинство еще оставалось неоцифрованным.
Десятки специалистов просиживали долгие часы, чтобы просканировать все, но на это требовались годы, десятилетия.
Гамаш любил бродить по проходам, представляя себе всю историю, хранящуюся здесь. Карты, созданные Картье. Дневники Маргерит д’Ювиль. Забрызганные кровью планы битвы на Полях Авраама[28].
И может быть, может быть, история пятерняшек Уэлле. Не та, что предназначалась для публичного потребления, а их частные жизни. Их настоящие жизни, а не то, что происходило перед объективами камер.
Если где и хранилась такая история, то здесь.
И она была нужна Гамашу.
Он снова повернулся к мадам Дюфур:
– Я ищу сведения о пятерняшках Уэлле в связи с расследуемым делом, и мне необходима ваша помощь.
– Я уже догадалась.
– Мне нужно посмотреть их частный архив.
– Этот архив засекречен.
Читать бесплатно другие книги:
